Сага о чертополохе (предв. название) - 24

Иллюстрации Дениса Маркелова

Соня.

Соня знала, что в походе ей придется нелегко, но трудности эти превосходили все ее ожидания. Она научилась собирать и разбирать установленный на тачанку "максим” и стрелять из винтовки. Даже остановившись в освобожденных ими деревнях, спать спокойно им не доводилось. Кроме дутовцев, в регионе хозяйничали самые разноцветные летучие отряды анархистов, то и дело вспыхивали мятежи недовольных экспроприацией зажиточных крестьян, неожиданно нападали летучие партизанские банды и снова скрывались в степях. Да и сами крестьяне, получив отобранные у помещиков земли, не желали подчиняться продразверстке и продавать излишки хлеба по твердо установленной цене советской власти. А потому, если и принимали их у себя с внешним спокойствием, никто не мог поручиться, что они в первую-же ночь не пошлют нарочного в степь за отрядом карателей.

И в такое горячее военное время Соню угораздило забеременеть. Она чувствовала себя так плохо, что не могла уже ездить верхом, а только валялась на тачанке, у пулемета. Но даже и на тачанке ее укачивало и она подолгу свешивалась головой вниз, чтобы избавиться от тощего обеда, проглоченного чаще всего всухомятку. Ни о каких врачах и ни о фельдшерах в местных деревнях давно уже слухом не слыхивали и обеспокоенный Максим при первой же возможности отправил жену в Самару, к матери.

  Соня приехала в Самару летом, когда она уже была занята чехословацким корпусом полковника Чечека и объявлена новой столицей Российской Республики. Вокруг города стояли заслоны, но на усталую женщину с узелком солдаты не обратили особого внимания. Она доехала на телеге почти до пригородов, а дальше пришлось продолжать пешком. Соня была одета по-деревенски, ее коротко остриженная голова замотана старым, выцветшим платком. Она знала, что после прихода чехов самарцы устроили настоящий террор и растерзали выловленнных ими в городе большевиков. Люди рассказывали, что трупы растерзанных побросали в Волгу и они плыли вниз по течению, мимо близлежащих деревень. Соне надо было быть крайне осторожной. На заводской окраине ей удалось взять извозчика до самого дома, она изнемогала от усталости.

Она позвонила и пока ей открывали дверь, стояла под дверью, согнувшись в три погибели. Дверь открыла тетя Надя.
- Соня! Зачем ты здесь? Мы сами подумываем, куда скрыться отсюда! Ну заходи скорей, чтобы тебя никто не видел. На тебе лица нет. Боже, как ты не вовремя!
- Это Соня? Поди сюда! - отозвалась свекровь из гостинной, - Я вся извелась, рассказывай, как там Максим? Жив? Здоров?
Соня вошла в сумеречную гостинную, где сидела ее свекровь и прислонилась к косяку. Здесь привычно пахло сухой лавандой и еще чем-то неопределенным, свойственным только этому дому. Она обвела взглядом музейные, неподвижные ряды фарфоровых пастушек и собачек, букеты искусственных цветов в вазах и пробормотала:
- Жив. С ним все в порядке. Они отошли на безопасное расстояние.
- Сейчас нет безопасных расстояний. Как тебе удалось пробраться в город?
- Пешком. Извините меня, Вера Павловна, я очень устала. Я пойду прилягу.

Немного отдохнув и выпив теплого чаю, Соня переоделась и спустилась к свекрови.
- Вера Павловна, я беременна и очень плохо себя чувствую. Мне надо срочно в больницу.
Вера Павловна посмотрела на нее с изумлением и сказала:
-Как тебя угораздило? В такое время! Это глупо.
Она сокрушенно покачала головой:
- Некчему тебе шататься по больницам, с твоей-то прической. Там и тиф подцепить недолго. Все, что тебе надо сейчас, это лежать. Вот и лежи. Представь если кто-нибудь тебя узнает!
- Не узнают. Я здесь мало кого знаю.
- Легко тебе говорить. Тебя здесь не было, когда...- она снова подняла глаза на сноху.
Соня так похудела, что кожа на ее лице сделалась прозрачной.
- Делай как знаешь.
Соня поехала в ближайшую больницу. Просидев в ожидании приема часа два или три, совершенно обессиленная, она попала наконец на прием к акушерке.
Акушерка выписала ей микстуру и задумчиво покачала головой:
- Вам сейчас надо лежать и лежать. На спине. Побольше есть и спать. За полчаса ло еды принимайте микстуру, она должна избавить вас от тошноты.
- Дайте мне что-нибудь от болей в животе, - попросила Соня.
- А вот этого я вам пока не дам. Лежите и бог даст все обойдется. Если боли не прекратятся, приезжайте снова. Кто с вами?
- Где? Дома?
- Да нет, здесь. С кем вы приехали?
- Одна, - пожала плечами Соня.
- Ну тогда берите извозчика и скажите чтобы не гнал.

