Государыня смерть

Даже бессмертие не длиться вечно…

 

Книга 11. Хозяйка дверей: тот, кто за дверью

 

Часть 1. Пробуждение

 

Fuimus

 

Пролог

 

- Чего цветешь, как хисеткая лилия? Что, нравлюсь? Не смотри на меня! Влюбишься! Ха-ха-ха-ха! – усмехнулась старуха.

Адор улыбнулся в ответ.

- Чё лыбишься?! Думаешь, ты мне нравишься? – торговка плюнула под ноги. – Вот где вы у меня, сукины дети… Думаешь, почему я напилась, а? Да все вы мне вот где. В особенности ты, - старуха указала на сидящего рядом с проводником мужа. - У-у, морда!

Она полоснула по горлу невидимым клинком. Затем развернулась и пошла прочь из трактира. Старик улыбнулся щербатым ртом, затем положил беспалую руку на плечо Адора.

- Ишь, разбуянилась! Полукровка. Иди, иди. А нам и тут хорошо.

- Как ты с ней справляешься? – Адор проводим взглядом удаляющуюся торговку и повернулся к старику.

- Да так вот, - тот развел руками. - В обед сорок лет будет. Так лучше уж так, подвыпившей. Трезвая она и вовсе злая баба. Все совершенств, каких ищет. А где их тута в этой дыре совершенства то…

- Да уж, был бы ты помоложе, - усмехнулся Адор, - да и она тоже, мог бы я вас пожалуй на ту сторону свести.

- О, не-ет! Это ты зря! - возразил старик. - Тута хоть и паршиво, зато все наше. Здесь мой отец жил и отец отца. И вправду, красиво раньше тута было. Я вот как-то по развалинам шарил. И представил себе всю ту красотишшу. Аж дух взяло!

Старик мечтательно закрыл глаза.

- Так что кто-кто, а я то взаправду ее понимаю. Полвека назад ешшо не так гадко было, - он смахнул навернувшуюся слезу. Видно было, как горько старику вспоминать былое. Затем тяжко вздохнул и начал стрекотать что-то насчет детей да набегов…

- Всего этого никогда уже не будет, Кузнечик, - грустно подытожил его рассказ Адор.

На старых картах, что он видел в Тудрусе, на этом месте значился большой торговый город, расположенный вблизи Флеймарского озера. Город так и назывался Танет-э`Флеймар. Сами горожане, судя по преданиям, называли свой город Зеленый холм. Он до конца сопротивлялся ордам, что пришли с востока. И первое время вполне успешно. Но то время миновало. Степняки пощадили город, но обложили его столь огромной данью, что богатство и слава Танета увяли. А уж когда орды добрались до Бакронской твердыни, древний торговый путь через Полуденный отрог и вовсе перекрылся. Правда, он вновь открывался в перерывах между очередным нашествием на Тудрус. В ту пору город оживал. Как грибы после дождя вырастало множество гостиных дворов, проклевывались многочисленные лавки и торговые ряды.

Однако перед новым набегом, словно для тренировки, степняки нападали на город и крушили все подряд. Нападали внезапно, ночью или в ранние часы утра. Деваться было некуда. Старая твердыня срыта по приказу тех же степняков, стены уничтожены в многочисленных набегах. Никакого ополчения. Только личные телохранители и конвоиры торговых караванов. Те сопротивлялись решительно и рьяно. Ведь степняки вырезали всех подчистую, а так могли и пощадить, проявляя какое то одно им ведомое снисхождение и уважение к смелости.

Хотя какая может быть смелость перед лицом страшной участи, скорее отчаянье загнанного зверя. Так думал Адор, насмотревшись здесь в городе разных боев со зверьми. Первое время они даже нравились проводнику. А потом стало тошно. Это гадливое чувство появлялось всякий раз, как только Адор видел перед собой источник всей этой мерзости.

Степняки заезживали сюда и в мирное время. Вели себя по-господски. Однако не всегда это сходило им с рук. Город формально считался свободным. А потому спешил туда разный люд. Были и вовсе темные личности. Грабителей и разбойников хватало с лихвой. Правда, местными купцами содержался законник. Но должность эта была скорее для успокоения совести. Купцы везли сюда товар вовсе не для продажи здесь же. Кому? Степнякам?! Те покупали лишь муку, специи и выпивку. Причем ее в больших количествах употребляли здесь же в местных кабаках и притонах. Правда, в придорожные трактиры и гостиные дома, вроде этого не хаживали. Здесь околачивались люди иного рода.

В городе опасность подстерегала всех. А потому все старались держаться кучками. Воры с ворами, степняки со степняками, купцы с телохранителями, торговцы с законником. Трактирщики и кабатчики со своими людьми, заводчики притонов с теми же ворами или законником. И только один человек мог ходить повсюду, чувствуя себя вольно, даже во время набегов. Во всяком случае, если бы кто-то и посмел на него напасть, он мог рассчитывать на помощь и воров и телохранителей и, даже степняков. Потому что проводник нужен всем!

Лишь проводники знали все о горах и перевалах. В город они приходили всегда в одно и тоже время – летом. И уходили летом. Стоили их услуги прилично, но они того стоили. Напасть на проводника, или как здесь говорили на желтую бирку, считалось самым страшным преступлением. Когда однажды это случилось, следующим летом никто из проводников не пришел в город, и торговля встала. Убытки мерили полной чашей. И лишь к концу лета, когда в городе остались самые отчаянные, все же пришел один проводник. Посреди пустой базарной площади он скинул на землю такой же пустой мешок и сказал так:

«Завтра поутру я уйду и ваше дело, уйду ли я с пустым мешком или с полным»

«Что тебе нужно?» - спросил кто-то из толпы.

«Если выкуп, то какими деньгами?» - послышалось с другой стороны.

«Головы тех, кто убил моего брата», - ответил проводник. И некоторые, что видели убитого, признали в том проводнике сродника покойного. То был дед Адора. История же передавалась с тех пор, как в городе, так и у них в селении. И конец ее тоже передавался. Утром, когда дед отправился восвояси, мешок наполненным головами ждал его на том же месте, где дед тот мешок и оставил. Среди них приметилась узкоглазая и скуластая башка того степняка, что прилюдно похвалялся убийством проводника. Другие головы – его приятелей, среди которых оказались почему-то и воры и даже один купец. Страх перед нищетой, голодом и разорением превозмог страх перед острым ятаганом.

Вывалив головы из мешка, дед усмехнулся.

«Я поведу тех, кто пожелает отправиться со мной за хребет в память о брате, если вы пообещаете установить здесь памятник в его честь с его именем, а так же с именами убийц и с напоминанием о том, что будет, если такое повториться еще раз»

Адор частенько проходил мимо того памятника, горделиво стоявшего рядом с неказистой бревенчатой ратушей, каждый раз возводимой вновь после очередного пожара или набега. На нем и вправду были выбиты на трех языках имена дядьки и его убийц. И то самое предупреждение…

- Дело у меня к тебе есть! – сказал вдруг старик, выводя Адора из раздумий. – Перевести кой кого надо бы. Но не просто, а через Духи.

Последние слова он сказал очень тихо. Но проводник гневно зыркнул на старика так, что тот как черепаха вжал голову.

- Я же тебе говорил!..

- Да, да, прости. Давай завтра, ну там, у нас…

- Хорошо, - Адор поднялся. Теперь он немедленно должен был уйти. Не хватало еще, что бы старик вообще начал изливаться попусту. – Завтра с утра у вас. Только смотри!

Он прошел вдоль трапезных лавок к выходу. Затем развернулся и, погрозив старику кулаком, вышел вон.

 

1

 

Риворнэ проснулась. Вернее открыла глаза. Затем осмотрелась. Она лежала посреди пустоши, поросшей кое-где чахлой травой. Пустошь небольшими островками тянулась со всех сторон к горизонту. Впрочем, так только казалось. Приглядевшись, девушка поняла, что никакого горизонта нет.

Она встала, и быстро опустилась на колени. Риворнэ не могла понять, что с ней происходит. Нечто средне, между невесомостью и какой-то странной тяжестью внутри, заставляло ее одновременно ощущать легкость парения и тяжесть прикосновения к земле. И никаких звуков! Полная тишина. Ни ветерка, ни шелеста травы.

Меж тусклых островков растительности сверкали лужицы какой-то маслянистой жидкости. Небо вокруг завесилось каменной сетью, образовавшей купол от края до края пространства. Прорехи в сети больше напоминали колодцы, из которых изливался свет. Там, куда он падал, зеленели кусты, словно специально подставляя бока свету. Из-за солнечных лучей их заросли казались прозрачными.

Девушка огляделась. Внезапно, свет померк, словно там, наверху, кто-то занавесил купол неба. Однако чуть позже лучи появились вновь, вначале заструились мелкими ручейками, а затем потекли огромными потоками. Риворнэ седлала попытку снова встать, и ей даже удалось пройти пару шагов. Но, в конце концов, она опять приникла к земле. Боли не ощущалось. И усилия не казались, какими то чрезмерными, однако не чувствовалось и легкости. А между тем пространство вокруг вновь потемнело.

Риворнэ сделала еще один шаг. На сей раз, балансируя между тяжестью и невесомостью, она прошла до странной прямоугольной плиты.

Плита искусно сделанная из розового мрамора, будто светилась изнутри. Однако, как поняла девушка, это просто блики на ее поверхности играли с Риворнэ в чехарду. Несколько листьев с ближайшего куста упали на гладкую поверхность. Девушка, зачем-то захотела смахнуть их с плиты.

Она коснулась ее пальцами и погрузилась во тьму.

«Вот и все», - сказала, или просто подумала Риворнэ.

Но если сказала, то из ее губ не вылетело ни звука. Сплошная темень и пустота. Теперь Риворнэ ощутила невесомость, словно парила в этой темноте. Вернее парило ее сознание, потому что ни тела своего, ни звука парения, ни чего другого она не ощущала.

Вдруг, словно распахнулась дверь. Точнее именно распахнулась дверь, и в просвет вошло четверо мужчин. Один из них зажег факелы в углах комнаты. Двое других бережно положили на розовый мраморный стол, находившийся посреди комнаты чье то тело. Тот, кто вошел последним, снял с груди маленькую серебряную цепочку, и, отстегнув небольшой ободок, зажал колечко в руке.

- Проходи! – властно сказал четвертый.

В комнату вошла средних лет женщина, в какой то пестрой цветастой юбке. Между тем второй и третий мужчины аккуратно сняли с тела покрывало. А первый затворил дверь комнаты. Девушке показались знакомыми черты той, молодой женщины с пепельными волосами, что спала на мраморном столе. О том, что женщина именно спала, говорила тихо поднимавшаяся и опускавшаяся грудь.

- Что вам от меня нужно, господа? – несколько наигранно с хрипотцой в голосе сказала женщина в цветастой юбке.

- То, в чем сильна ты, и, увы, слаб каждый из нас! – спокойно сказал четвертый. – Нам нужно кое-что передать избранной.

Он указал на маленький ободок, который держал в руке. Красный камень на ободке сверкал, словно был напитан светом.

- Но я ведь всего лишь говорю с умершими… - начала женщина. Однако второй ее перебил.

- Ты не умеешь говорить с умершими! Ты вообще ни с кем не умеешь говорить, женщина. И мы тебя не за тем позвали… Молчи! – прикрикнул он на шарлатанку.

- Я же сказал, нам нужно кое-что передать избранной, - продолжил спокойно четвертый. - И ты сделаешь свое дело, получишь свои деньги и можешь убираться, куда вздумаешь.

- А она подлинно может? – усомнился первый.

- Несомненно. Она обладает всем, что нам нужно. Только вот сама не знает этого, - кивнул четвертый.

- На, вот! – обратился он к третьему вошедшему. – Бери кольцо, и ее левую руку. А ты, – он повернулся к женщине - подойди к нему и встань рядом, спиной к столу.

Третий взял кольцо и, дождавшись, когда шарлатанка к нему подойдет, взял ее за руку. Затем оба развернулись лицом к столу. Четвертый встал впереди женщины.

- Если ты скажешь хоть слово, или издашь, какой либо звук, я предупреждаю, живой отсюда не выйдешь, - сказал он спокойно. – Понятно?

Та кивнула. Наверное, спокойный взгляд этого грозного уверенного человека подействовал на нее гораздо больше, чем оружие или крик.

Начинай! – приказал четвертый.

Первый, который уже стоял у изголовья начал тихо петь:

- Ночь взяла свет у дня, свет у ночи – тьму,

Смерть взяла у жизни день, жизнь у смерти час.

В этот час мы жизни дар дарим той, кого избрал

Жребий врат, чтобы она

Путь во тьме и днем нашла.

Вдруг факелы погасли, но в полной тьме заискрился свет камня.

- Тело, встань! – послышался голос первого.

Неслышно зашуршали одежды.

- Усни! – крикнул четвертый. Послышался звук падающего тела.

- Тело, прими дар! – вновь голос первого.

Вдруг Риворнэ увидела все, что делалось в комнате, так, словно зажгли невидимый тусклый свет. В нем двигались тени четырех мужчин и двух женщин. Женщина в серой юбке лежала на сером столе, а та, что лежала там прежде, стояла рядом с третьим, который надевал искрящееся кольцо ей на мизинец. Кольцо, искрясь, переливалось цветами радуги. Однако когда оно было окончательно надето на палец, искрящееся, переливное сияние потухло, будто его и не было. Кольцо стало серым и почти сливалось с мизинцем.

- Тело получило дар? – спросил четвертый.

- Да, - сказала Риворнэ и тело в тот миг открыла рот. Девушка узнала себя. Это она сейчас стоит здесь, рядом с… Адором, и Адор только что надел на ее мизинец кольцо. А тот четвертый – это командор Фрацуэр, первого она не знает, хотя лицо знакомо. А второго видела несколько раз во время шествия.

Конечно, шествия. Да, шествия!

«О, духи, что со мной?»

События в комнате стремительно разворачивались.

Проснись и встань! – приказал командор.

- Тело, ляг! – приказал первый.

Женщина поднялась и села на каменный пол, закрыв лицо руками и мелко дрожа. Тело Риворнэ обмякло и, с помощью Адора опустилось на стол.

«Да что же это!» - подумала Риворнэ и устремилась к своему телу. Едва она коснулась руки, как Фрацуэр крикнул:

- Снимай кольцо!

Адор поспешно стянул ободок с мизинца. В это время сидевшая женщина отшатнулась, и рука Риворнэ самопроизвольно коснулась ее юбки.

Все исчезло. Девушка вновь очутилась посреди пустоши. Только теперь она стояла, держа в руке небольшой лоскуток цветастой материи. Розовой плиты не было. Девушка не ощущала ни тяжести, ни невесомости. Зато она услышала, где-то недалеко шум ручья и шуршание травы под ногой.

Риворнэ разжала руку. Лоскут завис в воздухе. И тут она обратила внимание на руку. На мизинце искрилось, переливаясь, заветное кольцо.

- Вот мы и встретились, Риворнэ! – послышалось, откуда-то сверху. - Добро пожаловать в мой мир! Вижу, твои друзья уже позаботились о том, что бы тебе не было одиноко в твоих скитаниях. Это хорошо.

Риворнэ обернулась.

- Что, хочешь меня увидеть? – голос теперь звучал отовсюду одновременно. – Правда, хочешь? В своих владениях я не такая, как меня представляют по обеим сторонам дверей.

- Какой бы ты ни была, я желаю тебя видеть, Государыня Смерть!

Голос переливно рассмеялся. Но были в нем и нотки какой-то далекой тоски и грусти.

- Пока не за чем, - ответила Смерть. – Я – далеко отсюда, хотя и мой голос рядом, и я могу прямо сейчас быть здесь, но желаю, что бы ты сама ко мне пришла. Будь уверена, ты не устанешь, здесь никто не устает. Зато увидишь и ощутишь много интересного.

- Но куда мне идти?! – голос девушки зазвенел.

- Хороший вопрос, - будто немного подумав, ответила Смерть. - Другому бы ответила, куда пожелаешь. Все дороги здесь идут ко мне. Но тебя проводит мой друг. Не хочу, что бы плутала кругами. А такое бывает… Кстати, попробуй понравиться моему другу. Вот увидишь, он верный и преданный. Если вы подружитесь, очень многое откроет тебе по иному.

Когда это еще говорилось, один из просветов вдруг потемнел, и из него выпрыгнуло громадное чудовище, отдаленно напоминающее большую черную собаку.

- Не бойся! – успокаивающе громыхнул голос Смерти. - Петх хоть и неказист на вид, зато ласков и приветлив. Иди за ним, и он защитит тебя, когда понадобиться. Дорога ко мне порой опасна даже в этом мире.

Чудовище подбежало к Риворнэ. Оно разинуло свою огромную пасть, из которой выползли семь языков. Языки принялись лизать Риворнэ, мягко и ласково. С них спадала слюна и стекала на девушку. Риворнэ не смела шелохнуться. Ужасная пасть, утыканная огромными клыками, каждый величиной с руку словно улыбалась.

- Ты ему понравилась, Риворнэ. Обычно Петх не так приветлив.

- Петх! – прошептала девушка.

Чудовище вновь всеми языками облизало ее с ног до головы.

- Хватит нежностей, Петх. Приведи ее в святилище!

Петх вильнул хвостами и, развернувшись, понесся вперед.

- Иди за ним, если пойдешь не в ту сторону, Петх вернется и направит тебя, - сказала Смерть. – До скорой встречи, Риворнэ.

Риворнэ осмотрелась. Никакой слюны не свисало ни с платья, ни с рук. И кстати, платье стало белым, хотя до этого носило отпечаток недавно пережитого.

То же случилось и с руками. Вначале Риворнэ не обратила на это внимания, потому что ничего ровным счетом не помнила. Затем раздался голос Смерти, а позже спустился Петх. И было не до разглядываний. Но девушка могла поклясться, что платье на ней было грязным, со свисавшими лохмотьями с багровыми от крови пятнами. А теперь платье предстало таким, словно Риворнэ одела его только-только.

Девушка глянула вдаль. Чудовище остановилось, словно ждало ее. Только теперь оно было похоже на маленькую черную собачку. Совсем не страшную. Ну, или почти.

 

2

 

Риворнэ казалось, прошло много времени, с тех пор, как она отправилась в путь. Мир вокруг причудливо менялся. Не было ничего постоянного. Даже каменный купол, двигался, в разные стороны, меняя величину и количество дыр. или это тоже казалось?...

Земля временами ходила ходуном, а затем ненадолго останавливалась и вновь плавно плыла, затем все повторялось.

В этом мире, если его так можно было назвать, было все. Девушка наблюдала за чехардой изменений, угадывая в смутных темных очертаниях древние руины, превращавшиеся в следующий миг в жидкий хвойный пролесок, по которому она шла, пока, наконец, не остановилась и не очутилась посреди смрадной топи.

Тогда она впервые позвала на помощь, еще не думая о том, кто придет. Примчался Петх. Пара его языков намертво приклеилась к талии Риворнэ и одним мощным движением та очутилась … посреди ромашкового луга. Словно ковер расстелили! До того ромашки были сочными и яркими. Отдышавшись, девушка огляделась.

Ее жуткий спутник стоял на пригорке, у одинокой сосны и терпеливо ждал, когда Риворнэ его заметит. Она поднялась и, совершенно не чувствуя усталости, взобралась вслед за Петхом на пригорок и очутилась … на окраине Рихона. Той самой, с которой начался ее путь к храму.

Девушка испугалась. Ей действительно стало страшно, потому что она вспомнила теперь все. Ужас пережитого, заставил ее отступить и, развернувшись, помчатся прочь.

Мощный рев остановил Риворнэ. Она встала, как вкопанная, и с не меньшим ужасом, посмотрела в радужные глазища чудовища. Тот рыл землю, похожую на вязкую глину, огромной когтистой чешуйчатой лапой и бил своими хвостами, разбрасывая повсюду комья грязи.

- Только не туда! – покачала головой девушка.

Ответом был повторный рев. Чудовище оскалило пасть, словно приготовившись разорвать девушку. Та закрыла глаза. Но, о, ужас. Даже закрытыми глазами она видела все! В ответ Петх лизнул девушку и совсем по-собачьи заскулил.

- Ты не пропустишь меня, да? – вздохнув, спросила Риворнэ голосом маленькой девочки. Петх открыл пасть и высунул языки, одновременно сев на задние лапы.

- Мне обязательно надо туда идти? – с отчаяньем спросила она.

Рев, который издало чудовище, видимо здесь мог бы назваться лаем.

Риворнэ повернулась. И медленно поплелась наверх.

Город стоял на прежнем месте. Странно, но не изменилось ровным счетом ничего. Те же дома, те же серо-бежевые стены. Город казался так же пустым, но когда девушка вошла в него, ступив на мостовую, вокруг происходило нечто невероятное.

Мертвые! Такие же, которых Риворнэ видела в ту ночь. Они брели ей навстречу, шли с ней рядом, и за ней, выглядывали из окон, выходили и входили в дома. Ехали на остовах лошадей или в повозках, запряженных изъеденными червями клячами. Они здоровались, прощались, торговали, ругались, пели песни. Но на свой манер, не так, как люди. А так, как представить раньше Риворнэ не смогла бы никогда.

Мертвые же, похоже, совсем не замечали девушку. Или делали вид, что не замечают. Казалось, этому Рихону не будет ни конца, ни края. Вот она вышла на Багровую площадь, которая здесь оказалась действительно багровой. Но вместо привычного храма в центре ее стоял гигантский алтарь, от которого в небо поднимались клубы дыма. Тысячи и тысячи людей, не мертвецов, нет! Именно людей спокойно поднимались на алтарь и там с дикими криками, корчась в предсмертной агонии, сгорали в горниле.

Риворнэ подбежала к основанию лестницы, что вела к горнилу и попыталась остановить толпу. Но те лишь виновато улыбались и шли прочь, вверх, в огонь. Наконец, в этой толпе она увидела маленького мальчика лет шести. Черты лица его показались Риворнэ знакомыми. Только выглядел он как-то по-другому.

Мальчик шел один. Девушка почувствовала, что он – один. Риворнэ подхватила ребенка, и пыталась убежать прочь. Дитя извивалось, кусалось и брыкалось. Вослед ей побежало несколько мертвяков. Риворнэ удивилась их прыти, они догнали девушку и отняли ребенка. Один попытался, было замахнуться на нее ржавым куском железа, который раньше, давным-давно был, по-видимому, ятаганом. Но из-за спины она услышала знакомый рев и увидела, как в бессильной злобе сжались челюсти мертвяка. Затем Риворнэ проводила тоскливым взглядом, этого несчастного малыша, уводимого мертвяком к алтарю.

Впервые, во время всего этого странствия, Риворнэ почувствовала странную усталость. Не тела, нет! Скорее она устала от того, что видела. Девушка присела прямо на мостовую, закрыв лицо руками, и облокотилась о стену. Она плакала… Нет, она ревела! Она не могла успокоиться, словно оттого, что она сейчас не сделала, зависело все.

Сколько все это продолжалось, Риворнэ и сама не смогла бы сказать. Слишком многое здесь попросту смахивало на вечность. Но, наконец, она успокоилась. Встала.

- Куда дальше? – почти беззвучно и ровно спросила она.

Чудовище услужливо подало Риворнэ лапу. Девушка ухватилась за коготь и поняла, что она должна сейчас сделать. Она представила себе эту победно ухмыляющуюся рожу, которая почти торжественно возьмет ее руку и, перехватив девушку у Петха, как того малыша, поведет на алтарь…

Ноги сами собой подкосились, и Риворнэ непроизвольно оперлась на изгородь.

«Странно, - подумалось ей. – Откуда в Рихоне тудрусское кладбище?»

Все пожелтело, затем стало ослепительно ярким. Риворнэ вновь услышала голоса.

- Адор! – теперь она безошибочно угадала этот голос. Он принадлежал командору. – Погоди, друг мой! Не спеши! Пока день, они вряд ли захотят с тобой общаться.

- Я хочу найти ту могилу, - ответил проводник, - и как можно быстрей.

Но он подождал командора. Мужчины спешились.

- Сейчас здесь все так заросло, но я запомнил одну верную примету, - продолжил Адор. – Там были камни. Рядом могила, выложенная камнем. Я еще позаимствовал один, и положил на могилу. Ну, как бы в виде плиты.

- Понятно. А в какой стороне? – деловито спросил командор.

- В том то и дело, что не запомнил. Ну, то есть, в общем, я помню, что надо под гору идти. Но вот в какой стороне?..

- Смотри-ка? А здесь довольно выложенных камнем могил. Вон как бы свежая такая имеется! – указал командор на очередную каменную кладку.

- Да уж! – развел руками Адор.

- Но ты прав, искать надо! – уверенно кивнул командор. – И при том быстро. Кто знает, может к ночи они, и вправду попытаются разрыть могилу…

- Кстати, ты ничего не чувствуешь? - спросил вдруг командор, когда они уже достаточно прошли вглубь кладбища.

- Что именно? – недоуменно переспросил Адор.

- Ну, вроде как мы здесь не одни, - сообщил командор.

- То есть?

- Ну, ты действительно ничего не чувствуешь?

- Пока нет… А что я должен чувствовать?!

- Понимаешь ли, в чем дело, мой друг. Ты находишься на погосте. А кладбище, самим своим существованием обязано быть местом общения тех, кто перед дверью, и за ней.

- Мертвых и живых?

- Да, - вновь кивнул командор. – Кстати, это не та могила?

Он указал на небольшую каменную насыпь, поросшую мхом и травой.

- Нет! – машинально ответил Адор. – Так что на счет места общения? Ты думаешь, Риворнэ…

- Полагаю, да, - перебил проводника Фрацуэр. - Только она не за дверью и не перед ней. Она сейчас стоит в самой двери. Странно, что ты не чувствуешь ее присутствия.

- Она слышит нас?

- Может быть. Скорей всего должна слышать. Ведь если мы сделали все правильно, кольцо живых в двери и за ней приобретает особые свойства. В том числе и свойство слышать голоса живых. А может даже и тех, кто находится с ней рядом.

- Мертвых?

- Нет! Те, кто находятся с ней рядом нельзя назвать мертвыми. Они скорее живы. Ведь этот мир гораздо ближе к двери, где они стоят, чем какие-то другие миры… Впрочем, все это так, отвлеченные умозаключения.

- Сам-то хоть понял, что сказал?

- Увы, да… И знаешь, кажется я нашел нашу могилу! – ответил командор, и уверенно подошел к Риворнэ. Вернее к тому месту, где она стояла. Девушка посмотрела под ноги. Одинокая каменная плита, более похожая на просто плоский камень, чуть торчала из-под земли.

Командор присел на корточки и посмотрел куда-то вверх, но получилось так, что он смотрит на нее, хотя и не видит. И сказал, как будто обращаясь именно к ней:

- Если ты и вправду подаешь мне знак, девочка, и слышишь меня, скажу одно – ни в коем случае не разговаривай с тем, кто назовет себя перевозчиком.

От неожиданности, Риворнэ потеряла равновесие, соскользнула с камня, и… полетела вниз.

Падение продолжалось недолго. Всплеск, и ее тело погрузилось в мелкую рябь спокойного моря. Крик белых птиц и шум прибоя, где-то очень далеко дал Риворнэ понять, что она не покинула этот мир. Впрочем, этот ли?

Девушка оглянулась. В клюве она держала еще живую треску, и удалялась от серой глади, взмывая все выше и выше. Там, в вышине, отчетливо слышался гомон белых птиц. Вдали показалась земля, которую Риворнэ теперь видела с высоты. Земля начиналась с высоченных утесов, а затем превращалась в громадные пики, сравнимые с вершинами Бакрона.

Утесы приближались. Пенные брызги рассекались об них и стекали прочь. Словно обнимая эти суровые подножия. Был ясный день. Не единого облачка. Сбоку Риворнэ увидела очертания трех лодок, идущих откуда-то к берегу. Но вот утесы заслонили горизонт и, вдаваясь вперед, скрыли большие лодки из виду.

Риворнэ спустилась на скалу, в которой ее острый взгляд углядел маленькую выемку. Она коснулась холодного камня и с жадностью принялась терзать свою добычу. Наконец, когда треска была выпотрошена, а желудок насытился, чайка огляделась.

Три величественных корабля показались из-за утеса один за другим. Те, что она приняла за лодки… или нет, не она. Чайка видела такие корабли впервые. А вот теперь действительно лодки, спущенные на воду, подплывали к берегу, где виднелся тонкий светло-серый серповидный изгиб отмели. Из лодок посыпались люди. Они несли с собой какую-то, видимо тяжелую поклажу. Много ругались, и вообще, вели себя шумно и нагло.

Но чайка этого уже не видела. Она вновь взмыла вверх, отправляясь за добычей. Яркое полуденное солнце на миг ослепила белую птицу, и она непроизвольно опустила голову. И тут же слетела с ветки.

Самка лемура поднялась уже на земле, явно недоумевая, что заставило ее так неудачно прыгнуть. Она посмотрела наверх. И увидела, что привычного дерева, между прочим, самого большого на этой стороне мыса, вдруг не стало. Оно оказалось срубленным.

Ватажники ловко обрубили ветки, затем перехватили ствол цепами и, с помощью мулов поволокли, куда-то в сторону скалы, где обычно гнездились чайки. Самка лемура стремглав запрыгнула на следующее дерево и уже оттуда смотрела на происходящее. На ее глазах странные пришельцы сооружали нечто отдаленно напоминающее птичье гнездо, только совсем уж невероятных размеров. Как огромный муравейник.

Наконец, ей надоело это занятие. Самка, спрыгнув на ветку другого дерева, вдруг оказалась в небольшом лазе.

Мышь пискнула. Свет померк. Его заслонил, какой то странный, заостренный ствол дерева. Мышь попыталась протиснуться между ним и входом в лаз. Наконец, ей это удалось, и она опрометью пустилась напрямик, туда, где чернел вход в ее нору. Вскоре она очутилась средь большого двора, огражденного частоколом. Сбоку высился длинный дом в да яруса, к нему примыкали с разных сторон еще два - поменьше.

Над мышью возвышался помост. Под ним – глубокая яма. Каким-то особым чутьем, мышь почувствовала, чту нужно, ради самой жизни держаться подальше и от помоста и от ямы. И вообще, видимо, придется, что-то в этой ее жизни безвозвратно менять.

Риворнэ обернулась. Перед ней на задних лапах стоял громадный черный пес с лоснящейся длинной и лохматой шерстью и большим мокрым серо-бардовым носом. Высунув язык, он по-собачьи сипло дышал.

- Петх, - позвала его девушка. – Нам нужно отсюда уходить. Ведь, правда?

Пес тявкнул и, повернувшись, поплелся прочь со двора. Ворота форта были открыты настежь. Тех, кто его строили, еще нет, но они в любой миг вернутся. Девушка пошла за псом. Преодолев ворота, они спустились к морю. Здесь Петх дал себе волю. Риворнэ еле поспевала вслед за ним. Теплая пенистая волна щекотала ей ноги. Стало так легко и радостно! Никогда еще Риворнэ не было так легко и радостно.

Наконец, они достигли небольшой расселины в скале. Пес устремился туда. Риворне за ним. Когда она вышла на другую сторону утеса, моря не было, вместо него свои тяжелые свинцовые воды несла непонятно куда тихая широкая река. Стало пасмурно. Петх, убежавший куда то далеко, вернулся, облизав Риворнэ всеми своими семью языками. Девушка обернулась. Утес все так же стоял перед ней, но теперь он казался таким же унылым и безжизненным. Ничего живого, кроме нее и Петха, даже маленькой кочки. И река, с этой мутной тяжелой водой. И тучи, раскинувшие свою странную дырявую сеть в небе.

Риворнэ вздохнула. Она пошла вдоль берега, вслед за Петхом, который, вопреки обыкновению, шел почти рядом. Так они шли вдоль бегега, пока не набрели на остов гигантского корабля. Риворнэ показалось, что она брела к кораблю от утеса вечность. Она вновь обернулась. Утес маячил вдали черным клыком, но находился не более чем в пятьсот шагов от них.

Здесь, стоя рядом с этой громадиной, девушка впервые подумала о том, что вот именно сейчас в этом мире ей так не хватает чего-то близкого, родного, своего... Невзначай, Риворнэ подняла кверху руку и увидела на мизинце кольцо. Даже здесь в этом мрачном мире, подарок, данный ей Адором, в той странной комнате с мраморным столом посредине, искрился и сиял, оживляя пространство вокруг себя. Девушка прижала руку к груди и закрыла глаза.

 

3

 

Стало темно. Даже когда Риворнэ открыла глаза, сплошную темень прорезал лишь искрящийся свет кольца и зеленовато-голубые метавшиеся туда-сюда блики. Темные воды по-прежнему текли рядом. Они струились, иногда меняя течение мерно и тягуче. Девушке почему-то очень захотелось войти в тугую гладь и погрузится в нее целиком и забыться в этих спокойных, обволакивающих водах. Она почти сделала шаг, когда в неясных бликах на воде отразились бренные обломки. Но сейчас они не казались столь древними, скорее наоборот.

Корабль дышал жизнью. Он был похож на один из тех трех памятных черных судов, что Риворнэ увидела со скалы. На корабле горели огни, отражая корму в уже не тяжелой водной глади, обнимающей широченную дугу судна. Сама Риворнэ стояла в лодке, которая отходила от гиганта. Лодкой правил седой бородатый старик. Он держал в одной руке штурвал, а в другой веревку от паруса.

На корабле слышались звуки брани и развеселых песен. Кто-то вывалил голову за борт и смачно блеванул, опустошая желудок. Другой раскатисто захохотал, вытаскивая незадачливого выпивоху назад. А ялик все удалялся и удалялся. Правда, медленно… Но верно! Весь корабль уже горел на фоне ночи желтовато-бледными огнями. Звуки постепенно стихали. Волосы девушки задел легкий ветерок и умчался к берегу.

Внезапно на месте, где стоял корабль, все вокруг озарила громадная вспышка. Затем оттуда вырвался оглушительный грохот, и судно содрогнулось, а в следующий миг запылало. Послышались дикие крики. Кто-то, ярко пылая, вывалился за борт. Обломки долетели даже до ялика, который, подхватив ночной бриз, уходил прочь.

Затем вторая вспышка вновь озарила берег, и одновременно за ней вторая волна грохота эхом отразилась от прибрежных скал. Обломки того, что некогда было могучим кораблем, посыпались, горя и искрясь, и так же едва не достигли ялика. Риворнэ закрыла лицо рукой и зажмурилась.

Когда девушка вновь открыла глаза, вместо ялика она стояла на длинной лодке. Серые своды огромной пещеры, изрешеченные ямами, из которых изливался мутноватый свет и тягуче-темная река – вот все, что она видела вокруг. Девушка обернулась. Тот же старик правил веслами к другому берегу, темные очертания которого все четче проявлялись сквозь завесу падающих лучей.

Тот берег уже давно скрылся из виду. Да и был ли он?! Риворнэ показалось, что они просто сделали крюк. Но тут она услышала слова старика:

- Нет, это тебе просто показалось, - хрипло почти шепотом промолвил он. – Я – перевозчик. Тебя предупредили, что со мной ни в коем случае нельзя вести разговоры? Так вот, - он усмехнулся, приоткрыв щербатый рот, - это правда!

По одежде старик больше походил на какого-то торговца, нежели на лодочника. Длинная серая, подбитая рыжим мехом накидка спадала с плеч вниз, большая бардовая широкополая шляпа с низкой тульей чуть скосилась на бок и вперед. Так, что глаза утонули в ее тени.

- Раньше я и впрямь торговцем был, - вновь тихо прохрипел старик. Теперь он смотрел не на девушку, а, скорее, себе под ноги. – А нынче вот, как ты – Хозяин Реки.

- А кто же я? – едва не сорвалось с ее губ.

«Нет! Говорить нельзя, нельзя» - повторяла сама себе Риворнэ – «Нельзя»

Вдруг сильный толчок вывел ее из равновесия, и девушка чуть не вывалилась за борт.

- Осторожней! – спохватился старик, в последний миг, хватая ее за руку. Его рука обдала девушку холодом и едва не соскользнула с ее руки. Но крючковатые пальцы цепко и даже немного больно сжали запястье Риворнэ. – Прибыли! Щас вот вытащу лодку, и ты выйдешь.

Риворнэ кивнула и вжалась пальцами в борт.

- Хорошо! – старик, несмотря на свой возраст, рывком подтянул лодку на себя и выволок ее на берег. – Теперь слезай!

Риворнэ спрыгнула на мягкий песок и пошла вперед.

- Нет! – окрикнул ее старик. – Иди сначала на огни там на берегу. Во-он там!

Старик указал рукой. Риворнэ кивнула. Тот отвернулся и принялся стаскивать лодку обратно. Девушка заметила, как он поморщился, увидев на берегу кусок какой то темной чешуйчатой ткани, взявшийся невесть откуда. Странно, но кроме нее и впрямь здесь совсем ничего не было. Берег казался совершено пустым…

- Доброй дороги! – крикнула девушка. Скорее по привычки, нежели с каким-то умыслом.

Зря!

В тот же миг предательский песок начал быстро затягивать ее вниз. Риворнэ вскрикнула. Безмолвие разорвал громкий хохот, который она слышала на корабле. В тот же миг, откуда ни возьмись, отовсюду к девушке приблизились, пытаясь ее схватить, голые кости в каком то рванье. Риворнэ ушла в песок по грудь, а костяшки вцепились ей в волосы, схватили за горло, пытались порвать одежду.

Она вновь почувствовало то же, что и тогда, в зарослях. Все вокруг побелело, словно она очутилась посреди горящего сена. Жар обдал ее волосы и руки, а ноги заиндевели от холода. А костяшки впились в ее тело и рвали, рвли, рвали…

Какая-то, черня тень, мелькнула вблизи. И вместо костей, Риворнэ оплели уже знакомые липкие языки, вырывая из страшных объятий. Когда Петх вытащил ее всю, перед собой девушка вновь увидела старика-перевозчика. Точнее нечто, похожее на старика. Потому что вместо шляпы свисали шевелящиеся пурпурно-синие отростки мяса, а мантия раздулась, становясь похожей на огромный пузырь из которого просвечивалось рыжее нечто, с многочисленными ногами наподобие крабовых.

- Тебя же предупреждали, не заговаривай со мной, - сказал «старик» ртом, ставши похожим на жабью челюсть. – Теперь ты должна купить у меня что ни будь, если хочешь идти дальше.

Только он это сказал, языки Петха выпустили Риворнэ, да так, что девушка оказалась рядом с ужасным торговцем.

- А что ты можешь мне предложить? – со страхом в голосе спросила она.

- Как что?! жизнь конечно! – осклабившись, ответил урод. – А ты что думала?.. А, ты хочешь спросить, чью жизнь?!

Он страшно улыбнулся, показывая ряды странных зубов, похожих на воткнутые иголки.

- Твою, дуреха! Сколько тебе лет надобно? Десять? Тридцать? А может, ты хочешь бессмертия?! У меня имеется и этот товар. Ты хочешь спросить, сколько он стоит? Отдам недорого…

- Видишь, этот корабль? – продолжил он, вытаскивая из пузыря огромную крабью клешню. В тяжелых водах через просветы Риворнэ вновь увидела тот самый черный корабль.

- А-а, - протянул торговец, - узнала? Еще бы! Так вот на нем – шестьсот душ. Да-да, и еще шестьдесят шесть в придачу, которые в трюме, вернее в трюме – шестьдесят пять. Но это – невольники, жертвы разбоя, так что – не важно! А, что важно – эти шесть сотен – самые жестокие негодяи и душегубы всего южного побережья! Лихие бродяги, не знающие пощады и сожаления!

Чудовище булькнуло. Странно, но Риворнэ подумалось, что она совсем его не боится. Даже омерзения не было…

 Отдай мне их, - продолжил старик. Уже старик! - Это – твоя плата за бессмертие.

- Но как?..

- Когда! - торговец вновь неприятно рассмеялся. – Ты хочешь спросить, когда ты мне их отдашь. «Как» ты уже видела, тудманская распутница… И нечего краснеть! Кхе-кхе. Таких шлюх, как ты, еще поискать надо. Целуешь всех, кого не попадя! Ведь, правда, вонючая псина? Твоя нынешняя хозяйка не лучше дешевой продажной девки!

Петх за спиной Риворнэ зарычал.

- И не скалься, хвостатая тварь. Я все равно заберу этих красавцев. Если бы она знала, как я жажду расправиться с ними! Я сделаю их жизнь краше любой басни про них в том мире!

Торговец снова рассмеялся.

- Мне не надо бессмертия, - сказала вдруг Риворнэ. Она хотела, что-то добавить, но заметила, что старик будто побледнел. Затем, оправившись, пристально посмотрел на девушку прямо ей в глаза, словно хотел, что-то в них прочесть.

- Мне не надо бессмертия, - тихо повторила Риворнэ.

- А какого демона тебе надо?! – угрожающе спросил торговец. Петх вновь зарычал.

- То, что мне надо, у тебя нет, - уверенно ответила девушка. – И никогда не будет.

- А-а, решила подороже себя продать, тварь? – зло спросил торговец. – Осмелела. Но запомни, даже эта псина тебе не поможет, если ты меня обманываешь. Я ведь и впрямь догадываюсь, чего ты хочешь. И помни – я тебе не верю!!! Ни тебе, ни той, что тебя послала…

Он со злостью отшвырнул Риворнэ на песок. Петх был рядом.

- Иди отсюда, - рявкнул торговец. - Это – мой берег! Даже ты здесь не имеешь власти! Хочешь, присылай своего колдунишку. Посмотрим, такая ли черная у него кровь!..

Резким жестом старик словно отстранил ее в очередной раз.

- Но и с тобой мы еще поговорим, - предупредил он. - Попозже!

Затем развернулся и пошел прочь.

Риворнэ вздохнула. А когда страшный старик скрылся из виду, повернулась. Петх обвинительно смотрел на нее. Мол, что ты наделала, тебя же предупреждали?

- Ну, прости. Прости меня. Я, наверное, большая-пребольшая дура. Пошли, мой верный друг. Ты ведь простишь глупую подружку? Правда?! – с надеждой спросила девушка.

Чудовище примирительно лизнуло ее языком, словно смывая смрадный запах старика. Затем кувыркнулось и помчалось вперед, то и дело, останавливаясь и поджидая Риворнэ. И она поплелась за Петхом к небольшим скалкам, стоящим рядом с берегом. За скалами виднелись огоньки.

Дойдя до скалок, Риворнэ долго собиралась с духом, что бы забраться на них, и спуститься к кострам. Петх огромными прыжками преодолел валуны и очутился на самом верху. Похоже, он вовсе не собирался помогать Риворнэ. Но та не очень то и хотела. Точнее она вообще ни хотела никуда забираться! Тогда Петх просительно заскулил. Правда из пасти чудовища вырывалась больше тихое рычание, но прислушиваться к странному рёву Петха девушке как-то не очень хотелось. Ей больше нравилось думать, что пес просительно скулит. И, кстати, Петх все больше походил на того большого черного пса, что она увидела в лагуне. Вот и теперь девушка посмотрела на него и усмехнулась. Эта усмешка понравилась чудовищу, и он стал раздирать передними лапами ближайшие валуны, рассекая в полумраке множество искр.

«Да уж, и впрямь, как пёс!» - подумала Риворнэ. Ей даже показалось, что Петх стал меньше.

Довольно быстро Риворнэ поднялась. Отсюда, с этой единственной возвышенности, ей увиделась странная долина. То, на что она посмотрела, обрадовало и одновременно неприятно поразило Риворнэ. Долина напоминала читанные в книгах рассказы о степи, в пору ее расцвета. Тогда ведь многочисленные княжества и королевства хоть и враждовали меж собой, но расцветали, как расцветала сама долина. Тучные стада паслись повсюду. Многочисленные реки вливались в огромные прозрачные озера, которые теперь высохли и превратились в знойные пустынные проплешины. А тогда они и были центрами, вокруг которых умирали и возрождались города и страны Мерномаи. То явилась пора зрелости Большого Дома.

Большие вереницы караванов пересекали просторы равнины и шли от Йомавии к Бакрону. Южный морской путь считался более опасным, чем выложенные тесом и посыпанные щебнем, а где и вовсе каменные дороги. Богатства притягивали алчных восточных степняков, ютившихся у северо-западных окраин Туманных гор, отрогов Стекрона и Юнольта. Но в ту пору северные степи больше предпочитали меняться с южными владыками тем, что изготавливали сами. Ну, или что отбирали набегами у северных оленеводов. Конечно, если последнее удавалось.

И вот теперь все это великолепие здесь, у самых берегов темной реки. Костры у реки – стойбища пастухов или делянки лесорубов…

Да полно! Можно ли все это здесь увидеть так, сразу. Риворнэ отказывалась верить глазам.

Впрочем «здесь», это где?!

В этом мире, если его так можно назвать, не было ни времени, ни усталости. Скорее всего, то же и с расстоянием?!

Риворнэ поежилась. Ей вдруг стало холодно, тоскливо и одиноко. Над увиденным миром уже собирались тучи. Она чувствовала опасность и неизбежность. Это как приговор! В этом мире опасность являлась ей в разных личинах, но с этой вышины она смогла измерить ее всю.

- Забери меня отсюда! – повелительно сказала она Петху. – Я и так уже насмотрелась ужасов. Мне нечего здесь делать!

Чудовище кивнула в знак согласия, но продолжало стоять.

- Ты считаешь, что… - вдруг Риворнэ осенило. – Так вот о чем говорил лодочник?!

Петх радостно рявкнул.

- Я шла столько… - девушка осеклась. – Так что, получается, я все это время топталась на одном месте, что ли?!

- Не совсем! – Петх вдруг преобразился. Вместо чудовища на нее смотрел средних лет человек, весь в черном. С воронеными блестящими волосами и перламутровыми глазами. – Ты все же прошла некоторый путь, даже по меркам Черты.

- Черты?! – спросила Риворнэ, но Петх будто не услышал её. Он говорил спокойно, как без чувств.

- Ты спустилась к реке, пересекла ее и поднялась на скалу. Этого достаточно, что бы оказаться посреди Черты. Но что бы войти внутрь, притом без меня, ибо я не могу пройти с тобой дальше, тебе осталось заглянуть в чашу…

С этими словами он растворился в воздухе, а Риворнэ очутилась у края огромного хвойного леса, колышущегося в такт странного напева, доносившегося из чащи. Посреди бора виднелась проплешина – начало узкой тропки ведущей вглубь. Риворнэ пошла по ней. Музыка не приближалась, но и не удалялась. Кажется, ею был пронизан весь лес. Из хвойного бора лес понемногу становился разнолистным: заросли ольхи и кустарника сменялись небольшими дубравами, кое-где, где протекали переливистые ручейки, можно было заметить ивняк и осоку. Все больше и больше попадалось вначале одиноких, а затем и в превеликом множестве берез.

Вскоре Риворнэ вышла из одного такого березняка на поляну, ярко освещенную солнцем. В центре поляны высился большой валун. На нем сидел обнаженный мальчик лет тринадцати и тихо играл на свирели. Голову мальчика венчал венок из трав и цветов. Когда девушка подошла к валуну, мальчик прекратил игру. Он слез с валуна и подошел к Риворнэ, нимало не смущаясь.

- Вот, наконец, ты и пришла, - сказал он радостно. – А я уже заждался!

Он протянул Риворнэ свирель и улыбнулся. Затем, когда Риворнэ приняла дар, развернулся и пошел, поманим её за собой.

- Дядька не шибко вежлив, правда? – заметил мальчик, когда она вошла за ним в высокую траву. Риворнэ попыталась заиграть на свирели, но в ее руках та превратилась в простую тростниковую палочку. Мальчик рассмеялся и отобрал у нее палочку.

- Ты никогда не умела играть! – сказал он. Затем вновь заиграл на свирели и пошел по появившейся как из ниоткуда тропинке к лесу.

- Кстати, тебе нравится моя новая песенка?! – спросил он, оборачиваясь.

- Не совсем, - честно призналась Риворнэ. – Какая то она печальная. Даже для этих мест.

- Ну, тебе не угодишь, - скривил обиженную мину мальчик. Затем, словно подумав немного, сказал:

 – Хотя, ты права. Я что-то истосковался шибко. Кто знает, отчего?.. Пойдем!

Он вновь поманил, и девушка пошла следом.

По дороге они много говорили, о чем-то спорили, шутили. Мальчик иногда играл на своей свирели, иногда прыгал и кувыркался, показывая ей то, чему научился, по его словам, у кого-то.

- А знаешь, - доверительно зашептал он, вдруг, подходя к ней так, что его нагое тело, коснулось ее платья. Сердце Риворнэ, отчего то сильно заколотилось. - Мне скоро исполнится столько лет, что я, наконец, получу право жениться, и мы сбежим отсюда.

- Да, а с кем? – недоуменно спросила она, пытаясь отойти от мальчика на шаг.

- Ну, с женою, конечно! – сердито воскликнул мальчик, и добавил мечтательно. – Она красивая! У нее большие глаза и губы, а еще я однажды подглядел, когда она с другими девушками работала в поле. Мне понравились ее, ну, сама понимаешь… Ну! Эти…

Мальчик многозначительно посмотрел на Риворнэ…

- Только не говори ничего старухам! – предупредил он. – По правде, я и разговаривать с тобой не должен. Странный какой то зарок… Но Черныш как ошалелый промчался впереди тебя. Я и спросить его толком не успел… Словно ты – званный гость какой то!

- А интересно, что он делает, когда приходит незваный гость?

- Ну, Черныш с такими долго не говорит, сама знаешь, - усмехнулся мальчик. – Сам не видел, конечно. Но ничего хорошего с ними после такой встречи не происходило.

- Это то и странно… - подумала вслух Риворнэ.

- Что странно?!

- Говоришь – шальной?

- Ну да, вихрем! А что?!

- Да нет, пока ничего… А кто-нибудь уходил…

- Пока тебя не было?

- Да.

- Только Петх и…

- И кто? – строго спросила Риворнэ.

- Я не видел, но, кажется… Кажется кто то уходил кроме Петха… У старух спроси! – ответил он и больше не проронил ни слова.

Так они миновали еще три поляны, пока не вышли к краю широкого поля, засеянного рожью.

- Ну вот, пришли. Там Большой Дом!

Мальчик указал рукой на вытянутый вдоль поля дом, с большой соломенной крышей, напоминавшей огромную копну сена. До дома по краю поля вела широкая проезжая дорога.

– Ну, - наконец, промолвил мальчик. - Я восвояси. А ты ступай в свой бабский гадюшник, сестрица.

Он поморщился, и… широко улыбнулся. Риворнэ усмехнулась в ответ. Мальчик помахал ей рукой, затем развернулся и пошел по еле заметной тропке, петлявшей в кустах. И вскоре скрылся из виду.

Риворнэ постояла еще немного и пошла своей дорогой. Скоро она уже подошла к дому. Дом оказался пуст. Девушка поднялась по широкому крыльцу, затем вошла в распахнутые двери и очутилась в длинной комнате, по краям которой стояло два ряда аккуратно застеленных кроватей, а над ними – еще два ряда каких-то висячих приспособлений, наподобие кулей. Кроватями, конечно, эти низкие спаленки назвать можно было с большой натяжкой. Просто на деревянные плоские каркасы, почти касающиеся пола, уложили матрацы, набитые соломой и застелили стегаными одеялами, которые венчали подушки.

Риворнэ поразила чистота. Видно было, что здесь ее намеренно ежедневно и старательно наводят. Повсюду были разостланы из серой плотной ткани дорожки. Окон в этой части дома не было, но света и без них оказалось предостаточно. Он лился из небольших отверстий в стене, а так же из распахнутой настежь двери, завешанной легкой циновкой, едва колышущейся от легкого ветерка.

