Все началось с Юры Абезгауза, который изменил свою фамилию на Половинкин. Что греха таить – еврейский вопрос всегда стоял в СССР очень остро. Удивительно, но факт, что страна, отдавшая 20 миллионов жизней за спасение евреев от тотального уничтожения, сама встала на путь антисемитизма. Не секрет, что на некоторые работы обладателей еврейских фамилий не принимали. Поговаривали даже, что и в Советскую армию евреев не берут, хотя мне неоднократно приходилось встречать их в майорско-полковничьих званиях. А если, у кого, обнаруживались родственники за рубежом, то таких априорно считали предателями. Хотя, несмотря на все это, евреями полнилась СССРовская руководящая верхушка, учебная, научная и, уж тем более – художественная элита. И не только элита. Вот такой парадокс!
Мне, лично, в этом видится межгосударственный сговор между евреями СССР и Израиля. Ведь, Израилю, как и любой развитой стране нужны были, в основном, не гениальные ученые и талантливые актеры, которые время от времени, умудрялись проползти под «железным занавесом», а дешевая рабочая сила. Люди, которым можно платить во много раз меньше, чем своим гражданам, поскольку им, как говорится, и этого достаточно для полного счастья.
Да и Советскому Союзу выпускать евреев на волю также было выгодно, ведь перед отъездом их обдирали, как липку. Вывозить с собой практически ничего не дозволялось. Недвижимость в те годы была почти вся общественной – продать ее было невозможно. Даже, так называемый «частный сектор», и то продавался по фиксированной госцене. Поэтому очень часто люди, выезжавшие из страны, прописывали в свои квартиры перед отъездом бог знает каких далеких родственников, лишь бы жилплощадь не досталась государству. Производились поборы за учебу, за медицину и за прочие бесплатные сервисы, оставляя, в конце концов, выезжающего в состоянии того, что называется «без порток». К тому же, выезжающие, были в основном, состоятельные, чаще всего немолодые, уже принесшие много прибыли коммунистической тирании, поэтому все, что у них отбиралось, составляло чистую прибыль государства. И эта прибыль была очень и очень значительной.
Вот, как мне кажется, именно по этой причине по стране ползли ужасающие слухи о притеснениях евреев, о грядущих еврейских погромах, рассказывались анекдоты, смысл которых сводился к слову «ультиматум», очень метко истолкованному Аркадием Гайдаром, как «бить будут». Причем эти слухи распространяли не русские, не татары, а сами евреи. Источник этих слухов был неизвестен, но верится мне, что все это нагонялось из Израиля. Правящие круги Советского Союза, время от времени, вздергивали общество показными антисемитскими выходками, вроде выходок министра культуры Фурцевой и председателя Гостелерадио СССР Лапина, который лично контролировал количество еврейских лиц на телевиденье.
На этом фоне, многие евреи стали «перекрашиваться», изменяя свои фамилии на псевдорусские, взятые, в основном, у матерей или у каких-то близких родственников. Была такая лазейка в советское время, созданная после Октябрьского переворота – о изменении неблагозвучных фамилий. Вот только надо было убедить комитет втом, что Левинзон, например, неблагозвучнее Петухова. И хотя все говорили, что будут бить по морде, а не по паспорту, смена фамилий приобрела гигантские масштабы. В нашей, студенческой, среде, зачинателем ее явилась Аллочка Лихтенбаум безумно нравившаяся мне, но так и не согласившаяся выйти за меня замуж, даже ради того, чтобы поменять свою фамилию. Мне кажется она не столько хотела «перекраситься» в русскую, сколько просто хотела сменить фамилию, поскольку носить фамилию Лихтенбаум среди евреев, тоже самое, что именоваться Берией в России, памятуя «подвиги» Марека Лихтенбаума в Варшавском гетто. Алла стала Чумичевой по матери, пройдя через адский круг издевательств и унижений со стороны комитета ВЛКСМ, профкома и ректората, которые с упорством идиотов (которыми они на самом деле и были) долбили только один вопрос: «в чем причина, побуждающая вас изменять свою фамилию?» Конечно, ей надо было бы сказать – чтобы избежать геноцида со стороны антисемитско настроенной части общества. Но, тогда, мы еще не доросли, чтобы произносить такие слова.