- Что тебе сказала акушерка? - спросила свекровь.
- Велела лежать.

Вера Павловна удовлетворенно покачала головой и сказала довольно ркзко:
- Вот и я тебе сказала то-же самое. Стоило для этого тащиться в госпиталь!- стекла ее пенсне сверкнули с негодованием, - дело женское, не ты первая – не ты последняя.
Соню ее слова раздражали. Она не заберемела специально, чтобы досадить кому-либо. Устало поднявшись наверх, в их с Максимом комнату, Соня не раздеваясь легла на постель, прислушиваясь к мучавшим ее болям внизу живота. Она, кажется, задремала и когда Надежда Павловна вошла к ней с подносом, она проснулась.
- Ну, как ты тут? - спросила она.
- Ничего, кажется лучше, - ответила Соня неуверенно.
- Мы уже пообедали, я принесла тебе суп и чай. Поешь обязательно.
- Спасибо, я попытаюсь.
- Вот, вот. Попытайся. Мы не будем тебя беспокоить, если что понадобится, ты не стесняйся, кричи. Мы с Верочкой будем внизу.

Соня вспомнила про микстуру, выпила ложку и прилегла. Через полчаса она съела несколько ложек остывшего супа и выпила холодный чай с вареньем. Подождав немного, пока не уляжется тошнота, переоделась в ночное, разобрала постель и сразу уснула. Проснулась глубокой ночью от резкой боли, не сразу сообразила где она, а когда вспомнила – забеспокоилась. Свекровь наверняка уже спит. Она попыталась встать с кровати, но боль скрутила ее и она опустилась на коврик, положив лицо на одеяло. Соня подождала еще немного, боль унялась и она снова улеглась. Стала уже засыпать, но снова резануло поясницу. Она пыталась терпеть еще некоторое время, но когда боль стала нестерпимой, решилась позвать Веру Павловну.

Первой вошла тетя Надя в халате, накинутом на ночную сорочку и с лампой в руке.
- Ну что, не отпускает?
- Нет. Стало еще хуже.
Следом за ней появилась свекровь в косынке, повязанной на папильотки.
- Ну что, как она тут?
- Надо везти в госпиталь. Видишь, как ее прижало!
- В госпиталь! Сейчас? Ты забыла, что в городе комендантский час?
- Придется объяснить, что у нас срочность.
- Дело даже не в этом. Где мы с тобой найдем извозчика?
- В самом деле. Я выйду, на улицу, посмотрю. Может встречу людей из милиции, они нам помогут.
- Может ты и встретишь людей из милиции, а может и грабителей. Я не советую тебе выходить из дому, дорогая.
- Но что-же делать? Я, право, не знаю.
Вера Павловна вздохнула и ответила.
- Надо ждать утра. Тогда будут и извозчики. Как ты, Соня, дотерпишь до утра?
- Не знаю.
- Потерпи, Сонюшка, ночь уже на исходе, скоро рассвет.
Они вышли, оставив дверь приоткрытой, и Соня осталась одна при свете лампы.
- Мамынька моя! Мама! - вырвалось у нее и ей вспомнилась последняя ночь ее матери. Сегодня Соня изведала боль, убившую ее.

Соня очнулась в больничной палате. Живот еще болел, но не так сильно. Она оглянулась: на соседних кроватях лежали еще три женщины, две из них спали, а третья с любопытством посмотрела на нее:
- Ну что, очнулась? У тебя кто?
- Как кто?
- Ну кто, мальчик, девочка?
- У мня никого.
- У-уу! Сама выкинула, или помог кто?
- Не знаю.
Соседка рассмеялась.
- Рассказывай мне тут. Ну ладно, лежи, я позову сестру милосердия.

