За 3000 миль от Рима. Главы 5,6

 

 Никто не помнит, когда был заведен Закон Охранения. Пятеро, лучшие из лучших, лежали головами и остриями копий в сторону входа в пещеру. Они могли дремать, но ни один из них никогда не смыкал глаз. Следующие десять, также расположенные полукругом, спокойно спали, не выпуская, впрочем, копий из рук. Главные Глаза и Уши племени – двое по обе стороны от входа – смотрели недреманным взором во тьму.

 

Первый, большой костер горел в пятнадцати шагах от входа. Второй – малый – светился в глуби пещеры.

 

Было же на памяти племени. Косолапый Хозяин пришел проведать племя Воо-Уго перед рассветом. Спокойно зашел на запах печеного и живого мяса. Ему- то кого бояться? И вдруг удар под правую лопатку. Очень больно и опасно. Косолапый взревел, поворотился вправо, к обидчику, стал подниматься во весь свой громадный рост. И тут второй удар, еще более опасный, слева. Смертельный удар, достигший сердца таежного гиганта. Рев захлебнулся и перешел в жалобный стон. И тут же восторженно заорало затихшее до этого мгновения племя.

 

Так же до восхода Золотых Рогов, на манер погибшего по своей самоуверенности Косолапого, пытались войти в пещеру Чужие. Удары справа, удары слева, поднявшаяся, как один, пятерка, выбросила Чужих вон. Оставив троих неподвижными, они скатились от входа – и все затихло. Утром племя Сынов Леса увидело, что оно в плотной осаде. На площадке перед входом в пещеру расположились не менее семи десятков крепких рослых воинов. Чужие устраивались основательно: делали шалаши, таскали горючее для костров, подтаскивали туши косуль, лосей — богата земля племени Воо – Уго. К вечеру затеяли непонятную игру. Две группы, человек по десять в каждой, гоняли ногами что-то круглое, пытаясь пропихнуть это между двух специально уложенных камней. Приглядевшись, люди племени признали в круглом человеческую голову. Сыновья Леса были потрясены впервые в своей простой жизни. Незнакомое состояние охватило их. Есть воздух, но он почему-то не вдыхается. Есть слезы, но почему-то не льются, глаза сухие и горячие, как на сильном ветру. И сжимаются кисти в кулаки, впиваются ногти в ладонь, а боль не чувствуется. И крик рвется изнутри, но кричать почему-то нельзя.

 

 «Никогда ни мы, ни потомки наши не будем жить и дышать одним воздухом с пришельцами Сверху, - голос Верховного Шама поднялся на самую высокую ноту, подержался на ней и резко оборвался.

«Ныбуз (Никогда),- одним дыханием ответило всё племя.

 

***

Охотники из Дома, самого дальнего вверх по Реке, заметили Чужих на подходах к владениям племени Воо-Уго три восхода тому назад. Тех было много – почти кедровая ветвь. Позже разведчики донесли: за первым роем Чужих идут другие, счесть которых не позволяет Счет кедра, очень и очень много.

Получилось так, что Большой Дом был заранее предупрежден, и все же один из отрядов Чужих смог напасть внезапно!

- Как такое могло случится?! – вопрошал, сжимая до боли свои худые пальцы, Великий Шам, - что это?

- Это – предательство, - как-то даже не просто спокойно, а скучно пояснил Мордухай, - вполне обычное дело.

- У вас, - прошипел в ответ Великий Шам, - это у вас обычное дело.

- Увидим, - пожал плечами Мордухай.

- Увидим, - успокаиваясь, молвил Великий Шам, - а пока что попотчуем наших гостей. Незваных.

 

***

 

На поляне, перед входом в Большой Дом, один за одним разгорелось семь костров. Некоторое время спустя люди Сверху набили свои желудки дарами Леса, крики и вопли стали понемногу стихать и вот наступила тишина. Та тишина, которую Сыны Леса привыкли слушать всю свою жизнь. Та да не та. Примешивались к родной тишине всхрапы и бормотание чужих, запах чужих, треск веток в чужих кострах, изредка мелькающие чужие тени. Чужой стала тишина.

