Главная → Проза → Крупные формы → Романы → Сага о чертополохе (предв. название) - 44

Сага о чертополохе (предв. название) - 44

14 марта 2014 - Людмила Пименова
article200737.jpg
Иллюстрация Дениса Маркелова
Клава.
Клавочка сидела на растерзанной постели и плакала. Барона забрали и ему неминуемо грозил долгий срок заключения. Ее и саму только что выпустили за неимением против нее доказательств, но она знала, что в другой раз ей не удастся выкрутиться. Домишко, который Барон снимал для них на окраине, был далеко не дворцом, обычная деревянная изба, разве что немного просторней обыкновенного. Все ее вещи в беспорядке валялись на полу, рагу с бараниной, любовно приготовленное ею в день ареста, прокисло и сейчас отравляло воздух в комнате тошнотворной вонью. Она не имела ни малейшего понятия, сколько барон платил за постой, но она все равно знала, что дальше платить не сможет. Ей надо было искать более скромное пристанище.
Денег у нее не было совсем, даже на хлеб. Клавочка была голодна, она чувствовала себя грязной и разбитой. Она подобрала с полу носовой платок и громко высморкалась. Они никогда не держали в доме запасов еды, разве что немного картошки. Но картошку, как она убедилась, кто-то забрал, вазочку с сушками опустошили, а сахар забрали вместе с жестяной баночкой. Клавочка все еще медлила проверить содержимое шкатулки с безделушками, если и из нее все выгребли, она просто лопнет от злости!


Клавочка перестала плакать и судорожно вздохнула. Надо было взять себя в руки и как то устраиваться. Она дождется Барона, сколько бы не пришлось его ждать. А для этого надо было выкручиваться самой, без мужской помощи. Только она ничего не умела, и не знала, куда идти. Она вспомнила предложение Соньки устроить ее на работу, но и этот выход теперь отпадал, ведь это именно по заказу Барона ее и пырнули. Он хотел для Клавочки только хорошего, а Сонька, прицепившись к ней как банный лист к попе, постоянно привлекала к ним нежелательное внимание. Клавочка, конечно, была против такого радикального решения, но ее никто не спросил. О нападении на Соньку она узнала случайно и даже целых два дня дулась на Барона, хотя тот и уверял ее без особой твердости в голосе, что не имеет к происшествию ни малейшего отношения.


Клава встала и первым делом выбросила в помойное ведро прокисшее рагу. Ей сразу стало легче думать, словно в голове вдруг прояснилось. Она сгребла обратно в чемодан свое разбросанное при обыске белье, повесила в шифоньерку плечики с костюмами любимого, вдыхая знакомый, родной запах его одежды. Она пошарила по карманам его пиджаков, но из них тоже все выгребли при обыске. Клавочка подошла к трюмо и посмотрела на свое отражение. У нее было сероватое лицо и красный нос. Она бездумно взяла флакон одеколона и пофыукала себе на шею. Открутила тюбик помады и накрасила губы. Затем надела бежевое весеннее пальто и маленькую шляпку с вуалью. Она не знала, куда ей идти, но сидеть здесь одной не имело смысла. Она уже натягивала перчатки, когда вдруг раздался осторожный стук в окно. Клавочка выглянула за занавеску и увидела топчащегося под окошком Шкета, кепка на глаза и руки в карманах. Она побежала открывать.
- Чего тебе? - спросила Клавочка, не приглашая мальчишку в дом.
- На вот. ксива тебе от Барона, - и он протянул ей многократно свернутую бумажку.
Клавочка выхватила послание и стала торопливо ее разворачивать. Шкет не уходил. Он шмыгнул и пожал плечами, чтобы привлечь к себе внимание. Клавочка спохватилась.
- Извиняй, друг. Мне нечего тебе дать. Но за мной не застрянет, будет – отблагодарю.
Шкет молча повернулся и ушел, а Клавочка вернулась в дом.
Она опустилась на стул и пробежала глазами по строчкам. В начале он сообщал ей, что их общий знакомый Шалый передаст ей немного денег на первое время. Дальше Барон советовал ей скромно устроиться подальше от Самары, лучше в своем родном городе... Клавочка проглотила слюну... "городе... на постоянное жительство. Шалый тоже оттуда и ему можно до некоторой степени доверять. Он свяжется с нужными людьми, которые помогут тебе найти там скромный домик.” Письмо показалось ей немного холодноватым, но она продолжала читать. " Обязательно разыщи свою сестренку и позаботься о ней. Живите вместе, раз уж вы остались одни на этом свете.” Клава снова оторвала взгляд от корявого почерка Барона. Она не раз рассказывала ему о Шурочке и о том, что она осталась жить у дяди Васи, но он слушал молча и никогда не делал никаких замечаний. Клава представила, как она будет заботиться о сестре и сердце ее горячо забилось от нежности к ней. Но как она устроит все это? До сих пор она никогда не брала на себя ответственность за кого-бы то ни было! Она и сама не знала, на какие вши ей жить дальше! Дойдя до последних строчек, она ахнула и подняла глаза, наполненные слезами. "Вещи мои продай. Ко мне не приходи. Забудь меня и устраивай свою жизнь. Не поминай лихом. Николай.”
