Величественное дыхание ночи заполняло пространство вокруг замка.
Огромная луна тяжело ворочалась в пушистых облаках, расточая голубой
свет по холодным каменным стенам и уступам чертога, проникая через окна в
его нутро. Вечнозелёный кипарис превратился в серебристого титана,
охранявшего тёмное озеро. В его огромной тени прятались страсти и
испуганно рассыпались мечты. Но свежий воздух ещё хранил Надежду — её
стоило только вдохнуть в себя! Она безмятежно скользила над озером и
только плеск волн выдавал её; она путалась в густых листьях, плотно
прижатых к ветвям гиганта, и после, измождённая, снова опускалась к
берегу, поросшему густой, шелковистой травой — там ей было легко и
привольно...
Сколько было терпения у могучего кипариса! Сколько тревоги и
печали вместилось в нём, сколько скорби внял степенный великан за долгие
годы. Но и счастьем делились с ним, баловали радостными мелочами.
Особенно частым гостем была у исполина пятнадцатилетняя Алесса. Как
только смеркалось, девушка прибегала на берег озера, прислонялась к
огромному дереву и шёпотом рассказывала о своих грёзах. Но всё чаще и
чаще её сердце охватывало болезненное отчаяние, томящая неустроенность в душе, она жаловалась на одиночество.
— Отец заботится обо мне, он приставил ко мне лекаря, но мне не
нужны лекарства... Я хочу быть такой же, как все! Хочу любить. Мне не
хватает любви...
И наступила ночь, когда исполин наполнил любопытное сердце девушки
страхом и предвкушением. Сначала был страх, когда она прильнула к
гиганту, как обычно, и услышала отчётливо имя — Амадеус. Имя прозвучало
несколько раз, оно ширилось, звало. Алесса будто вдохнула его вместе с
воздухом в себя...
У неё закружилась голова, реальность стала путаться с
воображением. Девушке показалось, будто кто-то огненный коварно хочет
завладеть её душой, а его пламенные языки уже потянулись к сердцу...
Она испугалась и убежала в замок.
Успокоившись, но никому не рассказав о происшествии, Алесса всё же
не решилась выйти к кипарису ни следующим днём, ни, тем более, ночью.
Она смотрела через окно в его сторону и размышляла:
«Ну какая здесь может быть опасность? И что она должна значить для
меня? Хм... Чтобы изгнать страх и превратить его в надежду на лучшее,
для этого я чересчур умна. Но чтобы храбрость и вера в себя стали
несокрушимыми — тут извините! Силёнок будет недостаточно. Неизвестность
меня пугает... Однако, и томиться в ожидании не хочется... Я придумала!
Велю рано утром заложить экипаж и съезжу в гости к своей крёстной —
давно, кстати, не была у неё! — она-то как раз сумеет мне помочь и
растолкует всё. Недаром все зовут её чернокнижницей!..»
***
— Кого я вижу! — воскликнула крёстная. — Здравствуй, девочка моя!
Раньше ты намного чаще бывала здесь. Взрослеешь! Что привело тебя ко
мне? Что-то случилось?
— Крёстная, помните, рядом с нашим замком, на берегу озера, огромный кипарис?
— О, да! Он много повидал за свои тысячу лет! Догадываюсь, такой долгожитель мог смутить юную особу. Что он тебе нашептал?
— Да, Вы правы, именно нашептал... Имя... Амадеус. У меня нет таких знакомых. Что оно означает для меня?
— Алесса, умница, ты правильно поступила, приехав ко мне.
Понимаешь, Судьба никогда не бывает тщательной, она использует другие
«мелочи», если желает соединить людей. К примеру, ты сегодня спешила ко
мне, но перед этим не присматривалась же, какой масти твои кони, а
выехала на тех, что были. Так? Так! Ясной и понятной Судьбе не интересно
быть. Вот двусмысленность — это её затея. Судьба знает, что ей хочется,
а те, над кем она куражится, не всегда вникают в суть действий. Поэтому
нередко она морочит им голову. Но у тебя же есть я!
— Теперь вслушайся внимательно: Амадеус! У этого имени особенная
сила, в его созвучии — код и вся правда об обладателе. Здесь сочетается
не только красота звуков, от него исходит свет. Не тот,
который сначала поглощают в себя, а который извечно отдают.
Ваши имена одинаково начинаются с буквы
А, где
А — это стихия, Огонь! Огонь уже сблизил вас...
