Сага о чертополохе (предв. название) - 25

Иллютрация Дениса Маркелова

Лена

Они пришли на товарную станцию еще затемно. Поручик в своем мужицком снаряжении брел позади, согнувшись под весом тяжелого чемодана, и должен был сойти за слугу, или просто за носильщика. Леночка в своей бобровой шубке и с ребенком не вызывала особых подозрений. Таких как она немало скиталось по станциям и пристаням. Они немного боялись, что для посадки в поезд у них потребуют какое-либо разрешение или пропуск, как на пассажирской станции, но у путей царило такое столпотворение, что проверять кого-либо было задачей неразрешимой.

На товарных путях стоял длинный, военного типа поезд, состоявший из солдатских теплушек, похожий скорее на поезд для скота. В вагонах было неубрано и холодно, как на улице. Ходимцев оставил их с Антошкой у какой-то будки, приказав не двигаться с места, а сам полез в гущу толпы на разведку. На входе в вагон стояла невообразимая давка, Лена не могла себе представить, как они смогут влезть в него сквозь отчаянную толкотню и ругань. Но Ходимцев оказался пробивным и они благополучно влезли и даже заняли одни нары на троих, что было настоящей удачей.

Вагон уже был заполнен народом до отказа, но люди все лезли и лезли, толкаясь, крича и бранясь, передавая над головами соседей узлы, которым все равно некуда было упасть. Лене оттоптали пальцы на ногах, а все свободное место на полу между нарами было заставлено багажом. Ее мутило от запахов чужих тел, сырой одежды, потных ног, несвежего дыхания. Солнце уже заливало ярким светом небольшие оконные проемы под потолком вагона и рисовало внутри дрожащие от летучей пыли светлые ломаные квадраты. Лена устала от ожидания и потеряла всякую надежду покинуть город, когда вагон с лязгом дернулся. Стоящие попадали на сидящих, раздались ругательства и визг, заплакал младенец. Поезд дернулся еще раз, уже слабее, и пополз, гремя на стыках. Через несколько минут галдеж стих, видимо всем удалось найти сидячее местечко и только теперь она почувствовала, как устала. Она накрыла шалью саквояж и Антошка, положив на него голову, заснул за их спинами. Поручик и Лена молчали и не смотрели друг на друга. Вокруг слышались разговоры, смех, детский крик, но, умирая от усталости, она едва ли уже слышала все это. Она тоже заснула, прислонив голову к стене. Время от времени голова сваливалась, но, даже не просыпаясь, Лена занимала прежнее положение и продолжала спать.

Проснулась она оттого, что поезд остановился. Ходимцев, делая вид, что он просто случайный попутчик, вежливо попросил ее улечься рядом с сыном, чтобы никто не занял его места, а сам стал протискиваться к выходу за новостями. Лена была несколько обеспокоена его отсутствием, но возможность вытянуть ноги на нарах принесла ей облегчение и она снова заснула. Так проехали весь день, ни шатко-ни валко, с долгими предвиденными и непредвиденными остановками, иногда вдалеке от населенных пунктов, в бескрайней безмолвной степи, сахаристо блестящей от выпавшего ночью снега. Ходимцев бегал за кипятком на маленьких станциях и каждый раз Лена тряслась от страха, что поезд тронется и он отстанет от вагона. Но он благополучно возвращался и они по очереди пили подслащенный кипяток из жестяной кружки. Потом он садился рядом на нары, опускал голову и, избегая разговоров с соседями, притворялся, что дремлет. Когда еда кончилась, он вышел на маленькой станции и обменял вышитую скатерть на горячую вареную картошку и сушеную плотву, любезно прнигласив Лену с сыном разделить его ужин.

Антошка выспался и никак не хотел сидеть на месте. Он бегал по проходу, перелезая через мешки и играл в салочки с двумя девчушками, родители которых устроились в другом конце вагона, в жаре, неподалеку от железной печки. Ночью Лена улеглась с сыном на нарах, а поручик пристроился рядом на полу, подложив под голову свой вешевой мешок.