- Снова в осаде, - горько усмехнулся бывший ессей Мордухай.

 

Прозорливость Вождя в делах охоты и защиты и раньше поражала соплеменников. Истинно видели они в нем всю мудрость Духов Леса и относились к нему с сугубым уважением, граничившим с благоговейным ужасом. Сейчас с именем Вождя были связаны все надежды на избавление от смертельной опасности, нависшей над племенем.

 

Десятеро Сынов Леса протиснулись через тайную расщелину со стороны противоположной входу в пещеру. Им предстояло пройти, а вернее пролезть вокруг горы, чтобы оказаться в тылу у Чужих. Ни одно крупное животное не смогло бы проделать этот путь. Годами, десятилетиями этот выход из пещеры был заложен камнями и законопачен мхом. Про него, вообще, мало кто знал. Теперь он должен был послужить для спасения обитателей Большого Дома.

 

Через какое-то время – показавшимся очень долгим в ожидании – раздался крик ночной птицы, означавший, что цель десятерых достигнута.

- А, - сказал Вождь одному лучнику, - у,о,и,ы,э,е, - услышали остальные по очереди. Вождь выждал несколько мгновений и скомандовал:

- Хуп!

Разом щелкнули тетивы, ударив по кожаным рукавицам на левых руках и запели стрелы, пущенные из луков с тетивами из жил лося.

Замечательных луков, придуманных мастером Кхо-Омом, ушедшим к предкам двадцать весен назад.

 

Сразу же раздались вскрики, стоны, вопли. А стрелы все уходили и уходили во тьму направленные руками, долгими упражнениями обученными покрывать поляну стрелами, как трава покрывает ее в конце весны. После полторы сотни выпущенных стрел ухнула сова и с двух сторон на людей Сверху навалились Сыны Леса. Очень скоро все было кончено. Люди Сверху, оставшиеся лишь в небольшом числе живыми и не уязвленными после лучного расстрела, потерявшие присутствие духа, оказали вялое сопротивление. Пленных не было, все же видели игру человеческой головой.

 

Нашелся ответ на мучивший Великого Шама вопрос. Как ни прискорбно для него, но Мордухай оказался прав – среди убитых Чужих было мертвое тело бывшего соплеменника, изгнанного за воровство две весны назад. Видимо, знал изменник тропы и тропки, по которым можно было подкрасться незаметно.

По обычаю имя изгнанного из племени забывалось, как и не было его никогда на земле Воо-Уго. Безымянное тело вместе с трупами Чужих было сброшено в глубокий овраг.

 

Была и добыча. Котлы не из бронзы, из незнакомого темного металла. Утварь разная, украшения. Оружие, тоже не бронзовое.

На ''длинные'' ножи, копья, топоры, щиты и шлемы людей Сверху сразу наложил лапу Омар.

На возражения ответил веско:

- Вы с этими вещами обращаться не умеете, а я знаю как владеть сариссами, мечами, акинаками, секирами, щитами, – забираю все, чтобы обучать вас же.

Называл, хитрец, захваченное оружие на неведомом лесному племени языке римлян. Непонятное во все времена вызывало страх и уважение, он добился своего.

Впрочем, главным аргументом, погасившим недовольный ропот мужчин и разгладившим складку между бровей Вождя, было то, что луки, колчаны со стрелами, разнообразные кинжалы и ножи, он великодушно предоставил в распоряжение племени.