За этой комнатой открылась другая, по-видимому, трапезная. Здесь почти посреди, застеленный скатертью с причудливым узором оберегов, стоял длинный большой стол. По краям с одной стороны стояла лавка, прикрепленная к стене. С другой, вместо лавки стояли триножки. Всего их было двенадцать, а тех, кто здесь трапезничал не меньше двадцати четырех. Большой стул, похожий на трон, стоял на другом конце стола, у большущей белой печи. Риворнэ не стала останавливаться, и пошла дальше.

Слева от печи виднелась небольшая дверь. Туда девушка и направилась. Две комнаты вдоль коридора оказались заперты на замок. Риворнэ дошла до конца и очутилась в странной комнате, напоминавшей одновременно спальню, оружейную и магистратскую приемную, что девушка видела в Тудрусе. Рядом с печью стояла большая кровать, бережно застеленная красивым алым покрывалом, с золотистым шитьем. Множество белоснежных подушек так же были вышиты золотом. С краю от нее стояло в три ряда оружие – короткие метательные копья, длинные овальные щиты, и огромные луки, с тулами, полными длинных стрел. Каждая стрела имела медный наконечник, а каждое копье – красивое медное острие. Некоторые копья были повязаны красными, золотыми или серебряными шнурами. На пяти наконечниках горделиво подвязанных ярко-синим бантом, поблескивали медные или серебряные кругляши.

Щиты, выкрашенные в синий цвет, так же имели знаки отличия в виде золотистого, красного или серебристого рисунка. На всех на них изображался либо большой крылатый пес держащий в лапах змею, либо красный ромб в котором помещалась серебристая змея с женской головой. К щитам подвешивались пояса с небольшими, напоминающими асги, но немного кривыми медными кинжалами. Рукояти некоторых кинжалов были украшены синими перевязями. Риворнэ заметила, что три секции пусты. Она огляделась. Смутное беспокойство коснулось ее сердца, и девушка обернулась.

Она услышала голоса и посмотрела в окно. Единственное окно справа от кровати. Там же находилась дверь, прежде ею незамеченная. В окне блестели слюдяные пластины, а потому она увидела лишь расплывчатое очертание приближающихся. Внимание ее привлек очень темный даже отсюда комок, который вылетел из мутной толпы, радостным лаем оглашая все вокруг.

Риворнэ почувствовала себя уверенней, подошла к двери и распахнула ее, выйдя на крыльцо. Впереди всех стояли две рослых полуобнаженных женщины в том облачении, что уже видела Риворнэ. К копью одной из них был приделан синий бант. У обоих на щитах высунул язык золотистый крылатый пес. Опоясывали женщин уже знакомыми поясами, державшие и длинные до пят юбки. У той, которая носила на копье синюю ленту, левое плечо синело от наколотых рун, а на правом поблескивал серебряный ободок. Другая носила ободок потоньше на правом запястье и что то вроде сережки с камнем поблескивало на ее правом соске.

За ними шествовали еще четыре женщины в длинных платьях, подвязанных тонкими поясками с маленькими кисточками. У них у всех волосы были заплетены в большую косу и по-разному убраны. Остальные, вставшие чуть поодаль, носили, как и первые две, юбки, или вовсе стояли раздетыми. Те, что одеты в юбки, имели по две косы, а те, что обнажены – одну, спускавшуюся вниз. У некоторых в косу были вплетены синие или красные ленты.

Все женщины с любопытством, страхом, смущением, радостью, недоумением, надеждой, и еще чем-то, что так и не успела уловить Риворнэ, смотрели, на приближающегося к ней большого черного пса. Тот важно подошел к крыльцу и, не сводя с девушки глаз, спокойно лег на первую, самую широкую ступень. Знакомый радужный оттенок с одной стороны явно издевался над Риворнэ, а с другой посмеивался себе. Девушка спустилась к псу. Тот даже не шелохнулся.

- Да, Петх, привел ты мне подружек! – она ласково потрепала пса за холку, отчего тот завилял хвостом.

- Ну, чего стоите?! – обернулась к толпе Риворнэ. – Проходите, покуда не прогнала!

И улыбнулась.

Онемевшая женщины зашевелились. Все как-то разом принялись за какие-то дела, словно спохватились. Все кроме четырех в платьях. Те величественно подошли к крыльцу.

- Как добралась, матушка? – с некоторым напряжением в голосе спросила та, что подошла первой и выглядела самой старшей из них, дородная и розовощекая.

- Хорошо, - кивнула Риворнэ, вставая. – Пришлось, правда, поторговаться с лодочником…

Женщины испуганно переглянулись.

- А так, почти и ничего. Только вот проголодалась, что-то. Парнишка, что встретил меня у Багна довольно забавный. И играет хорошо.

- А-а, такой, с соломенными волосами, новенький совсем?! – обрадовано спросила дородная женщина. Другая усмехнулась и добавила:

- Подрос, уже подрос.

- Да, что подрос, то точно. Только не жалует он нас совсем, как и не жаловал.

- Ну, так, то вестимо! – усмехнулась опять та же. Женщины засмеялись.

- Ну что, девоньки, как там, в поле? – весело спросила Риворнэ.

- Да, матушка, с твоей подмогой! - ответила другая, тоже полная, но самая низкая из них.

- И, есть, поди, хотите? – улыбнулась хозяйка. – Эй, там, кто нынче кашеварит?! Ставьте на стол утрешнее, сегодня рано есть будем!

Несколько совсем молоденьких девчушек стремглав бросились в дом, в сторону большой двери.

- А вы пока зайдите, девоньки, - вновь обратилась Риворнэ к старшим. – И пошлите в мужеский дом, мне после трапезы и с ними посоветоваться надо. Да зовите не в поле, а прямо сюда. Ясно ли?

- Куда уж, - ответила первая. – Совсем, что ли худо за лесом то?

 -Совсем, - кивнула Риворнэ, голос ее помрачнел. – Беда страшная. И сеча будет страшная.

И уж совсем тихо почти шепотом:

- Как бы нас с вами девоньки та сеча не задела.

Женщины опустили головы.

 

4

 

Трапеза была скорой. Риворнэ ела мало, хоть и вправду хотелось, есть, а что-то не елось. Сделав, мимоходом два замечания концу стола, поковырялась, выпила хлебной воды и встала. Потом бросила на ходу дородной:

- За старшую!

И вышла в коридор. Отперла ключом из связки, что взяла на постели, одну из двух дверей, ближнюю к спальне. Это была сокровищница. Здесь Риворнэ отгребла горсть червонцев аккуратной чеканки, и насыпала двадцать штук в маленький мешочек. Затем вышла из сокровищницы, заперла ее и вновь вошла в трапезную. Все еще ели.

- Миронега! – позвала хозяйка одну из четырех помощниц.

Та поклонилась.

- Как поешь, снесешь этот кошель тому белобрысому. Пусть сходит на переправу и скажет, что хозяйке надо двадцать ладей. Как купит провоз, купчую пусть тебе принесет. Головой отвечаешь. Поняла ли?!

- Да, государыня, - та поклонилась еще ниже.

- Слушайте все! – повернулась меж тем хозяйка. – Допозна не засиживаться. Как стемнеет, всем спать. Завтра с утра пойдем. С раннего, на первую зорю. Так что броню всю проверьте сейчас. И хорошенько проверьте. Скоро к нам гости званые пожалуют. Задами-то не вертите, а проверьте скоренько. И что б духу вашего, как придут, не было! Всем ли ясно?!

Все склонили головы.

- То-то… - она вновь обернулась к помощницам. -  Миронега, поспеши. Мне к утру ладьи нужны.

- Да, государыня, - вновь поклонилась Миронега и встала из-за стола, беря кошель.

- Людомила! - позвала меж тем хозяйка ту, что была меньше всех. – Проследи, как девки готовиться будут.

- Да, государыня.

- А ты, Краснолика, приготовь светлицу. Сама, приготовь. Не надобно мне, что бы от этих пигалиц бессовестных подарочки понаоставались, - сказала она ворчливо.

- Сделаю, как велишь, - поклонилась дородная.

- Потом останешься, будешь приговор писать. Ты же, Любава, пойдем со мной, - поманила хозяйка последнюю помощницу. – Надо бы нам вара сготовить.

Они прошли в коридор, и Риворнэ отперла первую дверь. Здесь все пахло разнотравьем! Часть печи выдавалась вперед. Риворнэ и ее помощница принялись готовить варево. Когда прошло довольно времени, хозяйка молвила:

- Теперь ты и без меня справишься. Разольешь по склянкам и раздашь половину девкам, остальное отдашь Бояну.

- Сделаю, - кивнула Любава. Риворнэ вышла. И прошла в спальню. Оружие уже разобрали. Рядом с постелью стояло лишь два набора доспехов. Риворнэ пристально и оценивающе посмотрела на первый. На месте щита в ножнах покоился длинный изогнутый меч. Риворнэ вытащила его и посмотрела. Бесскверное лезвие поблестывало в свете неверных лучин. Налюбовавшись, хозяйка убрала меч обратно. Затем перевела взгляд на небольшой круглый стол, за которым сидели четверо мужчин. Миронега устроилась у писательского станка. Хозяйка села на кресло и подбоченилась. Немного подумав, она начала:

- Вот что я скажу вам, сынки! Допрежь я брала по одному роду, а нынче и сторожевых потребую.

Сидящие мужчины переглянулись. Все они носили белые льняные рубахи и плащи, подбитые всяк на свой лад. Оружия при них не было, зато каждый имел по посоху, увенчанному массивным серебряным набалдашником. У троих свисали до колен длинные бороды. Один, лохматый, с распущенной бородой вместо плаща носил черную медвежью шкуру. Двое других бороды и волосы заплетали в косы. Причем у одного спускалась до колен тугая косища, со вплетенными в неё серебряными обручами, как и в бороде. Второй напротив, имел раздвоенную бороду и пробор, в которые были вплетены медные бубенчики, так что когда он шевелил головой, они переливисто позвякивали. Вместо набалдашника этот второй имел на посохе козий череп с двумя серебряными рогами. К черепу изнутри и с наружи так же крепились медные бубенцы. Четвертый, единственный безбородый, со стриженной головой, имел длинный чуб, подвязанный широким кожаным ремешком к затылку. Густые усы так же плелись в косы и продевались в массивные серебряные серьги с пятью маленькими изумрудами по ободкам каждая. Выбитый глаз заменяла такая же черная кожаная повязка, суженная у носа…

- Да, и сторожевых потребую, - с нажимом повторила Риворнэ.

- Хотели, ведь, геройств! Вот хоробрствуйте не по малой доле! – добавила она. – Завтра спозаранку и отправимся. Налегке, что бы споспешней было. Баб своих не жалейте. Кому нападать-то, в самом деле? Чай не зима, волки сыты. 

Она усмехнулась и поднялась. Затем прошлась по комнате.

- И вот еще что. Я девок упредила, сеча лютой будет. Но да вы девок моих знаете, те насмерть лишь и дерутся. Так что вбейте своим воям, кто спину покажет – не помилую. Изгоню вон! - Она сжала кулак. - Мне эти душегубы вот где надобны.

- Так разве сама поведешь, матушка?! – изумленно обратился одноглазый.

- Что, гибельной славы захотел, Володьюшко?!

- Нет, матушка, - опустил тот свой единственный глаз.

- То-то, же. Сама пойду. Так и передайте. Мне вы все надобны живыми. Два раза не умирают. А теперь, рядите, как нам душегубов тех извести, сынки.

Уже далеко затемно утомленная Риворнэ легла на кровать. Заботливая Миронега молодшеньких звать не стала, сама хозяйке и служила. Она дождалась, когда хозяйка уснет, и потихонечку вышла за дверь. Она не увидела, как Риворне сомкнула руки, коснувшись другой рукой кольца…

- Ну, наконец-то! Получилось! – человек, сидящий рядом, на маленьком кресле даже подпрыгнул от неожиданности. Риворнэ открыла глаза и немного привстала, облокачиваясь на локти. Однако тут же зажмурилась – день в горах нестерпимо ярок. Глехар подошел к девушке и предупредил ее попытку встать. – Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, кажется… - Риворнэ вновь открыла глаза. – Я же знаю тебя, правда? Ты указывал мне, что делать там, в комнате…

- Да, - кивнул Глехар. – Меня зовут Глехар. Я из Зиста. Я – друг Фрацуэра и Адора…

- Фрацуэра, да, я знаю. Он такой… А где Адор? - спросила она.

- Их нет. Только я один. Пока один, но к вечеру пребудет Кверинт.

- А-а, тот, который… А, не важно. Мне почему-то больно.

- Еще бы не больно, у тебя все тело дня три назад было сплошной раной. Да и сейчас не лучше. На колени даже не смотри.

Он прикрыл плащом туго забинтованные ноги.

- Тогда, в комнате ты не приходила в себя, а потому не чувствовала. А вот теперь ты здесь…

- Ненадолго. До тех пор как увижу знак, - уверенно сообщила Риворнэ.

- Какой знак?

- Любой! Я слишком много видела в том мире. Это может быть что угодно, - она вздохнула.

- А потом? – тревожно спросил Глехар.

- А потом – снова туда, - ответила девушка. Принц поднес ей питье. - Пока я здесь, должна сказать тебе, раз ты один стался. Потом может быть поздно… Слушай внимательно!

- Конечно. Говори!

- Те пять теней ищут выход. Другой выход. И, кажется, я поняла, что они хотят сделать. На Черте течет река.

- Темная река? Река Дремных вод? В разных источниках она названа по-разному. Ты ее…

- Неважно! – перебила Риворнэ. – Лодочник!

- Харион?!

- Не знаю, имени он не называл…

- Тогда запомни его истинное имя – Ари-Онаэ! – воскликнул Глехар.

- Ты и вправду все прочитал? – она попыталась усмехнуться.

- Да, это имя упоминается лишь один раз в свитках островов Зеленого мыса, на юге.

- Да, это так, - подтвердила Риворнэ.

- Но не важно, продолжай!

- Так вот. Харион или как ты его там назвал…

- Ари-Онаэ! Запомни, пожалуйста.

- Хорошо, Ари… Онаэ. Он подловил меня на переправе. И теперь требует купить у него… - Риворнэ некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.

- Что купить? – в нетерпении Глехар начал тереть пальцы. Девушка, увидев этот жест, усмехнулась.

- А что может, по-твоему, предложить живущей тот, кто переправляет людей на другой берег, откуда они никогда не вернутся?

- Не переправлять ее, - догадался Глехар.

- Да, - печально подтвердила Риворнэ и опустила глаза. – Я отказалась, но сделка не закончилась и я должна буду предложить ему взамен что-то, от чего он непременно должен отказаться…

- Тогда ты свободна от обязательств. Но это что-то не может принадлежать нашему миру… Или нет! Оно обязательно должно быть частью нашего мира, но миру не принадлежать. Ведь так?!

- Да, так, - согласилась Риворнэ. – Ему нужен, по крайней мере, один из трех черных кораблей разбойников с островов того самого Зеленого мыса.

- Но ведь там уже нет никаких разбойников. И кораблей… Да и крепость их много лет назад сгорела дотла.

- Значит, один все же имеется, - уверенно сказала девушка.

- И на нем те пять духов рассчитывают прибыть в наш мир, - закончил ее мысль Глехар. – Умно.

Они помолчали. Затем Глехар спросил:

- Но как они сговорились то с лодочником?!

- Не знаю, когда узнаю, сообщу. Но то, что этот корабль Ари готовит для них, это точно. Я видела их замыслы, и они ужасны. Они хотят разделить мир на таких, как они, и тех, кого они сочтут негодными. Они просто кинут всех как дрова в огонь их алтаря. Я видела этот алтарь, и я была там, на Рихонской площади.

- На Багровой площади?!

- Да, - кивнула Риворнэ.

- А знаешь ли ты, что там, когда-то действительно стоял их алтарь? Во времена Фелдлена – Города Теней, ведь Рихон построен на том самом месте, - казалось, он сказал это самому себе.

Девушка вновь попыталась подняться. Тщетно! Все тело болело. Ноги горели. Но она еще рз сделала попытку, пока Глехар словно уйдя в себя, тупо смотрел под ноги.

- Там я могу лишь раз не дать теням прорваться сквозь Черту. Но здесь, в этом мире, надо, во что бы то ни стало уничтожить корабль…

- Но ведь сейчас уже нет никакого черного корабля! - воскликнул Глехар, поднимая на нее глаза.

- В том то и дело, что нет! – Риворнэ пристально посмотрела на книжника. – Но нет сейчас, это не значит, что нет вообще. Там я узнала, что значит «нет сейчас». Это вообще ничего не значит! Он был, следовательно, один раз он уже есть. А там то, что есть однажды, будет навсегда. Стоит им только его заполучить, никакая сила их там не удержит. Корабль нужно найти и во что бы то ни стало…

- …Избавится от него. Тогда я должен ехать на юг, - принял решение Глехар. Он даже не заметил, как изменилась речь девушки. - Там у нас есть верные люди, они помогут.

- Спеши! – повелительно воскликнула Риворнэ. - Ари-Онаэ хитер. Но одно ему не доступно. Точнее он полагает, что не ведает страха, а на самом деле он боится…

- Чего боится? – спросил Глехар, засовывая обратно вылезший из балахона серебряный медальон, когда тот повернулся к ней. Тогда Риворнэ и не заметила, а сейчас что-то показалось ей знакомым.

- Я так поняла… кстати, а откуда у тебя этот медальон? – ей вдруг стало плохо, все поплыло перед глазам. Судорога прошила тело.

- Это? Родовой оберег! Пять изумрудов… эй, что тобой! – Глехар подхватил падающую девушку.

- Он боится!.. боится змей… - сказала Риворнэ и погрузилась во тьму.

 

5

 

- Пора бы и вставать, матушка, - как не своя, хозяйка услышала знакомый голос.

- А который час, Миронушка? – спросила она сонно.

- Да уж, поди, первый петух пропел, матушка, - Риворнэ встала. Помощница приготовила ей умывание.

- День нынче ох и не легкий будет. Сами управитесь или оставить кого? –спросила, когда помощница сплела ей косу и завернула особым клубком.

- Сама же сказала, и сторожевых возьмешь, - недовольно ответила Миронега.

Риворнэ улыбнулась:

- Так ведь то у Родов!

- Так ведь там стар-старей, да детки малые.

- Ладно, уж, уговорила, - снисходительно сказала Риворнэ. – Оставь меня, пока. Облачусь сама.

Та вздохнула и, ворча себе что-то под нос, вышла. На столе стыл завтрак. Риворнэ неспешно поела. После, прибрав со стола, обнажилась, надела синие из легкой шерсти чулки и синюю же в тон льняную рубашку до колен, прихваченную, внизу кисточками, и принялась зашнуровываться. Проверила шнурки и стельки у сандалий, подправила косу, вставив в волосы еще пару гребней. Затем подошла к осиротевшим боевым рядам, и сняла со стены кожаную рубашку. Надев ее, Риворнэ, опоясалась, потом застегнула на спине и поясе помочи и пристегнула нагрудник. Расправила плечи.

«Теперь можно и за оружие взяться» - подумала она. Вынула из ножен на поясе герэт, проверила остроту стали. Затем взяла в руки саблю и так же тщательно проверила, нет ли зазубрины. Прикрепила к поясу ножны и опустила саблю в них. Улыбнулась, когда не увидела на привычном месте тула и лука. Затем повернулась к кровати. Черный плащ, с обшитым белым мехом капюшоном лежал, расправленный. Риворнэ надела его, зацепив фибулой с большим переливающимся белым камнем, затем вновь повернулась к оружейной, достала из паза копье.

Подойдя к двери, она сняла небольшую, изящно выполненную, серебряную цепь на которой в виде подковы с лилией в центре подвешивался кулон. Меж колец цепи были вставлены маленькие гривны разной формы с изображениями на них. Риворнэ надела цепь, открыла дверь и вышла на крыльцо. Вся ее рать уже собралась.

Хозяйка посмотрела на неровный строй и сделала знак рукой. Одна из помощниц привела серую взнузданную, но не оседланную кобылу. Другая тащила седло. Перехватив седло, Риворнэ дождалась, когда та накинет на лошадь синюю попону, на которой плясал крылатый серебряный пес. Сама застегнула седло и прикрепила тул и лук, поданные Миронегой.

- Ну, девоньки! Мы были! – подбоченилась Риворнэ и направила лошадь вдоль дома. Дождавшись, когда хозяйка проедет, десятницы скомандовали в поход и уже ровный строй, состоящий из четырех рядов, начал движение.

Они прошли поле, и очутились на опушке. Затем, миновав опушку, подошли к большому холму, где дорога раздваивалась. Широкая шла вокруг холма, узкая, больше похожая на тропу, вела на холм. Отдав приказ следовать по широкой, Риворнэ направила лошадь к небольшому камню, что стоял на самой вершине холма. Камень был похож на небольшой, чуть больше человеческого роста четырехгранный столб. Наверх столба был водружен шлем похожий на человеческий череп. Въехав на холм, предводительница достала из седельной сумки легкую кожаную шапку с прорезями для глаз и, одев ее, остановила лошадь у столба.

На холме стояли четверо мужчин, что приходили к ней вечером. Они были во всеоружии. Встав перед столбом, предводительница немного поднялась в стременах, и, обозрев низину, словно благодаря вождей, кивнула каждому из них. Те в ответ поклонились в пояс.

Под холмом собралась разношерстная рать, образовавшая четыре стана. Сбившись ватагой, воины ждали приказа вождей. Риворнэ вновь кивнула, и повернулась к своим станам. В это время из-за холма появилась колонна предводительницы. Ровный строй вил, резко отличался от кучных рядов воинства. Когда вилы дошли до холма, послышались команды, и станы, подтянув ряды, так же выровнялись в четыре ряда.

Подождав окончания приготовлений, Риворнэ снова кивнула. Затем она объехала тремя кругами столб, поочередно касаясь ликов, изображенных на нем. В ответ слышались громкие возгласы тех, кого она поминала. Наконец предводительница остановилась прямо перед страшным ликом шлема. Она взяла шлем, его и внимательно посмотрев в темные глазницы, рывком надела на себя. Потом подняла капюшон, завязывая его на шлеме на особые серебристые завязки.

Она развернула лошадь и начала спускаться с холма. В тот же миг подножие холма сотрясло громогласное приветствие вил. Вожди уже спустились и заняли места у хоругвей своих колонн. Боковые знаменосцы подняли ввысь стяги. Риворнэ, наконец, съехала с холма, и заняла свое место впереди вил. Строй на мгновение замер, затем, точа шаг, двинулся вперед.

Все это время за ратью неотрывно следили сотни глаз выстроившихся по краям дороги, уходящей вдаль, мимо полей. Дети махали ветками, срезанными с разных деревьев. Сразу после того, как прошли вилы, девки принялись кидать под ноги уходящим венки из ромашек и полевых лилий. Где-то подвывали старухи, но они делали это потихоньку, за спинами седобородых, опирающихся на посохи или костыли мужей. Бабы помладше лили слезы не таясь, но и не воя. Впрочем, ни воя, ни причитаний не стало слышно, когда четыре первых за передними знаменосцами вилы затрубили в извлеченные медные трубы, закругленные на манер бараньего рога. Тотчас передние воины достали волынки, бубны и жалейки и принялись дудеть и бить в такт трубам.

Под этот марш ряды прошли поля, затем вошли в опушку и углубились в чащу. Но вскоре лес вновь стал редеть. Когда показалось красное сигнальное знамя на небольшом взгорке, предводительница сделала знак музыкантам смолкнуть. Впереди лес отступал, и открылась небольшая поляна, образовывая полукруг пред деревянным частоколом, в центре которого меж двух крытых башен, имевших каменное основание, темнели закрытые ворота. Перед воротами стоял ряд конников, облаченных в черное. В левой руке они держали нечто напоминавшее косу с наконечником в виде большого серпа. У правого бока седла, притороченные вороненые шлемы ударялись о небольшие белые рваной формы щиты, на которых изображался черный крылатый пес. Сзади у конников к седлу крепились два  длинных штыря, из которых торчали вороньи перья.

 Впереди этого мрачного высился черный, как смоль конь-исполин, покрытый белой попоной с уже знакомым знаком. На нем сидел подстать коню гигант, облаченный в черные доспехи и в шлеме, похожем на собачью голову, за ушами которой растопырились в стороны небольшие черные крылья. Как только лошадь Риворнэ встала, витязь с поклоном приблизился к ней. Предводительница в ответ кивнула. Немедленно конники расступиль, открывая дорогу. Как только последний ряд занял свое место у обочины, массивные литые перекладины, закрывавшие ворота, сами собой разъехались в стороны. Но остался главный замок.

Риворнэ подъехала вплотную к замку, затем отцепила от цепи на шее кулон и, приставив его к скважине, несколько раз повернула ключ в замке. Створки разъехались. Ворота почти бесшумно отворились, и в открывшийся проем ворвался вихревой порыв. Гигант, ехавший вслед за ней, удовлетворенно закивал. Перед предводительницей предстал широкий длинный каменный мост. Перекинутый через бездонную пропасть, из которой поднимался желто-серый туман, он словно уходил в никуда. За спиной светило солнце и ласково шелестел ветер в соснах. Здесь же свистел ураган, разгоняя облака и вновь собирая клубы облаков.

Риворнэ несильно ударила носками в живот кобыле и та выехала на мост. Ветер был такой, что казалось, вот-вот сбросит предводительницу вместе с лошадью с моста, лишенного перил. Внизу раскрыла свои объятья пропасть, наполненная туманом, который, достигнув моста, перемахивался клочьями через него. И там, соединяясь над мостом, образовывал нечто вроде купола, который то и дело трепал ураганный ветер. Но чем дальше от ворот Риворнэ уезжала, тем увереннее ступала по ровной поверхности моста, цокая копытами, лошадь. Тем увереннее чувствовала себя ее наездница.

Она не оборачивалась, а потому совсем не замечала, как рать ее, шаг за шагом преображается. Кони, под седлами черных конников превращались в кошмарные шипастые подобия самих себя. Их темные глаза, как и узкие глазницы их наездников, наливались каким то бледно-белым, но ярким свечением. То же происходило и с протазанами конников. Штыри слились с крупами животных и превратились в огромные черные крылья. Ужасные пегасы готовы были в любой миг взмыть в небо, воскрешая мечту каждой лошади о голубых полях. Но небо над ними заволокли пыльные мутные тучи и раскаты уже взрывали горизонт. Рядом с каждым конем бежали громадные гладкошерстные черные собаки с горящими, налитыми кровью глазами и пеной у оскалившихся пастей.

Затем появились вилы. Вернее они выползали, держа в руках вместо копий извивающиеся светящие подобия молний, а со щитов их спрыгивали золотые крылатые псы, или сползали серебристые змеи, обвивая обнаженные груди воительниц. Поджав короткие хвосты, псы громко лаяли, затем, перелетая с места на место, принимались лаять вновь.

Следующий строй выскочил, ревя и вставая на дыбы, будто враз одичавшая их ярость стремилась выбраться из мохнатых бурых и черных шкур. То были свирепые хозяева леса, барбары. Они ревели и безумствовали, и казалось, готовы были растерзать всякого, вставшего на их пути.

За ними на мост вылетела стая огромных черных воронов с железными клювами и когтями. Их не страшили клубы пыльного тумана. Наоборот! Казалось, они того и ждут, что бы воспарить ввысь, в саму гущу этих страшных облаков.

За стаей выскочили, рыча, волки. Черные собаки, шарахнулись в  стороны, пропуская громадных серых демонов. И те помчались вперед.

Замыкал войско строй полуобнаженных людей с узкими, вытянутыми головами шакалов. Люди-собаки либо держали в обеих руках длинные серпы, либо изогнутые серповидные мечи в одной руке, и большие овальные щиты. На всех щитах поблескивали изображения весов. Люди-собаки шли молча, не издавая ни звука. Но по мере продвижения их глаза наполнялись тем же бледным светом, что и у конников впереди.

Только когда последний человек-собака ступил с моста на твердую наезженную дорогу, Риворнэ оглянулась.

- Мы были! – сказала Хозяйка дверей и повернулась вперед. Когда она повелительно подняла свою блестящую горбатую косу, строгий лошадиный остов, обтянутый выцветшей, прозрачной кожею, вздыбил под ней, шипя и испуская белесый тугой пар. Государыня Смерь привстала на стременах, осадила скакуна и молча, преодолев последнее сопротивление могучей кобылы, повела свою рать в бой против тех, кто осмелился войти в Рутэмнаэт без ее на то воли.

 

6

 

Топот копыт по пыльной, грунтовой дороге и навивающие ужас звуки за спиной приближали Риворнэ к памятному месту, где она уже была, только не здесь, а в другом мире. Туман рассеялся внезапно. Но небо застилали налитые свинцом тучи.

 Вдалеке показалась серая, едва различимая кромка гор. Но здесь время имела свойство не просто относительности, а непривязанности вообще к чему бы то ни было. Войско скоро подошло к горам и вступило в распахнутые ворота пустого города, слишком сильно похожего на Тудрус.

Такие же каменные дома, прилипшие друг к другу по склонам огромной расселины, в центре которой находилась узкая совершенно ровная площадка, точь-в-точь Веретено Старого Тудруса. Так называлась площадь с одной стороны, которой вросло в гору многоярусное здание магистрата с большими дверьми, поддерживаемыми массивными колоннами, карниз которых имел треугольную крышу. Посреди площади из небольшого круглого фонтана тонкой струйкой журчал источник. Гладь воды отражала свет звезд, хотя небосвод был по-прежнему мрачен.

От магистрата вела другая дорога, в Новый Тудрус, застроенный не так кучно пришлыми в город торговцами. Вернее так было в настоящем Тудрусе. Здесь же, Магистратскую улицу еще не выдолбили в скальной породе, а, следовательно, никакого Нового города еще не было. Риворнэ это видела, на старых книгах. Так изображался Тудрус времен вторжения полчищ нечисти, пришедшей из Фелдлена. И теней.

«Так вот оно что?!» - подумала Риворнэ, - «Но ведь тени пришли со стороны Долины!»

- Да, государыня! Это так! – подтвердил, подъехавший черный витязь. Он один сохранил свой начальный облик. Риворнэ посмотрела на него сквозь прорези глазниц. Радужная поволока и морщинки у краев его глаз так пронзительно знакомы!

- Тени пришли со стороны Долины. Но это не Басхютлэн. Это даже не мир в привычном смысле слова, Риворнэ! - продолжил Петх.

- Но врата, - он указал на открытые Восточные двери, - они те самые. Настоящие. И лунный путь настоящий. И битва по-настоящему. Просто каждый помогает тому, в ком видит единственную надежду. И то, что ты сейчас, даже находясь на грани жизни и смерти, ведешь воинство Рутэмнаэта в бой – ради того, кто сейчас стоит на башне перед этими самыми воротами. Того, чей образ ты хранишь в своем сердце так бережно, что даже пытливый пройдоха Ари-Онаэ не догадался о твоих истинных намерениях… Он ведь, бедолага думает, что ты и впрямь возжелала быть Хозяйкой дверей.

Петх гулко рассмеялся.

- Да, Риворнэ! – весело продолжил он. - Ты – настоящая Хозяйка дверей! И если пожелаешь, останешься ею навеки. И никто ни в одном из миров не посмеет оспорить этого. Ведь это ты сама выбрала свой путь, когда вопреки естественному закону жизни, там, у окраины города, решила пройти путем, приведшим тебя сюда…

- Я просто боюсь леса, - тихо возразила Риворнэ, и опустила взгляд.

Петх вновь рассмеялся.

- Ты ничего не боишься, государыня. Страх – удел и опора людей. А ты выбрала жребий Смерти… - ответил он, посерьезнев. – Чтобы не случилось, тебе уже не стать прежней, а твоему проводнику нужно теперь очень постараться, что бы быть сейчас достойным тебя. Тебе же – ничто не указ. Все смертно. Только ворчливая старуха в пещере, может судить тебя, ибо она – матерь твоего мира.

Он помолчал.

- Но даже она и слова не скажет, если…

- Что «если»?

-- Посмотри! – он указал перстом на почти ровную поверхность фонтана. – Здесь отражается то, что истинно и вечно было, будет и есть. Здесь вселенная отражает миры, созданные волей Единого Зодчего. И если погрузиться на дно, познаешь мирозданье.

Риворнэ взглянула в неровную гладь водного зеркала. Та тотчас натянулась, ибо время здесь остановилось совершенно. И тогда, сквозь щели шлема в отражении Риворнэ увидела только свое лицо. Не было ничего, ни звезд, ни бездонной темной пропасти. Напротив, гладь воды стала белеть. И чем больше поверхность белела, тем ужасней становился облик Риворнэ, отражавшийся в ней. Черты ее лица, стягивались и превращались в череп. Глаза потухли, вместо них в темных провалах глазниц засветился белесый огонек. Но белое полотно вдруг завешало всю поверхность зеркала, скрыв уродливую маску. Когда же оно вновь разгладилось, внизу Риворнэ опять увидела себя, в рваном, испачканном кровью и грязью платье, держащую в руках лоскут пестрой ткани. Риворнэ стало так себя жалко. И накатилась невесть откуда неясная грусть. Собравшись с мыслями, она взглянула на Петха, и поняла, что тот снова улыбается.

Она опустила глаза и крикнула вниз, пытаясь сделать свой голос как можно более уверенным:

- Вот мы и встретились, Риворнэ! Добро пожаловать в мой мир! Вижу, твои друзья уже позаботились о том, что бы тебе не было одиноко в твоих скитаниях, - заметила она знакомый ободок на мизинце и посмотрела на свою руку. - Это хорошо.

Та, что стояла внизу, обернулась.

- Что, хочешь меня увидеть?! - горько сказала Риворнэ. Но голос, почему то показался ей совсем другим, словно она напротив, надумала подбодрить стоявшую внизу. – Правда, хочешь? В своих владениях я не такая, как меня представляют по обеим сторонам дверей.

- Какой бы ты ни была, я желаю тебя видеть, Государыня Смерть!..

- Да, Риворнэ, ты сама выбрала свой путь, - Петх снял шлем. Знакомое лицо его широко улыбалось. – Не беспокойся, я не устану заботиться о тебе. К тому же, нам пора. Врата ждут, а враг не дремлет.

Он вновь надел свой шлем, и развернув коня, присоединился к своим. А внизу к девушке уже подбегал его жуткий образ.

Риворнэ оглянулась. Только сейчас она поняла, что все звуки марша стихли, словно притаившись и ожидая чего-то. В следующий миг она поняла – чего.

- Да, - тихо сказала, обращаясь к самой себе Риворнэ. – Это мой выбор. Почему бы и нет? Я прошла этот путь до конца и разве во имя всего, я не об этом ли мечтала?! И потом ведь ОН ждет меня там. Так чего ж это я, дурочка, тут стою то?

- Ну-ка! Вперед! – закричала она, разворачивая лошадь. Рев ужасной рати эхом отразился в горах, умножаясь стократ. И кто бы сейчас ни был там, за дверью, Риворнэ тотчас ощутила его страх. Да, страх! Но ведь страх – это удел и опора людей. А она – Хозяйкам дверей. Её, её все бояться. Она лишь неизбежна, как … смерть. Так ведь она и есть – Смерть! Она, Риворнэ, белой чайкой взметнула ввысь и там, в запредельной немыслимой вышине обрела истинный свой смысл. Свой жребий! А значит, ничто теперь не остановит Хозяйку дверей.

Ужасное воинство, преодолев последний пролет Восточных ворот, неспеша вытекло на равнину. Там уже столпились тысячи плененных и скованных могучими стальными цепями душ, предводимых пятью громадными тенями, держащими за концы своих темных щупалец эти самые цепи.

На этом поле не прольется кровь. Но здесь и сейчас ее рать изрубит тяжелые цепи, мешающие душе откликнуться на вечный зов ее предков. Самое мерзкое, что сделали эти тени, Смерть никогда бы не смогла ни снести, ни простить. Ведь Смерть – в самом высоком смысле слова, это освобождение. Освобождение от теней прошлого в надежде на будущее. Лишенные надежды, скованные души – безвольные орудия в руках своих кукловодов, неспособные ни к чему прекрасному и великому, радостному и благому. И потому все они, пожиратели душ, виновны в самом страшном из преступлений. Ведь можно лишить душу тела, убить ее, истерзав самыми страшными пытками. Но все эти терзания лишь убогие тени тех мук, к которым кукловоды хотели приговорить души.

И тем ужасней была их настоящая цель!..

Приговор теням уже не казался Хозяйке дверей таким суровым. Она обрела способность сопереживать. И сострадать всем этим обреченным. Тени навеки останутся за порогом, лишенные своей силы, ужаса и влияния на будущие судьбы. Но для того их полагалось отловить и обезглавить.

Смерть величаво выехала из Ворот и устремилась вперед. Ряды противника, до того стоявшие ровно, дрогнули, зашевелились и двинулись навстречу. Тысячи и тысячи призраков, скованных цепями зловеще бряцающих и поблескивающих от всполохов разверзающегося неба, плыли рядами, устремляясь вперед все быстрее и быстрей. Призраки открывали рты, словно пытались что-то сказать, но словно рыбы не могли издать не звука. Зато их хозяева не стеснялись на слова. Пустыми проклятьями они плевали в небо, одновременно отдавая приказы своим рабам.

Меж тем за спиной Риворнэ так же строились в ряды, приведенные ей дружины. Вперед выскочили черные всадники. Следом вилы натянули длинные луки и приготовились спустить тетивы. Волки и медведи выстроились по бокам, освобождая середину ровному подтянутому строю анубитов. А над всеми кружила стая громадных воронов. Именно они первые ринулись в бой, но прежде, чем стаи достигли цели, вилы сделали залп. Змеевидные молнии вылетели из разряженных луков и устремились в пять точек пространства. Тени завыли. На несколько мгновений они распались бессчётными ошметками, но когда стаи подлетели, немедленно собрались. Вороны ударили железными клювами в еще не совсем затянувшиеся раны, тогда две тени опустили свои вожжи и завертелись, как вихри.

Ряды рабов распались, и призраки разлетелись в разные стороны. Огромная цепь зазвякала по каменистой земле, то и дело, застревая, что заставляло призраков дергаться и спутываться все больше и больше. Часть призраков навалилась на другие ряды и смяла строй. Вскоре, однако, тени оправились от удара и, несмотря на чувствительные атаки стай, попытались взять вожжи.

Но не тут то было! Второй выстрел вил достиг целей. Только теперь женщины-змеи целились меж звеньев цепи так, что бы тени не смогли их поднять. В бессилии тени взвыли еще громче. Их свистящий вой мог бы разорвать перепонки, но даже он показался бы тонким писком по сравнению с мощным рыком барбаров, выскочивших из-за плотной белесой завесы.

Стаи воронов разлетелись, что бы снова собраться. Теперь их мишенями стали остальные тени. Однако и тени, показали, на что способны. Часть призраков облепила мохнатые шкуры, и впилась в заревевших от боли оборотней. Те ревели, но, добравшись до цепей, принялись вдалбливать остывающие стрелы мощными лапищами в землю, создавая из них подобие скоб. Призраки не унимались, тогда, оставив тени, стаи, ринулись на них, кромсая остатки полупрозрачных белесых тел. Когда они еще подлетали к призракам, выстроившись друг за другом по одному, всадники атаковали первые ряды еще державших строй колонн. Выставив вперед протазаны, они принялись разрубать цепи, освобождая призраков. Почувствовав освобождение, те устремлялись в разные стороны, подальше от поля битвы.

Увидев это, тени сверху напали на конников, разметая их и стаскивая с коней, взмывали ввысь и бросали оземь. Но пегасы немедленно расправляли крылья и спасали своих хозяев, в то же время огромные черные псы рвали и кусали свисающие ошметки теней, целясь так, что бы замедлить их парение.

Но колонны еще закованных душ уже подходили к рядам вил. Те сделали последний залп, теперь уже целясь так, что бы спутать цепи, а затем отбросили луки и достали свои копья. Вытянув их, вилы приготовились сдерживать натиск первой волны. Сбоку волкодлаки напали на крайние ряды и потянули цепи на себя, уменьшая силу натиска. Волна призраков ударилась и схлынула. Тени, замешкавшиеся с всадниками, упустили последние вожжи. Их тот час перехватили сбросившие с себя призраков барбары. Медведи натянули вожжи и дернули их на себя. Призраки посыпались и, сдавливаемые собственными цепями, стали сбиваться в невероятные клубки.

Тени, бросив всадников, попытались отбить у медведей вожжи, но внезапно из-за рядов вил выскочили анубиты. Одни с невероятной скоростью разрубали цепи, отпуская пленников на свободу, другие прикрывали собратьев от нестройных атак еще закабаленных.

Почувствовав, что еще вот-вот и поражение неминуемо, тени ринулись в последнюю атаку. Им удалось прорваться сквозь строй вил, но у самых ворот их поджидал главный Враг.

- Что вы стоите, как неприкаянные у порога, - сказала Смерть, - думаете, я вас пропущу?

- Отойди! – она услышала их свистящий шепот. – И мы пощщщадим тебя!

Риворнэ усмехнулась:

- Как же вы победите меня? Вы же не целованные! – и она сделала первый взмах. - Что, Эймелк! По-прежнему больно.

Первый из теней отшатнулся от Риворнэ, его белое лицо стало краснеть, волдыриться и лопаться как от жжения.

- Так будет с каждым из вас, - приговорила Смерть, - я вырву все ваши личины, одну за другой и даже те из вас, кто еще остался в мире, а так же те, кто сговорился с Ари-Онаем, не помогут вам. Да что там?! Всех вас ждет одна участь.

Риворнэ замахнулась во второй раз.

- Получай, Байдэн! Твой нос тебе более не нужен.

Из раны, в самой середине бледного лица полилась мощным фонтаном кровь, пригибая тень к земле. Байдэн закружился как волчок, словно пытаясь сбросить с себя этот странный поток, но в бессилии лишь быстрее вертелся.

Третий взмах косы лишил очередную тень бледного лика вовсе.

- Каким ты был, таким тебе и суждено остаться, Кацтор! – воскликнула Риворнэ, готовясь к четвертому замаху. Но тень, вывернувшись из под замаха, почти влетела в поем ворот. Черный силуэт мелькнули и прижатая к земле, маска тщетно силилась укусить разъяренное чудовище.

- Успокойся, Петх! И освободи его. В нем хватило хитрости уйти от моего удара, посмотрим, хватит ли отваги его принять, - Риворнэ замахнулась, и чудовище подняло лапу. Удар рассек маску пополам. – Теперь ты ни кого не обманешь, Марюнэн.

В тот миг, когда Риворнэ это говорила, последняя тень устремилась на нее сзади. Еще мгновение, и тень сшибла бы всадницу с лошади, но в последний момент та развернулась и нанесла последний, пятый удар. Тень качнулась и бледное лицо, словно пожирая самое себя, втянулось в темень и сникло.

- Вот и все, Таурер, - просто сказала Риворнэ. И развернула кобылу. Быстрые анубиты рассекали последние путы. Измученные долгими веками рабства пленники вырывались на простор и улетали, улетали, улетали в разные стороны, туда, куда их давно звали. Наконец и последний призрак исчез вдали. Волкодлаки собрали в кучи бесполезные теперь цепи. Несмотря на полную победу, видно было, что войско изрядно поредело. Особенно досталось конникам и барбарам. Пегасы успевали не всегда, а натиск рабов был ужасен. Останки нескольких воронов так же лежали то тут то там. Там, где удар призраков был особенно силен, лежали три прекрасные вилы. Не досталось лишь волкодлакам и анубитам, но ярость одних и доблесть других ждали своей жертвы.

К пристани! - предводительница подала знак рукой и те, и другие немедленно умчались за горизонт.

Сражение закончилось. У ног кобылы извиваясь, валялись бессильные теперь уже тени.

- Прикуйте их за их же цепи к этим скалам! Пусть собственное их ведьмовство обернется против них же, – приказала Риворнэ. Всадники спешились. Медведи принесли тугие связки и черные витязи, достав из седельных сумок инструменты, приковали тени к близлежащим валунам.

 

Тотчас, когда они это сделали, огромный вихрь примчался, откуда-то из-за горизонта. Все взоры устремились в разные стороны. Ураган сметал на своем пути огромные валуны, и никто не мог ему противостоять. Ратники вжались в близлежащие скалы, а те, кто успел, укрылись за вратами. Со стороны прикованных теней послышался мрачный хохот. Риворнэ повернулась туда:

- Шшшшто, продажжжжная шшшшлюха, раздающщщая свои ласссски, кому попадетсссся?! – в кривой ухмылке, из-за рассеченного надвое лика Марюнэна. – Испугалась?! Смотри, как твое жжжжалкое подобие войсссска сейчас раззззметет вссссево лишшшшь небольшой ветерок, соззззданый нами напоссследок!

- А ты думаешь, что потом без труда освободишься, выродок? – одним махом Риворнэ промчалась от ворот до почерневших камней.

- Догадлива! – под вой ветра громыхнул Кацтор. – Ссссмотри! Сссскоро от твоего войсссска и впрямь ничего не останетсссса. А когда мы освободимсссса, никто не дасссст за тебя и того, шшшшто попросил этот торгашшшш.

Риворнэ встрепенулась. Одна мысль задела ее разум, словно ответ на вопрос, который висел на языке. Но прозрения так и не наступало. Хозяйка дверей пристально посмотрела в огненные глаза белой маски.

- Что?! – взревел Кацтор. – Что ты делаешшшшь?

Его словно изжигал изнутри пристальный взгляд Смерти. Тень начала вилять из стороны в сторону, бряцая цепями.

- Нет! Кацтор! Не поддавайся! – зарычал как полоумный Байдэн. Его багровый нос изрыгал потоки крови.

- Да кто вы такие, что бы разыгрывать меня? – гневно вскричала Риворнэ. Величественным жестом она подняла руку с косой и движения остановились. – Вы – кучка жалких недоучек и самозванцев, вздумали перехитрить меня? Меня?! Саму Смерть?! Вы думаете, что пройдете через эти врата и все? «И жили они долго и счастливо»?..

Она указала косой на закрытый проем. Все вокруг словно подернулось рябью. Пять черных камней образовали полукруг вокруг четверочастного столба на памятном холме. Перед столбом стояла Риворнэ, а к камням были прикованы пять еще молодых, бледноликих людей, одетых лишь в серые балахоны.

- Вот она, средина моего государства! – торжественно молвила Государыня Смерть. Лишь в ее облике ничего не изменилось. – Отсюда куда ни кинь, везде попадешь во Внешние врата.

- Эй, помощницы дорогие! – зычно крикнула она кому-то за спиной. – Развяжите этих олухов! Да попроворней.

Тотчас из-за камней показались четыре знакомые помощницы. Каждая держала в руке маленький каменный нож.

- Нет! – крикнул Байдэн, весь залитый текшей из ноздрей кровью. - Ты не сделаешь этого! Ты не можешь против нашей воли…

- Отчего же? – зло выдавила Риворнэ. – Вы – мои пленники. Так и останетесь в моих пределах нецелованные. И будут здесь вас все дразнить вроде шутов гороховых. А чем не забава?!

Она посмотрела за камни, туда, где у холма собрался народ.

- Гляньте, детки мои, какую забаву я вам приготовила. Потешные ребятки. А сколько волшбы да озорства знают?! И не перечесть. И ветер они вызывать могут. И летать по небу, аки птицы могут. И чего только не могут?! Скоморохи ярмоночные.

Народ засмеялся в ответ и заулюлюкал.

- А кого потешить?

- Нас, нас, - первыми заголосили дети.

- Так что режьте эти путы, девоньки. Режьте!

- Что ты хочешь от нас? – мрачно прохрипел молчавший до этого Кроян. Его густые курчавые золотистые волосы, красивое бледное лицо и большие фиалковые глаза всегда удостаивались восхищения. Кроян вскинул непослушную прядь. - Кацтор, расскажи ей про сделку. Расскажи. Может тогда она поймет, что мы все равно победим.

Чернокожий отпрыск Южного Дома фыркнул.

- Никогда Кацтор не станет предателем! – сказал он как можно более надменно.

- Врешь! – отрезала Риворнэ. – Ты уже предал один раз, как бы не старался это оправдать. Так что будь хорошим мальчиком, внемли совету друга. Таурер знает цену словам, не так ли?

- Да, Кацтор, расскажи лучше ты. Или я расскажу вместо тебя, - присоединился краснощекий толстяк Эймелк.

- Хороши друзья! - маги переглянулись. - Что ж, если то, о чем говорил Фрафан и вправду по любому сбудется, смысла скрывать что-либо, нет.

- Это ты хорошо сказал, - заметила Риворнэ. – Только вот не стоит думать, что я вообще ничего о вашем Фрафане не знаю. Уж он то ушел через свои двери целованным.

- Ты все врешь, наглая потаскуха! – неожиданно рявкнул Байдэн. – Великий Мастер не смог бы этого сделать никогда!!!

- Ого, как все тут, однако в запустении?! – улыбнулась Риворнэ. – Я ведь не о вашем чудаке горе-мастере тут говорю. Я говорю о его Наставнике, действительно великом маге Кайере. Зачем мне ваш пылкий влюбленный с его смехотворными замашками? Ведь это не он, а именно Кайер придумал способ перехода в иные миры вне Мировых Врат. Да ведь это и ребенок бы понял! А вы, взбудоражили целый мир, заставили страдать ни в чем не повинных людей только потому, что видели-ка «великий мастер» Сульт «понял, что сказал ему наставник перед смертью»… Эй, Миронега! А ну-ка поведай нам, страшную тайну бессмертия…

Женщина засмеялась. Другие последовали ее примеру.

- Ладно! – крикнула Риворнэ, останавливая смех. – Я в последний раз вас спрашиваю, что вы задумали кроме этого прорыва? И прежде, чем вы ответите, знайте, сейчас моя рать поплывет туда, откуда вы ждете своей подмоги. А если они не поспеют к переходу, то весь флот Зиста со всеми его жрицами и магами обрушится на ваших приятелей. И пусть они хотя бы на миг в своем безумии посмеют воспользоваться заемной силой Ари-Онаэ, я высосу эту силу у него прежде, чем кто-то из подручных ваших приятелей начнет сосать кровь у первого попавшегося человека.

Но это не главное. Даже если им, каким-то чудом удастся достичь берега и, что уж совсем небывало, поднять упокоенных, а дальше каким-то немыслимым способом захватить королевство… Все равно! Я хочу, что бы вы это уяснили. Им все равно не успеть к Тудрусу. Потому что одному Апварепарту, каким бы самым сильным из вас он не был, невозможно будет сдержать удар того, кого кто сейчас стоит за моей дверью и того, кто провел его к этой двери.

- Он нас не предаст! – закачал головой Кроян. – Только не он!!!

- Отчего же? Ведь вы позволили ему вернуть себе предначальный облик. Соблазн слишком велик, - усмехнулась Риворнэ.

- Только не он! – повторил Кроян.

- Ах ты, бедный мой мальчик, - она подъехала к светловолосому Крояну и провела рукой по его вьющимся локонам. Тот попытался отдернуть, но Риворнэ взяла его за подбородок. Так держа его голову, она обвела взглядом остальных: Байдэна, Кацтора, Марюнэна и Эймелка. Нет, не демонов Юнольта. Сейчас они меньше всего напоминали тех страшных могучих чудовищ, в образе которых терзали землю многие тысячелетия. Леденин, Миак, Хормион, Офтуат – ученики школы отречённых смотрели на нее с вызовом, страхом, ненавистью и … усталостью. Да, они устали, оттого и спешили так страстно в желании преодолеть этот последний как, им казалось, рубеж, за которым маячил столь долго желанный покой.

