В начале этого столетья в Корпусе учился второй сын Великого Князя КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА князь ГАВРИИЛ. Учился он хорошо, особенно по языкам. Большею частью он проживал в Петербурге, в Мраморном дворце своего отца, но аккуратно приезжал в Москву сдавать экзамены и тогда жил две-три недели в стенах Корпуса. Он был знаменщиком своего выпуска. На его кровати висел цигель с надписью: Его Высочество Князь Гавриил Константинович, но кадеты называли его просто — Гаврюшка. Вообще в своей товарищеской семье все были равны, и каждый ценился по своим указанным выше достоинствам или недостаткам.
Ни директор, ни воспитатели, ни преподаватели никогда не делали разницы между знатными и менее знатными — для них мы все были только воспитанники. Не было у нас разницы между велико- и малороссами, горцами и татарами, финами и поляками и т.д. Не знали мы также и религиозной разницы — иноверцы были освобождены от уроков Закона Божьего, от посещения православной церкви, они ходили в свои храмы и учились у своих церковных пастырей.
У кадет была своя особая мораль. Обмануть воспитателя или преподавателя не только не считалось предосудительным, но даже казалось каким-то молодчеством. Зато надуть товарища, или еще хуже выдать его, считалось бесчестным. А так как начальство, обыкновенно, в подобных случаях не наказывало обманщика или доносчика, то кадеты расправлялись с ним сами. Иногда на виновного набрасывали сзади шинель, били его и разбегались, прежде чем он успевал прийти в себя, узнать нападавших. Это называлось «сделать темную».
Наказания в Корпусе не были строгими, за мелкие поступки ограничивались выговором или оставляли на некоторое время без отпуска, за более серьезные прегрешения сажали в карцер, самым строгим и позорным наказанием считалось «спарывание погон»; это случалось очень редко, за мое семилетнее пребывание в Корпусе только два раза.
Первый раз когда, только что поступивший в Корпус, первоклассник присвоил себе перламутровый ножик своего соседа и на повторные вопросы воспитателя — «кто взял ножик» — не признался.
Второй раз в третьем классе, когда учившийся играть на скрипке, но не имевший способности к этому, кадет, обидевшись на учителя музыки, сделал свои физиологические потребности в любимую виолончель этого учителя.
Спарывание погон было обставлено торжественно и сопровождалось известной церемонией. После завтрака соответствующая рота строилась в своем ротном зале. Против левого фланга, перпендикулярно к нему, становился барабанщик и каптинармус с большими ножницами в руке. Приводили из карцера и ставили перед строем провинившегося. Чувствовалась грозная атмосфера, наступала гробовая тишина. После непродолжительной паузы, раздавалась команда «Смирно», входил директор Корпуса и, в присутствии ротного командира и офицеров-воспитателей, произносил назидательное слово о чести мундира и об уважении к нему. Затем ротный командир читал постановление педагогического совета, заканчивающиеся словами о том что совершивший такой неблаговидный поступок не достоин носить форму Екатериненца и наказывается снятьем погон, впредь до особого распоряжения. По данному директором знаку, барабанщик бьет «дробь», а каптинармус подходит к провинившемуся и срезает ему погоны, но так что остатки их остаются хорошо видными. После этого наказанного уводят в карцер, а рота расходится по классам. Но этим наказание не исчерпывается, хотя «беспогонник» и регулярно посещает уроки, но при построениях роты он всегда стоит отдельно, в нескольких шагах от левого фланга, и так же идет в столовую, где сидит отдельно от своих товарищей за особым столом.
Это тяжелое моральное наказание применялось лишь в редких случаях и только в младших классах, более старших кадет за неблаговидные поступки увольняли из Корпуса.
По субботам или в предпраздничные дни кадеты, имевшие родных, родственников или знакомых в городе, отпускались в отпуск, те, чьи родители жили в провинции, оставались в Корпусе. Начальство заботилось об их развлечениях — устраивались поездки в театр, посещения музеев, картинных галерей, древних монастырей итд. Кадеты первого класса, по воскресеньям, группами, вызывались в квартиру директора, где его две милые дочери заботливо кормили малышей пирожными и поили какао или чаем. В субботу и в предпраздничные дни, все кадеты, остававшиеся в Корпусе должны были по-ротно идти в корпусную церковь ко всенощной, а в воскресение и в праздники к литургии.
Стоять в церкви полагалось смирно, можно было только отставить ногу, разговаривать не разрешалось. В Царские дни, после торжественной церковной службы, на которой присутствовал директор и все воспитатели, одетые так же как и кадеты, в полную парадную форму, все три роты строились в Тронном зале и проходили церемониальным маршем перед директором Корпуса.