 

Примечательно, что Омар слегка покривил душой, говоря про акинаки. Среди захваченного оружия был всего один акинак; и это по справедливости был его трофей. Персидский искривленный меч, расширяющийся от рукояти к острию, в руке опытного воина был непревзойдённым по силе удара оружием. Примерно с таким акинаком Омар поднимался с пиратской галеры на римский корабль. Его тогда сразу оглушил ударом доски от своей скамьи подлый раб – гребец, выслуживающийся перед хозяином. Он в полу сознании успел сделать два шага вперед и даже махнул акинаком, но к своему счастью никого из римлян не задел. Получил разрез концом меча от нижнего левого ребра почти до плеча и упал.

- Что ж, - подумал он, когда его, облив забортной водой, впихнули в клеть с товарищами по неволе, - ученье впредь: не поворачивайся спиной к тем, кому не можешь полностью доверять.

 

Акинак же, которым сейчас завладел Омар, отличался от ранее у него бывшего, как благородный скакун от водовозной клячи. Омар оценил высокое качество клинка, срубающего ствол дерева толщиной в две руки. Порадовался – хорошо вооружен, но одно обстоятельство вызвало в нем тревожное чувство. Рукоять акинака была украшена тремя драгоценными камнями. Два крупных рубина, как упоры для руки сверху и один камень, неописуемо переливающийся при свете - названия его Омар не знал, был искусно оправлен в торец рукояти. Такое оружие могло быть собственностью только очень знатного человека. И к тому же искусного воина. Ведь именно он сразил Онгха в той предрассветной схватке.

 

Было так. Омар выскочил из пещеры Большого Дома одним из первых. Вооружен он был только дротиком с кремневым наконечником и толстой веткой, прихваченной из вязанки у костра. Поляна была покрыта телами Чужих и неподвижными и еще шевелящимися. Только в дальней стороне поляны в неверном свете почти погасших костров угадывались три – четыре фигуры воинов, изготовившихся к отражению нападения. Онгх, оправдывая свое имя, первым бросился на эту группу и погиб, сраженный хитрым ударом. Когда он упал, Омар оказался с его убийцей лицом к лицу. Омар сделал стремительный выпад правой рукой; и в тот момент, когда у противника, отбившего удар простой ветки, опустилась рука и открылась полоска шеи между шлемом и доспехом, он своей левой рукой воткнул в эту полоску дротик.

 

Порывшись в груде воинской добычи, Омар нашёл позолоченный шлем, изготовленный с большим мастерством. Он сгоряча подосадовал на себя, что не подсказал Вождю снимать с убитых врагов доспехи. Поразмыслив, одумался, вспомнив непонимающий и испуганный взгляд одного из Сыновей Леса, увидевшего, как он сдирает с труппа полушубу с нашитыми металлическими наплечниками и с набранными копытными бляхами на груди. Сказано же было Вождём о том, чтобы собрать всё оружие. А этот чужеземец раздевает мертвеца!

- Младенцы, что с них взять?! – Омар ожесточённо сплюнул. О том, чтобы спуститься во враг и найти тело владельца драгоценного акинака и золоченого шлема, не могло быть и речи.

Весь жизненный опыт Омара говорил о том, что не разгаданные вовремя загадки, ведут, как правило, к неприятным последствиям.

 

Глава 6

 

Великий Каган сидел у своей походной кибитки над блюдом с вареной лосятиной. Мясо не нравилось, баранина – та, на полуденных склонах гор – была и сочней и вкусней. Жаль, что по здешним лесам не погонишь привычное стадо. Великий Каган не был ни великим, ни даже каганом в той стороне, откуда он пришел в страну Леса. Он был биир-баши - главой племени, одного из многих, блуждающих по обширным предгорным пастбищам, раскинувшимся там – он мог показать рукой, несмотря на извилистость пройденного пути – между полуднем и закатом. Племена враждовали и сталкивались в борьбе за лучшие угодья, не было года без войны. Он, встав во главе племени, добился многого, в последние годы соседи опасались с ним ссориться. Двенадцать айлов умелых бойцов охраняли его владения.

