История одной компании. Глава семнадцатая
XVII
Я узнал бы этот голос и через сто лет. Это была она. Эля. Эльвира Литвина. Теперь уже, конечно, Эльвира Сигал.
У меня застучало в ушах, а в глазах сделалось темно. Наверное, это оттого, что я резко встал. Да уж, в космонавты меня теперь точно не возьмут.
Как-то очень давно Эльвира, тогда ещё моя жена, поведала мне по секрету, как в детстве любила сотворить в своей голове невесомость. Для этого нужно сесть, говорила она, на вращающийся стульчик, какие обычно прилагаются к пианино, отталкиваясь от пола ногами, раскрутить себя вместе со стульчиком до упора, затем большими пальцами заткнуть уши, а указательными что есть силы надавить на глазные яблоки. Закрутиться опять-таки с помощью ног в обратную сторону и в момент толчка отпустить. И вот тут самое главное было удержаться на стульчике. Так она проверяла, возьмут ли её, как Валентину Терешкову, в космонавты. По её рассказам, она часто так развлекалась, только надо было проделывать всё втихаря от мамы, а то та ругалась и говорила, что это вредно или, что она, Эльвира, в один прекрасный день доиграется и что-нибудь себе покалечит.
Я очнулся. Надо было что-то отвечать.
- Здравствуй, Эля.
Не ахти как красноречиво, но, во всяком случае, голос мой прозвучал достаточно вежливо. Теперь бы ещё унять бешено бьющееся сердце; только как?
Мы обменялись ничего не значащими репликами. Я не знал, что ещё сказать. Почему-то язык начисто отказывался ворочаться. В висках всё ещё пульсировало. Я придвинул к себе один из рядком стоящих вдоль стены стульев и сел.
Сказала она:
- Вот я тебя и нашла. Ты удивлён? Не удивляйся, пожалуйста, всё очень просто. Мне твой телефон дала твоя мама. Как поживаешь, Лёня?
- Всё путём, Эля, если тебе это интересно.
Я постарался придать своему голосу оттенок небрежности.
Более глупый ответ трудно было придумать, но он её вполне удовлетворил. Она не стала уточнять и расспрашивать. А, может, уже всё знала о моём житье-бытье от матери. Поэтому я в свою очередь поинтересовался:
- Эля, что-то случилось? С Артёмом? Зачем ты меня искала? Как Костя? Младшие дети как?
Почему-то у меня язык не поворачивался произносить это напыщенное «Арнольд». Как не поворачивался произнести и другое, чуждое моему русскому слуху имя, имя её младшей дочки, о которой я был прекрасно осведомлён, – Ноэми.
- Дети, спасибо, хорошо. Арнольд недавно женился. Невестку зовут Юлиана. Хорошая девочка, между прочим. Она родом из Украины. А Артём со мной живёт. Я не работаю, занимаюсь семьёй, домом. Что тебе ещё рассказать? Помнишь Милу Герасину, нашу однокурсницу? Она передаёт тебе привет. Мила ведь тоже много лет здесь, в Израиле. Живёт в Бат-Яме. Это такой небольшой курортный городок недалеко от нас. Райское местечко! Милу стало не узнать. Вообрази, она так похудела! И вообще красотка! Прогуливается по своему Бат-Яму в мини-юбке и обалденных серебряных туфельках с бантами. А ты знаешь, по какой примете можно узнать влюблённую женщину? Именно по бантам на туфельках! Ещё как-то встретила Зорика Пинхасова. Помнишь, в девятом появился у нас второгодник? Ты говорил, что он похож на Конька-Горбунка, такой же маленький, находчивый и шустрый. Вечно вместо уроков бегал по барахолкам да по помойкам, всё какие-то сокровища искал, а наша Елена Георгиевна прочила его в сапожники. Так вот, он теперь художник-реставратор. Раздобрел, такой весь из себя импозантный стал! Живёт сейчас, как и мы, в Яффе. А у меня ещё дочка есть, но ты ведь, кажется, знаешь про неё. Моя Ноэми. Переводится, как Радость моя. Я зову её на русский манер Нюничка. Мне так больше нравится. Только она обижается. Нюничка – это ведь не я придумала. Помнишь, у Куприна в каком-то рассказе была Нюничка? Моя Нюничка - бойкая и очень уверенная в себе девочка. Знаешь, такая маленькая разбойница…
Повинуясь каким-то ей одной ведомым соображениям, она торопилась выдать мне как можно больше полезной информации, пока я её не перебил. Голос её звучал преувеличенно бодро. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Но отнюдь не озадачило, ведь за ней и прежде такое водилось.
- Вся в тебя, - осторожно вставил я. Потому что сколько можно было молчать. – Небось, у твоей Нюнички женихи не переводятся.
- Что ты, она ещё маленькая, - живо возразила Эля. - Моя Нюничка учится в школе.
Потом тихо добавила:
- Да, Лёня. Вся в меня, в кого ж ещё ей быть?..
