Сага о чертополохе (предв. название) - 20

Иллюстрация Дениса Маркелова.

Полина Никаноровна.

"Выгоню ка я пожалуй этих квартирантов”, подумала Полина Никаноровна, захлопывая за собой калитку. Нет у них. Так что-ж вы теперь на всю жизнь в мой дом бесплатно пристроились? С другой стороны, осень вон. Слякоть, холодно. Хоть и без детей квартиранты, а выгонять на улицу их в такую погоду стыд и страм. Ну хоть бы сделали вид, что стараются, хоть полушку отдали бы для приличия! Тьфу!

Полина вернулась домой. Столкнулась в прихожей с Софьей, обувающей элегантные боты на туфли. Красивые боты.
- Куда ты, Сонечка?
- К Ольге сбегаю.
- Погода-то промозглая какая, куда тебя несет? Сидела бы дома, в тепле.
Соня засмеялась и чмокнула ее в щеку. Полина от неожиданности одеревенела, не находя места рукам. "Господи, твоя воля! Чево это с ней?”
- Ну иди, раз уж собралась. Только ненадолго.
- Нет, я на часик.

Полина Никаноровна сразу же забыла о ней, увидев Дашеньку, бросившуюся в ее юбки. Волосы у девочки не совсем отросли и голову ей повязывали белым платочком. Няня заметила, что пора ей и уши проколоть, но Полина аж похолодела от этой идеи, такая махонькая махонечка, как рука поднимется? Она взяла ребенка на руки, поцеловала ее и Дашенька осторожно тронула ручкой рубины ее сережек.

Вечером, рассчесывая волосы перед зеркалом, она всмотрелась в свое лицо и вздохнула: первые морщинки. Хотя, сказать правду, по сравнению с другими женщинами ее возраста она выглядит молодо. "Конечно не диво, детей не рожала”, подумала она и гребешок снова впился в ее шевелюру. Василий Иванович сидел в постели и смотрел, как двигались под рубашкой ее груди от каждого движения руки, как взлетали вслед за гребнем тонкие прядки волос.
- Поля, ты еще очень хороша, ты знаешь это?
- Да будет тебе.
- Да, да. И пора уже тебе готовиться к сезону.
- Какому такому сезону?
- К сезону балов. Надо выводить Соню в люди, заказать тебе и Соне несколько платьев.
- Вася, что я буду делать на балах, скажешь тоже. Да я и плясать не умею.
- А плясать и необязательно. Это в больших домах в ходу всякие мазурки да польки. А тебе достаточно будет научиться немного вальсировать. Ты знаешь, мамаши, выводящие дочек в свет, редко выходят танцевать. Они беседуют меж собой, угощаются и приглядывают за потомством. Вот только одеться тебе придется по другому. Ты совсем забыла, что давно уже не вдова, а мадам Еремина?
Полина обернулась, заплетая косу.
- Ну что ты, Васенька. Зачем ты так. Сам понимаешь, я с молоду не носила открытой одежды, да мне дурно станет, если я на людях появлюсь титьками наружу, - она прикрыла гребнем рот и хихикнула.
- А теперь придется. Соню надо отдавать замуж как можно скорее, я и так уж слишком долго тянул. Надо показывать товар лицом и самим посмотреть, кто тут у нас имеется подходящий. Я уже так, ненароком, намекнул знакомым, что мол дочке замуж пора, так что приглашения будут. Будет губернаторский бал на рождество, сразу после поста будет бал и в нашем торговом обществе. Надо ее вывести. Зачиталась она совсем. То и дело шныряет за книжками к своей подруге.
- Ну что-ж, надо, так надо. Я попробую. Хотя страшно мне!, - протянула она.
- Ничего, привыкнешь. Ты начинай надевать наряды с вырезами хотя бы дома, у тебя же грудь как зрелый фрукт, что ее прятать?. Мне тут Обухов шепнул, что получил новой мануфактуры, бери девку с собой и идите, выбирайте. Шейте так, чтобы было пригодно для выхода в люди, а не в церковь.
- Ну как я, Вася!
- Я сказал.
- Ну хорошо, - вздохнула Полина, укладываясь рядом с ним в постель.
- Да когда ты появишься там, на этих балах, все дамы попадают в обморок от зависти. Ты ведь у меня красавица-душенька!

