Надя закончила дойку раньше всех, и, как обещала, зашла к Розе Лазаревне, в лабораторную.
- Проходи, Надюша, садись. Чайку?
- Спасибо.
У Розы Лазаревны было по-домашнему тепло и уютно, вкусно пахло духами и чем-то кондитерским. Да и сама хозяйка была мила и радушна.
Налив себе и Наде чай в красивые фаянсовые чашки, Роза Лазаревна вынула из духовки кастрюльку, в которой оказались плюшки со свежим тутовником. По комнате распространился сладкий запах ванили.
- Угощайся. Чаёк у меня с травками - мята, зверобой. Позвала я тебя, Надюша, вот по какому делу. Хочу попросить тебя помочь мне в одной проблемке.
- Всегда, пожалуйста, если смогу.
- Сможешь. Я просто уверена. Ты, верно, уже слышала о моей истории с племянницей...
- Нет. А что случилось?
- Странно. Я думала: уже ни для кого не новость... Ну, что ж, оно и лучше. Узнаешь первоисточник, без наносных комментариев.
В Пржевальске живёт двоюродная сестра Розы Лазаревны - на пять лет моложе, - Марина, непутёвая, глупая баба. Пьёт, гуляет. У неё трое детей от разных мужчин, старшей Тамаре в феврале исполнилось 15. Три из них девчонка провела в спецшколе для "педагогически запущенных" девочек-подростков. Натерпелась и навидалась такого за свою короткую жизнь, что иному взрослому и не снилось. Да, "богатое" прошлое, трудный характер, искажённый взгляд на свою жизнь и на людей. Но главное, девочка не ожесточилась: добрая, любит маленьких детей и животных. Чистоплотная.
Так написано в характеристике из спецшколы. По возрасту её отчислили. И куда? Опять к мамке? Нет, это путь к окончательному падению. Тамара не хочет этого. Желает нормально закончить десятилетку.
- Понимаешь, Надюша, девочка сейчас, как на маленьком выступе над пропастью. Неосторожный шаг - и каюк. Я давно тебя знаю, ты человек неординарный, я уважаю таких. Поэтому к тебе и обращаюсь. Помоги Тамаре. Я хочу, чтобы вы... как у альпинистов, в одной связке. Стань для неё ведомой. Только, бога ради, не думай, что я свои проблемы перекладываю на твои плечи. Нет! ваша дружба, - а я убеждена, что вы подружитесь, - во многом обогатит вас обеих. Тамара сильная натура, ей только помочь преодолеть этот опасный участок... Догадываешься, думаю, какое к ней будет отношение в школе.
- Да уж.
- Кто бы знал, каких трудов и нервов стоило мне добиться в роно разрешения. Спасибо большущее Борису Леонидовичу, помог пробить китайскую стену чинуш, - Роза Лазаревна помолчала, постарев лицом. Надя с жалостью посмотрела на неё: боже, какая, наверно, она усталая! Где только находит силы ежедневно быть улыбчивой, ласковой, готовой тотчас любому прийти на помощь?
- Что приуныла, подружка? - Роза Лазаревна встрепенулась, и, вновь посвежев, засветилась. - Прочь, прочь всё хмурое и серое! Нам ли киснуть, когда всё замечательно? Верно?
- Абсолютно. Спасибо вам, Роза Лазаревна.
- За что? Впрочем, понимаю. Всё очень просто, Надя: вижу в тебе себя тридцать лет назад.
- Я бы хотела быть как вы через тридцать лет.
- Будешь. И даже лучше меня. Если избежишь моих ошибок. Как-нибудь за вечерним чаем посудачим. Да, если тебе будет удобнее, зови меня просто по имени. Идёт?
- Хорошо, Роза...
- Ну и ладушки. К вечерней дойке я приведу Тамару, познакомитесь. А там как получится. Может, к нам зайдёте или... в общем сами решите. У меня всё.
