ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Печать Каина. Глава двадцать восьмая

Печать Каина. Глава двадцать восьмая

14 сентября 2012 - Денис Маркелов
Глава двадцать восьмая
 
                                                                                                                                                                      И почему мы мамочку не слушались.
Л.Пантелеев
 
                                                                                                                                                
Младшие сёстры Новиковы бежали к кромке прибоя.
Им ужасно хотелось выглядеть взрослыми и самостоятельными. Родители ничего не знали об их задумке, они привычно спали в своей палатке, беспокоясь лишь за сохранность любимой «Надежды».
Настю сестрёнки также решили не посвящать в свои планы. Им обрыло плавать лишь под присмотром, словно бы в каком-нибудь заштатном лягушатнике. Плавать, ощущая на пояснице ненавистные им обеим надувные круги.
Когда они выбегали из воды, то казались пародией на маленьких лебедей.
И вот теперь, бросая на песок яркие одежки, они стремительно преображались, стараясь слиться с духом моря.
Море было готово всосать их в себя, как всасывает какой-нибудь упырь свою зазевавшуюся и совершенно глуповатую жертву. Сёстры уже купали в набегающей волне свои попы, стараясь не взвизгивать от требовательных толчков нетерпеливого Нептуна. Казалось, ещё мгновение, и они станут взрослыми по правде.
Солнце освещало море, две человеческие фигурки в нём и притаившуюся в тени лодку.
 
- Трусы и рубашки лежат на песке, - пробормотал полноватый и флегматичный страж порядка.
Да было странно, что на вещи сестёр никто не позарился. Их не растащили охочие до забав псы, даже иногда забредающие сюда бомжи остались равнодушными к этим предметам гардероба.
- Я не понимаю, как они ушли… И зачем? Зачем? Мы же собирались пойти купаться все вместе.
Слёзы матери нервировали Настю. Она так надеялась, что сумеет не проспать рассвет, что будь она более уткой, то с сёстрами ничего бы не случилось.
Одежда сестёр напоминала остатки когда-то ярких и праздничных шаров, она была словно бы запоздалое поздравление с днём рождения после того, как виновник торжества сыграл в ящик.
Ну, что ж Девочек могло отнести течением. Тут очень сильные течения.
Он понимал, что выглядит комично.
- Ну ведь не может бытиь, чтобы их никто не видел. А что если их у-убили!!!
 
Сёстры медленно приходили в себя. Им было страшно. Всё казалось нелепым пугающим сном.
Сначала -  плещущаяся  перед губами кромка солёной воды, затем чьи-то сильные руки, затем.
 - Пить, - простонала девочка.
Ей вдруг показалось, что она видит какую-то стену. Стена была тёмной, она надвигалась, словно бы желала смять её в лепёшку.
- Пить…
 
Боксёр и Паук небрежно изображали равнодушных ко всему картёжников.
Им даже нравилось то, что они вытащили из воды этого коварного моря. Сестёр вряд ли бы хватились вообще, после того, как на море поднялся шторм, все их следы стёрлись.
Паук был готов вспомнить прошлое. Он весь горел, как в лихорадке. Боксёр притворялся запойным флегматиком. Его взгляд скользил по затертым ликам карточных персонажей, скользил и был похож на взгляд опоенного наркотиками ламантина.
- Пить…
- Очухалась… А что красивые нам тимуровки попались, а, братан?
- Смотри, узнает Хоз…
- А чего. А ему по фиг, кто здесь кантуется. Девчонки бы давно на дне гнили, кабы не мы с тобой. А так… Жаль, что мелковаты…
- Ничего. Мы этим овечкам пастушка найдём.
- Ты о Маленьком Принце подумал?
- А то о ком? А он потешный был, помнишь. Сидит, гад такой на горшке, а сам: «Я – Маленький Плинц». Пусть лучше этих козявок по ранжиру строит.
- Смотри спалимся.
- Чаго… Если что этот урод паровозом пойдёт. Мы ему полный карт-бланш даём. Прикинь, ему же этого ой, как хочется. Кровушка папина взыграла. Тот уродом был, да и этот туда же. А этих девчонок не хватятся. Поищут, поищут, да и забудут. Несчастный случай. А они тут пока пусть повкалывают.
-Ну, смотри…
- Эх, сейчас бы сюда Хозяйку. Она бы им дала прикурить. Хорошая баба была. Красавица. Клеопатра.
 