Спускаясь в столовую в ненадеванном сером платье с открытой шеей, она чувствовала себя голой и стягивала на груди шаль. Так и сидела за столом, придерживая одной рукой ее концы на груди и неловко управляясь одной правой. Но ни дети, ни прислуга не обратили на нее ни малейшего внимания и она вскоре забылась. И только восхищенный взгляд Мани напомнил ей снова ухватиться за спасительную шаль.
- Какое чудесное платье, мама, - сказала она. Оно так тебе идет, ты прямо помолодела!
У Полины зарделось лицо и она невольно глянула себе на грудь.
Впервые домашние увидели ее с открытой шеей, осветляюшей ей лицо и делающей его моложе. По этой атласной стройной шее струилась и убегала в ложбинку в вырезе платья цепочка от крестика с мелкими бриллиантами, которую до этого никому не доводилось видывать.
- Ух ты! - маменька у нас настоящая красота! - восхитилась Тонечка.
- Ну, хватит, хватит, - буркнул отец, - чего вылупились, смотрите вон в свои тарелки.
Дети замолчали, но смущенная Полина глупо вертела в руках ложку, забыв о еде.
- Софья, пойдешь завтра с маменькой к портнихе, а оттуда выбирать материю на платья.
- А я? - воскликнула Маня со слезами на глазах.
- Вот и ступайте все скопом, вам по балам шататься еще не срок, но и для вас будут утренники.
- Я тоже на бал хочу! - воскликнула Маня.
- Ты подождешь до будущего года, а пока еще у тебя в носу не кругло.
- Папенька, ну хоть на один-единственный маленький балочек!
- Гимназисткам не положено, ты забыла?
- Ну и что! Очень мне нужна ваша гимназия.
Василий Иванович сделал в ее сторону нетерпеливый жест и сказал жене:
- Ты, Поля, смотри у меня, чтобы черноты всякой я не видел. Бери что-нибудь повеселее, светло-зеленый шелк, например, или этот, как его, который переливается...
- Голубиного горлышка! - радостно выскочила Маня.
- Вот-вот.
- Вася, ну что ты, на самом деле! Зеленое! Я сроду зеленого не носила, - застонала Полина, помогая Дашеньке, сидящей рядом с ней на высоком детском стульчике правильно держать ложку.
- Ничего, наденешь. Портниха тебе все расскажет, а ты ее слушай.
Соня в разговор не вступала, спокойно ела, но Полина Никаноровна ясно видела, что она довольна и счастлива. "Вот, деток я не рожала, а дочек замуж отдаю”, - подумала она и улыбнулась. Это занятие нравилось ей. Она вдруг поняла, что ей не терпится озабоченно потолковать с дамами о столь серьезном деле. "Уф, поскорее бы старшую с рук сбыть, одна морока с ней. Ну, раз Васенька решил до великого поста свадьбу съиграть – значит так оно и будет. Небось уже и знает, за кого. Соню выдадим, и Маня не засидится. С ней все будет просто, - думала она. - эта только и думает о замужестве”.

Полина не переносила эту самую Ольгу, Сонину подругу, несмотря на ее слащавые улыбки и книксены. Ну, прям вся вам мед и сахар. Слыхала она, что папаша у ней неблагонадежный. Что их сюда из Петербурга отправили вроде как в ссылку. Может и врут люди, не знай, но дыму без огня не бывает. Нет бы к Наденьке Крюковой почаще заходить, у них люди то другого сорта бывают. Хоть мамашка у нее и заносчивая, вся из себя. Она дернула за ленточку звонка и приказала принести кисель. Мотя вошла с подносом вразвалку, как утя, осторожно поставила и кисель и вишневое варенье к нему. Полина поглядела на нее прямо и безжалостно, затем повернула голову к мужу, но тот никак не обращал внимания.
- Вася, ты видал? Мотя-то, Мотя!
- Что?
- Ты видал, как ее разнесло? И все больше спереди.
- Ты правда, что-ли?
- Уже месяц, как тебе об этом толкую. С кем же это она наблудила? Не с басурманом ли твоим?
Василий Иванович многозначительно покашлял и Полина Никаноровна усмехнулась.
- Вот-вот. У нас дочери в доме, нам страм такой ни к чему. Выгоню я ее.
- Поленька, делай, как знаешь, только меня в ваши бабские дела не впутывай.
- Не бойсь. Чай и сама разберусь, - ответила Полина жестко и электрическая люстра бросила на белую ее шею целую горсть розовых отблесков с возмущенно качнувшихся рубинов.