После Олимпиады-80 и Юра Абезгауз перекрасился в Половинкина, вызвав своим поступком невероятную лавину насмешек. Такая уж неудачная фамилия была у его матери. Надо было попробовать под предлогом «неблагозвучности» выбрать какую-нибудь другую фамилию.
И вот мы, Алла Лихтенбаум, Марек Арецкий, Сергей Липатов, Миша Альшиц, Таня Курцман, Толя Серпик и я, случайно встретившись в холле первого этажа за кафедрой сопромата, прямо напротив дверей отдела кадров (отменное место для подобных разговоров!) Стали обсуждать поступок Юрки Абезгауза. Речь шла о том – стоило ли менять фамилию Абезгауз на Половинкин. Во-первых, она звучит очень анекдотично, учитывая маленький рост самого Юрия и его, как бы это помягче выразиться, странности, за которые многих людей именуют «полуумными». Во-вторых, эта фамилия как-то откровенно напоминает о еврейском происхождении своего носителя (недаром полукровок называют «половинчатыми евреями»). А в-третьих – это типично нерусская фамилия. Русские таких фамилий не имеют.
И вот с этого места наш разговор направился в сторону выяснения – какая же фамилия самая русская!Больше всех заносился Липатов, ссылаясь на русское слово «пипа». Меня никто русским не считал, вместе с моей фамилией, поскольку мой отец – запорожский казак. А вот девичья фамилия моей матери – «Сухова» – ее то я, как раз и выставлял как самую русскую, поскольку она происходит от русского слова «сухой». Миша Альшиц, который не менял фамилии, разошелся и стал бахвалится, что его мать, в девичестве – Санкина и он тоже мог быть Санкиным. Но его отец, когда записывал Мишку в ЗАГСе сказал – на санках любой дурак может кататься, а на Альшице – не покатаешься!
И так, спор, начатый вполголоса, становился все громче и громче, и скоро стал привлекать внимание окружающих. Но мы этого не замечали, пока…
…пока, проходящий мимо средних лет мужчина с откровенно еврейской внешностью не сказал:
– Самая русская фамилия у меня!
Мы замерли в ожидании и удивлении. Ну, понятно, поспорить насчет русскости фамилий еще можно, но беспрекословно утверждать, что твоя фамилия самая, что ни на есть русская – надо быть либо полным идиотом, либо наглецом. Мы замерли в ожидании… А прохожий, истолковав наше общее молчание, как немой вопрос: «какая?», ответил:
– Голод! Моя фамилия Голод! Семен Исаакович Голод! До самых корней русская!
Усмехнулся, глядя на то с каким недоумением мы перевариваем его слова, повернулся и ушел.
Пока мы поняли, какое иносказание было в его словах, он исчез. Мы повертели головами, даже сбегали на центральный круг – он, как сквозь землю провалился. Потом подивились – какой смелый человек – такую антисоветчину в полный голос без страха произнес, посмеялись, повосхищались и… разошлись.
И только потом, когда после 1982 года из магазинов стали исчезать товары и продукты, до меня понемногу стал доходить смысл ниспосланного нам свыше пророчества. А после 1985, когда бьющийся в последней агонии социализм, устроил нам «юдоль трезвости», я понял – мы были свидетелями «явления голода народу.
Видимо поэтому никто особенно и не страдал в те годы. Каждый, по-своему, но устроился и даже неплохо. Ведь мы бесстрашно посмотрели голоду в лицо а смелого, как известно – пуля боится. Да и прошел он – мимо нас, что само по себе очень символично. А может быть, своей болтовней мы, как говорится «рассмешили Бога»?
Пережив страшные 1989-1992 годы, справляя новый 1993 год я, держа в руке бокал шампанского, сказал – прощай Семен Исаакович, надеюсь, что ты уехал в Израиль, Америку, Канаду – куда угодно! Главное – чтобы навсегда! И никогда, слышишь, никогда больше не возвращайся в нашу страну, Пусть самой русской станет любая фамилия, пусть Фихтенгольц, пусть Абдурашидзе, но только лишь бы не Голод!
Помочь сайту
Поздравления