Сёстры притаились, как мышки. Они лежали на старых потёртых жизнью матрасах, лежали и молчали, как безгласные куклы.
Им было страшно, страшно, как бывает только во сне. Им даже казалось, что они и впрямь спят и видят всё это в страшном нелепом сне. Не может быть, чтобы все родительские страшилки стали в раз самой настоящей правдой.
Теперь милое лето становилось самым страшным адом. Теперь им казалось, что весь мир настроен против них, а они сами готовы стать кем угодно, только бы не дрожать от страха.
Они давали друг другу зарок, что сговорятся и бросятся вон из этого хлева. Однако минута цеплялась за минуту, а они всё лежали, лежали и дрожали, боясь признаться в собственной слабости.
Иногда только тревожащие их природную стыдливость желудки заставляли их морщиться и негодовать друг на друга. В сущности, они и обвиняли друг дружку, боясь вины, как слишком тяжкой и неудобной ноши и стараясь поскорее сложить её на чужие, более крепкие плечи.
 
Боксер с Пауком расцветали на глазах. Они уже чувствовали себя помолодевшими лет на десять. Жизнь наполнялась привычными заботами, и была понятна, как хорошо выученный учебник.
Они знали, как можно повелевать, и теперь были готовы научить этому искусству и такого наглого и в то же время безалаберного Артура.
Артуру была невыносима сама мысль о своей обыкновенности. Он цеплялся за прошлое, словно бы уставший пловец за давно сгнившую мачту.
Их пленницы были молчаливы. Они вели себя, как будто были во сне, подчиняясь чужой непонятной им логике, словно шахматные пещки. Их надзирателям не нравилась их молчаливость – девчонки явно что-то задумывали. Но…
Боксёру не терпелось пустить в ход старый испытанный нож. Он был ни против, придать этим куколкам ещё больше одинаковости. Де же вю – ему казалось что он помолодел на дюжину лет.
Сёстры тупо смотрели в пол, боясь поднять глаза. Всю ночь они промучились от укусов неизвестных им насекомых. Сёстрам хотелось, есть, пить, а еще хотелось поскорее разобраться в своём таком призрачном будущем.
- Ну, чего, кто из вас более смелая?..
- А зачем? – пробормотала одна из сестёр, совсем позабыв о стыдливости.
- Так, для гигиены. Смотрите, тут у нас джакузи не водятся.
- Отпустите нас… Мы к маме с папой хотим.
- Ага, спасаешь вас, зачем сами в море полезли?
- Мы купались, нестройно ответили сёстры, пихнув друг друга локтями.
- Ну, давай ты… Левая.
Девочка неуверенно сделала один шаг вперёд.
Ей было уж всё равно. Во сне ведь никто не спрашивает твоего согласия.
 
 
Сёстры Новиковы возились в огороде. Тотальная одинаковость давили им на плечи, точно так же как давил неизбежный солнечный свет. Теперь их различали лишь по номерам – и они твёрдо помнили кто из них - Первая, а кто - Вторая.
Сёстры передвигались на корточках от куста к кусту и делали то, что им поручили. Время такое незаметное на пляже вдруг растянулось, как вкусная жвачка во рту, растянулась и грозила вот-вот надуться пузырём, чтобы, наконец, навсегда лопнуть.
Боксёр наблюдал издали за этими постепенно смуглевшими фигурками. Ему нравилось изображать из себя строгого плантатора. Сёстры были совершенно беззащитны, они всё ещё не верили, что всё происходящее не выдуманный суеверными взрослыми Ад.
 