Паня стояла перед ней как солдат перед генералом.
- Дверь закрой, мне сказать тебе кое-что надобно.
Паня плотно затворила дверь столовой.
- С кем это Матрена брюхо себе нагуляла? - спросила она и нянька потупила глаза, нервно теребя передник.
- Не знай, Полина Никаноровна, она с нами не больно дружна.
- Ну вот и хорошо, что не дружна. Значит не сильно переживать будете. Я даю ей рассчет, пусть ее идет с богом. Страм один от нее. На ее место брать никого не стану. Скажешь Глаше, чтобы подавала. А я возьму девку на черную работу, где прибрать, где чугуны надраить. Жалованье лишнее платить денег нет, да и прокормить такую прорву народу в наше время... Надо две девки – две возьму. Им главное – прокормиться. А так, кинул иногда какую монету, она и рада.
- Как прикажете, матушка.
- Вот-вот. За новой девкой приглядывай покрепче, как бы чего не сперла в доме. Спит пусть на летней кухне, а Глаша тут. Скажи ей, пусть в белом фартуке подает и чтобы рожу мыла почаще.

После ухода Моти Полина прошлась по закуткам прислуги, раздавая приказания, кому куда перетаскивать вещи. Потом стянула шаль потуже на груди и немного сгорбившись от холодного ветра вышла на летнюю кухню. Паня семенила следом, выслушивая ее наставления.
- Тут вот все вымойте в двух водах с черным мылом и пусть новенькие девки поселяются. Глашу переведешь в дом, в каморку рядом с кухней. Посмотри в старом постельном чего им на койку кинуть. Страсть какая, не проверишь сама, весь дом грязью зарастет.

Полина Никаноровна вышла с кухоньки и свернула к конюшне, проверить в каком состоянии каморка татарина. Она подергала дверь – тщетно. Дверь была заперта. Между тем ни замка, ни цепочки было не видать. Озадаченно осмотрев дверь, Полина в раздумьи вышла во двор, подошла к оконцу и коротко, но твердо постучала в стекло.
- Они уехали с Василием Иванычем давеча, - дрожа от холода сквозь зубы сказала Паня. Полина не ответила, прислонила руку к пыльному стеклу, вглядываясь в сумрак комнатушки. На полу была расстелена кошма с рыжым бордюром, на маленьком сундучке аккуратно свернутое одеяло и две небольшие подушки.
- И не холодно ему на полу спать, - пробормотала Полина, продолжая приглядываться.
В углу стоял какой-то деревянный ящик, прикрытый казачьим башлыком.
- Что за невидаль такая, замка нет, а дверь не открою.
Полина вернулась к двери каморки, ощупала дверь со всех сторон и подергала снова.
- Ну-ка, ну-ка, - сказала ей Паня, отстранив ее и дернула с такой силой, что дверь открылась и сбила ее с ног. На полу валялся кусочек сложенной вчетверо кожи.
- А! Вот тут где собака зарыта! Он этой кожей дверь подтыкает, хитромордый плут.
Они вошли в каморку. Там стоял особый, чужой запах, состоящий из запаха плохо выделанной кожи и отсыревшей шерсти. Полина Никаноровна поморщилась.
- Вшей, я надеюсь, тут нет?
- Не должно, - ответила служанка.
-Чегой-то тут? - спросила Полина, приподнимая башлык, - какой-то инструмент. Сроду не знала, что он умеет руками что то делать, окромя как за лошадями ходить, - буркнула она, бросая башлык на место, - а тут, вишь, мастерок, эта штуковина для щекатурки, еще какой-то инструмент.
Полина заглянула под кровать и вытащила не новые, но в хорошем состоянии сапоги.
- Глянь, и размер-то не его, ишь, это для большой ноги-то. Да и русские сапоги, не татарские. Зачем держит. Можа на продажу. Ну ладно, пойдем, бог с ним. Скажи ему, чтобы проветривал, воняет у него черт-те чем.

Соня.