– Бедные мальчики, - улыбнулась Риворнэ, снимая шлем. Она повесила страшный лик на столб и вновь обернулась к ним. - Как же вам все-таки этот обманщик Сульт забил ваши буйные головушки? Какие же прелести он вам понаобещал-то, сам не ведая, о чем говорит.

Она вновь посмотрела в фиалковые глаза:

- Нет, Кроян, называющий себя Ненасытным, твой дружок Игемайт отказался от задуманного вами. Однажды я показала ему, что будет со всеми вами, ребята, когда вы доберетесь до кона. И что на этом кону вас ждет. И тогда-то он горько призадумался. А надо ли ему все это?! Я бы и вам могла показать, вернее, пыталась, но вы не прислушались ко мне… Так что, если у тебя, Кроян, или у кого из них есть сомнения, насчет теперешних замыслов Игемайта, так знайте ОН стоит сейчас за дверью и ждет, когда я впущу его. Вернее, когда я его поцелую. А я уж постараюсь отдаться ему со всей своей страстью, потому что я так же крепка, как любовь.

Она отпустила голову Таурера и подъехала к Кацтору:

- Так что выкладывай, мальчик все, и я, быть может, оставлю вас вечно гнить за Восточными воротами…

 

Эпилог

 

Старик долго вел Адора по закоулкам и руинам старого города. Когда-то здесь стояла цитадель, а за ней – прежний магистрат и огромный дом. Такого не было даже в Тудрусе и Рихоне. Дом назывался Торжищем и в нем в былые времена собирались все, кто хоть чем-то торговал. Сейчас от гигантского купола, возвышавшегося над зданием и сверкавшего некогда медью, остался один сегмент – восьмая часть. И то лишь каркас. Большие медные пластины давно уж сдернули с купола степняки. Часть стены и вовсе отсутствовала. Там, где некогда висели массивные медные двери, теперь виднелись лишь чугунные петли. Эти двери вели прямиком на площадь перед цитаделью и магистратом, которая сейчас была ни чем иным, как скопищем маленьких глинобитных лачуг, заселенных степняками. Здесь они зимовали, когда приходили с набегов. К самому зданию магистрата примыкали дома побольше. Но все равно, их лишь с большой натяжкой так назывались. Скорее просто – большие лачуги.

Сейчас, летом, лачуги пустовали. Но уже через пару-тройку месяцев за эти никому из горожан не нужные саманки будет такая битва!.. Ведь те, кто их построил, и сами с трудом могли бы вспомнить, где чья. А потому, со свойственной им запальчивостью, степняки резали друг дружке глотки, с тем, что бы оттяпать у другого лачугу покрупнее. Так продолжалось до первых холодов. Те, кто не успел, наспех сколачивали себе саманки в других частях старого города. Благо строительного материала под рукой находилось в предостатке.

Любопытно, но изначально степняки не желали селиться в опустевших добротных домах горожан, что толпами покинули город почти сразу после его взятия ордой. Нет! Степнякам надобно было отдирать камни и кирпичи прежних зданий, крушить колонны, ломать деревянные полы, разбирать добротные печные кладки. Что бы взамен построить, нечто отдаленно напоминающее жилище.

Однако даже при всем при том, часть зданий, особенно в сторону старого тракта, выводившего прямиком на Тудрус, устояла. Конечно, не дворцы рядом с магистратом и торжищем, но в основном двухэтажные лабазы, трехэтажные постоялые дворы и одна, а то и двухэтажные дома мастеровых. Здесь теперь предпочитала селиться разная шушера, которой в городе и без того отиралось навалом, но здесь она нашла себе злачное место. Бывшие гостиные дворы сошли за притоны. В лабазах устроились торговцы веселящим порошком и курительным зельем. Лавки ремесленников заняли бандиты.

У одной из таких лавок старик остановился.

- Пришли, кажись! Вишь, во-он там, знак? - сообщил он шепотом.

- Где? – непонимающе спросил Адор. Его глаза, хоть и привыкли к мраку, все равно ничего разглядеть не могли. Неясные очертания зданий, в которых еле-еле теплился свет, были похожи на большущие мрачные тени. Но, наконец, проводник и вправду заметил небольшой кружок с точкой посредине у третьего здания слева.

- Да вон же, круг, а в ней жирная точка.

- А-а, вижу! – кивнул Адор. – теперь вижу.

- Тады пошли, - на ходу старик быстро и громко свистнул. В окне помеченного дома забрезжил огонек. – Точно он!

- Как добрались? – голос принадлежал странному существу, огромному как дитя юга, но с раскосыми глазищами явного степняка. Тот пристально посмотрел на Адора. Адор усмехнулся.

- Ничего, Шуглук, ничего. Без особых происшествий, - крякнул в кулак старик, прошмыгнув между ним и косяком двери. Шуглук повернулся к старику и взял его за шиворот.

- Отсюда ни шагу! – пригрозил степняк. – Только проводник.

Он закрыл за Адором дверь и поманил в другую комнату.

- Мы с ним здесь побудем, - сообщил Шуглук. Адор откинул полог циновки, за которой в проеме приоткрытой двери заметил сидящего перед дверью человека.

- Войди! – пригласил тот. Адор вошел, незнакомец средних лет пригласил его занять кресло, напротив, рядом с небольшим столиком, на котором стояли поднос с фруктами, подсвечник и лежала карта. Проводник присел.

- Я не привык верить людям на слово. Только дело может доказать чью-то правоту или истинность, - начал незнакомец. Затем вдруг улыбнулся, - но нашему общему знакомому я доверяю. А так же имею основание верить некоему торговцу из Авеки, что первый порекомендовал тебя еще три года назад… Не вспоминай. Тебе он известен под другим именем.

Незнакомец помолчал с минуту. Все это время он и Адор сосредоточенно изучали друг друга. Наконец в чем-то себя самого, убедив, незнакомец продолжил:

- Мне нужно быть в Басхютлэне, - он поднял указательный палец, предотвратив попытку Адора задать вопрос. – Все пути в Долину охраняются кордонами тудрусского наместника. И очень редко кто может пересечь Бакрон незамеченным. Мне же нужно пересечь его наверняка. Так, что бы кроме тебя никто об этом никогда не узнал бы. Это понятно?

Адор кивнул.

- Род моего занятия в Долине не пользуется доброй славой. Все же Басхютлэн – единственное место на западе, где на моего брата смотрят, не так пристально, как, скажем в Зисте, - продолжил незнакомец. – Что бы между нами установилось необходимое доверие, открою, я – кукловод. Цель моего пребывания в Долине – встреча с братьями, что ждут меня в Рихоне. Но тебе нужно всего лишь провести меня до Парихинтана, минуя тудрусские земли.

Если все пройдет нормально… а вернее в любом случае, ты получишь втрое больше обычного…

- Я никогда не провожал никого дольше, чем Тудрус, - перебил некроманта Адор.

- Хорошо, - согласился тот. – Ты можешь назвать любую разумную цену.

- В три раза больше через перевал, и столько же по Тудрусскому нагорью не считая дорожных издержек.

- Цена приемлема, - кивнул некромант. – Разумеется, я не стану обсуждать с тобой залог за жизнь. Я в такой же опасности, как и ты. Твоя же репутация говорит сама за себя. К моей чести скажу лишь одно. Я плачу всю сумму сейчас и сразу.

- По рукам! – воскликнул Адор и встал. Некромант встал следом.

- Войдите оба! – крикнул он старику и Шуглуку, оборачиваясь к двери. Когда те вошли, некромант повернулся к Адору. - При свидетеле с твоей стороны и свидетеле моей стороны призывая благословения богов, вершу приговор: за то, что ты – проводник, называющий себя Адором из Басхютлэна, берешься провести меня через Бакрон и Тудрусское нагорье к Парихинтану одному тебе ведомым путем, даю восемнадцать офойтов белитанской чеканки. В том и ручаюсь.

- При свидетеле с твоей стороны и свидетеле моей стороны призывая благословения богов, вершу приговор: за то, что ты – ведомый, не называющий себя, берешься следовать со мной через Бакрон и Тудрусское нагорье к Парихинтану путем, ведомым мне одному, принимаю восемнадцать офойтов белитанской чеканки. В том и ручаюсь, не помышляя о прочем.

Это был старинный обряд сделки между проводником и его спутником. Тотчас же старик и степняк разбили двойное рукопожатье в знак свидетельства о совершении сделки. Затем некромант извлек из-за спины небольшую шкатулку. Открыв ее, он подошел к столу и при всех отсчитал восемнадцать квадратных золотых монет с дыркой в одном из углов. На монетах изображались грифоны прежней империи. А с другой стороны на старом языке имелась надпись: «Се даётся ради благости» - древний девиз императоров Запада. Там же помещался год чеканки и двенадцать стрел-молний над ним. Адор внимательно разглядел последнюю монету. Год чеканки соответствовал последнему году черных императоров. Все в Долине хорошо знали этот год – последний из чреды действительного благоденствия жителей Басхютлэна.

Адор повертел золотник в руке. Не то, что старые имперские монеты вызывали у него недоверие… Просто в этих золотниках чувствовалось что-то нехорошее. Про себя проводник решил немедленно заменить золотники добрым серебром рихонской чеканки. Или на худой конец, серебряники северных княжеств. Они поменьше рихонских, зато их не так часто подделывают.

К тому же, рихонское серебро ценится, прежде всего, как накопление, а ему копить нечего. Почти вся выручка уходила в общинную казну. Право быть проводником стоило немало. Охотников становилось с каждым годом все больше, и Адор только благодаря своей удачливости и бережливости матери умудрялся каждый раз обойти и своих братьев и других охотничков. Все же удача в очередной раз улыбнулась ему. По крайней мере, половина сегодняшней сделки была только его по праву. А на другую половину Адор рассчитывал купить место государственного проводника. И три золотые монеты были для этого как нельзя кстати. Их как раз и не хватало для уплаты магистратской пошлины. Тогда Адор по примеру своего отца, за что-то обидевшегося на селян, мог и вообще не платить в казну общины. Впрочем, Адору не было повода обижаться, а что бы община лучше заботилась о его матушке, напротив, стоило как раз заботиться о постоянном пополнении своей лепты в казну.

Проводник сгреб золото и, вытащив из-за воротника небольшой подвешенный украшенный тиснением кошель, положил монеты туда. Некромант, удовлетворенно кивнув, продолжил:

- Послезавтра на заре мы встретимся у западных развалин, - сообщил он. – До предгорий доедем на лошадях. А там – куда укажешь.

Адор кивнул:

- С собой в дорогу бери только самое необходимое. То, с чем можешь идти налегке. У меня в горах по обеим сторонам имеются несколько стоянок. Там есть все, что нужно.

- Хорошо, как скажешь, - согласился некромант.

- Теперь пора бы, - вставил старик.

- Да, - кивнул некромант, - Шуглук проводит вас до крепостных развалин...

- Не зачем! – возразил Адор.

- Поводит, проводит, - продолжил некромант. – Это необходимо!

- Хорошо, но только до развалин.

- Разумеется.

Адор вышел в ночь вслед за стариком. Следом верзила-степняк. Когда они дошли до приметного поворота, свет в доме погас. Сопровождаемые Шуглуком, Адор со стариком побрели в новый город.

В душе проводника скребли кошки. И покоя не давал один важный вопрос…

 

 

 

Часть 2. Распахнутые двери

 

Suum cuique

 

Пролог

 

Утро выдалось хмурым и сырым. Короткое пригорское лето близилось к концу. Накрапывал мелкий противный дождик, оставляющий хлипкие грязные лужицы и вязкую жижу под ногами. Мелкая дробь барабанила в стекла комнаты, где обычно останавливался Адор. Он давно уже встал, но на душе было до того гадко, а в голове стучала нудная боль, что призывный стук в дверь показался ему барабанный боем, сопровождавшим ведомого на казнь преступника. Он несколько раз видел шествие несчастных к лобному месту в Тудрусе. И все гадал, что же они могли такое сотворить, что честным людям не пришло на ум предать их иному наказанию? В правоте судий он, отчего то сомневаться не хотел.

Темные кое-где прогнившие доски потолка напомнили проводнику, что он вовсе не в Тудрусе.

- Открыто! – хрипнул он. Старик юркнул дверь и запер за собой. Накинув на себя плед, Адор сел на кровать. – Ну, привет. Какие новости?

- И тебе того же. Пора бы выдвигаться, - заметил старик и сел на табуретку у входа.

- Чего-то не хотца, - поежившись, кашлянул Адор.

- А вот болеть не надо. Я распорядился на счет завтрака…

- Сейчас бы чего ни будь горяченького, - пожелал проводник и, потягиваясь, зевнул.

- Будет, - кивнул старик, - но только без горячительного. Примешь на перевале. Тут вот моя тебе кое-чего передала.

- Это ее пойло?!

- Да, - ответил старик и протянул тряпичный сверток. Адор взял и положил его в карман своей походной сумы. Затем достал рубашку и, одевая ее, заметил:

- Без ее пойла на перевале делать нечего. Я уж и не представляю себе, что бы смог повторять считалочку, не приняв на грудь ее снадобья.

Адор усмехнулся, одновременно натягивая штаны.

- Да, уж. Она – мастерица, - старик быстро-быстро закивал.

С кухни принесли завтрак. Еще вечером Адор как обычно расплатился с хозяином постоялого двора. Теперь ему осталось дособрать вещички и, умывшись, а затем, поевши и одевшись, спуститься со стариком вниз и пойти к назначенному месту. Позавтракав и надев куртку, проводник проверил снаряжение, затем перекинул через плечо суму и вышел вслед за стариком. Они спустились по лестнице в трапезную. Адор подошел к стойке, где его уже поджидал хозяин.

- Ну что, до встречи в следующем году! – он похлопал Адора по плечу и протянул ему приготовленный с вечера заплечный мешок. Старик помог проводнику натянуть увесистый мешок на плечи и, покончив с этим последним приготовлением, проводник распрощался с хозяином двора и его подошедшей женой и вслед за стариком отправился в путь.

Старик водил дружбу еще с дедом Адора, а в городе знал все закоулки, так что проводнику не было нужды знать, куда и как пройти. Он же иногда подбрасывал проводнику работенку вроде той, на которую тот подрядился позавчера. Нынешний путь проводник и сам знал хорошо, но привычка быть провожатым у этого поводыря осталась еще с тех времен, как он впервые очутился в городе.

Довольно скоро показались развалины крепости, от которой они той ночью прошли до старого города. Сейчас им нужно было в противоположную сторону, по тропе, что вела к разваленной пополам башне. Дойдя до башни, они свернули в заросший кустарником проулок между одной частью башни и стеной и углубились в заросли. Здесь, проходя от постройки к постройке, они вышли к основанию еще одной башни и оказались на краю крутого песчаного склона. Осторожно спустившись, Адор помог старику и сел на небольшой окрашенный камень.

Вскоре со стороны старого города показались три коня. На двух сидели всадники, а один был привязан к седлу того, что шел впереди. Приблизившись, Шуглук, а это был он, спешился.

- Ну, что тронулись? – спросил он, беря мешок Адора и прикрепляя его к седлу порожней лошади. Некромант поежился, но не сказал ни слова.

- Да, - кивнул проводник и посмотрел на старика. – Ну что, дружище, попробуй дожить до следующего лета.

- Не дождешься, - хмыкнул тот.

- Да, и не ругайся ты со своей…

- А вот это – не твое дело, щенок.

Оба улыбнулись. Адор сел на лошадь и поскакал вслед за удаляющимися всадниками. К полудню они достигли предгорий, а, еще немного проехав по рассекаемой многочисленными оврагами местности, достигли езжей тропы.

- Скоро приметный камень, - сообщил Адор, когда они въехали в небольшой каньон, по бокам которого высились заросли кустарника. Когда каньон закончился, и они подъехали к скале, у подножия которой образовалась большая лужа, уходящая в камни, проводник остановился.

- Прибыли! – воскликнул он. - Дальше – в гору пешком. Тут можно пригубить. Вода чистая. А дальше пол дня ничего не будет – одни скалы да лес. Пока не спустимся в Долину цветов.

- Долину цветов? – переспросил некромант.

- Да, я ее так называю. Красивое место, тебе понравится.

Тот кивнул в ответ и спешился вслед за Шуглуком, а затем спросил:

- А где мы заночуем?

- В долине, мы как раз доберемся туда уже к сумеркам. Там у меня времянка, - сообщил проводник, он отстегнул от седла заплечный мешок и накинул на себя. Шуглук помог надеть мешок хозяину. Когда все приготовления закончились, Адор сел на камень.

- Садись! – он хлопнул ладонью по рядом лежащему камню, приглашая некроманта присесть вместе с ним. – Дождемся, пока он отъедет. До долины отдыха не предвидеться.

- Хорошо, - кивнул тот. Шуглук без слов вскочил на своего коня и отправился восвояси. Когда он скрылся за поворотом, проводник подождал еще немного, затем встал, зачерпнул в ладонь воды и сделал глоток. Потом вновь зачерпнул, умылся и лишь затем повернулся к некроманту:

- Пошли!

Тот встал и последовал вслед за проводником. Они поднялись на скалу. Затем начали продвигаться вглубь небольшого хвойного леса, то и дело, перепрыгивая с камня на камень. Так шагая то по лесу, то меж скал, они дошли до подножия горы, заросшей смешанным лесом.

- Сейчас пройдем немного вдоль горы на юг, а там, по руслу оврага взберемся на нее, - сообщил Адор, - Силы то есть?

- Пока да, - в голосе некроманта уже слышалась отдышка.

- Иногда сюда поднимаются тудрусские кордоны, - предупредил Адор, - хотя по документам все это – владения прежних королей Зиста. Когда-то они владели этими отрогами Бакрона.

- С тех пор многое изменилось, - заметил некромант. – А в твоей Долине цветов может быть, кто ни будь кроме нас?

- Да, - кивнул Адор. – Может. С тех пор, как эти отроги стали и впрямь ничейными, многие проводники, если не сопровождают караваны, переваливают через Бакрон, что бы настрелять дичи и пушнины. Некоторые остаются здесь ночевать. Пару лет назад я тоже так делал. И если бы не ты, скорее всего я остался бы на зимний лов. В моей времянке, к которой мы идем есть все, что бы перезимовать. Некоторые, те, что знают о ней от меня, для того то и времяночку используют.

Некромант закивал. Они поднялись на небольшой плешивый взгорок. Отсюда Адор посмотрел на гору, а затем указал спутнику на овраг.

- Вот он, путь на гору! По нему легче всего добраться до ее вершины, а за ней – мой Эйслэн…

- Ты знаешь древнее наречие? – вдруг спросил некромант.

- Немного, - уклончиво ответил проводник. - …На самом деле гора – это один из многих отрогов Бакрона. Она тянется до самых снежных пиков. Но если мы туда пойдем, не найдем ничего хорошего…

- Что, уже пробовали? – усмехнулся некромант.

- Да, - кивнул Адор. – Только это было давно. Очень давно. Говорят, что в том месте, где Бакрон раздваивается, живет пещерная ведьма. Она убивает всякого, кто приблизится к ее логову. А живет она в огромной пещере, которая связана проходами со всем Бакроном. Так что никто достоверно не знает, где вход ее в пещеру.

Проводник спустился со взгорка, и углубился в хвойную чащу. Некромант отправился за ним. Вскоре они дошли до обещанного оврага. Передохнув немного, путники начали восхождение. Пройдя вдоль по каменистому, поросшему жидкой зеленью руслу, они взобрались на гору. Отсюда через ельник смутно чернели очертания хребта и высились его снежные шапки. Осторожно начав спуск, путники добрались до небольшой скалы, увенчанной кроной одиноко стоявшей сосны. Подойдя к скале, Адор остановился.

- Здесь хороший вид на долину. Здесь она широка. А во-он за той горой, - он указал на юг, - долина уходит вниз и образует ущелье. Если по нему пойти, можно выйти к тудрусскому тракту, поэтому здесь часто бывают кордоны. Захаживают и степняки. Но не часто. И те и другие редко достигают этой части долины…

- Но здесь еще не все видно! – объявил он вдруг. - С другой стороны есть гора… Во-он она, на юге, сейчас видна лишь наполовину. До нее дня четыре пути. Через всю долину. За ней и начинается сам Бакрон…

- А это что же? – спросил некромант.

- Так, предгорья… Но я не о том! Так вот, с той стороны Эйслэн виден почти весь. И красота еще та.

Он мечтательно вздохнул и, встав, продолжил спуск. Некромант немедленно последовал за ним. Уже спускались сумерки, когда путники достигли, наконец, неприметной на вид времянки проводника. Сбитая из цельных бревен, заткнутых корой и дерном с односкатной, прижатой с одной стороны скале, с другой – могучей сосне, времянка словно слилась с окружением. И если бы не знать, что она здесь есть, можно было бы пройти мимо и не заметить. На то, верно, строившие ее люди и рассчитывали.

Наскоро разведя огонь в каменке, и поужинав, путники как были одеты, повалились на некое подобие кровати, устланное шкурами разных зверей. Вскоре сон сморил обоих и уставшие, но сытые и довольные они уснули.

 

1

 

Засыпая на ходу, Адор по примеру спутников съехал с тропы. Так долго скакать верхом, как впрочем, просто находится не на земле, а на лошади он просто не привык. Все же та спешность, с которой происходили события, требовал и спешность перемещений. А это в свою очередь заставляло пользоваться тем единственным ускорителем, который был доступен. Правда, в Доме Драконов, говорят, пользовались и иным транспортом. Но то в Доме Драконов, а здесь – только верный конь.

Когда они выехали из Рихона, хмурое дождливое утро смывало страшные следы недавнего прошлого. От края до края горизонта плыла сплошная бледно-серая пелена. И это удручало. Только на подъезде к парихинтанской развилке восточный край небосвода как-то неестественно подернулся переливающейся синевой, словно небу вспороли брюхо, и его внутренность вытекала на темные закатные горы. Впрочем, до сумерек оставалось еще далеко. Часом раньше они миновали знакомый риметский мост, где к всадникам присоединились троица из Парихинтана.

Не останавливаясь, кавалькада из тридцати двух всадников и одной крытой повозки с запряженной в нее шестеркой гнедых, свернула налево, оставляя за собой багровый тревожный запад. Странно было видеть восток вечером таким светлым, словно горизонт только что отмыли. Синева небосвода напоминала о том, что твориться сейчас, судя по сведениям за Бакроном. И от того всадники все больше подгоняли лошадей. Их не стоило жалеть! Ведь главная сцена пройдет без их участия. Но люди, они нужны для этой сцены. Люди играют в ней главную роль. Вот, правда, не все доживут до ее конца. А потому всадники и впрямь не жалели коней, словно чувствовали, что бы с животными сейчас не было, они, всадники, а не их кони будут погибать один за другим в страшной свалке. Наверное, это чувствовали и кони, а потому безропотно сносили болезненные уколы и понукания, так словно всадники и впрямь торопили свою смерть. Ах, если бы сами всадники знали, как они в этот миг близки к истине!

Возможно, тогда они остановились бы на минуту и простились. Да, простились со всем, что им было так дорого на этой земле, в этом мире… Но нет, их звала сила, гораздо более страшная, чем смерть. Ведь нет по-существу ужасней силы, чем долг. Если, конечно, само понятие долга насущно для человека. Тогда не разлука разжимает объятья влюбленных, и не война отбирает у матери сына... Короткое, но емкое слово долг – вот и все, ради чего человек бросается на мечи врага и ради чего свершает самые странные и порой страшные свои поступки. Но как от смерти нет спасенья, так и от долга нет проклятий. Потому то людей страшит не сама смерть, а долг перед ней.

В ночь кавалькада ворвалась, как в те скалы, что стояли сторожами предгорий. Тудрусское нагорье сухо поприветствовало конников своими гулкими голосами и, пропустив, погрузило в лабиринт скал и отрогов. Здесь всадники немного поостыли. К полуночи решено было перевести дух у ближайшего ручья.

- От Тудрусского тракта мы свернем и поедем с Адором до старого Эйвинского кладбища. А ты, Кверинт, сразу скачи в Тудрус, - приказал командор.

- А повозку?

- Оставим ее на развилке, Глехар позаботится о девушке, а когда мы вернемся, отправимся вместе с ними. Если, конечно, вернемся, - мрачновато добавил он.

- Хорошо, - кивнул сотник, пытаясь не заметить тяжелого сгустка в слова Фрацуэра. – Надо бы плотно поесть. Да часа два передохнуть.

- Четыре часа! - уточнил подошедший Адор. Он разминал ноги после непривычной езды. - Все равно до зари по такому крошеву мы далеко не уйдем. А с рассветом станет видней, и повозка пойдет легче.

- Возможно, - согласился Фрацуэр. – Тогда мы с тобой все равно выйдем раньше. Что бы уже утром вернуться к тракту.

Он хотел добавить, «если получится», но осекся.

- Вот это – другое дело! – кивнул Кверинт, пытаясь развязать узел недосказанного. – Ре Флейвин должен подвести ополчение через неделю, но с такой погодой, думаю, провозиться и все десять дней. И может быть будет поздно. Так что, чем быстрее в Тудрусе будут хоть какие то войска, тем сложнее будет орде.

- В общем, надо тянуть время, - вздохнув, заключил проводник. И добавил. – Которого у нас нет.

Сгусток вновь образовался меж ними. И посмотрев друг на друга, они, словно сообщники, виновато опустили глаза. Комок порвал лишь подошедший к ним Глехар.

- Все готово, - сообщил он…

Ближе к утру, они собрали лагерь и двинулись вдоль речки к тракту. Когда первые лучи солнца пробились сквозь башни нагорья и начали свой обычный спуск в расщелины, Адор и Фрацуэр надолго опередили основной отряд. К развилке вышли, когда солнце едва показалось над скалами. Они свернули на приметную петляющую тропу, ведущую вдоль ручья. Там, в горах некогда стояло большое селение. Однако непонятный мор выкосил всех его жителей. И лишь старое кладбище, убираемое раз в год, по обычаю, напоминало об этом.

Пятнадцать лет назад на старом кладбище появилось новое захоронение. Адор знал, кто в нем покоится, а точнее что. И сейчас от этого зависело всё. Шуглук явно пытался добраться до кладбища. Он и некромант хотели проникнуть в лагерь для того, что бы найти Адора, единственного, который знал, где похоронен некромант Игемайт. Но только Адор знал, что в той могиле никогда не лежал покойник. Существо, что там лежало, могло ожить в любую минуту.

- Ты полагаешь, Шуглук может быть где-то здесь? – спросил Адор, когда они вынужденные спешиться, побрели вдоль небольшого ущелья.

- Конечно! – утвердительно кивнул ребран. – В чем в чем, а в отсутствии упрямства степняков не укоришь. К тому же из всего, что ты мне рассказал, я делаю вывод, что Шуглук – живак. Но какой-то странный живак…

- Почему странный? - Адор едва не споткнулся. Кучка камней образовала небольшой камнепад, когда, дребезжа, понеслась вниз.

- Так почему странный? – повторил вопрос Адор, когда они пересекли опасную балку.

- Потому, мой друг, что любой другой живак без поводыря, коим, полагаю, должен быть тот дэтьертир, что ты словил, превращается постепенно в мертвака, – он сделал многозначительную паузу. – А наш живак не только не превращается в мертвака, но напротив, как то уж очень скоро восстанавливает свои силы, и что самое главное, пробует нападать на охотничьи разъезды. Заметь, за ним эти разъезды как раз и охотятся!

- Что же, он предупреждает, что бы они оставили затею? – усмехнулся Адор.

- Думаю, да, - без тени усмешки ответил командор. – И еще я думаю, что это именно потому, что наш степняк обладает какими то уж очень странными свойствами. Или начинает обладать.

- Ну, уж если тебе про то неведомо… - начал было Адор, но Фрацуэр его перебил.

- Нет! Мне нет. Хотя именно ты то уже и видел подобное. В отличие от меня! – заявил он. – Вспомни хорошенечко. Очень, очень хорошо.

Командор остановился. Они как раз вышли с узкой тропы, и вдали показались развалины того самого селенья. Фрацуэр оглянулся:

- Вот оно – последствие первого опыта этих гадов, - указал он на чернеющие остовы. – Здесь в предгорьях, подальше от Тудруса они в свое время хорошо поживились.

Солнце уже плыло к зениту, когда проводник и командор спустились в низину. Здесь они могли двигаться верхом.

- Здесь и впрямь все отравлено?! – спросил Фрацуэр, когда они приблизились к небольшому, заросшему какими-то корявыми камышами мутному ручейку.

- Да, Игемайт говорил, что здесь еще долгие годы будет витать дух мора. Воду в ручье пить нельзя, ягоды и грибы собирать тоже. Я не увидел здесь привычной живности, от каньона до расселины.

- Да, - согласился ребран, - здесь и впрямь как-то шибко тихо. Кроме нас здесь никого нет… Кстати, а как вы изготовили крипту?

- Она уже была там.

- И именно из розового мрамора?

- Да.

- Немыслимо! Как же он все так точно заранее продумал, твой Игемайт, - усмехнулся командор. – Он и впрямь возжелал обмануть судьбу!

Путники приблизились к первым развалинам. Все дерево словно изъелось какими то червями. Камни наоборот, стояли, и могли бы, кажется, еще простоять много времени, словно их это самое время ничуть не пугало. Путники свернули на пригорок по еле угадываемой тропе. Пройдя этой тропой, они наткнулись на скалу.

- Кладбище за скалой. Ее так и называют – Кладбищенская, - сообщил Адро.

- Знаешь, это странно, но вот мне все же не дает покоя одна мысль. Ну, как, как, твой Игемайт приволок сюда эту розовую плиту северного мрамора? – озадаченно спросил Фрацуэр, следуя за Адором.

- А это важно?

- Да! Это вполне может быть важно, учитывая некоторые обстоятельства, а так же их смену…

- Не понял? - Фрацуэр как всегда пустился в туманные размышления вслух, и Адора, если честно, это немного выводило из себя.

- Да, ладно, - сказал вдруг тот, своим обычным жестким голосом, который, Фрацуэр, по чести сказать, принимал гораздо радостней, чем предыдущие непонятки. - Надо поспешить! Но обстоятельно при том все проверить.

Они вывели коней на косогор, откуда вниз, в лощину спускались неестественно ровные ряды надгробий. Когда Фрацуэр вышел из-за тени скалы, Адор ушел далеко вперед. Легкий ветерок заставил командора снова чуть приотстать. Смутная тревога в его сердце смешалась со странно теплотой, словно произойти должно было непременно, что-то хорошее. И одновременно тревожное. Он почти выкрикнул товарищу:

- Адор! Погоди, друг мой! Не спеши! Пока день, они вряд ли захотят с тобой общаться.

- Я хочу найти ту могилу, - ответил проводник, голос уже слышался на приличном расстоянии, - и как можно быстрей.

Все же Адор остановился, подождал командора. Когда тот приблизился, и слез с коня, он сделал тоже.

- Сейчас здесь все так заросло, но я запомнил одну верную примету, - сказал он, продолжая. – Там были камни. Рядом могила, выложенная камнем. Я еще позаимствовал один, и положил на нашу могилу. Ну, как бы знак…

- Понятно. А в какой стороне? – спросил командор, оглядывая кладбище. Кладки черных камней были разбросаны повсюду, здесь они казались лежащими как попало, но Фрацуэр, видевший их сверху знал, что это не так.

- В том то и дело, что не запомнил, - перебил его наблюдения, подошедший Адор. - Ну, то есть, в общем, я помню, что надо под гору идти. Но вот в какой стороне?..

- Смотри-ка? А здесь довольно выложенных камнем могил. Вон довольно свежая имеется! Наверное, – Фрацуэр поднял правую руку, Адор проследил за его движением. Могила на небольшом взгорке и впрямь выглядела свежей.

- Да уж! – он развел руки. Мол, чего только не бывает.

- Но ты прав, искать надо! – командор кивнул и пошел вправо. – И при том быстро. Кто знает, может к ночи они, и вправду попытаются разрыть могилу… Кстати, ты ничего не чувствуешь?

Он остановился, и пристально посмотрел на Адора. Легкий ветерок, колыхнув ветки яблони, словно застыл перед ним, образуя странную прозрачность.

- Что именно? – недоуменно переспросил Адор.

- Ну, вроде как мы здесь не одни, - продолжил Фрацуэр.

«Ну, вот опять загадки» - недовольно подумал проводник и спросил вслух:

- То есть?

- Ну, ты действительно ничего не чувствуешь? – вкрадчиво переспросил командор.

- Пока нет… - Адора начали уже раздражать эти загадки. - А что я должен чувствовать?!

- Понимаешь ли, в чем дело, мой друг. Ты находишься на кладбище. А кладбище, самим своим существованием обязано быть местом общения тех, кто перед дверью, и за ней, - закивал командор.

- Мертвых и живых? – недоуменно пожал плечами Адор.

- Да, - вновь кивнул командор. – Кстати, это не та могила?

Он указал на небольшую каменную насыпь, поросшую мхом и травой.

- Нет!.. – Адор даже не посмотрел в указанную сторону. – Так что на счет места общения. Ты думаешь, Риворнэ?

- Полагаю, да. Только она не за дверью и не перед ней. Она сейчас стоит в самой двери. Странно, что ты не чувствуешь ее присутствия.

- Она слышит нас? – Адор попытался, что-либо ощутить, но ничего не выходило. Тогда он посмотрел на герлетьера.

- Может быть.

Тот смотрел в одну точку, проследив его взгляд, проводник заметил легкое колебание, словно ветерок заплутал в ветвях дерева. Но, приглянувшись поближе, Адор заметил, что ветерок дует не в деревьях, а в некотором расстоянии от них. Несмотря на природное самообладание, сейчас проводнику стало по-настоящему страшно.

- Скорей всего должна слышать, - продолжил меж тем Фрацуэр, не обращая на Адора никакого внимания. - Ведь если мы сделали все правильно, кольцо живых в двери и за ней приобретает особые свойства. В том числе и свойство слышать голоса живых. А может даже и тех, кто находится с ней рядом.

- Мертвых?

- Нет! Те, кто находятся с ней рядом нельзя назвать мертвыми, - возразил Фрацуэр. - Они скорее живы. Ведь этот мир гораздо ближе к двери, где они стоят, чем какие-то другие миры… Впрочем, все это так, отвлеченные умозаключения.

- Сам-то хоть понял, что сказал? – что бы хоть как-то приободриться, проводник попытался пошутить. Но командору видать было не до шуток.

- Увы, да… И знаешь, кажется я нашел нашу могилу! – ответил командор, и уверенно подошел к яблоне. Верее к тому месту, где Адор заметил ветерок. Адор посмотрела вниз. Одинокая каменная плитка, более похожая на просто плоский камень, чуть торчала из-под земли.

Командор присел на корточки и посмотрел куда-то вверх, но получилось так, что он устремляет взгляд прямо на то, что находится между ним и ветками. У Адора сложилось впечатление, что герлетьер что-то видит. Затем тихо сказал, как будто обращаясь именно к кому-то другому, не к Адору:

- Если ты и вправду подаешь мне знак, девочка, и слышишь меня, скажу одно – ни в коем случае не разговаривай с тем, кто назовет себя перевозчиком.

И опустил глаза, очищая от слипшейся листвы идеально ровную поверхность мрамора.

 

2

 

- Итак! Вот оно! – радостно воскликнул он. – Помоги мне.

Адор очнулся как от наваждения. Он подошел к могиле и вместе с Фрацуэром попытался отодвинуть холодный скользкий мрамор. С первой попытки ничего не вышло. Тогда Адор отстегнул ножны и принялся подкапывать плиту с краем. Командор сделала то же самое. Вскоре, они вырыли достаточно глубокую траншею и вновь попытались сдвинуть камень. На сей раз, плита чуть поддалась, приоткрывая узкую темную щелку. Адор поднажал, но что-то все равно мешал продвинуться дальше.

- Нет! – возразил командор. – Так мы не продвинемся ни на пядь. Ее что-то сдерживает внутри. Это очевидно.

- Что ты предлагаешь? – фыркнул проводник.

- Пока не знаю. Но думаю, что дело и не в магии, иначе бы мы вообще не окрыли ее… Знаешь что?! Ну-ка, вспомни, когда вы пришли сюда в тот раз, могила ведь была готова?

- Ну да. Она была готова. Очень аккуратно вырыта, обложена камнем. Все по обычаю.

- Вот-вот по обычаю. А домовина? Она уже лежала в могиле? Или вы ее принесли?

Адор задумался. События пятнадцатилетней давности, хотя и четко запечатлелись в его памяти, все же, как выяснилось, представляли собой мешанину из поступков, впечатлений и раздумий. Вот ведь казалось, так просто запомнить эту самую яблоню. Тогда еще молодую, но сейчас то уже большую, ветвистую. Или то, что захоронений-каменок было много, а та, что нужна, стояла на взгорке. И теперь, ведь он сам закрывал эту самую плиту. Надо что-то на этот счет вспомнить. Ведь некромант что-то сказал.

Скорее сам того, не замечая, Адор тихо произнес:

- Он нидх олемемикс, то нидх одимемэт.

- Что-что?! Что ты сказал? – переспросил Фрацуэр.

- Я просто вспомнил… ну-ка, здесь была надпись. Надо ее прочесть! – они освободили поверхность от последних листьев и слизи.

- Древний язык иногда довольно сложен, - заметил командор. – Так, дата, «Я, Игемайт, из Серой речки, здесь положен в могилу. Не тревожьте мой покой без моего разрешения…» Ого! Что-то новенькое. Впервые покойник просит не тревожить эми тал не вообще, а без его разрешения!

Фрацуэр усмехнулся.

- А дальше! – Адору не терпелось подтвердить свою догадку.

- Так, дальше. А, вот! «Разрешения. Когда те пять, что пред дверью и те пять что у двери и тот, что за дверью начнут свой…» так, здесь не понятно! Поход, гуляние,… Что-то среднее между гулянием и походом…

- Шествие! Шествие в честь дня Ниса.

- Что ж, похоже на то, - согласился Фрацуэр. – Итак! «начнут свое шествие, кто закрыл тот и откроет».

- Да, правильно, «он нидх олемемикс, то нидх одимемэт» - закивал Адор. – Ну-ка, отойди!

Фрацуэр повиновался. Адор подошел с другого края и вставил плиту, как она и была, затем присел на корточки перед ней и начал двигать вперед. Плита отходила с немыслимой легкостью до тех пор, пока под собственной тяжестью не встала на попа.

Домовина внутри имела вид обветшалой сбитой коробки. Доски уже сгнили. И труп, если он был, тоже должен был сгнить, оставив скелет. Однако ничего, что напоминало бы скелет, в крипте и в помине не угляделось. Среди разложившихся бревен нашла свой приют лишь свернувшаяся в клубок змейка, готовая немедленно прыгнуть на тех, кто потревожил ее покой. Адор отшатнулся. В детстве он немало свернул головы таким вот гадючкам. Но здесь ему этого делать, отчего то не захотелось. Гадюка была красивой, серые кольца и темно-серый узор на них образовывали нечто вроде мишени.

«Если ты кого сегодня и ужалишь, то это будем точно не мы» - подумалось Адору. Вслух же он сказал, обернувшись к командору:

- Здесь ничего нет.

- Нет, есть, - возразил тот. – Просто, у того, что там есть – имеется надежный страж. Ты ничего не почувствовал?

- Опять какие-то духи?

- На сей раз все проще. Эта гадюка, она не зря здесь сидит. И ждала только того, что мы откроем крипту. Но вот спуститься туда сейчас вряд ли сможем. Я даже более чем уверен, что гадюка там не одна… Точно! Смотри! – он указал на край могилы. Оттуда выползала еще одна гадюка. – Нужно закрыть крипту. Кажется, я знаю, что нужно желать, и для кого предназначен весь этот яд.

- В каком смысле? – не понял Адор.

- Древний ритуал бескровного жертвоприношения. Вот что это! А могила – это жертвенник. Так наши северные предки упокаивали живаков. Ведь мертвенность еще над ними не властна. А яд – хорошее средство, что бы умертвить сразу и наверняка.

- Шуглук?

- Да! Как я уже говорил, он не простой живак. Они превратили Шуглука в крылатого демона. А эта могила предназначена для него, что бы он…

- Что?

- Нет! – Фрацуэра осенило. – Конечно! Все проще, и понятней. Ведь ты сам признался, что в той комнате был именно Шуглук. А это значит, что он работает не на них… Вернее лишь на одного из них. Игемайт с самого начала это задумал… Нет! Он и вправду решил избавиться от проклятья! А нас, хотим мы того или нет, он определил в помощники.

Командор огляделся и вытащил двуручный меч.

- Но вот какова цена сделки?! Полагаю, тебе нет смысла скрывать, что я затребую дорого? Или твой слуга скажет нам о ней?! – спросил он так, словно разговаривал с некромантом.

Последняя фраза повисла в воздухе. Шевеление груды камней на взгорке заставило обоих устремить взоры туда. Груда и впрямь шевелилась, принимая очертания больше похожие на огромную каменную птицу.

- О-о! да это не некромантия, это – высшая магия Латан-ле-Мера – древнего города магов и чародеев, если я что-либо правильно понял! - воскликнул командор, отодвигая проводника. – Осторожно, Адор, у него есть лишь одно мгновение на слово, прежде чем произойдет превращение. Здесь только мой меч и справится.

- Это – Шуглук?

- Нет! Это каменный ужас – гонкоцэ. Магическое создание, хранящее покой башен и склепов от неупокоенный и живых.

Каменная птица, или нечто на нее похожее в этот миг закончила превращение и посмотрела темными глазами, горящими синеватым пламенем на людей.

- Но почему она не восстала раньше?!

- Не знаю! Могу предположить, ее смутило присутствие Риворнэ. А может быть, чье то другое. В любом случае, сейчас она представляет угрозу именно для нас! А теперь отойди.

Гонкоцэ меж тем, не издавая ни звука, стала медленно и неуклюже передвигаться. Дико заржавшие до этого кони теперь шарахнулись в разные стороны, едва не сшибив ездоков. Если бы не прочные удила, закрепленные в ветвях яблони, они бы дали, стрекоча, переломав в низине ноги. Только лязг кожи гонкоцэ о поверхность других камней и надгробий и треск самих сложенных как пластины членов ее тела, да безумное ржание коней нарушали привычную уже тишину. Чудовище выставило вперед каменные когти-крылья с явным намерением вонзиться в командора, но тот выставил вперед меч.

- Не подходи ко мне, порождение магии! – воскликнул он. – Не я тебя разбудил, ищи свою цель в другом месте!

Странно, но казалось, гонкоцэ его поняла. Чудовище остановилось. Вспыхнувшие было ярким пламенем глазницы, вновь стали синими. Словно прислушиваясь к чему-то, гонкоцэ повернула по сторонам свою уродливую голову.

- Я пришел, что бы исполнить обряд до конца, - вдруг вышел вперед Адор и, указав на Фрацуэра, добавил. – Он со мной.

Гонкоцэ тяжело шагая, подошла к проводнику и как будто в попытке вспомнить, обошла Адора. Фрацуэр предупредительно отступил.

- Ты прав, его создали не для нас! – промолвил, вздохнув, проводник, когда чудовище, обойдя его и, видимо потеряв к ним всякий интерес, проворно доковыляло до взгорка и, расправив громадные крылья, устремилось вверх.

- Если это так, то не одни мы добрались до селения, - кивнул командор. – Смотри! Она полетела за скалу. Значит, они уже на той стороне.

- Как думаешь, на сколько она их остановит?

- Ну, если все упокоенные здесь, а за скалой их с десяток, думаю, надолго. Ей главное не пустить некромантов на такое расстояние от кладбища, что бы они не смогли разбудить упокоенных. Но, полагаю, у нас появилась другая забота.

- Какая?

- По коням! – приказал Фрацуэр, не ответив.

Они вскочили на коней и, перепрыгивая через надгробья, устремились вслед за гонкоцэ. Выехав на пригорок, Адор первым углядел небольшой отряд, двигавшийся вдоль развалин по некогда мощеной улице. Фрацуэр ошибся ровно на половину. Человек в отряде было двадцать. И, похоже, они еще не видели опасности, надвигавшейся сверху. Этим то командор, выехавший следом, и быстро оценивший обстановку, и решил воспользоваться.

- Эй, проклятые дэтьертиры и их прихвостни! Убирайтесь восвояси, иначе на своей шкуре почувствуете гнев Аргелета! – он воздел руки, сжимающие меч к небу.

Передние, заметив всадников, отпрянули. Но тот, что шел за ними грозно рыкнул. И степняки, обнажив ятаганы, поползли на холм. И, едва выбравшись из-за кустов, стали легкой добычей гонкоцэ. Чудовище, видимо, оценило дружеский жест герлетьера и камнем ринулось на ближайшего степняка. Тот даже не заметил смерть, что пронеслась над ним. Хруст его костей был слышен даже здесь, на взгорке.

- Э-ге-ге! – воскликнул командор и направил коня прямо на следующего степняка. Тот попытался отскочить, но стрела Адора не дала ему сделать не шагу. Раненый в правую грудь, он охнул, и тотчас простившаяся с телом голова отскочила под ноги к третьему, шедшему за ним. Четвертый стоял немного в стороне, слева. Фрацуэр пригнулся, когда каменные крюки, едва не полоснув его по спине, пронеслись мимо. В следующий миг раздался знакомый хруст. Этой задержки оказалось достаточно, что бы третий юркнул в кусты, но вот следующий явно не собирался так просто сдаваться. С диким криком он прыгнул на круп коня, но не долетел. Тяжелая стрела Адра пробила точно и вонзилась в горло. Струя крови обрызгала попону фрацуэрова рысака, который отшвырнул дрожащее в судорогах тело.

Меж тем поняв, что просто так их перебьют, степняки сгрудились в кучку, прикрывая спинами и щитами дэтьертира, который уже начал волшбу. Фрацуэр тоже приготовился, но прежде он попытался добраться до Адора. Однако опомнившиеся степняки выстрелил по нему. Две стрелы попали командору в спину, одна застряла в хвосте его коня. Фрацуэр все же добрался до скалы и пока Адор вытаскивал стрелы, он вложил в ножны меч и достал ритуальный посох. Одна из стрел вдавилась в кольчугу, но не достигла кожи. Другая вошла в лопатку и Адор, просто не до конца надломил ее. Когда над ними пронеслась тень, оба вскинули голову. Чудовище подобрало кого-то и несло прямо на скалы. Человек с диким криком упал и брякнулся почти рядом с Адором. Тот посмотрел вниз на кувыркающиеся останки.

И увидел четыре пошатывающиеся фигуры, направляющиеся к нему.

- Теперь твоя задача, во что бы то ни стало остановить дэтьеров! - прокричал Фрацуэр. - Ни один не должен добраться до скалы! Слышишь?!

- Да! – кивнул Адор и спешился. Положив лук в тул, он достал из ножен меч и секиру и так, вращая оружие для навыка, начал спуск. Командор меж тем, громко произнося заклинания на древнем языке, выставил вперед посох, который заискрился у него в руках, причиняя боль. Командор скривился, но продолжал заклинание. Молнии отошли от серебряного набалдашника герлетьера и, оставляя в подарок ожоги, устремились вниз.

Фрацуэр как можно выше поднял посох и вновь закричал заклинание. Молнии сбились в пучок, и тогда он направил посох в сторону ощетинившегося строя. Адор лишь услышал, как некромант, стоявший посреди, прокричал, что-то в ответ, и серая дымка скрыла его от молнии в тот миг, когда она угодила прямо в центр образованного степняками круга. В следующий миг орущие факелы уже разбегались и разлетались в разные стороны, толкая, и отшвыривая друг друга. Только двум из них удалось сбить пламя и скрыться в развалинах.

В то же время Адор кромсал мертвяков на части. Правда, увидев вспышку, он замешкался. В тот же миг чьи-то зубы вцепились ему в лодыжку.

- Ну, уж нет! - фыркнул он. - Теперь то я просто так не дамся.

Мертвак с адоровой стрелой в горле лишился ударом секиры головы, а затем Адор кромсанул ему обе руки. Безголовый мертвак прыгнул проводнику на спину, пытаясь вонзить пальцы в нагрудник. Пока Адор возился с тем, что бы скинуть его на землю, другой вплотную подошел к проводнику и ударил круглым щитом в грудь. Адор повалился на мертвака и в падении умудрился скинуть с себя его захват.

Тот, что его толкнул, отшвырнул щит и попытался накинуться на проводника сверху. Но Адор перекувыркнулся и отскочил от упавшего на товарища мертвака. В пылу сражения он проглядел четвертого, и пока те двое неуклюже барахтались, пытаясь расцепиться, огляделся по сторонам.

Четвертый, двигаясь по земле всем телом, быстро приближался к скале, оказавшись посредине между Адором и Фрацуэром. Командор сник. Заклинание явно стоило ему немало сил, но, скорее всего, приложил свою руку и скрывающийся в развалинах некромант.

Тень чудовища вновь пронеслась над холмом и оземь рухнула очередная его жертва. Она кубарем скатилась вниз прямо под ноги Адора. В последнем рывке тот швырнул меч, угодивший в спину ползущего мертвака и пригвоздивший его к земле. Адор снова упал. На него как по команде набросились вставшие мертвяки. Катаясь по земле, он уворачивался от их ударов, но попытки встать, долго не представлялось.

Все же через некоторое время проводник сделал рывок, увенчавшийся успехом, при этом ему удалось подсечь ноги, остававшегося с головой мертвяка, и тот рухнул прямо под ноги безголовому. Адор вновь тревожно посмотрел наверх. Скорчившись, омертвевшее тело разрезало само себя. Когда ему это удалось, мертвяк продолжил ползти. В отчаянье Адор приготовился метнуть топор. Но Фрацуэр, пришедший в себя направил коня прямо на мертвака. Жеребец, гарцуя от страха и понукания хозяина одновременно, буквально втоптал мертвятину в холм.

Тогда Адор повернулся. Но прежде, чем сделать шаг, проводник обернулся вновь. С каменистой стороны на холм уже победно взбирался последний степняк. Время остановилось. Ни Адор, ни Фрацуэр не успевали. Тот забрался наверх и победно взмахнул обеими руками, призывая некроманта совершить ритуал. Нот в следующий миг он, рыча, упал бессильно на землю. Гигантское чудовище уносило к утесу безвольно сникшее тело его господина. Еще мгновение и то, что было раньше некромантом, шмякнулось, как и предыдущие, о скалу и покатилось вниз, под ноги Адора.

 

3

 

Первым рядом с бьющимся в судорогах степняком оказался Фрацуэр. Тот тоскливо посмотрел на командора и обнажил ятаган.

- Даже не думай, - герлетьер поднял перед собой посох. Тогда противник криво усмехнулся, обнажая ряд золотых зубов, и направил конец ятагана себе на грудь. Однако в следующую минуту его пальцы задрожали и разжались сами собой, роняя ятаган наземь. Изумленно уставившись на происшедшее, степняк не заметил следующего удара командора. Фрацуэр просто оглушил беднягу серебряным набалдашником, да так, что тот отскочил и ударился спиной о камни. Голова безвольно повисла.

Через некоторое время подоспел изрядно утомившийся Адор. Увидев, как командор обезвредил степняка, он продолжил рубить тела живаков, лишившихся кукловода, и теперь бесцельно барахтающихся в собственных омертвевших останках. Затем он в который раз поднялся в гору, извлек свой меч из земли, вытер его, и, достигнув коня, вложил, как и секиру в ножны. Достал с другого бока веревку и, взяв коня под уздцы, усталой походкой подошел к Фрацуэру.

Степняк не подавал признаков жизни.