Едва она успела уснуть, как поезд дернулся и остановился. Загремели засовы и группа вооруженных людей без знаков различия ввалилась в вагон.
- Приготовить документы!
Люди в вагоне проснулись, завозились, доставая бумаги, завязанные в грязные носовые платки или просто завернутые в тряпку, стали обеспокоенно пересчитывать багаж, пододвигая его поближе к себе. Лена тоже достала свои документы, дрожа от волнения под испытующими взглядами проверяющих, вскинула обеспокоенный взгляд на Ходимцева и от его успокоительного кивка немного успокоилась. Она открыла по их требованию свой саквояж, в котором было только немного одежды и они стали протискиваться дальше. Пройдя по всему вагону, они вышли, уводя с собой задержанного, люто бранящегося мужика, дверь задвинулась и Лена вздохнула с облегчением. Поезд подергался и поехал дальше. Пассажиры успокоились, каждый устроился поудобнее в своем тесном уголке и умиротворенно погрузился в сладкую дремоту под ритмичный напев колес.

Ранним утром Ходимцев проснулся, бесшумно встал, спеша распрямить затекшие ноги, сладко потянулся и обернулся. Лена уже открыла глаза и пыталась осторожно высвободить руку, на которой покоилась голова мальчика. Ей удалось потихоньку положить голову сына на саквояж. Она села на нарах, нащупывая шпильки в рассыпающемся шиньоне, и улыбнулась. Ходимцев ответил ей короткой улыбкой и, состроив обнадеживающую гримаску, бесшумно произнес:”скоро”. Лена кивнула. Она подняла чайник, встряхнула его. На дне плеснулось немного воды. Лена прошла в угол вагона, перешагивая через просыпающихся и зевающих попутчиков, и поставила его на свободный уголок пышущей жаром печки. Она так и стояла рядом, карауля, чтобы его не сняли, видя, что проснувшиеся пассажиры уже бранились спросонья за местечко на плите. Когда чайник запел, она вернулась на свое место и выдвинула из-под нар чемодан. Угол чемодана, накрытый салфеткой, служил ей импровизированным столом и она разложила на нем свой скудный завтрак.
- Пожалуйте позавтракать с нами, - обратилась она к Ходимцеву и тот согласился, рассыпаясь в благодарностях и доставая из своего мешка завернутый в бумажку сахар и ржаной хлеб.

Вагон проснулся, наполнился движением и голосами, спорящими из-за места на плите, звонкими зевками, утренним покашливанием. Позавтракав вместе с проснувшимся Антошкой, Лена задвинула чемодан подальше под нары, свернула салфетку и отряхнула крошки с подола платья. Ходимцев завязал свой мешок и сел на краю нар с отсутствующим взглядом, сложив руки на коленях и явно собираясь подремать.