- Коленька! Зачем ты так со мной? Как же я без тебя, Барон ты мой?
У нее больше не было сил плакать. Она сидела на стуле в пальто и с тоской смотрела в окно на серую стену соседнего дома.
Клавочка была голодна. За весь день ей удалось съесть только немного кислой капусты и теперь у нее урчало в животе. Она успела постирать затоптанное белье, рассчитывая утром продать не нужные ей больше модные платья и побрякушки. Она не умела продавать. Ни торговаться. Она была из породы "ни купи-ни продай”. Но другого выхода у нее не было, надо было хотя-бы поесть. Клавочка собрала вещи Барона в его большой красивый чемодан и подмела в доме. На большее у нее не было ни сил, ни желания. Она затопила печку, согрела воды в чугунке и кое как помылась. Потом надела чистое платье и села в постель, укрыв одеялом ноги. За окном трепетало на ветру ее белье. Она чувствовала себя одинокой и беспомощной.
Шалый появился только вечером. Он постучал в окно и Клава открыла. Шалый деловито оглядел комнату и бесцеремонно устроился у стола, растопырив ноги.
- А чо ты трубу не закроешь?
- А? - переспросила рассеянно Клава.
- Трубу говорю закрой! Все тепло выдует.
Он встал и прикрыл заслонку сам.
- Ну чо сидишь?
- А что? - опять глупо спросила Клава.
У нее снова громко заурчало в животе и она смутилась.
- Собирайся, пойдем ужинать.
- Куда? - спросила Клава.
- А тебе не все равно? Здесь, недалеко. Давай, давай, собирайся. С тобой кое-кто хочет встретиться.
- Кто это? - спросила она.
- Важный человек. Собирайся. Ксиву получила? Все ясно?
- Почему он не хочет, чтобы к нему приходила? Ему про меня что-то наболтали?
- Не знаю. Не мое дело. Мое дело купить тебе дом и отправить по назначению. Давай, поторапливайся, я выйду, если хочешь.
- Не надо. Я так.
Волосы у нее были еще влажные. Она надела пальто, шляпку и влезла в туфли. Забыв надеть сережки и накрасить губы. Все это стало лишним.
Шалый уехал покупать дом, а Клавочка осталась одна. Теперь у нее было немного денег, но она все-же продала кое что из своих вещей. Их у нее было слишком много. В вазочке с восковыми цветами, в мятой бумажке, сохранились ее серьги и кольцо с алмазами. Барон был прав, когда говорил, что самое надежное место – это на виду. В вазочку заглянули, но бумажку оставили где была. В шкатулке с побрякушками сохранился ее жемчуг. Зато золотой крестик унесли. Утащили и тяжелый браслет. "Свиньи, - сказала про себя Клавочка, - черт с ним, с браслетом. Он позолоченный, а вот жемчуг – настоящий” Дураки”.
Она была занята тем, что собирала вещи, с нетерпением ожидая возвращения Шалого и особенно вестей о Шуре. Кроме сестры у нее больше никого не осталось. Ее собственный чемодан был давно уже готов. А вот вещей Барона было слишком много. Она уложила то, что показалось ей самым важным. Вот и все. Теперь можно было ехать. Клава пожарила картошки и села есть ее прямо со сковороды, запивая подслащенным чаем. И вдруг ей сделалось дурно. " Слишком жирно, обожралась, ”, - подумала она, пока картошка подступала ей к самому горлу. Клавочка выбежала в сени и склонилась над помойным ведром. При виде его содержимого ее вывернуло наизнанку, а на глазах выступили слезы.
Клава без сил бухнулась в постель и уснула. Ее разбудил бешеный стук в окно. В комнате было темно, за окном – ночь.
- Кто тут? - спросила она, отодвинув занавеску и тут же радостно вскрикнула. Это был Шалый. Он уже собирался уходить и Клавочка бросилась отпирать дверь.
- Ты чо, кемаришь уже? - удивленно спросил он, проходя в сени. Клавочка щелкнула выключателем и прищурилась от света.
- Что-то мне не здоровится. Проходи. Рассказывай скорей, как там Шурочка, ты ее видел?
- Дай войти! С приездом!
- Ну, извиняй, с приездом.
- У тя тут похавать ничо не найдется?
- Садись, садись, сейчас я картошку разогрею, тут у меня осталось немножко.
Клава пошурудила в топке кочергой и подбросила пару поленцев.
- Сестру я твою не видел, она у бабки, в Нижнем.
- В Нижнем? Я про бабку свою совершенно забыла! Раздевайся, что, так и будешь сидеть, как на вокзале?
Картошка зашипела, распространяя приторный масляный запах. Клава икнула и побежала в сени. Когда она вернулась, Шалый уже яро орудовал вилкой.
- Да ты никак того? - спросил он с набитым ртом.
- Чего того? - не поняла Клава и положила в миску квашеной капусты.
Шалый сделал вилкой жест у живота и подцепил целый сноп капусты.