XVII
Я узнал бы этот голос и через сто лет. Это была она. Эля. Эльвира Литвина. Теперь уже, конечно, Эльвира Сигал.
У меня застучало в ушах, а в глазах сделалось темно. Наверное, это оттого, что я резко встал. Да уж, в космонавты меня теперь точно не возьмут.
Как-то очень давно Эльвира, тогда ещё моя жена, поведала мне по секрету, как в детстве любила сотворить в своей голове невесомость. Для этого нужно сесть, говорила она, на вращающийся стульчик, какие обычно прилагаются к пианино, отталкиваясь от пола ногами, раскрутить себя вместе со стульчиком до упора, затем большими пальцами заткнуть уши, а указательными что есть силы надавить на глазные яблоки. Закрутиться опять-таки с помощью ног в обратную сторону и в момент толчка отпустить. И вот тут самое главное было удержаться на стульчике. Так она проверяла, возьмут ли её, как Валентину Терешкову, в космонавты. По её рассказам, она часто так развлекалась, только надо было проделывать всё втихаря от мамы, а то та ругалась и говорила, что это вредно или, что она, Эльвира, в один прекрасный день доиграется и что-нибудь себе покалечит.
Я очнулся. Надо было что-то отвечать.
- Здравствуй, Эля.
Не ахти как красноречиво, но, во всяком случае, голос мой прозвучал достаточно вежливо. Теперь бы ещё унять бешено бьющееся сердце; только как?
Мы обменялись ничего не значащими репликами. Я не знал, что ещё сказать. Почему-то язык начисто отказывался ворочаться. В висках всё ещё пульсировало. Я придвинул к себе один из рядком стоящих вдоль стены стульев и сел.
Сказала она:
- Вот я тебя и нашла. Ты удивлён? Не удивляйся, пожалуйста, всё очень просто. Мне твой телефон дала твоя мама. Как поживаешь, Лёня?
- Всё путём, Эля, если тебе это интересно.
Я постарался придать своему голосу оттенок небрежности.
Более глупый ответ трудно было придумать, но он её вполне удовлетворил. Она не стала уточнять и расспрашивать. А, может, уже всё знала о моём житье-бытье от матери. Поэтому я в свою очередь поинтересовался:
- Эля, что-то случилось? С Артёмом? Зачем ты меня искала? Как Костя? Младшие дети как?
Почему-то у меня язык не поворачивался произносить это напыщенное «Арнольд». Как не поворачивался произнести и другое, чуждое моему русскому слуху имя, имя её младшей дочки, о которой я был прекрасно осведомлён, – Ноэми.
- Дети, спасибо, хорошо. Арнольд недавно женился. Невестку зовут Юлиана. Хорошая девочка, между прочим. Она родом из Украины. А Артём со мной живёт. Я не работаю, занимаюсь семьёй, домом. Что тебе ещё рассказать? Помнишь Милу Герасину, нашу однокурсницу? Она передаёт тебе привет. Мила ведь тоже много лет здесь, в Израиле. Живёт в Бат-Яме. Это такой небольшой курортный городок недалеко от нас. Райское местечко! Милу стало не узнать. Вообрази, она так похудела! И вообще красотка! Прогуливается по своему Бат-Яму в мини-юбке и обалденных серебряных туфельках с бантами. А ты знаешь, по какой примете можно узнать влюблённую женщину? Именно по бантам на туфельках! Ещё как-то встретила Зорика Пинхасова. Помнишь, в девятом появился у нас второгодник? Ты говорил, что он похож на Конька-Горбунка, такой же маленький, находчивый и шустрый. Вечно вместо уроков бегал по барахолкам да по помойкам, всё какие-то сокровища искал, а наша Елена Георгиевна прочила его в сапожники. Так вот, он теперь художник-реставратор. Раздобрел, такой весь из себя импозантный стал! Живёт сейчас, как и мы, в Яффе. А у меня ещё дочка есть, но ты ведь, кажется, знаешь про неё. Моя Ноэми. Переводится, как Радость моя. Я зову её на русский манер Нюничка. Мне так больше нравится. Только она обижается. Нюничка – это ведь не я придумала. Помнишь, у Куприна в каком-то рассказе была Нюничка? Моя Нюничка - бойкая и очень уверенная в себе девочка. Знаешь, такая маленькая разбойница…
Повинуясь каким-то ей одной ведомым соображениям, она торопилась выдать мне как можно больше полезной информации, пока я её не перебил. Голос её звучал преувеличенно бодро. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Но отнюдь не озадачило, ведь за ней и прежде такое водилось.
- Вся в тебя, - осторожно вставил я. Потому что сколько можно было молчать. – Небось, у твоей Нюнички женихи не переводятся.
- Что ты, она ещё маленькая, - живо возразила Эля. - Моя Нюничка учится в школе.
Потом тихо добавила:
- Да, Лёня. Вся в меня, в кого ж ещё ей быть?..
Нет комментариев. Ваш будет первым!