Прорваться. 5. Через мат

5. Через мат

 

 

 Аполлинарий Сигизмундович Бич-Бруевич - ржал весь поселок - четвертый месяц преподавал физику, а при необходимости и математику в средней школе номер 2 /номером жители гордились/ в пгт Лебяжьи Лужки.

Оформление на работу прошло с лёгкостью, в предыдущей жизни поразившей бы Алекса.

- Смотри им прямо в глаза, - было единственным телеграфным указанием.

Алекс смотрел в глаза директрисе, завучу, кадровичке, бухгалтеру и будущим коллегам. Что он при этом говорил, Алекс помнил смутно. В результате его словесного по… тока появились записи в серьёзных документах строгой отчетности: Ф. И. О., дата рождения, номер паспорта, данные диплома об окончании Минского пединститута и прочая. Всё было проделано Твомсом без сучка и задоринки.

Твомс – это имя или прозвище, данное Алексом, временно Аполлинарием, существу, кое управляло его действиями последнее время. Аббревиатура сложилась из слов известной песни: ''тот, который во мне сидит''.

   Алекс, научившийся умело имитировать польский акцент, к месту и не к месту втыкая: пшишко едно, пшепрошем и даже – пся крев, в Лужках утвердился накрепко. Во второй половине десятых годов XXI века - да, что вы - иностранных шпионов не только не опасались, но искали их днем с огнем, чтобы чего-нибудь «слить», за баксы, само собой.

В Лебяжьих Лужках шпионов отродясь не водилось, а если бы и завелись, то слить им было нечего. Вот разве что про появление самого Аполлинария. Так это своим надо доносить. И доносили, неоднократно. Свои, те кому положено, вели себя индифферентно, и не поощряли, и не запрещали. Короче, при полном попустительстве внутренних органов Аполлинарий энтот жил, не тужил, да еще и Таньку Малькову соблазнил и завербовал, это ж видно невооруженным глазом. Как только соблазнил /завербовал/ Танька тут же и забегала, зашныряла. По магазинам, по рынкам – коню понятно, что собирала, мля, информацию.

 

    Алекс в новой своей ипостаси пахал как вол, впрочем, расхожее это выражение в данном случае применимо только сугубо в фигуральном смысле. Алекс ''пахал'' мозгами. Легко отбывая классные сорока пятиминутки и наскоро пообедав или поужинав, он садился на свое домашнее рабочее место и ''пахал'' на ином поле. Наработки с Борисом Семеновичем, годы в политехе, долгие размышления давали свои результаты.

 

Твомс почти не проявлял в это время своего присутствия. Может он периодически исчезал ''по вызову''? Этого Аполлинарий-Алекс определить не мог. По простой причине: диалог так и не был достигнут. То, что диктовал Твомс воспринималось, как непререкаемое руководство к действию. Те вопросы и обращения, которые Алекс адресовал – вернее сказать, пытался, адресовать – Твомсу оставались без ответа.

Что ещё угнетало Алекса, так это зияющий провал в памяти. Последнее воспоминание по времени до того, как он очнулся в морге – удар в спину, под левую лопатку, и получил он его, находясь где-то за тридевять земель. Как туда попал? Зачем? С кем? Обрезано словно скальпелем. До удара в спину вспоминается очень смутно телефонный разговор, девица какая-то, просила о чём-то. О чём? Мрак. Всё, что было до телефонного звонка помнится вполне отчетливо. Он читал восьмую по счету научную статью, этого, как его… известного в узких кругах – да, Х.Бертона, ещё, кажется, высунул язык, найдя ошибочный вывод. Дальше – провал.

 

     Были и другие проблемы. Местные. Любимой работе мешали всякие нелепости. Алекс никогда не считал себя сведущим в истории выше среднего уровня специалиста, окончившего высшее учебное заведение и в меру свободного времени следящего за той или иной периодикой по выбранной специализации. И уж в остатки, если они имелись, знакомившегося с новостями культуры /он часто засыпал под передачи шестого канала/. И тут вдруг. Историк, выпуска прошлого года, развлекая в перерыве коллег – преподавательниц, напыщенно произносит:

- Если бы Петр Первый дожил хотя бы до сорока лет, многое бы в России было иначе.

- Так он умер на пятьдесят четвертом году жизни, - вырвалось из Алекса.

Историк побледнел и быстро вышел из учительской. К учебнику, по всей видимости, кинулся. Классные дамы со смешанными чувствами смотрели на Аполлинария Сигизмундовича. Историк не только не вернулся в учительскую, но на две недели ушел на больничный, а потом и вовсе исчез.

