Море...Буриме...и просто...Море

дым - твоим
печаль - вдаль

Один - призывный, изначальный, за горизонтом виден дым
И, повинуясь мановенью, шаланду направляя вдаль,
Успею к ужину, надеюсь,.. блинам с хрустинкою твоим,
Что с осетриною икрою помогут рассудить печаль...

Иосиф Бродский
«Второе Рождество на берегу...»

Второе Рождество на берегу
незамерзающего Понта.
Звезда Царей над изгородью порта.
И не могу сказать, что не могу
жить без тебя -- поскольку я живу.
Как видно из бумаги. Существую;
глотаю пиво, пачкаю листву и
топчу траву.

Теперь в кофейне, из которой мы,
как и пристало временно счастливым,
беззвучным были выброшены взрывом
в грядущее, под натиском зимы
бежав на Юг, я пальцами черчу
твое лицо на мраморе для бедных;
поодаль нимфы прыгают, на бедрах
задрав парчу.

Что, боги, -- если бурое пятно
в окне символизирует вас, боги, --
стремились вы нам высказать в итоге?
Грядущее настало, и оно
переносимо; падает предмет,
скрипач выходит, музыка не длится,
и море все морщинистей, и лица.
А ветра нет.

Когда-нибудь оно, а не -- увы --
мы, захлестнет решетку променада
и двинется под возгласы "не надо",
вздымая гребни выше головы,
туда, где ты пила свое вино,
спала в саду, просушивала блузку,
-- круша столы, грядущему моллюску
готовя дно.

на берегу - не могу
живу - траву

на берегу - не могу
живу - траву


Проснуться прежним не могу...
Бегу по полю, мну траву,
И вот уже на берегу
Всё мнится, что переживу
Убогих городов молву,
Но... лишь в беспамятстве ору!

Denise Levertov Дениз Левертов (1923 - 1997)

ОДИНОЧЕСТВО

Слепой. Я могу на него глядеть,
стыдливо, бесстыдно. Он чувствует взгляды?
Нет, велико его одиночество.

Странная прихоть-
досыта глядеть на чужое лицо.
Не досыта — хочется еще и еще.

В своем мире он сейчас говорит
почти вслух. Его губы шевелятся.
На них беспокойство. И какая-то

радость, почти улыбка.
Неощущаемый мной ветерок
рябит его лицо, словно воду.

Поезд следует к центру, останавливаясь
на станциях. Внутри его громкой
дребезжащей сутолоки покой,

покой молчащих людей —
некоторые смотрят на слепого
мимоходом, а не жадно, как я,—

и внутри этого покоя—его
особый покой, не покой, а вихрь
образов — только какие они, его образы?

Он слепой! И ему все равно,
что он выглядит странно, потому что
обнаженные мысли играют на его лице,

как свет на воде,— он же не знает,
что значит "выглядеть".
Он слеп от рожденья.

И вот он встает и наготове стоит у дверей,
зная, что следующая — его. Он считал?
Нет, он знает и так.

Он выходит, и я за ним.
"Разрешите, я вам помогу".
"Пожалуйста". Безразличие.

Но в тот же миг, когда я
слышу его безразличный голос,
рука его поднимается, ищет,

и мы идем, взявшись за руки, словно дети.
Его рука теплая и не влажная,
крепкая — такую приятно пожать.

И когда он первым проходит
турникет, рука его сразу же
ждет мою.

"Осторожно, ступеньки. А здесь
направо. Опять ступеньки". Мы вышли
на солнечный свет. Он чувствует

ласковый воздух. "Славный день",—
говорит слепой. Одиночество
шагает со мной, шагает

рядом со мной, не во мне: его мысли
одиноки, но его рука и моя
так сроднились, что, кажется,

словно моя рука, отделившись,
идет сама по себе. Я перевожу
его через улицу, и слепой

говорит, что теперь сам найдет дорогу.
Он знает, куда идет: в никуда,
наполненное тенями. Он говорит: "Я".

Перевод А. Сергеева

на берегу - не могу
живу - траву

Звезда, наверно, упадет в траву
Прохладную, а не на каменистый
Гагаринский, где я теперь живу…
Я не услышу Господи пречистый,
Отец небесный – здесь на берегу
Безумных трасс заснеженных и мглистых,
Где и молитву вспомнить не могу,
Негромкий отголосок вечных истин.

НАД МОРЕМ

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня - и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.

Здесь море - дирижер, а резонатор - дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.

Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.

Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.

Николай Заболотский

дали - вертикали
ал - скал

Звала тебя – не отвечали дали…
Усталых рыжих сосен вертикали

Несли закат… ложился отсвет ал
На плоскости и грани ближних скал.

А желтый невод падал в голубое…
Оплакивали птицы нас с тобою,

И в дымке у воды светился сад,
Невнятный источая аромат.

Невнятный, как неявное признанье,
Как в наших разговорах придыханье,

Как сотни непромолвленных «люблю»,
Которые, до случая, коплю.

дали - вертикали
ал - скал

дали - вертикали
ал - скал

Сбегая вниз, к подножью скал,
Перечеркнув земные дали,
Закат всё звал меня и звал,
Пришпиленного к вертикали...