- Дурак, - сердито буркнула Клава.
- А! Ну-ну... Дядю твоего расстреляли, наверное.
- Как это? - опешила Клава и перекрестилась.
- Никто толком не знает. Забрали и все. Тетка твоя все плачет. А сестры у тебя ничего! Красотки! Дом я тебе купил, честь-честью. Добротный, бревенчатый. А главное – недалеко от твоих родственников. А! Да, ты ведь говорила что они живут на Никольской?
- Да, - ответила Клава.
- А вот и нет. На Никольской! В Молдавке они живут. Я там их еле нашел!
- Где?
- В Молдавке, знаешь такую слободку?
- А! Да, да. У них там, кажется, был дом .
- Вот-вот, - сказал Шалый, поглощая капусту, да только ты теперь богаче ихнего! Я тебе такой домик оторвал! Пятистенка!
Но Клавочка сейчас думала только о сестре, ее разочарованию не было предела.
- Что же мне делать? Где теперь искать Шуру? Я знаю, что у нас в Нижнем есть бабушка с дедушкой, но где они там живут? Я не помню, я еще маленькая была.
Шалый сунул руку в карман и бросил на стол многократно свернутую бумажку. Клавочка жадно схватила ее и прижала руку к груди.
- Слава богу! Адрес! Ну тогда собирайся собирайся, завтра же и едем!
- Э! Э! Постой! Куда это?
- В Нижний, за сестрой.
- Э! Не! Такого уговору не было! Сдался мне твой Нижний.
- Ну и черт с тобой, не поедешь, и не надо, я и без тебя съезжу.
- Ша! - рассердился Шалый и бросил вилку, - Поедет она! Надо сперва с умными людями перетереть! Скажут ехать – съездию, а нет – так и наше вам.
На другой день Шалый вернулся и велел Клаве собираться в дорогу. Увидев разложенный на постели дорогой мужской костюм, он наморщил лоб:
- А это еще что такое? Это чье?
- Это тебе, дурак! Барона костюм, он в чемодан не лезет. Я его вещи с собой увезу, не бросать же их здесь! Вот выйдет он когда-нибудь и надеть ему будет нечего.
- Шикарный прикид! - мечтательно произнес Шалый, ощупывая жестом знатока дорогую тонкую ткань.
- Ну-ка, примерь!
- Чо, прям щас?
- Примерь, вдруг не подойдет. Тогда отдашь кому- нибудь, или продашь.
Брюки были Шалому длинноваты, рукава пиджака прикрывали пальцы.
- Слушай, в общем-то совсем не плохо. Ты отнеси его к портному, чтобы подшил где надо. А так – видишь, как хорошо. Забирай. У меня тут еще пальтишко его, вот, смотри.
- Что, тоже не лезет?
Шалый надел пальто и щелкнул пальцами обеих рук, дернувшись, как в танце.
- О! Видал? А это все твое, или хозяйское? - обвел он рукой комнату.
- Мебель хозяйская, а остальное так, мелочи.
- Ну, смотри. Придется тебе наживаться заново. Ложки там, плошки всякие. Подумай.
- Уф! У меня и так уже два неподъемных чемодана. А нам в Нижний. Бог с ним со всем.
Клава горько ухмыльнулась:
- Вот и все. Откупился от меня ваш Барон.
В дороге Шалый напился. Вышел на какой-то маленькой станции купить горячей картошки и прихватил бутылку самогона. Напился и свалился замертво на полку, руки вразброс, рот приоткрыт. Как Клавочка не отворачивалась, ее мутило от вони перегара и она вышла в тамбур. Смотрела сквозь грязное стекло на пробегающие перелески, на млькавшие деревеньки. Ей показалось, что люди были сейчас еще беднее, чем раньше. Деревни тонули в распутице, усталые бабы с безразличием бросали взгляд на вагоны и брели дальше. Тощая детвора, едва выжившая после голодухи 21-го махала ручонками вслед удаляющемуся поезду, пытаясь разглядеть лица за окнами. Все было серо и скучно. Даже деревья еще не успели позеленеть и стояли как облезлые метлы вдоль путей.
Позади нее хлопнула дверь и в тамбур вышла немолодая красивая женщина, запалила папироску в длинном мундштуке.
- И куда люди едут? Все едут и едут, - сказала она задумчиво, Куда едут? Везде одно и тоже.
Она выпустила облачко дыма и прислониась спиной к стене.
Клавочка не ответила, от папиросного дыма ее замутило и она вернулась в вагон. В вагоне было людно и шумно, узлы и мешки с вещами загораживали проход. Пахло грязными портянками и чесноком. "Господи, когда же мы наконец доедем?”
На вокзале в Нижнем суетился народ. Пассажиры вереницей спешили к выходу, волоча по проходу мешки и узлы, толкаясь и бранясь, словно не успеют выйти и их насильно заставят ехать дальше. Шалый все еще спал и Клавочка тронула его за плечо. Он отмахнулся и повернулся на другой бок. И тут ей стало страшно. Ей никогда не справиться одной с двумя тяжелыми чемоданами и сумочкой. Она толкнула Шалого посильней, но он не проснулся, только перестал храпеть. Вереница в проходе поредела и Клавочка стала волоком тащить чемодан к выходу. Она знала, что стоило ей оставить его на одну-единственную секунду, как он исчезнет. Пришлось остановиться на перроне в самом потоке народу и ждать. Заметив рядом проводника, она спохватилась.