- Надо быстро, пока не очухался, спустить его вниз, к развалинам, - сообщил тот, услышав приближение шагов Адора, он не свел глаз со степняка. - Иначе наша каменная птичка продолжит свою охоту.

- Хорошо, - кивнул Адор и принялся связывать противника, прежде обыскав его и обезоружив. Затем он взвалил ватное тело на плечо и свалил его на коня. Фрацуэр огляделся по сторонам. Тишина угнетала, хотя и стала уже вполне привычной. Он не стал взбираться на коня, а пошел вслед за проводником. Когда они, миновав кустарник, оказались на месте, где только что стояли степняки во главе с некромантом, командор рассмотрел образовавшуюся черную, копотную воронку.

- Надо же! Я впервые применяю этот трюк в горах. Здесь он имеет совсем другой вид, - сказал он, вставши. И, отвечая на немой вопрос Адора, добавил. – Размер получается меньше, но удар кучнее, что ли. Если бы не волшба дэтьертира, тут вообще бы никого не было б.

Он вновь огляделся.

- Кто бы ни был здесь, когда очистили деревню от трупов ее бывших жителей, я сегодня их сердечно благодарю, - сказал он после осмотра.

- Почему? – спросил Адор, хотя и сам знал ответ.

- Живаков могло быть и больше. На это, видать, они и рассчитывали, - ответил он устало.

- Я тоже так подумал, - закивал Адор. – А еще я подумал о том, что они пришли вовсе не из-за нас.

- У меня была такая мысль, - согласился Фрацуэр. – Если бы они рассчитывали на нас, не стали бы себя обнаруживать так глупо. Они ищут Шуглука. А о могиле знают лишь то, что она есть. Вот почему им нужен Шуглук. Он должен был вывести дэтьертира на хозяина, а тот, потом бы просто его обезвредил. А может, даже и подчинил бы себе.

- Тогда почему они прибыли раньше Шуглука?

- Нет, - командор вновь оглянулся. А потом посмотрел наверх. Гонкоцэ по-прежнему летала над ними черной тенью. Острая боль вдруг пронзила командора. Он и забыл о стреле в лопатке. Фрацуэр дернулся.

- Не шевелись! - крикнул Адор и подскочил к нему.

- Нет, Адор, не время, - ответил он, распрямившись и превозмогая боль. - Нам надо допросить степняка и постоянно держать ухо востро. Гонкоцэ не зря кружит. Она чувствует не только этого узкоглазого, но и Шуглука. И Шуглука она чувствует гораздо отчетливей, чем этого. Ведь наш дружок жив, а тот – уже не совсем Шуглук. Он – порождение древнего ритуала проклятия – датлер. А магию наш гонкоцэ чувствует гораздо четче, чем просто жизнь. Так что Шуглук-датлер где то рядом. Хотя, судя по полету нашей птички, он рыщет где-то к югу от нас.

- Думаешь, прячется от своих приятелей?

- Возможно. Он чувствует присутствие чужих здесь, - командор посмотрел на Адора. - Как ни будь я расскажу тебе об одном моем путешествии на юг… Ты зря изрубил всех мертваков. Вскоре он почувствует только живых и поймет, что дэтьертир мертв. И тогда он придет сюда. И еще не понятно, как поведет себя эта птичка над нами. Может быть, она того и ждет, что бы Шуглук пришел. Ведь у них один хозяин. Будь он и вправду тальтом, я не хотел бы с ним встретиться в магическом поединке.

- Но ведь дэтьертиры, вроде тоже тальты.

- Если бы это мне сказал не ты, я бы еще раз применил бы свою молнию! – улыбнулся командор. – Дэтьертиры изгнаны из сообщества магов особым заклятьем, которое действует и поныне. Тальт может в определенных обстоятельствах применять заговоры жизни и смерти. Но крайне редко. Иначе он будет объявлен дэтьертиром. Кстати, многие кроктальты объявлялись дэтьертирами. Так что и на мне постоянно висит подозрение. Защищает одно.

Он указал на пурпурный капюшон – знак Аргелета.

- Рыцари Аргелета вне подозрений! – усмехнулся Адор.

- Да, - подтвердил командор, - что бы успешно бороться с врагом, надо знать его способы борьбы едва ли не лучше, чем он сам.

- И ты создавал мертваков?

Командор кивнул:

- Один раз, на экзамене посвящения в рыцари. Для этого намеренно приводят отловленных дэтьертиров и их подручных. Для них нет страшнее наказания, чем самим стать теми, в кого они превращают людей. Так что нас это извиняет.

- Ты – опасный человек.

- Ты – тоже, иногда мне кажется, что ты – даже больше знаешь о магии дэтьертиров, чем я. Я бы не смог просто так рубить этих тварей. На большинство людей они действуют маняще. Сами жертвы, они и окружающих по большому счету водят в ступор. Это – их главное свойство. К тому же они внушают такой страх и отвращение, что иных вмиг покидает разум, и они становятся легкой добычей. На том экзамене я почувствовал это очень хорошо, а потом и увидел, как мой товарищ был съеден заживо собственным созданием.

- Съеден заживо?!

- Да, он блестяще справился с волшбой, но когда дэтьертир превратился в живака, и напал на него, тот в оцепенении даже и шелохнуться не смел и только страшно стонал, когда живак откусывал его плоть. Ему никто не помог, да, это так! Потому что перед испытанием его предупредили об этом, и тому, что он должен в таких случаях делать, нас всех учили много лет. Это испытание – еще и наказание, и кто не понимает всей серьезности своего выбора, тот жестоко за это расплачивается. Быть рыцарем Аргелета – тяжелый труд. И уж лучше так, чем на поле битвы, когда живаков – сотни.

- А как же там, в Рихоне?

- В Рихоне, мой друг, благодаря твоим усилиям мы были предупреждены. И применили заклятие бесстрашия на весь город. Это стоило временного опустошения доброй половины рихонских жриц, но оно того стоило… Но сейчас не в этом дело! Я видел, как ты уничтожаешь их, как учишь делать это других. Ты делаешь это так, что становишься страшнее, чем они сами. Люди потому и идут за тобой, Адор, что ты для них страшнее, чем все эти дэтьеры, вместе взятые. А такое могущество имеется только у самих теней. Вот почему я иногда посматриваю за тобой. Мне до конца непонятен твой рассказ о том, что произошло на перевале. Возможно, в каких-то своих целях Игемайт сообщил тебе часть своей силы. Но и без того, ты – сам по себе могущественный человек, Адор. Так что, думаю, мои опасения – всего лишь попытка разумом понять то, что чувствую.

- И что ты чувствуешь?

- Я чувствую, что, что бы ни произошло, ты не встанешь не путь, которым идут тени. Вот что я чувствую! А еще я чувствую, что мне никогда не придется обнажить свой меч, что бы снести тебе голову, приятель, - Фрацуэр улыбнулся.

- Тогда, кажется, пришло время позвать еще одного нашего друга?- улыбаясь в ответ, спросил Адор.

- Кажется, да.

 

4

 

Сумерки накинули свое темное покрывало на угрюмые скалы и мертвые низины сразу после того, как солнце скрылось за синей дымкой холмов и предгорий. Путники пригнали пасшихся коней и привязали их у скалы, затем залили костер, который разожгли для того, что бы подкрепиться. Попили горячего травяного чая и доели остатки еды, что добыли из седельных сумок.

- Завтра к вечеру пировать будем в Тудрусе! – весело уверил Фрацуэр, опуская в рот кусок дичи, настрелянной Адором еще утром до того, как они прибыли сюда. – Тук фто феф фсе!

Он запил съеденное чаем и откинулся на скалу. Темень еще не скрыла горизонт, и с той и с другой стороны привычный вид уходил в небытие постепенно.

- Когда все закончиться, я, пожалуй, навещу родовое гнездо. Мой род обитает на самом севере, в Пещерных фьордах. Там всем заправляет старший брат, Кубрант. Тот еще малый! – командор усмехнулся. – По правде, это он хотел стать рыцарем Аргелета… У-у-у, сколько он книг о походах герлетьеров прочел?!.. Он знал наизусть все сражения, что те вели против темных императоров. Как и наизусть знал имена всех рыцарей нашего рода. Да!

Я с детства был воспитан, как следующий владетель Пещерных фьордов. Но когда Кубранту исполнилось тринадцать лет, его сбросила лошадь на охоте, и он навсегда стал хромым.

- Печально! – заметил Адор и закашлял оттого, что крошка попала в горло.

- Да уж, - усмехнулся Фрацуэр, - ты бы видел ту муштру, которой он меня подверг в последующие два года, и следил, что бы я ненароком, что ни будь, себе повредил. И потом все выпытывал, да испытывал… Редкие дни, проводимые мною в доме на праздники, были для меня сущими пытками. Я тренировался в два раза больше, чем в школе пажей!

- А я – единственный сын! – заявил Адор, откашлявшись окончательно. – Отец рано умер, но перед смертью, как, чувствуя, повел меня через наше родовое имение…

- То есть?

- Ну, у каждой семьи проводников имеется один перевал, который они считают своим. Большинство семей вынуждено делить перевалы, ведь первых больше, чем последних, улыбнулся он. - А наша семья имеет в собственности перевал, путь через который знаем только мы. И если наш род пресечется, уже никто не найдет Рус-ди-Лиспирис.

- Так таки не найдет? – недоверчиво спросил Фрацуэр.

- Пытались, - пожал плечами Адор. – Даже те, кого предки туда водили. До тех пор, пока вконец окоченевший труп мой дед не нашел в горах. Тот бедолага замерз, не дойдя двухсот шагов до прохода. Так-то. Ведь надо не только знать, где перевал находится, но и знать, когда можно через него пройти. Некоторые пыталась пройти и через обычные трудные перевалы без проводников. Но Бакрон чужаков не любит. Едва ли не половина таких караванов просто возвращалась, и, по уговору между родами, платила втрое… А потому что нечего отбивать кусок хлеба у честных людей.

- А зачем вообще нужны перевалы? Им что, Тудруса не хватает?!

- Ну, не все могут пройти через Тудрусские врата. Наместник просит очень большую пошлину, в немалой степени затем, что бы жили мы – проводники. Мы же еще исполняем на перевалах должность дозорных и собираем ополчение. Опять же платим налоги. Так что свое наместник получает сполна. Некоторые предпочитают не только подешевле, но и побыстрей. Особенно те, чьи товары нужно доставить к определенному сроку. Некоторые перевалы используются целый год, а некоторые – только летом. На тех, что используются год, нередки нападения ватажников. И проводники обычно исполняют роль охранников. Так, что целые кланы только тем и заняты, что бы перевезти караван. А из самого Тудруса идут в основном почтовые и большие поезда. Их способны оплатить только очень состоятельные люди.

Он замолчал, закрыв глаза.

- Ты прав, - согласился Фрацуэр. – Надо отдохнуть. Ночь будет такой же трудной, как и день.

Сумерки еще властвовали над большей частью обозримого пространства. Где-то на западе узко стелилась над предгорьем красно-багровая полоска заходящего солнца. Пурпурные облака стояли над ней огромными исполинами. А в небе уже появились первые звезды. Ночь обещала быть безоблачной. Только туман, сходивший с гор, делал небосвод чуть мутноватым. Адору стало зябко, и он плотнее укутался в плащ. Угли костра давно почернели. Глаза должны были привыкнуть к темноте.

- Он нападет перед рассветом, - догадался командор. – Надо дежурить. До полуночи часа полтора. Я усну сейчас, а в полночь ты сменишь меня. Затем я тебя разбужу, и мы будем просто ждать.

- Хорошо, - согласился проводник, не задавая лишних вопросов. Он встал и размял затекшие ноги. Затем подошел к коням и проверил подпруги. Сейчас надо было чем-то себя занять, и Адор извлек из сумки небольшую бутыль в руку величиной. Он, отчего то замерз, хотя вечер и не был слишком холодным. Напротив стояла середина лета, но Адора прошиб озноб. Нервно задергались и лошади. Он решил, что просто неудачно прижался к скале. Но та не успела остыть за день. Проводник не стал откупоривать бутылку, а положил ее обратно. Вместо бутылки он вынул меч и обернулся.

Шуглук, или то, что было Шуглуком, стояло перед ним, смотря прямо на проводника. Адор пересилил волну накатившегося на него невесть откуда страха и достал серповидный кинжал.

- Погоди! – прошипел Шуглук. – Еще намахаешься. Превращение не закончилось пока.

Его рот оскалился в ухмылке, зубы скривились в клыки, а передние резцы срослись с передними же зубами и удлинились вдвое. И без того сплющенный нос еще и съежился, раскрывая фыркающие ноздри. Глаза зияли темнотой, а усы словно ороговели. Шуглук стоял, ссутулившись, словно закутался в плащ.

- Не стоит будить своего товарища, если не хочешь, что бы он пострадал, - вновь прошипела тварь. – Сейчас ты медленно, что бы я видел, положишь свои побрякушки, а затем тихо пойдешь на кладбище. Я следом за тобой. Все понял?!

- Да, - Адор вложил меч в ножны, а серп за пазуху.

- Пошли, - проводник повиновался. Почти беззвучно он постарался пройти мимо командора, который уже глубоко спал. Тварь так же проплыла мимо Фрацуэра, стараясь не шуметь. Увидев, что она не попыталась даже посмотреть на спящего, будто он ее и не интересовал, Адор направился вниз. Тварь последовала за ним. Ни он, ни датлер уже не видели, как Фрацуэр тихо встал и, подойдя к, будто окаменевшим от страха коням, успокоил их и достал из ножен двуручник. Затем так же тихо направился следом за теми двумя.

Все это время оба молчали, но когда Адор вплотную подошел к заветной плите, датлер остановил его:

- Стой! Не так быстро. Спешить пока некуда. В полночь все будет кончено. Повернись.

Адор повернулся. Ничего человеческого в этом порождении ужаса уже не было. Крылатый датлер казался даже более омерзительным, чем гонкоцэ. Та хотя бы отдаленно походила на изваяние. А этот смрадно дышал и кривил оскал, повременно слизывая тонким коричневым языком слюну, гнойными ошметками стекавшую с клыков.

- Что, не нравлюсь?! – вновь оскалился датлер. – Поверь, ты не лучше. Все вы – дрянная порода. Жители Долины. Я горжусь тем, кем был – багатуром. Великим воином степи. Она вскормила меня и превратила в самого могучего воина среди собратьев. Но это ничто по сравнению с тем, что дал мне наставник…

- Что пообещал тебе наставник, - поправил датлера Адор.

- Нет! – прорычал тот. – Что дал! Власть и могущество не сравнимое ни с чем былым. Передо мной распахивались двери твердынь гордых царей Затуманья. Я вел орды и не только своих братьев, но и мертваков. Да, я вел орды мертваков, что бы покорить восточных владык. А теперь я стану сопричастным иного, большего могущества, которое даст мне наставник. Не знаю для чего ему все это, быть может, что бы стать еще сильней? Что бы обуздать смерть! Да, да. Сама смерть станет ему служить! Так что ж? Я тоже! Я стану, могуществен, как смерть.

Он осклабился. Быть всесильным как смерть? Что ж, это как раз то, что желали и тени.

«Ты хочешь стать тенью» - догадался проводник. – «И занять место Игемайта в сонме проклятых. Безумец! Если бы ты знал, чего на самом деле хочет твой хозяин! А впрочем, может быть, это я не знаю, а ты прав? Риворнэ!»

Образ девушки встал перед ним и стал более отчетлив, чем облик датлера.

И он увидел все!

Он увидел, как из Восточных врат древнего Тудруса выходит ревущее воинство, а навстречу ему маршируют закованные в огромные цепи колонны призраков. Он увидел пять гигантских теней, расползшихся над призраками, и Адор увидел имя каждой тени. Оно сияло багровым заревом над ней. А еще он увидел как из темных глубин, что под самой скалой Чайки на мысе острова Южном океане, там, где на самом верху чернеют остатки крепости, поднимается величаво и грозно громадный корабль, доверху наполненный такими же, как Шуглук датлерами. И он увидел другую пятерку, закутанную в плащи и стоявших, на носовой корме корабля и над каждым алело его имя. Тысячи чаек с криками ужаса поднялись в небеса и тысячи больших и малых кораблей флота Южного королевства отошли от причалов и устремились в единственную точку – к мысу Чайки. И он увидел бесчисленную орду, что встала у врат Туруса. И увидел ее предводителя, брата Шуглука. Но грозный кохан, как и брат уже не был человеком. Над ним, так же как и над остальными пылало имя – Апварепарт.

Адор поднял голову. Над ним так же пылало имя. Вернее не над ним, а над могилой. Он услышал шипение змей, так, как будто уже был в могиле. Имя то собиралось в буквы, то расплывалось.

- Прочти его! – заревел датлер. – Призови господина!

Адор посмотрел на тварь и выдавил:

- Элфудорт!

Тот час, пронзающий душу, свистящий вопль вылетел из могилы. Плита отскочила, как невесомая и, кувыркнувшись, упала под ноги проводника. Сердце бешено застучало, в глазах зарябило, а зх ушей и носа потекли струйки крови.

Проводник зажал уши и согнулся от невыносимой боли. Свистящий вой не стихал. А из могилы, цепляясь за стены, выползла тень. Ее лик такой же белый как у остальных сиял холодным мутным светом. Провал рта был расширен и свистящий вой изливался оттуда. Глаза не горели огнем, как у других, но сузились в две темных щели. Выбравшись, тень, осмотрелась и затихла. Ее внимание привлек Адор, к которому она поползла бесшумно передвигаясь.

- Не туда, господин! – прошипел оправившийся Шуглук. Но тень, словно не обратила на него никакого внимания. Она доползла до Адора и, остановившись, поднялась до уровня его головы. Пристально вглядевшись в лицо проводника, словно что-то вспоминая. Наконец тень отшатнулась. И устремилась к датлеру.

- Что будем делать с этим, - зашипел тот. Но тень, отскочила от него и устремилась сперва вверх, а затем за спину Шуглуку. На взгорке, там, где днем поднялась гонкоцэ стоял Фрацуэр.

- Нет! Господин! Нет! Это – моя добыча! – вновь завопил, шипя Шуглук. Но тень стремительно приближалась к командору. Когда до него остались не больше пяти шагов, Фрацуэр вытащил из-за спины меч.

- Я знаю, что ты задумал, Игемайт, и мне это не нравится! - сказал он, грозно сжимая оружие герлетьера. - Хозяйку дверей ты, пожалуй и перехитришь, но не меня!

Тень остановилась, вновь выросла до роста командора.

- Отдайте его мне, наставник. Я уже давно хочу поживиться этой северной падалью, - злобно шипя, прорычал Шуглук.

Тень заметалась по поляне, словно обдумывая. Похоже было, что ее замыслы сейчас перечеркнуты появлением командора, и она лихорадочно ищет выход. Наконец тень остановилась и вновь взглянула на Фрацуэра. Где-то из подсознания Адор скорее почувствовал, чем услышал слова.

- Кто он? Он что-то знает?! – голову проводника оплели тонкие, хлесткие нити. И даже против своей воли, нежели по желанию он выдавил:

- Да!

Тень заметалась.

- Зачем?!

- Это – твой враг.

- Я знаю. Я не могу понять, зачем он здесь?!

- Он может помочь.

- Мне не нужна его помощь! Прочь! - тень метнулась к Фрацуэру.

- Зато мне нужна! – громко ответил Адор. – Мне кажется, ты – двуличествуешь.

- Я?! – тень снова метнулась к Адору. – Да как ты смеешь?! Я нахожусь за вратами… Как я могу обмануть тебя?!

- Вот и я задаю себе тот же вопрос. И ответ пока не в твою пользу. О чем это говорит твой подручный?

- Он – моя бирка обратно.

- А мне кажется, он – моя бирка туда! – после этих слов Адора тень вновь поднялась к нему и как бы заглянула своими щелками в глаза.

- Не-ет! Ты не врешь. Ты – боишься! Но не меня, да. Ты меня никогда не боялся.

Тень отвернулась, затем повернулась обратно.

– Так зачем тебе герлетьер?

- Я же сказал, я должен быть уверен, что вернусь обратно.

- И тогда он меня убьет?!

- Нет.

- А о чем тогда он говорит? Что я, по его словам, задумал?

Адор долго думал, прежде чем правильно ответить. Некоторые вопросы требуют, что бы человек ответил недвусмысленно. И этот был самый трудный. Ведь Адор и сам не знал, что именно хочет сделать Фрацуэр, как и того, что задумал на самом деле Игемайт. Каждый из них преследовал какую-то одному ему ведомую цель. И оба не хотели, что бы об этом знал проводник. Теперь надо было все сделать правильно.

- Прежде я хочу знать, что ты на самом деле делаешь, а не то, о чем мне говоришь. Ведь именно ты заварил всю эту кашу.

Последнюю фразу проводник не сказал, а подумал в надежде, что тень его поймет. Тень поняла.

- Ты не доверяешь своему спутнику?

- Так же, как и тебе. Я прошу лишь одного: назови истинную причину своих намерений и тогда я либо помогу тебе, либо просто уйду.

- Зачем мне открываться перед тобой?!

- Потому, что я тот единственный, кто может тебе помочь.

- Ты прав. Да, прав. Я действительно завишу от тебя, - тень покачнулась. - Я прямо сейчас мог бы тебя убить, но ведь смерть тебя не примет. Да, не примет… Ты этого не знал?!

Адор нахмурил брови.

- Вот почему именно ты мне нужен. Такие, как ты просто так не рождаются. А если и рождаются, то для какой-то особенной цели. Долгое время я думал, что Сульт собрал нас именно потому, что мы – особенные… А потом меня осенило! Он сделал это просто потому, что на нашем фоне особенным выглядел он. А мы – всего лишь декорация в его спектакле под именем Демоны Юнольта. Мы всегда делали только то, что он хотел. А потом, когда мы сочли, что он нам не нужен, сделали то, что он хотел больше всего – обрели для него бессмертие. Мы дали ему этот шанс. И он стал тем, кем хотел бы быть каждый из нас.

Тень окутала Адора собой.

- Он стал тобой! - и отскочила от пораженного проводника.

- Не бойся! - тень, словно засмеялась. - Ты – не Сульт. В тебе нет его порочности и жажды поглощения. Ты всего лишь очередное его воплощение. Если что от него в тебе и осталось, так это бесстрашие и жажда жизни. Но рано или поздно он заявит на тебя свои права. Он долго готовил свой самый великий замысел. И тогда вместе с бессмертием, он получит смерть! Государыню Смерть! Он станет супругом Смерти! Владыкой ее царства! И все мироздание покориться ему! Его послушные ребятки проложат ему путь. Потому что когда врата Тудруса падут, а в Рихоне будет воздвигнут новый алтарь, уже ничто не сможет его остановить этого его торжественного шествия. И старая ведьма, сидящая на костяном троне в своей пещере ничего уже не сможет поделать, Адор. А ведь это только первый из миров на его пути.

Вот почему мне нужен именно ты. Ты, как никто другой из его воплощений – прямая его противоположность…

- О чем он с тобой говорит? – вмешался Фрацуэр. – Уж не думает ли он осуществить задуманное? Я не позволю…

- А кто ты такой? – вдруг прервал командора Адор. – Все, что я о тебе знаю, это то, что ты – рядишься в мантию Аргелета. Я тут кое-что узнал, где ты, говоришь, родился. В каких фьордах?!

Адор вытащи из-за пазухи серп, и прошел сквозь тень.

- Что за кольцо ты дал Риворнэ?! – спросил он грозно.

- У тебя нет оснований не доверять мне, - ответил Фрацуэр и потряс мечом.

- Тогда отпусти свой меч и не мешай мне исполнить обещанное.

- Увы, я не могу позволить демону вернуться в этот мир.

- Речь ведь не о демоне идет, ребран Аргелета, - Адор остановился напротив Шулука. - Что ты стоишь, образина. Убей его! Не видишь, он мешает нам выполнить задуманное.

Датлер немедленно расправил крылья и кинулся на герлетьера. Адор повернулся к тени.

- Теперь пора? – спросил он устало.

- Если ты готов. Не бойся, это как там, на перевале.

- Надеюсь, нам уже никто не помешает, - сказал проводник и вслед за тенью ринулся в проем крипты, оставляя за собой человеческий вопль и вой обманутого зверя. Он так же не увидел, как подлетевшая гонкоце зацепила сдвинутую плиту каменными когтями и опустила на крипту. Последнее, что он услышал – шипение змей. Потом тело его словно обмякло, превратилось в нечто бесплотное и воздушное. Последней каплей своего сознания он ощутил, что летит, летит, летит…

 

6

 

- Очнись, любимый, приди в себя! Жизнь моя, радость моя, счастье мое! – как из небытия он услышал странно знакомый голос и почувствовал жаркое прикосновение влажных губ. Он попытался открыть глаза, но веки не слушались. Он попытался поднять руку, но та не подчинилась ему. Он вновь погрузился в беспамятство, услышав лишь, где-то очень далеко:

- Он еще шибко слаб матушка…

Сознание вернулось с ярко вспыхнувшим светом. Он ощутил себя погруженным в какую-то текучую жидкость. Воду! Да, речную воду. Сильные руки погрузили его по голову в реку и обмывали. Он слышал голоса. Два, три. Это были мужские голоса. Но вот в общем хоре повелительно зазвенел знакомый голосок.

Адор открыл глаза. Теперь все члены его тела подчинялись его воле.

- Ого, эка! Гляди-ка в себя приходит! – захрипело рядом. Он увидел над собой широкое бородатое лицо, добродушно улыбающееся во весь щербатый рот. – Впрок водица-то протошна пошла!

Его подняли, одели и усадили. Он еще смутно что-то понимал. Образы перед глазами плыли из стороны в сторону. Голова кружилась. Его еще поддерживали за локти, когда Адор ощутил легкое прикосновение и поглаживание на левой, а затем на правой руке.

- Любый мой! – прошепталось рядом.

- Он ешшо плохо сображат, матушка! – заметил хрипловатый голос.

- Да, Щех, знаю, - Риворнэ встала. Отошла от сникшего Адора. – Я слишком тороплюсь.

Заметила она, виновато улыбнувшись.

- Не мудрено, упасть в ентакую пропасть, - заметил щербатый Щех, - шо делать то бум, матушка?

- Пусть пока на травке полежит. Оставьте нас, стойте поодаль.

- Понятно, - кивнул старик, стащив Адора вниз на траву, и приказал помощникам следовать за ним. Вскоре мужчины удалились. Риворнэ подошла к лежащему Адору и легла рядом, уронив голову ему на грудь.

- Ты теперь молчи, а я буду говорить, - сказала она, гладя его по голове. - Ты долго падал. Очень-очень долго. Ты может быть, и еще бы падал, если бы не Петх. Он тебя первым заметил… А ведь ты не знаешь, кто такой Петх. Петх – это такой большой пес. Он черный и лохматый, а еще он – очень хороший и добрый и везде рядом со мной и меня защищает. Ты ведь далеко был и не мог меня защитить, - сказала Риворнэ с укоризной. – А теперь ты рядом. Со мной. Я никому-никому тебя не отдам. Слышишь?! Никому!

Она прислушалась к его дыханию. Адор дышал тяжело, каждый вздох отдавался глухой болью.

- Я ведь знаю все! - продолжила она, все так же его поглаживая. - Ты скоро станешь этим противным, страшным… Я даже выговорить не могу! Но я все равно буду тебя любить. И никому не отдам. Даже ей… Здесь я все могу! Все меня тут слушают, а там – бояться. Вот отловлю этих несносных мальчишек, заставлю Шеха отодрать их по первое число, и все! Тогда и ты станешь как прежде. Только моим. Только моим.

Она вновь прислушалась к дыханию. Вздохи стали ровнее. Улыбнувшись, Риворнэ обняла любимого. И так лежа с ним, стала петь старую колыбельную песенку.

- А теперь поспи! - сказала Риворнэ, когда закончила петь. - Земля она ведь везде одна. И в том мире и в этом. Она лечит себя, она лечит меня и тебя тоже лечит. Земля – эта наша надежда, наша опора. Скоро и ты на нее встанешь… Ты не верь, это совсем не страшно быть таким, какой ты на самом деле. Я тоже вначале испугалась, миленький ты мой. Знаешь, как испугалась?! А Петх сказал, что так тому и быть. Это не страшно быть самим собой. Страшно не быть. Ни здесь, ни там. А Сульт этого не понял. А ты – понял. И мальчики все никак не поймут. А ты понял, и потому ты рядом. Вот и Игемайт тоже понял. Он тоже такой же проказник, как и остальные. Но он умный, умнее, чем они. Хотя и злее. Но это от того, что избалован шибко. И вот он то самый злой понял, а они еще не поняли. Он стал взрослым. А Сульт займет его место. Ты ведь этого хочешь?! Правда?!..

Она пристала на локоть и внимательно посмотрела в заросшее щетиной родное лицо.

- Да, ты этого хочешь, - вздохнула Хозяйка дверей. - Тогда спи. Теперь тебе много сил понадобиться. Нелегко оставаться самим собой, когда от тебя совсем ничего не остается…

Она встала, расправила платье и пошла в рощу, где ее ждал Щех с помощниками.

- Как проснется, ведите его к камню-одинцу, да пусть мальчик поможет ему.

- Да, матушка, ничего более не надобно?

- Пока нет. А там видно будет, - Риворнэ вздохнула и пошла к своей серой подруге, которая мерно щипала траву у старого пня. Где-то совсем близко пел жаворонок, но Риворнэ было так тоскливо, что она даже закрыла уши.

- Не кручинься, матушка. Все образуется, - так утешала ее Миронега, когда она вошла в привычную уже горницу. – Все проходит. Ночь придет, утро настанет, солнце по небу покатится, вечер позовет, вечеру скучно станет, ночь пригласит, ночь придет, утро настанет…

- Я в такой тоске! – всплеснула руками Риворнэ.

- Это хорошо, матушка. Значит, мил. Значит, любишь, - а это уже хорошо. – Любовь по свету не каждый находит, хоть и к каждому она приходит. А ты, вот, свою любовь-то нашла. Ну, так ведь любовь не колечко, потеряцца, и не отыщешь. А ты лучше поплачь, поплачь. Бабы они эвон и плачут, когда надобно. Плакать то легче, чем кручиниться.

- И то верно, - закивала Риворнэ, вытирая платочком первую слезу. Затем закрыла лицо рукой и действительно заплакала.

- Вот так и лучше, - поглаживая по спине, Миронега довела хозяйку до кровати.

- Накажи Щеху быстро не идти, - сквозь слезы прошептала Риворнэ. – И не кормите его ничем здешним. И воды дайте попить у самой границы.

Добрая служанка все кивала головой, в знак послушания. Наказы эти уже давно были сделаны, да и без них всем все было ясно. И все же один наказ Миронега должна была сделать вопреки воле хозяйки. Она оставила еще плачущую Риворнэ одну, сама прошла коридором в трапезную.

За столом сидели три вилы. Все приготовленные к походу. Миронега, заложила руки, оценивающе посмотрела на них и сурово изрекла:

- Вот что, девоньки. Нынче же поспешайте к камню-одинцу, но на глаза этому распутнику не показывайтесь. И не слишком то ушами своими слыхастыми хлопайте, да глазами бесстыжими зыркайте. А как приведут гостя, следите за ним в оба. И через границу до реки проводите. Черныша увидите, не сробейте. А как с гостем сами знаете, что приключиться, глядите… Во все глаза глядите. Не одолеет он лодочника – бейте гада без страху! Только живой может одолеть мертвого! Ясно ли?!

Те кивнули.

- Тогда не медлите.

Вилы встали и ушли передним входом. Оставшись одна, Миронега тяжко вздохнула и закрыла руками лицо.

- Что ж я делаю то, окаянная! – запричитала она. Но собралась и как заведенная принялась повторять. – Так надо! Так надо! Так надо!..

 

Он встал. Встал сам без помощи. Какие то бородатые мужи обступили его и с явным почтением, но какой то странной твердостью стали оговорить ему непонятные вещи. Хотя он и понимал, что ему говорят, смысл сказанного постоянно ускользал. Он решил просто повиноваться им. Они куда то его повели, затем дали пить. Он жадно припал губами к протянутой чаше.

Вкусная холодная вода потекла по его подбородку. Он почувствовал бодрость и прилив сил. Хотя и без того ощущал себя сильным и могучим. Они вновь повели его куда то, лестной тропою. Наконец, пространство перед ним распахнулось, и посреди большой поляны он увидел огромный камень. На камне сидел нагой. И на чем-то играл. В уши полилась музыка. Вначале приятная, но постепенно она стала давить ему голову. Он схватился за голову и, кажется, попросил музыканта прекратить. Музыка стихла.

- Он и впрямь обращается, - слова нагого музыканта были первыми, что он понял. – Быстрее, надобно!

Бородачи вокруг засуетились. Кто-то развязал ему руки… Странно, он даже не заметил, что руки были связаны. А потом музыкант повел его тропой прочь от камня. И чем дальше они уходили, тем острее чувствовался голод. Он хотел есть, но ничего, кроме этого нагого вокруг не было. Одни только вековые сосны. Только они. Тропка вдруг пропала.

- Дальше ты сам! - сказал музыкант, оборачиваясь. – Еда там, за ельником. Прямо.

Это были последние слова, что он услышал. Он пошел, по указанному пути, раздвигая комельные ели, как траву. Наконец впереди забрезжил мутноватый просвет. Он устремился туда, продираясь сквозь поредевшие заросли. И вдруг остановился, как вкопанный. Лес исчез. Впереди голое безжизненное пространство. И только, внизу у самого горизонта черная лента рассекала серую, каменистую пустынь.

Его обманули. Обманули! Он повернулся, но сзади без единого движения стояли обугленные чахлые остовы некогда могучего бора. Дракон взревел. Его черна пасть изрыгнула мощную струю яркого пламени. Чудовище расправило крылья и устремилось к тому единственному, что еще напоминало жизнь – к темной ленте впереди. Он не помнил ничего и ведал лишь одно – голод. Дракон был страшно голоден, так словно он не ел вечность. Стремление пожрать было настолько сильным, что мутная белесая пелена застлала ему глаза. Дракон рявкнул еще раз, оглашая пространство. Теперь он сам пел песню. Да, страшную, песню чудовища, ищущего добычу.

Без особых усилий он преодолел расстояние до реки и увидел на ней единственную светлую точку. Дракон сделал круг нал жертвой. Затем спустился на прибрежные скалы, не замечая под собой три неприметных серо-коричневых змейки, надежно спрятавшихся в расщелинах. Все его внимание было поглощено выходившим из реки лодочником. Дракон призывно заревел и начал спуск.

- Так вот что ты приготовила мне, костлявая девка, - зло крикнул лодочник Ари-Онаэ. – Что ж. И не таких отправляли в забвение. Иди же сюда, сынок. Я желаю видеть, какие у тебя потроха.

Дракон снова рыкнул, изрыгая потоки, пламени и устремился на старика…

 

На свете нет, пожалуй, прекраснее чувства, чем само это ощущение прекрасного. Все уродливое и безобразное блекнет по отношению к совершенству. Совершенство можно любить, а можно ненавидеть, можно бояться, а можно наслаждаться им – в любом случае быть неравнодушным к нему нельзя. И в любом случае совершенство достойно восхищения.

Тот, кто создает нечто совершенное, сам становиться совершенней раз, за разом постигая суть совершенной меры. Прекрасное рядом, оно близко. И сем ближе оно, тем ярче оно отражается в окружающем его уродстве. И само это уродство уже не выглядит таковым.

Смерть тоже совершенна. Она как совершенный исход из одного состояния в другое. Ведь в совершенстве, каким бы оно ни было, есть этот самый привкус завершенности, исходности, а значит и ущербности. И в этом – полнота совершенства. Ведь если и в совершенстве есть нечто от уродства, то достижение его, есть путь – по которому может пройти всякий отважившийся.

И вместе с тем, совершенство беспредельно. В этом его основная суть, ведь достичь и постичь можно лишь то, что уже совершено, а совершенство имеет свойство непостижимого и недостижимого движения мысли, чувства, воли, познания, сотворения, проникновения…

А потому совершенству свойственна и самая загадочная его сторона – беспамятство. Никто и никогда не узнает о том, что есть истинное совершенство, так же как никто не ощутит тот миг, когда совершенное перестало быть таковым. И самого мощного усилия будет ничтожно мало, что бы достичь хотя бы прежнего совершенства. Поскольку никто наверняка не помнит, что это такое на самом то деле.

Беспамятство сродни забвению. В забвении ты из ста близких и до боли знакомых лиц не найдешь ни одного, кто бы помнил тебя. В беспамятстве нет никого, кого бы помнил ты. Получается, чем совершенней предмет, тем более он способен растворить в себе память, а самый совершенный сделать это настолько, что бы забыть, с чего же, собственно он начал быть...

 

Схватка длилась недолго. Дракон опрокинул человека навзничь, но тот быстро встал и побежал вдоль узкой полосы побережья к своей лодке. В несколько прыжков дракон перегнал человека и, как кошка играет с мышью, одним махом разнес утлое судно в мелкие щепки. Лодочник зло сверкнул глазами и бросился в темную воду. Дракон последовал за ним. Разгребая гигантскими крыльями тягучую гладь, он почти догнал человека, но тот успел нырнуть. Дракон последовал за ним на глубину и очутился в реке весь. Мгла застилала глаза. Река непривычно бурлила и пенилась от мощных движений дракона. Наконец его сдавленный рык возвестил победу. Дракон величаво вышел на другой берег и опустил перед собой примученную в лапе жертву.

В этот миг три змеи, что, уже не скрываясь, наблюдали за схваткой, поднялись и стали расти, пока не достигли человеческого роста. Они затрещали своими огромными трещотками о камни, выбивая искры, пока, наконец, эти искры не превратились в молнии. Тогда змеи, обвитые снопом искр, спустились со скал к реке.

Дракон вновь огласил ревом берег и склонил вниз свою мощную, гибкую, шипастую шею, раскрыл пасть, из которой тонкими струйками выбивалось непослушное пламя, и высунул длинный змеиный язык. С языка стекали тугие смолянистые капли и, падая на землю, рядом с жертвой, оставляли на ней черные, шипящие ожоги.

Вдруг, дракон остановился. Вместо того, что бы проглотить жертву, он тронул лодочника блестящим лиловым когтем. Тот перевернулся на спину. Казалось, Ари-Онаэ спит. Его руки, крестом прижатые к груди, были обожжены дыханием дракона, как и волосы на бороде и голове. На животе зияли глубокие раны от захвата острых когтей. Дракон приблизил голову и уставился на добычу так, будто бы изучал ее.

В этот миг закрытые глаза лодочника распахнулись. Красное марево, изливающееся из них, заставило дракона поднять голову. Затем лодочник перекувыркнулся. Вместо Ари-Онаэ на четвереньки поднялось существо, ужасное по виду и злобно шипящее. Существо начало изменяться на глазах, увеличиваясь в размерах, до тех пор, пока не стало настолько же огромным, как черный дракон. А точнее, пока не стало точь-в-точь как дракон, только отливающийся мутно-багровым цветом с серыми перепончатыми крыльями и такими же шеей и хвостом. Половина его туловища погрузилась в тяжелые воды реки. Оба дракона пристально посмотрели друг на друга.

- Что тебе нужно?! - прорычал багровый.

- Имя! - ответил ему черный.

- У тебя нет имени! У таких, как ты имен не бывает!!! - возразил багровый.

- Имя! - повторил черный.

- Ты его не получишь! - багровый взмахнул хвостом по темной свинцовой глади и рыкнул. - Пока я здесь!

- Тогда тебе не долго быть здесь! - рявкнул черный.

- Может быть, может быть! - багровый отступил в реку. - В любом случае, реку не повернешь вспять.

- Это ты так думаешь! - в последний раз прорычал черный и устремился вперед.

Схватка титанов длилась вечность. Оба наносили друг другу страшные раны. На прибрежный песок то и дело большими брызгами проливалась темная кровь, сжигающая его и плавящая в разноцветные стеклянные образы. От ударов мощных хвостов тяжелая вода пенилась, оставляя на берегу мутные лужи. Рев драконов был настолько оглушителен, что сотрясал фигуры и те падали в лужи и застывали там, в причудливых формах. Долго никто из драконов не мог победить соперника, и стало казаться, что оба страшно устали. Они уже размеряли свои удары, пытаясь задеть те участки тела, которые были ранены прежде.

Наконец, багровый дракон собрал последние силы, изловчился и, сделав молниеносный выпад, острыми зубами вонзился в шею черного. Тот заревел. Затем стал отбрыкиваться и в какой то миг повалил багрового оземь. Тот отпустил хватку, но челюсти не разжал. Прижимая его тушу к земле, черный дракон стал давить и давить противнику на грудь, до тех пор, пока тот, ослабев вконец, не разжал ужасных челюстей. Фонтаном из открытых ран потекла черная кровь. Огромная лужа вокруг, мгновенно образовавшаяся от потока крови, с шипение жгла песчаную землю, разъедая ее все больше и больше.

Последним усилием черный дракон вдавил багрового в землю и тот сдавленно захрипел.

- Имя!!! - в третий раз прорычал черный.

- Ясталь! - тихо, на последнем вздохе просипел багровый.

Пошатываясь, черный дракон сделал шаг в сторону от поверженного врага. И сам упал. Тотчас все его раны стали гноиться, кожа сереть и сползать, обнажая куски темного мяса. Кости с хрустом сгибаться и ломаться. Кровь, потоками хлынувшая вслед с шипением и бульканьем поглотила остатки кожи и мяса, оставив только огромный изломанный остов. Все же часть черно-серой чешуйчатой кожи уцелела. Она еще шевелилась и извивалась до тех пор, пока цвет ее не начал изменяться, а сама кожа отслаиваться, обнажая один, за одним члены человеческого тела.

Человек поднялся на ноги, осмотрел своды того, что недавно было мощной грудью дракона. Затем, подобрав остатки блестящей черной кожи, обмотал себя ими, и, осмотревшись, поднял несколько подходящих костей. Повозившись с костями и остатками кожи, он, наконец, вышел из остова и подошел вплотную к багровому дракону.

- Не все так печально, Ари-Онаэ! - сказал человек, тронув того щитообразным остатком кости.

Тот в ответ лишь тихо рыкнул.

- Поблагодари, что я не сделал доспехи из твоих костей! - хмыкнул человек.

- И кто же ты теперь? - дракон с усилием поднял голову.

- Кто я? Наверное, я тот, кто есть на самом деле. А Сульт или Адор, - он покачал головой, - теперь не важно.

- Сульт хотел править твоим миром, - возразил багровый дракон.

- Да, хотел, - согласился человек. - Но не смог. И кто ж тому виной, что он и впрямь возлюбил Смерть больше чем целый мир?

- А Адор?

Он улыбнулся. И. помолчав, ответил:

- Адор, конечно, славный малый. Но он никого не любил, а это грустно. Человек без любви безрадостен. Я же хочу наслаждаться жизнью, в последний раз дарованную мне. Я был магом, был проводником… Все сверх на голову. А?!

Он широко улыбнулся.

- Так ты любишь ее?! - сглотнул дракон-старик.

- Да, я ее люблю, - подтвердил счастливый победитель.

- Тогда освободи ее, - тяжело дыша, выдавил Ари-Онаэ. - Не дай ей навсегда остаться любовью Сульта.

- Не-ет! – мечтательно произнес человек. - Теперь я ее никому не отдам. Даже Смерти.

- Вот и хорошо, - прошептал дракон и опустил голову. Затем, что-то вспомнив, вновь поднял ее. - Если хочешь выбраться быстрее – торопись. Смерть сейчас идет к тебе в образе трех гремучих змей.

- Знать бы, куда идти, - неуверенно произнес человек.

- Это то, как раз не самая большая забота, - усмехнулся дракон и мощным усилием ударил по темной воде, рассекая ее надвое. Темное дно обнажилось, и в самом центре его человек увидел небольшой черный провал.

- Спеши! И не оглядывайся, - рыкнул дракон.

Человек побежал. На ходу, всмотревшись вдаль, он увидел, как три гигантских змеи, высекая молнии, спешат от другого конца обнажившегося дна ему навстречу. Он почти успел, когда сзади услышал странный нарастающий гул, а в голове шипение:

«Обернись! Обернись! Обернись!»

Он качнул головой, стряхивая наваждение, и когда тугие змеиные тела едва коснулись его, сиганул в черный провал.

Последнее что он услышал, было их злобное шипение, сменившееся грохотом нахлынувшей волны и воды, с плеском рванувшей в провал вслед за ним. Но темным потокам не суждено было коснуться человека. Когда он, упал на нечто твердое, больше напоминающее камень, ни одна капля не достигла его тела.

Человек встал. Яркий свет поначалу ослепил его, заставив непроизвольно закрыть лицо рукой. В этой руке он держал белый щит, окованный серебром с замысловатыми червлеными рунами по бокам и изображением черного вздыбившегося дракона в центре. Все его тело покрывала мелкая кольчуга, в которую были вделаны черные чешуйчатые пластины. К массивному кожаному поясу прикреплялись двое ножен из такой же чешуйчатой кожи. В меньших ножнах покоился кинжал с искусной, серебряной рукоятью, перевязанной черной лентой. В другой руке человек держал белый с серебряной рукоятью и матовым, гладким как кость череном меч.

Человек обернулся. Он стоял в проеме больших узких дверей, закрытых наглухо. На одной створке дверей было написано слово тудай, на другой – рус. Когда он вновь посмотрел на восходящее спелое солнце, его глаза, уже привыкшие к свету, различили какое то волнообразное движение впереди, а уши – неясный шум. Приглядевшись и прислушавшись, человек понял, что перед ним стоит огромное бесчисленное воинство, готовое к штурму этих самых ворот. И он почувствовал, что воинство это ждет только одного – его решения.

- Но ведь я же уже все решил?! - воскликнул человек, покрепче сжал рукоять меча и с громким криком устремился вперед, выбегая из привратной тени.

Сражение началось.

 

Эпилог

 

- А знаешь, как назвала меня матушка?.. – некромант уже битый час мешал Адору сосредоточиться. Тот все не мог припомнить, от какой из скал ему нужно пройти от основной тропы к роднику. Этой весной, талый поток здесь все переворошил, и изменил русло оврага. Странно только, почему Адор не заметил этого раньше, когда выходил из расщелины с той стороны?

- Я ведь у нее последний, болезным сразу вышел, - продолжал меж тем некромант. - Нас было пятнадцать братьев и три сестры. До меня четыре ребенка подряд умерло, не дожив и до двух лет, так что матушка берегла меня пуще глаза.

- Понятно, - кивнул проводник и соскочил с тропы. – Побудь здесь, а я наберу воды.

- Хорошо, - тот присел на небольшом валуне, доставая, что тот из-за пазухи. Адор возился недолго. Едва он сошел с тропы, как припомнил важную деталь.

«И как я мог это забыть?! Дуралей!» - выругался он про себя. Родник бил в скале, имевшей вид горбатого вороньего носа. Меж собой его родичи назвали скалу на прежний манер – Хардэн. У них установился даже особый ритуал – поить сопровождаемых из Хардэнского родника, для того, что бы те беспрепятственно прошли сквозь Ветряной перевал. Ручей стекал, куда то в сторону и сливался с иными, подобными ему. Затем маленькая бурная речушка текла в долину, где называлась Лакьяме.

По долине Лакьяме текла до окончания Третьего отрога и пропадала где то в Нижней степи, за Привратными холмами. Раньше говорили, что она впадала в море и что русло ее и до сих пор образует небольшую, болотистую дельту, по краям которой темнеют развалины двух городов. Однако это было очень-очень давно.

Адор наполнив фляжку, повернул обратно. Маленькая фигурка некроманта отсюда казалась очередным камнем, зажатым между других, подобных ему. Адор поднялся, держа в одной руке фляжку, а в другой – пучок травы, которая в этих местах росла только здесь. Он подошел к некроманту. Тот, что-то быстро записывал, мелким почерком. Увидев проводника, он закончил писать и медленно, бережно положил тетрадку с карандашом за пазуху. Адор усмехнулся. Затем протянул некроманту фляжку. Тот, улыбнувшись в ответ, принял и пригубил…

- Ого! Какая холодная! Так и простудиться недолго… - весело крикнул он, отстраняя ото рта горлышко. – Вкусная вода!

Некромант протянул фляжку Адору. Тот взял ее и зацепил за пояс.

- А это что за цветы? - спросил некромант, указывая на пучок в руке Адора.

- Это – очень хорошая травка.

Ответил проводник:

- Как раз для горла – понюхаешь, затем пожуешь, и точно не простынешь.

- Ого! - воскликнул некромант, он потянулся за травой и сделал, как и велел Адор. - У мамы тоже было нечто подобное. Она всегда нам давала пожевать и понюхать снадобье. Мне помогало.

Всю дорогу некромант рассказывал проводнику о своем детстве. О том, что жили они у моря, рядом с большим портом. Мать уже была стара, а отец помер через три года после его рождения. И семейством верховодил старший брат.

- Он недолюбливал меня. Хотя покуда была жива мама, не подавал виду. Потом, когда она умерла, он показал свой истинный норов. Но так вышло, что этот норов его и подвел. Однажды он замахнулся на меня в очередной раз, но по пьяни вместо меня попал в свою жену, которая оказалась рядом. Он вскочила, что бы защитит меня, а вышло так, что удар его, который мне должен был попасть по макушке, пришелся ей в живот. А она тогда третьим ходила…

Некромант на некоторое время затих.

- В общем - померла она, - печально вздохнув, продолжил некромант, когда они остановились передохнуть. И ребенок тоже…

Он вновь помолчал.

После этого брат ни разу на меня кулака не поднял… Боялся, что случиться чего… А вскоре его отправили на галеры.

- За что?!

- Ну, он ведь, как все у нас контрабандой занимался, вот и попался по глупости. Его фелюгу нашли рядом с островком недалеко от порта, набитую товаром, на который имелось право торговли только у нескольких богатеньких семейств. Фелюгу опознали, за ним пришли и припомнили ему не только товар, но и смерть жены, признали особо опасным, забрали у нас половину имущества, которое признали незаконно нажитым… В общем, пустили нас по миру. Ведь фелюгу то забрали самую главную… А еще потом оказалось, что в фелюге бы не только его товар… Так что, когда к нам пришли братцевы подельники, сам понимаешь… Три года я бегал туда сюда по прибрежным городам, пока не встретил его…

- Кого?

- Кого?! - словно выйдя, из каких то раздумий, повеселел некромант. - Тебя!

Он усмехнулся. А потом засмеялся так, что эхо гор далеко разнесло его смех.

- Знаешь, - сказал некромант весело. - С тех времен я почти ничего не помню. Вот, кроме того, что тебе сказал, помню еще только добрые цвета морской волны мамины глаза. И все!

Он снова посуровел. Они как раз обходили очередную скалу, карабкаясь все выше и выше по склону. Гряда уходила, куда то далеко за горизонт, но выше нее поднимались и поднимались по-прежнему казавшиеся недосягаемыми вершины хребта.

- Ах, матушка, матушка. Если б ты только знала, где сейчас твой сынок… - некромант зажмурил как от рези глаза и оперся о скалу. Адор повернулся и посмотрел на него.

- Да, кстати, и как она тебя назвала? – вдруг спросил проводник.

- Матушка?! – некромант усмехнулся и пристально, как тогда, на утесе посмотрел в глаза Адору. – Игемайтом.

- Красивое имя, - улыбнулся Адор, огибая очередную скалу. За ней высилась небольшая сопка, верх гряды Бакрон сиял во всей своей красе. Уже недалеко и вот он – великий и грозный хребет.