У крыльца Павлик и его закадычный дружок Ромка разбирали заднее колесо велосипеда. Говорили громко, покрикивали друг на друга:
- Дурак! так не будет крутиться - переверни.
- Сам ты не умывался, балбес! Не учи учёного, поешь гавна толчёного.
- Привет мелкие. Как наши дела, Павлик?
- В ажуре. Можешь хавать, ещё горячее.
- Переведи, пожалуйста.
Павлик не поднимая головы, собирал рассыпавшийся подшипник.
- Так я не поняла: могу в ажуре хавать горячее?
Ромка хохотнул, боднув плечом Павлика.
- Надь, ну чо ты цепляешься? Всё сделал, как просила. Завтрак сварил.
- Так лучше. Давайте, договоримся: услышу хоть одного "дурака" или "балбеса", заставлю писать эти слова тысячу раз.
Ромка вновь хохотнул, но, глянув на Надю, осёкся, потупил взор.
- Договорились?
Павлик утвердительно кивнул.
- Рома?
- Угу.
- Ну, и славненько. Рая уехала?
- Да, бросила кости в Сокулук.
- Добросила?
- Чё?
- Не чё, а что. Кости добросила? Чьи кости?
- Надь, ну отстань, а, - вскинулся Павлик. - Мешаешь. Итак не получается.
- Извини, братец, но я тебя не узнаю. Тут можно сказать мировой рекорд по бросанию костей...
- Достала ты меня! Уехала твоя Райка утром в Сокулук получать паспорт. Всё?
- Ясно. А кости...
- Нет! Не бросала! - зло выкрикнул Павлик.
- Жалко. Значит, сенсации не будет. Ладно, не буду вам мешать.
Завтракала Надя у себя в комнате. В растворённое окно долетали возбуждённые голоса ребят, однако без "дураков" и "балбесов".
Поев, Надя решила немного поваляться. Делать абсолютно ничего не хотелось. Что-то в последнее время лень её разбирает, как только уехал Дима. Почему? как это объяснить? Теряется интерес к жизни? Вряд ли... Какое-то странное ощущение... отдалённо похожее на голод. Точно был ты рядом с едой, но почему-то не решился притронуться, и... еду унесли. Теперь вот маешься и чувствуешь себя идиоткой. Что же это со мной такое? Может, зря я голову ломаю и это просто последствия месячных? Надо будет поподробнее расспросить Раю: у неё первые пришли в 11 лет. Богатый опыт. Сегодня паспорт получит, совсем взрослая... А мне ещё три месяца в соплюшках ходить. Тёмная, бездарная хоть с кем рядом поставь. Теперь вот Тамара... Такого насмотрелась и узнала, что я, поди, рядом с ней буду как детсадница...
- Ну что балбесина, говорил я тебе!
- Говорил, говорил. Давай рвать когти, дуралей: счас Надька вылетит!
Надя действительно вылетела, через окно, думая, что ребята не ждут её отсюда. Но, увы! ребят, как говорится, и след простыл.
У колонки стояла незнакомая девчонка в светло-розовом сарафане с нежно-жёлтой окантовкой, у её ног сидела крупная чёрная овчарка.
- Здравствуйте, Надя, - девчонка приблизилась к калитке, овчарка следовала рядом, у калитки поднялась на задние лапы, передними уперлась на перекладину, пристально смотрела на Надю.
- Привет.
- Я Тамара, вам Роза говорила...
- Говорила.
- Роза сказала: к вечерней дойке... Что я маленькая девочка чтобы за ручку. Мы вот с Полиной решили сами. Ничего?
- Ничего. Проходите.
Тамара отворила калитку, и Полина прошла первая, в двух шагах от Нади остановилась, села, вопросительно обернулась.
- Ну что ж ты, знакомься.
Полина уркнула и протянула левую лапу.
- Поля, ты же не левша.
