История одной фотографии
Паустовский и
Марлен Дитрих
перед ним на коленях...
Прочитала об этом впервые!Потрясена!
Делюсь с теми, кому, интересно!
Марлен Дитрих приехала в 1963 г.
с концертами в Москву. В конце концерта на сцену
ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами
большой начальник из кагэбэшников и любезно спросил
Дитрих: "Что бы вы хотели еще увидеть в Москве?
Кремль, Большой театр, мавзолей?" И эта как бы
недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо
так ему сказала: "Я бы хотела увидеть
советского писателя Константина
Паустовского.
Это моя мечта много лет!" Сказать,
что присутствующие были ошарашены,
значит не сказать ничего. Мировая звезда —
и какой-то — Паустовский?! Что за бред?!
Все зашептались — что-то тут не то!
Начальник, тоже обалдевший поначалу,
опомнился первым, дошло: с жиру звезда
бесится. Ничего, и не такие причуды
полоумных звезд пережили! И всех мигом
— на ноги! И к вечеру этого самого Паустовского,
уже полуживого, умирающего в дешевой
больнице, разыскали. Объяснили суть
нужной встречи. Но врачи запретили.
Тогда компетентный товарищ попросил
самого писателя. Но и он отказался.
Потребовали! Не вышло. И вот пришлось
— с непривычки неумело — умолять.
Умолили... И вот при громадном скоплении
народу вечером на сцену ЦДЛ вышел,
чуть пошатываясь, худой старик.
А через секунду на сцену вышла
легендарная звезда, гордая валькирия,
подруга Ремарка и Хемингуэя, — и вдруг,
не сказав ни единого слова, молча грохнулась
перед ним на колени. А потом, схватив его
руку, начала ее целовать и долго потом
прижимала эту руку к своему лицу,
залитому абсолютно не киношными слезами.
И весь большой зал беззвучно застонал и
замер, как в параличе. И только потом
вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь,
как бы стыдясь чего-то! — начал вставать.
И встали все. И чей-то женский голос вдруг
негромко выкрикнул что-то потрясенно-
невнятное, и зал сразу прорвало просто
бешеным водопадом рукоплесканий! А потом,
когда замершего от страха Паустовского
усадили в старое кресло и блестящий от
слез зал, отбив ладони, затих,
Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла
она книг как бы немало, но самым
большим литературным событием в своей
жизни считает рассказ советского
писателя Константина Паустовского
"Телеграмма", который она случайно
прочитала в переводе на немецкий в
каком-то сборнике, рекомендованном
немецкому юношеству. И, быстро утерев
последнюю, совсем уж бриллиантовую слезу,
Марлен сказала — очень просто:
"С тех пор я чувствовала как бы некий долг
— поцеловать руку писателя, который
это написал. И вот — сбылось! Я счастлива,
что я успела это сделать. Спасибо вам всем
— и спасибо России!" Марлен Дитрих
описывала это так: …Однажды я прочитала
рассказ „Телеграмма" Паустовского.
(Это была книга, где рядом с русским
текстом шёл его английский перевод.)
Он произвёл на меня такое впечатление,
что ни рассказ, ни имя писателя, о котором
никогда не слышала, я уже не могла забыть.
Мне не удавалось разыскать другие книги
этого удивительного писателя. Когда я
приехала на гастроли в Россию, то в
московском аэропорту спросила о Паустовском.
Тут собрались сотни журналистов, они
не задавали глупых вопросов, которыми
мне обычно досаждали в других странах.
Их вопросы были очень интересными.
Наша беседа продолжалась больше часа.
Когда мы подъезжали к моему отелю,
я уже всё знала о Паустовском. Он в то время
был болен, лежал в больнице. Позже я
прочитала оба тома „Повести о жизни"
и была опьянена его прозой. Мы выступали
для писателей, художников, артистов,
часто бывало даже по четыре представления
в день. И вот в один из таких дней, готовясь
к выступлению, Берт Бакарак и я находились
за кулисами. К нам пришла моя очаровательная
переводчица Нора и сказала, что Паустовский
в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно,
что он в больнице с сердечным приступом,
так мне сказали в аэропорту в тот день,
когда я прилетела. Я возразила: „Это невозможно!"
Нора уверяла: „Да, он здесь вместе со своей женой". Представление прошло хорошо.
Но никогда нельзя этого предвидеть, —
когда особенно стараешься, чаще всего не
достигаешь желаемого. По окончании шоу
меня попросили остаться на сцене.
И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский.
Я была так потрясена его присутствием,
что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски
ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним
на колени. Волнуясь о его здоровье, я хотела,
чтобы он тотчас же вернулся в больницу.