Где-то к обеду поезд снова остановился, но теперь уже Лена не слишком обеспокоилась. Ехать им осталось совсем немного и грядущую ночь они проведут в настоящей постели. Мужчины, сидящие у двери, открыли дверь вагона, посмотреть, но стоящие у путей вооруженные люди приказали им закрыть дверь и ждать. Вскоре началась привычная толкотня проверки документов. На этот раз проверяющие с красными лентами на кокардах и с пулеметными лентами на шинелях казались более дисциплинированными и строгими. Едва поднявшись в вагон, они с отвращением отшатнулись от спертого воздуха.
- Какая вонь у вас тут!
- Тихонько, господин товарищ, - воскликнула сидящая на полу крестьянка, кормящая грудью младенца, - дверь-то больно не раззевайте, у нас дети тута, а дров мало.
- Титьки спрячь, если ты сквозняков боишься, - ответил неласково одие из проверяющих и потребовал документы. На этот раз проверка подвигалась медленно. Будили спящих, поднимали сидящих, проверяли все узлы и чемоданы. Один из военных, добравшись до спящего Ходимцева, смахнул с его головы шапку, приказав:
- Ты кто такой? Документы сюда!
Поручик запустил руку запазуху, вынул завернутый в тряпку пропуск.
- В Казань едешь, говоришь?
- Домой.
- Что-то не похож ты на трудового человека, уж больно ручки у тебя белые. Господинчик?
- Какой я вам господинчик, лавочник я, лавочник.
- Аха. Лавочник, значит. А я думаю – спекулянт. Где твой багаж? Ну-ка, я проверю. Это, чтоли? И все?
- Какой же я спекулянт? Вот, мешок мой и весь мой багаж. Больше ничего нет.
Лена кусала губы. Ее охватило страшное предчувствие. До сих пор никто из проверяющих не интересовался вплотную ни ими самими, ни их багажом. Все сидящие поблизости тоже заинтересованно повернули к ним головы. На шум подошел второй проверяющий, буркнул:
- Ну кто здесь? Что он?
- Да вот, подозрительный типчик, говорит лавочник.
- Дай-ка я взгляну на него поближе. Встать!
Ходимцева обыскали, ощупали, заставили разуться. Пока он снова обувался, к ним подвели пожилого человека, который беспомощно оглядывался и бормотал дрожащим голосом:
- Вы ошибаетесь, товарищи, я никакой не буржуй, я ниженер. Я работаю в науке.
- Шагай, шагай!
На нем было длинное черное пальто, белое кашне не по сезону и пенсне, которое он беспрестанно поправлял на носу. Он видимо потерял головной убор и его лысеющая голова с остатками седоватых волос казалась маленькой и жалкой.
- Щас придет комиссар вот пусть сам с тобой и разбирается, в какой ты там науке.
- Господа солдатики, - вступила молодка, сидящая на полу рядом с печкой - отпустите вы дедушку, вишь, как он бедненький весь дрожит!
- Можа нам тебя получше пощупать, - рассердился проверяющий, - что-то ты уж больно боевая.
Но баба нисколько не испугалась,
- Ты мне чай не муж, чтобы меня щупать. Вот он, родимый, возвернется домой, он и пощупает. А я уж подожду. Много вас тут, щупальщиков.
- И где это он интересно, твой мужик?
- Как и все, в армии, голубчик ты мой. С самого четырнадцатого года сплю я в постельке одна, как королева, сама себе хозяйка. И уж года два, как писем от него не получаю. Кто знает, может статься, что я уже вдова горькая теперича, - грустно закончила она. И вдруг снова развеселилась:
- Слышь, а можа и мне в армию податься? Все не так скушно, как одной ночи коротать. А? Господин товарищ? Как, возьмешь?
- Какие мы тебе товарищи, курица!
- А? Чаво? Али я не гожуся вам в товарищи? Али сала на боках мало? Так его ведь и наесть можно. Это мы быстро.
В ее голосе было столько шутливого кокетства, что все рассмеялись, и солдаты тоже.
- Грудя у тебя больно большие! Боюсь, что шинелька на них не застегнется.
Лена бессильно смотрела, как под толчками прикладов уводили Ходимцева и старичка в пенсне, который все пытался оглядываться, бормоча:
- Это недоразумение, товарищи, это ужасное недоразумение.
Их провели, спотыкаясь, через проход, заваленный растерзанным багажом. Прямая, гордая спина Ходимцева удалялась без взгляда, без слова в ее сторону. И никакой тулуп, никакие опорки не могли скрыть его офицерской выправки.
- Куда вы их ведете? - забыв осторожность крикнула Лена.
- А тебе какое дело? Может он муж твой?
- Да нет, просто попутчица какая-то, ответил за нее поручик и под легким ударом приклада спрыгнул наземь.
- Эй! А меня-то, меня-то не берешь? А? Солдатик? - снова закричала отчаянная молодка, но слова ее остались без ответа.
- Всем сидеть на местах и не двигаться, - приказал начальник конвоя и задвинул дверь.

Ожидание показалось Лене бесконечным. Она боялась, что поезд тронется и Ходимцев останется на станции. Она не знала точно, где они находятся, она не знала ни адреса его семьи, и ни кого бы то ни было в Нижнем. Дверь открылась снова уже под вечер. За ней в воздухе летали колючие белые мухи. Пассажиры, ушедшие за новостями, вернулись и стали собирать свой багаж.
- Чего там? - спрашивали их наперебой.
- Поезд дальше не пойдет, слезайте.
- Как так? Почему это?
- Паровоз отцепили. Говорят, забрали на другой поезд. А кто говорит, что дальше рельсы разобраны. Черт их поймет.