ПРЕЛЮДИЯ

Он вышел рано. Сточенный затвор
Подался, соскользув за грани взгляда. 
Он продолжает отпирать с тех пор
Лай ливня или тленье листопада. 

Дверь в темноту низринулась. Анапест
Далёких волн вливался в ливня трель. 
На крыше, словно факел, гаснет аист
И держит клюв, как жжёную свирель. 

О раковина раковин, не знаешь ты жемчужин
Чарующих, не видишь волн воронок. Плотный бой
Часов на башне башен здесь не нужен, 
Как нож, застыла стрелка над тобой. 
Мгновенье, и, рассеянный на звенья, 
Крупинками созвездий перламутр
Просыплется в темнейшее из утр
Из ослепительного заточенья. 

Ребёнок вышел рано. Где отец?
Где мать? Форшлаги дремлющих сердец
На партитуре ночи. Он помедлил, 
Ручонки опускались, словно ветви, 
На веки их, на твердь жемчужин под
Дрожащей плёнкой кожи. Был исход
Стремителен, так лучник удержать
Не в состояньи выгнутую гладь, 
И боль в его руке не утихает, 
И молнию он в небо отпускает, 
Чтоб боль напечатлелась, как печать, 
На облаках, где отдыхает пламя. 

Ребёнок шёл, безумными шагами
(Безумье совершенных!) он месил
Песок, и гроздья раковин слагались, 
И лигами в песке соединялись, 
Пока он удалялся что есть сил, 
Но нет, никто его не возвратил. 

Так хочет память, что от нетерпенья
Трепещет, ожидая появленья
Бескрылых птиц с белками блёклых глаз, 
И наполняет предпоследний час
Пыланьем перьев, фейерверком боли, 
Чтоб ты скорей закрылся поневоле, 
И, засыпая, видел на песке
Ребёнка с гроздью раковин в руке. 

Так вышел он, чтоб утром возвратиться. 
Пока его нет с нами, он нам снится. 
Не спрашивай зачем не спрашивай зачем
не спрашивай зачем
С рукой отца поднимется волна, 
Во сне застонет мать, и чайка вскрикнет, 
И череда мгновений скоро минет, 
Как ожерелье, переплетена. 

Он молча ляжет, прекратится сон. 
Рыданьем кобылицы пробуждён, 
Отец вздохнёт и разомкнёт ресницы, 
И с глах своих смахнёт последней птицы
Последний пух. Аллея тополей
Уводит к морю, первым снегом летним
Скрывая след, наполненный водой, 
И ветер шевельнёт лучом последним
У колыбели волосок седой. 

_^_

ВЛАНЕС (Владислав Некляев). р. 1969, Австралия


удержать — печать
боли - поневоле

Добро пожаловать!

Пожалуй, просто удержать
Пришпиленного поневоле...
Тут сколько не кричи от боли -
Судьбы безжалостна печать!

Морского волка видно издалёка..
В нём сила,мужество,задор и честь!
И суть его так истинно глубока,
Что утонуть в ней может,кто ни есть!

чайка-ямайка
парус-ярус

удержать — печать
боли – поневоле

Бедняги капитаны поневоле
В тоске по морю корчатся от боли.
На них лежит особая печать
---------------
«Луна на море» Н.Гумилев

Луна уже покинула утесы,
Прозрачным море золотом полно,
И пьют друзья на лодке остроносой,
Не торопясь, горячее вино.

Смотря, как тучи легкие проходят
Сквозь-лунный столб, что в море отражен,
Одни из них мечтательно находят,
Что это поезд богдыханских жен;

Другие верят — это к рощам рая
Уходят тени набожных людей;
А третьи с ними спорят, утверждая,
Что это караваны лебедей.
---------------
проходят- отражен
находят жен

Владимир Гликов:

Морского волка видно издалёка.. В нём сила,мужество,задор и честь! И суть его так истинно глубока, Что утонуть в ней может,кто ни есть! чайка-ямайка парус-ярус

Рифмы должны быть взяты из того четверостишия, которое Вы привели. Например;
издалека - глубока
честь - есть

Приплывшему издалека
Особые почет и честь!
Так наша радость глубока,
Что поводы для тостов есть.

Юлия Бондарева:

удержать — печать боли – поневоле Бедняги капитаны поневоле В тоске по морю корчатся от боли. На них лежит особая печать --------------- «Луна на море» Н.Гумилев Луна уже покинула утесы, Прозрачным море золотом полно, И пьют друзья на лодке остроносой, Не торопясь, горячее вино. Смотря, как тучи легкие проходят Сквозь-лунный столб, что в море отражен, Одни из них мечтательно находят, Что это поезд богдыханских жен; Другие верят — это к рощам рая Уходят тени набожных людей; А третьи с ними спорят, утверждая, Что это караваны лебедей. --------------- проходят- отражен находят жен

Но думы сладкие приходят
И к сонму богдыханских жен,
Тех,что в видениях находят
Всё, в чем их трепет отражен.