Полина сконфужено фыркнула, опустила левую лапу и подняла правую.
- Очень приятно, - Надя пожала лапу Полины, ласково погладила между ушей. Полина зажмурилась, шумно засопела и, потянувшись, лизнула Надю в оголённый локоть. И - случилось нечто невероятное: Надю буквально всю, до кончиков пальцев на ногах пронзил сладостный озноб, затем бросило в жар, тело покрылось потом, а груди, эти маленькие, с кулачок новорождённого, холмики налились тяжестью и рвались вперёд, грозясь разорвать платье. Надя быстро глянула и облегчённо передохнула: всё на месте, ничто не вырывается, только вот соски напряглись...
- Что? - испуганно подлетела Тамара. - Укусила?
- Нет, нет... пустяки... - пролепетала Надя, пропуская утренний, свежий воздух в пересохшее горло.
- У тебя такое лицо...
- Как током дёрнуло... Странно... лизнула...
- Куда?
Надя показала.
- Всё ясно: у тебя здесь нервная точка. Они разбросаны по-всему телу, только у одних они близко к поверхности, у других глубже. Как чувствуешь себя?
- Ни то ни сё, - вяло улыбнулась Надя.
Тяжесть в грудях медленно сползала вниз, к пупку, голова казалась гулкой ёмкостью, лицо пылало.
- Иди, умойся холодной водой и всё пройдёт. У меня тоже бывает такое...
Надя послушно прошла к колонке, Тамара включила воду.
Действительно, остудив пылавшее жаром лицо, Надя почувствовала себя замечательно: голова стала головой, тяжесть исчезла.
- Мы, наверно, отвлекли тебя от дел.
- Никаких дел. Просто валялась, да пацанов хотела поучить по-людски, разговаривать. Ты погоди, я сейчас вытрусь, и прогуляемся.
- Хорошо.
Вскоре они шли неспеша по дороге вдоль реки. Полина бежала чуть впереди, то и дело оглядываясь на хозяйку. Почему свернула в эту сторону, Надя не смогла бы ответить, как-то само получилось, по привычке: на секунду ей почудилось, что она с Димой.
Говорили о чём-то пустяшном, искоса изучая друг друга.
Тамара Наде понравилась сразу. Одного с ней роста, правда плотнее и намного красивее. В её лице было чуточку восточного, что подтверждало истину: метисы в подавляющем большинстве красивы. Длинные волнистые каштановые волосы с блестящим отливом, скорее всего крашеные. Большие голубые с зеленцой глаза, обрамлённые пышными ресницами. Чистая, с бронзовым загаром кожа, персиковый пушок. Нос и разрез губ, словно делали на заказ, а образцом послужили заграничные кинодивы. Умное лицо... взрослой женщины, и какая-то взрослая боль в глубине глаз. Фигура... Эх, Наде бы такую! А то, как в песне поётся" смешная, угловатая, не модная совсем". Без сомнения, в классе Тамара будет первой красавицей, мальчишки с ума посходят... Стоп, стоп, остановись, Надежда, как бы чёрная зависть не взыграла!
- Роза тебе что-нибудь про меня рассказывала?
- Так, в общих чертах.
- Если что хочешь спросить, не стесняйся. Всё уже отболело.
- Сама расскажешь, что найдёшь нужным.
- Согласна. Меня это больше устраивает. Жутко не люблю праздного любопытства. Роза боится, что меня замучают расспросами, расцарапают болячки.
- Не избежишь.
- Знаю. Меня теперь не просто обидеть. Это раньше я была тихонькой, от громкого пьяного голоса немела... Потому и делали, что хотели... У нас в спецшколе был чудо-физрук, с первых дней вдалбливал, чтобы мы забыли, что слабый пол, что есть мужчины нас защищать... Хорошо, говорил он, если двум из десяти повезёт встретить такого парня. Как быть тем, кому не повезёт? Уметь в любую минуту защитить себя. И учил нас приёмам самбо и дзюдо. Я тебя тоже научу, пригодится в жизни. Я этих самцов знаю, как облупленных. Что морщишься? Думаешь: всех под одну гребёнку гребу? Может быть, не отрицаю. Но ты покажи мне хоть одного, у которого...