Люди понемногу покидали вагон, пока Лена не осталась с Антошкой одна. Она все еще ожидала возвращения поручика. Печка затухла, в открытую дверь наносило снегом, вагон леденел. Лена подошла к двери и выглянула наружу. Увидела маленькое облезлое здание станции с табличкой "Котляровка” и кучку небольших деревянных построек поодаль.
- Мама, пойдем отсюа, все уже ушли, - взмолился Антошка, дернув ее за руку.
- Мы только еще немножечко подождем, - ответила она в растерянности.
Постояв на ледяном ветру, она задвинула, как могла дверь и подбросила в печку щепок. Огонек загорелся, немного осветил и отогрел. Они устроились рядом на грязной подстилке и уснули, прижавшись друг к другу.

Проснулась она от того, что бедра ломило от холода. Вагон стоял. Лена встала, разбудила хнычущего мальчика и с опаской отдвинув дверь, огляделась. Светало. Ее чемодан и сумка с едой бесследно исчезли. А с ними и все их вещи, вся надежда на выживание. Остался один только саквояж, на котором они спали, саквояж, в котором она хранила второе платье с вшитыми в него драгоценностями. Но вместо того, чтобы почувствовать облегчение от этого, она почувствовала одну только безнадежность и досаду. Как она могла подумать, что изумруды дороже картошки? Дороже ботинок и простыней, которые легко можно было бы обменять на еду. Кому нужны теперь в этой дыре ее серьги и подвески? За них можно запросто поплатиться жизнью. Никаких следов присутствия в вагоне Ходимцева не было и быть не могло. Она осталась одна с ребенком, в незнакомом месте, на морозе.

Она неловко соскочила из вагона на землю и помогла спрыгнуть сыну. Перед зданием станции вокруг костра сидели вооруженные люди и что-то варили в котелке, подвешенном над огнем. Лена прошла вдоль поезда по направлению к ним, держа в одной руке саквояж, а в другой руку сына. Сидящие вокруг огня люди заметили ее и один из них встал, преграждая ей путь винтовкой:
- Стой! Ты откуда?
- Лена кивнула на неподвижный поезд.
- Из поезда? Все пассажиры разошлись еще вчера вечером! А ты почему не ушла вместе со всеми? Чего ты там ждала?
- У меня украли все мои вещи, - жалобно ответила она и слезы сами собой полились из ее глаз. Кучка солдат взорвалась от хохота:
- И ты думала, что тебе их обратно принесут, чтоли? От, ворона! Ну, смотри ты на нее!
Она стояла перед ними беззащитная и жалкая, с мокрым от слез лицом и сжимала руку сына, не зная, что делать.
- Я думала, что поезд поедет дальше, - пропищала она, шмыгая леденеюшим от слез на морозе носом.
- Так там дальше пути разобраны, куда же он поедет? Дура-баба. Ну ступай, ступай! Тут стоять не положено. Нечего мальчонку морозить.
- А куда идти? - наивно спросила Лена.
- Вон, в деревню, - махнул рукой один из солдат, - вон туда, видишь? Глядишь, кто тебя и пожалеет. Растяпа.
Лена направилась дальше, мимо здания станции, таща следом сына и вытягивая шею в поисках строения, которое могло бы служить здесь чем-то вроде тюрьмы или полицейского участка, но ничего подобного она не заметила. Только длинный деревянный барак, а поодаль, позади него домишки, цепляющиеся покосившимися заборами один за другой. Она вернулась к станции, размышляя, где еще можно искать поручика. В здание станции ее не пропустили, но через открытую дверь она успела заметить, что там не было ни одного пассажира, только одни военные, деловито снующие туда и сюда.