Прибежала сестра, а за ней старый, усталый доктор.
- Ну, как, оклемались? - спросил он и нащупал у Сони пульс.
Затем от положил руку ей на лоб и сказал:
- Ну вот, температура спала. Теперь пойдете на поправку.
- А как мой ребенок?
- Ребенок? Какой ребенок? С таким маленьким сроком! Беременность ваша на этом окончилась. Не будет ребенка.
- Значит все?
Все! - доктор посмотрел на нее внимательным умным взглядом:
- Скажите мне, дорогая, а почему у вас ягодицы, извиняюсь, все в синяках, как у молодого казака? Уж не экзерсировались вы верхом в вашем положении?
- Пришлось немного.
- Ах, вот как. Пришлось. Разве никто не говорил вам, что этого нельзя делать ни в коем случае?
- Слыхала.
М-мм...
Доктор вздохнул и взал ее за руку, сказав печально:
Женщины вы мои дорогие женщины! Доже в такое тяжелое время вы пытаетесь исполнить свой женский долг по отношению к человечеству! Во всяком случае, некоторые из вас, - добавил он, бросив сердитый взгляд на сонину собеседницу, - Ну, отдыхайте и выздоравливайте.

Соня собрала свои вещи в узелок, готовясь к уходу домой. За ней приехала свекровь вместе со своей сестрой и обе женщины ожидали ее в коридоре. Вошел доктор и жестом пригласил Соню последовать за ним в кабинет.
- Дама, ожидающая вас на выходе – ваша матушка?
- Нет, свекровь. Моя матушка умерла.
Доктор задумчиво посмотрел себе на руки и сказал:
- В таком случае я предпочитаю говорить только с вами лично. А уж там – ваше дело.
- Вы хотите мне что-то сказать?
- Да, и поверьте, мне не легко. У вас может никогда больше не быть детей.
Соня набрала в грудь воздуха, но прежде чем она успела ответить, доктор продолжил:
- Я, конечно, не могу абсолютно ручаться за это, но шансов у вас очень, очень мало.
- Я поняла, - ответила Соня подавленно.
- Вы не расстраивайтесь заранее, женщины – удивительные существа. Иногда вопреки всем прогнозам, они неплохо выздоравливают. Но сейчас мой долг сказать вам правду. Отдыхайте, побольше ешьте, гуляйте на воздухе, а там – кто знает.

Нельзя сказать, что Соня желала ребенка, просто так получилось. А тут, потеряв его, она вдруг почувствовала такое одиночество, такую безъисходность, что вернувшись домой она проплакала до самой ночи. Свекрови они ничего не сказала. Но как она объяснит все Максиму? Как ей жить с этим дальше? Долгие слезы оставили ее без сил и она заснула с мыслью, что сейчас ее главная задача – это поскорее избавиться от боли и этой усталости, которая мешает ей повелевать собственным телом. Ей надо было выздороветь и исполнить то, зачем ее сюда отправили.

Лена Казанцева

Миша ушел. Лена заперла входную дверь и вернулась к сыну. Собрала ему завтрак и приказала сидеть здесь и не двигаться. А сама поднялась в свою комнату и села на табурет перед зеркалом. Лицо у нее было как у покойника: глаза провалились в синие колодцы, нос распух и покраснел. Шпильки высыпались из волос, неумелый шиньон почти развалился и беспорядочные пряди разметались по щекам. Но она не видела всего этого. Она сидела неподвижно перед пыльным, мутным зеркалом. Сидела долго и бездумно, совершенно потерянная, пока в дверях не появился сын. Если-бы его не было с ней, она умерла бы уже от горя. Но надо было возвращаться на кухню и сооружать обед. Так, в оцепенении, она провела все последующие дни, то-ли ожидая звонка по поводу похорон, то-ли просто не зная, что делать. Она потерянно бродила по холодному дому, оставив любые попытки выйти на улицу.

В дверь стучали так громко и уверенно, что Лена застыла на месте с ведром в руке.
- Открывайте! У нас мандат на обыск!
- Кто здесь?
- Открывай, сказал! Мы от имени совета рабочих и солдатских депутатов. Открывай, не то дверь взломаем!
- Я сейчас, сейчас! - откликнулась Лена и поставила на пол ведро с картошкой, которую только что подняла из подвала.
Дрожащими руками она торопливо отодвигала засовы, и слышала, как за дверью говорили: "Дверь добротная, не хочется портить” и "Черт с ней, с дверью”.