К вечеру эти крошки казались почти неживыми. Южное солнце вовсю покуражилось над их изнеженными телами – они засмуглели, словно у настоящих рабынь, где-нибудь в Джорджии у доброго джентльмена О,Хаара.
Боксёр оглядывал Первую и Вторую с любопытством подростка. Ему ещё не верилось, что время вернулось назад, и что он вновь повторяет то, что однажды уже делал. На головах девочек едва держались бумажные шапчонки сделанные из старых газет.
«Марш в сарай. Там для Вас ужин. И ведро для оправки. Как оправитесь, постучите.
- Дяденька, отпустите нас. Мы, правда, никому ничего не скажеи, - засопливилась Вторая, гляля дна свою копию, как побитый щенок.
- Куда я Вас отправлю. Вас же нет… Выв, милые, пошли купаться и утонули. И вообще, вам это всё только снится. Так всё понятно.
Первая незаметно ущипнула свою сестричку, та ойкнула и смолкла.
 
В темноте сарая они кое-как задремали. От усталости девочки не замечали торопливых укусов. По грязным матрасам тои дело пробегали тесно-коричневые точки, это были те самые насекомые, с которыми поэт Маяковский сравнил своего Присыпкина.
 
Боксёр и Паук были рады такому ужасному началу. Они даже подумывали продолжать в том же духе – вера в коварность Азовского моря внушала им мысль о том, что на этот раз всё у них пройдёт как по маслу.
- Только это… У них ведь сестра была старшая.
- Ну и чё…
- А то, знаешь, бывает всякое…
- Да что ты несёшь. Сестра. Сколько ей?
Боксёр задумался. Он понимал, что Анастасия вряд ли сможет тягаться с ними – она была всего лишь романтичным ребёнком, но всё же…
- Ладно, надо сюда это королевского сыночка звать. Пусть попасёт этих свинок. А девчонки ничего, ишь, как славно потрудились – ни одного сорняка не оставили. Завтра им тоже занятие, какое-никакое найдём.
- Слушай. Паук, а может ну, их на фиг.
- Ты чего? Струсил?
-Да просто жаль девчонок. Это не фифы какие-то. Помнишь ту дочку адвокатскую?
- Помню. Так ведь потрудилась, мозги на место стали. Мы Боксёр с тобой эти, как сказать санитары леса. Мы их не для себя строим, а для дела.
- Ты чё, книгочеем заделался? – спросил Боксёр, заметив в руках приятеля книгу.
- Да так, почитываю. Лютый охотник. Тут мужик словно бы у нас за спинами стоял. Только тут не малолеток воруют, а вполне половозрелых тёток. Ну, а дальше всё по нашему рецепту – стрижка под ноль, работа от зари до зари. Вообще Бокс, самое страшное на земле вещь это – праздность. Праздный человек сам не знает, для чего живёт. Вот я, например, никогда праздным не был.
Паук верил себе. Он и впрямь был всё время у кого-то на службе. Сначала у родителей, затем у государства, а затем искал себе хозяев самостоятельно, находя обычно всегда не того, кого хотел найти.
Он старался не думать ни о покойном Мустафе, ни о сгинувшем в горах Швейцарии Шабанове. Он перелистнул ту страницу, на которой остались они, и теперь служил неказистому и такому доверчивому фермеру.
 
Сёстры боялись назвать друг друга по имени. Они старались спрятаться за молчанием, притворившись глухими и немыми. Было страшно, и спать, и не спать тоже было страшно. Девочки пытались думать об оставленных у бабушки братьях, о своём непутёвом дяде, о сестре, которая за своими занятиями рисованием,  не замечала тревожности жизни.
Настя слишком избаловала их.
- Наверное, Настя сейчас плачет, - пробормотала одна из сестёр.
И она тотчас представила, как плачет Настя. как всхлипывает, краснея лицом, становясь жалкой и некрасивой. Как затем…
- Нас всё равно найдут. Ясно. А этих уродов в тюрьму посадят.
И девочки погрузились в мир спасительных ночных грёз
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0076737