Они снова вышли на дорогу, ведущую в деревню, надеясь разузнать что-нибудь у ее жителей, а заодно и отогреться. Дорогу потихоньку заносило снегом и он ядрено скрипел у них под ногами. Лена шла довольно быстро и Антошка едва поспевал за ней, подскакивая и вытягивая ей руку. Кое где выскакивали, облаивая их, тощие злые собаки, бежалм немного позади и отставали. Видно там, в другам конце поселка был колодец, потому что ей встретились две-три бабы с полными ведрами на коромыслах, но лица у них были хмурые и ни с одной из них Лена заговорить не решилась. "Слава богу, хоть ведра полные, будет нам удача”, успокоила она себя, шагая дальше по скрипучему снегу. Лена остановилась перед возникшей перед ней вывеской "Шинок”, несколько раз перечеркнутой углем, украшающей вход в лачугу с покосившимся навесом. Лена дернула за ручку и дверь открылась, пахнув на них теплом и запахом каши. В маленькой, плохо освещенной комнатушке было немало народу и Лена с удивлением узнала в некоторых своих попутчиков с поезда. Мужик за стойкой подозрительно посмотрел на нее, но увидев на ней редкостную в этих местах бобровую шубку, смягчился и пригласил подойти поближе.
- Чего желаете? - подобострастно спросил он, обметая стойку грязной засаленной тряпкой.
- У меня украли вещи, - начала она и сразу-же поняла, что этого говорить не следовало, так как лицо хозяина сразу же затвердело.
- Послушайте, я просто хочу накормить ребенка, и если можно, на обмен. Я не собираюсь побираться, - поспешно добавила она и протянула ему свою меховую муфту.
Мужик еще раз с удовольствием оглядел ее с ног до головы и, повертев муфту в руках, вернул ей и сказал:
-У меня ничего для вас нет.
- Может быть вы предпочитаете деньги?
- А что, у вас есть?
- Есть, только керенки.
Мужик хмыкнул.
- Вообще-то я предпочитаю вещами. Что я буду делать с вашей несчастной муфтой? Дам ее своей старухе, чтобы коров доить? Ну ладно, давайте хоть керенки. Мальчишку жалко. Сколько у вас? Идите, садитесь вон там, я вам каши принесу.
Лена с облегчением устроилась с сыном на лавке в углу, положив на край стола муфту, и дождалась, когда ей принесут миски с кашей, едва забеленной молоком.
- А молока можно принести? - спросила она.
Хозяин харчевни молча сграбастал муфту со стола и ушел, а через минуту вернулся с кружкой горячего молока. Антошка сидел на лавке и тихонько плакал. Согреваясь, у него болели промерзшие руки и ноги. Лена согрела его пальцы в своих ладонях и шепнула:
- Ешь, пока горячо.

Они поели и отогрелись. Подошел хозяин, пересчитал протянутые Леной керенки и вздохнул.
- Послушайте, если хотите, я согласен обменять вашу шубу на пальто. Есть у меня тут одно, совершенно случайно. Оно, конечно, не новое, но другого у меня нет, - человек смотрел на нее с ласковой улыбкой, подрагивая ножкой, - и это, дорогая дамочка, только из жалости к вам. По вас же сразу видно – мадам. Такая молодая и красивая особа в дорогой шубке, одна, без сопровождения, далеко отсюда не уйдет. А вам небось еще идти да идти.

- Я вас не поняла. Вы хотите, чтобы я отдала вам свою шубу за какое-то там пальто?

- В придачу к пальтишку я дам вам комнату до завтра и горячей еды.
- Послушайте, вы с ума сошли, это же настоящий бобер! А вы хотите забрать его почти даром.
- Ну и что? У вас есть другой выход? Из-за этой самой шубки вас запросто укокошат по дороге, и все дела. А уж если вы добавите сюда еще и вашу шапочку...
- Нет, нет, шапка мне самой нужна.
- Так вы не вонуйтесь, не волнуйтесь так, я дам вам взамен другую, попроще.
- Мне хотелось бы посмотреть.
- Пошли со мной, - кивнул хозяин.
- Куда?
- В вашу каморку, куда!
- А где гарантия, что вы меня не обманете?
- А нет у меня никаких гарантий. Не хотите – вон пошли, вот и вся гарантия.
- Ну, хорошо, пойдемте, - обреченно ответила Лена, внутренне содрогаясь.
У нее были сомнения насчет порядочности этого человека. Не заведет ли он ее в темный угол, чтобы ограбить, или вообще убить? Но она подняла саквояж, взяла за руку сына и пошла следом за ним. Они прошли через узенький коридорчик и вошли в маленькую каморку с крошечным окошком и узкой кроватью. Хозяин дал им войти и жестом пригласил ее снять свою шубу. Лена послушалась, внутренне обмирая. Мужик пощупал мех, поднял подкладку и удовлетворенно кивнул.
- Сидите тут, я сейчас приду.
- Мама, мы что, остаемся здесь? - испуганно спросил ее Антошка.
- Нет, что ты мой хороший, мы только отдохнем и пойдем дальше, - ответила она, целуя сына.
- Куда? - спросил мальчик.
- Туда, в город. Сядем на поезд и ту-ту!
Антошка вздохнул. Он был слишком спокоен и все норовил поспать. Лена потрогала его лоб: нет, кажется все в порядке.