Их было пятеро: тот, что был в кожанке, вероятно старший, остальные в штатском, с пулеметными лентами через плечо. Лена попятилась. Человек в кожанке отодвинул ведро ногой и коротко приказал:
- Документы!
Остальные разбрелись по дому и заглянули на кухню. Лена побежала наверх за паспортом и человек в кожанке поднялся следом за ней.
- Кто живет в доме?
- Я.
- Что, одна в целом дворце?
- Нет, с сыном.
Человек небрежно просмотрел ее паспорт и сунул ей его обратно в руки.
- Вообще-то мы живем здесь с родителями, но они в отъезде, торопливо попыталась оправдаться Лена.
- Ага! И куда же это они подались, если не секркт? - он с интересом вертел в руках пахальное яйцо от Фаберже.
- В Петербург, - соврала она.
- В Петроград, - поправил он, - ну-ну. - Все ценные вещи и предметы из драгоценных металлов мне сюда на стол! - крикнул он своим сослуживцам.
Они уже выдвигали ящики коммода и вытряхивали их содержимое прямо на пол. Один из пришедших взглянул на висящую в будуаре картину и воскликнул радостно:
- О! Видал бабу? Голая!
- Это не баба, это Диана, - поправила Лена, но в ответ разразился многоголосый смех.
- Диана там, или еще как ее величать, но баба в телесах!
- Эй, картины не драть! Возможно это подлинники! Снимайте их и ставьте сюда, к стенке. Осторожно!
Один из пришельцев уже лез сапогами на драгоценнейший стульчик ручной вышивки, снимая картины и передавая их приятелю.
Их начальник в кожанке снова обернулся к Лене:
- Так вы говорите, что родители в Петрограде? По какой – такой надобности?
- У родственников, - продолжала лгать Лена, но вопрос не очень интересовал присутствующих. Человек пошевелил пальцами в светлых волосенках Антошки и мальчик испуганно уткнулся в материнские юбки.
- А муж у вас имеется?
- Он на фронте, защищает Россию.
- А! Офицер! Понятно, понятно. Значит с белыми?
- Я...я не знаю.
- Ну да. Тэк-с.
- Что вы собираетесь делать? - отважилась Лена, - все эти вещи принадлежат моему отцу! Вы не имеете права...
- Да что вы?! Уважаемая мадам, теперь настала наша власть, власть народа, и мы имеем все права, какие нам только понадобятся, он окинул Лену презрительным взглядом и продолжил: - Уберите ваше пузо на диван и сидите там тише воды и ниже травы. Ваше царствие кончилось. Теперь нам надо подумать, какие права оставить вам.
Солдаты, или кто там, приносили на стол столовое серебро, золотые чайные ложки, подсвечники и другие ценные вещи. С обезьяньим любопытством, тыча друг в друга локтями, они разглядывали малахитовые шкатулки и ящички для сигар. Один из них покрутил в руках золотую зажигалку и опустил ее в карман. Лена сидела на канапе, обнимая прижавшегося к ней сына и подавленно смотрела на происходящее, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства. Вся жизнь ее семьи была выпотрошена наружу и попрана чужими сапогами. На полу бесстыдно вылялось интимное женское белье, тончайшие кружева, материнская коллекция женских журналов с вшитыми в них образчиками материи, и все это нещадно попиралось равнодушными подошвами. Кожанный начальник продолжал свой неспешный обход. Подойдя к большой синей вазе, он щелкнул по ней ногтем и обернулся к Лене:
- Минг?
Лена не ответила и он пожал плечами.
- Да, чувствую, что мы здесь не потратим время зря! - сказал он, довольно потирая руки и вдруг сорвался с места, подхватывая на лету хрустальную вазу, едва не упавшую на пол.
- Тихо ты, черт! Чуть не разбил!
- Э! Ну и хрен с ней. Стекляшка! - засмеялся тот.
- Сам ты, дурак, стекляшка! Это все настоящий хрусталь! Ты выдерни из коммода ящики и ставь хрусталь туда. О-сторожненько!
Он снова обернулся к Лене и грозно спросил:
- А где находятся ваши личные драгоценности? Что-то я их не видел.
У Лены захалонуло сердце.
- В банке, - ответила она.
- В какой еще банке?
- В банковском сейфе.
Человек посмотрел на нее с недоверием, явно раздумывая. Отвернулся, пододвинул к загроможденному столу стул носком сапога и вынул лист бумаги.
- Я буду составлять список конфискованного имущества, переданного вами революционному комитету добровольно. Вы подпишитесь.
Антошка смотрел на них непонимающими глазами, переводя взгляд с одного на другого и молчал.

