Уродство

     Казалось бы, ну стерва на стерве, никаких исключений. Сколько на эти грабли!.. А как увижу… Вот и теперь.

 

     Она шла, словно плыла, и ела мороженое. Это странно, видеть женщину в одиночестве, но чтобы она при этом никуда не спешила. Когда женщина одна, без подруги или друга, она всегда куда-то стремится, ей всегда что-то нужно, хотя, в девяносто девяти из ста, сама либо не знает что, либо ей это совсем даже и не нужно.

 

     На ней был длинный до пят сарафан темно-синей, с краплаковыми и фиолетовыми разводами расцветки, подхваченный тонкой атласной лентой под аккуратной грудью, на груди этой и державшийся, без бретелек. Несмотря на темную свою расцветку, ткань была настолько прозрачной, что завораживающая фигура ее была видна, словно на рентгене. Трусики на ней были фиолетовые и имели ткани столько мало, что статистик и не учел бы ее наличие, за малостью ее площади – тоненькие веревочки да маленький треугольничек. То что было над сарафаном, было божественно. Шоколадные плечи ее, чуть задержавшись на легато ключиц, перетекали в умопомрачительную (так и впился бы вампиром) шею, та - в тонкие скулы, маленькие ушки с бисерными звездочками в аккуратных мочках. Нос был прямым и тонким, глаза черными, но, возможно из-за  цвета сарафана, казались фиолетовыми или, скорее, темно-лиловыми. Каштановые, почти малиновые прямые волосы, открывая античный лоб, были туго стянуты толстой синей резинкой на затылке и оттуда шелковым водопадом ниспадали на мягкие детские ее лопатки. Она не просто ела мороженое, она его именно облизывала, прикрывая от искреннего, даже экстатического удовольствия глаза невообразимой длины ресницами. Надо ли говорить, о чем думает мужчина, когда женщина делает так? Мы знаем, они знают, все всё знают. Ну не издевательство ли это? Быть такой красивой, такой эротичной и никому не принадлежать. Я засунул правую руку в карман джинсов и через него кое-что там подправил, потому как это уже стало бросаться в глаза. Ели бы, конечно, кто-либо смотрел на меня. Но все смотрели на нее. Все, включая и женщин. Взгляд их, понятно, восторга не выражал, зато от зависти до ненависти - вся гамма женских чувств.

 

     О чем думала она? Вообще, среднестатистическая красивая, да даже и заурядная женщина, всегда преувеличивает в своем воображении эффект от себя, но только не эта. Таких, одна на миллион. Да есть ли еще такие же в природе? Она точно знала, что эрекция теперь посетила всех, от только что половосозревших до еще не утративших потенцию мужчин-старичков, что присутствовали здесь, на автостанции. Таксисты нервно и, в общем-то, нагло бибикали ей (чего взять с манер кучера?), готовые подвезти ее хоть на край земли и, конечно, бесплатно. Я не выдержал и направился к ней, еще даже не зная, что стану говорить.

 

- Глупо мне было бы говорить, а вам, конечно, скучно было бы слушать про то, как вы обворожительны, но я не могу больше молчать, хотя совсем не знаю, что я могу вам сказать кроме этого. Помогите мне.

- Хотите мороженого? – улыбнулась она именно обворожительной улыбкой и протянула мне свой вафельный рожок, - оно на время займет ваш язык и, глядишь, выиграет минутку голове что-нибудь придумать. Только когда будете размышлять, не рассуждайте о моей красоте, думайте о том, как несчастна красивая женщина и что или кто, на самом деле, может сделать красивую женщину счастливой.

- Уродство? – вдруг совсем неожиданно для себя ляпнул я. И какой черт мне такое шепнул?!

 

     Девушка вдруг стала совершенно серьезной, а в глубине ее лиловых глаз заныла, задрожала росой слез какая-то глубокая, неизъяснимая тоска. Она внимательно посмотрела на мои губы.

 

- Скажите это еще раз, - тихо прошептала она.

- У…, уродство…, - совсем стушевался я.

- Уродство, - медленно повторила она, сделала ко мне шаг, оказавшись так близко, что умопомрачительный запах от ее умопомрачительного тела чуть не свалил меня с ног. – Спасибо вам. Вы нашли нужное, единственно правильное слово. Я ждала именно вас. Идемте.

 

     Она властно взяла меня за руку и повела к ближайшей машине. Остальные автомобили нервно и завистливо заквакали своими клаксонами, но очередь была не их.

 

- Вы знаете особняк на Голубом озере? Из белого камня? – обратилась она к таксисту.

- Конечно, красавица, - расплылся прыщавый блондин, кроме удовольствия от такой пассажирки почуяв еще и наживу.

- Отвезите нас туда. Два вы и так берете, я заплачу три конца.

- Как скажете, мадам, - включил он зажигание.

 

     Мы сели на заднее сидение потрепанной БМВ какого-то древнего года и тронулись в неизвестно куда, точнее, неизвестно во что я вляпался в сотый раз со своею любовью к этому загадочному полу. До Голубого озера, я знал, ехать было минут двадцать, но это были самые тяжелые (мне тогда так казалось) минуты в моей жизни. Воображение мое кидало, как утлую лодку в великий шторм. Восторг от того, что я, смерд, сижу вот здесь и сейчас рядом с богиней, мизинца ноги которой не стою, сменялся почти животным страхом того, что я сделал что-то ужасно неправильное, задел такое ее сокровенное, до чего не имел права дотрагиваться. Какой сатана дернул меня за язык!