© Copyright: Максим Василенко, 2012

Регистрационный номер №0063023

от 16 июля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0063023 выдан для произведения:

Даже бессмертие не длиться вечно…

 

Книга 11. Хозяйка дверей: тот, кто за дверью

 

Часть 1. Пробуждение

 

Fuimus

 

Пролог

 

- Чего цветешь, как хисеткая лилия? Что, нравлюсь? Не смотри на меня! Влюбишься! Ха-ха-ха-ха! – усмехнулась старуха.

Адор улыбнулся в ответ.

- Чё лыбишься?! Думаешь, ты мне нравишься? – торговка плюнула под ноги. – Вот где вы у меня, сукины дети… Думаешь, почему я напилась, а? Да все вы мне вот где. В особенности ты, - старуха указала на сидящего рядом с проводником мужа. - У-у, морда!

Она полоснула по горлу невидимым клинком. Затем развернулась и пошла прочь из трактира. Старик улыбнулся щербатым ртом, затем положил беспалую руку на плечо Адора.

- Ишь, разбуянилась! Полукровка. Иди, иди. А нам и тут хорошо.

- Как ты с ней справляешься? – Адор проводим взглядом удаляющуюся торговку и повернулся к старику.

- Да так вот, - тот развел руками. - В обед сорок лет будет. Так лучше уж так, подвыпившей. Трезвая она и вовсе злая баба. Все совершенств, каких ищет. А где их тута в этой дыре совершенства то…

- Да уж, был бы ты помоложе, - усмехнулся Адор, - да и она тоже, мог бы я вас пожалуй на ту сторону свести.

- О, не-ет! Это ты зря! - возразил старик. - Тута хоть и паршиво, зато все наше. Здесь мой отец жил и отец отца. И вправду, красиво раньше тута было. Я вот как-то по развалинам шарил. И представил себе всю ту красотишшу. Аж дух взяло!

Старик мечтательно закрыл глаза.

- Так что кто-кто, а я то взаправду ее понимаю. Полвека назад ешшо не так гадко было, - он смахнул навернувшуюся слезу. Видно было, как горько старику вспоминать былое. Затем тяжко вздохнул и начал стрекотать что-то насчет детей да набегов…

- Всего этого никогда уже не будет, Кузнечик, - грустно подытожил его рассказ Адор.

На старых картах, что он видел в Тудрусе, на этом месте значился большой торговый город, расположенный вблизи Флеймарского озера. Город так и назывался Танет-э`Флеймар. Сами горожане, судя по преданиям, называли свой город Зеленый холм. Он до конца сопротивлялся ордам, что пришли с востока. И первое время вполне успешно. Но то время миновало. Степняки пощадили город, но обложили его столь огромной данью, что богатство и слава Танета увяли. А уж когда орды добрались до Бакронской твердыни, древний торговый путь через Полуденный отрог и вовсе перекрылся. Правда, он вновь открывался в перерывах между очередным нашествием на Тудрус. В ту пору город оживал. Как грибы после дождя вырастало множество гостиных дворов, проклевывались многочисленные лавки и торговые ряды.

Однако перед новым набегом, словно для тренировки, степняки нападали на город и крушили все подряд. Нападали внезапно, ночью или в ранние часы утра. Деваться было некуда. Старая твердыня срыта по приказу тех же степняков, стены уничтожены в многочисленных набегах. Никакого ополчения. Только личные телохранители и конвоиры торговых караванов. Те сопротивлялись решительно и рьяно. Ведь степняки вырезали всех подчистую, а так могли и пощадить, проявляя какое то одно им ведомое снисхождение и уважение к смелости.

Хотя какая может быть смелость перед лицом страшной участи, скорее отчаянье загнанного зверя. Так думал Адор, насмотревшись здесь в городе разных боев со зверьми. Первое время они даже нравились проводнику. А потом стало тошно. Это гадливое чувство появлялось всякий раз, как только Адор видел перед собой источник всей этой мерзости.

Степняки заезживали сюда и в мирное время. Вели себя по-господски. Однако не всегда это сходило им с рук. Город формально считался свободным. А потому спешил туда разный люд. Были и вовсе темные личности. Грабителей и разбойников хватало с лихвой. Правда, местными купцами содержался законник. Но должность эта была скорее для успокоения совести. Купцы везли сюда товар вовсе не для продажи здесь же. Кому? Степнякам?! Те покупали лишь муку, специи и выпивку. Причем ее в больших количествах употребляли здесь же в местных кабаках и притонах. Правда, в придорожные трактиры и гостиные дома, вроде этого не хаживали. Здесь околачивались люди иного рода.

В городе опасность подстерегала всех. А потому все старались держаться кучками. Воры с ворами, степняки со степняками, купцы с телохранителями, торговцы с законником. Трактирщики и кабатчики со своими людьми, заводчики притонов с теми же ворами или законником. И только один человек мог ходить повсюду, чувствуя себя вольно, даже во время набегов. Во всяком случае, если бы кто-то и посмел на него напасть, он мог рассчитывать на помощь и воров и телохранителей и, даже степняков. Потому что проводник нужен всем!

Лишь проводники знали все о горах и перевалах. В город они приходили всегда в одно и тоже время – летом. И уходили летом. Стоили их услуги прилично, но они того стоили. Напасть на проводника, или как здесь говорили на желтую бирку, считалось самым страшным преступлением. Когда однажды это случилось, следующим летом никто из проводников не пришел в город, и торговля встала. Убытки мерили полной чашей. И лишь к концу лета, когда в городе остались самые отчаянные, все же пришел один проводник. Посреди пустой базарной площади он скинул на землю такой же пустой мешок и сказал так:

«Завтра поутру я уйду и ваше дело, уйду ли я с пустым мешком или с полным»

«Что тебе нужно?» - спросил кто-то из толпы.

«Если выкуп, то какими деньгами?» - послышалось с другой стороны.

«Головы тех, кто убил моего брата», - ответил проводник. И некоторые, что видели убитого, признали в том проводнике сродника покойного. То был дед Адора. История же передавалась с тех пор, как в городе, так и у них в селении. И конец ее тоже передавался. Утром, когда дед отправился восвояси, мешок наполненным головами ждал его на том же месте, где дед тот мешок и оставил. Среди них приметилась узкоглазая и скуластая башка того степняка, что прилюдно похвалялся убийством проводника. Другие головы – его приятелей, среди которых оказались почему-то и воры и даже один купец. Страх перед нищетой, голодом и разорением превозмог страх перед острым ятаганом.

Вывалив головы из мешка, дед усмехнулся.

«Я поведу тех, кто пожелает отправиться со мной за хребет в память о брате, если вы пообещаете установить здесь памятник в его честь с его именем, а так же с именами убийц и с напоминанием о том, что будет, если такое повториться еще раз»

Адор частенько проходил мимо того памятника, горделиво стоявшего рядом с неказистой бревенчатой ратушей, каждый раз возводимой вновь после очередного пожара или набега. На нем и вправду были выбиты на трех языках имена дядьки и его убийц. И то самое предупреждение…

- Дело у меня к тебе есть! – сказал вдруг старик, выводя Адора из раздумий. – Перевести кой кого надо бы. Но не просто, а через Духи.

Последние слова он сказал очень тихо. Но проводник гневно зыркнул на старика так, что тот как черепаха вжал голову.

- Я же тебе говорил!..

- Да, да, прости. Давай завтра, ну там, у нас…

- Хорошо, - Адор поднялся. Теперь он немедленно должен был уйти. Не хватало еще, что бы старик вообще начал изливаться попусту. – Завтра с утра у вас. Только смотри!

Он прошел вдоль трапезных лавок к выходу. Затем развернулся и, погрозив старику кулаком, вышел вон.

 

1

 

Риворнэ проснулась. Вернее открыла глаза. Затем осмотрелась. Она лежала посреди пустоши, поросшей кое-где чахлой травой. Пустошь небольшими островками тянулась со всех сторон к горизонту. Впрочем, так только казалось. Приглядевшись, девушка поняла, что никакого горизонта нет.

Она встала, и быстро опустилась на колени. Риворнэ не могла понять, что с ней происходит. Нечто средне, между невесомостью и какой-то странной тяжестью внутри, заставляло ее одновременно ощущать легкость парения и тяжесть прикосновения к земле. И никаких звуков! Полная тишина. Ни ветерка, ни шелеста травы.

Меж тусклых островков растительности сверкали лужицы какой-то маслянистой жидкости. Небо вокруг завесилось каменной сетью, образовавшей купол от края до края пространства. Прорехи в сети больше напоминали колодцы, из которых изливался свет. Там, куда он падал, зеленели кусты, словно специально подставляя бока свету. Из-за солнечных лучей их заросли казались прозрачными.

Девушка огляделась. Внезапно, свет померк, словно там, наверху, кто-то занавесил купол неба. Однако чуть позже лучи появились вновь, вначале заструились мелкими ручейками, а затем потекли огромными потоками. Риворнэ седлала попытку снова встать, и ей даже удалось пройти пару шагов. Но, в конце концов, она опять приникла к земле. Боли не ощущалось. И усилия не казались, какими то чрезмерными, однако не чувствовалось и легкости. А между тем пространство вокруг вновь потемнело.

Риворнэ сделала еще один шаг. На сей раз, балансируя между тяжестью и невесомостью, она прошла до странной прямоугольной плиты.

Плита искусно сделанная из розового мрамора, будто светилась изнутри. Однако, как поняла девушка, это просто блики на ее поверхности играли с Риворнэ в чехарду. Несколько листьев с ближайшего куста упали на гладкую поверхность. Девушка, зачем-то захотела смахнуть их с плиты.

Она коснулась ее пальцами и погрузилась во тьму.

«Вот и все», - сказала, или просто подумала Риворнэ.

Но если сказала, то из ее губ не вылетело ни звука. Сплошная темень и пустота. Теперь Риворнэ ощутила невесомость, словно парила в этой темноте. Вернее парило ее сознание, потому что ни тела своего, ни звука парения, ни чего другого она не ощущала.

Вдруг, словно распахнулась дверь. Точнее именно распахнулась дверь, и в просвет вошло четверо мужчин. Один из них зажег факелы в углах комнаты. Двое других бережно положили на розовый мраморный стол, находившийся посреди комнаты чье то тело. Тот, кто вошел последним, снял с груди маленькую серебряную цепочку, и, отстегнув небольшой ободок, зажал колечко в руке.

- Проходи! – властно сказал четвертый.

В комнату вошла средних лет женщина, в какой то пестрой цветастой юбке. Между тем второй и третий мужчины аккуратно сняли с тела покрывало. А первый затворил дверь комнаты. Девушке показались знакомыми черты той, молодой женщины с пепельными волосами, что спала на мраморном столе. О том, что женщина именно спала, говорила тихо поднимавшаяся и опускавшаяся грудь.

- Что вам от меня нужно, господа? – несколько наигранно с хрипотцой в голосе сказала женщина в цветастой юбке.

- То, в чем сильна ты, и, увы, слаб каждый из нас! – спокойно сказал четвертый. – Нам нужно кое-что передать избранной.

Он указал на маленький ободок, который держал в руке. Красный камень на ободке сверкал, словно был напитан светом.

- Но я ведь всего лишь говорю с умершими… - начала женщина. Однако второй ее перебил.

- Ты не умеешь говорить с умершими! Ты вообще ни с кем не умеешь говорить, женщина. И мы тебя не за тем позвали… Молчи! – прикрикнул он на шарлатанку.

- Я же сказал, нам нужно кое-что передать избранной, - продолжил спокойно четвертый. - И ты сделаешь свое дело, получишь свои деньги и можешь убираться, куда вздумаешь.

- А она подлинно может? – усомнился первый.

- Несомненно. Она обладает всем, что нам нужно. Только вот сама не знает этого, - кивнул четвертый.

- На, вот! – обратился он к третьему вошедшему. – Бери кольцо, и ее левую руку. А ты, – он повернулся к женщине - подойди к нему и встань рядом, спиной к столу.

Третий взял кольцо и, дождавшись, когда шарлатанка к нему подойдет, взял ее за руку. Затем оба развернулись лицом к столу. Четвертый встал впереди женщины.

- Если ты скажешь хоть слово, или издашь, какой либо звук, я предупреждаю, живой отсюда не выйдешь, - сказал он спокойно. – Понятно?

Та кивнула. Наверное, спокойный взгляд этого грозного уверенного человека подействовал на нее гораздо больше, чем оружие или крик.

Начинай! – приказал четвертый.

Первый, который уже стоял у изголовья начал тихо петь:

- Ночь взяла свет у дня, свет у ночи – тьму,

Смерть взяла у жизни день, жизнь у смерти час.

В этот час мы жизни дар дарим той, кого избрал

Жребий врат, чтобы она

Путь во тьме и днем нашла.

Вдруг факелы погасли, но в полной тьме заискрился свет камня.

- Тело, встань! – послышался голос первого.

Неслышно зашуршали одежды.

- Усни! – крикнул четвертый. Послышался звук падающего тела.

- Тело, прими дар! – вновь голос первого.

Вдруг Риворнэ увидела все, что делалось в комнате, так, словно зажгли невидимый тусклый свет. В нем двигались тени четырех мужчин и двух женщин. Женщина в серой юбке лежала на сером столе, а та, что лежала там прежде, стояла рядом с третьим, который надевал искрящееся кольцо ей на мизинец. Кольцо, искрясь, переливалось цветами радуги. Однако когда оно было окончательно надето на палец, искрящееся, переливное сияние потухло, будто его и не было. Кольцо стало серым и почти сливалось с мизинцем.

- Тело получило дар? – спросил четвертый.

- Да, - сказала Риворнэ и тело в тот миг открыла рот. Девушка узнала себя. Это она сейчас стоит здесь, рядом с… Адором, и Адор только что надел на ее мизинец кольцо. А тот четвертый – это командор Фрацуэр, первого она не знает, хотя лицо знакомо. А второго видела несколько раз во время шествия.

Конечно, шествия. Да, шествия!

«О, духи, что со мной?»

События в комнате стремительно разворачивались.

Проснись и встань! – приказал командор.

- Тело, ляг! – приказал первый.

Женщина поднялась и села на каменный пол, закрыв лицо руками и мелко дрожа. Тело Риворнэ обмякло и, с помощью Адора опустилось на стол.

«Да что же это!» - подумала Риворнэ и устремилась к своему телу. Едва она коснулась руки, как Фрацуэр крикнул:

- Снимай кольцо!

Адор поспешно стянул ободок с мизинца. В это время сидевшая женщина отшатнулась, и рука Риворнэ самопроизвольно коснулась ее юбки.

Все исчезло. Девушка вновь очутилась посреди пустоши. Только теперь она стояла, держа в руке небольшой лоскуток цветастой материи. Розовой плиты не было. Девушка не ощущала ни тяжести, ни невесомости. Зато она услышала, где-то недалеко шум ручья и шуршание травы под ногой.

Риворнэ разжала руку. Лоскут завис в воздухе. И тут она обратила внимание на руку. На мизинце искрилось, переливаясь, заветное кольцо.

- Вот мы и встретились, Риворнэ! – послышалось, откуда-то сверху. - Добро пожаловать в мой мир! Вижу, твои друзья уже позаботились о том, что бы тебе не было одиноко в твоих скитаниях. Это хорошо.

Риворнэ обернулась.

- Что, хочешь меня увидеть? – голос теперь звучал отовсюду одновременно. – Правда, хочешь? В своих владениях я не такая, как меня представляют по обеим сторонам дверей.

- Какой бы ты ни была, я желаю тебя видеть, Государыня Смерть!

Голос переливно рассмеялся. Но были в нем и нотки какой-то далекой тоски и грусти.

- Пока не за чем, - ответила Смерть. – Я – далеко отсюда, хотя и мой голос рядом, и я могу прямо сейчас быть здесь, но желаю, что бы ты сама ко мне пришла. Будь уверена, ты не устанешь, здесь никто не устает. Зато увидишь и ощутишь много интересного.

- Но куда мне идти?! – голос девушки зазвенел.

- Хороший вопрос, - будто немного подумав, ответила Смерть. - Другому бы ответила, куда пожелаешь. Все дороги здесь идут ко мне. Но тебя проводит мой друг. Не хочу, что бы плутала кругами. А такое бывает… Кстати, попробуй понравиться моему другу. Вот увидишь, он верный и преданный. Если вы подружитесь, очень многое откроет тебе по иному.

Когда это еще говорилось, один из просветов вдруг потемнел, и из него выпрыгнуло громадное чудовище, отдаленно напоминающее большую черную собаку.

- Не бойся! – успокаивающе громыхнул голос Смерти. - Петх хоть и неказист на вид, зато ласков и приветлив. Иди за ним, и он защитит тебя, когда понадобиться. Дорога ко мне порой опасна даже в этом мире.

Чудовище подбежало к Риворнэ. Оно разинуло свою огромную пасть, из которой выползли семь языков. Языки принялись лизать Риворнэ, мягко и ласково. С них спадала слюна и стекала на девушку. Риворнэ не смела шелохнуться. Ужасная пасть, утыканная огромными клыками, каждый величиной с руку словно улыбалась.

- Ты ему понравилась, Риворнэ. Обычно Петх не так приветлив.

- Петх! – прошептала девушка.

Чудовище вновь всеми языками облизало ее с ног до головы.

- Хватит нежностей, Петх. Приведи ее в святилище!

Петх вильнул хвостами и, развернувшись, понесся вперед.

- Иди за ним, если пойдешь не в ту сторону, Петх вернется и направит тебя, - сказала Смерть. – До скорой встречи, Риворнэ.

Риворнэ осмотрелась. Никакой слюны не свисало ни с платья, ни с рук. И кстати, платье стало белым, хотя до этого носило отпечаток недавно пережитого.

То же случилось и с руками. Вначале Риворнэ не обратила на это внимания, потому что ничего ровным счетом не помнила. Затем раздался голос Смерти, а позже спустился Петх. И было не до разглядываний. Но девушка могла поклясться, что платье на ней было грязным, со свисавшими лохмотьями с багровыми от крови пятнами. А теперь платье предстало таким, словно Риворнэ одела его только-только.

Девушка глянула вдаль. Чудовище остановилось, словно ждало ее. Только теперь оно было похоже на маленькую черную собачку. Совсем не страшную. Ну, или почти.

 

2

 

Риворнэ казалось, прошло много времени, с тех пор, как она отправилась в путь. Мир вокруг причудливо менялся. Не было ничего постоянного. Даже каменный купол, двигался, в разные стороны, меняя величину и количество дыр. или это тоже казалось?...

Земля временами ходила ходуном, а затем ненадолго останавливалась и вновь плавно плыла, затем все повторялось.

В этом мире, если его так можно было назвать, было все. Девушка наблюдала за чехардой изменений, угадывая в смутных темных очертаниях древние руины, превращавшиеся в следующий миг в жидкий хвойный пролесок, по которому она шла, пока, наконец, не остановилась и не очутилась посреди смрадной топи.

Тогда она впервые позвала на помощь, еще не думая о том, кто придет. Примчался Петх. Пара его языков намертво приклеилась к талии Риворнэ и одним мощным движением та очутилась … посреди ромашкового луга. Словно ковер расстелили! До того ромашки были сочными и яркими. Отдышавшись, девушка огляделась.

Ее жуткий спутник стоял на пригорке, у одинокой сосны и терпеливо ждал, когда Риворнэ его заметит. Она поднялась и, совершенно не чувствуя усталости, взобралась вслед за Петхом на пригорок и очутилась … на окраине Рихона. Той самой, с которой начался ее путь к храму.

Девушка испугалась. Ей действительно стало страшно, потому что она вспомнила теперь все. Ужас пережитого, заставил ее отступить и, развернувшись, помчатся прочь.

Мощный рев остановил Риворнэ. Она встала, как вкопанная, и с не меньшим ужасом, посмотрела в радужные глазища чудовища. Тот рыл землю, похожую на вязкую глину, огромной когтистой чешуйчатой лапой и бил своими хвостами, разбрасывая повсюду комья грязи.

- Только не туда! – покачала головой девушка.

Ответом был повторный рев. Чудовище оскалило пасть, словно приготовившись разорвать девушку. Та закрыла глаза. Но, о, ужас. Даже закрытыми глазами она видела все! В ответ Петх лизнул девушку и совсем по-собачьи заскулил.

- Ты не пропустишь меня, да? – вздохнув, спросила Риворнэ голосом маленькой девочки. Петх открыл пасть и высунул языки, одновременно сев на задние лапы.

- Мне обязательно надо туда идти? – с отчаяньем спросила она.

Рев, который издало чудовище, видимо здесь мог бы назваться лаем.

Риворнэ повернулась. И медленно поплелась наверх.

Город стоял на прежнем месте. Странно, но не изменилось ровным счетом ничего. Те же дома, те же серо-бежевые стены. Город казался так же пустым, но когда девушка вошла в него, ступив на мостовую, вокруг происходило нечто невероятное.

Мертвые! Такие же, которых Риворнэ видела в ту ночь. Они брели ей навстречу, шли с ней рядом, и за ней, выглядывали из окон, выходили и входили в дома. Ехали на остовах лошадей или в повозках, запряженных изъеденными червями клячами. Они здоровались, прощались, торговали, ругались, пели песни. Но на свой манер, не так, как люди. А так, как представить раньше Риворнэ не смогла бы никогда.

Мертвые же, похоже, совсем не замечали девушку. Или делали вид, что не замечают. Казалось, этому Рихону не будет ни конца, ни края. Вот она вышла на Багровую площадь, которая здесь оказалась действительно багровой. Но вместо привычного храма в центре ее стоял гигантский алтарь, от которого в небо поднимались клубы дыма. Тысячи и тысячи людей, не мертвецов, нет! Именно людей спокойно поднимались на алтарь и там с дикими криками, корчась в предсмертной агонии, сгорали в горниле.

Риворнэ подбежала к основанию лестницы, что вела к горнилу и попыталась остановить толпу. Но те лишь виновато улыбались и шли прочь, вверх, в огонь. Наконец, в этой толпе она увидела маленького мальчика лет шести. Черты лица его показались Риворнэ знакомыми. Только выглядел он как-то по-другому.

Мальчик шел один. Девушка почувствовала, что он – один. Риворнэ подхватила ребенка, и пыталась убежать прочь. Дитя извивалось, кусалось и брыкалось. Вослед ей побежало несколько мертвяков. Риворнэ удивилась их прыти, они догнали девушку и отняли ребенка. Один попытался, было замахнуться на нее ржавым куском железа, который раньше, давным-давно был, по-видимому, ятаганом. Но из-за спины она услышала знакомый рев и увидела, как в бессильной злобе сжались челюсти мертвяка. Затем Риворнэ проводила тоскливым взглядом, этого несчастного малыша, уводимого мертвяком к алтарю.

Впервые, во время всего этого странствия, Риворнэ почувствовала странную усталость. Не тела, нет! Скорее она устала от того, что видела. Девушка присела прямо на мостовую, закрыв лицо руками, и облокотилась о стену. Она плакала… Нет, она ревела! Она не могла успокоиться, словно оттого, что она сейчас не сделала, зависело все.

Сколько все это продолжалось, Риворнэ и сама не смогла бы сказать. Слишком многое здесь попросту смахивало на вечность. Но, наконец, она успокоилась. Встала.

- Куда дальше? – почти беззвучно и ровно спросила она.

Чудовище услужливо подало Риворнэ лапу. Девушка ухватилась за коготь и поняла, что она должна сейчас сделать. Она представила себе эту победно ухмыляющуюся рожу, которая почти торжественно возьмет ее руку и, перехватив девушку у Петха, как того малыша, поведет на алтарь…

Ноги сами собой подкосились, и Риворнэ непроизвольно оперлась на изгородь.

«Странно, - подумалось ей. – Откуда в Рихоне тудрусское кладбище?»

Все пожелтело, затем стало ослепительно ярким. Риворнэ вновь услышала голоса.

- Адор! – теперь она безошибочно угадала этот голос. Он принадлежал командору. – Погоди, друг мой! Не спеши! Пока день, они вряд ли захотят с тобой общаться.

- Я хочу найти ту могилу, - ответил проводник, - и как можно быстрей.

Но он подождал командора. Мужчины спешились.

- Сейчас здесь все так заросло, но я запомнил одну верную примету, - продолжил Адор. – Там были камни. Рядом могила, выложенная камнем. Я еще позаимствовал один, и положил на могилу. Ну, как бы в виде плиты.

- Понятно. А в какой стороне? – деловито спросил командор.

- В том то и дело, что не запомнил. Ну, то есть, в общем, я помню, что надо под гору идти. Но вот в какой стороне?..

- Смотри-ка? А здесь довольно выложенных камнем могил. Вон как бы свежая такая имеется! – указал командор на очередную каменную кладку.

- Да уж! – развел руками Адор.

- Но ты прав, искать надо! – уверенно кивнул командор. – И при том быстро. Кто знает, может к ночи они, и вправду попытаются разрыть могилу…

- Кстати, ты ничего не чувствуешь? - спросил вдруг командор, когда они уже достаточно прошли вглубь кладбища.

- Что именно? – недоуменно переспросил Адор.

- Ну, вроде как мы здесь не одни, - сообщил командор.

- То есть?

- Ну, ты действительно ничего не чувствуешь?

- Пока нет… А что я должен чувствовать?!

- Понимаешь ли, в чем дело, мой друг. Ты находишься на погосте. А кладбище, самим своим существованием обязано быть местом общения тех, кто перед дверью, и за ней.

- Мертвых и живых?

- Да, - вновь кивнул командор. – Кстати, это не та могила?

Он указал на небольшую каменную насыпь, поросшую мхом и травой.

- Нет! – машинально ответил Адор. – Так что на счет места общения? Ты думаешь, Риворнэ…

- Полагаю, да, - перебил проводника Фрацуэр. - Только она не за дверью и не перед ней. Она сейчас стоит в самой двери. Странно, что ты не чувствуешь ее присутствия.

- Она слышит нас?

- Может быть. Скорей всего должна слышать. Ведь если мы сделали все правильно, кольцо живых в двери и за ней приобретает особые свойства. В том числе и свойство слышать голоса живых. А может даже и тех, кто находится с ней рядом.

- Мертвых?

- Нет! Те, кто находятся с ней рядом нельзя назвать мертвыми. Они скорее живы. Ведь этот мир гораздо ближе к двери, где они стоят, чем какие-то другие миры… Впрочем, все это так, отвлеченные умозаключения.

- Сам-то хоть понял, что сказал?

- Увы, да… И знаешь, кажется я нашел нашу могилу! – ответил командор, и уверенно подошел к Риворнэ. Вернее к тому месту, где она стояла. Девушка посмотрела под ноги. Одинокая каменная плита, более похожая на просто плоский камень, чуть торчала из-под земли.

Командор присел на корточки и посмотрел куда-то вверх, но получилось так, что он смотрит на нее, хотя и не видит. И сказал, как будто обращаясь именно к ней:

- Если ты и вправду подаешь мне знак, девочка, и слышишь меня, скажу одно – ни в коем случае не разговаривай с тем, кто назовет себя перевозчиком.

От неожиданности, Риворнэ потеряла равновесие, соскользнула с камня, и… полетела вниз.

Падение продолжалось недолго. Всплеск, и ее тело погрузилось в мелкую рябь спокойного моря. Крик белых птиц и шум прибоя, где-то очень далеко дал Риворнэ понять, что она не покинула этот мир. Впрочем, этот ли?

Девушка оглянулась. В клюве она держала еще живую треску, и удалялась от серой глади, взмывая все выше и выше. Там, в вышине, отчетливо слышался гомон белых птиц. Вдали показалась земля, которую Риворнэ теперь видела с высоты. Земля начиналась с высоченных утесов, а затем превращалась в громадные пики, сравнимые с вершинами Бакрона.

Утесы приближались. Пенные брызги рассекались об них и стекали прочь. Словно обнимая эти суровые подножия. Был ясный день. Не единого облачка. Сбоку Риворнэ увидела очертания трех лодок, идущих откуда-то к берегу. Но вот утесы заслонили горизонт и, вдаваясь вперед, скрыли большие лодки из виду.

Риворнэ спустилась на скалу, в которой ее острый взгляд углядел маленькую выемку. Она коснулась холодного камня и с жадностью принялась терзать свою добычу. Наконец, когда треска была выпотрошена, а желудок насытился, чайка огляделась.

Три величественных корабля показались из-за утеса один за другим. Те, что она приняла за лодки… или нет, не она. Чайка видела такие корабли впервые. А вот теперь действительно лодки, спущенные на воду, подплывали к берегу, где виднелся тонкий светло-серый серповидный изгиб отмели. Из лодок посыпались люди. Они несли с собой какую-то, видимо тяжелую поклажу. Много ругались, и вообще, вели себя шумно и нагло.

Но чайка этого уже не видела. Она вновь взмыла вверх, отправляясь за добычей. Яркое полуденное солнце на миг ослепила белую птицу, и она непроизвольно опустила голову. И тут же слетела с ветки.

Самка лемура поднялась уже на земле, явно недоумевая, что заставило ее так неудачно прыгнуть. Она посмотрела наверх. И увидела, что привычного дерева, между прочим, самого большого на этой стороне мыса, вдруг не стало. Оно оказалось срубленным.

Ватажники ловко обрубили ветки, затем перехватили ствол цепами и, с помощью мулов поволокли, куда-то в сторону скалы, где обычно гнездились чайки. Самка лемура стремглав запрыгнула на следующее дерево и уже оттуда смотрела на происходящее. На ее глазах странные пришельцы сооружали нечто отдаленно напоминающее птичье гнездо, только совсем уж невероятных размеров. Как огромный муравейник.

Наконец, ей надоело это занятие. Самка, спрыгнув на ветку другого дерева, вдруг оказалась в небольшом лазе.

Мышь пискнула. Свет померк. Его заслонил, какой то странный, заостренный ствол дерева. Мышь попыталась протиснуться между ним и входом в лаз. Наконец, ей это удалось, и она опрометью пустилась напрямик, туда, где чернел вход в ее нору. Вскоре она очутилась средь большого двора, огражденного частоколом. Сбоку высился длинный дом в да яруса, к нему примыкали с разных сторон еще два - поменьше.

Над мышью возвышался помост. Под ним – глубокая яма. Каким-то особым чутьем, мышь почувствовала, чту нужно, ради самой жизни держаться подальше и от помоста и от ямы. И вообще, видимо, придется, что-то в этой ее жизни безвозвратно менять.

Риворнэ обернулась. Перед ней на задних лапах стоял громадный черный пес с лоснящейся длинной и лохматой шерстью и большим мокрым серо-бардовым носом. Высунув язык, он по-собачьи сипло дышал.

- Петх, - позвала его девушка. – Нам нужно отсюда уходить. Ведь, правда?

Пес тявкнул и, повернувшись, поплелся прочь со двора. Ворота форта были открыты настежь. Тех, кто его строили, еще нет, но они в любой миг вернутся. Девушка пошла за псом. Преодолев ворота, они спустились к морю. Здесь Петх дал себе волю. Риворнэ еле поспевала вслед за ним. Теплая пенистая волна щекотала ей ноги. Стало так легко и радостно! Никогда еще Риворнэ не было так легко и радостно.

Наконец, они достигли небольшой расселины в скале. Пес устремился туда. Риворне за ним. Когда она вышла на другую сторону утеса, моря не было, вместо него свои тяжелые свинцовые воды несла непонятно куда тихая широкая река. Стало пасмурно. Петх, убежавший куда то далеко, вернулся, облизав Риворнэ всеми своими семью языками. Девушка обернулась. Утес все так же стоял перед ней, но теперь он казался таким же унылым и безжизненным. Ничего живого, кроме нее и Петха, даже маленькой кочки. И река, с этой мутной тяжелой водой. И тучи, раскинувшие свою странную дырявую сеть в небе.

Риворнэ вздохнула. Она пошла вдоль берега, вслед за Петхом, который, вопреки обыкновению, шел почти рядом. Так они шли вдоль бегега, пока не набрели на остов гигантского корабля. Риворнэ показалось, что она брела к кораблю от утеса вечность. Она вновь обернулась. Утес маячил вдали черным клыком, но находился не более чем в пятьсот шагов от них.

Здесь, стоя рядом с этой громадиной, девушка впервые подумала о том, что вот именно сейчас в этом мире ей так не хватает чего-то близкого, родного, своего... Невзначай, Риворнэ подняла кверху руку и увидела на мизинце кольцо. Даже здесь в этом мрачном мире, подарок, данный ей Адором, в той странной комнате с мраморным столом посредине, искрился и сиял, оживляя пространство вокруг себя. Девушка прижала руку к груди и закрыла глаза.

 

3

 

Стало темно. Даже когда Риворнэ открыла глаза, сплошную темень прорезал лишь искрящийся свет кольца и зеленовато-голубые метавшиеся туда-сюда блики. Темные воды по-прежнему текли рядом. Они струились, иногда меняя течение мерно и тягуче. Девушке почему-то очень захотелось войти в тугую гладь и погрузится в нее целиком и забыться в этих спокойных, обволакивающих водах. Она почти сделала шаг, когда в неясных бликах на воде отразились бренные обломки. Но сейчас они не казались столь древними, скорее наоборот.

Корабль дышал жизнью. Он был похож на один из тех трех памятных черных судов, что Риворнэ увидела со скалы. На корабле горели огни, отражая корму в уже не тяжелой водной глади, обнимающей широченную дугу судна. Сама Риворнэ стояла в лодке, которая отходила от гиганта. Лодкой правил седой бородатый старик. Он держал в одной руке штурвал, а в другой веревку от паруса.

На корабле слышались звуки брани и развеселых песен. Кто-то вывалил голову за борт и смачно блеванул, опустошая желудок. Другой раскатисто захохотал, вытаскивая незадачливого выпивоху назад. А ялик все удалялся и удалялся. Правда, медленно… Но верно! Весь корабль уже горел на фоне ночи желтовато-бледными огнями. Звуки постепенно стихали. Волосы девушки задел легкий ветерок и умчался к берегу.

Внезапно на месте, где стоял корабль, все вокруг озарила громадная вспышка. Затем оттуда вырвался оглушительный грохот, и судно содрогнулось, а в следующий миг запылало. Послышались дикие крики. Кто-то, ярко пылая, вывалился за борт. Обломки долетели даже до ялика, который, подхватив ночной бриз, уходил прочь.

Затем вторая вспышка вновь озарила берег, и одновременно за ней вторая волна грохота эхом отразилась от прибрежных скал. Обломки того, что некогда было могучим кораблем, посыпались, горя и искрясь, и так же едва не достигли ялика. Риворнэ закрыла лицо рукой и зажмурилась.

Когда девушка вновь открыла глаза, вместо ялика она стояла на длинной лодке. Серые своды огромной пещеры, изрешеченные ямами, из которых изливался мутноватый свет и тягуче-темная река – вот все, что она видела вокруг. Девушка обернулась. Тот же старик правил веслами к другому берегу, темные очертания которого все четче проявлялись сквозь завесу падающих лучей.

Тот берег уже давно скрылся из виду. Да и был ли он?! Риворнэ показалось, что они просто сделали крюк. Но тут она услышала слова старика:

- Нет, это тебе просто показалось, - хрипло почти шепотом промолвил он. – Я – перевозчик. Тебя предупредили, что со мной ни в коем случае нельзя вести разговоры? Так вот, - он усмехнулся, приоткрыв щербатый рот, - это правда!

По одежде старик больше походил на какого-то торговца, нежели на лодочника. Длинная серая, подбитая рыжим мехом накидка спадала с плеч вниз, большая бардовая широкополая шляпа с низкой тульей чуть скосилась на бок и вперед. Так, что глаза утонули в ее тени.

- Раньше я и впрямь торговцем был, - вновь тихо прохрипел старик. Теперь он смотрел не на девушку, а, скорее, себе под ноги. – А нынче вот, как ты – Хозяин Реки.

- А кто же я? – едва не сорвалось с ее губ.

«Нет! Говорить нельзя, нельзя» - повторяла сама себе Риворнэ – «Нельзя»

Вдруг сильный толчок вывел ее из равновесия, и девушка чуть не вывалилась за борт.

- Осторожней! – спохватился старик, в последний миг, хватая ее за руку. Его рука обдала девушку холодом и едва не соскользнула с ее руки. Но крючковатые пальцы цепко и даже немного больно сжали запястье Риворнэ. – Прибыли! Щас вот вытащу лодку, и ты выйдешь.

Риворнэ кивнула и вжалась пальцами в борт.

- Хорошо! – старик, несмотря на свой возраст, рывком подтянул лодку на себя и выволок ее на берег. – Теперь слезай!

Риворнэ спрыгнула на мягкий песок и пошла вперед.

- Нет! – окрикнул ее старик. – Иди сначала на огни там на берегу. Во-он там!

Старик указал рукой. Риворнэ кивнула. Тот отвернулся и принялся стаскивать лодку обратно. Девушка заметила, как он поморщился, увидев на берегу кусок какой то темной чешуйчатой ткани, взявшийся невесть откуда. Странно, но кроме нее и впрямь здесь совсем ничего не было. Берег казался совершено пустым…

- Доброй дороги! – крикнула девушка. Скорее по привычки, нежели с каким-то умыслом.

Зря!

В тот же миг предательский песок начал быстро затягивать ее вниз. Риворнэ вскрикнула. Безмолвие разорвал громкий хохот, который она слышала на корабле. В тот же миг, откуда ни возьмись, отовсюду к девушке приблизились, пытаясь ее схватить, голые кости в каком то рванье. Риворнэ ушла в песок по грудь, а костяшки вцепились ей в волосы, схватили за горло, пытались порвать одежду.

Она вновь почувствовало то же, что и тогда, в зарослях. Все вокруг побелело, словно она очутилась посреди горящего сена. Жар обдал ее волосы и руки, а ноги заиндевели от холода. А костяшки впились в ее тело и рвали, рвли, рвали…

Какая-то, черня тень, мелькнула вблизи. И вместо костей, Риворнэ оплели уже знакомые липкие языки, вырывая из страшных объятий. Когда Петх вытащил ее всю, перед собой девушка вновь увидела старика-перевозчика. Точнее нечто, похожее на старика. Потому что вместо шляпы свисали шевелящиеся пурпурно-синие отростки мяса, а мантия раздулась, становясь похожей на огромный пузырь из которого просвечивалось рыжее нечто, с многочисленными ногами наподобие крабовых.

- Тебя же предупреждали, не заговаривай со мной, - сказал «старик» ртом, ставши похожим на жабью челюсть. – Теперь ты должна купить у меня что ни будь, если хочешь идти дальше.

Только он это сказал, языки Петха выпустили Риворнэ, да так, что девушка оказалась рядом с ужасным торговцем.

- А что ты можешь мне предложить? – со страхом в голосе спросила она.

- Как что?! жизнь конечно! – осклабившись, ответил урод. – А ты что думала?.. А, ты хочешь спросить, чью жизнь?!

Он страшно улыбнулся, показывая ряды странных зубов, похожих на воткнутые иголки.

- Твою, дуреха! Сколько тебе лет надобно? Десять? Тридцать? А может, ты хочешь бессмертия?! У меня имеется и этот товар. Ты хочешь спросить, сколько он стоит? Отдам недорого…

- Видишь, этот корабль? – продолжил он, вытаскивая из пузыря огромную крабью клешню. В тяжелых водах через просветы Риворнэ вновь увидела тот самый черный корабль.

- А-а, - протянул торговец, - узнала? Еще бы! Так вот на нем – шестьсот душ. Да-да, и еще шестьдесят шесть в придачу, которые в трюме, вернее в трюме – шестьдесят пять. Но это – невольники, жертвы разбоя, так что – не важно! А, что важно – эти шесть сотен – самые жестокие негодяи и душегубы всего южного побережья! Лихие бродяги, не знающие пощады и сожаления!

Чудовище булькнуло. Странно, но Риворнэ подумалось, что она совсем его не боится. Даже омерзения не было…

 Отдай мне их, - продолжил старик. Уже старик! - Это – твоя плата за бессмертие.

- Но как?..

- Когда! - торговец вновь неприятно рассмеялся. – Ты хочешь спросить, когда ты мне их отдашь. «Как» ты уже видела, тудманская распутница… И нечего краснеть! Кхе-кхе. Таких шлюх, как ты, еще поискать надо. Целуешь всех, кого не попадя! Ведь, правда, вонючая псина? Твоя нынешняя хозяйка не лучше дешевой продажной девки!

Петх за спиной Риворнэ зарычал.

- И не скалься, хвостатая тварь. Я все равно заберу этих красавцев. Если бы она знала, как я жажду расправиться с ними! Я сделаю их жизнь краше любой басни про них в том мире!

Торговец снова рассмеялся.

- Мне не надо бессмертия, - сказала вдруг Риворнэ. Она хотела, что-то добавить, но заметила, что старик будто побледнел. Затем, оправившись, пристально посмотрел на девушку прямо ей в глаза, словно хотел, что-то в них прочесть.

- Мне не надо бессмертия, - тихо повторила Риворнэ.

- А какого демона тебе надо?! – угрожающе спросил торговец. Петх вновь зарычал.

- То, что мне надо, у тебя нет, - уверенно ответила девушка. – И никогда не будет.

- А-а, решила подороже себя продать, тварь? – зло спросил торговец. – Осмелела. Но запомни, даже эта псина тебе не поможет, если ты меня обманываешь. Я ведь и впрямь догадываюсь, чего ты хочешь. И помни – я тебе не верю!!! Ни тебе, ни той, что тебя послала…

Он со злостью отшвырнул Риворнэ на песок. Петх был рядом.

- Иди отсюда, - рявкнул торговец. - Это – мой берег! Даже ты здесь не имеешь власти! Хочешь, присылай своего колдунишку. Посмотрим, такая ли черная у него кровь!..

Резким жестом старик словно отстранил ее в очередной раз.

- Но и с тобой мы еще поговорим, - предупредил он. - Попозже!

Затем развернулся и пошел прочь.

Риворнэ вздохнула. А когда страшный старик скрылся из виду, повернулась. Петх обвинительно смотрел на нее. Мол, что ты наделала, тебя же предупреждали?

- Ну, прости. Прости меня. Я, наверное, большая-пребольшая дура. Пошли, мой верный друг. Ты ведь простишь глупую подружку? Правда?! – с надеждой спросила девушка.

Чудовище примирительно лизнуло ее языком, словно смывая смрадный запах старика. Затем кувыркнулось и помчалось вперед, то и дело, останавливаясь и поджидая Риворнэ. И она поплелась за Петхом к небольшим скалкам, стоящим рядом с берегом. За скалами виднелись огоньки.

Дойдя до скалок, Риворнэ долго собиралась с духом, что бы забраться на них, и спуститься к кострам. Петх огромными прыжками преодолел валуны и очутился на самом верху. Похоже, он вовсе не собирался помогать Риворнэ. Но та не очень то и хотела. Точнее она вообще ни хотела никуда забираться! Тогда Петх просительно заскулил. Правда из пасти чудовища вырывалась больше тихое рычание, но прислушиваться к странному рёву Петха девушке как-то не очень хотелось. Ей больше нравилось думать, что пес просительно скулит. И, кстати, Петх все больше походил на того большого черного пса, что она увидела в лагуне. Вот и теперь девушка посмотрела на него и усмехнулась. Эта усмешка понравилась чудовищу, и он стал раздирать передними лапами ближайшие валуны, рассекая в полумраке множество искр.

«Да уж, и впрямь, как пёс!» - подумала Риворнэ. Ей даже показалось, что Петх стал меньше.

Довольно быстро Риворнэ поднялась. Отсюда, с этой единственной возвышенности, ей увиделась странная долина. То, на что она посмотрела, обрадовало и одновременно неприятно поразило Риворнэ. Долина напоминала читанные в книгах рассказы о степи, в пору ее расцвета. Тогда ведь многочисленные княжества и королевства хоть и враждовали меж собой, но расцветали, как расцветала сама долина. Тучные стада паслись повсюду. Многочисленные реки вливались в огромные прозрачные озера, которые теперь высохли и превратились в знойные пустынные проплешины. А тогда они и были центрами, вокруг которых умирали и возрождались города и страны Мерномаи. То явилась пора зрелости Большого Дома.

Большие вереницы караванов пересекали просторы равнины и шли от Йомавии к Бакрону. Южный морской путь считался более опасным, чем выложенные тесом и посыпанные щебнем, а где и вовсе каменные дороги. Богатства притягивали алчных восточных степняков, ютившихся у северо-западных окраин Туманных гор, отрогов Стекрона и Юнольта. Но в ту пору северные степи больше предпочитали меняться с южными владыками тем, что изготавливали сами. Ну, или что отбирали набегами у северных оленеводов. Конечно, если последнее удавалось.

И вот теперь все это великолепие здесь, у самых берегов темной реки. Костры у реки – стойбища пастухов или делянки лесорубов…

Да полно! Можно ли все это здесь увидеть так, сразу. Риворнэ отказывалась верить глазам.

Впрочем «здесь», это где?!

В этом мире, если его так можно назвать, не было ни времени, ни усталости. Скорее всего, то же и с расстоянием?!

Риворнэ поежилась. Ей вдруг стало холодно, тоскливо и одиноко. Над увиденным миром уже собирались тучи. Она чувствовала опасность и неизбежность. Это как приговор! В этом мире опасность являлась ей в разных личинах, но с этой вышины она смогла измерить ее всю.

- Забери меня отсюда! – повелительно сказала она Петху. – Я и так уже насмотрелась ужасов. Мне нечего здесь делать!

Чудовище кивнула в знак согласия, но продолжало стоять.

- Ты считаешь, что… - вдруг Риворнэ осенило. – Так вот о чем говорил лодочник?!

Петх радостно рявкнул.

- Я шла столько… - девушка осеклась. – Так что, получается, я все это время топталась на одном месте, что ли?!

- Не совсем! – Петх вдруг преобразился. Вместо чудовища на нее смотрел средних лет человек, весь в черном. С воронеными блестящими волосами и перламутровыми глазами. – Ты все же прошла некоторый путь, даже по меркам Черты.

- Черты?! – спросила Риворнэ, но Петх будто не услышал её. Он говорил спокойно, как без чувств.

- Ты спустилась к реке, пересекла ее и поднялась на скалу. Этого достаточно, что бы оказаться посреди Черты. Но что бы войти внутрь, притом без меня, ибо я не могу пройти с тобой дальше, тебе осталось заглянуть в чашу…

С этими словами он растворился в воздухе, а Риворнэ очутилась у края огромного хвойного леса, колышущегося в такт странного напева, доносившегося из чащи. Посреди бора виднелась проплешина – начало узкой тропки ведущей вглубь. Риворнэ пошла по ней. Музыка не приближалась, но и не удалялась. Кажется, ею был пронизан весь лес. Из хвойного бора лес понемногу становился разнолистным: заросли ольхи и кустарника сменялись небольшими дубравами, кое-где, где протекали переливистые ручейки, можно было заметить ивняк и осоку. Все больше и больше попадалось вначале одиноких, а затем и в превеликом множестве берез.

Вскоре Риворнэ вышла из одного такого березняка на поляну, ярко освещенную солнцем. В центре поляны высился большой валун. На нем сидел обнаженный мальчик лет тринадцати и тихо играл на свирели. Голову мальчика венчал венок из трав и цветов. Когда девушка подошла к валуну, мальчик прекратил игру. Он слез с валуна и подошел к Риворнэ, нимало не смущаясь.

- Вот, наконец, ты и пришла, - сказал он радостно. – А я уже заждался!

Он протянул Риворнэ свирель и улыбнулся. Затем, когда Риворнэ приняла дар, развернулся и пошел, поманим её за собой.

- Дядька не шибко вежлив, правда? – заметил мальчик, когда она вошла за ним в высокую траву. Риворнэ попыталась заиграть на свирели, но в ее руках та превратилась в простую тростниковую палочку. Мальчик рассмеялся и отобрал у нее палочку.

- Ты никогда не умела играть! – сказал он. Затем вновь заиграл на свирели и пошел по появившейся как из ниоткуда тропинке к лесу.

- Кстати, тебе нравится моя новая песенка?! – спросил он, оборачиваясь.

- Не совсем, - честно призналась Риворнэ. – Какая то она печальная. Даже для этих мест.

- Ну, тебе не угодишь, - скривил обиженную мину мальчик. Затем, словно подумав немного, сказал:

 – Хотя, ты права. Я что-то истосковался шибко. Кто знает, отчего?.. Пойдем!

Он вновь поманил, и девушка пошла следом.

По дороге они много говорили, о чем-то спорили, шутили. Мальчик иногда играл на своей свирели, иногда прыгал и кувыркался, показывая ей то, чему научился, по его словам, у кого-то.

- А знаешь, - доверительно зашептал он, вдруг, подходя к ней так, что его нагое тело, коснулось ее платья. Сердце Риворнэ, отчего то сильно заколотилось. - Мне скоро исполнится столько лет, что я, наконец, получу право жениться, и мы сбежим отсюда.

- Да, а с кем? – недоуменно спросила она, пытаясь отойти от мальчика на шаг.

- Ну, с женою, конечно! – сердито воскликнул мальчик, и добавил мечтательно. – Она красивая! У нее большие глаза и губы, а еще я однажды подглядел, когда она с другими девушками работала в поле. Мне понравились ее, ну, сама понимаешь… Ну! Эти…

Мальчик многозначительно посмотрел на Риворнэ…

- Только не говори ничего старухам! – предупредил он. – По правде, я и разговаривать с тобой не должен. Странный какой то зарок… Но Черныш как ошалелый промчался впереди тебя. Я и спросить его толком не успел… Словно ты – званный гость какой то!

- А интересно, что он делает, когда приходит незваный гость?

- Ну, Черныш с такими долго не говорит, сама знаешь, - усмехнулся мальчик. – Сам не видел, конечно. Но ничего хорошего с ними после такой встречи не происходило.

- Это то и странно… - подумала вслух Риворнэ.

- Что странно?!

- Говоришь – шальной?

- Ну да, вихрем! А что?!

- Да нет, пока ничего… А кто-нибудь уходил…

- Пока тебя не было?

- Да.

- Только Петх и…

- И кто? – строго спросила Риворнэ.

- Я не видел, но, кажется… Кажется кто то уходил кроме Петха… У старух спроси! – ответил он и больше не проронил ни слова.

Так они миновали еще три поляны, пока не вышли к краю широкого поля, засеянного рожью.

- Ну вот, пришли. Там Большой Дом!

Мальчик указал рукой на вытянутый вдоль поля дом, с большой соломенной крышей, напоминавшей огромную копну сена. До дома по краю поля вела широкая проезжая дорога.

– Ну, - наконец, промолвил мальчик. - Я восвояси. А ты ступай в свой бабский гадюшник, сестрица.

Он поморщился, и… широко улыбнулся. Риворнэ усмехнулась в ответ. Мальчик помахал ей рукой, затем развернулся и пошел по еле заметной тропке, петлявшей в кустах. И вскоре скрылся из виду.

Риворнэ постояла еще немного и пошла своей дорогой. Скоро она уже подошла к дому. Дом оказался пуст. Девушка поднялась по широкому крыльцу, затем вошла в распахнутые двери и очутилась в длинной комнате, по краям которой стояло два ряда аккуратно застеленных кроватей, а над ними – еще два ряда каких-то висячих приспособлений, наподобие кулей. Кроватями, конечно, эти низкие спаленки назвать можно было с большой натяжкой. Просто на деревянные плоские каркасы, почти касающиеся пола, уложили матрацы, набитые соломой и застелили стегаными одеялами, которые венчали подушки.

Риворнэ поразила чистота. Видно было, что здесь ее намеренно ежедневно и старательно наводят. Повсюду были разостланы из серой плотной ткани дорожки. Окон в этой части дома не было, но света и без них оказалось предостаточно. Он лился из небольших отверстий в стене, а так же из распахнутой настежь двери, завешанной легкой циновкой, едва колышущейся от легкого ветерка.