В отцовском секретере они обнаружили графинчик с коньяком и Лена видела в зеркало, как они пьют в тайне от своего начальника. Когда графинчик опустел, один из содлат принес его и поставил в ящик коммода вместе с другим хрусталем. Проходя мимо Лены, он дохнул на нее запахом алкоголя и чеснока и Лена поморщилась. Их начальник заметил это и бросил на нее оскорбленный взгляд. Из соседней спальни послышался смех и Лена, подняв голову, снова устремила взгляд  в зеркало, и с досадой отвернулась, видя как один из них пытался натянуть на обмотанную пулеметными лентами грудь ее кружевное неглиже. Другой, устав рыться в чужих вещах, помял в руках вышитую пуховую подушечку и взял ее подмышку, собираясь унести с собой.
- Положь сказал, - не отрываясь от писанины сказал начальник, но солдат с подушкой возразил:
- Мне надо! И так спим, как попало, а так хоть будет на что голову положить.
Его начальнику было безразлично, он закончил писать и воткнул ручку в чернильницу:
- Иди, подпишись. И здесь тоже.
Лена подписала все, что они хотели и снова опустилась на канапе. Ей нетерпелось остаться с сыном вдвоем и собрать в кучку разрозненные, разбегающиеся как тараканы, мысли.

Пришельцы связали серебро узлом в скатерть, а кртины стянули шнуром, выдернутым из гардины. Вещей было много. Кожаный человек обернулся к приятелю с подушкой и сказал ему:
- Оставь пока. Мы завтра опять сюда придем. Здесь много чего еще осталось. Да и потрясти надо будет кой-кого. Выносите вещи и грузите на подводу.
Лена взохнула с облегчением. Уходят. Сегодня они не нашли зашитый ею клад, а значит впереди осталась еще одна ночь на то, чтобы найти подходящее местечко свим драгоценным платьям.

Уже спускаясь с лестницы, начальник обернулся к Лене и отчеканил:
- Вы находитесь под домашним арестом, вы сами подписались. Так что я вас предупреждаю: на улицу не выходить и никого не впускать. Завтра, к нашему приходу, вы займете одну-единственную комнату. Все другие помещения будут экспроприированы в пользу народного правительства. Брать только самое необходимое. Впрочем, я сам завтра все проверю. Дом с сегодняшнего дня принадлежит комиссариату Мосжилфонда. Все оставшиеся здесь вещи принадлежат народу и находятся под вашей ответственностью. В случае пропажи хотя бы одной описанной или неописанной вещи, вы будете расстреляны.

Лена спустилась следом, крепко сжимая руку ребенка в своей. Наружная дверь была раскрыта нараспашку и пришельцы выносили вещи на подводу. Перед парадным собралась тощая толпа народа, с любопытством глазеющая на происходящее. Неопрятно одетая, слегка подвыпившая женщина, пританцовывая на затоптанном снегу прокричала кошачьм голосом:
- Ну, что, кповопивцы! Отгулялись, отнежились? Теперь наша очередь! Теперь мы будем властвовать!
Перед тем, как Лена закрыла дверь, человек в кожанке повторил:
- Дом, все вещи, так-же как и вы сами находитесь в распоряжении комиссариата, - и вскочил в стоявший перед домом автомобиль. Сгорая от стыда, Лена захлопнула дверь, заперлась и озадаченно огляделась: ведро с картошкой исчезло. Придется ей снова лезть в подвал и с отвращением копаться в загнивающей куче.

Она прошлась по дому, зябко кутаясь в шерстяную шаль и уже равнодушно оглядела разорение. Свернутые и связанные бечевками ценные ковры были сложены у стены, часть картин небольшого формата тоже стояли лицом к стене, связанные ремнями. Конец света. Она наспех собрала валявшееся на полу белье и сунула его в зияющий пустотами от ящиков коммод. И тут она почувствовала легкий толчок в желудок и замерла. Это новая, зарождающаяся в ней жизнь давала о себе знать.