Нет все же в этом мире силы, на которую не нашлась бы большая сила. Посланцы от Великого Кагана – настоящего и единственного – прибыли к нему однажды и сказали:

- Великий Каган ценит тебя, как хорошего воителя. Потому на тебя пал его великодушный выбор. Единственный дает тебе испытание. Выполнишь то, что угодно Великому, будешь жить и сам и твое племя и имя твое возвысится – Единственный назовет тебя младшим братом. Не выполнишь – не будет под Небом ни тебя, ни твоего племени.

 

Что было ему делать? Со времен праотцов платили Великому Кагану десятую овцу. Теперь новый Единственный потребовал службы. Каганат не может существовать, если не будет расширять свою власть на новые земли – это он понимал. Как знал и то, что Великий Каган не терпит чрезмерного усиления какого бы то ни было племени в границах своих владений. Он в последнее время подсознательно ждал каверзы от повелителя. Дождался. Идти через горы в холодную страну, сплошь заросшую ненавистным лесом.

Пошёл. С семью айлами, оставив пять для охраны родных пастбищ. Повелел следить за порядком умному и решительному Учен-баши, верность которого была проверена неоднократно. Всё же, зная насколько люди подвержены соблазнам, взял с собой двух его сыновей, так спокойней.

 

И вот он здесь. Жует сухое мясо. Все падают перед ним ниц и называют Великим Каганом. Хорошо это или плохо? Он пока не разобрался. Скверный край, слишком много деревьев. Зачем? Для костров, повозок и других необходимых поделок хватило бы одной тысячной этих лесов и то много.

 

От этих мыслей Великого Кагана отвлекли трое, идущих к нему людей. Впрочем, шли двое, а третьего волокли между собой. Охранники наставили было копья, но он махнул рукой – подходили свои, подходили как и положено, без оружия. За три шага до Великого все трое пали на колени и приникли лицом к земле.

- Говорите, - повелел Великий Каган.

Заговорил, после тычка в спину, средний:

- О, Великий, не гневайся! Скорбную весть принес тебе твой ничтожный раб. Погиб брат твой – храбрейший из храбрых Тыиз – иглы. Лесные черви коварно убили его и всех, кто был с ним. Горе нам, горе…

- Как же ты уцелел? – глухо спросил Великий Каган.

 

Принесший черную весть знал, что лучше сразу сказать всю правду, а не признаваться, когда тебе начнут жечь пятки головней.

- Я заболел животом и сидел на корточках в лесу, в это время и напали лесные черви. Я услышал крики, высунулся из кустов, но наших уже добивали. Что мне оставалось? Я убежал, чтобы сообщить тебе о случившемся. Пощади ничтожничнего из своих рабов, Великий Каган!

 

Черный вестник вновь уткнулся носом в траву. Наступило зловещее молчание – все знали какой может быть тяжесть гнева Великого Кагана. Все ошибались, не было у него от принесенной вести ни гнева, ни скорби. Великий Каган не любил своего брата, более того – ненавидел. Тому были причины. Одна из них: Тыиз-иглы не признавал своего старшего брата Великим Каганом. Всегда делал всё поперек его воле. Сошелся с Арсухом, сынком Великого Кагана – того, настоящего. Вместе охотились, пировали, обменивались подарками и было предчувствие – затевается что-то против него. И вполне могло быть, что затевается по воле Единственного, чьё коварство известно всем. Сейчас ему говорят, что ненавистный Тыиз-иглы полез куда-то со своими прихлебателями и, наконец сломал себе шею. Хорошо? Очень хорошо. Но! Для всего племени погибший - его брат, у них одна кровь, он должен мстить убийцам, должен…

 

Молчание неприлично затянулось и Великий Каган, как бы очнувшись от горестного оцепенения, повелел:

- Кырыз-баш, бери этого вонючего пса, пойдешь со своим айлом, найдешь тело Тыиз-иглы, принесешь мне. Так?

- Так, - склонился Кырыз-баш.