За этой комнатой открылась другая, по-видимому, трапезная. Здесь почти посреди, застеленный скатертью с причудливым узором оберегов, стоял длинный большой стол. По краям с одной стороны стояла лавка, прикрепленная к стене. С другой, вместо лавки стояли триножки. Всего их было двенадцать, а тех, кто здесь трапезничал не меньше двадцати четырех. Большой стул, похожий на трон, стоял на другом конце стола, у большущей белой печи. Риворнэ не стала останавливаться, и пошла дальше.

Слева от печи виднелась небольшая дверь. Туда девушка и направилась. Две комнаты вдоль коридора оказались заперты на замок. Риворнэ дошла до конца и очутилась в странной комнате, напоминавшей одновременно спальню, оружейную и магистратскую приемную, что девушка видела в Тудрусе. Рядом с печью стояла большая кровать, бережно застеленная красивым алым покрывалом, с золотистым шитьем. Множество белоснежных подушек так же были вышиты золотом. С краю от нее стояло в три ряда оружие – короткие метательные копья, длинные овальные щиты, и огромные луки, с тулами, полными длинных стрел. Каждая стрела имела медный наконечник, а каждое копье – красивое медное острие. Некоторые копья были повязаны красными, золотыми или серебряными шнурами. На пяти наконечниках горделиво подвязанных ярко-синим бантом, поблескивали медные или серебряные кругляши.

Щиты, выкрашенные в синий цвет, так же имели знаки отличия в виде золотистого, красного или серебристого рисунка. На всех на них изображался либо большой крылатый пес держащий в лапах змею, либо красный ромб в котором помещалась серебристая змея с женской головой. К щитам подвешивались пояса с небольшими, напоминающими асги, но немного кривыми медными кинжалами. Рукояти некоторых кинжалов были украшены синими перевязями. Риворнэ заметила, что три секции пусты. Она огляделась. Смутное беспокойство коснулось ее сердца, и девушка обернулась.

Она услышала голоса и посмотрела в окно. Единственное окно справа от кровати. Там же находилась дверь, прежде ею незамеченная. В окне блестели слюдяные пластины, а потому она увидела лишь расплывчатое очертание приближающихся. Внимание ее привлек очень темный даже отсюда комок, который вылетел из мутной толпы, радостным лаем оглашая все вокруг.

Риворнэ почувствовала себя уверенней, подошла к двери и распахнула ее, выйдя на крыльцо. Впереди всех стояли две рослых полуобнаженных женщины в том облачении, что уже видела Риворнэ. К копью одной из них был приделан синий бант. У обоих на щитах высунул язык золотистый крылатый пес. Опоясывали женщин уже знакомыми поясами, державшие и длинные до пят юбки. У той, которая носила на копье синюю ленту, левое плечо синело от наколотых рун, а на правом поблескивал серебряный ободок. Другая носила ободок потоньше на правом запястье и что то вроде сережки с камнем поблескивало на ее правом соске.

За ними шествовали еще четыре женщины в длинных платьях, подвязанных тонкими поясками с маленькими кисточками. У них у всех волосы были заплетены в большую косу и по-разному убраны. Остальные, вставшие чуть поодаль, носили, как и первые две, юбки, или вовсе стояли раздетыми. Те, что одеты в юбки, имели по две косы, а те, что обнажены – одну, спускавшуюся вниз. У некоторых в косу были вплетены синие или красные ленты.

Все женщины с любопытством, страхом, смущением, радостью, недоумением, надеждой, и еще чем-то, что так и не успела уловить Риворнэ, смотрели, на приближающегося к ней большого черного пса. Тот важно подошел к крыльцу и, не сводя с девушки глаз, спокойно лег на первую, самую широкую ступень. Знакомый радужный оттенок с одной стороны явно издевался над Риворнэ, а с другой посмеивался себе. Девушка спустилась к псу. Тот даже не шелохнулся.

- Да, Петх, привел ты мне подружек! – она ласково потрепала пса за холку, отчего тот завилял хвостом.

- Ну, чего стоите?! – обернулась к толпе Риворнэ. – Проходите, покуда не прогнала!

И улыбнулась.

Онемевшая женщины зашевелились. Все как-то разом принялись за какие-то дела, словно спохватились. Все кроме четырех в платьях. Те величественно подошли к крыльцу.

- Как добралась, матушка? – с некоторым напряжением в голосе спросила та, что подошла первой и выглядела самой старшей из них, дородная и розовощекая.

- Хорошо, - кивнула Риворнэ, вставая. – Пришлось, правда, поторговаться с лодочником…

Женщины испуганно переглянулись.

- А так, почти и ничего. Только вот проголодалась, что-то. Парнишка, что встретил меня у Багна довольно забавный. И играет хорошо.

- А-а, такой, с соломенными волосами, новенький совсем?! – обрадовано спросила дородная женщина. Другая усмехнулась и добавила:

- Подрос, уже подрос.

- Да, что подрос, то точно. Только не жалует он нас совсем, как и не жаловал.

- Ну, так, то вестимо! – усмехнулась опять та же. Женщины засмеялись.

- Ну что, девоньки, как там, в поле? – весело спросила Риворнэ.

- Да, матушка, с твоей подмогой! - ответила другая, тоже полная, но самая низкая из них.

- И, есть, поди, хотите? – улыбнулась хозяйка. – Эй, там, кто нынче кашеварит?! Ставьте на стол утрешнее, сегодня рано есть будем!

Несколько совсем молоденьких девчушек стремглав бросились в дом, в сторону большой двери.

- А вы пока зайдите, девоньки, - вновь обратилась Риворнэ к старшим. – И пошлите в мужеский дом, мне после трапезы и с ними посоветоваться надо. Да зовите не в поле, а прямо сюда. Ясно ли?

- Куда уж, - ответила первая. – Совсем, что ли худо за лесом то?

 -Совсем, - кивнула Риворнэ, голос ее помрачнел. – Беда страшная. И сеча будет страшная.

И уж совсем тихо почти шепотом:

- Как бы нас с вами девоньки та сеча не задела.

Женщины опустили головы.

 

4

 

Трапеза была скорой. Риворнэ ела мало, хоть и вправду хотелось, есть, а что-то не елось. Сделав, мимоходом два замечания концу стола, поковырялась, выпила хлебной воды и встала. Потом бросила на ходу дородной:

- За старшую!

И вышла в коридор. Отперла ключом из связки, что взяла на постели, одну из двух дверей, ближнюю к спальне. Это была сокровищница. Здесь Риворнэ отгребла горсть червонцев аккуратной чеканки, и насыпала двадцать штук в маленький мешочек. Затем вышла из сокровищницы, заперла ее и вновь вошла в трапезную. Все еще ели.

- Миронега! – позвала хозяйка одну из четырех помощниц.

Та поклонилась.

- Как поешь, снесешь этот кошель тому белобрысому. Пусть сходит на переправу и скажет, что хозяйке надо двадцать ладей. Как купит провоз, купчую пусть тебе принесет. Головой отвечаешь. Поняла ли?!

- Да, государыня, - та поклонилась еще ниже.

- Слушайте все! – повернулась меж тем хозяйка. – Допозна не засиживаться. Как стемнеет, всем спать. Завтра с утра пойдем. С раннего, на первую зорю. Так что броню всю проверьте сейчас. И хорошенько проверьте. Скоро к нам гости званые пожалуют. Задами-то не вертите, а проверьте скоренько. И что б духу вашего, как придут, не было! Всем ли ясно?!

Все склонили головы.

- То-то… - она вновь обернулась к помощницам. -  Миронега, поспеши. Мне к утру ладьи нужны.

- Да, государыня, - вновь поклонилась Миронега и встала из-за стола, беря кошель.

- Людомила! - позвала меж тем хозяйка ту, что была меньше всех. – Проследи, как девки готовиться будут.

- Да, государыня.

- А ты, Краснолика, приготовь светлицу. Сама, приготовь. Не надобно мне, что бы от этих пигалиц бессовестных подарочки понаоставались, - сказала она ворчливо.

- Сделаю, как велишь, - поклонилась дородная.

- Потом останешься, будешь приговор писать. Ты же, Любава, пойдем со мной, - поманила хозяйка последнюю помощницу. – Надо бы нам вара сготовить.

Они прошли в коридор, и Риворнэ отперла первую дверь. Здесь все пахло разнотравьем! Часть печи выдавалась вперед. Риворнэ и ее помощница принялись готовить варево. Когда прошло довольно времени, хозяйка молвила:

- Теперь ты и без меня справишься. Разольешь по склянкам и раздашь половину девкам, остальное отдашь Бояну.

- Сделаю, - кивнула Любава. Риворнэ вышла. И прошла в спальню. Оружие уже разобрали. Рядом с постелью стояло лишь два набора доспехов. Риворнэ пристально и оценивающе посмотрела на первый. На месте щита в ножнах покоился длинный изогнутый меч. Риворнэ вытащила его и посмотрела. Бесскверное лезвие поблестывало в свете неверных лучин. Налюбовавшись, хозяйка убрала меч обратно. Затем перевела взгляд на небольшой круглый стол, за которым сидели четверо мужчин. Миронега устроилась у писательского станка. Хозяйка села на кресло и подбоченилась. Немного подумав, она начала:

- Вот что я скажу вам, сынки! Допрежь я брала по одному роду, а нынче и сторожевых потребую.

Сидящие мужчины переглянулись. Все они носили белые льняные рубахи и плащи, подбитые всяк на свой лад. Оружия при них не было, зато каждый имел по посоху, увенчанному массивным серебряным набалдашником. У троих свисали до колен длинные бороды. Один, лохматый, с распущенной бородой вместо плаща носил черную медвежью шкуру. Двое других бороды и волосы заплетали в косы. Причем у одного спускалась до колен тугая косища, со вплетенными в неё серебряными обручами, как и в бороде. Второй напротив, имел раздвоенную бороду и пробор, в которые были вплетены медные бубенчики, так что когда он шевелил головой, они переливисто позвякивали. Вместо набалдашника этот второй имел на посохе козий череп с двумя серебряными рогами. К черепу изнутри и с наружи так же крепились медные бубенцы. Четвертый, единственный безбородый, со стриженной головой, имел длинный чуб, подвязанный широким кожаным ремешком к затылку. Густые усы так же плелись в косы и продевались в массивные серебряные серьги с пятью маленькими изумрудами по ободкам каждая. Выбитый глаз заменяла такая же черная кожаная повязка, суженная у носа…

- Да, и сторожевых потребую, - с нажимом повторила Риворнэ.

- Хотели, ведь, геройств! Вот хоробрствуйте не по малой доле! – добавила она. – Завтра спозаранку и отправимся. Налегке, что бы споспешней было. Баб своих не жалейте. Кому нападать-то, в самом деле? Чай не зима, волки сыты. 

Она усмехнулась и поднялась. Затем прошлась по комнате.

- И вот еще что. Я девок упредила, сеча лютой будет. Но да вы девок моих знаете, те насмерть лишь и дерутся. Так что вбейте своим воям, кто спину покажет – не помилую. Изгоню вон! - Она сжала кулак. - Мне эти душегубы вот где надобны.

- Так разве сама поведешь, матушка?! – изумленно обратился одноглазый.

- Что, гибельной славы захотел, Володьюшко?!

- Нет, матушка, - опустил тот свой единственный глаз.

- То-то, же. Сама пойду. Так и передайте. Мне вы все надобны живыми. Два раза не умирают. А теперь, рядите, как нам душегубов тех извести, сынки.

Уже далеко затемно утомленная Риворнэ легла на кровать. Заботливая Миронега молодшеньких звать не стала, сама хозяйке и служила. Она дождалась, когда хозяйка уснет, и потихонечку вышла за дверь. Она не увидела, как Риворне сомкнула руки, коснувшись другой рукой кольца…

- Ну, наконец-то! Получилось! – человек, сидящий рядом, на маленьком кресле даже подпрыгнул от неожиданности. Риворнэ открыла глаза и немного привстала, облокачиваясь на локти. Однако тут же зажмурилась – день в горах нестерпимо ярок. Глехар подошел к девушке и предупредил ее попытку встать. – Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, кажется… - Риворнэ вновь открыла глаза. – Я же знаю тебя, правда? Ты указывал мне, что делать там, в комнате…

- Да, - кивнул Глехар. – Меня зовут Глехар. Я из Зиста. Я – друг Фрацуэра и Адора…

- Фрацуэра, да, я знаю. Он такой… А где Адор? - спросила она.

- Их нет. Только я один. Пока один, но к вечеру пребудет Кверинт.

- А-а, тот, который… А, не важно. Мне почему-то больно.

- Еще бы не больно, у тебя все тело дня три назад было сплошной раной. Да и сейчас не лучше. На колени даже не смотри.

Он прикрыл плащом туго забинтованные ноги.

- Тогда, в комнате ты не приходила в себя, а потому не чувствовала. А вот теперь ты здесь…

- Ненадолго. До тех пор как увижу знак, - уверенно сообщила Риворнэ.

- Какой знак?

- Любой! Я слишком много видела в том мире. Это может быть что угодно, - она вздохнула.

- А потом? – тревожно спросил Глехар.

- А потом – снова туда, - ответила девушка. Принц поднес ей питье. - Пока я здесь, должна сказать тебе, раз ты один стался. Потом может быть поздно… Слушай внимательно!

- Конечно. Говори!

- Те пять теней ищут выход. Другой выход. И, кажется, я поняла, что они хотят сделать. На Черте течет река.

- Темная река? Река Дремных вод? В разных источниках она названа по-разному. Ты ее…

- Неважно! – перебила Риворнэ. – Лодочник!

- Харион?!

- Не знаю, имени он не называл…

- Тогда запомни его истинное имя – Ари-Онаэ! – воскликнул Глехар.

- Ты и вправду все прочитал? – она попыталась усмехнуться.

- Да, это имя упоминается лишь один раз в свитках островов Зеленого мыса, на юге.

- Да, это так, - подтвердила Риворнэ.

- Но не важно, продолжай!

- Так вот. Харион или как ты его там назвал…

- Ари-Онаэ! Запомни, пожалуйста.

- Хорошо, Ари… Онаэ. Он подловил меня на переправе. И теперь требует купить у него… - Риворнэ некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.

- Что купить? – в нетерпении Глехар начал тереть пальцы. Девушка, увидев этот жест, усмехнулась.

- А что может, по-твоему, предложить живущей тот, кто переправляет людей на другой берег, откуда они никогда не вернутся?

- Не переправлять ее, - догадался Глехар.

- Да, - печально подтвердила Риворнэ и опустила глаза. – Я отказалась, но сделка не закончилась и я должна буду предложить ему взамен что-то, от чего он непременно должен отказаться…

- Тогда ты свободна от обязательств. Но это что-то не может принадлежать нашему миру… Или нет! Оно обязательно должно быть частью нашего мира, но миру не принадлежать. Ведь так?!

- Да, так, - согласилась Риворнэ. – Ему нужен, по крайней мере, один из трех черных кораблей разбойников с островов того самого Зеленого мыса.

- Но ведь там уже нет никаких разбойников. И кораблей… Да и крепость их много лет назад сгорела дотла.

- Значит, один все же имеется, - уверенно сказала девушка.

- И на нем те пять духов рассчитывают прибыть в наш мир, - закончил ее мысль Глехар. – Умно.

Они помолчали. Затем Глехар спросил:

- Но как они сговорились то с лодочником?!

- Не знаю, когда узнаю, сообщу. Но то, что этот корабль Ари готовит для них, это точно. Я видела их замыслы, и они ужасны. Они хотят разделить мир на таких, как они, и тех, кого они сочтут негодными. Они просто кинут всех как дрова в огонь их алтаря. Я видела этот алтарь, и я была там, на Рихонской площади.

- На Багровой площади?!

- Да, - кивнула Риворнэ.

- А знаешь ли ты, что там, когда-то действительно стоял их алтарь? Во времена Фелдлена – Города Теней, ведь Рихон построен на том самом месте, - казалось, он сказал это самому себе.

Девушка вновь попыталась подняться. Тщетно! Все тело болело. Ноги горели. Но она еще рз сделала попытку, пока Глехар словно уйдя в себя, тупо смотрел под ноги.

- Там я могу лишь раз не дать теням прорваться сквозь Черту. Но здесь, в этом мире, надо, во что бы то ни стало уничтожить корабль…

- Но ведь сейчас уже нет никакого черного корабля! - воскликнул Глехар, поднимая на нее глаза.

- В том то и дело, что нет! – Риворнэ пристально посмотрела на книжника. – Но нет сейчас, это не значит, что нет вообще. Там я узнала, что значит «нет сейчас». Это вообще ничего не значит! Он был, следовательно, один раз он уже есть. А там то, что есть однажды, будет навсегда. Стоит им только его заполучить, никакая сила их там не удержит. Корабль нужно найти и во что бы то ни стало…

- …Избавится от него. Тогда я должен ехать на юг, - принял решение Глехар. Он даже не заметил, как изменилась речь девушки. - Там у нас есть верные люди, они помогут.

- Спеши! – повелительно воскликнула Риворнэ. - Ари-Онаэ хитер. Но одно ему не доступно. Точнее он полагает, что не ведает страха, а на самом деле он боится…

- Чего боится? – спросил Глехар, засовывая обратно вылезший из балахона серебряный медальон, когда тот повернулся к ней. Тогда Риворнэ и не заметила, а сейчас что-то показалось ей знакомым.

- Я так поняла… кстати, а откуда у тебя этот медальон? – ей вдруг стало плохо, все поплыло перед глазам. Судорога прошила тело.

- Это? Родовой оберег! Пять изумрудов… эй, что тобой! – Глехар подхватил падающую девушку.

- Он боится!.. боится змей… - сказала Риворнэ и погрузилась во тьму.

 

5

 

- Пора бы и вставать, матушка, - как не своя, хозяйка услышала знакомый голос.

- А который час, Миронушка? – спросила она сонно.

- Да уж, поди, первый петух пропел, матушка, - Риворнэ встала. Помощница приготовила ей умывание.

- День нынче ох и не легкий будет. Сами управитесь или оставить кого? –спросила, когда помощница сплела ей косу и завернула особым клубком.

- Сама же сказала, и сторожевых возьмешь, - недовольно ответила Миронега.

Риворнэ улыбнулась:

- Так ведь то у Родов!

- Так ведь там стар-старей, да детки малые.

- Ладно, уж, уговорила, - снисходительно сказала Риворнэ. – Оставь меня, пока. Облачусь сама.

Та вздохнула и, ворча себе что-то под нос, вышла. На столе стыл завтрак. Риворнэ неспешно поела. После, прибрав со стола, обнажилась, надела синие из легкой шерсти чулки и синюю же в тон льняную рубашку до колен, прихваченную, внизу кисточками, и принялась зашнуровываться. Проверила шнурки и стельки у сандалий, подправила косу, вставив в волосы еще пару гребней. Затем подошла к осиротевшим боевым рядам, и сняла со стены кожаную рубашку. Надев ее, Риворнэ, опоясалась, потом застегнула на спине и поясе помочи и пристегнула нагрудник. Расправила плечи.

«Теперь можно и за оружие взяться» - подумала она. Вынула из ножен на поясе герэт, проверила остроту стали. Затем взяла в руки саблю и так же тщательно проверила, нет ли зазубрины. Прикрепила к поясу ножны и опустила саблю в них. Улыбнулась, когда не увидела на привычном месте тула и лука. Затем повернулась к кровати. Черный плащ, с обшитым белым мехом капюшоном лежал, расправленный. Риворнэ надела его, зацепив фибулой с большим переливающимся белым камнем, затем вновь повернулась к оружейной, достала из паза копье.

Подойдя к двери, она сняла небольшую, изящно выполненную, серебряную цепь на которой в виде подковы с лилией в центре подвешивался кулон. Меж колец цепи были вставлены маленькие гривны разной формы с изображениями на них. Риворнэ надела цепь, открыла дверь и вышла на крыльцо. Вся ее рать уже собралась.

Хозяйка посмотрела на неровный строй и сделала знак рукой. Одна из помощниц привела серую взнузданную, но не оседланную кобылу. Другая тащила седло. Перехватив седло, Риворнэ дождалась, когда та накинет на лошадь синюю попону, на которой плясал крылатый серебряный пес. Сама застегнула седло и прикрепила тул и лук, поданные Миронегой.

- Ну, девоньки! Мы были! – подбоченилась Риворнэ и направила лошадь вдоль дома. Дождавшись, когда хозяйка проедет, десятницы скомандовали в поход и уже ровный строй, состоящий из четырех рядов, начал движение.

Они прошли поле, и очутились на опушке. Затем, миновав опушку, подошли к большому холму, где дорога раздваивалась. Широкая шла вокруг холма, узкая, больше похожая на тропу, вела на холм. Отдав приказ следовать по широкой, Риворнэ направила лошадь к небольшому камню, что стоял на самой вершине холма. Камень был похож на небольшой, чуть больше человеческого роста четырехгранный столб. Наверх столба был водружен шлем похожий на человеческий череп. Въехав на холм, предводительница достала из седельной сумки легкую кожаную шапку с прорезями для глаз и, одев ее, остановила лошадь у столба.

На холме стояли четверо мужчин, что приходили к ней вечером. Они были во всеоружии. Встав перед столбом, предводительница немного поднялась в стременах, и, обозрев низину, словно благодаря вождей, кивнула каждому из них. Те в ответ поклонились в пояс.

Под холмом собралась разношерстная рать, образовавшая четыре стана. Сбившись ватагой, воины ждали приказа вождей. Риворнэ вновь кивнула, и повернулась к своим станам. В это время из-за холма появилась колонна предводительницы. Ровный строй вил, резко отличался от кучных рядов воинства. Когда вилы дошли до холма, послышались команды, и станы, подтянув ряды, так же выровнялись в четыре ряда.

Подождав окончания приготовлений, Риворнэ снова кивнула. Затем она объехала тремя кругами столб, поочередно касаясь ликов, изображенных на нем. В ответ слышались громкие возгласы тех, кого она поминала. Наконец предводительница остановилась прямо перед страшным ликом шлема. Она взяла шлем, его и внимательно посмотрев в темные глазницы, рывком надела на себя. Потом подняла капюшон, завязывая его на шлеме на особые серебристые завязки.

Она развернула лошадь и начала спускаться с холма. В тот же миг подножие холма сотрясло громогласное приветствие вил. Вожди уже спустились и заняли места у хоругвей своих колонн. Боковые знаменосцы подняли ввысь стяги. Риворнэ, наконец, съехала с холма, и заняла свое место впереди вил. Строй на мгновение замер, затем, точа шаг, двинулся вперед.

Все это время за ратью неотрывно следили сотни глаз выстроившихся по краям дороги, уходящей вдаль, мимо полей. Дети махали ветками, срезанными с разных деревьев. Сразу после того, как прошли вилы, девки принялись кидать под ноги уходящим венки из ромашек и полевых лилий. Где-то подвывали старухи, но они делали это потихоньку, за спинами седобородых, опирающихся на посохи или костыли мужей. Бабы помладше лили слезы не таясь, но и не воя. Впрочем, ни воя, ни причитаний не стало слышно, когда четыре первых за передними знаменосцами вилы затрубили в извлеченные медные трубы, закругленные на манер бараньего рога. Тотчас передние воины достали волынки, бубны и жалейки и принялись дудеть и бить в такт трубам.

Под этот марш ряды прошли поля, затем вошли в опушку и углубились в чащу. Но вскоре лес вновь стал редеть. Когда показалось красное сигнальное знамя на небольшом взгорке, предводительница сделала знак музыкантам смолкнуть. Впереди лес отступал, и открылась небольшая поляна, образовывая полукруг пред деревянным частоколом, в центре которого меж двух крытых башен, имевших каменное основание, темнели закрытые ворота. Перед воротами стоял ряд конников, облаченных в черное. В левой руке они держали нечто напоминавшее косу с наконечником в виде большого серпа. У правого бока седла, притороченные вороненые шлемы ударялись о небольшие белые рваной формы щиты, на которых изображался черный крылатый пес. Сзади у конников к седлу крепились два  длинных штыря, из которых торчали вороньи перья.

 Впереди этого мрачного высился черный, как смоль конь-исполин, покрытый белой попоной с уже знакомым знаком. На нем сидел подстать коню гигант, облаченный в черные доспехи и в шлеме, похожем на собачью голову, за ушами которой растопырились в стороны небольшие черные крылья. Как только лошадь Риворнэ встала, витязь с поклоном приблизился к ней. Предводительница в ответ кивнула. Немедленно конники расступиль, открывая дорогу. Как только последний ряд занял свое место у обочины, массивные литые перекладины, закрывавшие ворота, сами собой разъехались в стороны. Но остался главный замок.

Риворнэ подъехала вплотную к замку, затем отцепила от цепи на шее кулон и, приставив его к скважине, несколько раз повернула ключ в замке. Створки разъехались. Ворота почти бесшумно отворились, и в открывшийся проем ворвался вихревой порыв. Гигант, ехавший вслед за ней, удовлетворенно закивал. Перед предводительницей предстал широкий длинный каменный мост. Перекинутый через бездонную пропасть, из которой поднимался желто-серый туман, он словно уходил в никуда. За спиной светило солнце и ласково шелестел ветер в соснах. Здесь же свистел ураган, разгоняя облака и вновь собирая клубы облаков.

Риворнэ несильно ударила носками в живот кобыле и та выехала на мост. Ветер был такой, что казалось, вот-вот сбросит предводительницу вместе с лошадью с моста, лишенного перил. Внизу раскрыла свои объятья пропасть, наполненная туманом, который, достигнув моста, перемахивался клочьями через него. И там, соединяясь над мостом, образовывал нечто вроде купола, который то и дело трепал ураганный ветер. Но чем дальше от ворот Риворнэ уезжала, тем увереннее ступала по ровной поверхности моста, цокая копытами, лошадь. Тем увереннее чувствовала себя ее наездница.

Она не оборачивалась, а потому совсем не замечала, как рать ее, шаг за шагом преображается. Кони, под седлами черных конников превращались в кошмарные шипастые подобия самих себя. Их темные глаза, как и узкие глазницы их наездников, наливались каким то бледно-белым, но ярким свечением. То же происходило и с протазанами конников. Штыри слились с крупами животных и превратились в огромные черные крылья. Ужасные пегасы готовы были в любой миг взмыть в небо, воскрешая мечту каждой лошади о голубых полях. Но небо над ними заволокли пыльные мутные тучи и раскаты уже взрывали горизонт. Рядом с каждым конем бежали громадные гладкошерстные черные собаки с горящими, налитыми кровью глазами и пеной у оскалившихся пастей.

Затем появились вилы. Вернее они выползали, держа в руках вместо копий извивающиеся светящие подобия молний, а со щитов их спрыгивали золотые крылатые псы, или сползали серебристые змеи, обвивая обнаженные груди воительниц. Поджав короткие хвосты, псы громко лаяли, затем, перелетая с места на место, принимались лаять вновь.

Следующий строй выскочил, ревя и вставая на дыбы, будто враз одичавшая их ярость стремилась выбраться из мохнатых бурых и черных шкур. То были свирепые хозяева леса, барбары. Они ревели и безумствовали, и казалось, готовы были растерзать всякого, вставшего на их пути.

За ними на мост вылетела стая огромных черных воронов с железными клювами и когтями. Их не страшили клубы пыльного тумана. Наоборот! Казалось, они того и ждут, что бы воспарить ввысь, в саму гущу этих страшных облаков.

За стаей выскочили, рыча, волки. Черные собаки, шарахнулись в  стороны, пропуская громадных серых демонов. И те помчались вперед.

Замыкал войско строй полуобнаженных людей с узкими, вытянутыми головами шакалов. Люди-собаки либо держали в обеих руках длинные серпы, либо изогнутые серповидные мечи в одной руке, и большие овальные щиты. На всех щитах поблескивали изображения весов. Люди-собаки шли молча, не издавая ни звука. Но по мере продвижения их глаза наполнялись тем же бледным светом, что и у конников впереди.

Только когда последний человек-собака ступил с моста на твердую наезженную дорогу, Риворнэ оглянулась.

- Мы были! – сказала Хозяйка дверей и повернулась вперед. Когда она повелительно подняла свою блестящую горбатую косу, строгий лошадиный остов, обтянутый выцветшей, прозрачной кожею, вздыбил под ней, шипя и испуская белесый тугой пар. Государыня Смерь привстала на стременах, осадила скакуна и молча, преодолев последнее сопротивление могучей кобылы, повела свою рать в бой против тех, кто осмелился войти в Рутэмнаэт без ее на то воли.

 

6

 

Топот копыт по пыльной, грунтовой дороге и навивающие ужас звуки за спиной приближали Риворнэ к памятному месту, где она уже была, только не здесь, а в другом мире. Туман рассеялся внезапно. Но небо застилали налитые свинцом тучи.

 Вдалеке показалась серая, едва различимая кромка гор. Но здесь время имела свойство не просто относительности, а непривязанности вообще к чему бы то ни было. Войско скоро подошло к горам и вступило в распахнутые ворота пустого города, слишком сильно похожего на Тудрус.

Такие же каменные дома, прилипшие друг к другу по склонам огромной расселины, в центре которой находилась узкая совершенно ровная площадка, точь-в-точь Веретено Старого Тудруса. Так называлась площадь с одной стороны, которой вросло в гору многоярусное здание магистрата с большими дверьми, поддерживаемыми массивными колоннами, карниз которых имел треугольную крышу. Посреди площади из небольшого круглого фонтана тонкой струйкой журчал источник. Гладь воды отражала свет звезд, хотя небосвод был по-прежнему мрачен.

От магистрата вела другая дорога, в Новый Тудрус, застроенный не так кучно пришлыми в город торговцами. Вернее так было в настоящем Тудрусе. Здесь же, Магистратскую улицу еще не выдолбили в скальной породе, а, следовательно, никакого Нового города еще не было. Риворнэ это видела, на старых книгах. Так изображался Тудрус времен вторжения полчищ нечисти, пришедшей из Фелдлена. И теней.

«Так вот оно что?!» - подумала Риворнэ, - «Но ведь тени пришли со стороны Долины!»

- Да, государыня! Это так! – подтвердил, подъехавший черный витязь. Он один сохранил свой начальный облик. Риворнэ посмотрела на него сквозь прорези глазниц. Радужная поволока и морщинки у краев его глаз так пронзительно знакомы!

- Тени пришли со стороны Долины. Но это не Басхютлэн. Это даже не мир в привычном смысле слова, Риворнэ! - продолжил Петх.

- Но врата, - он указал на открытые Восточные двери, - они те самые. Настоящие. И лунный путь настоящий. И битва по-настоящему. Просто каждый помогает тому, в ком видит единственную надежду. И то, что ты сейчас, даже находясь на грани жизни и смерти, ведешь воинство Рутэмнаэта в бой – ради того, кто сейчас стоит на башне перед этими самыми воротами. Того, чей образ ты хранишь в своем сердце так бережно, что даже пытливый пройдоха Ари-Онаэ не догадался о твоих истинных намерениях… Он ведь, бедолага думает, что ты и впрямь возжелала быть Хозяйкой дверей.

Петх гулко рассмеялся.

- Да, Риворнэ! – весело продолжил он. - Ты – настоящая Хозяйка дверей! И если пожелаешь, останешься ею навеки. И никто ни в одном из миров не посмеет оспорить этого. Ведь это ты сама выбрала свой путь, когда вопреки естественному закону жизни, там, у окраины города, решила пройти путем, приведшим тебя сюда…

- Я просто боюсь леса, - тихо возразила Риворнэ, и опустила взгляд.

Петх вновь рассмеялся.

- Ты ничего не боишься, государыня. Страх – удел и опора людей. А ты выбрала жребий Смерти… - ответил он, посерьезнев. – Чтобы не случилось, тебе уже не стать прежней, а твоему проводнику нужно теперь очень постараться, что бы быть сейчас достойным тебя. Тебе же – ничто не указ. Все смертно. Только ворчливая старуха в пещере, может судить тебя, ибо она – матерь твоего мира.

Он помолчал.

- Но даже она и слова не скажет, если…

- Что «если»?

-- Посмотри! – он указал перстом на почти ровную поверхность фонтана. – Здесь отражается то, что истинно и вечно было, будет и есть. Здесь вселенная отражает миры, созданные волей Единого Зодчего. И если погрузиться на дно, познаешь мирозданье.

Риворнэ взглянула в неровную гладь водного зеркала. Та тотчас натянулась, ибо время здесь остановилось совершенно. И тогда, сквозь щели шлема в отражении Риворнэ увидела только свое лицо. Не было ничего, ни звезд, ни бездонной темной пропасти. Напротив, гладь воды стала белеть. И чем больше поверхность белела, тем ужасней становился облик Риворнэ, отражавшийся в ней. Черты ее лица, стягивались и превращались в череп. Глаза потухли, вместо них в темных провалах глазниц засветился белесый огонек. Но белое полотно вдруг завешало всю поверхность зеркала, скрыв уродливую маску. Когда же оно вновь разгладилось, внизу Риворнэ опять увидела себя, в рваном, испачканном кровью и грязью платье, держащую в руках лоскут пестрой ткани. Риворнэ стало так себя жалко. И накатилась невесть откуда неясная грусть. Собравшись с мыслями, она взглянула на Петха, и поняла, что тот снова улыбается.

Она опустила глаза и крикнула вниз, пытаясь сделать свой голос как можно более уверенным:

- Вот мы и встретились, Риворнэ! Добро пожаловать в мой мир! Вижу, твои друзья уже позаботились о том, что бы тебе не было одиноко в твоих скитаниях, - заметила она знакомый ободок на мизинце и посмотрела на свою руку. - Это хорошо.

Та, что стояла внизу, обернулась.

- Что, хочешь меня увидеть?! - горько сказала Риворнэ. Но голос, почему то показался ей совсем другим, словно она напротив, надумала подбодрить стоявшую внизу. – Правда, хочешь? В своих владениях я не такая, как меня представляют по обеим сторонам дверей.

- Какой бы ты ни была, я желаю тебя видеть, Государыня Смерть!..

- Да, Риворнэ, ты сама выбрала свой путь, - Петх снял шлем. Знакомое лицо его широко улыбалось. – Не беспокойся, я не устану заботиться о тебе. К тому же, нам пора. Врата ждут, а враг не дремлет.

Он вновь надел свой шлем, и развернув коня, присоединился к своим. А внизу к девушке уже подбегал его жуткий образ.

Риворнэ оглянулась. Только сейчас она поняла, что все звуки марша стихли, словно притаившись и ожидая чего-то. В следующий миг она поняла – чего.

- Да, - тихо сказала, обращаясь к самой себе Риворнэ. – Это мой выбор. Почему бы и нет? Я прошла этот путь до конца и разве во имя всего, я не об этом ли мечтала?! И потом ведь ОН ждет меня там. Так чего ж это я, дурочка, тут стою то?

- Ну-ка! Вперед! – закричала она, разворачивая лошадь. Рев ужасной рати эхом отразился в горах, умножаясь стократ. И кто бы сейчас ни был там, за дверью, Риворнэ тотчас ощутила его страх. Да, страх! Но ведь страх – это удел и опора людей. А она – Хозяйкам дверей. Её, её все бояться. Она лишь неизбежна, как … смерть. Так ведь она и есть – Смерть! Она, Риворнэ, белой чайкой взметнула ввысь и там, в запредельной немыслимой вышине обрела истинный свой смысл. Свой жребий! А значит, ничто теперь не остановит Хозяйку дверей.

Ужасное воинство, преодолев последний пролет Восточных ворот, неспеша вытекло на равнину. Там уже столпились тысячи плененных и скованных могучими стальными цепями душ, предводимых пятью громадными тенями, держащими за концы своих темных щупалец эти самые цепи.

На этом поле не прольется кровь. Но здесь и сейчас ее рать изрубит тяжелые цепи, мешающие душе откликнуться на вечный зов ее предков. Самое мерзкое, что сделали эти тени, Смерть никогда бы не смогла ни снести, ни простить. Ведь Смерть – в самом высоком смысле слова, это освобождение. Освобождение от теней прошлого в надежде на будущее. Лишенные надежды, скованные души – безвольные орудия в руках своих кукловодов, неспособные ни к чему прекрасному и великому, радостному и благому. И потому все они, пожиратели душ, виновны в самом страшном из преступлений. Ведь можно лишить душу тела, убить ее, истерзав самыми страшными пытками. Но все эти терзания лишь убогие тени тех мук, к которым кукловоды хотели приговорить души.

И тем ужасней была их настоящая цель!..

Приговор теням уже не казался Хозяйке дверей таким суровым. Она обрела способность сопереживать. И сострадать всем этим обреченным. Тени навеки останутся за порогом, лишенные своей силы, ужаса и влияния на будущие судьбы. Но для того их полагалось отловить и обезглавить.

Смерть величаво выехала из Ворот и устремилась вперед. Ряды противника, до того стоявшие ровно, дрогнули, зашевелились и двинулись навстречу. Тысячи и тысячи призраков, скованных цепями зловеще бряцающих и поблескивающих от всполохов разверзающегося неба, плыли рядами, устремляясь вперед все быстрее и быстрей. Призраки открывали рты, словно пытались что-то сказать, но словно рыбы не могли издать не звука. Зато их хозяева не стеснялись на слова. Пустыми проклятьями они плевали в небо, одновременно отдавая приказы своим рабам.

Меж тем за спиной Риворнэ так же строились в ряды, приведенные ей дружины. Вперед выскочили черные всадники. Следом вилы натянули длинные луки и приготовились спустить тетивы. Волки и медведи выстроились по бокам, освобождая середину ровному подтянутому строю анубитов. А над всеми кружила стая громадных воронов. Именно они первые ринулись в бой, но прежде, чем стаи достигли цели, вилы сделали залп. Змеевидные молнии вылетели из разряженных луков и устремились в пять точек пространства. Тени завыли. На несколько мгновений они распались бессчётными ошметками, но когда стаи подлетели, немедленно собрались. Вороны ударили железными клювами в еще не совсем затянувшиеся раны, тогда две тени опустили свои вожжи и завертелись, как вихри.

Ряды рабов распались, и призраки разлетелись в разные стороны. Огромная цепь зазвякала по каменистой земле, то и дело, застревая, что заставляло призраков дергаться и спутываться все больше и больше. Часть призраков навалилась на другие ряды и смяла строй. Вскоре, однако, тени оправились от удара и, несмотря на чувствительные атаки стай, попытались взять вожжи.

Но не тут то было! Второй выстрел вил достиг целей. Только теперь женщины-змеи целились меж звеньев цепи так, что бы тени не смогли их поднять. В бессилии тени взвыли еще громче. Их свистящий вой мог бы разорвать перепонки, но даже он показался бы тонким писком по сравнению с мощным рыком барбаров, выскочивших из-за плотной белесой завесы.

Стаи воронов разлетелись, что бы снова собраться. Теперь их мишенями стали остальные тени. Однако и тени, показали, на что способны. Часть призраков облепила мохнатые шкуры, и впилась в заревевших от боли оборотней. Те ревели, но, добравшись до цепей, принялись вдалбливать остывающие стрелы мощными лапищами в землю, создавая из них подобие скоб. Призраки не унимались, тогда, оставив тени, стаи, ринулись на них, кромсая остатки полупрозрачных белесых тел. Когда они еще подлетали к призракам, выстроившись друг за другом по одному, всадники атаковали первые ряды еще державших строй колонн. Выставив вперед протазаны, они принялись разрубать цепи, освобождая призраков. Почувствовав освобождение, те устремлялись в разные стороны, подальше от поля битвы.

Увидев это, тени сверху напали на конников, разметая их и стаскивая с коней, взмывали ввысь и бросали оземь. Но пегасы немедленно расправляли крылья и спасали своих хозяев, в то же время огромные черные псы рвали и кусали свисающие ошметки теней, целясь так, что бы замедлить их парение.

Но колонны еще закованных душ уже подходили к рядам вил. Те сделали последний залп, теперь уже целясь так, что бы спутать цепи, а затем отбросили луки и достали свои копья. Вытянув их, вилы приготовились сдерживать натиск первой волны. Сбоку волкодлаки напали на крайние ряды и потянули цепи на себя, уменьшая силу натиска. Волна призраков ударилась и схлынула. Тени, замешкавшиеся с всадниками, упустили последние вожжи. Их тот час перехватили сбросившие с себя призраков барбары. Медведи натянули вожжи и дернули их на себя. Призраки посыпались и, сдавливаемые собственными цепями, стали сбиваться в невероятные клубки.

Тени, бросив всадников, попытались отбить у медведей вожжи, но внезапно из-за рядов вил выскочили анубиты. Одни с невероятной скоростью разрубали цепи, отпуская пленников на свободу, другие прикрывали собратьев от нестройных атак еще закабаленных.

Почувствовав, что еще вот-вот и поражение неминуемо, тени ринулись в последнюю атаку. Им удалось прорваться сквозь строй вил, но у самых ворот их поджидал главный Враг.

- Что вы стоите, как неприкаянные у порога, - сказала Смерть, - думаете, я вас пропущу?

- Отойди! – она услышала их свистящий шепот. – И мы пощщщадим тебя!

Риворнэ усмехнулась:

- Как же вы победите меня? Вы же не целованные! – и она сделала первый взмах. - Что, Эймелк! По-прежнему больно.

Первый из теней отшатнулся от Риворнэ, его белое лицо стало краснеть, волдыриться и лопаться как от жжения.

- Так будет с каждым из вас, - приговорила Смерть, - я вырву все ваши личины, одну за другой и даже те из вас, кто еще остался в мире, а так же те, кто сговорился с Ари-Онаем, не помогут вам. Да что там?! Всех вас ждет одна участь.

Риворнэ замахнулась во второй раз.

- Получай, Байдэн! Твой нос тебе более не нужен.

Из раны, в самой середине бледного лица полилась мощным фонтаном кровь, пригибая тень к земле. Байдэн закружился как волчок, словно пытаясь сбросить с себя этот странный поток, но в бессилии лишь быстрее вертелся.

Третий взмах косы лишил очередную тень бледного лика вовсе.

- Каким ты был, таким тебе и суждено остаться, Кацтор! – воскликнула Риворнэ, готовясь к четвертому замаху. Но тень, вывернувшись из под замаха, почти влетела в поем ворот. Черный силуэт мелькнули и прижатая к земле, маска тщетно силилась укусить разъяренное чудовище.

- Успокойся, Петх! И освободи его. В нем хватило хитрости уйти от моего удара, посмотрим, хватит ли отваги его принять, - Риворнэ замахнулась, и чудовище подняло лапу. Удар рассек маску пополам. – Теперь ты ни кого не обманешь, Марюнэн.

В тот миг, когда Риворнэ это говорила, последняя тень устремилась на нее сзади. Еще мгновение, и тень сшибла бы всадницу с лошади, но в последний момент та развернулась и нанесла последний, пятый удар. Тень качнулась и бледное лицо, словно пожирая самое себя, втянулось в темень и сникло.

- Вот и все, Таурер, - просто сказала Риворнэ. И развернула кобылу. Быстрые анубиты рассекали последние путы. Измученные долгими веками рабства пленники вырывались на простор и улетали, улетали, улетали в разные стороны, туда, куда их давно звали. Наконец и последний призрак исчез вдали. Волкодлаки собрали в кучи бесполезные теперь цепи. Несмотря на полную победу, видно было, что войско изрядно поредело. Особенно досталось конникам и барбарам. Пегасы успевали не всегда, а натиск рабов был ужасен. Останки нескольких воронов так же лежали то тут то там. Там, где удар призраков был особенно силен, лежали три прекрасные вилы. Не досталось лишь волкодлакам и анубитам, но ярость одних и доблесть других ждали своей жертвы.

К пристани! - предводительница подала знак рукой и те, и другие немедленно умчались за горизонт.

Сражение закончилось. У ног кобылы извиваясь, валялись бессильные теперь уже тени.

- Прикуйте их за их же цепи к этим скалам! Пусть собственное их ведьмовство обернется против них же, – приказала Риворнэ. Всадники спешились. Медведи принесли тугие связки и черные витязи, достав из седельных сумок инструменты, приковали тени к близлежащим валунам.

 

Тотчас, когда они это сделали, огромный вихрь примчался, откуда-то из-за горизонта. Все взоры устремились в разные стороны. Ураган сметал на своем пути огромные валуны, и никто не мог ему противостоять. Ратники вжались в близлежащие скалы, а те, кто успел, укрылись за вратами. Со стороны прикованных теней послышался мрачный хохот. Риворнэ повернулась туда:

- Шшшшто, продажжжжная шшшшлюха, раздающщщая свои ласссски, кому попадетсссся?! – в кривой ухмылке, из-за рассеченного надвое лика Марюнэна. – Испугалась?! Смотри, как твое жжжжалкое подобие войсссска сейчас раззззметет вссссево лишшшшь небольшой ветерок, соззззданый нами напоссследок!

- А ты думаешь, что потом без труда освободишься, выродок? – одним махом Риворнэ промчалась от ворот до почерневших камней.

- Догадлива! – под вой ветра громыхнул Кацтор. – Ссссмотри! Сссскоро от твоего войсссска и впрямь ничего не останетсссса. А когда мы освободимсссса, никто не дасссст за тебя и того, шшшшто попросил этот торгашшшш.

Риворнэ встрепенулась. Одна мысль задела ее разум, словно ответ на вопрос, который висел на языке. Но прозрения так и не наступало. Хозяйка дверей пристально посмотрела в огненные глаза белой маски.

- Что?! – взревел Кацтор. – Что ты делаешшшшь?

Его словно изжигал изнутри пристальный взгляд Смерти. Тень начала вилять из стороны в сторону, бряцая цепями.

- Нет! Кацтор! Не поддавайся! – зарычал как полоумный Байдэн. Его багровый нос изрыгал потоки крови.

- Да кто вы такие, что бы разыгрывать меня? – гневно вскричала Риворнэ. Величественным жестом она подняла руку с косой и движения остановились. – Вы – кучка жалких недоучек и самозванцев, вздумали перехитрить меня? Меня?! Саму Смерть?! Вы думаете, что пройдете через эти врата и все? «И жили они долго и счастливо»?..

Она указала косой на закрытый проем. Все вокруг словно подернулось рябью. Пять черных камней образовали полукруг вокруг четверочастного столба на памятном холме. Перед столбом стояла Риворнэ, а к камням были прикованы пять еще молодых, бледноликих людей, одетых лишь в серые балахоны.

- Вот она, средина моего государства! – торжественно молвила Государыня Смерть. Лишь в ее облике ничего не изменилось. – Отсюда куда ни кинь, везде попадешь во Внешние врата.

- Эй, помощницы дорогие! – зычно крикнула она кому-то за спиной. – Развяжите этих олухов! Да попроворней.

Тотчас из-за камней показались четыре знакомые помощницы. Каждая держала в руке маленький каменный нож.

- Нет! – крикнул Байдэн, весь залитый текшей из ноздрей кровью. - Ты не сделаешь этого! Ты не можешь против нашей воли…

- Отчего же? – зло выдавила Риворнэ. – Вы – мои пленники. Так и останетесь в моих пределах нецелованные. И будут здесь вас все дразнить вроде шутов гороховых. А чем не забава?!

Она посмотрела за камни, туда, где у холма собрался народ.

- Гляньте, детки мои, какую забаву я вам приготовила. Потешные ребятки. А сколько волшбы да озорства знают?! И не перечесть. И ветер они вызывать могут. И летать по небу, аки птицы могут. И чего только не могут?! Скоморохи ярмоночные.

Народ засмеялся в ответ и заулюлюкал.

- А кого потешить?

- Нас, нас, - первыми заголосили дети.

- Так что режьте эти путы, девоньки. Режьте!

- Что ты хочешь от нас? – мрачно прохрипел молчавший до этого Кроян. Его густые курчавые золотистые волосы, красивое бледное лицо и большие фиалковые глаза всегда удостаивались восхищения. Кроян вскинул непослушную прядь. - Кацтор, расскажи ей про сделку. Расскажи. Может тогда она поймет, что мы все равно победим.

Чернокожий отпрыск Южного Дома фыркнул.

- Никогда Кацтор не станет предателем! – сказал он как можно более надменно.

- Врешь! – отрезала Риворнэ. – Ты уже предал один раз, как бы не старался это оправдать. Так что будь хорошим мальчиком, внемли совету друга. Таурер знает цену словам, не так ли?

- Да, Кацтор, расскажи лучше ты. Или я расскажу вместо тебя, - присоединился краснощекий толстяк Эймелк.

- Хороши друзья! - маги переглянулись. - Что ж, если то, о чем говорил Фрафан и вправду по любому сбудется, смысла скрывать что-либо, нет.

- Это ты хорошо сказал, - заметила Риворнэ. – Только вот не стоит думать, что я вообще ничего о вашем Фрафане не знаю. Уж он то ушел через свои двери целованным.

- Ты все врешь, наглая потаскуха! – неожиданно рявкнул Байдэн. – Великий Мастер не смог бы этого сделать никогда!!!

- Ого, как все тут, однако в запустении?! – улыбнулась Риворнэ. – Я ведь не о вашем чудаке горе-мастере тут говорю. Я говорю о его Наставнике, действительно великом маге Кайере. Зачем мне ваш пылкий влюбленный с его смехотворными замашками? Ведь это не он, а именно Кайер придумал способ перехода в иные миры вне Мировых Врат. Да ведь это и ребенок бы понял! А вы, взбудоражили целый мир, заставили страдать ни в чем не повинных людей только потому, что видели-ка «великий мастер» Сульт «понял, что сказал ему наставник перед смертью»… Эй, Миронега! А ну-ка поведай нам, страшную тайну бессмертия…

Женщина засмеялась. Другие последовали ее примеру.

- Ладно! – крикнула Риворнэ, останавливая смех. – Я в последний раз вас спрашиваю, что вы задумали кроме этого прорыва? И прежде, чем вы ответите, знайте, сейчас моя рать поплывет туда, откуда вы ждете своей подмоги. А если они не поспеют к переходу, то весь флот Зиста со всеми его жрицами и магами обрушится на ваших приятелей. И пусть они хотя бы на миг в своем безумии посмеют воспользоваться заемной силой Ари-Онаэ, я высосу эту силу у него прежде, чем кто-то из подручных ваших приятелей начнет сосать кровь у первого попавшегося человека.

Но это не главное. Даже если им, каким-то чудом удастся достичь берега и, что уж совсем небывало, поднять упокоенных, а дальше каким-то немыслимым способом захватить королевство… Все равно! Я хочу, что бы вы это уяснили. Им все равно не успеть к Тудрусу. Потому что одному Апварепарту, каким бы самым сильным из вас он не был, невозможно будет сдержать удар того, кого кто сейчас стоит за моей дверью и того, кто провел его к этой двери.

- Он нас не предаст! – закачал головой Кроян. – Только не он!!!

- Отчего же? Ведь вы позволили ему вернуть себе предначальный облик. Соблазн слишком велик, - усмехнулась Риворнэ.

- Только не он! – повторил Кроян.

- Ах ты, бедный мой мальчик, - она подъехала к светловолосому Крояну и провела рукой по его вьющимся локонам. Тот попытался отдернуть, но Риворнэ взяла его за подбородок. Так держа его голову, она обвела взглядом остальных: Байдэна, Кацтора, Марюнэна и Эймелка. Нет, не демонов Юнольта. Сейчас они меньше всего напоминали тех страшных могучих чудовищ, в образе которых терзали землю многие тысячелетия. Леденин, Миак, Хормион, Офтуат – ученики школы отречённых смотрели на нее с вызовом, страхом, ненавистью и … усталостью. Да, они устали, оттого и спешили так страстно в желании преодолеть этот последний как, им казалось, рубеж, за которым маячил столь долго желанный покой.