- У вас там пассажир спит, а ему выходить! - крикнула она.
Проводник зыркнул на нее сердито и поднялся в вагон. Через минуту вышел Шалый со вторым чемоданом, помятый, заспанный и осоловевший. Огляделся, нашел глазами Клавочку и поставил чемодан рядом с ней.
- Ты что, булыжников что-ли в него наклала? - сердито бросил он, - стой тут, я найду носильщика.
Клавочка смотрела, как он удалялся вразвалку, чуть приседая на каждом шагу, шляпа Барона набекрень и пальто нараспашку. По его походке можно было безошибочно определить кто он.
Извозчик с трудом нашел нужный адрес, но едва они подъехали к дому, как Клава узнала и калитку, и ставни. Она постучала и за забором послышались легкие шаги. Дверь открыла молодая, красивая девушка в слишком тесном полинялом платье. Ее белокурые волосы были уложены корзиночкой, а на подбородке билась нежная голубая жилка.
- Клава! - воскликнула она и руки ее опустились.
Уже на другой день они пустились в обратный путь, Шалый спешил, а ему еще надо было доставить обеих в купленный дом. Всю дорогу Шура рассказывала сестре обо всем, что случилось с ней с того страшного дня, когда были убиты их родители. О жизни у дяди Васи, о том, как их выставили из дому чуть ли не на улицу, о жизни в Нижнем. Дедушка умер около года назад и они остались с бабкой вдвоем. Перебивались с хлеба на воду, продавая дедову одежду. Клавочка молча слушала и избегала рассказывать о себе. Иногда они обнимались и плакали вместе. Шалый был угрюм и часами глядел в окно.
И снова постылый родной городок, претенциозный бело-зеленый вокзал и злая толкотня. Клавочка отворачивалась, чтобы не видеть знакомые улицы, теребила руками юбку на коленях. Шурочка – напротив, радостно чирикала, узнавая родные места. Шалый немного оживился, ему нетерпелось выйти в город, вероятно, чтобы напиться.
Клава никогда не была в Молдавке. Ее поразила нищета и серость жалких деревянных домишек. К счастью, к Речной улице вела единственная здесь мощеная дорога и извозчик довез их до самой калитки. Улица упиралась прямо в речку. Здесь стояли дома немного получше, покрупней, хотя, как ни странно, на всей улице не было ни одного палисадника. Пока Шалый возился с запором, Клавочка огляделась: их дом был четвертым от речушки. Мощеная дорога кончалась и упиралась в хлипкий пешеходный мосток, собранный из разрозненных досок. По берегу бродили козы и гуси, забавлялись оборванные ребятишки. Противоположный берег круто поднимался, застроенный домишками в щетине голых еще садов. Еще выше, за домами, по прямой серой насыпи стучал длинный товарный поезд.
Они вошли на голый, без единого деревца, двор. В глубине его стоял на подпорках покосившийся сарайчик, но сам дом был не так уж и плох. В нем кроме кухни и зальца имелись две небольшие спаленки. Отсыревшие дешевые обои отваливались от стен, закопченый потолок был засижен мухами, а в одном из окон не хватало стекол и оно было забито фанерой. В доме кроме печки имелась корявая деревянная кровать без матраца и самодельный кухонный стол с оторванной дверцей.
- Вот здесь мы и начнем с тобой новую жизнь, - сказала Клавочка сестре.
- Новую жизнь? Да здесь даже сесть некуда! - усмехнулась Шура, и спать нам придется без тюфяка. А печка хотя бы не дымит?
- Не знаю, - ответила Клавочка, раздумывая, с чего начать эту самую новую жизнь.
Шалый внес вещи и передал Клавочке грязноватую тряпицу с купчей на ее имя.
- О! Владейте! Я пойду пока, у меня дела. Не горюйте, я забегу еще завтра или послезавтра.
Когда они остались вдвоем, Клавочка сказала сестре:
- Я беременная. Так что скоро нас будет трое.
Шура с ужасом вытаращила глаза и шепнула:
- Клавка! До ты что! Нагуляла? Как же мы...
Клавочка выпрямилась, натянулась, как струна и твердо проговорила:
- Никогда, никогда больше не говори так о моем ребенке. Я люблю его отца и буду ждать его всю жизнь. Всю жизнь! Это он купил нам этот дом. Это он велел мне разыскать тебя и больше никогда не расставаться. Это благодаря ему я выжила после всего того, что мне пришлось перенести.
- Прости меня, сестренка, прости, пожалуйста.
Шалый так больше и не появился.

© Copyright: Людмила Пименова, 2014

Регистрационный номер №0200737

от 14 марта 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0200737 выдан для произведения:

Клава.