- Узнаешь, кто виновен в его смерти. Так?

- Так, Великий Каган.

- Если справишься своими силами, приведешь ко мне убийцу Тыиз-иглы. Если сил твоих не хватит, узнаешь, где сейчас мой кровный враг. Так?

- Повинуюсь, о, Великий.

- Иди. Закон ты знаешь. А?

- Да, Великий, или награда или наказание.

- Иди.

 

***

 

Из трёх верхних Домов племени Воо-Уго к Большому Дому подходили и подходили люди, оставившие родное жильё. Тащили с собой волокуши, нагруженные всем тем, что можно было унести. Запасы пищи, спальные шкуры, глиняную утварь. Вскоре поляна перед пещерой была заполнена беженцами.

Вышедший к ним Вождь объявил, что в силу небывалой угрозы для племени решения о дальнейших действия будет принимать малый Совет, куда войдут по два представителя от каждого Дома, Великий Шам, чужеземец Мордухай, обладающий неизвестными нам премудростями других стран и народов и…, - Вождь помолчал, преодолевая внутреннее сомнение, - и иноземец Омар, показавший высокое знание воинского дела.

 

Малый Совет собрался быстро – в нём не было только двух представителей из самого нижнего Дома, ждать которых не позволяло время. Первым выступил Великий Шам:

- Говорить долго мы не можем, враги уже к завтрашнему полудню могут быть здесь. Выбор у нас не велик: либо мы бьёмся с Чужими на подходе к Большому Дому, либо уходим к нижним Домам, собирая все силы племени для решающей битвы. Я склоняюсь ко второму. Почему? Я отвечу. Мы сейчас сгрудились и перемешались на небольшой площади. Чтобы готовиться к бою и в то же время увести вглубь Леса всех женщин, детей и стариков надо разделить усилия, а перед нами враг, который превосходит нас и по численности воинов, и – давайте честно признаем – по умению сражаться. Это всё, что я хотел сказать.

Великий Шам провел глазами по собравшимся и сел.

Голоса разделились:

- А как же Священный Камень?

- Замазать изображения глиной, от осквернения Чужими.

- И лики Духов Леса замазать!?

 

Мордухай вспомнил: среди рисунков на Камне-Горе, изображающих животных, охотников, охоты, совокупления – вполне понятных по смыслу, который хотел передать художник, то есть резчик - глаз его отметил три… что? Кого? Это были примитивно изображенные не морды животных и не лица людей. Глаза, рот и непередаваемое выражение, приданное этому… лику? Взгляд у лика такой, что создается впечатление – на тебя смотрят с невероятной высоты. Тогда Мордухай, интуитивно почувствовав связь этих ликов с чем-то Высшим, ничего не спросил о них у Великого Шама. Теперь он понял - это были изображения Духов Леса. Как же так? Простые рисунки, которые мог бы сделать ребёнок палочкой на мокром песке… Вызывают такие чувства…

 

От раздумий его вывел обращенный к нему вопрос. Оказывается спор тем временем закончился, все, кто хотел, высказали своё мнение. Вождь обратился к нему, а он, не ждав, не услышал вопроса. Мордухаю стало очень стыдно – решается судьба племени, а его унесло во что-то… несущественное для дня сегодняшнего. Мордухай встал и извинился, наткнувшись на недоброжелательные взгляды. Вождь ровным голосом повторил:

- Как ты думаешь нам следует поступить, уважаемый Мордухай?

Что сказать? Мордухай не был воином, никогда особенно не интересовался историей битв. Припомнив овладевшее им отчаяние, когда римляне осадили Великий город, он сказал то, что шло не от ума, а от души:

- Я думаю – племени надо уходить.