 

     Машина, обогнув озеро с юга, подкатила к шикарному трехэтажному особняку из тесанного белого камня, именуемого правильно известняком карбона, каменноугольного периода палеозойской эры. Из такого вся средневековая Русь была сделана. Забор, в отличие от большинства теперешних крепостных стен вилл агорафобных нынешних полуолигархов, был из ажурных, ручной ковки решеток. «Маленький Петергоф», - подумалось почему-то мне, хотя архитектура «дворца» была, скорее, эклектична, но вовсе не лишена вкуса. Компиляция - вовсе не плагиат, а дело весьма тонкое, не всякому архитектору и подвластное. Девушка расплатилась, а когда мы вышли, нагнулась к водителю и сказала:

 

- Подождите десять минут. Если он не вернется, уезжайте.

 

     Это еще больше насторожило меня. Я совсем даже не трус, но в этой странной ситуации, эти десять минут…, в этом было что-то таинственное и даже пугающее. На удивление, ни собак ни охраны мы не встретили. Изнутри дом был еще эффектнее, чем снаружи. Смешение стилей как бы длилось, но поверьте архитектору, это было талантливое смешение, не Грибоедовское французского с нижегородским. Она вновь взяла меня за руку и повела по широкой винтовой лестнице, внутри которой, я обратил внимание, были полозья открытого лифта, на третий этаж.

 

- Этот дом построила, точнее, спроектировала моя сестра, - в ее голосе чувствовалась гордость. – Вы ведь архитектор?

- Как вы догадались? – изумился я.

- Это просто, - улыбнулась девушка, имени которой я так и не знал до сих пор. – Все смотрят на этот дом с восторгом, а вы будто исследуете, оцениваете, это так заметно. Кажется вас покоробили рельсы лифта?

 

     Она была не только красива, она была умна и наблюдательна. Господь не раздает подарки в розницу, он их сыплет оптом, в одну корзину.

 

- Признаюсь, это единственный изъян, что я заметил.

- Моя сестра очень талантлива…, а лифт… - некоторая неизбежность. Как вы очень точно сказали…, уродство. Сейчас я вас познакомлю.

 

     Мы подошли к белой филенчатой двери и девушка постучала.

 

- Сара, можно к тебе?

- Конечно, сестренка, заходи скорее, раздался нежный и почему-то очень знакомый голос.

 

     Мы вошли и… я превратился в соляной столб. В постели, освещенная послеполуденным солнцем, бившим сквозь полупрозрачные вертикальные жалюзи, лежала… точная копия моего гида. Она отложила книгу, приподнялась на локтях и улыбнулась ровно той очаровательной улыбкой, с которой я познакомился полчаса назад. Фантастика.

 

- Знакомьтесь, это моя сестра, Сара. Сара, а это…, - замялась она…

- Поклонник вашего архитектурного таланта, архитектор Иванов Павел Борисович. Все, прошу и вас, зовут меня просто Паша, - ожил я потому, что красивая женщина не только убивает, но еще и оживляет.

- Давайте попьем чаю. Вы любите зеленый чай, Павел Бо…, Паша, - звонко рассмеялась Сара. 

- При одном условии, - улыбнулся наконец и я. – Вы мне скажете наконец, как зовут вашу сестру.

- Она что, не представилась? – шутливо разгневалась Сара. – Впрочем, чего взять с малолетки. Соней ее звать.

- Ага, - тоже в шутку надула губки Соня, - старше на пятнадцать минут, а выделывается, как…

 

     Девушки весело рассмеялись.

 

- Вы  идите вниз. Соня, завари, как только ты умеешь, а мне нужно одеться, - распорядилась она младшей сестрой и было заметно, что Сара действительно старшая.

 

     Мы сидели за белым столиком в холле особняка. Соня заварила чай и разлила его в три пиалы.

 

- Сара без ума от этого чая. Я и названия-то его не знаю. Она сама его выписывает прямо из Тибета, - развлекала меня разговором Соня в ожидании сестры.

 

     Вдруг за спиной что-то зажужжало, я обернулся и… снова, уж в который раз за сегодня, онемел. К чайному столику подъезжала электрическая инвалидная коляска. В ней сидела Сара, как две капли воды, Соня, только… без ног. Судя по пледу, что прикрывал ее, не знаю как сказать…, уродство, ноги ее были отрезаны чуть выше колен. Сара подъехала к столику и грустно улыбнулась.

 

- Не смотрите и не смущайтесь, Паша. У каждого своя судьба. У меня вот такая. Давайте пить чай.

 

     Мы долго пили чай, потом мы гуляли по их парку, где Сара показывала мне свои достижения в ландшафтном дизайне. Мы до ночи проговорили с ней о преимуществах ионического ордера над дорическим, потом мы ужинали, потом… 

 

 

 

     Теперь я живу здесь, в этом великолепном, пусть и эклектичном особняке. Сара позволяет мне вносить кой-какие изменения в его архитектуру, у нас два сына-погодка. Соня навещает нас изредка, но с каждым новым ее визитом, я замечаю - глаза ее становятся все грустнее, все печальнее. Ей уже тридцать пять, она по-прежнему сногсшибательна, но она по-прежнему не замужем. Когда она уезжает, я почему-то вспоминаю то мороженое и наш разговор:

 

- Думайте о том, как несчастна красивая женщина и что или кто на самом деле может сделать красивую женщину счастливой.

- Уродство?