Когда она снова спустилась на кухню, уже темнело. Окна выделялись светлыми прямоугольниками, словно за ними было светлее, чем в доме. Она зажгла свечу и обнаружила, что и горшочек с медом, и остаток ржаного хлеба, завернутый в полотенце, и последний кусочек ветчины бесследно исчезли. Завтра, если они останутся живы, она попытается выменять немного продуктов на постельное белье. Лена спустилась в подвал вместе с сыном, держа над головой свечу с дрожащим огоньком. Здесь царил запах гнилой картошки и сырости. Из под ног рабежались крысы и скрылись в темных углах, Антошка взвизгнул и вцепился в ее юбку. Лена панически икнула, но набралась мужества и храбро направилась к ящику с картошкой. В улу, в бочке, оставалось еще порядочно квашеной капусты, слегка покрывшейся плесенью. В соседнем бочонке под скользким деревянным кругом, на самом дне, осталось немного соленого сала. Она достала кусочек двумя пальцами и понюхала: оно было превосходным. Лена решила больше не экономить, может быть завтра придут чужие люди и заберут все. Рытье в подгнившей картошке она оставила напоследок. Несмотря на отвращение и противную вонь, она запустила в нее руку и нащупала наиболее сохранившиеся клубни. В винных ячейках среди пустых бутылок имелось еще и несколько полных. Стряхая с пальцев паутину, она извлекла бутылочку отличного бордо и решила выпить ее сегодня-же, пока все, что здесь находилось, окончательно не исчезло.

Она с трудом поднималась по ступенькам с подвешенной на руке корзиной, с хнычущим ребенком, вцепившимся в ее юбки, и едва успела высунуть голову на кухню, как снова раздался стук во входную дверь, на этот раз тихий и осторожный. Сердце ее тревожно забилось. Она больше не переносила стука в дверь, вызывающего у нее приступы паники, и была недалека от того, чтобы упасть в обморок. Пламя свечи тревожно дрожало в ее облитой горячим воском руке, грозясь угаснуть. "Они вернулись”, подумала она, проглатывая биение собственного сердца, обернулась к сыну и приложила палец к губам. Он серьезно кивнул. Стараясь не скрипеть, Лена осторожно прикрыла дверь в подвал и задвинула корзину с продуктами в темный укромный угол. Стук возобновился, легкий и вкрадчивый. Наскоро обтерев руку о висящий на вешалке передник повара, Лена усадила сына на диван и с огарком свечи в руках направилась к входной двери. С трудом проглотив слюну, она спросила жалким, дрожащим голосом:
- Кто там?
- Я принес вам привет от Владимира Антоныча, не бойтесь.
Из губ ее вырвался стон, но она еще колебалась.
- Вы кто?
-Откройте, Лена, это я, Ходимцев!
Забыв все страхи Лена отчаянно набросилась на запоры:
- Сейчас, сейчас!

Ходимцев был один. Он огляделся и тихонько нырнул в вестибюль. Лена подняла свечу и приблизила огонек к его лицу. Вошедший человек был действительно довольно похож на поручика, только в тулупе и с патластой бородой. Дрожащее пламя отбрасывало на эту странную физиономию яркие отсветы и глубокие тени.
- Да я это, я. Не пугайтесь. Не смею цевать вашу ручку, Елена Андреевна, в таком обличии...

- Неужели это вы, поручик? Откуда?

- Как ни печально, но это действительно я. Только не называйте меня по званию перед ребенком, прошу вас, - шепнул он ей, -  Это может дорого нам стоить.

Лена кивнула.
Заперв двери, она повела его на кухню, где ожидал напуганный, сжавшийся комочком в углу дивана, Антошка.
- Без бороды я бы вас сразу узнала, но вот так...
Поручик тихонько рассмеялся.