— Не поняла. Когда? Как? Я ничего такого не знаю...
— Слушай и запоминай: нет пути для того, чтобы избежать своей
участи. Ваша встреча произойдёт очень скоро, потому что линии двух Судеб
уже сближаются, Провидение настойчиво направляет вас навстречу друг
другу, превращая наваждение и сны в реальность. Об этом говорит моя
Книга Теней.
— Символ зрелой любви — двухцветный тюльпан. Если он жёлтый с
красным — знай, это ваши чувства. Такой цветок поможет тебе и избавит от
череды выборов. Он точно укажет место, где находится твоя Судьба.
— И ещё. Сумма букв ваших имён — тринадцать. Такую дюжину принято
считать числом ведьм. Невежды утверждают, что в нём нет завершённости и
гармонии, а лишь царит хаос. Но разве в какое-то другое число возможно
вместить Вселенную, в которой существуют Звёздные врата?
— Я слышала, что таких врат тринадцать и через них можно проникать в другие измерения.
— Именно! Мой покровитель — маленькая Луна. Но она воздействует на
огромную Землю во все тринадцать фаз, а это — полный год у ночной
звезды. Несправедливо отвергли тринадцатое созвездие Змееносца из зодиакального
круга. Книга Теней вещает: язык чисел открывает любое из них; тринадцать
— самое существенное и означает «Дух, стремящийся к любви».
Скоро пятница одухотворённая. Свершится чудо и ты узнаешь о нём!
— Прощай, Алесса! Не забывай свою крёстную.
***
«Вдох, выдох... Вдох... Выдох... Сегодня — она, пятница...
тринадцатое число... Дождалась! Пока только утро. Крёстная обещала, что
от счастья у меня захватит дух... Хм... Где предпосылки?.. Моя ровная и
относительно спокойная жизнь, такая же, как дыхание, — вдох, выдох! —
продолжается уже пятнадцать лет. И чего мне бояться? Что со мной
ужасного может произойти? Я же не сойду с ума! Но что-то волнует,
начинается истома...»
Размеренность в ожидании новых событий — она не мешает привычно
текущему времени, но лишь до тех пор, пока со стороны кто-то не станет
рушить налаженный ритм. И тогда смутные грёзы разлетаются сухими
крапинками, а то, что предчувствовалось, начинает вершиться и
оправдываться.
За завтраком отец сказал:
— Алесса, ты не забыла, я обещал показать тебя художнику, с которым
меня познакомили месяц назад? Я хочу, чтобы к твоему Дню рождения он
написал портрет. Он — Мастер! Как он обращается с ультрамарином! Ещё
великий Ченнино Ченнини говорил: «Синий ультрамарин — краска
благородная, прекрасная и совершеннее всех остальных!»
— Я догадываюсь, почему тебя восхитил этот цвет. Ты хочешь, чтобы на мне было то платье, что ты привёз мне из Милана, да?
— Угадала! Закончим завтрак и можешь собираться. К двум часам нужно успеть, художник нас будет ждать...
***
«Я без сожаления утратил многие образы, я не выхожу из мастерской,
я забыл отчий дом, друзей, но не хочу и не могу избавить память от
Алессы. Я мысленно всегда возвращаюсь к ней... Это похоже на
одержимость...»
Амадеус снова и снова подходил к мольберту, брал тонкими пальцами
кисть, сосредоточенно-задумчиво накладывал на холст краски, но вместо
мягких оттенков, нежных линий, проступали дерзкие её проявления, резкие. Они
расстраивали Мастера, он почти плакал, выкрикивая: «Не то!»
Мастер мысленно видел образ Алессы, даже осязал его лёгкость, но
перенести на полотно воздушность цвета, выразить нужным тоном лик у него
не получалось, словно не доставало одной-единственной струны в душе. Он
понимал — нужен толчок! Может быть, стресс?
Насторожила Амадеуса внезапно наступившая тишина. Умолкли даже птицы.
Отчего? Что за причина? Только что за окном слышалась их
разноголосица...
Зазвонил колокольчик над входной дверью...
«Кто это может быть? Ах, да! Сегодня же пятница!» — Амадеус
вспомнил о предварительной договорённости с герцогом Мартино, он должен
был придти со своей дочерью.
— Добрый день, Маэстро! Мы с Вами накануне условились...
— Да-да, я помню! Здравствуйте! П-прошу вас, проходите, — Амадеус
даже запнулся и снизил тон общения, когда увидел гостью. Его охватило
пронзительное любопытство к девушке. — Присаживайтесь, синьорина...