 

Директор, то есть директриса, вызывала Алекса в свой кабинет, гоняла его по истории /в пределах собственных знаний, готовясь к каждой беседе по спецлитературе/ и обалдела. Нельзя может быть употреблять данный глагол по отношению к педагогу, да ещё и директору, но ведь действительно обалдела:

- Вы, Аполлинарий Сигизмундович, какой-то уникум. Будете вести историю пока не найдётся замена Вадиму Николаевичу.

Время для работы по достижению цели еще сократилось.

- Язык мой – враг мой же, - хотел задеть Алекс окопавшегося в нем ангела-хранителя и так его подставившего. Однако, Твомс плевал на такие подколы с Пизанской башни.

 

Все же, не взирая на погоду, Алекс был близок к сбору урожая. Главного, ради которого жил все последние годы.

Он закодировал свои итоги и перспективу псевдо персидским словом Шашаимэ. Что означало – шах, шах и мат. Все карты на стол или все фигуры на шахматную доску, кому что ближе. Борис Семенович Берковский взялся вылечить раковую опухоль планеты Земля. Выдающийся театральный мэтр указывал - не дословно, но по смыслу – висящее на стене в первом акте ружье должно обязательно впоследствии выстрелить. Чтобы не выстрелило надо что? Элементарно, надо его разрядить. Пусть висит себе, как память о мрачных временах.

    Учитель додумался до первого шаха, Алекс помог довести его до конца. Первый шах состоял в определении качественного состава потока элементарных и субэлементарных частиц хм… специального назначения. Какой должна быть инжекторная установка для генерации и направления потока к целям? Решение этого вопроса БС успел только наметить, надежды возлагались на упомянутый ранее НИИ, и, как известно, не оправдались.

 

Второй шах, объявленный Алексом – создание установки, ну пусть пока экспериментальной модели. Требуется повышение мощности. Решаемо? Да. Дело, как всегда, за финансированием. А вот то, что время жизни тех частиц, которые обеспечивали требуемый результат составляет не более одной сотой секунды – было последней пока не поддающейся решению проблемой.

 На второй шах Алекс получил патент, о чем узнал уже в Лужках, шаря по Интернету. В поданной им заявке, впрочем, ни слова не сказано было о возможном использовании нового излучателя, но ведь мир состоит не только из дилетантов, и уж точно не из них в определенных структурах. О этом Алекс не подумал.

 

Жизнь между тем шла своим чередом. Все тихо, мирно, размеренно: утро, школа, Татьяна, вечерняя работа, редкие посиделки с коллегами.

И в тот вечер вдруг… Не совсем, правда, вечер, скорее ночь уже была, когда всплыло в голове слово РЕГЕНЕРАЦИЯ.

 Регенерация – может это и есть долгожданный МАТ. Какова же продолжительность цикла? Алекс погрузился в расчеты и получил результат, перепроверил – все верно. Частица, которую Алекс нарек именем '' фитюлька'', а по научному звалась ''фита 7'', постоянно болталась в предыдущих расчетах, не давая получить стопроцентную точность. И вот эта, живущая считанные миллисекунды мелочь мироздания, позволяла обеспечить, по расчетам, не менее сорока минута активности потока, регенерируя основную его составляющую и периодически восстанавливаясь сама.

 

  Вы можете представить, что это значит? Тридцати секундное воздействие облучением Берковского /Алекс без колебаний выбрал это название/ превращает ядерную боеголовку в простую металлическую болванку. Ни сталь, ни бетон, никакой из имеющихся способов защиты для потока Берковского препятствием не являются. Мат!

 

- МАТ!! – заорал Алекс, дико озираясь, но все вещи вокруг были Танькиными. Тогда на волне восторга Алекс выхватил из заднего кармана брюк сотовый телефон и изо всей силы шваркнул его об пол. Пластмассовый прямоугольник мелкими кусочками разлетелся во все стороны. В одном из этих кусочков имелась крохотная деталька, которой не было в проектной документации фирмы-производителя.

 

    Некий дремлющий мужчина с наушниками на голове был взбодрен раздавшимся в них криком. Он встряхнулся, добавил громкость, но в телефонах была полная тишина. Мужчина вновь задремал. Утренний доклад руководителю, он закончил словами:

- 01 час 17 минут объект громко прокричал: ''Мать!'' и всё, до самого конца моей смены полная тишина.

- Твою мать! – заорал в свою очередь руководитель, - почему сразу не доложил, набрали полудурков!

 

К полудню следующего дня Алекс получил инструкцию от Твомса, инструкцию детальную и категорическую, что называется – без права апелляции. Резюме послания Твомса было сведено Алексом к фразе из известной кинокомедии:

'' Начальство приказало менять точку''.