- Сейчас не время разъезжать при парадной форме. Так намного удобней.
- Да. да. Конечно, присаживайтесь - смущенно ответила Лена, ставя свечу на стол - это хороший дядя, Антошка, ты не бойся. Вы знаете, у нас сегодня был обыск. Уже забрали и увезли из дома все самое ценное.
- Я знаю, - ответил Ходимцев, бросая на лавку заплечный мешок и распахивая тулуп, - я все видел. Я стоял в сквере напротив и хотел уже перейти дорогу и постучать, когда автомобиль остановился перед вашим парадным. У меня захолонуло сердце. Я очень боялся за вас.
- И вы все время стояли там, в сквере, на морозе?
- Конечно, мне надо было знать, не заберут ли вас. Не забрали.
- До завтра. Завтра они вернутся сюда, - печально ответила Лена, - между прочим, мне было приказано никого не впускать.
- Не беспокойтесь, охраны они не оставили. Я довольно долго наблюдал за домом и смог достоверно в этом убедиться.
- Ну говорите-же скорей, где Володя? Как он? Жив? Здоров?
- Он ждет нас. Я приехал за вами.
- Где ждет? Здесь, в Москве?
- Нет, он далеко отсюда. Я в Москве только для того, чтобы забрать вас с собой по его приказанию. Нам предстоит долгий и нелегкий путь. Так что вы сейчас соберете вещи, пока я разведу огонь и приготовлю что-нибудь поужинать, если вы не возражаете. Вот только руки отогрею.
- Что, вы предлагаете мне собирать вещи прямо сейчас?
- Мы не знаем, что будет завтра! Моя задача вывезти вас поскорее из Москвы. Я уже все разузнал. До рассвета нам надо быть на товарной станции. Или вы предпочитаете остаться здесь с новой властью?
- Ни в коем случае! Шутник. Эти люди вернутся завтра, чтобы вытрясти из меня мои драгоценности. Я уже думала, что это наша последняя ночь с Антошкой. Так что, ловлю вас на слове и оставляю здесь хозяйничать. А я пойду собирать вещи! Боже, неужели скоро я увижу Володю? Какое счастье, какое счастье, что вы здесь! Вы наш спаситель.
- Отлично! Я согласен быть вашим Иваном царевичем. К стати. Вы не берите много вещей, собирайте только самое необходимое. И то, что можно обменять по дороге. Правда, я не знаю, что именно можно обменять и как это сделать.
- Зато я знаю! У меня это неплохо получается! - похвасталась Лена. Лучше всего идет обувь и белье.

Ходимцев рассмеялся, сверкнув крепкими зубами в лохматой бороде:

- Да неужели? Вам уже приходилось этим заниматься? Никогда - бы не поверил.

Лена узнала эти два верхних зуба, немного находивших один на другой. Такая милая, знакомая улыбка из прошлого.

- Вот и зря! - ответила она - Я и вас научу. С вашей экзотической бородкой у вас получится еще лучше. Вы с ней очень...хм...самобытны.

- И я буду стоять где нибудь за углом и продавать дорогое белье! Как вор.

- У вас как раз подходящая для этого внешность!

Лена поймала себя на том, что смеялась. Как давно с ней она не смеялась! Но Ходимцев тут же грустно сказал:

- Боже, какое унижение! Стоять на базаре с простынями в руках! До чего мы докатились!

- А помните, как раньше вы приходили к нам с Володей по вечерам? "Ну-с! Что у нас сегодня на ужин? Курица? Отлично, отлично! Незванных гостей принимаете?"

- Неужели это было на самом деле? - печально спросил Ходимцев, - я, кажется был тогда конченным повесой.

Он разделся и был немного похож на Распутина в косоворотке и с бородой. Лена прыснула в руку:

- Прекрасно выглядите! А нам как прикажете одеваться? Боюсь, что у нас не найдется костюмов для того, чтобы соответствовать вам.
- Это не имеет никокого значения. Одевайтесь потеплее. Где у вас дрова?
- Дрова кончились, я жгу стулья.
- Какая жалость! - воскликнул Ходимцев и ударил ногой по витой полированной ножке.
- Тише, тише! - испугалась Лена.
- Не теряйте времени даром, идите, собирайтесь, а я наварю побольше картошки. Где у вас тут продукты? О! Какое у вас отличное вино!