Клавочка сидела на растерзанной постели и плакала. Барона забрали и ему неминуемо грозил долгий срок заключения. Ее и саму только что выпустили за неимением против нее доказательств, но она знала, что в другой раз ей не удастся выкрутиться. Домишко, который Барон снимал для них на окраине, был далеко не дворцом, обычная деревянная изба, разве что немного просторней обыкновенного. Все ее вещи в беспорядке валялись на полу, рагу с бараниной, любовно приготовленное ею в день ареста, прокисло и сейчас отравляло воздух в комнате тошнотворной вонью. Она не имела ни малейшего понятия, сколько барон платил за постой, но она все равно знала, что дальше платить не сможет. Ей надо было искать более скромное пристанище.
Денег у нее не было совсем, даже на хлеб. Клавочка была голодна, она чувствовала себя грязной и разбитой. Она подобрала с полу носовой платок и громко высморкалась. Они никогда не держали в доме запасов еды, разве что немного картошки. Но картошку, как она убедилась, кто-то забрал, вазочку с сушками опустошили, а сахар забрали вместе с жестяной баночкой. Клавочка все еще медлила проверить содержимое шкатулки с безделушками, если и из нее все выгребли, она просто лопнет от злости!


Клавочка перестала плакать и судорожно вздохнула. Надо было взять себя в руки и как то устраиваться. Она дождется Барона, сколько бы не пришлось его ждать. А для этого надо было выкручиваться самой, без мужской помощи. Только она ничего не умела, и не знала, куда идти. Она вспомнила предложение Соньки устроить ее на работу, но и этот выход теперь отпадал, ведь это именно по заказу Барона ее и пырнули. Он хотел для Клавочки только хорошего, а Сонька, прицепившись к ней как банный лист к попе, постоянно привлекала к ним нежелательное внимание. Клавочка, конечно, была против такого радикального решения, но ее никто не спросил. О нападении на Соньку она узнала случайно и даже целых два дня дулась на Барона, хотя тот и уверял ее без особой твердости в голосе, что не имеет к происшествию ни малейшего отношения.


Клава встала и первым делом выбросила в помойное ведро прокисшее рагу. Ей сразу стало легче думать, словно в голове вдруг прояснилось. Она сгребла обратно в чемодан свое разбросанное при обыске белье, повесила в шифоньерку плечики с костюмами любимого, вдыхая знакомый, родной запах его одежды. Она пошарила по карманам его пиджаков, но из них тоже все выгребли при обыске. Клавочка подошла к трюмо и посмотрела на свое отражение. У нее было сероватое лицо и красный нос. Она бездумно взяла флакон одеколона и пофыукала себе на шею. Открутила тюбик помады и накрасила губы. Затем надела бежевое весеннее пальто и маленькую шляпку с вуалью. Она не знала, куда ей идти, но сидеть здесь одной не имело смысла. Она уже натягивала перчатки, когда вдруг раздался осторожный стук в окно. Клавочка выглянула за занавеску и увидела топчащегося под окошком Шкета, кепка на глаза и руки в карманах. Она побежала открывать.
- Чего тебе? - спросила Клавочка, не приглашая мальчишку в дом.
- На вот. ксива тебе от Барона, - и он протянул ей многократно свернутую бумажку.
Клавочка выхватила послание и стала торопливо ее разворачивать. Шкет не уходил. Он шмыгнул и пожал плечами, чтобы привлечь к себе внимание. Клавочка спохватилась.
- Извиняй, друг. Мне нечего тебе дать. Но за мной не застрянет, будет – отблагодарю.
Шкет молча повернулся и ушел, а Клавочка вернулась в дом.
Она опустилась на стул и пробежала глазами по строчкам. В начале он сообщал ей, что их общий знакомый Шалый передаст ей немного денег на первое время. Дальше Барон советовал ей скромно устроиться подальше от Самары, лучше в своем родном городе... Клавочка проглотила слюну... "городе... на постоянное жительство. Шалый тоже оттуда и ему можно до некоторой степени доверять. Он свяжется с нужными людьми, которые помогут тебе найти там скромный домик.” Письмо показалось ей немного холодноватым, но она продолжала читать. " Обязательно разыщи свою сестренку и позаботься о ней. Живите вместе, раз уж вы остались одни на этом свете.” Клава снова оторвала взгляд от корявого почерка Барона. Она не раз рассказывала ему о Шурочке и о том, что она осталась жить у дяди Васи, но он слушал молча и никогда не делал никаких замечаний. Клава представила, как она будет заботиться о сестре и сердце ее горячо забилось от нежности к ней. Но как она устроит все это? До сих пор она никогда не брала на себя ответственность за кого-бы то ни было! Она и сама не знала, на какие вши ей жить дальше! Дойдя до последних строчек, она ахнула и подняла глаза, наполненные слезами. "Вещи мои продай. Ко мне не приходи. Забудь меня и устраивай свою жизнь. Не поминай лихом. Николай.”
- Коленька! Зачем ты так со мной? Как же я без тебя, Барон ты мой?
У нее больше не было сил плакать. Она сидела на стуле в пальто и с тоской смотрела в окно на серую стену соседнего дома.