После чего подавался улучшенный, праздничный обед. Особенно помпезно праздновался Корпусной праздник. В Корпус привозилась масса декоративной зелени, деревца в кадках, цветы, цветочные гирлянды и прочее. Громадная наша столовая, обе приемные комнаты, спальная первой роты и Тронный зал превращались как бы в зимние сады. Накануне праздника, 23-го ноября ст. ст., на всенощной в корпусной церкви пел хор Чудова монастыря. Съезжались юнкера Петербургских Военных училищ, сходились Московские юнкера из бывших Екатерининцев, приезжали генералы и офицеры, бывшие питомцы Корпуса и все желающие из них получали довольствие и ночлег в его стенах.
На другой день — 24-ое Ноября день Екатерины — Корпусной праздник. Праздничное настроение, все в парадной форме, все блестит особой праздничной чистотой. С утра съезд гостей и начальства. В 10 часов начало обедни, служит архиерей, опять поет Чудовский хор. Церковь полна до отказа. После службы парад в Тронном зале с выносом корпусного Знамени, церемониальный марш и выдача наград кадетам, успешно закончившим прошлый учебный год.
После парада обед. Каждому кадету, помимо традиционного гуся, бутылка меду, фрукты и большая кружка конфет. Во время обеда играет оркестр Александровского Военного училища, известный блестящим подбором музыкантов. Этим кончался день 24-ое ноября.
На другой день, 25-го Ноября, корпусной бал, попасть на который было мечтой многих молодых Москвичек. Спальная первой роты превратилась в зимний сад. Различных форм и цветов беседки и гроты полны сладостей и прохладительных напитков для желающих ими воспользоваться. Кадеты старательно угощают гостей и развлекают приглашенных дам. Играют два оркестра Московских Гренадер и танцы в Тронном зале продолжаются до поздней ночи.
Следующий день — Праздник Георгиевских кавалеров, а затем жизнь входит в нормальную колею, изредка прерываемую приездами высокопоставленных лиц или какими-нибудь событиями.
Однажды, зимой 1915 года первая рота была построена в присутствии офицеров воспитателей и ротного командира — настроение выжидательное. Раздается команда «Смирно», входит директор с бумагой в руке и сообщает о том, что проведший свой летний отпуск на фронте, в одном из Сибирских стрелковых полков, кадет 7 класса Игорь Курилко, за проявленную в бою храбрость, награжден Георгиевским Крестом 4-ой степени. Директор лично передает кадету полученную награду, хвалит его в своей речи, но предлагает нам, закончить свое образование, прежде чем спешить на фронт.
Перед Рождеством того же 1915 года случился следующий, характерный для кадетского быта, случай. Полковник Горовой, преподававший нам космографию, в ясные, морозные вечера брал с собой кадет 7-го класса, в, находившуюся в парке корпусную обсерваторию. В то время как более прилежные ученики знакомились со вселенной, остальные гуляли по парку и иногда, знакомились с дочерьми корпусного персонала, забывали вернуться в роту до закрытия входных дверей. Утопающий хватается за соломинку! В данном случае соломинку заменила водосточная труба, по которой можно было добраться до навеса над подъездом и оттуда, через окно, в одну из классных комнат.
Как-то дежурный офицер, капитан Фрейерс, обнаружил гулявших в парке и позвал их к себе, но, пользуясь темнотой, никто к нему не подошел, наоборот все бросились в рассыпную и убегая, кто- то крикнул сыщик! Капитан Фрейерс, придя в роту, приказал немедленно запереть входные двери, а роте строиться; последнее нами нарочно затягивалось пока все гулявшие, воспользовавшись спасательной трубой, не были налицо. Перекличка показала, что все кадеты в строю, на своих местах. Пришедший, очень требовательный и строгий, ротный командир, полковник Шешковский, потребовал немедленного признания от, гулявших по парку. Молчание было ему ответом. На повторный вопрос — опять молчание.
На следующий день, в день отпуска на Рождественские каникулы, требование было повторено директором Корпуса, с добавлением, что вся первая рота остается без отпуска так долго пока не явятся все виновные. Надо было знать, что значил для тех кто ехал далеко, например в Красноярск, каждый лишний день отпуска... рушились многие надежды, менялись заманчивые планы 17-тилетних юношей. Настроение стало кислосладким, но никому из нас и в голову не могло прийти выдать товарища.
Помочь сайту
Поздравления