Когда Лена спустилась с большим чемоданом и саквояжем, Ходимцев весело болтал с  Антошкой. На кухне пахло вареной картошкой и пожареным с салом луком . Лена с удовольствием втянула вкусные запахи и улыбнулась.
- Ну что, вкусно пахнет? Я тут нашел немного муки и сделал пресные галеты.
- Мне стыдно! Откуда вы все это умеете? - поразилась Лена, пристраивая вещи у буфета.
- Нужда научит!
Он отрвал кусочек поджаренной на сковороде дымяшейся лепешки и положил на стол перед обмякшим от усталости чумазым Антошкой.
- Осторожно, горячо. Как он вырос! Время летит. Ну, что, вы готовы?
- Готова. Вот.
Ходимцев неодобрительно оглядел увесистый чемодан, но ничего не сказал.
- Садитесь ужинать. Нам надо хорошенько подкрепиться на дорогу.
Они открыли бутылку вина и разлили его в чайные чашки.
- За дорогу!, До дна!- и они чокнулись чашками.

- Пору...Аркадий, это же не водка, чтобы пить залпом до дна! - улыбнулась Лена.

- Это не имеет никакого значения, - он подержал вино во рту с видом знатока и осторожно проглотил.

- Отлично!
- Расскажите мне о Володе, погпросила она.
Хорошо, дайте мне только поесть, - он поставил сковородку на середину стола, вытряхнул в лук и сало несколько дымящихся картофелин и сделал приглашающий жест:

- Кушать подано!

Они уселись вокруг и стали есть, поддевая лук и шкварки кусочками горячей лепешки.
- Так вы мне не сказали еще где сейчас Володя. Все еще в Галиции?
- Нет, он на Дону. Наш полк расформировали. Часть солдат дезертировали, поубивав своих офицеров. Мы присоединились к частям генерала Деникина, который собирает сейчас на юге освободительную армию. Казанцев надеется отправить вас в Европу по пароходом по Черному морю. Я не знаю, слышали-ли вы, что большевики ведут переговоры о подписании мира с Германией и уверяю вас, немцы захотят получить половину наших земель. Этого допустить нельзя.

- Значит вы опять собираетесь воевать! А я то думала, что мы уедем все вместе!

- Придется повоевать.  А чтобы успешно сражаться, необходимо знать, что наши семьи в безопасности. Ешьте, ешьте, в товарном составе вагона- ресторана нет. Здесь большевики уже командуют вовсю и неизвестно, что завтра придет им в голову. Так что вам никак нельзя здесь оставаться одной. По дороге заедем ко мне, в Нижний и я заберу своих, жену, детей. Так и поедем, все вместе, как одна семья. Я слыхал, что кое где мужичье расправилось с землевладельцами и пожгли именья. Молю бога, чтобы мои были в городе, живы и здоровы.

- Господи, какой ужас! Я ничего не знаю об этом!

Ходимцев распотрошил оставшуюся лепешку, сгреб вовнутрь остатки сала с луком со сковороды и без стеснения облизнул жирные пальцы .

Я заверну с собой вареной картошки и капусты. Есть еще что-нибудь?
- Сало, там, в подвале.
- Отлично! Берем. Ну, что, мужичок, едем?
- Едем! - радостно воскликнул Антошка, сверкая глазенками.
- Я вот думаю, не лучше ли нам уйти из этого дома немедленно и дождаться поезда в моей каморке неподалеку от вокзала?- задумчиво спросил Ходимцев, - боюсь, как бы нас здесь не застукали!
- Я думаю, что не стоит. Лучше отдохнем немного, а в случае чего, здесь, в подвале, имеется потайной выход на задний двор. Если кто-то и придет, всегда можно будет незаметно уйти на соседнюю улицу.
- А! Вот и отлично! Тогда мы так мы и поступим.

Они неспеша допили вино, впрочем, пил в основном Ходимцев, сложили в его мешок запасенные в дорогу продукты. Поручик обнаружил где-то на кухне короб с орехами и, радостно присвистнув, высыпал их в мешок.
- Отличная вещь в пути! Ну, что, присядем на дорожку. - Они молча сели, Лена и Ходимцев на стулья, укутанный как колобок Антошка на чемодан.
- Ну, с богом. Где тут дверь в подвал? Я проверю, нет ли кого на улице. Лена открыла дверь и Ходимцев, натужно ахнув, приподнял ее багаж.
- Ого! Как вам удалось одной спустить его с лестницы?
Лена пожала плечами. Кажется он не заметил ее беременность, а она ничего ему не сказала.

                                                               (Продолжение следует)