- Покажу, - мягко оборвала Надя.
- Твой?
- Мой.
- Посмотрим. Тебе неприятно, что я так говорю?
- Да. Сразу вижу своих доярок... так же говорят о мужчинах.
- Ладно, извини. Больше не буду. Сегодня.
Дошли до мостика. Тамара предложила "искупнуться". Ныряли прямо с мостика. Полина сначала осталась сторожить одежду, но Тамара позвала её и та с щенячьим восторгом сиганула в воду. Затеяли с ней игру в догонялки. Минут через двадцать усталые от игры и смеха, выбрались на берег. Полина отряхнулась, обдав их дождём брызг, глянула на Тамару.
- Побегай, побегай.
Взвизгнув, Полина пулей пронеслась по мостику и скрылась из виду.
Опустились на уже тёплый настил мостика, помолчали. Уткнувшись лицом в платье, Тамара, казалось, задремала. Смогут ли они подружиться, думала Надя. В принципе, ничто не мешает, только...этот её взгляд на парней... самцы... Лютая ненависть сквозит. Этот фактор может здорово мешать их общению, будут ссоры...
- О чём думаешь? – внезапно спросила Тамара, заставив Надю вздрогнуть. - Впрочем, догадываюсь. Думаешь: как же будем дружить, если она мужененавистница. Угадала?
- В десятку.
- Брось, не засоряй чердак. Это остаточное у меня. Я говорю ещё по инерции... Вот покажешь своего, убедишь, что не все такие... может, перестану говорить. Думаю, всё равно другое. Отец-то у тебя как, толковый?
- Папка... А что ты имеешь в виду?
- Не зануда? Понимает тебя? Можно с ним запросто поболтать на любую тему? В тоску не вгоняет? Роза говорила, что он в аварию попал.
- Да, зимой. Сейчас на курорте. До аварии он был в целом весёлый, любил с нами баловаться, сам мальчишкой становился. Так что в тоску не вгонял. Правда, пил, но вёл себя прилично. Короче, с ним у меня конфликтов не было. А вот с матерью воюем... как кошка с собакой.
- Да, предки... Мой папахен был слишком добрый и мягкий... Любил эту... гадину без ума, она и вила из него верёвки. Я для неё просто не существовала... До десяти лет, потом... Папахен был в командировке в Ташкенте, она притащила двух приятелей и закатили пьянку на три дня... На всю жизнь запомнила их пьяные рожи, омерзительно дрожащие руки... Влили в меня стакан водки и, пока эта гадина дрыхла без задних ног, эти скоты... поиграли мной, как хотели. Ненавижу! - Тамара вскочила, тяжело дыша, лицо её перекосилось. - Каждого, кто посмотрит на меня как они... буду бить по морде, по морде! – Качнувшись, как от удара, Тамара кинулась в воду и там истерично забилась, что-то выкрикивая.
Вскоре она оказалась на середине, сильное течение подхватило и понесло к повороту, к зарослям камыша, где впадает в Чу Вонючка. Опасное место...
Мостик заходил ходуном: с тревожным лаем, едва не сбив Надю с ног, Полина неуклюже плюхнулась в воду.
Надя едва не кинулась следом, но остановилась, осознав, что не успеет.
Выбежав с моста на дорогу, Надя, срезая угол, понеслась из последних сил сквозь джунгли из высокой травы и мелкого кустарника. Если Тамара окажется в этой густой вонючей каше из мусора и пены... Нет!!! Этого нельзя допустить! После того, как здесь утонул Коля Васильев, два года назад, в Чуйске все твёрдо усвоили: за мостом в воду не входить! Какая же она дура, что позволила Тамаре...