от 14 сентября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0076737 выдан для произведения:
Глава двадцать восьмая
 
                                                                                                                                                                      И почему мы мамочку не слушались.
Л.Пантелеев
 
                                                                                                                                                
Младшие сёстры Новиковы бежали к кромке прибоя.
Им ужасно хотелось выглядеть взрослыми и самостоятельными. Родители ничего не знали об их задумке, они привычно спали в своей палатке, беспокоясь лишь за сохранность любимой «Надежды».
Настю сестрёнки также решили не посвящать в свои планы. Им обрыло плавать лишь под присмотром, словно бы в каком-нибудь заштатном лягушатнике. Плавать, ощущая на пояснице ненавистные им обеим надувные круги.
Когда они выбегали из воды, то казались пародией на маленьких лебедей.
И вот теперь, бросая на песок яркие одежки, они стремительно преображались, стараясь слиться с духом моря.
Море было готово всосать их в себя, как всасывает какой-нибудь упырь свою зазевавшуюся и совершенно глуповатую жертву. Сёстры уже купали в набегающей волне свои попы, стараясь не взвизгивать от требовательных толчков нетерпеливого Нептуна. Казалось, ещё мгновение, и они станут взрослыми по правде.
Солнце освещало море, две человеческие фигурки в нём и притаившуюся в тени лодку.
 
- Трусы и рубашки лежат на песке, - пробормотал полноватый и флегматичный страж порядка.
Да было странно, что на вещи сестёр никто не позарился. Их не растащили охочие до забав псы, даже иногда забредающие сюда бомжи остались равнодушными к этим предметам гардероба.
- Я не понимаю, как они ушли… И зачем? Зачем? Мы же собирались пойти купаться все вместе.
Слёзы матери нервировали Настю. Она так надеялась, что сумеет не проспать рассвет, что будь она более уткой, то с сёстрами ничего бы не случилось.
Одежда сестёр напоминала остатки когда-то ярких и праздничных шаров, она была словно бы запоздалое поздравление с днём рождения после того, как виновник торжества сыграл в ящик.
Ну, что ж Девочек могло отнести течением. Тут очень сильные течения.
Он понимал, что выглядит комично.
- Ну ведь не может бытиь, чтобы их никто не видел. А что если их у-убили!!!
 
Сёстры медленно приходили в себя. Им было страшно. Всё казалось нелепым пугающим сном.
Сначала -  плещущаяся  перед губами кромка солёной воды, затем чьи-то сильные руки, затем.
 - Пить, - простонала девочка.
Ей вдруг показалось, что она видит какую-то стену. Стена была тёмной, она надвигалась, словно бы желала смять её в лепёшку.
- Пить…
 
Боксёр и Паук небрежно изображали равнодушных ко всему картёжников.
Им даже нравилось то, что они вытащили из воды этого коварного моря. Сестёр вряд ли бы хватились вообще, после того, как на море поднялся шторм, все их следы стёрлись.
Паук был готов вспомнить прошлое. Он весь горел, как в лихорадке. Боксёр притворялся запойным флегматиком. Его взгляд скользил по затертым ликам карточных персонажей, скользил и был похож на взгляд опоенного наркотиками ламантина.
- Пить…
- Очухалась… А что красивые нам тимуровки попались, а, братан?
- Смотри, узнает Хоз…
- А чего. А ему по фиг, кто здесь кантуется. Девчонки бы давно на дне гнили, кабы не мы с тобой. А так… Жаль, что мелковаты…
- Ничего. Мы этим овечкам пастушка найдём.
- Ты о Маленьком Принце подумал?
- А то о ком? А он потешный был, помнишь. Сидит, гад такой на горшке, а сам: «Я – Маленький Плинц». Пусть лучше этих козявок по ранжиру строит.
- Смотри спалимся.
- Чаго… Если что этот урод паровозом пойдёт. Мы ему полный карт-бланш даём. Прикинь, ему же этого ой, как хочется. Кровушка папина взыграла. Тот уродом был, да и этот туда же. А этих девчонок не хватятся. Поищут, поищут, да и забудут. Несчастный случай. А они тут пока пусть повкалывают.
-Ну, смотри…
- Эх, сейчас бы сюда Хозяйку. Она бы им дала прикурить. Хорошая баба была. Красавица. Клеопатра.
 