Стех пор, как вернулся Максим, Соня пребывала в таком волшебном состоянии, которого ранее никогда не испытывала. Это любовь, догадалась она. Вот она какая, любовь. Она словно парила в облаках и то, что происходило вокруг нее не представляло ни малейшего интереса. Она думала лишь о том, как они встретятся, как он будет смотреть на нее и может быть поцелует еще раз. От таких мыслей кровь бросалась ей в лицо дыхание переполняло грудь. Иногда он заезжал за ней к Ольге с извозчиком, весь красивый, в костюме и галстуке, в черном пальто, щегольски наброшенном на широкие плечи. Они ехали кататься по городу, глаза в глаза, держась за руки. Слова были излишни. Они просто любовались друг-другом. Какой волшебной казалась ей эта зима с ее воздушными хлопьями, кружащимися в воздухе подобно конфетти и в сияющем белом убранстве городских улиц.

Она уже побывала на своем первом балу у Крюковых по поводу Наденькиной помоловки. Было довольно весело, но ее раздражала напыщенная томность подруги, преисполненной собственной значимостью. Сын заводчика Перехвалова, это вам не шутка. Соня даже отважилась на несколько танцев и убедилась, что с хорошим партнером у нее получается не так уж и плохо. Полина сидела на стуле у стены, розовея всем лицом, в светло-зеленом платье и с восхитительной прической, и смущенно, как незамужняя девица, отвечала на приветствия. Она была красива до умопомрачения, но сидела неподвижно и искусственно, как ледяная статуя. Папенька был весел, переходил от одного знакомого к другому и несколько раз прошелся в вальсе. Соня смотрела на него с удивлением, она никогда не видела его таким довольным.

Сама она просто теряла зесь время. Разглядывая немногих присутствующих молодых людей, она не переставала сравнивать их с Максимом. И ни один, ни один не мог с ним сравниться. Интересно, когда он попросит наконец ее руки? А то, что непременно попросит, она уже поняла. Сам он на балах не появлялся, несмотря на то, что балы были лучшим местом для того, чтобы представиться. Ну, ничего. Он – мужчина, он знает, как надо поступить.

Как то раз Максим назначил ей свидание в заснеженном Александровском парке, чтобы оттуда вместе поехать на чай к его знакомым. Соня была одета повседневно, но Максим сказал ей, что это не имело никакого значения. Она радостно скрипела свежим снегом под каблучком, шагая по свежерасчищенному троттуару. До того, как идти на свидание, она должна была получить очередной сверток в переплетной, и передать его Максиму при встрече.

У переплетчика ей передали холщевый мешочек, показавшийся ей тяжелее обычного. Положив его на дно корзинки и прикрыв неоконченным рукодельем, она почувствовала, как ей оттянуло руку. "Уж не оружие ли я несу?”, - спросила она себя и остановившись у ближайшей скамьи, сунула руку вовнутрь, приподняв немного свернутую скатерть. В большом мешочке было несколько маленьких, неровных и угловатых. Через ткань проступало множество острых уголков. Соня огляделась и немного расслабила бечевку: в мешочках лежали квадратики типографского шрифта. Соня вздохнула с облегчением и зашагала дальше. Не успела она пройти и нескольких саженей, как ее охватила паника: навстречу мчались сани ее отца с Назаркой на козлах. Растерявшись, она остановилась, огляделась, не зная, куда спрятаться, но к счастью увидела, что находится как раз рядом с галантерейной лавкой. Она облегченно отворила тяжелую дверь магазинчика и, звякнув колокольчиком, вошла. Пожилая продавщица приветливо поздоровалась с ней, предлагая свои услуги, но Сонино внимание было устремлено через витрину на мостовую. Отцовские сани проехали мимо и вздохнув с облегчением, она занялась разглядыванием вычурно разложенных под стеклом пуговиц всех цветов и размеров, мотков кружев и лент, бисера и искусственных цветов. Продавщица порывалась поднять стекло, но Соня коротко поблагодарила ее и снова вышла на улицу.

Максим ждал ее у входа в парк, постукивая ногой об ногу, а поодаль ожидал извозчик. Соня с облегчением спряталась от прохожих в кабине саней и поставила под ноги тяжелую корзину с деформировавшейся от тяжести ручкой. Сердце ее все еще панически билось в груди и радость от предстоящего чаепития в компании друзей Максима бесследно исчезла. Соня решила сегодня-же рассказать ему, чем закончилось для нее ее первомайское ослушание. Надо было дать ему понять, что она подвергает себя реальной опасности, выполняя поручения ячейки.