– Бедные мальчики, - улыбнулась Риворнэ, снимая шлем. Она повесила страшный лик на столб и вновь обернулась к ним. - Как же вам все-таки этот обманщик Сульт забил ваши буйные головушки? Какие же прелести он вам понаобещал-то, сам не ведая, о чем говорит.

Она вновь посмотрела в фиалковые глаза:

- Нет, Кроян, называющий себя Ненасытным, твой дружок Игемайт отказался от задуманного вами. Однажды я показала ему, что будет со всеми вами, ребята, когда вы доберетесь до кона. И что на этом кону вас ждет. И тогда-то он горько призадумался. А надо ли ему все это?! Я бы и вам могла показать, вернее, пыталась, но вы не прислушались ко мне… Так что, если у тебя, Кроян, или у кого из них есть сомнения, насчет теперешних замыслов Игемайта, так знайте ОН стоит сейчас за дверью и ждет, когда я впущу его. Вернее, когда я его поцелую. А я уж постараюсь отдаться ему со всей своей страстью, потому что я так же крепка, как любовь.

Она отпустила голову Таурера и подъехала к Кацтору:

- Так что выкладывай, мальчик все, и я, быть может, оставлю вас вечно гнить за Восточными воротами…

 

Эпилог

 

Старик долго вел Адора по закоулкам и руинам старого города. Когда-то здесь стояла цитадель, а за ней – прежний магистрат и огромный дом. Такого не было даже в Тудрусе и Рихоне. Дом назывался Торжищем и в нем в былые времена собирались все, кто хоть чем-то торговал. Сейчас от гигантского купола, возвышавшегося над зданием и сверкавшего некогда медью, остался один сегмент – восьмая часть. И то лишь каркас. Большие медные пластины давно уж сдернули с купола степняки. Часть стены и вовсе отсутствовала. Там, где некогда висели массивные медные двери, теперь виднелись лишь чугунные петли. Эти двери вели прямиком на площадь перед цитаделью и магистратом, которая сейчас была ни чем иным, как скопищем маленьких глинобитных лачуг, заселенных степняками. Здесь они зимовали, когда приходили с набегов. К самому зданию магистрата примыкали дома побольше. Но все равно, их лишь с большой натяжкой так назывались. Скорее просто – большие лачуги.

Сейчас, летом, лачуги пустовали. Но уже через пару-тройку месяцев за эти никому из горожан не нужные саманки будет такая битва!.. Ведь те, кто их построил, и сами с трудом могли бы вспомнить, где чья. А потому, со свойственной им запальчивостью, степняки резали друг дружке глотки, с тем, что бы оттяпать у другого лачугу покрупнее. Так продолжалось до первых холодов. Те, кто не успел, наспех сколачивали себе саманки в других частях старого города. Благо строительного материала под рукой находилось в предостатке.

Любопытно, но изначально степняки не желали селиться в опустевших добротных домах горожан, что толпами покинули город почти сразу после его взятия ордой. Нет! Степнякам надобно было отдирать камни и кирпичи прежних зданий, крушить колонны, ломать деревянные полы, разбирать добротные печные кладки. Что бы взамен построить, нечто отдаленно напоминающее жилище.

Однако даже при всем при том, часть зданий, особенно в сторону старого тракта, выводившего прямиком на Тудрус, устояла. Конечно, не дворцы рядом с магистратом и торжищем, но в основном двухэтажные лабазы, трехэтажные постоялые дворы и одна, а то и двухэтажные дома мастеровых. Здесь теперь предпочитала селиться разная шушера, которой в городе и без того отиралось навалом, но здесь она нашла себе злачное место. Бывшие гостиные дворы сошли за притоны. В лабазах устроились торговцы веселящим порошком и курительным зельем. Лавки ремесленников заняли бандиты.

У одной из таких лавок старик остановился.

- Пришли, кажись! Вишь, во-он там, знак? - сообщил он шепотом.

- Где? – непонимающе спросил Адор. Его глаза, хоть и привыкли к мраку, все равно ничего разглядеть не могли. Неясные очертания зданий, в которых еле-еле теплился свет, были похожи на большущие мрачные тени. Но, наконец, проводник и вправду заметил небольшой кружок с точкой посредине у третьего здания слева.

- Да вон же, круг, а в ней жирная точка.

- А-а, вижу! – кивнул Адор. – теперь вижу.

- Тады пошли, - на ходу старик быстро и громко свистнул. В окне помеченного дома забрезжил огонек. – Точно он!

- Как добрались? – голос принадлежал странному существу, огромному как дитя юга, но с раскосыми глазищами явного степняка. Тот пристально посмотрел на Адора. Адор усмехнулся.

- Ничего, Шуглук, ничего. Без особых происшествий, - крякнул в кулак старик, прошмыгнув между ним и косяком двери. Шуглук повернулся к старику и взял его за шиворот.

- Отсюда ни шагу! – пригрозил степняк. – Только проводник.

Он закрыл за Адором дверь и поманил в другую комнату.

- Мы с ним здесь побудем, - сообщил Шуглук. Адор откинул полог циновки, за которой в проеме приоткрытой двери заметил сидящего перед дверью человека.

- Войди! – пригласил тот. Адор вошел, незнакомец средних лет пригласил его занять кресло, напротив, рядом с небольшим столиком, на котором стояли поднос с фруктами, подсвечник и лежала карта. Проводник присел.

- Я не привык верить людям на слово. Только дело может доказать чью-то правоту или истинность, - начал незнакомец. Затем вдруг улыбнулся, - но нашему общему знакомому я доверяю. А так же имею основание верить некоему торговцу из Авеки, что первый порекомендовал тебя еще три года назад… Не вспоминай. Тебе он известен под другим именем.

Незнакомец помолчал с минуту. Все это время он и Адор сосредоточенно изучали друг друга. Наконец в чем-то себя самого, убедив, незнакомец продолжил:

- Мне нужно быть в Басхютлэне, - он поднял указательный палец, предотвратив попытку Адора задать вопрос. – Все пути в Долину охраняются кордонами тудрусского наместника. И очень редко кто может пересечь Бакрон незамеченным. Мне же нужно пересечь его наверняка. Так, что бы кроме тебя никто об этом никогда не узнал бы. Это понятно?

Адор кивнул.

- Род моего занятия в Долине не пользуется доброй славой. Все же Басхютлэн – единственное место на западе, где на моего брата смотрят, не так пристально, как, скажем в Зисте, - продолжил незнакомец. – Что бы между нами установилось необходимое доверие, открою, я – кукловод. Цель моего пребывания в Долине – встреча с братьями, что ждут меня в Рихоне. Но тебе нужно всего лишь провести меня до Парихинтана, минуя тудрусские земли.

Если все пройдет нормально… а вернее в любом случае, ты получишь втрое больше обычного…

- Я никогда не провожал никого дольше, чем Тудрус, - перебил некроманта Адор.

- Хорошо, - согласился тот. – Ты можешь назвать любую разумную цену.

- В три раза больше через перевал, и столько же по Тудрусскому нагорью не считая дорожных издержек.

- Цена приемлема, - кивнул некромант. – Разумеется, я не стану обсуждать с тобой залог за жизнь. Я в такой же опасности, как и ты. Твоя же репутация говорит сама за себя. К моей чести скажу лишь одно. Я плачу всю сумму сейчас и сразу.

- По рукам! – воскликнул Адор и встал. Некромант встал следом.

- Войдите оба! – крикнул он старику и Шуглуку, оборачиваясь к двери. Когда те вошли, некромант повернулся к Адору. - При свидетеле с твоей стороны и свидетеле моей стороны призывая благословения богов, вершу приговор: за то, что ты – проводник, называющий себя Адором из Басхютлэна, берешься провести меня через Бакрон и Тудрусское нагорье к Парихинтану одному тебе ведомым путем, даю восемнадцать офойтов белитанской чеканки. В том и ручаюсь.

- При свидетеле с твоей стороны и свидетеле моей стороны призывая благословения богов, вершу приговор: за то, что ты – ведомый, не называющий себя, берешься следовать со мной через Бакрон и Тудрусское нагорье к Парихинтану путем, ведомым мне одному, принимаю восемнадцать офойтов белитанской чеканки. В том и ручаюсь, не помышляя о прочем.

Это был старинный обряд сделки между проводником и его спутником. Тотчас же старик и степняк разбили двойное рукопожатье в знак свидетельства о совершении сделки. Затем некромант извлек из-за спины небольшую шкатулку. Открыв ее, он подошел к столу и при всех отсчитал восемнадцать квадратных золотых монет с дыркой в одном из углов. На монетах изображались грифоны прежней империи. А с другой стороны на старом языке имелась надпись: «Се даётся ради благости» - древний девиз императоров Запада. Там же помещался год чеканки и двенадцать стрел-молний над ним. Адор внимательно разглядел последнюю монету. Год чеканки соответствовал последнему году черных императоров. Все в Долине хорошо знали этот год – последний из чреды действительного благоденствия жителей Басхютлэна.

Адор повертел золотник в руке. Не то, что старые имперские монеты вызывали у него недоверие… Просто в этих золотниках чувствовалось что-то нехорошее. Про себя проводник решил немедленно заменить золотники добрым серебром рихонской чеканки. Или на худой конец, серебряники северных княжеств. Они поменьше рихонских, зато их не так часто подделывают.

К тому же, рихонское серебро ценится, прежде всего, как накопление, а ему копить нечего. Почти вся выручка уходила в общинную казну. Право быть проводником стоило немало. Охотников становилось с каждым годом все больше, и Адор только благодаря своей удачливости и бережливости матери умудрялся каждый раз обойти и своих братьев и других охотничков. Все же удача в очередной раз улыбнулась ему. По крайней мере, половина сегодняшней сделки была только его по праву. А на другую половину Адор рассчитывал купить место государственного проводника. И три золотые монеты были для этого как нельзя кстати. Их как раз и не хватало для уплаты магистратской пошлины. Тогда Адор по примеру своего отца, за что-то обидевшегося на селян, мог и вообще не платить в казну общины. Впрочем, Адору не было повода обижаться, а что бы община лучше заботилась о его матушке, напротив, стоило как раз заботиться о постоянном пополнении своей лепты в казну.

Проводник сгреб золото и, вытащив из-за воротника небольшой подвешенный украшенный тиснением кошель, положил монеты туда. Некромант, удовлетворенно кивнув, продолжил:

- Послезавтра на заре мы встретимся у западных развалин, - сообщил он. – До предгорий доедем на лошадях. А там – куда укажешь.

Адор кивнул:

- С собой в дорогу бери только самое необходимое. То, с чем можешь идти налегке. У меня в горах по обеим сторонам имеются несколько стоянок. Там есть все, что нужно.

- Хорошо, как скажешь, - согласился некромант.

- Теперь пора бы, - вставил старик.

- Да, - кивнул некромант, - Шуглук проводит вас до крепостных развалин...

- Не зачем! – возразил Адор.

- Поводит, проводит, - продолжил некромант. – Это необходимо!

- Хорошо, но только до развалин.

- Разумеется.

Адор вышел в ночь вслед за стариком. Следом верзила-степняк. Когда они дошли до приметного поворота, свет в доме погас. Сопровождаемые Шуглуком, Адор со стариком побрели в новый город.

В душе проводника скребли кошки. И покоя не давал один важный вопрос…

 

 

 

Часть 2. Распахнутые двери

 

Suum cuique

 

Пролог

 

Утро выдалось хмурым и сырым. Короткое пригорское лето близилось к концу. Накрапывал мелкий противный дождик, оставляющий хлипкие грязные лужицы и вязкую жижу под ногами. Мелкая дробь барабанила в стекла комнаты, где обычно останавливался Адор. Он давно уже встал, но на душе было до того гадко, а в голове стучала нудная боль, что призывный стук в дверь показался ему барабанный боем, сопровождавшим ведомого на казнь преступника. Он несколько раз видел шествие несчастных к лобному месту в Тудрусе. И все гадал, что же они могли такое сотворить, что честным людям не пришло на ум предать их иному наказанию? В правоте судий он, отчего то сомневаться не хотел.

Темные кое-где прогнившие доски потолка напомнили проводнику, что он вовсе не в Тудрусе.

- Открыто! – хрипнул он. Старик юркнул дверь и запер за собой. Накинув на себя плед, Адор сел на кровать. – Ну, привет. Какие новости?

- И тебе того же. Пора бы выдвигаться, - заметил старик и сел на табуретку у входа.

- Чего-то не хотца, - поежившись, кашлянул Адор.

- А вот болеть не надо. Я распорядился на счет завтрака…

- Сейчас бы чего ни будь горяченького, - пожелал проводник и, потягиваясь, зевнул.

- Будет, - кивнул старик, - но только без горячительного. Примешь на перевале. Тут вот моя тебе кое-чего передала.

- Это ее пойло?!

- Да, - ответил старик и протянул тряпичный сверток. Адор взял и положил его в карман своей походной сумы. Затем достал рубашку и, одевая ее, заметил:

- Без ее пойла на перевале делать нечего. Я уж и не представляю себе, что бы смог повторять считалочку, не приняв на грудь ее снадобья.

Адор усмехнулся, одновременно натягивая штаны.

- Да, уж. Она – мастерица, - старик быстро-быстро закивал.

С кухни принесли завтрак. Еще вечером Адор как обычно расплатился с хозяином постоялого двора. Теперь ему осталось дособрать вещички и, умывшись, а затем, поевши и одевшись, спуститься со стариком вниз и пойти к назначенному месту. Позавтракав и надев куртку, проводник проверил снаряжение, затем перекинул через плечо суму и вышел вслед за стариком. Они спустились по лестнице в трапезную. Адор подошел к стойке, где его уже поджидал хозяин.

- Ну что, до встречи в следующем году! – он похлопал Адора по плечу и протянул ему приготовленный с вечера заплечный мешок. Старик помог проводнику натянуть увесистый мешок на плечи и, покончив с этим последним приготовлением, проводник распрощался с хозяином двора и его подошедшей женой и вслед за стариком отправился в путь.

Старик водил дружбу еще с дедом Адора, а в городе знал все закоулки, так что проводнику не было нужды знать, куда и как пройти. Он же иногда подбрасывал проводнику работенку вроде той, на которую тот подрядился позавчера. Нынешний путь проводник и сам знал хорошо, но привычка быть провожатым у этого поводыря осталась еще с тех времен, как он впервые очутился в городе.

Довольно скоро показались развалины крепости, от которой они той ночью прошли до старого города. Сейчас им нужно было в противоположную сторону, по тропе, что вела к разваленной пополам башне. Дойдя до башни, они свернули в заросший кустарником проулок между одной частью башни и стеной и углубились в заросли. Здесь, проходя от постройки к постройке, они вышли к основанию еще одной башни и оказались на краю крутого песчаного склона. Осторожно спустившись, Адор помог старику и сел на небольшой окрашенный камень.

Вскоре со стороны старого города показались три коня. На двух сидели всадники, а один был привязан к седлу того, что шел впереди. Приблизившись, Шуглук, а это был он, спешился.

- Ну, что тронулись? – спросил он, беря мешок Адора и прикрепляя его к седлу порожней лошади. Некромант поежился, но не сказал ни слова.

- Да, - кивнул проводник и посмотрел на старика. – Ну что, дружище, попробуй дожить до следующего лета.

- Не дождешься, - хмыкнул тот.

- Да, и не ругайся ты со своей…

- А вот это – не твое дело, щенок.

Оба улыбнулись. Адор сел на лошадь и поскакал вслед за удаляющимися всадниками. К полудню они достигли предгорий, а, еще немного проехав по рассекаемой многочисленными оврагами местности, достигли езжей тропы.

- Скоро приметный камень, - сообщил Адор, когда они въехали в небольшой каньон, по бокам которого высились заросли кустарника. Когда каньон закончился, и они подъехали к скале, у подножия которой образовалась большая лужа, уходящая в камни, проводник остановился.

- Прибыли! – воскликнул он. - Дальше – в гору пешком. Тут можно пригубить. Вода чистая. А дальше пол дня ничего не будет – одни скалы да лес. Пока не спустимся в Долину цветов.

- Долину цветов? – переспросил некромант.

- Да, я ее так называю. Красивое место, тебе понравится.

Тот кивнул в ответ и спешился вслед за Шуглуком, а затем спросил:

- А где мы заночуем?

- В долине, мы как раз доберемся туда уже к сумеркам. Там у меня времянка, - сообщил проводник, он отстегнул от седла заплечный мешок и накинул на себя. Шуглук помог надеть мешок хозяину. Когда все приготовления закончились, Адор сел на камень.

- Садись! – он хлопнул ладонью по рядом лежащему камню, приглашая некроманта присесть вместе с ним. – Дождемся, пока он отъедет. До долины отдыха не предвидеться.

- Хорошо, - кивнул тот. Шуглук без слов вскочил на своего коня и отправился восвояси. Когда он скрылся за поворотом, проводник подождал еще немного, затем встал, зачерпнул в ладонь воды и сделал глоток. Потом вновь зачерпнул, умылся и лишь затем повернулся к некроманту:

- Пошли!

Тот встал и последовал вслед за проводником. Они поднялись на скалу. Затем начали продвигаться вглубь небольшого хвойного леса, то и дело, перепрыгивая с камня на камень. Так шагая то по лесу, то меж скал, они дошли до подножия горы, заросшей смешанным лесом.

- Сейчас пройдем немного вдоль горы на юг, а там, по руслу оврага взберемся на нее, - сообщил Адор, - Силы то есть?

- Пока да, - в голосе некроманта уже слышалась отдышка.

- Иногда сюда поднимаются тудрусские кордоны, - предупредил Адор, - хотя по документам все это – владения прежних королей Зиста. Когда-то они владели этими отрогами Бакрона.

- С тех пор многое изменилось, - заметил некромант. – А в твоей Долине цветов может быть, кто ни будь кроме нас?

- Да, - кивнул Адор. – Может. С тех пор, как эти отроги стали и впрямь ничейными, многие проводники, если не сопровождают караваны, переваливают через Бакрон, что бы настрелять дичи и пушнины. Некоторые остаются здесь ночевать. Пару лет назад я тоже так делал. И если бы не ты, скорее всего я остался бы на зимний лов. В моей времянке, к которой мы идем есть все, что бы перезимовать. Некоторые, те, что знают о ней от меня, для того то и времяночку используют.

Некромант закивал. Они поднялись на небольшой плешивый взгорок. Отсюда Адор посмотрел на гору, а затем указал спутнику на овраг.

- Вот он, путь на гору! По нему легче всего добраться до ее вершины, а за ней – мой Эйслэн…

- Ты знаешь древнее наречие? – вдруг спросил некромант.

- Немного, - уклончиво ответил проводник. - …На самом деле гора – это один из многих отрогов Бакрона. Она тянется до самых снежных пиков. Но если мы туда пойдем, не найдем ничего хорошего…

- Что, уже пробовали? – усмехнулся некромант.

- Да, - кивнул Адор. – Только это было давно. Очень давно. Говорят, что в том месте, где Бакрон раздваивается, живет пещерная ведьма. Она убивает всякого, кто приблизится к ее логову. А живет она в огромной пещере, которая связана проходами со всем Бакроном. Так что никто достоверно не знает, где вход ее в пещеру.

Проводник спустился со взгорка, и углубился в хвойную чащу. Некромант отправился за ним. Вскоре они дошли до обещанного оврага. Передохнув немного, путники начали восхождение. Пройдя вдоль по каменистому, поросшему жидкой зеленью руслу, они взобрались на гору. Отсюда через ельник смутно чернели очертания хребта и высились его снежные шапки. Осторожно начав спуск, путники добрались до небольшой скалы, увенчанной кроной одиноко стоявшей сосны. Подойдя к скале, Адор остановился.

- Здесь хороший вид на долину. Здесь она широка. А во-он за той горой, - он указал на юг, - долина уходит вниз и образует ущелье. Если по нему пойти, можно выйти к тудрусскому тракту, поэтому здесь часто бывают кордоны. Захаживают и степняки. Но не часто. И те и другие редко достигают этой части долины…

- Но здесь еще не все видно! – объявил он вдруг. - С другой стороны есть гора… Во-он она, на юге, сейчас видна лишь наполовину. До нее дня четыре пути. Через всю долину. За ней и начинается сам Бакрон…

- А это что же? – спросил некромант.

- Так, предгорья… Но я не о том! Так вот, с той стороны Эйслэн виден почти весь. И красота еще та.

Он мечтательно вздохнул и, встав, продолжил спуск. Некромант немедленно последовал за ним. Уже спускались сумерки, когда путники достигли, наконец, неприметной на вид времянки проводника. Сбитая из цельных бревен, заткнутых корой и дерном с односкатной, прижатой с одной стороны скале, с другой – могучей сосне, времянка словно слилась с окружением. И если бы не знать, что она здесь есть, можно было бы пройти мимо и не заметить. На то, верно, строившие ее люди и рассчитывали.

Наскоро разведя огонь в каменке, и поужинав, путники как были одеты, повалились на некое подобие кровати, устланное шкурами разных зверей. Вскоре сон сморил обоих и уставшие, но сытые и довольные они уснули.

 

1

 

Засыпая на ходу, Адор по примеру спутников съехал с тропы. Так долго скакать верхом, как впрочем, просто находится не на земле, а на лошади он просто не привык. Все же та спешность, с которой происходили события, требовал и спешность перемещений. А это в свою очередь заставляло пользоваться тем единственным ускорителем, который был доступен. Правда, в Доме Драконов, говорят, пользовались и иным транспортом. Но то в Доме Драконов, а здесь – только верный конь.

Когда они выехали из Рихона, хмурое дождливое утро смывало страшные следы недавнего прошлого. От края до края горизонта плыла сплошная бледно-серая пелена. И это удручало. Только на подъезде к парихинтанской развилке восточный край небосвода как-то неестественно подернулся переливающейся синевой, словно небу вспороли брюхо, и его внутренность вытекала на темные закатные горы. Впрочем, до сумерек оставалось еще далеко. Часом раньше они миновали знакомый риметский мост, где к всадникам присоединились троица из Парихинтана.

Не останавливаясь, кавалькада из тридцати двух всадников и одной крытой повозки с запряженной в нее шестеркой гнедых, свернула налево, оставляя за собой багровый тревожный запад. Странно было видеть восток вечером таким светлым, словно горизонт только что отмыли. Синева небосвода напоминала о том, что твориться сейчас, судя по сведениям за Бакроном. И от того всадники все больше подгоняли лошадей. Их не стоило жалеть! Ведь главная сцена пройдет без их участия. Но люди, они нужны для этой сцены. Люди играют в ней главную роль. Вот, правда, не все доживут до ее конца. А потому всадники и впрямь не жалели коней, словно чувствовали, что бы с животными сейчас не было, они, всадники, а не их кони будут погибать один за другим в страшной свалке. Наверное, это чувствовали и кони, а потому безропотно сносили болезненные уколы и понукания, так словно всадники и впрямь торопили свою смерть. Ах, если бы сами всадники знали, как они в этот миг близки к истине!

Возможно, тогда они остановились бы на минуту и простились. Да, простились со всем, что им было так дорого на этой земле, в этом мире… Но нет, их звала сила, гораздо более страшная, чем смерть. Ведь нет по-существу ужасней силы, чем долг. Если, конечно, само понятие долга насущно для человека. Тогда не разлука разжимает объятья влюбленных, и не война отбирает у матери сына... Короткое, но емкое слово долг – вот и все, ради чего человек бросается на мечи врага и ради чего свершает самые странные и порой страшные свои поступки. Но как от смерти нет спасенья, так и от долга нет проклятий. Потому то людей страшит не сама смерть, а долг перед ней.

В ночь кавалькада ворвалась, как в те скалы, что стояли сторожами предгорий. Тудрусское нагорье сухо поприветствовало конников своими гулкими голосами и, пропустив, погрузило в лабиринт скал и отрогов. Здесь всадники немного поостыли. К полуночи решено было перевести дух у ближайшего ручья.

- От Тудрусского тракта мы свернем и поедем с Адором до старого Эйвинского кладбища. А ты, Кверинт, сразу скачи в Тудрус, - приказал командор.

- А повозку?

- Оставим ее на развилке, Глехар позаботится о девушке, а когда мы вернемся, отправимся вместе с ними. Если, конечно, вернемся, - мрачновато добавил он.

- Хорошо, - кивнул сотник, пытаясь не заметить тяжелого сгустка в слова Фрацуэра. – Надо бы плотно поесть. Да часа два передохнуть.

- Четыре часа! - уточнил подошедший Адор. Он разминал ноги после непривычной езды. - Все равно до зари по такому крошеву мы далеко не уйдем. А с рассветом станет видней, и повозка пойдет легче.

- Возможно, - согласился Фрацуэр. – Тогда мы с тобой все равно выйдем раньше. Что бы уже утром вернуться к тракту.

Он хотел добавить, «если получится», но осекся.

- Вот это – другое дело! – кивнул Кверинт, пытаясь развязать узел недосказанного. – Ре Флейвин должен подвести ополчение через неделю, но с такой погодой, думаю, провозиться и все десять дней. И может быть будет поздно. Так что, чем быстрее в Тудрусе будут хоть какие то войска, тем сложнее будет орде.

- В общем, надо тянуть время, - вздохнув, заключил проводник. И добавил. – Которого у нас нет.

Сгусток вновь образовался меж ними. И посмотрев друг на друга, они, словно сообщники, виновато опустили глаза. Комок порвал лишь подошедший к ним Глехар.

- Все готово, - сообщил он…

Ближе к утру, они собрали лагерь и двинулись вдоль речки к тракту. Когда первые лучи солнца пробились сквозь башни нагорья и начали свой обычный спуск в расщелины, Адор и Фрацуэр надолго опередили основной отряд. К развилке вышли, когда солнце едва показалось над скалами. Они свернули на приметную петляющую тропу, ведущую вдоль ручья. Там, в горах некогда стояло большое селение. Однако непонятный мор выкосил всех его жителей. И лишь старое кладбище, убираемое раз в год, по обычаю, напоминало об этом.

Пятнадцать лет назад на старом кладбище появилось новое захоронение. Адор знал, кто в нем покоится, а точнее что. И сейчас от этого зависело всё. Шуглук явно пытался добраться до кладбища. Он и некромант хотели проникнуть в лагерь для того, что бы найти Адора, единственного, который знал, где похоронен некромант Игемайт. Но только Адор знал, что в той могиле никогда не лежал покойник. Существо, что там лежало, могло ожить в любую минуту.

- Ты полагаешь, Шуглук может быть где-то здесь? – спросил Адор, когда они вынужденные спешиться, побрели вдоль небольшого ущелья.

- Конечно! – утвердительно кивнул ребран. – В чем в чем, а в отсутствии упрямства степняков не укоришь. К тому же из всего, что ты мне рассказал, я делаю вывод, что Шуглук – живак. Но какой-то странный живак…

- Почему странный? - Адор едва не споткнулся. Кучка камней образовала небольшой камнепад, когда, дребезжа, понеслась вниз.

- Так почему странный? – повторил вопрос Адор, когда они пересекли опасную балку.

- Потому, мой друг, что любой другой живак без поводыря, коим, полагаю, должен быть тот дэтьертир, что ты словил, превращается постепенно в мертвака, – он сделал многозначительную паузу. – А наш живак не только не превращается в мертвака, но напротив, как то уж очень скоро восстанавливает свои силы, и что самое главное, пробует нападать на охотничьи разъезды. Заметь, за ним эти разъезды как раз и охотятся!

- Что же, он предупреждает, что бы они оставили затею? – усмехнулся Адор.

- Думаю, да, - без тени усмешки ответил командор. – И еще я думаю, что это именно потому, что наш степняк обладает какими то уж очень странными свойствами. Или начинает обладать.

- Ну, уж если тебе про то неведомо… - начал было Адор, но Фрацуэр его перебил.

- Нет! Мне нет. Хотя именно ты то уже и видел подобное. В отличие от меня! – заявил он. – Вспомни хорошенечко. Очень, очень хорошо.

Командор остановился. Они как раз вышли с узкой тропы, и вдали показались развалины того самого селенья. Фрацуэр оглянулся:

- Вот оно – последствие первого опыта этих гадов, - указал он на чернеющие остовы. – Здесь в предгорьях, подальше от Тудруса они в свое время хорошо поживились.

Солнце уже плыло к зениту, когда проводник и командор спустились в низину. Здесь они могли двигаться верхом.

- Здесь и впрямь все отравлено?! – спросил Фрацуэр, когда они приблизились к небольшому, заросшему какими-то корявыми камышами мутному ручейку.

- Да, Игемайт говорил, что здесь еще долгие годы будет витать дух мора. Воду в ручье пить нельзя, ягоды и грибы собирать тоже. Я не увидел здесь привычной живности, от каньона до расселины.

- Да, - согласился ребран, - здесь и впрямь как-то шибко тихо. Кроме нас здесь никого нет… Кстати, а как вы изготовили крипту?

- Она уже была там.

- И именно из розового мрамора?

- Да.

- Немыслимо! Как же он все так точно заранее продумал, твой Игемайт, - усмехнулся командор. – Он и впрямь возжелал обмануть судьбу!

Путники приблизились к первым развалинам. Все дерево словно изъелось какими то червями. Камни наоборот, стояли, и могли бы, кажется, еще простоять много времени, словно их это самое время ничуть не пугало. Путники свернули на пригорок по еле угадываемой тропе. Пройдя этой тропой, они наткнулись на скалу.

- Кладбище за скалой. Ее так и называют – Кладбищенская, - сообщил Адро.

- Знаешь, это странно, но вот мне все же не дает покоя одна мысль. Ну, как, как, твой Игемайт приволок сюда эту розовую плиту северного мрамора? – озадаченно спросил Фрацуэр, следуя за Адором.

- А это важно?

- Да! Это вполне может быть важно, учитывая некоторые обстоятельства, а так же их смену…

- Не понял? - Фрацуэр как всегда пустился в туманные размышления вслух, и Адора, если честно, это немного выводило из себя.

- Да, ладно, - сказал вдруг тот, своим обычным жестким голосом, который, Фрацуэр, по чести сказать, принимал гораздо радостней, чем предыдущие непонятки. - Надо поспешить! Но обстоятельно при том все проверить.

Они вывели коней на косогор, откуда вниз, в лощину спускались неестественно ровные ряды надгробий. Когда Фрацуэр вышел из-за тени скалы, Адор ушел далеко вперед. Легкий ветерок заставил командора снова чуть приотстать. Смутная тревога в его сердце смешалась со странно теплотой, словно произойти должно было непременно, что-то хорошее. И одновременно тревожное. Он почти выкрикнул товарищу:

- Адор! Погоди, друг мой! Не спеши! Пока день, они вряд ли захотят с тобой общаться.

- Я хочу найти ту могилу, - ответил проводник, голос уже слышался на приличном расстоянии, - и как можно быстрей.

Все же Адор остановился, подождал командора. Когда тот приблизился, и слез с коня, он сделал тоже.

- Сейчас здесь все так заросло, но я запомнил одну верную примету, - сказал он, продолжая. – Там были камни. Рядом могила, выложенная камнем. Я еще позаимствовал один, и положил на нашу могилу. Ну, как бы знак…

- Понятно. А в какой стороне? – спросил командор, оглядывая кладбище. Кладки черных камней были разбросаны повсюду, здесь они казались лежащими как попало, но Фрацуэр, видевший их сверху знал, что это не так.

- В том то и дело, что не запомнил, - перебил его наблюдения, подошедший Адор. - Ну, то есть, в общем, я помню, что надо под гору идти. Но вот в какой стороне?..

- Смотри-ка? А здесь довольно выложенных камнем могил. Вон довольно свежая имеется! Наверное, – Фрацуэр поднял правую руку, Адор проследил за его движением. Могила на небольшом взгорке и впрямь выглядела свежей.

- Да уж! – он развел руки. Мол, чего только не бывает.

- Но ты прав, искать надо! – командор кивнул и пошел вправо. – И при том быстро. Кто знает, может к ночи они, и вправду попытаются разрыть могилу… Кстати, ты ничего не чувствуешь?

Он остановился, и пристально посмотрел на Адора. Легкий ветерок, колыхнув ветки яблони, словно застыл перед ним, образуя странную прозрачность.

- Что именно? – недоуменно переспросил Адор.

- Ну, вроде как мы здесь не одни, - продолжил Фрацуэр.

«Ну, вот опять загадки» - недовольно подумал проводник и спросил вслух:

- То есть?

- Ну, ты действительно ничего не чувствуешь? – вкрадчиво переспросил командор.

- Пока нет… - Адора начали уже раздражать эти загадки. - А что я должен чувствовать?!

- Понимаешь ли, в чем дело, мой друг. Ты находишься на кладбище. А кладбище, самим своим существованием обязано быть местом общения тех, кто перед дверью, и за ней, - закивал командор.

- Мертвых и живых? – недоуменно пожал плечами Адор.

- Да, - вновь кивнул командор. – Кстати, это не та могила?

Он указал на небольшую каменную насыпь, поросшую мхом и травой.

- Нет!.. – Адор даже не посмотрел в указанную сторону. – Так что на счет места общения. Ты думаешь, Риворнэ?

- Полагаю, да. Только она не за дверью и не перед ней. Она сейчас стоит в самой двери. Странно, что ты не чувствуешь ее присутствия.

- Она слышит нас? – Адор попытался, что-либо ощутить, но ничего не выходило. Тогда он посмотрел на герлетьера.

- Может быть.

Тот смотрел в одну точку, проследив его взгляд, проводник заметил легкое колебание, словно ветерок заплутал в ветвях дерева. Но, приглянувшись поближе, Адор заметил, что ветерок дует не в деревьях, а в некотором расстоянии от них. Несмотря на природное самообладание, сейчас проводнику стало по-настоящему страшно.

- Скорей всего должна слышать, - продолжил меж тем Фрацуэр, не обращая на Адора никакого внимания. - Ведь если мы сделали все правильно, кольцо живых в двери и за ней приобретает особые свойства. В том числе и свойство слышать голоса живых. А может даже и тех, кто находится с ней рядом.

- Мертвых?

- Нет! Те, кто находятся с ней рядом нельзя назвать мертвыми, - возразил Фрацуэр. - Они скорее живы. Ведь этот мир гораздо ближе к двери, где они стоят, чем какие-то другие миры… Впрочем, все это так, отвлеченные умозаключения.

- Сам-то хоть понял, что сказал? – что бы хоть как-то приободриться, проводник попытался пошутить. Но командору видать было не до шуток.

- Увы, да… И знаешь, кажется я нашел нашу могилу! – ответил командор, и уверенно подошел к яблоне. Верее к тому месту, где Адор заметил ветерок. Адор посмотрела вниз. Одинокая каменная плитка, более похожая на просто плоский камень, чуть торчала из-под земли.

Командор присел на корточки и посмотрел куда-то вверх, но получилось так, что он устремляет взгляд прямо на то, что находится между ним и ветками. У Адора сложилось впечатление, что герлетьер что-то видит. Затем тихо сказал, как будто обращаясь именно к кому-то другому, не к Адору:

- Если ты и вправду подаешь мне знак, девочка, и слышишь меня, скажу одно – ни в коем случае не разговаривай с тем, кто назовет себя перевозчиком.

И опустил глаза, очищая от слипшейся листвы идеально ровную поверхность мрамора.

 

2

 

- Итак! Вот оно! – радостно воскликнул он. – Помоги мне.

Адор очнулся как от наваждения. Он подошел к могиле и вместе с Фрацуэром попытался отодвинуть холодный скользкий мрамор. С первой попытки ничего не вышло. Тогда Адор отстегнул ножны и принялся подкапывать плиту с краем. Командор сделала то же самое. Вскоре, они вырыли достаточно глубокую траншею и вновь попытались сдвинуть камень. На сей раз, плита чуть поддалась, приоткрывая узкую темную щелку. Адор поднажал, но что-то все равно мешал продвинуться дальше.

- Нет! – возразил командор. – Так мы не продвинемся ни на пядь. Ее что-то сдерживает внутри. Это очевидно.

- Что ты предлагаешь? – фыркнул проводник.

- Пока не знаю. Но думаю, что дело и не в магии, иначе бы мы вообще не окрыли ее… Знаешь что?! Ну-ка, вспомни, когда вы пришли сюда в тот раз, могила ведь была готова?

- Ну да. Она была готова. Очень аккуратно вырыта, обложена камнем. Все по обычаю.

- Вот-вот по обычаю. А домовина? Она уже лежала в могиле? Или вы ее принесли?

Адор задумался. События пятнадцатилетней давности, хотя и четко запечатлелись в его памяти, все же, как выяснилось, представляли собой мешанину из поступков, впечатлений и раздумий. Вот ведь казалось, так просто запомнить эту самую яблоню. Тогда еще молодую, но сейчас то уже большую, ветвистую. Или то, что захоронений-каменок было много, а та, что нужна, стояла на взгорке. И теперь, ведь он сам закрывал эту самую плиту. Надо что-то на этот счет вспомнить. Ведь некромант что-то сказал.

Скорее сам того, не замечая, Адор тихо произнес:

- Он нидх олемемикс, то нидх одимемэт.

- Что-что?! Что ты сказал? – переспросил Фрацуэр.

- Я просто вспомнил… ну-ка, здесь была надпись. Надо ее прочесть! – они освободили поверхность от последних листьев и слизи.

- Древний язык иногда довольно сложен, - заметил командор. – Так, дата, «Я, Игемайт, из Серой речки, здесь положен в могилу. Не тревожьте мой покой без моего разрешения…» Ого! Что-то новенькое. Впервые покойник просит не тревожить эми тал не вообще, а без его разрешения!

Фрацуэр усмехнулся.

- А дальше! – Адору не терпелось подтвердить свою догадку.

- Так, дальше. А, вот! «Разрешения. Когда те пять, что пред дверью и те пять что у двери и тот, что за дверью начнут свой…» так, здесь не понятно! Поход, гуляние,… Что-то среднее между гулянием и походом…

- Шествие! Шествие в честь дня Ниса.

- Что ж, похоже на то, - согласился Фрацуэр. – Итак! «начнут свое шествие, кто закрыл тот и откроет».

- Да, правильно, «он нидх олемемикс, то нидх одимемэт» - закивал Адор. – Ну-ка, отойди!

Фрацуэр повиновался. Адор подошел с другого края и вставил плиту, как она и была, затем присел на корточки перед ней и начал двигать вперед. Плита отходила с немыслимой легкостью до тех пор, пока под собственной тяжестью не встала на попа.

Домовина внутри имела вид обветшалой сбитой коробки. Доски уже сгнили. И труп, если он был, тоже должен был сгнить, оставив скелет. Однако ничего, что напоминало бы скелет, в крипте и в помине не угляделось. Среди разложившихся бревен нашла свой приют лишь свернувшаяся в клубок змейка, готовая немедленно прыгнуть на тех, кто потревожил ее покой. Адор отшатнулся. В детстве он немало свернул головы таким вот гадючкам. Но здесь ему этого делать, отчего то не захотелось. Гадюка была красивой, серые кольца и темно-серый узор на них образовывали нечто вроде мишени.

«Если ты кого сегодня и ужалишь, то это будем точно не мы» - подумалось Адору. Вслух же он сказал, обернувшись к командору:

- Здесь ничего нет.

- Нет, есть, - возразил тот. – Просто, у того, что там есть – имеется надежный страж. Ты ничего не почувствовал?

- Опять какие-то духи?

- На сей раз все проще. Эта гадюка, она не зря здесь сидит. И ждала только того, что мы откроем крипту. Но вот спуститься туда сейчас вряд ли сможем. Я даже более чем уверен, что гадюка там не одна… Точно! Смотри! – он указал на край могилы. Оттуда выползала еще одна гадюка. – Нужно закрыть крипту. Кажется, я знаю, что нужно желать, и для кого предназначен весь этот яд.

- В каком смысле? – не понял Адор.

- Древний ритуал бескровного жертвоприношения. Вот что это! А могила – это жертвенник. Так наши северные предки упокаивали живаков. Ведь мертвенность еще над ними не властна. А яд – хорошее средство, что бы умертвить сразу и наверняка.

- Шуглук?

- Да! Как я уже говорил, он не простой живак. Они превратили Шуглука в крылатого демона. А эта могила предназначена для него, что бы он…

- Что?

- Нет! – Фрацуэра осенило. – Конечно! Все проще, и понятней. Ведь ты сам признался, что в той комнате был именно Шуглук. А это значит, что он работает не на них… Вернее лишь на одного из них. Игемайт с самого начала это задумал… Нет! Он и вправду решил избавиться от проклятья! А нас, хотим мы того или нет, он определил в помощники.

Командор огляделся и вытащил двуручный меч.

- Но вот какова цена сделки?! Полагаю, тебе нет смысла скрывать, что я затребую дорого? Или твой слуга скажет нам о ней?! – спросил он так, словно разговаривал с некромантом.

Последняя фраза повисла в воздухе. Шевеление груды камней на взгорке заставило обоих устремить взоры туда. Груда и впрямь шевелилась, принимая очертания больше похожие на огромную каменную птицу.

- О-о! да это не некромантия, это – высшая магия Латан-ле-Мера – древнего города магов и чародеев, если я что-либо правильно понял! - воскликнул командор, отодвигая проводника. – Осторожно, Адор, у него есть лишь одно мгновение на слово, прежде чем произойдет превращение. Здесь только мой меч и справится.

- Это – Шуглук?

- Нет! Это каменный ужас – гонкоцэ. Магическое создание, хранящее покой башен и склепов от неупокоенный и живых.

Каменная птица, или нечто на нее похожее в этот миг закончила превращение и посмотрела темными глазами, горящими синеватым пламенем на людей.

- Но почему она не восстала раньше?!

- Не знаю! Могу предположить, ее смутило присутствие Риворнэ. А может быть, чье то другое. В любом случае, сейчас она представляет угрозу именно для нас! А теперь отойди.

Гонкоцэ меж тем, не издавая ни звука, стала медленно и неуклюже передвигаться. Дико заржавшие до этого кони теперь шарахнулись в разные стороны, едва не сшибив ездоков. Если бы не прочные удила, закрепленные в ветвях яблони, они бы дали, стрекоча, переломав в низине ноги. Только лязг кожи гонкоцэ о поверхность других камней и надгробий и треск самих сложенных как пластины членов ее тела, да безумное ржание коней нарушали привычную уже тишину. Чудовище выставило вперед каменные когти-крылья с явным намерением вонзиться в командора, но тот выставил вперед меч.

- Не подходи ко мне, порождение магии! – воскликнул он. – Не я тебя разбудил, ищи свою цель в другом месте!

Странно, но казалось, гонкоцэ его поняла. Чудовище остановилось. Вспыхнувшие было ярким пламенем глазницы, вновь стали синими. Словно прислушиваясь к чему-то, гонкоцэ повернула по сторонам свою уродливую голову.

- Я пришел, что бы исполнить обряд до конца, - вдруг вышел вперед Адор и, указав на Фрацуэра, добавил. – Он со мной.

Гонкоцэ тяжело шагая, подошла к проводнику и как будто в попытке вспомнить, обошла Адора. Фрацуэр предупредительно отступил.

- Ты прав, его создали не для нас! – промолвил, вздохнув, проводник, когда чудовище, обойдя его и, видимо потеряв к ним всякий интерес, проворно доковыляло до взгорка и, расправив громадные крылья, устремилось вверх.

- Если это так, то не одни мы добрались до селения, - кивнул командор. – Смотри! Она полетела за скалу. Значит, они уже на той стороне.

- Как думаешь, на сколько она их остановит?

- Ну, если все упокоенные здесь, а за скалой их с десяток, думаю, надолго. Ей главное не пустить некромантов на такое расстояние от кладбища, что бы они не смогли разбудить упокоенных. Но, полагаю, у нас появилась другая забота.

- Какая?

- По коням! – приказал Фрацуэр, не ответив.

Они вскочили на коней и, перепрыгивая через надгробья, устремились вслед за гонкоцэ. Выехав на пригорок, Адор первым углядел небольшой отряд, двигавшийся вдоль развалин по некогда мощеной улице. Фрацуэр ошибся ровно на половину. Человек в отряде было двадцать. И, похоже, они еще не видели опасности, надвигавшейся сверху. Этим то командор, выехавший следом, и быстро оценивший обстановку, и решил воспользоваться.

- Эй, проклятые дэтьертиры и их прихвостни! Убирайтесь восвояси, иначе на своей шкуре почувствуете гнев Аргелета! – он воздел руки, сжимающие меч к небу.

Передние, заметив всадников, отпрянули. Но тот, что шел за ними грозно рыкнул. И степняки, обнажив ятаганы, поползли на холм. И, едва выбравшись из-за кустов, стали легкой добычей гонкоцэ. Чудовище, видимо, оценило дружеский жест герлетьера и камнем ринулось на ближайшего степняка. Тот даже не заметил смерть, что пронеслась над ним. Хруст его костей был слышен даже здесь, на взгорке.

- Э-ге-ге! – воскликнул командор и направил коня прямо на следующего степняка. Тот попытался отскочить, но стрела Адора не дала ему сделать не шагу. Раненый в правую грудь, он охнул, и тотчас простившаяся с телом голова отскочила под ноги к третьему, шедшему за ним. Четвертый стоял немного в стороне, слева. Фрацуэр пригнулся, когда каменные крюки, едва не полоснув его по спине, пронеслись мимо. В следующий миг раздался знакомый хруст. Этой задержки оказалось достаточно, что бы третий юркнул в кусты, но вот следующий явно не собирался так просто сдаваться. С диким криком он прыгнул на круп коня, но не долетел. Тяжелая стрела Адра пробила точно и вонзилась в горло. Струя крови обрызгала попону фрацуэрова рысака, который отшвырнул дрожащее в судорогах тело.

Меж тем поняв, что просто так их перебьют, степняки сгрудились в кучку, прикрывая спинами и щитами дэтьертира, который уже начал волшбу. Фрацуэр тоже приготовился, но прежде он попытался добраться до Адора. Однако опомнившиеся степняки выстрелил по нему. Две стрелы попали командору в спину, одна застряла в хвосте его коня. Фрацуэр все же добрался до скалы и пока Адор вытаскивал стрелы, он вложил в ножны меч и достал ритуальный посох. Одна из стрел вдавилась в кольчугу, но не достигла кожи. Другая вошла в лопатку и Адор, просто не до конца надломил ее. Когда над ними пронеслась тень, оба вскинули голову. Чудовище подобрало кого-то и несло прямо на скалы. Человек с диким криком упал и брякнулся почти рядом с Адором. Тот посмотрел вниз на кувыркающиеся останки.

И увидел четыре пошатывающиеся фигуры, направляющиеся к нему.

- Теперь твоя задача, во что бы то ни стало остановить дэтьеров! - прокричал Фрацуэр. - Ни один не должен добраться до скалы! Слышишь?!

- Да! – кивнул Адор и спешился. Положив лук в тул, он достал из ножен меч и секиру и так, вращая оружие для навыка, начал спуск. Командор меж тем, громко произнося заклинания на древнем языке, выставил вперед посох, который заискрился у него в руках, причиняя боль. Командор скривился, но продолжал заклинание. Молнии отошли от серебряного набалдашника герлетьера и, оставляя в подарок ожоги, устремились вниз.

Фрацуэр как можно выше поднял посох и вновь закричал заклинание. Молнии сбились в пучок, и тогда он направил посох в сторону ощетинившегося строя. Адор лишь услышал, как некромант, стоявший посреди, прокричал, что-то в ответ, и серая дымка скрыла его от молнии в тот миг, когда она угодила прямо в центр образованного степняками круга. В следующий миг орущие факелы уже разбегались и разлетались в разные стороны, толкая, и отшвыривая друг друга. Только двум из них удалось сбить пламя и скрыться в развалинах.

В то же время Адор кромсал мертвяков на части. Правда, увидев вспышку, он замешкался. В тот же миг чьи-то зубы вцепились ему в лодыжку.

- Ну, уж нет! - фыркнул он. - Теперь то я просто так не дамся.

Мертвак с адоровой стрелой в горле лишился ударом секиры головы, а затем Адор кромсанул ему обе руки. Безголовый мертвак прыгнул проводнику на спину, пытаясь вонзить пальцы в нагрудник. Пока Адор возился с тем, что бы скинуть его на землю, другой вплотную подошел к проводнику и ударил круглым щитом в грудь. Адор повалился на мертвака и в падении умудрился скинуть с себя его захват.

Тот, что его толкнул, отшвырнул щит и попытался накинуться на проводника сверху. Но Адор перекувыркнулся и отскочил от упавшего на товарища мертвака. В пылу сражения он проглядел четвертого, и пока те двое неуклюже барахтались, пытаясь расцепиться, огляделся по сторонам.

Четвертый, двигаясь по земле всем телом, быстро приближался к скале, оказавшись посредине между Адором и Фрацуэром. Командор сник. Заклинание явно стоило ему немало сил, но, скорее всего, приложил свою руку и скрывающийся в развалинах некромант.

Тень чудовища вновь пронеслась над холмом и оземь рухнула очередная его жертва. Она кубарем скатилась вниз прямо под ноги Адора. В последнем рывке тот швырнул меч, угодивший в спину ползущего мертвака и пригвоздивший его к земле. Адор снова упал. На него как по команде набросились вставшие мертвяки. Катаясь по земле, он уворачивался от их ударов, но попытки встать, долго не представлялось.

Все же через некоторое время проводник сделал рывок, увенчавшийся успехом, при этом ему удалось подсечь ноги, остававшегося с головой мертвяка, и тот рухнул прямо под ноги безголовому. Адор вновь тревожно посмотрел наверх. Скорчившись, омертвевшее тело разрезало само себя. Когда ему это удалось, мертвяк продолжил ползти. В отчаянье Адор приготовился метнуть топор. Но Фрацуэр, пришедший в себя направил коня прямо на мертвака. Жеребец, гарцуя от страха и понукания хозяина одновременно, буквально втоптал мертвятину в холм.

Тогда Адор повернулся. Но прежде, чем сделать шаг, проводник обернулся вновь. С каменистой стороны на холм уже победно взбирался последний степняк. Время остановилось. Ни Адор, ни Фрацуэр не успевали. Тот забрался наверх и победно взмахнул обеими руками, призывая некроманта совершить ритуал. Нот в следующий миг он, рыча, упал бессильно на землю. Гигантское чудовище уносило к утесу безвольно сникшее тело его господина. Еще мгновение и то, что было раньше некромантом, шмякнулось, как и предыдущие, о скалу и покатилось вниз, под ноги Адора.

 

3

 

Первым рядом с бьющимся в судорогах степняком оказался Фрацуэр. Тот тоскливо посмотрел на командора и обнажил ятаган.

- Даже не думай, - герлетьер поднял перед собой посох. Тогда противник криво усмехнулся, обнажая ряд золотых зубов, и направил конец ятагана себе на грудь. Однако в следующую минуту его пальцы задрожали и разжались сами собой, роняя ятаган наземь. Изумленно уставившись на происшедшее, степняк не заметил следующего удара командора. Фрацуэр просто оглушил беднягу серебряным набалдашником, да так, что тот отскочил и ударился спиной о камни. Голова безвольно повисла.

Через некоторое время подоспел изрядно утомившийся Адор. Увидев, как командор обезвредил степняка, он продолжил рубить тела живаков, лишившихся кукловода, и теперь бесцельно барахтающихся в собственных омертвевших останках. Затем он в который раз поднялся в гору, извлек свой меч из земли, вытер его, и, достигнув коня, вложил, как и секиру в ножны. Достал с другого бока веревку и, взяв коня под уздцы, усталой походкой подошел к Фрацуэру.