Клавочка была голодна. За весь день ей удалось съесть только немного кислой капусты и теперь у нее урчало в животе. Она успела постирать затоптанное белье, рассчитывая утром продать не нужные ей больше модные платья и побрякушки. Она не умела продавать. Ни торговаться. Она была из породы "ни купи-ни продай”. Но другого выхода у нее не было, надо было хотя-бы поесть. Клавочка собрала вещи Барона в его большой красивый чемодан и подмела в доме. На большее у нее не было ни сил, ни желания. Она затопила печку, согрела воды в чугунке и кое как помылась. Потом надела чистое платье и села в постель, укрыв одеялом ноги. За окном трепетало на ветру ее белье. Она чувствовала себя одинокой и беспомощной.
Шалый появился только вечером. Он постучал в окно и Клава открыла. Шалый деловито оглядел комнату и бесцеремонно устроился у стола, растопырив ноги.
- А чо ты трубу не закроешь?
- А? - переспросила рассеянно Клава.
- Трубу говорю закрой! Все тепло выдует.
Он встал и прикрыл заслонку сам.
- Ну чо сидишь?
- А что? - опять глупо спросила Клава.
У нее снова громко заурчало в животе и она смутилась.
- Собирайся, пойдем ужинать.
- Куда? - спросила Клава.
- А тебе не все равно? Здесь, недалеко. Давай, давай, собирайся. С тобой кое-кто хочет встретиться.
- Кто это? - спросила она.
- Важный человек. Собирайся. Ксиву получила? Все ясно?
- Почему он не хочет, чтобы к нему приходила? Ему про меня что-то наболтали?
- Не знаю. Не мое дело. Мое дело купить тебе дом и отправить по назначению. Давай, поторапливайся, я выйду, если хочешь.
- Не надо. Я так.
Волосы у нее были еще влажные. Она надела пальто, шляпку и влезла в туфли. Забыв надеть сережки и накрасить губы. Все это стало лишним.
Шалый уехал покупать дом, а Клавочка осталась одна. Теперь у нее было немного денег, но она все-же продала кое что из своих вещей. Их у нее было слишком много. В вазочке с восковыми цветами, в мятой бумажке, сохранились ее серьги и кольцо с алмазами. Барон был прав, когда говорил, что самое надежное место – это на виду. В вазочку заглянули, но бумажку оставили где была. В шкатулке с побрякушками сохранился ее жемчуг. Зато золотой крестик унесли. Утащили и тяжелый браслет. "Свиньи, - сказала про себя Клавочка, - черт с ним, с браслетом. Он позолоченный, а вот жемчуг – настоящий” Дураки”.
Она была занята тем, что собирала вещи, с нетерпением ожидая возвращения Шалого и особенно вестей о Шуре. Кроме сестры у нее больше никого не осталось. Ее собственный чемодан был давно уже готов. А вот вещей Барона было слишком много. Она уложила то, что показалось ей самым важным. Вот и все. Теперь можно было ехать. Клава пожарила картошки и села есть ее прямо со сковороды, запивая подслащенным чаем. И вдруг ей сделалось дурно. " Слишком жирно, обожралась, ”, - подумала она, пока картошка подступала ей к самому горлу. Клавочка выбежала в сени и склонилась над помойным ведром. При виде его содержимого ее вывернуло наизнанку, а на глазах выступили слезы.
Клава без сил бухнулась в постель и уснула. Ее разбудил бешеный стук в окно. В комнате было темно, за окном – ночь.
- Кто тут? - спросила она, отодвинув занавеску и тут же радостно вскрикнула. Это был Шалый. Он уже собирался уходить и Клавочка бросилась отпирать дверь.
- Ты чо, кемаришь уже? - удивленно спросил он, проходя в сени. Клавочка щелкнула выключателем и прищурилась от света.
- Что-то мне не здоровится. Проходи. Рассказывай скорей, как там Шурочка, ты ее видел?
- Дай войти! С приездом!
- Ну, извиняй, с приездом.
- У тя тут похавать ничо не найдется?
- Садись, садись, сейчас я картошку разогрею, тут у меня осталось немножко.
Клава пошурудила в топке кочергой и подбросила пару поленцев.
- Сестру я твою не видел, она у бабки, в Нижнем.
- В Нижнем? Я про бабку свою совершенно забыла! Раздевайся, что, так и будешь сидеть, как на вокзале?
Картошка зашипела, распространяя приторный масляный запах. Клава икнула и побежала в сени. Когда она вернулась, Шалый уже яро орудовал вилкой.
- Да ты никак того? - спросил он с набитым ртом.
- Чего того? - не поняла Клава и положила в миску квашеной капусты.
Шалый сделал вилкой жест у живота и подцепил целый сноп капусты.
- Дурак, - сердито буркнула Клава.
- А! Ну-ну... Дядю твоего расстреляли, наверное.
- Как это? - опешила Клава и перекрестилась.
- Никто толком не знает. Забрали и все. Тетка твоя все плачет. А сестры у тебя ничего! Красотки! Дом я тебе купил, честь-честью. Добротный, бревенчатый. А главное – недалеко от твоих родственников. А! Да, ты ведь говорила что они живут на Никольской?