Сёстры притаились, как мышки. Они лежали на старых потёртых жизнью матрасах, лежали и молчали, как безгласные куклы.
Им было страшно, страшно, как бывает только во сне. Им даже казалось, что они и впрямь спят и видят всё это в страшном нелепом сне. Не может быть, чтобы все родительские страшилки стали в раз самой настоящей правдой.
Теперь милое лето становилось самым страшным адом. Теперь им казалось, что весь мир настроен против них, а они сами готовы стать кем угодно, только бы не дрожать от страха.
Они давали друг другу зарок, что сговорятся и бросятся вон из этого хлева. Однако минута цеплялась за минуту, а они всё лежали, лежали и дрожали, боясь признаться в собственной слабости.
Иногда только тревожащие их природную стыдливость желудки заставляли их морщиться и негодовать друг на друга. В сущности, они и обвиняли друг дружку, боясь вины, как слишком тяжкой и неудобной ноши и стараясь поскорее сложить её на чужие, более крепкие плечи.
 
Боксер с Пауком расцветали на глазах. Они уже чувствовали себя помолодевшими лет на десять. Жизнь наполнялась привычными заботами, и была понятна, как хорошо выученный учебник.
Они знали, как можно повелевать, и теперь были готовы научить этому искусству и такого наглого и в то же время безалаберного Артура.
Артуру была невыносима сама мысль о своей обыкновенности. Он цеплялся за прошлое, словно бы уставший пловец за давно сгнившую мачту.
Их пленницы были молчаливы. Они вели себя, как будто были во сне, подчиняясь чужой непонятной им логике, словно шахматные пещки. Их надзирателям не нравилась их молчаливость – девчонки явно что-то задумывали. Но…
Боксёру не терпелось пустить в ход старый испытанный нож. Он был ни против, придать этим куколкам ещё больше одинаковости. Де же вю – ему казалось что он помолодел на дюжину лет.
Сёстры тупо смотрели в пол, боясь поднять глаза. Всю ночь они промучились от укусов неизвестных им насекомых. Сёстрам хотелось, есть, пить, а еще хотелось поскорее разобраться в своём таком призрачном будущем.
- Ну, чего, кто из вас более смелая?..
- А зачем? – пробормотала одна из сестёр, совсем позабыв о стыдливости.
- Так, для гигиены. Смотрите, тут у нас джакузи не водятся.
- Отпустите нас… Мы к маме с папой хотим.
- Ага, спасаешь вас, зачем сами в море полезли?
- Мы купались, нестройно ответили сёстры, пихнув друг друга локтями.
- Ну, давай ты… Левая.
Девочка неуверенно сделала один шаг вперёд.
Ей было уж всё равно. Во сне ведь никто не спрашивает твоего согласия.
 
 
Сёстры Новиковы возились в огороде. Тотальная одинаковость давили им на плечи, точно так же как давил неизбежный солнечный свет. Теперь их различали лишь по номерам – и они твёрдо помнили кто из них - Первая, а кто - Вторая.
Сёстры передвигались на корточках от куста к кусту и делали то, что им поручили. Время такое незаметное на пляже вдруг растянулось, как вкусная жвачка во рту, растянулась и грозила вот-вот надуться пузырём, чтобы, наконец, навсегда лопнуть.
Боксёр наблюдал издали за этими постепенно смуглевшими фигурками. Ему нравилось изображать из себя строгого плантатора. Сёстры были совершенно беззащитны, они всё ещё не верили, что всё происходящее не выдуманный суеверными взрослыми Ад.
 