Споткнувшись о куст, Надя, точно выпущенная из пращи, полетела боком в воду. Слава богу, не зашиблась и ничего не повредила. Вынырнув, она увидела, как Тамару тянет в самую гущу, из мусора и огромных хлопьев пены, густой как крем для торта.
- Тома, держись! - крикнула Надя и не узнала своего голоса: так кричат при сильном испуге.
Тамара отозвалась, но Надя не разобрала из-за шума воды: никогда в жизни она так бешено не работала руками. Вот и её подхватило течение, ускоренно повлекло вперёд.
- Тома! Тома?
Её не было видно из-за больших серо-жёлтых шапок пены.
Вдруг Надю резко развернуло и что-то острое ударило в плечо, вновь развернуло на спину, прижало к чему-то колкому и склизкому. Это была коряга, частично увядшая в иле. Надя с трудом повернулась, налегла животом на осклизлый сучковатый бок, приподнялась. Тамара была метрах в пяти впереди, она, похоже, ухватилась за камыш, и течение мотало её из стороны в сторону.
- Держись, Тома! Я здесь, я с тобой...
Надя не знала, что можно сделать в их положении, но на всякий случай стала лихорадочно расшатывать корягу. Каждый раз уходя в воду, конец коряги сбрасывал Надю, царапая тело невидимыми сучьями. С седьмого раза, коряга резко пошла в воду, но не прямо, а в сторону. Так резко, что Наде на мгновение показалось, будто ей оторвало руку, ибо перестала чувствовать её. Но рука была на месте и цепко держалась за сук.
Корягу медленно разворачивало, и Надя изо всех сил заработала ногами, стараясь, её все же сдвинуть к середине, чтобы оказаться ближе к Тамаре. Результат превзошёл её ожидания: коряга врезалась в камыши чуть правее Тамары, где течение гасилось. Коряга, словно чудовище, загнанное в тупик, закрутилась, завертелась, саданув Надю в бок. Охнув от боли, разжала руки и ушла под воду. Боль захватила всё тело, наливая его свинцовой тяжестью. Что-то цеплялось, царапало ноги. Тяжесть тянула вниз. НЕТ!!! Не хочу! Ну, же, дура, балбеска шевелись!! Что ты как топор идёшь ко дну...
Руки не слушались, левую вообще не ощущала. Ноги... ноги почему-то тянули вниз... Всё, больше не могу... сейчас открою рот и...
Левая нога уперлась во что-то упругое, вроде мяча, правая пяткой напоролась на острое и... дёрнулась, как лапка лягушки в опыте по биологии. И точно стряхнула пудовый груз, что тянул вниз. Почувствовав лёгкость и живость ног, Надя энергично заработала ими, поднимая тело вверх.
Что-то холодно обжигающе черкануло по шее и с силой сорвало лифчик, а через секунду металлическая петля захлестнула левую ногу. Новая боль, в отличие от прежней, прибавила сил, и Надя, таща за собой сопротивлявшуюся проволоку, наконец, всплыла. Коряга была рядом, прочно застрявшая в камышах.
Отдышавшись, Надя глянула в сторону Тамары: держится!
- Тома! Ты слышишь меня? Потерпи ещё чуточку... я сейчас...
С великим трудом ей удалось освободить ногу, а когда потянула на себя проволоку, та как бы нехотя подчинилась. На конце проволоки видимо какой-то груз. Вдруг сопротивление прекратилось, и по поведению проволоки Надя поняла: груз всплывает.
И он всплыл. Надя невольно дико вскрикнула, выпустив корягу и едва не захлебнувшись: на конце проволоки был страшно раздутый труп собаки. Ещё больший ужас Надю охватил, когда поняла, что коряга остаётся позади, а собачий труп тянет её за собой. Первая мысль отпустить проволоку тут же умерла: Надю резко дёрнуло, окунуло с головой и выбросило на поверхность.