- Да, - ответила Клава.
- А вот и нет. На Никольской! В Молдавке они живут. Я там их еле нашел!
- Где?
- В Молдавке, знаешь такую слободку?
- А! Да, да. У них там, кажется, был дом .
- Вот-вот, - сказал Шалый, поглощая капусту, да только ты теперь богаче ихнего! Я тебе такой домик оторвал! Пятистенка!
Но Клавочка сейчас думала только о сестре, ее разочарованию не было предела.
- Что же мне делать? Где теперь искать Шуру? Я знаю, что у нас в Нижнем есть бабушка с дедушкой, но где они там живут? Я не помню, я еще маленькая была.
Шалый сунул руку в карман и бросил на стол многократно свернутую бумажку. Клавочка жадно схватила ее и прижала руку к груди.
- Слава богу! Адрес! Ну тогда собирайся собирайся, завтра же и едем!
- Э! Э! Постой! Куда это?
- В Нижний, за сестрой.
- Э! Не! Такого уговору не было! Сдался мне твой Нижний.
- Ну и черт с тобой, не поедешь, и не надо, я и без тебя съезжу.
- Ша! - рассердился Шалый и бросил вилку, - Поедет она! Надо сперва с умными людями перетереть! Скажут ехать – съездию, а нет – так и наше вам.
На другой день Шалый вернулся и велел Клаве собираться в дорогу. Увидев разложенный на постели дорогой мужской костюм, он наморщил лоб:
- А это еще что такое? Это чье?
- Это тебе, дурак! Барона костюм, он в чемодан не лезет. Я его вещи с собой увезу, не бросать же их здесь! Вот выйдет он когда-нибудь и надеть ему будет нечего.
- Шикарный прикид! - мечтательно произнес Шалый, ощупывая жестом знатока дорогую тонкую ткань.
- Ну-ка, примерь!
- Чо, прям щас?
- Примерь, вдруг не подойдет. Тогда отдашь кому- нибудь, или продашь.
Брюки были Шалому длинноваты, рукава пиджака прикрывали пальцы.
- Слушай, в общем-то совсем не плохо. Ты отнеси его к портному, чтобы подшил где надо. А так – видишь, как хорошо. Забирай. У меня тут еще пальтишко его, вот, смотри.
- Что, тоже не лезет?
Шалый надел пальто и щелкнул пальцами обеих рук, дернувшись, как в танце.
- О! Видал? А это все твое, или хозяйское? - обвел он рукой комнату.
- Мебель хозяйская, а остальное так, мелочи.
- Ну, смотри. Придется тебе наживаться заново. Ложки там, плошки всякие. Подумай.
- Уф! У меня и так уже два неподъемных чемодана. А нам в Нижний. Бог с ним со всем.
Клава горько ухмыльнулась:
- Вот и все. Откупился от меня ваш Барон.
В дороге Шалый напился. Вышел на какой-то маленькой станции купить горячей картошки и прихватил бутылку самогона. Напился и свалился замертво на полку, руки вразброс, рот приоткрыт. Как Клавочка не отворачивалась, ее мутило от вони перегара и она вышла в тамбур. Смотрела сквозь грязное стекло на пробегающие перелески, на млькавшие деревеньки. Ей показалось, что люди были сейчас еще беднее, чем раньше. Деревни тонули в распутице, усталые бабы с безразличием бросали взгляд на вагоны и брели дальше. Тощая детвора, едва выжившая после голодухи 21-го махала ручонками вслед удаляющемуся поезду, пытаясь разглядеть лица за окнами. Все было серо и скучно. Даже деревья еще не успели позеленеть и стояли как облезлые метлы вдоль путей.
Позади нее хлопнула дверь и в тамбур вышла немолодая красивая женщина, запалила папироску в длинном мундштуке.
- И куда люди едут? Все едут и едут, - сказала она задумчиво, Куда едут? Везде одно и тоже.
Она выпустила облачко дыма и прислониась спиной к стене.
Клавочка не ответила, от папиросного дыма ее замутило и она вернулась в вагон. В вагоне было людно и шумно, узлы и мешки с вещами загораживали проход. Пахло грязными портянками и чесноком. "Господи, когда же мы наконец доедем?”
На вокзале в Нижнем суетился народ. Пассажиры вереницей спешили к выходу, волоча по проходу мешки и узлы, толкаясь и бранясь, словно не успеют выйти и их насильно заставят ехать дальше. Шалый все еще спал и Клавочка тронула его за плечо. Он отмахнулся и повернулся на другой бок. И тут ей стало страшно. Ей никогда не справиться одной с двумя тяжелыми чемоданами и сумочкой. Она толкнула Шалого посильней, но он не проснулся, только перестал храпеть. Вереница в проходе поредела и Клавочка стала волоком тащить чемодан к выходу. Она знала, что стоило ей оставить его на одну-единственную секунду, как он исчезнет. Пришлось остановиться на перроне в самом потоке народу и ждать. Заметив рядом проводника, она спохватилась.