 

Наступила тишина, участники Совета смотрели на Вождя, ожидая решающего слова. Вождь поднялся. Стена пещеры, идущая на свод, помешала ему выпрямиться во весь рост. Он отошел в сторону, встал прямо и развернул плечи. Сказал:

- Я слышал вас. И говорю: мы уходим. Ещё до захода Золотых Рогов. Братья из верхних Домов, идите, готовьте людей. Ты, Великий Шам возьми на себя сбор людей Большого Дома. Я займусь выбором путей ухода, проводников и… прочим.

 

 Племя уходило с родных, сотнями лет родных, мест. Племя предприняло меры, что бы могилы предков не были осквернены. Племя оставляло, можно было бы и затереть, свои священные изображения, убоялись разгневать Духов Леса. Да и сильна была надежда вскоре вернуться. Перед спуском к Священному Камню наспех набросали камней. Уходили тремя тропами, более или менее удалёнными от Реки, но следуя её течению. Шли все – впереди седобородые старцы. Они шли с оружием в руках, чтобы защитить вслед идущих при внезапном появлении врага. Далее женщины с детьми, на руках несли совсем малых, те кто постарше были нагружены чем-нибудь сообразно со своими силенками. Племя уходило, что бы сохранить племя.

Замыкали исход мужчины возрастом от пятнадцати вёсен. Самые опытные охотники оставались по мере движения в заслонах.

 

***

 

Ярслах все-таки стал счастливым. Как часто бывает у людей – за счет несчастья другого. В короткой предрассветной схватке Онгх получил удар в бок «длинным» ножом и умер, не сумев ничего сказать. В середине дня, когда племя уже отправилось на Низ, Юл-Ла подошла к Ярслаху. Вглядываясь в его глаза, прошептала: «Отнек» и прижалась к нему. Позже Ярслах узнал, что отнек – это молоденький лосенок, с лесным туманом в голове, в одиночку – верная добыча всех любителей свежего мяса. А в этот момент он схватил гибкое нежное податливое любимое тело в объятья, сжал его, как мог и начал обцеловывать снизу до верху и сверху до низу. Как он ее любил, как любила и она его – скрыли от людей густые ветви папоротника.

 

В далеких почти забытых детских мечтах Ярслах представлял себя великим воином. Годы рабства, жизнь на побегушках, постоянное чувство голода затмили эти мечты. Здесь же Ярслах сразу прилепился к Омару. Он овладевал оружием с самозабвением, он буквально изматывал себя упражнениями, почти не спал. Плоды прилежности и, наверное, природной склонности, быстро проявились. На самодеятельном турнире (Омар многое успевал) Ярслах был вторым. Первым тогда стал Онгх, не обучавшийся у Омара. Обидно было Ярслаху, но не очень – Онгх просто от бога был воином. Так метать копье, так владеть длинным ножом – нельзя научиться, это приходит свыше, это, как говорит старый (для Ярслаха) Мордухай, - талант. Все это Ярслах понимал и соглашался с тем, что не он пока первый. Если б не Юл-Ла. Теперь Онгх мертв, что придавало горчинку счастью Ярслаха.

 

***

 

Мордухай уходил с племенем, тяжело борясь с навязчивой мыслью остаться. Навсегда и безымянно остаться на земле, куда занесла его судьба-фатум, упокоится у Камня на веки и века. Не смог, не по нетвердости воли не смог, а по появившейся ответственности умудренного жизненным опытом человека перед дитем, перед детьми, вернее будет сказать. Не смог. А ведь раньше говорил, остро взглядывая на Ярслаха из-под лохматых бровей: «Наше дело маленькое – отбыть и отбыть, хе-хе…». Что ж – все течет,…- помнится, заметил один из почитаемых Мордухаем любитель мудрости.

 

***

 

 Племя Воо-Уго двигалось на полночь вниз по течению своей Реки. Отойдя от Большого Дома на двенадцать миль – по подсчёту Мордухая - в течение ночи, остановились, и почти день простояли (надо, как оказалось, было привыкнуть к постоянному движению) и ночь простояли, только перед восходом Золотых Рогов двинулись дальше и дальше.