Хозяин вскоре вернулся с черным пальто подмышкой и элегантной бархатной шапочкой на ватной подкладке.
- Во! Чем плоха? Очень даже хороша шапчонка. Одна дама мне дала за услугу.
- Нет, нет, шапку я вам не отдам.
- Послушайте, что вам еще надо? Хотите рукавички? Хлеба в дорогу дам вам полкило. А?
- Ну, если только вы наймете мне сани с лошадью до ближайшего города.
Мужик присвистнул:
- Куда? Милая дамочка! Вы что, с луны свалились? До какого такого города? Здесь ближайший город – это Нижний. А до туда двести верст с лишком.
- Ну тогда скажите, как мне до него добраться.
- Вам надо пройти до Урюпинки. Это недалеко, двадцать верст прямо по дороге. А там, бог даст, найдете попутные сани. У них-то деревня побольше нашей будет.
- Ну, хорошо. Тогда вы даете мне ваше облезлое пальтишко, шапочку, полкило хлеба, картошки, и санки в добавок.
- Какие санки? Салазки, чтоли?
- Салазки.
- Салазки! Картошки! Откуда вы взялись? Вы что, не знаете, что картошка сейчас дороже бриллиантов? А? Салазки ладно, найду, но картошки...
Лена упрямо молчала. Мужик тоже стоял и молчал, уперев в нее взгляд.
- Ну, что, не согласны? Только ведь завалят вас в дороге с вашим обличьем!
- Значит еще и салазки, картошки и сала.
- Ладно, - махнул рукой мужик и, выходя из каморки, приказал Лене запереться на крючок.

Лена померяла пальто. Оно, вероятно принадлежало старой женщине, потому что такой покрой в Москве давно уже не носили. Ей было жаль до слез расставаться со своей элегантной шубкой, но в одном хитрый мужик был прав: по ней было видно, что она не из бедных. Пальтишко едва сходилось на ее растущем животе, было немного потерто на локтях и на вороте, но в общем, носить его было можно. А если учесть, что она не в магазине и другой одежды здесь она все равно не найдет, то уже и это было удачей. Главное – добраться... куда? Куда ей ехать сейчас? Где искать мужа? И тут она вспомнила о Ереминых. Они помогут. Ей вдруг стало стыдно, что она так мало о них думала, пренебрегала, легкомысленно кичась своим происхождением. За всю свою жизнь она была лишь однажды у них в гостях и написала им одно-единственное письмо за всю войну. А сейчас она точно знала, что они примут и помогут, несмотря на расстроившееся со смертью Катерины Антоновны родство. А если не примут? Что тогда? Ей нужно время хотя-бы для того, чтобы разузнать, как найти мужа. И времени у нее было немного. Ведь ей скоро рожать. В случае чего – ехать в Казанцево, в родной дом мужа. Там – его дом, его отец. Это то место, где Владимир всегда найдет ее. А она будет ждать всю жизнь, если понадобится. Сейчас главное – добраться до Ереминых. Узнать, жив ли старик свекор, ведь кое где мужики, отбирая землю, расправились с ее хозяевами, пустили красного петуха. Она столько наслышалась об этом в пути! Дай-то бог, чтобы его обошла эта страшная доля! А она доедет, дойдет, если надо, и они разелят все невзгоды вместе. Антошка заснул. Лена накрыла его своей шалью и прилегла рядом. Надо было набираться сил перед дальней дорогой.

(Продолжение следует)