- У вас там пассажир спит, а ему выходить! - крикнула она.
Проводник зыркнул на нее сердито и поднялся в вагон. Через минуту вышел Шалый со вторым чемоданом, помятый, заспанный и осоловевший. Огляделся, нашел глазами Клавочку и поставил чемодан рядом с ней.
- Ты что, булыжников что-ли в него наклала? - сердито бросил он, - стой тут, я найду носильщика.
Клавочка смотрела, как он удалялся вразвалку, чуть приседая на каждом шагу, шляпа Барона набекрень и пальто нараспашку. По его походке можно было безошибочно определить кто он.
Извозчик с трудом нашел нужный адрес, но едва они подъехали к дому, как Клава узнала и калитку, и ставни. Она постучала и за забором послышались легкие шаги. Дверь открыла молодая, красивая девушка в слишком тесном полинялом платье. Ее белокурые волосы были уложены корзиночкой, а на подбородке билась нежная голубая жилка.
- Клава! - воскликнула она и руки ее опустились.
Уже на другой день они пустились в обратный путь, Шалый спешил, а ему еще надо было доставить обеих в купленный дом. Всю дорогу Шура рассказывала сестре обо всем, что случилось с ней с того страшного дня, когда были убиты их родители. О жизни у дяди Васи, о том, как их выставили из дому чуть ли не на улицу, о жизни в Нижнем. Дедушка умер около года назад и они остались с бабкой вдвоем. Перебивались с хлеба на воду, продавая дедову одежду. Клавочка молча слушала и избегала рассказывать о себе. Иногда они обнимались и плакали вместе. Шалый был угрюм и часами глядел в окно.
И снова постылый родной городок, претенциозный бело-зеленый вокзал и злая толкотня. Клавочка отворачивалась, чтобы не видеть знакомые улицы, теребила руками юбку на коленях. Шурочка – напротив, радостно чирикала, узнавая родные места. Шалый немного оживился, ему нетерпелось выйти в город, вероятно, чтобы напиться.
Клава никогда не была в Молдавке. Ее поразила нищета и серость жалких деревянных домишек. К счастью, к Речной улице вела единственная здесь мощеная дорога и извозчик довез их до самой калитки. Улица упиралась прямо в речку. Здесь стояли дома немного получше, покрупней, хотя, как ни странно, на всей улице не было ни одного палисадника. Пока Шалый возился с запором, Клавочка огляделась: их дом был четвертым от речушки. Мощеная дорога кончалась и упиралась в хлипкий пешеходный мосток, собранный из разрозненных досок. По берегу бродили козы и гуси, забавлялись оборванные ребятишки. Противоположный берег круто поднимался, застроенный домишками в щетине голых еще садов. Еще выше, за домами, по прямой серой насыпи стучал длинный товарный поезд.
Они вошли на голый, без единого деревца, двор. В глубине его стоял на подпорках покосившийся сарайчик, но сам дом был не так уж и плох. В нем кроме кухни и зальца имелись две небольшие спаленки. Отсыревшие дешевые обои отваливались от стен, закопченый потолок был засижен мухами, а в одном из окон не хватало стекол и оно было забито фанерой. В доме кроме печки имелась корявая деревянная кровать без матраца и самодельный кухонный стол с оторванной дверцей.
- Вот здесь мы и начнем с тобой новую жизнь, - сказала Клавочка сестре.
- Новую жизнь? Да здесь даже сесть некуда! - усмехнулась Шура, и спать нам придется без тюфяка. А печка хотя бы не дымит?
- Не знаю, - ответила Клавочка, раздумывая, с чего начать эту самую новую жизнь.
Шалый внес вещи и передал Клавочке грязноватую тряпицу с купчей на ее имя.
- О! Владейте! Я пойду пока, у меня дела. Не горюйте, я забегу еще завтра или послезавтра.
Когда они остались вдвоем, Клавочка сказала сестре:
- Я беременная. Так что скоро нас будет трое.
Шура с ужасом вытаращила глаза и шепнула:
- Клавка! До ты что! Нагуляла? Как же мы...
Клавочка выпрямилась, натянулась, как струна и твердо проговорила:
- Никогда, никогда больше не говори так о моем ребенке. Я люблю его отца и буду ждать его всю жизнь. Всю жизнь! Это он купил нам этот дом. Это он велел мне разыскать тебя и больше никогда не расставаться. Это благодаря ему я выжила после всего того, что мне пришлось перенести.
- Прости меня, сестренка, прости, пожалуйста.
Шалый так больше и не появился.
 
Сага о чертополохе (предв. название) - 43
Сага о чертополохе - 45
Рейтинг: +1 306 просмотров
Комментарии (3)
Денис Маркелов # 14 марта 2014 в 11:11 0
Денис Маркелов # 18 марта 2014 в 11:54 0
Страшно, сколько таких Клавочек и Шурочек было по России
Людмила Пименова # 24 марта 2014 в 12:22 +1
Спасибо огромное за новую иллюстрацию, Денис! Все тогда были кем-то загнанными, не красными, так белыми. Не теми, так другими. В том и трагедия русских.