К вечеру эти крошки казались почти неживыми. Южное солнце вовсю покуражилось над их изнеженными телами – они засмуглели, словно у настоящих рабынь, где-нибудь в Джорджии у доброго джентльмена О,Хаара.
Боксёр оглядывал Первую и Вторую с любопытством подростка. Ему ещё не верилось, что время вернулось назад, и что он вновь повторяет то, что однажды уже делал. На головах девочек едва держались бумажные шапчонки сделанные из старых газет.
«Марш в сарай. Там для Вас ужин. И ведро для оправки. Как оправитесь, постучите.
- Дяденька, отпустите нас. Мы, правда, никому ничего не скажеи, - засопливилась Вторая, гляля дна свою копию, как побитый щенок.
- Куда я Вас отправлю. Вас же нет… Выв, милые, пошли купаться и утонули. И вообще, вам это всё только снится. Так всё понятно.
Первая незаметно ущипнула свою сестричку, та ойкнула и смолкла.
 
В темноте сарая они кое-как задремали. От усталости девочки не замечали торопливых укусов. По грязным матрасам тои дело пробегали тесно-коричневые точки, это были те самые насекомые, с которыми поэт Маяковский сравнил своего Присыпкина.
 
Боксёр и Паук были рады такому ужасному началу. Они даже подумывали продолжать в том же духе – вера в коварность Азовского моря внушала им мысль о том, что на этот раз всё у них пройдёт как по маслу.
- Только это… У них ведь сестра была старшая.
- Ну и чё…
- А то, знаешь, бывает всякое…
- Да что ты несёшь. Сестра. Сколько ей?
Боксёр задумался. Он понимал, что Анастасия вряд ли сможет тягаться с ними – она была всего лишь романтичным ребёнком, но всё же…
- Ладно, надо сюда это королевского сыночка звать. Пусть попасёт этих свинок. А девчонки ничего, ишь, как славно потрудились – ни одного сорняка не оставили. Завтра им тоже занятие, какое-никакое найдём.
- Слушай. Паук, а может ну, их на фиг.
- Ты чего? Струсил?
-Да просто жаль девчонок. Это не фифы какие-то. Помнишь ту дочку адвокатскую?
- Помню. Так ведь потрудилась, мозги на место стали. Мы Боксёр с тобой эти, как сказать санитары леса. Мы их не для себя строим, а для дела.
- Ты чё, книгочеем заделался? – спросил Боксёр, заметив в руках приятеля книгу.
- Да так, почитываю. Лютый охотник. Тут мужик словно бы у нас за спинами стоял. Только тут не малолеток воруют, а вполне половозрелых тёток. Ну, а дальше всё по нашему рецепту – стрижка под ноль, работа от зари до зари. Вообще Бокс, самое страшное на земле вещь это – праздность. Праздный человек сам не знает, для чего живёт. Вот я, например, никогда праздным не был.
Паук верил себе. Он и впрямь был всё время у кого-то на службе. Сначала у родителей, затем у государства, а затем искал себе хозяев самостоятельно, находя обычно всегда не того, кого хотел найти.
Он старался не думать ни о покойном Мустафе, ни о сгинувшем в горах Швейцарии Шабанове. Он перелистнул ту страницу, на которой остались они, и теперь служил неказистому и такому доверчивому фермеру.
 
Сёстры боялись назвать друг друга по имени. Они старались спрятаться за молчанием, притворившись глухими и немыми. Было страшно, и спать, и не спать тоже было страшно. Девочки пытались думать об оставленных у бабушки братьях, о своём непутёвом дяде, о сестре, которая за своими занятиями рисованием,  не замечала тревожности жизни.
Настя слишком избаловала их.
- Наверное, Настя сейчас плачет, - пробормотала одна из сестёр.
И она тотчас представила, как плачет Настя. как всхлипывает, краснея лицом, становясь жалкой и некрасивой. Как затем…
- Нас всё равно найдут. Ясно. А этих уродов в тюрьму посадят.
И девочки погрузились в мир спасительных ночных грёз
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: 0 356 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!