Рождество отмечали на губернаторском балу. Соня быстро освоилась в обществе и непринужденно беседовала со сверстницами, озабоченными поисками женихов, танцуя немного и не отказывая себе в пирожных и мороженном. Даже Полина Никаноровна обрела нескольких подруг, с которыми часами говорила о пустяках, сидя на кокетливых стульчиках и не спуская с Софьи зоркого взгляда. Всех присутствующих мужчин она оглядывала таким откровенно оценивающим взглядом, что порой Соне становилось за нее неловко. Все чаще на приемах и чаепитиях рядом с ней толокся молодой Поляков, сын владельца мукомольного завода, он уже считал себя ее кавалером и всегда оказывался рядом за столом. Соню его ухаживания забавляли, он был недурен собой, хоть и коротковат ростом и вел себя как настоящий джентельмен. К тому же он прекрасно владел французским языком, который Соня начала подзабывать и она немного освежила свои знания. Максм снова уехал по делам, но на этот раз обещал вернуться в марте-апреле-месяце.

В феврале, когда зима еще не собиралась сдавать свои позиции, в Петербурге произошел государственный переворот. О нем писали все газеты и говорли без устали папенькины друзья. Переворот или нет, а в их жизни ничего не изменилось. Было все так-же холодно и голодно. Объявили комендантский час, но в такой холод кому хотелось слоняться по ночам? Поезда как и прежде оставляли на станции свой шлейф тифозных больных.

Где-то в середине месяца папеньку навестили нежданные гости: сам Поляков с женой и сыном. Они заперлись в кабинете на целых два часа и все это время Соня закусывала узду от беспокойства. Вскоре Полина Никаноровна с самоваром и чашками тоже присоединилась к ним и все стихло. Возбужденная Маня прибежала к ней в комнату и затараторила:
- Сонька, ну все, решилось! Они точно пришли просить твоей руки.
- Замолчи, дура, - рассердилась Соня, - разве так приходят свататься!
- Сама ты дура, не пойму, чего тебе еще надо. Поляков такой душка, ну..., - она прижала руки к груди и покружилась на месте.
- Откуда ты все это знаешь? И вообще, меня никто не звал туда.
- Очень надо! Тебя только позови, ты сразу-же все испортишь.
Соне хотелось рычать от тревоги и страха. Нет, они не посмеют. Ни за что, ни за что, ни за что!
Она вытолкала Маню из комнаты и бросилась на кровать. Через какое-то время через приоткрытую дверь снизу до нее донеслись отголоски слов прощания и довольный смех. Сердце ее сжалось, но входная дверь хлопнула и все стихло.

Прошел час, другой, тишина. Соня успокоилась и полезла в ящик коммода за очередной брошюрой. И вдруг на пороге появилась няня.
- Соня, Василий Иванович велел позвать тебя для разговору в кабинет. Иди скорей.
У Сони к глазам подкатили слезы. Все семейные новости обсуждались за ужином и когда папенька вызывал кого-либо на разговор по отдельности, этот кто-то дрожал, как осиновый лист. Вслепую нашаривая ногой ступеньки, Соня дрожа спустилась по розовой лестнице и остановилась перед дверью кабинета. Она подняла руку, чтобы постучать, но рука ее повисла в воздухе без сил.
- Входи, Соня, входи, - послышалось из-за двери и она вошла.
- Присядь, мне надо с тобой поговорить.
Сердце ее билось в груди с такой силой, что стучало в ушах. Руки дрожали на коленях.
- Ну вот. У меня отличная новость для тебя. Поляковы пришли просить твоей руки и я дал свое согласие. Так что готовься: в долгий яшик свадьбу откладывать не станем, до поста устроим небольшую помоловку, а после пасхи и свадьбу съиграем. Маменька и Алевтина Ильинична займутся твоим нарядом, словом – все улажено.
Соня не смела ни возразить, ни ответить. Слезы катились по ее лицу и она натужно икала, стараясь сдержать их в себе и без конца вытырая рукою нос.
- Поплачь, поплачь. Все невесты плачут. А сейчас марш к себе и чтобы вышла к ужину как огурчик! Я объявлю новость за столом.

(Продолжение следует)