Он тут же пошёл к директору с заявлением о предоставлении семи дней в счет отпуска в связи с тяжелой болезнью отца Сигизмунда Яновича. Нечего и говорить, что просьба его была удовлетворена – до новогодних каникул оставалось три дня.

 Алекс, отбыв классные часы и внеклассные занятия, под каким-то предлогом остался на ночное дежурство со сторожем школы и школьного сада Федором Никифоровичем. В нагрузку к своим должностным обязанностям /отчасти используя их/ Федор Никифорович, и об этом знали все, гнал самогон, до которого лучшим сортам виски расти и расти.

 

За ночной беседой о том, о сем /Никифорович очень недолюбливал США, знал всех их президентов поименно и каждому давал характеристику, с которой трудно устроиться даже на место самого Никифоровича/ Алекс набрался до потери сознания. Никифорович, осуждая ''нынешнюю хлипкую молодежь'', приволок его, как мешок с картошкой и как мешок же кинул на пороге его дома.

-Танька, - заорал Никифорович, - прими свово, мне на службу иттить надоть.

Татьяна дотащила ''мешок'' до кровати, уложила, разула и укрыла. Аполлинарий блаженно захрапел.

Татьяна прошла в кухню, села на табуретку и, глядя в окно, задумалась.

- Никогда он не напивался до такой степени. Что же случилось?

 

   С месяц тому назад ее сбил самосвал. Таня болтала с подружкой, та стояла, прижавшись спиной к забору, а она на краю проезжей части.

В последний момент пьяный в хламину водила успел резко крутануть руль. Таню ударило краем бампера и бросило на железобетонную приставку опоры линии электропередачи.

- Черепно-мозговая травма не совместимая с жизнью, - такой приговор услышали родители Тани от главврача районной больницы.

Таня три дня пролежала без сознания, а на утро четвертого вдруг приподнялась на локтях и, морщась от боли в сломанных ребрах, четко сказала:

- Я есть хочу.

Факт этот стал широко известен, главврач был назначен начальником департамента здравоохранения в областной администрации /по образованию он был автомехаником/.

Затем все утихло, Таня выписалась, стала молчаливой и несмешливой. До тех пор пока не познакомилась с новым школьным учителем Аполлинарием Сигизмундовичем. Сошлись – Татьяна прикусила губу – сама ведь навязалась, как последняя шалава. Вот уж третий месяц живут вместе, не венчаные. О том, чтобы пожениться и она и он говорили редко и как о чём-то далёком. Ему и нужно, наверное, было жильё, а главное – отдельный ''кабинет'', а женщина так, приятное приложение.

 

   Таня, не раз спрашивая свое сердце, убеждалась, что не любит пришлого человека. Не любит, но что-то тянет ее к нему с непреодолимой силой. И вот столько времени живут вместе. К чему все это? Она долго искала ответ и сегодня твердо решила его получить.

Она прилегла на топчанчик, здесь же, на кухне.

- Вот он проспится, проснется, прос…тся, проср…тся /она усмехнулась/, опохмелится, надо только много не давать, и поговорим, как на исповеди.

Таня потянулась, провела руками по бедрам и заснула. Спала необычно долго. Поднявшись, глянула на ходики, мать честная, половина девятого. Храпа было не слышно – встал ханурик что ли? Таня вошла в комнату – скомканная постель, открытый шкаф.

 

Таня заглянула в него и похолодела, ни одной одежки Аполлинария там не было. Она побежала в его ''рабочий кабинет'' – бывшую кладовку. Ни компьютера, никаких бумаг на вечно заваленном ими столе. Ушёл! Таня кинулась на кухню к заветной жестяной банке из-под кофе, все 93850 рублей сбережений остались в целости, её приданое – спасибо матушке. Облегченно вздохнув, Таня в сердцах сказала:

- Да и хрен с тобой. Поляк – с печки бряк. Тоже, учёный – в г… вне толченый. Таня использовала выражения вспомнившейся матушки, в своей аранжировке.

- Найдется и помилее. Что, Вовчик, пялился? Лапки тянул? Теперь ты мой будешь, никуда не денешься, влюбишься и женишься.

Она почувствовала, как некая сила, подвигавшая всё время на близость к этому учителешке, вдруг покинула её. Свобода, полная свобода! Таня впервые за последние месяцы счастливо засмеялась.

 

В этот момент некий чиновник некого Канцеляра проставил ''галочку'' в соответствующей строке. Не в официальном документе из числа тех, которые он вел, а в своем личном блокноте. С большим сожалением приходится признать, что правды нет и выше…