— Прошу знакомиться, это — моя дочь Алесса, чей образ я бы хотел увековечить. Желательно, чтобы это сделали Вы, Маэстро.
Алесса! Это была она!
«Я ничего не понимаю!» — восторг, какой может возникнуть только у
по-настоящему влюблённого, наполнил сердце юноши жаром, и это чувство
всё нарастало в нём...
А Алесса...
Присев на стул, она замерла, и с восхищением новичка, в первый раз
попавшего в мастерскую художника, принялась разглядывать обширную
комнату, увешанную картинами, шторами, заставленную рамами и всякой
всячиной. Свет от окна падал на мольберт с прикрепленным к нему холстом.
Но художник сразу накрыл его тканью, как только вошли посетители.
Внимание девушки привлёк портрет Елены Спартанской. Небрежно
покосившийся, он висел на задней стене, прикрытый наполовину рейтарской
кирасой*.
— Простите, а кто там изображён? — спросила тихо Алесса.
— Вам понравилось?
— Да.
— Это — Елена Спартанская. Или Троянская — как угодно. Одних она
приводит в восторг, другие, видимо, истинные знатоки, начинают
улыбаться, словно они знают что-то такое! А третьи... Мой Учитель,
например, посчитал это неудачным приёмом выразительности.
— А можно поближе глянуть?
— Прошу Вас...
Алесса сначала поправила картину, отодвинув по-хозяйски в сторону кирасу, и стала разглядывать портрет.
— Как же хорошо она сложена! Бархат кожи, покорная нежность в глазах... Видите, трепет в ресницах выдаёт её!
— Вы первая, кто это заметил...
— Может быть, это и пустяк, но он решает многое! И даже украшения
не отягощают работу. Разве что, самую малость. Зато складки её одежды
будто колышет ветер... О, боже! Я вижу здесь подпись: Амадеус... Это Вы и есть?
— Простите, что не назвал себя сразу... Как-то нелепо вышло: Вы представились, а я — промолчал...
— Дочь моя, я рад, что ты поняла: мы находимся в гостях у будущего
Микеланджело! Мастер преобразит эпоху! — воскликнул в нетерпении отец
Алессы.
— Столько любезностей я услышал от Вас, герцог, и от Вас, Алесса...
Произнеся это имя, Амадеус вздрогнул, его щёки заалели. Пытаясь скрыть неловкость, юноша предложил:
— Позвольте мне начать и для начала сделать несколько набросков? Присаживайтесь.
— Ну, не буду мешать вам своими разговорами. Маэстро, разрешите
откланяться на этом — сегодня я должен отбыть в Рим по делам, не
требующим отлагательств. Алесса остаётся. Только прошу долго её не
мучить. К шести часам вечера она должна быть дома...
«Ах! — ёкнуло сердце девушки. — Тюльпаны! Те самые, желтые с красным... Это значит...»
«Это значит, моя Судьба, её главное событие вершится в этой мастерской...»
— Дочь моя, будь умницей!
Герцог прикрыл за собою дверь и в мастерской снова наступила звенящая тишина, та самая, когда не поют птицы...
Алесса взяла цветок, отошла к окну. Что-то дьявольски притягательное было в её глазах, губах...
Художник молчал...
— Плохо, когда из жизни уходит тайна, — нарушила молчание Алесса. —
На самом деле, в непредсказуемости и есть очарование бытия... Скажите,
почему эти тюльпаны у Вас?
— Они напоминают мне огонь... Они — символ Любви...
— Зрелой любви...
— Да, так и есть...
— Вы догадываетесь, чьей любви?
— Я боюсь сейчас об этом говорить...
— Причуды бытия... К ним не нужно привыкать.... Я пойду, мне нужно идти срочно! Мне нужно!
— Алесса!!!
Девушка выскочила во двор... Она жадно хватала открытым ртом
сладкий, густой воздух, её лёгкие выдавливали наружу крик и боль
прошлого...
— Я вспомнила!
— Амадеус, хочешь знать, почему я вернулась? Я вспомнила всё: и Чёрный Квадрат, и твой огненный пыл, и вечер у костра на берегу озера.
— Над нами теперь одно небо — помнишь?
— Да! И пусть оно никогда не кончается!
— Алесса!
— Амадеус...
______________________________________
*Рейтарская кираса — рыцарские доспехи.