Но его жена успокоила меня: „Так будет лучше для него". Больших усилий стоило ему прийти, чтобы
увидеть меня. Он вскоре умер. У меня остались
его книги и воспоминания о нём. Он писал
романтично, но просто, без прикрас.
Я не уверена, что он известен в Америке,
но однажды его „откроют". В своих описаниях
он напоминает Гамсуна. Он — лучший из тех
русских писателей, кого я знаю.
Я встретила его слишком поздно.
А вот рассказ Паустовского "Телеграмма",
который так впечатлил Марлен Дитрих
Паустовский прожил после этой встречи ещё 5 лет.
Вот начало этого рассказа "Телеграмма"..
"...Октябрь был на редкость холодный,
ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла,
и все доцветали никак не мог доцвесть
и осыпаться один только маленький
подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки,
цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи.
Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти,
ни проехать,
и пастухи перестали гонять в луга стадо....."
....необыкновенное чтение,
такое оно горестное..
[Скрыть]Регистрационный номер 0408080 выдан для произведения:
Прочитала об этом впервые!Потрясена!
Делюсь с теми, кому, интересно!
[more]
Марлен Дитрих приехала в 1963 г. с концертами в Москву. В конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами большой начальник из кагэбэшников и любезно спросил Дитрих: "Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?" И эта как бы недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо так ему сказала: "Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!" Сказать, что присутствующие были ошарашены, — значит не сказать ничего. Мировая звезда — и какой-то Паустовский?! Что за бред?! Все зашептались — что-то тут не то! Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым, дошло: с жиру звезда бесится. Ничего, и не такие причуды полоумных звезд пережили! И всех мигом — на ноги! И к вечеру этого самого Паустовского, уже полуживого, умирающего в дешевой больнице, разыскали. Объяснили суть нужной встречи. Но врачи запретили. Тогда компетентный товарищ попросил самого писателя. Но и он отказался. Потребовали! Не вышло. И вот пришлось — с непривычки неумело — умолять. Умолили... И вот при громадном скоплении народу вечером на сцену ЦДЛ вышел, чуть пошатываясь, худой старик. А через секунду на сцену вышла легендарная звезда, гордая валькирия, подруга Ремарка и Хемингуэя, — и вдруг, не сказав ни единого слова, молча грохнулась перед ним на колени. А потом, схватив его руку, начала ее целовать и долго потом прижимала эту руку к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе. И только потом вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! — начал вставать. И встали все. И чей-то женский голос вдруг негромко выкрикнул что-то потрясенно-невнятное, и зал сразу прорвало просто бешеным водопадом рукоплесканий! А потом, когда замершего от страха Паустовского усадили в старое кресло и блестящий от слез зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла она книг как бы немало, но самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ советского писателя Константина Паустовского "Телеграмма", который она случайно прочитала в переводе на немецкий в каком-то сборнике, рекомендованном немецкому юношеству. И, быстро утерев последнюю, совсем уж бриллиантовую слезу, Марлен сказала — очень просто: "С тех пор я чувствовала как бы некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем — и спасибо России!" Марлен Дитрих описывала это так: …Однажды я прочитала рассказ „Телеграмма" Паустовского. (Это была книга, где рядом с русским текстом шёл его английский перевод.) Он произвёл на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже всё знала о Паустовском. Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома „Повести о жизни" и была опьянена его прозой. Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней, готовясь к выступлению, Берт Бакарак и я находились за кулисами. К нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: „Это невозможно!" Нора уверяла: „Да, он здесь вместе со своей женой". Представление прошло хорошо. Но никогда нельзя этого предвидеть, — когда особенно стараешься, чаще всего не достигаешь желаемого. По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени. Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы он тотчас же вернулся в больницу. Но его жена успокоила меня: „Так будет лучше для него". Больших усилий стоило ему прийти, чтобы увидеть меня. Он вскоре умер. У меня остались его книги и воспоминания о нём. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его „откроют". В своих описаниях он напоминает Гамсуна. Он — лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно. А вот рассказ Паустовского "Телеграмма", который так впечатлил Марлен Дитрих http://paustovskiy.niv.ru/paustovskiy/text/rasskaz/telegramma.htm
Паустовский прожил после этой встречи ещё 5 лет.
Вот начало этого рассказа "Телеграмма"..
"...Октябрь был на редкость холодный, ненастный.
Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал
и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи.
Из них назойливо сыпался дождь. По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать,
и пастухи перестали гонять в луга стадо....."
Людочка, этот рассказ Паустовского вызывает столько эмоции, как жаль, ..Заботясь о других, они что забывают своих родителях,стариков, когда уезжают от нас далеко и приезжают только на похороны...просто до слёз этот рассказ.. с теплом Любаня