Степняк не подавал признаков жизни.

- Надо быстро, пока не очухался, спустить его вниз, к развалинам, - сообщил тот, услышав приближение шагов Адора, он не свел глаз со степняка. - Иначе наша каменная птичка продолжит свою охоту.

- Хорошо, - кивнул Адор и принялся связывать противника, прежде обыскав его и обезоружив. Затем он взвалил ватное тело на плечо и свалил его на коня. Фрацуэр огляделся по сторонам. Тишина угнетала, хотя и стала уже вполне привычной. Он не стал взбираться на коня, а пошел вслед за проводником. Когда они, миновав кустарник, оказались на месте, где только что стояли степняки во главе с некромантом, командор рассмотрел образовавшуюся черную, копотную воронку.

- Надо же! Я впервые применяю этот трюк в горах. Здесь он имеет совсем другой вид, - сказал он, вставши. И, отвечая на немой вопрос Адора, добавил. – Размер получается меньше, но удар кучнее, что ли. Если бы не волшба дэтьертира, тут вообще бы никого не было б.

Он вновь огляделся.

- Кто бы ни был здесь, когда очистили деревню от трупов ее бывших жителей, я сегодня их сердечно благодарю, - сказал он после осмотра.

- Почему? – спросил Адор, хотя и сам знал ответ.

- Живаков могло быть и больше. На это, видать, они и рассчитывали, - ответил он устало.

- Я тоже так подумал, - закивал Адор. – А еще я подумал о том, что они пришли вовсе не из-за нас.

- У меня была такая мысль, - согласился Фрацуэр. – Если бы они рассчитывали на нас, не стали бы себя обнаруживать так глупо. Они ищут Шуглука. А о могиле знают лишь то, что она есть. Вот почему им нужен Шуглук. Он должен был вывести дэтьертира на хозяина, а тот, потом бы просто его обезвредил. А может, даже и подчинил бы себе.

- Тогда почему они прибыли раньше Шуглука?

- Нет, - командор вновь оглянулся. А потом посмотрел наверх. Гонкоцэ по-прежнему летала над ними черной тенью. Острая боль вдруг пронзила командора. Он и забыл о стреле в лопатке. Фрацуэр дернулся.

- Не шевелись! - крикнул Адор и подскочил к нему.

- Нет, Адор, не время, - ответил он, распрямившись и превозмогая боль. - Нам надо допросить степняка и постоянно держать ухо востро. Гонкоцэ не зря кружит. Она чувствует не только этого узкоглазого, но и Шуглука. И Шуглука она чувствует гораздо отчетливей, чем этого. Ведь наш дружок жив, а тот – уже не совсем Шуглук. Он – порождение древнего ритуала проклятия – датлер. А магию наш гонкоцэ чувствует гораздо четче, чем просто жизнь. Так что Шуглук-датлер где то рядом. Хотя, судя по полету нашей птички, он рыщет где-то к югу от нас.

- Думаешь, прячется от своих приятелей?

- Возможно. Он чувствует присутствие чужих здесь, - командор посмотрел на Адора. - Как ни будь я расскажу тебе об одном моем путешествии на юг… Ты зря изрубил всех мертваков. Вскоре он почувствует только живых и поймет, что дэтьертир мертв. И тогда он придет сюда. И еще не понятно, как поведет себя эта птичка над нами. Может быть, она того и ждет, что бы Шуглук пришел. Ведь у них один хозяин. Будь он и вправду тальтом, я не хотел бы с ним встретиться в магическом поединке.

- Но ведь дэтьертиры, вроде тоже тальты.

- Если бы это мне сказал не ты, я бы еще раз применил бы свою молнию! – улыбнулся командор. – Дэтьертиры изгнаны из сообщества магов особым заклятьем, которое действует и поныне. Тальт может в определенных обстоятельствах применять заговоры жизни и смерти. Но крайне редко. Иначе он будет объявлен дэтьертиром. Кстати, многие кроктальты объявлялись дэтьертирами. Так что и на мне постоянно висит подозрение. Защищает одно.

Он указал на пурпурный капюшон – знак Аргелета.

- Рыцари Аргелета вне подозрений! – усмехнулся Адор.

- Да, - подтвердил командор, - что бы успешно бороться с врагом, надо знать его способы борьбы едва ли не лучше, чем он сам.

- И ты создавал мертваков?

Командор кивнул:

- Один раз, на экзамене посвящения в рыцари. Для этого намеренно приводят отловленных дэтьертиров и их подручных. Для них нет страшнее наказания, чем самим стать теми, в кого они превращают людей. Так что нас это извиняет.

- Ты – опасный человек.

- Ты – тоже, иногда мне кажется, что ты – даже больше знаешь о магии дэтьертиров, чем я. Я бы не смог просто так рубить этих тварей. На большинство людей они действуют маняще. Сами жертвы, они и окружающих по большому счету водят в ступор. Это – их главное свойство. К тому же они внушают такой страх и отвращение, что иных вмиг покидает разум, и они становятся легкой добычей. На том экзамене я почувствовал это очень хорошо, а потом и увидел, как мой товарищ был съеден заживо собственным созданием.

- Съеден заживо?!

- Да, он блестяще справился с волшбой, но когда дэтьертир превратился в живака, и напал на него, тот в оцепенении даже и шелохнуться не смел и только страшно стонал, когда живак откусывал его плоть. Ему никто не помог, да, это так! Потому что перед испытанием его предупредили об этом, и тому, что он должен в таких случаях делать, нас всех учили много лет. Это испытание – еще и наказание, и кто не понимает всей серьезности своего выбора, тот жестоко за это расплачивается. Быть рыцарем Аргелета – тяжелый труд. И уж лучше так, чем на поле битвы, когда живаков – сотни.

- А как же там, в Рихоне?

- В Рихоне, мой друг, благодаря твоим усилиям мы были предупреждены. И применили заклятие бесстрашия на весь город. Это стоило временного опустошения доброй половины рихонских жриц, но оно того стоило… Но сейчас не в этом дело! Я видел, как ты уничтожаешь их, как учишь делать это других. Ты делаешь это так, что становишься страшнее, чем они сами. Люди потому и идут за тобой, Адор, что ты для них страшнее, чем все эти дэтьеры, вместе взятые. А такое могущество имеется только у самих теней. Вот почему я иногда посматриваю за тобой. Мне до конца непонятен твой рассказ о том, что произошло на перевале. Возможно, в каких-то своих целях Игемайт сообщил тебе часть своей силы. Но и без того, ты – сам по себе могущественный человек, Адор. Так что, думаю, мои опасения – всего лишь попытка разумом понять то, что чувствую.

- И что ты чувствуешь?

- Я чувствую, что, что бы ни произошло, ты не встанешь не путь, которым идут тени. Вот что я чувствую! А еще я чувствую, что мне никогда не придется обнажить свой меч, что бы снести тебе голову, приятель, - Фрацуэр улыбнулся.

- Тогда, кажется, пришло время позвать еще одного нашего друга?- улыбаясь в ответ, спросил Адор.

- Кажется, да.

 

4

 

Сумерки накинули свое темное покрывало на угрюмые скалы и мертвые низины сразу после того, как солнце скрылось за синей дымкой холмов и предгорий. Путники пригнали пасшихся коней и привязали их у скалы, затем залили костер, который разожгли для того, что бы подкрепиться. Попили горячего травяного чая и доели остатки еды, что добыли из седельных сумок.

- Завтра к вечеру пировать будем в Тудрусе! – весело уверил Фрацуэр, опуская в рот кусок дичи, настрелянной Адором еще утром до того, как они прибыли сюда. – Тук фто феф фсе!

Он запил съеденное чаем и откинулся на скалу. Темень еще не скрыла горизонт, и с той и с другой стороны привычный вид уходил в небытие постепенно.

- Когда все закончиться, я, пожалуй, навещу родовое гнездо. Мой род обитает на самом севере, в Пещерных фьордах. Там всем заправляет старший брат, Кубрант. Тот еще малый! – командор усмехнулся. – По правде, это он хотел стать рыцарем Аргелета… У-у-у, сколько он книг о походах герлетьеров прочел?!.. Он знал наизусть все сражения, что те вели против темных императоров. Как и наизусть знал имена всех рыцарей нашего рода. Да!

Я с детства был воспитан, как следующий владетель Пещерных фьордов. Но когда Кубранту исполнилось тринадцать лет, его сбросила лошадь на охоте, и он навсегда стал хромым.

- Печально! – заметил Адор и закашлял оттого, что крошка попала в горло.

- Да уж, - усмехнулся Фрацуэр, - ты бы видел ту муштру, которой он меня подверг в последующие два года, и следил, что бы я ненароком, что ни будь, себе повредил. И потом все выпытывал, да испытывал… Редкие дни, проводимые мною в доме на праздники, были для меня сущими пытками. Я тренировался в два раза больше, чем в школе пажей!

- А я – единственный сын! – заявил Адор, откашлявшись окончательно. – Отец рано умер, но перед смертью, как, чувствуя, повел меня через наше родовое имение…

- То есть?

- Ну, у каждой семьи проводников имеется один перевал, который они считают своим. Большинство семей вынуждено делить перевалы, ведь первых больше, чем последних, улыбнулся он. - А наша семья имеет в собственности перевал, путь через который знаем только мы. И если наш род пресечется, уже никто не найдет Рус-ди-Лиспирис.

- Так таки не найдет? – недоверчиво спросил Фрацуэр.

- Пытались, - пожал плечами Адор. – Даже те, кого предки туда водили. До тех пор, пока вконец окоченевший труп мой дед не нашел в горах. Тот бедолага замерз, не дойдя двухсот шагов до прохода. Так-то. Ведь надо не только знать, где перевал находится, но и знать, когда можно через него пройти. Некоторые пыталась пройти и через обычные трудные перевалы без проводников. Но Бакрон чужаков не любит. Едва ли не половина таких караванов просто возвращалась, и, по уговору между родами, платила втрое… А потому что нечего отбивать кусок хлеба у честных людей.

- А зачем вообще нужны перевалы? Им что, Тудруса не хватает?!

- Ну, не все могут пройти через Тудрусские врата. Наместник просит очень большую пошлину, в немалой степени затем, что бы жили мы – проводники. Мы же еще исполняем на перевалах должность дозорных и собираем ополчение. Опять же платим налоги. Так что свое наместник получает сполна. Некоторые предпочитают не только подешевле, но и побыстрей. Особенно те, чьи товары нужно доставить к определенному сроку. Некоторые перевалы используются целый год, а некоторые – только летом. На тех, что используются год, нередки нападения ватажников. И проводники обычно исполняют роль охранников. Так, что целые кланы только тем и заняты, что бы перевезти караван. А из самого Тудруса идут в основном почтовые и большие поезда. Их способны оплатить только очень состоятельные люди.

Он замолчал, закрыв глаза.

- Ты прав, - согласился Фрацуэр. – Надо отдохнуть. Ночь будет такой же трудной, как и день.

Сумерки еще властвовали над большей частью обозримого пространства. Где-то на западе узко стелилась над предгорьем красно-багровая полоска заходящего солнца. Пурпурные облака стояли над ней огромными исполинами. А в небе уже появились первые звезды. Ночь обещала быть безоблачной. Только туман, сходивший с гор, делал небосвод чуть мутноватым. Адору стало зябко, и он плотнее укутался в плащ. Угли костра давно почернели. Глаза должны были привыкнуть к темноте.

- Он нападет перед рассветом, - догадался командор. – Надо дежурить. До полуночи часа полтора. Я усну сейчас, а в полночь ты сменишь меня. Затем я тебя разбужу, и мы будем просто ждать.

- Хорошо, - согласился проводник, не задавая лишних вопросов. Он встал и размял затекшие ноги. Затем подошел к коням и проверил подпруги. Сейчас надо было чем-то себя занять, и Адор извлек из сумки небольшую бутыль в руку величиной. Он, отчего то замерз, хотя вечер и не был слишком холодным. Напротив стояла середина лета, но Адора прошиб озноб. Нервно задергались и лошади. Он решил, что просто неудачно прижался к скале. Но та не успела остыть за день. Проводник не стал откупоривать бутылку, а положил ее обратно. Вместо бутылки он вынул меч и обернулся.

Шуглук, или то, что было Шуглуком, стояло перед ним, смотря прямо на проводника. Адор пересилил волну накатившегося на него невесть откуда страха и достал серповидный кинжал.

- Погоди! – прошипел Шуглук. – Еще намахаешься. Превращение не закончилось пока.

Его рот оскалился в ухмылке, зубы скривились в клыки, а передние резцы срослись с передними же зубами и удлинились вдвое. И без того сплющенный нос еще и съежился, раскрывая фыркающие ноздри. Глаза зияли темнотой, а усы словно ороговели. Шуглук стоял, ссутулившись, словно закутался в плащ.

- Не стоит будить своего товарища, если не хочешь, что бы он пострадал, - вновь прошипела тварь. – Сейчас ты медленно, что бы я видел, положишь свои побрякушки, а затем тихо пойдешь на кладбище. Я следом за тобой. Все понял?!

- Да, - Адор вложил меч в ножны, а серп за пазуху.

- Пошли, - проводник повиновался. Почти беззвучно он постарался пройти мимо командора, который уже глубоко спал. Тварь так же проплыла мимо Фрацуэра, стараясь не шуметь. Увидев, что она не попыталась даже посмотреть на спящего, будто он ее и не интересовал, Адор направился вниз. Тварь последовала за ним. Ни он, ни датлер уже не видели, как Фрацуэр тихо встал и, подойдя к, будто окаменевшим от страха коням, успокоил их и достал из ножен двуручник. Затем так же тихо направился следом за теми двумя.

Все это время оба молчали, но когда Адор вплотную подошел к заветной плите, датлер остановил его:

- Стой! Не так быстро. Спешить пока некуда. В полночь все будет кончено. Повернись.

Адор повернулся. Ничего человеческого в этом порождении ужаса уже не было. Крылатый датлер казался даже более омерзительным, чем гонкоцэ. Та хотя бы отдаленно походила на изваяние. А этот смрадно дышал и кривил оскал, повременно слизывая тонким коричневым языком слюну, гнойными ошметками стекавшую с клыков.

- Что, не нравлюсь?! – вновь оскалился датлер. – Поверь, ты не лучше. Все вы – дрянная порода. Жители Долины. Я горжусь тем, кем был – багатуром. Великим воином степи. Она вскормила меня и превратила в самого могучего воина среди собратьев. Но это ничто по сравнению с тем, что дал мне наставник…

- Что пообещал тебе наставник, - поправил датлера Адор.

- Нет! – прорычал тот. – Что дал! Власть и могущество не сравнимое ни с чем былым. Передо мной распахивались двери твердынь гордых царей Затуманья. Я вел орды и не только своих братьев, но и мертваков. Да, я вел орды мертваков, что бы покорить восточных владык. А теперь я стану сопричастным иного, большего могущества, которое даст мне наставник. Не знаю для чего ему все это, быть может, что бы стать еще сильней? Что бы обуздать смерть! Да, да. Сама смерть станет ему служить! Так что ж? Я тоже! Я стану, могуществен, как смерть.

Он осклабился. Быть всесильным как смерть? Что ж, это как раз то, что желали и тени.

«Ты хочешь стать тенью» - догадался проводник. – «И занять место Игемайта в сонме проклятых. Безумец! Если бы ты знал, чего на самом деле хочет твой хозяин! А впрочем, может быть, это я не знаю, а ты прав? Риворнэ!»

Образ девушки встал перед ним и стал более отчетлив, чем облик датлера.

И он увидел все!

Он увидел, как из Восточных врат древнего Тудруса выходит ревущее воинство, а навстречу ему маршируют закованные в огромные цепи колонны призраков. Он увидел пять гигантских теней, расползшихся над призраками, и Адор увидел имя каждой тени. Оно сияло багровым заревом над ней. А еще он увидел как из темных глубин, что под самой скалой Чайки на мысе острова Южном океане, там, где на самом верху чернеют остатки крепости, поднимается величаво и грозно громадный корабль, доверху наполненный такими же, как Шуглук датлерами. И он увидел другую пятерку, закутанную в плащи и стоявших, на носовой корме корабля и над каждым алело его имя. Тысячи чаек с криками ужаса поднялись в небеса и тысячи больших и малых кораблей флота Южного королевства отошли от причалов и устремились в единственную точку – к мысу Чайки. И он увидел бесчисленную орду, что встала у врат Туруса. И увидел ее предводителя, брата Шуглука. Но грозный кохан, как и брат уже не был человеком. Над ним, так же как и над остальными пылало имя – Апварепарт.

Адор поднял голову. Над ним так же пылало имя. Вернее не над ним, а над могилой. Он услышал шипение змей, так, как будто уже был в могиле. Имя то собиралось в буквы, то расплывалось.

- Прочти его! – заревел датлер. – Призови господина!

Адор посмотрел на тварь и выдавил:

- Элфудорт!

Тот час, пронзающий душу, свистящий вопль вылетел из могилы. Плита отскочила, как невесомая и, кувыркнувшись, упала под ноги проводника. Сердце бешено застучало, в глазах зарябило, а зх ушей и носа потекли струйки крови.

Проводник зажал уши и согнулся от невыносимой боли. Свистящий вой не стихал. А из могилы, цепляясь за стены, выползла тень. Ее лик такой же белый как у остальных сиял холодным мутным светом. Провал рта был расширен и свистящий вой изливался оттуда. Глаза не горели огнем, как у других, но сузились в две темных щели. Выбравшись, тень, осмотрелась и затихла. Ее внимание привлек Адор, к которому она поползла бесшумно передвигаясь.

- Не туда, господин! – прошипел оправившийся Шуглук. Но тень, словно не обратила на него никакого внимания. Она доползла до Адора и, остановившись, поднялась до уровня его головы. Пристально вглядевшись в лицо проводника, словно что-то вспоминая. Наконец тень отшатнулась. И устремилась к датлеру.

- Что будем делать с этим, - зашипел тот. Но тень, отскочила от него и устремилась сперва вверх, а затем за спину Шуглуку. На взгорке, там, где днем поднялась гонкоцэ стоял Фрацуэр.

- Нет! Господин! Нет! Это – моя добыча! – вновь завопил, шипя Шуглук. Но тень стремительно приближалась к командору. Когда до него остались не больше пяти шагов, Фрацуэр вытащил из-за спины меч.

- Я знаю, что ты задумал, Игемайт, и мне это не нравится! - сказал он, грозно сжимая оружие герлетьера. - Хозяйку дверей ты, пожалуй и перехитришь, но не меня!

Тень остановилась, вновь выросла до роста командора.

- Отдайте его мне, наставник. Я уже давно хочу поживиться этой северной падалью, - злобно шипя, прорычал Шуглук.

Тень заметалась по поляне, словно обдумывая. Похоже было, что ее замыслы сейчас перечеркнуты появлением командора, и она лихорадочно ищет выход. Наконец тень остановилась и вновь взглянула на Фрацуэра. Где-то из подсознания Адор скорее почувствовал, чем услышал слова.

- Кто он? Он что-то знает?! – голову проводника оплели тонкие, хлесткие нити. И даже против своей воли, нежели по желанию он выдавил:

- Да!

Тень заметалась.

- Зачем?!

- Это – твой враг.

- Я знаю. Я не могу понять, зачем он здесь?!

- Он может помочь.

- Мне не нужна его помощь! Прочь! - тень метнулась к Фрацуэру.

- Зато мне нужна! – громко ответил Адор. – Мне кажется, ты – двуличествуешь.

- Я?! – тень снова метнулась к Адору. – Да как ты смеешь?! Я нахожусь за вратами… Как я могу обмануть тебя?!

- Вот и я задаю себе тот же вопрос. И ответ пока не в твою пользу. О чем это говорит твой подручный?

- Он – моя бирка обратно.

- А мне кажется, он – моя бирка туда! – после этих слов Адора тень вновь поднялась к нему и как бы заглянула своими щелками в глаза.

- Не-ет! Ты не врешь. Ты – боишься! Но не меня, да. Ты меня никогда не боялся.

Тень отвернулась, затем повернулась обратно.

– Так зачем тебе герлетьер?

- Я же сказал, я должен быть уверен, что вернусь обратно.

- И тогда он меня убьет?!

- Нет.

- А о чем тогда он говорит? Что я, по его словам, задумал?

Адор долго думал, прежде чем правильно ответить. Некоторые вопросы требуют, что бы человек ответил недвусмысленно. И этот был самый трудный. Ведь Адор и сам не знал, что именно хочет сделать Фрацуэр, как и того, что задумал на самом деле Игемайт. Каждый из них преследовал какую-то одному ему ведомую цель. И оба не хотели, что бы об этом знал проводник. Теперь надо было все сделать правильно.

- Прежде я хочу знать, что ты на самом деле делаешь, а не то, о чем мне говоришь. Ведь именно ты заварил всю эту кашу.

Последнюю фразу проводник не сказал, а подумал в надежде, что тень его поймет. Тень поняла.

- Ты не доверяешь своему спутнику?

- Так же, как и тебе. Я прошу лишь одного: назови истинную причину своих намерений и тогда я либо помогу тебе, либо просто уйду.

- Зачем мне открываться перед тобой?!

- Потому, что я тот единственный, кто может тебе помочь.

- Ты прав. Да, прав. Я действительно завишу от тебя, - тень покачнулась. - Я прямо сейчас мог бы тебя убить, но ведь смерть тебя не примет. Да, не примет… Ты этого не знал?!

Адор нахмурил брови.

- Вот почему именно ты мне нужен. Такие, как ты просто так не рождаются. А если и рождаются, то для какой-то особенной цели. Долгое время я думал, что Сульт собрал нас именно потому, что мы – особенные… А потом меня осенило! Он сделал это просто потому, что на нашем фоне особенным выглядел он. А мы – всего лишь декорация в его спектакле под именем Демоны Юнольта. Мы всегда делали только то, что он хотел. А потом, когда мы сочли, что он нам не нужен, сделали то, что он хотел больше всего – обрели для него бессмертие. Мы дали ему этот шанс. И он стал тем, кем хотел бы быть каждый из нас.

Тень окутала Адора собой.

- Он стал тобой! - и отскочила от пораженного проводника.

- Не бойся! - тень, словно засмеялась. - Ты – не Сульт. В тебе нет его порочности и жажды поглощения. Ты всего лишь очередное его воплощение. Если что от него в тебе и осталось, так это бесстрашие и жажда жизни. Но рано или поздно он заявит на тебя свои права. Он долго готовил свой самый великий замысел. И тогда вместе с бессмертием, он получит смерть! Государыню Смерть! Он станет супругом Смерти! Владыкой ее царства! И все мироздание покориться ему! Его послушные ребятки проложат ему путь. Потому что когда врата Тудруса падут, а в Рихоне будет воздвигнут новый алтарь, уже ничто не сможет его остановить этого его торжественного шествия. И старая ведьма, сидящая на костяном троне в своей пещере ничего уже не сможет поделать, Адор. А ведь это только первый из миров на его пути.

Вот почему мне нужен именно ты. Ты, как никто другой из его воплощений – прямая его противоположность…

- О чем он с тобой говорит? – вмешался Фрацуэр. – Уж не думает ли он осуществить задуманное? Я не позволю…

- А кто ты такой? – вдруг прервал командора Адор. – Все, что я о тебе знаю, это то, что ты – рядишься в мантию Аргелета. Я тут кое-что узнал, где ты, говоришь, родился. В каких фьордах?!

Адор вытащи из-за пазухи серп, и прошел сквозь тень.

- Что за кольцо ты дал Риворнэ?! – спросил он грозно.

- У тебя нет оснований не доверять мне, - ответил Фрацуэр и потряс мечом.

- Тогда отпусти свой меч и не мешай мне исполнить обещанное.

- Увы, я не могу позволить демону вернуться в этот мир.

- Речь ведь не о демоне идет, ребран Аргелета, - Адор остановился напротив Шулука. - Что ты стоишь, образина. Убей его! Не видишь, он мешает нам выполнить задуманное.

Датлер немедленно расправил крылья и кинулся на герлетьера. Адор повернулся к тени.

- Теперь пора? – спросил он устало.

- Если ты готов. Не бойся, это как там, на перевале.

- Надеюсь, нам уже никто не помешает, - сказал проводник и вслед за тенью ринулся в проем крипты, оставляя за собой человеческий вопль и вой обманутого зверя. Он так же не увидел, как подлетевшая гонкоце зацепила сдвинутую плиту каменными когтями и опустила на крипту. Последнее, что он услышал – шипение змей. Потом тело его словно обмякло, превратилось в нечто бесплотное и воздушное. Последней каплей своего сознания он ощутил, что летит, летит, летит…

 

6

 

- Очнись, любимый, приди в себя! Жизнь моя, радость моя, счастье мое! – как из небытия он услышал странно знакомый голос и почувствовал жаркое прикосновение влажных губ. Он попытался открыть глаза, но веки не слушались. Он попытался поднять руку, но та не подчинилась ему. Он вновь погрузился в беспамятство, услышав лишь, где-то очень далеко:

- Он еще шибко слаб матушка…

Сознание вернулось с ярко вспыхнувшим светом. Он ощутил себя погруженным в какую-то текучую жидкость. Воду! Да, речную воду. Сильные руки погрузили его по голову в реку и обмывали. Он слышал голоса. Два, три. Это были мужские голоса. Но вот в общем хоре повелительно зазвенел знакомый голосок.

Адор открыл глаза. Теперь все члены его тела подчинялись его воле.

- Ого, эка! Гляди-ка в себя приходит! – захрипело рядом. Он увидел над собой широкое бородатое лицо, добродушно улыбающееся во весь щербатый рот. – Впрок водица-то протошна пошла!

Его подняли, одели и усадили. Он еще смутно что-то понимал. Образы перед глазами плыли из стороны в сторону. Голова кружилась. Его еще поддерживали за локти, когда Адор ощутил легкое прикосновение и поглаживание на левой, а затем на правой руке.

- Любый мой! – прошепталось рядом.

- Он ешшо плохо сображат, матушка! – заметил хрипловатый голос.

- Да, Щех, знаю, - Риворнэ встала. Отошла от сникшего Адора. – Я слишком тороплюсь.

Заметила она, виновато улыбнувшись.

- Не мудрено, упасть в ентакую пропасть, - заметил щербатый Щех, - шо делать то бум, матушка?

- Пусть пока на травке полежит. Оставьте нас, стойте поодаль.

- Понятно, - кивнул старик, стащив Адора вниз на траву, и приказал помощникам следовать за ним. Вскоре мужчины удалились. Риворнэ подошла к лежащему Адору и легла рядом, уронив голову ему на грудь.

- Ты теперь молчи, а я буду говорить, - сказала она, гладя его по голове. - Ты долго падал. Очень-очень долго. Ты может быть, и еще бы падал, если бы не Петх. Он тебя первым заметил… А ведь ты не знаешь, кто такой Петх. Петх – это такой большой пес. Он черный и лохматый, а еще он – очень хороший и добрый и везде рядом со мной и меня защищает. Ты ведь далеко был и не мог меня защитить, - сказала Риворнэ с укоризной. – А теперь ты рядом. Со мной. Я никому-никому тебя не отдам. Слышишь?! Никому!

Она прислушалась к его дыханию. Адор дышал тяжело, каждый вздох отдавался глухой болью.

- Я ведь знаю все! - продолжила она, все так же его поглаживая. - Ты скоро станешь этим противным, страшным… Я даже выговорить не могу! Но я все равно буду тебя любить. И никому не отдам. Даже ей… Здесь я все могу! Все меня тут слушают, а там – бояться. Вот отловлю этих несносных мальчишек, заставлю Шеха отодрать их по первое число, и все! Тогда и ты станешь как прежде. Только моим. Только моим.

Она вновь прислушалась к дыханию. Вздохи стали ровнее. Улыбнувшись, Риворнэ обняла любимого. И так лежа с ним, стала петь старую колыбельную песенку.

- А теперь поспи! - сказала Риворнэ, когда закончила петь. - Земля она ведь везде одна. И в том мире и в этом. Она лечит себя, она лечит меня и тебя тоже лечит. Земля – эта наша надежда, наша опора. Скоро и ты на нее встанешь… Ты не верь, это совсем не страшно быть таким, какой ты на самом деле. Я тоже вначале испугалась, миленький ты мой. Знаешь, как испугалась?! А Петх сказал, что так тому и быть. Это не страшно быть самим собой. Страшно не быть. Ни здесь, ни там. А Сульт этого не понял. А ты – понял. И мальчики все никак не поймут. А ты понял, и потому ты рядом. Вот и Игемайт тоже понял. Он тоже такой же проказник, как и остальные. Но он умный, умнее, чем они. Хотя и злее. Но это от того, что избалован шибко. И вот он то самый злой понял, а они еще не поняли. Он стал взрослым. А Сульт займет его место. Ты ведь этого хочешь?! Правда?!..

Она пристала на локоть и внимательно посмотрела в заросшее щетиной родное лицо.

- Да, ты этого хочешь, - вздохнула Хозяйка дверей. - Тогда спи. Теперь тебе много сил понадобиться. Нелегко оставаться самим собой, когда от тебя совсем ничего не остается…

Она встала, расправила платье и пошла в рощу, где ее ждал Щех с помощниками.

- Как проснется, ведите его к камню-одинцу, да пусть мальчик поможет ему.

- Да, матушка, ничего более не надобно?

- Пока нет. А там видно будет, - Риворнэ вздохнула и пошла к своей серой подруге, которая мерно щипала траву у старого пня. Где-то совсем близко пел жаворонок, но Риворнэ было так тоскливо, что она даже закрыла уши.

- Не кручинься, матушка. Все образуется, - так утешала ее Миронега, когда она вошла в привычную уже горницу. – Все проходит. Ночь придет, утро настанет, солнце по небу покатится, вечер позовет, вечеру скучно станет, ночь пригласит, ночь придет, утро настанет…

- Я в такой тоске! – всплеснула руками Риворнэ.

- Это хорошо, матушка. Значит, мил. Значит, любишь, - а это уже хорошо. – Любовь по свету не каждый находит, хоть и к каждому она приходит. А ты, вот, свою любовь-то нашла. Ну, так ведь любовь не колечко, потеряцца, и не отыщешь. А ты лучше поплачь, поплачь. Бабы они эвон и плачут, когда надобно. Плакать то легче, чем кручиниться.

- И то верно, - закивала Риворнэ, вытирая платочком первую слезу. Затем закрыла лицо рукой и действительно заплакала.

- Вот так и лучше, - поглаживая по спине, Миронега довела хозяйку до кровати.

- Накажи Щеху быстро не идти, - сквозь слезы прошептала Риворнэ. – И не кормите его ничем здешним. И воды дайте попить у самой границы.

Добрая служанка все кивала головой, в знак послушания. Наказы эти уже давно были сделаны, да и без них всем все было ясно. И все же один наказ Миронега должна была сделать вопреки воле хозяйки. Она оставила еще плачущую Риворнэ одну, сама прошла коридором в трапезную.

За столом сидели три вилы. Все приготовленные к походу. Миронега, заложила руки, оценивающе посмотрела на них и сурово изрекла:

- Вот что, девоньки. Нынче же поспешайте к камню-одинцу, но на глаза этому распутнику не показывайтесь. И не слишком то ушами своими слыхастыми хлопайте, да глазами бесстыжими зыркайте. А как приведут гостя, следите за ним в оба. И через границу до реки проводите. Черныша увидите, не сробейте. А как с гостем сами знаете, что приключиться, глядите… Во все глаза глядите. Не одолеет он лодочника – бейте гада без страху! Только живой может одолеть мертвого! Ясно ли?!

Те кивнули.

- Тогда не медлите.

Вилы встали и ушли передним входом. Оставшись одна, Миронега тяжко вздохнула и закрыла руками лицо.

- Что ж я делаю то, окаянная! – запричитала она. Но собралась и как заведенная принялась повторять. – Так надо! Так надо! Так надо!..

 

Он встал. Встал сам без помощи. Какие то бородатые мужи обступили его и с явным почтением, но какой то странной твердостью стали оговорить ему непонятные вещи. Хотя он и понимал, что ему говорят, смысл сказанного постоянно ускользал. Он решил просто повиноваться им. Они куда то его повели, затем дали пить. Он жадно припал губами к протянутой чаше.

Вкусная холодная вода потекла по его подбородку. Он почувствовал бодрость и прилив сил. Хотя и без того ощущал себя сильным и могучим. Они вновь повели его куда то, лестной тропою. Наконец, пространство перед ним распахнулось, и посреди большой поляны он увидел огромный камень. На камне сидел нагой. И на чем-то играл. В уши полилась музыка. Вначале приятная, но постепенно она стала давить ему голову. Он схватился за голову и, кажется, попросил музыканта прекратить. Музыка стихла.

- Он и впрямь обращается, - слова нагого музыканта были первыми, что он понял. – Быстрее, надобно!

Бородачи вокруг засуетились. Кто-то развязал ему руки… Странно, он даже не заметил, что руки были связаны. А потом музыкант повел его тропой прочь от камня. И чем дальше они уходили, тем острее чувствовался голод. Он хотел есть, но ничего, кроме этого нагого вокруг не было. Одни только вековые сосны. Только они. Тропка вдруг пропала.

- Дальше ты сам! - сказал музыкант, оборачиваясь. – Еда там, за ельником. Прямо.

Это были последние слова, что он услышал. Он пошел, по указанному пути, раздвигая комельные ели, как траву. Наконец впереди забрезжил мутноватый просвет. Он устремился туда, продираясь сквозь поредевшие заросли. И вдруг остановился, как вкопанный. Лес исчез. Впереди голое безжизненное пространство. И только, внизу у самого горизонта черная лента рассекала серую, каменистую пустынь.

Его обманули. Обманули! Он повернулся, но сзади без единого движения стояли обугленные чахлые остовы некогда могучего бора. Дракон взревел. Его черна пасть изрыгнула мощную струю яркого пламени. Чудовище расправило крылья и устремилось к тому единственному, что еще напоминало жизнь – к темной ленте впереди. Он не помнил ничего и ведал лишь одно – голод. Дракон был страшно голоден, так словно он не ел вечность. Стремление пожрать было настолько сильным, что мутная белесая пелена застлала ему глаза. Дракон рявкнул еще раз, оглашая пространство. Теперь он сам пел песню. Да, страшную, песню чудовища, ищущего добычу.

Без особых усилий он преодолел расстояние до реки и увидел на ней единственную светлую точку. Дракон сделал круг нал жертвой. Затем спустился на прибрежные скалы, не замечая под собой три неприметных серо-коричневых змейки, надежно спрятавшихся в расщелинах. Все его внимание было поглощено выходившим из реки лодочником. Дракон призывно заревел и начал спуск.

- Так вот что ты приготовила мне, костлявая девка, - зло крикнул лодочник Ари-Онаэ. – Что ж. И не таких отправляли в забвение. Иди же сюда, сынок. Я желаю видеть, какие у тебя потроха.

Дракон снова рыкнул, изрыгая потоки, пламени и устремился на старика…

 

На свете нет, пожалуй, прекраснее чувства, чем само это ощущение прекрасного. Все уродливое и безобразное блекнет по отношению к совершенству. Совершенство можно любить, а можно ненавидеть, можно бояться, а можно наслаждаться им – в любом случае быть неравнодушным к нему нельзя. И в любом случае совершенство достойно восхищения.

Тот, кто создает нечто совершенное, сам становиться совершенней раз, за разом постигая суть совершенной меры. Прекрасное рядом, оно близко. И сем ближе оно, тем ярче оно отражается в окружающем его уродстве. И само это уродство уже не выглядит таковым.

Смерть тоже совершенна. Она как совершенный исход из одного состояния в другое. Ведь в совершенстве, каким бы оно ни было, есть этот самый привкус завершенности, исходности, а значит и ущербности. И в этом – полнота совершенства. Ведь если и в совершенстве есть нечто от уродства, то достижение его, есть путь – по которому может пройти всякий отважившийся.

И вместе с тем, совершенство беспредельно. В этом его основная суть, ведь достичь и постичь можно лишь то, что уже совершено, а совершенство имеет свойство непостижимого и недостижимого движения мысли, чувства, воли, познания, сотворения, проникновения…

А потому совершенству свойственна и самая загадочная его сторона – беспамятство. Никто и никогда не узнает о том, что есть истинное совершенство, так же как никто не ощутит тот миг, когда совершенное перестало быть таковым. И самого мощного усилия будет ничтожно мало, что бы достичь хотя бы прежнего совершенства. Поскольку никто наверняка не помнит, что это такое на самом то деле.

Беспамятство сродни забвению. В забвении ты из ста близких и до боли знакомых лиц не найдешь ни одного, кто бы помнил тебя. В беспамятстве нет никого, кого бы помнил ты. Получается, чем совершенней предмет, тем более он способен растворить в себе память, а самый совершенный сделать это настолько, что бы забыть, с чего же, собственно он начал быть...

 

Схватка длилась недолго. Дракон опрокинул человека навзничь, но тот быстро встал и побежал вдоль узкой полосы побережья к своей лодке. В несколько прыжков дракон перегнал человека и, как кошка играет с мышью, одним махом разнес утлое судно в мелкие щепки. Лодочник зло сверкнул глазами и бросился в темную воду. Дракон последовал за ним. Разгребая гигантскими крыльями тягучую гладь, он почти догнал человека, но тот успел нырнуть. Дракон последовал за ним на глубину и очутился в реке весь. Мгла застилала глаза. Река непривычно бурлила и пенилась от мощных движений дракона. Наконец его сдавленный рык возвестил победу. Дракон величаво вышел на другой берег и опустил перед собой примученную в лапе жертву.

В этот миг три змеи, что, уже не скрываясь, наблюдали за схваткой, поднялись и стали расти, пока не достигли человеческого роста. Они затрещали своими огромными трещотками о камни, выбивая искры, пока, наконец, эти искры не превратились в молнии. Тогда змеи, обвитые снопом искр, спустились со скал к реке.

Дракон вновь огласил ревом берег и склонил вниз свою мощную, гибкую, шипастую шею, раскрыл пасть, из которой тонкими струйками выбивалось непослушное пламя, и высунул длинный змеиный язык. С языка стекали тугие смолянистые капли и, падая на землю, рядом с жертвой, оставляли на ней черные, шипящие ожоги.

Вдруг, дракон остановился. Вместо того, что бы проглотить жертву, он тронул лодочника блестящим лиловым когтем. Тот перевернулся на спину. Казалось, Ари-Онаэ спит. Его руки, крестом прижатые к груди, были обожжены дыханием дракона, как и волосы на бороде и голове. На животе зияли глубокие раны от захвата острых когтей. Дракон приблизил голову и уставился на добычу так, будто бы изучал ее.

В этот миг закрытые глаза лодочника распахнулись. Красное марево, изливающееся из них, заставило дракона поднять голову. Затем лодочник перекувыркнулся. Вместо Ари-Онаэ на четвереньки поднялось существо, ужасное по виду и злобно шипящее. Существо начало изменяться на глазах, увеличиваясь в размерах, до тех пор, пока не стало настолько же огромным, как черный дракон. А точнее, пока не стало точь-в-точь как дракон, только отливающийся мутно-багровым цветом с серыми перепончатыми крыльями и такими же шеей и хвостом. Половина его туловища погрузилась в тяжелые воды реки. Оба дракона пристально посмотрели друг на друга.

- Что тебе нужно?! - прорычал багровый.

- Имя! - ответил ему черный.

- У тебя нет имени! У таких, как ты имен не бывает!!! - возразил багровый.

- Имя! - повторил черный.

- Ты его не получишь! - багровый взмахнул хвостом по темной свинцовой глади и рыкнул. - Пока я здесь!

- Тогда тебе не долго быть здесь! - рявкнул черный.

- Может быть, может быть! - багровый отступил в реку. - В любом случае, реку не повернешь вспять.

- Это ты так думаешь! - в последний раз прорычал черный и устремился вперед.

Схватка титанов длилась вечность. Оба наносили друг другу страшные раны. На прибрежный песок то и дело большими брызгами проливалась темная кровь, сжигающая его и плавящая в разноцветные стеклянные образы. От ударов мощных хвостов тяжелая вода пенилась, оставляя на берегу мутные лужи. Рев драконов был настолько оглушителен, что сотрясал фигуры и те падали в лужи и застывали там, в причудливых формах. Долго никто из драконов не мог победить соперника, и стало казаться, что оба страшно устали. Они уже размеряли свои удары, пытаясь задеть те участки тела, которые были ранены прежде.

Наконец, багровый дракон собрал последние силы, изловчился и, сделав молниеносный выпад, острыми зубами вонзился в шею черного. Тот заревел. Затем стал отбрыкиваться и в какой то миг повалил багрового оземь. Тот отпустил хватку, но челюсти не разжал. Прижимая его тушу к земле, черный дракон стал давить и давить противнику на грудь, до тех пор, пока тот, ослабев вконец, не разжал ужасных челюстей. Фонтаном из открытых ран потекла черная кровь. Огромная лужа вокруг, мгновенно образовавшаяся от потока крови, с шипение жгла песчаную землю, разъедая ее все больше и больше.

Последним усилием черный дракон вдавил багрового в землю и тот сдавленно захрипел.

- Имя!!! - в третий раз прорычал черный.

- Ясталь! - тихо, на последнем вздохе просипел багровый.

Пошатываясь, черный дракон сделал шаг в сторону от поверженного врага. И сам упал. Тотчас все его раны стали гноиться, кожа сереть и сползать, обнажая куски темного мяса. Кости с хрустом сгибаться и ломаться. Кровь, потоками хлынувшая вслед с шипением и бульканьем поглотила остатки кожи и мяса, оставив только огромный изломанный остов. Все же часть черно-серой чешуйчатой кожи уцелела. Она еще шевелилась и извивалась до тех пор, пока цвет ее не начал изменяться, а сама кожа отслаиваться, обнажая один, за одним члены человеческого тела.

Человек поднялся на ноги, осмотрел своды того, что недавно было мощной грудью дракона. Затем, подобрав остатки блестящей черной кожи, обмотал себя ими, и, осмотревшись, поднял несколько подходящих костей. Повозившись с костями и остатками кожи, он, наконец, вышел из остова и подошел вплотную к багровому дракону.

- Не все так печально, Ари-Онаэ! - сказал человек, тронув того щитообразным остатком кости.

Тот в ответ лишь тихо рыкнул.

- Поблагодари, что я не сделал доспехи из твоих костей! - хмыкнул человек.

- И кто же ты теперь? - дракон с усилием поднял голову.

- Кто я? Наверное, я тот, кто есть на самом деле. А Сульт или Адор, - он покачал головой, - теперь не важно.

- Сульт хотел править твоим миром, - возразил багровый дракон.

- Да, хотел, - согласился человек. - Но не смог. И кто ж тому виной, что он и впрямь возлюбил Смерть больше чем целый мир?

- А Адор?

Он улыбнулся. И. помолчав, ответил:

- Адор, конечно, славный малый. Но он никого не любил, а это грустно. Человек без любви безрадостен. Я же хочу наслаждаться жизнью, в последний раз дарованную мне. Я был магом, был проводником… Все сверх на голову. А?!

Он широко улыбнулся.

- Так ты любишь ее?! - сглотнул дракон-старик.

- Да, я ее люблю, - подтвердил счастливый победитель.

- Тогда освободи ее, - тяжело дыша, выдавил Ари-Онаэ. - Не дай ей навсегда остаться любовью Сульта.

- Не-ет! – мечтательно произнес человек. - Теперь я ее никому не отдам. Даже Смерти.

- Вот и хорошо, - прошептал дракон и опустил голову. Затем, что-то вспомнив, вновь поднял ее. - Если хочешь выбраться быстрее – торопись. Смерть сейчас идет к тебе в образе трех гремучих змей.

- Знать бы, куда идти, - неуверенно произнес человек.

- Это то, как раз не самая большая забота, - усмехнулся дракон и мощным усилием ударил по темной воде, рассекая ее надвое. Темное дно обнажилось, и в самом центре его человек увидел небольшой черный провал.

- Спеши! И не оглядывайся, - рыкнул дракон.

Человек побежал. На ходу, всмотревшись вдаль, он увидел, как три гигантских змеи, высекая молнии, спешат от другого конца обнажившегося дна ему навстречу. Он почти успел, когда сзади услышал странный нарастающий гул, а в голове шипение:

«Обернись! Обернись! Обернись!»

Он качнул головой, стряхивая наваждение, и когда тугие змеиные тела едва коснулись его, сиганул в черный провал.

Последнее что он услышал, было их злобное шипение, сменившееся грохотом нахлынувшей волны и воды, с плеском рванувшей в провал вслед за ним. Но темным потокам не суждено было коснуться человека. Когда он, упал на нечто твердое, больше напоминающее камень, ни одна капля не достигла его тела.

Человек встал. Яркий свет поначалу ослепил его, заставив непроизвольно закрыть лицо рукой. В этой руке он держал белый щит, окованный серебром с замысловатыми червлеными рунами по бокам и изображением черного вздыбившегося дракона в центре. Все его тело покрывала мелкая кольчуга, в которую были вделаны черные чешуйчатые пластины. К массивному кожаному поясу прикреплялись двое ножен из такой же чешуйчатой кожи. В меньших ножнах покоился кинжал с искусной, серебряной рукоятью, перевязанной черной лентой. В другой руке человек держал белый с серебряной рукоятью и матовым, гладким как кость череном меч.

Человек обернулся. Он стоял в проеме больших узких дверей, закрытых наглухо. На одной створке дверей было написано слово тудай, на другой – рус. Когда он вновь посмотрел на восходящее спелое солнце, его глаза, уже привыкшие к свету, различили какое то волнообразное движение впереди, а уши – неясный шум. Приглядевшись и прислушавшись, человек понял, что перед ним стоит огромное бесчисленное воинство, готовое к штурму этих самых ворот. И он почувствовал, что воинство это ждет только одного – его решения.

- Но ведь я же уже все решил?! - воскликнул человек, покрепче сжал рукоять меча и с громким криком устремился вперед, выбегая из привратной тени.

Сражение началось.

 

Эпилог

 

- А знаешь, как назвала меня матушка?.. – некромант уже битый час мешал Адору сосредоточиться. Тот все не мог припомнить, от какой из скал ему нужно пройти от основной тропы к роднику. Этой весной, талый поток здесь все переворошил, и изменил русло оврага. Странно только, почему Адор не заметил этого раньше, когда выходил из расщелины с той стороны?

- Я ведь у нее последний, болезным сразу вышел, - продолжал меж тем некромант. - Нас было пятнадцать братьев и три сестры. До меня четыре ребенка подряд умерло, не дожив и до двух лет, так что матушка берегла меня пуще глаза.

- Понятно, - кивнул проводник и соскочил с тропы. – Побудь здесь, а я наберу воды.

- Хорошо, - тот присел на небольшом валуне, доставая, что тот из-за пазухи. Адор возился недолго. Едва он сошел с тропы, как припомнил важную деталь.

«И как я мог это забыть?! Дуралей!» - выругался он про себя. Родник бил в скале, имевшей вид горбатого вороньего носа. Меж собой его родичи назвали скалу на прежний манер – Хардэн. У них установился даже особый ритуал – поить сопровождаемых из Хардэнского родника, для того, что бы те беспрепятственно прошли сквозь Ветряной перевал. Ручей стекал, куда то в сторону и сливался с иными, подобными ему. Затем маленькая бурная речушка текла в долину, где называлась Лакьяме.

По долине Лакьяме текла до окончания Третьего отрога и пропадала где то в Нижней степи, за Привратными холмами. Раньше говорили, что она впадала в море и что русло ее и до сих пор образует небольшую, болотистую дельту, по краям которой темнеют развалины двух городов. Однако это было очень-очень давно.

Адор наполнив фляжку, повернул обратно. Маленькая фигурка некроманта отсюда казалась очередным камнем, зажатым между других, подобных ему. Адор поднялся, держа в одной руке фляжку, а в другой – пучок травы, которая в этих местах росла только здесь. Он подошел к некроманту. Тот, что-то быстро записывал, мелким почерком. Увидев проводника, он закончил писать и медленно, бережно положил тетрадку с карандашом за пазуху. Адор усмехнулся. Затем протянул некроманту фляжку. Тот, улыбнувшись в ответ, принял и пригубил…

- Ого! Какая холодная! Так и простудиться недолго… - весело крикнул он, отстраняя ото рта горлышко. – Вкусная вода!

Некромант протянул фляжку Адору. Тот взял ее и зацепил за пояс.

- А это что за цветы? - спросил некромант, указывая на пучок в руке Адора.

- Это – очень хорошая травка.

Ответил проводник:

- Как раз для горла – понюхаешь, затем пожуешь, и точно не простынешь.

- Ого! - воскликнул некромант, он потянулся за травой и сделал, как и велел Адор. - У мамы тоже было нечто подобное. Она всегда нам давала пожевать и понюхать снадобье. Мне помогало.

Всю дорогу некромант рассказывал проводнику о своем детстве. О том, что жили они у моря, рядом с большим портом. Мать уже была стара, а отец помер через три года после его рождения. И семейством верховодил старший брат.

- Он недолюбливал меня. Хотя покуда была жива мама, не подавал виду. Потом, когда она умерла, он показал свой истинный норов. Но так вышло, что этот норов его и подвел. Однажды он замахнулся на меня в очередной раз, но по пьяни вместо меня попал в свою жену, которая оказалась рядом. Он вскочила, что бы защитит меня, а вышло так, что удар его, который мне должен был попасть по макушке, пришелся ей в живот. А она тогда третьим ходила…

Некромант на некоторое время затих.

- В общем - померла она, - печально вздохнув, продолжил некромант, когда они остановились передохнуть. И ребенок тоже…

Он вновь помолчал.

После этого брат ни разу на меня кулака не поднял… Боялся, что случиться чего… А вскоре его отправили на галеры.

- За что?!

- Ну, он ведь, как все у нас контрабандой занимался, вот и попался по глупости. Его фелюгу нашли рядом с островком недалеко от порта, набитую товаром, на который имелось право торговли только у нескольких богатеньких семейств. Фелюгу опознали, за ним пришли и припомнили ему не только товар, но и смерть жены, признали особо опасным, забрали у нас половину имущества, которое признали незаконно нажитым… В общем, пустили нас по миру. Ведь фелюгу то забрали самую главную… А еще потом оказалось, что в фелюге бы не только его товар… Так что, когда к нам пришли братцевы подельники, сам понимаешь… Три года я бегал туда сюда по прибрежным городам, пока не встретил его…

- Кого?

- Кого?! - словно выйдя, из каких то раздумий, повеселел некромант. - Тебя!

Он усмехнулся. А потом засмеялся так, что эхо гор далеко разнесло его смех.

- Знаешь, - сказал некромант весело. - С тех времен я почти ничего не помню. Вот, кроме того, что тебе сказал, помню еще только добрые цвета морской волны мамины глаза. И все!

Он снова посуровел. Они как раз обходили очередную скалу, карабкаясь все выше и выше по склону. Гряда уходила, куда то далеко за горизонт, но выше нее поднимались и поднимались по-прежнему казавшиеся недосягаемыми вершины хребта.

- Ах, матушка, матушка. Если б ты только знала, где сейчас твой сынок… - некромант зажмурил как от рези глаза и оперся о скалу. Адор повернулся и посмотрел на него.

- Да, кстати, и как она тебя назвала? – вдруг спросил проводник.

- Матушка?! – некромант усмехнулся и пристально, как тогда, на утесе посмотрел в глаза Адору. – Игемайтом.

- Красивое имя, - улыбнулся Адор, огибая очередную скалу. За ней высилась небольшая сопка, верх гряды Бакрон сиял во всей своей красе. Уже недалеко и вот он – великий и грозный хребет.

 

Государыня смерть

Государыня смерть