Потом она скажет: наверное, такие случаи именуются чудом. Петля на другом конце проволоки, оставшаяся за спиной, каким-то образом зацепилась за сук коряги, её чуть сдвинуло, и труп собаки застыл почти рядом с Тамарой. Над трупом образовался своеобразный фонтанчик, который вскоре разогнал пену от Тамары.
Надя, держась за проволоку, приблизилась к самому трупу, мучась от подступавшей тошноты. Тамара была рядом, если она протянет руку, то Надя достанет её.
- Тома, ты слышишь меня? Тома, протяни руку, Тома...
Тамара не реагировала. Руки её так же цепко держались за камыш, лицо спрятано за волосами. Либо её судорогой свело, либо в шоке.
Что же делать? Что? Мне не достать, а проволоку отпускать безумие, в ней наше спасение...
Надя завертела головой в надежде что-то увидеть, что подскажет выход. И увидела! От радости чуть не выпустила проволоку. Метрах в двух позади у растущей обособленно камышине колебался обломок бамбукового удилища.
Пропустив проволоку под левую подмышку, Надя энергично заработала правой рукой и ногами, медленно продвигаясь против течения. Когда до цели оставалось только руку протянуть, остановилась, передохнуть.
"А где же Полина? Почему её нигде не видно и не слышно? Неужели... Всё, отдохнула? Сначала Тома, Полина потом".
К счастью рука дотянулась и ухватила удилище. Потянула на себя, но, увы! что-то держит. Леска. Ослабив напряжение руки, стала отплывать назад. Камышина, дрогнув, клонилась в её сторону. Хватит ли сил оборвать леску? Только подумала, как натяжение внезапно оборвалось - камышина стремительно выпрямилась, а Надю течением повлекло вдоль проволоки. Не суетясь, развернулась, вновь пропустив проволоку под левую подмышку, в правой мёртво зажала удилище. Стоп! Грудь упёрлась в раздутый труп, отвратительный запах ударил в ноздри, на мгновение сознание помутилось, тело потянуло вниз, но тотчас что-то острое царапнуло колено, и резанувшая боль вернула ясность и силу.
- Тома! Держи, - Надя коснулась концом удилища плеча Тамары. - Тома, что с тобой? Ты слышишь меня? Тома!
Ни звука в ответ.
Надя переместила конец удилища к голове Тамары, с третьей попытки удалось убрать волосы с лица. Глаза закрыты, губы плотно сжаты, подбородок вдавлен в предплечье. В шоке или без сознания? Что же делать?! Может, как и мне, поможет боль? Надя уже собралась торкнуть концом удилища в плечо Тамары, но словно кто крикнул в ухо: погоди! а если разожмёт руки?
Не годится... Тогда... прости Тома, но я больше не знаю что делать...
Пропустив конец удилища вдоль плеча Тамары, Надя стала беспорядочно двигать им, крутить, постепенно наматывая всё больше волос. Голова Тамары стала подниматься, запрокидываясь на спину.
- Тома! Тома, очнись! - закричала Надя, и несильно потянула на себя удилище.
Голова Тамары стала разворачиваться, опускаясь затылком в воду.
"Нет, так я могу ей шею свернуть, " - вдруг ожгло Надю, и она перестала тянуть, ослабила.
И завопила, что было мочи:
- Тома! Очнись! Тома-а-а!
А рука машинально провернула удилище вполоборота. Голова Тамары дёрнулась и... руки разжались. Она тотчас ушла под воду, Надю швырнуло на труп собаки, подмышкой словно огнём опалило - удилище просто чудом удержалось в руке. Оно выворачивало пальцы и грозилось вот-вот покинуть руку. Ещё бы минутку и наверняка вырвалось, но всплыла Тамара. Несколько секунд она лихорадочно билась, точно рыба на крючке.
- Тома, спокойно! Я здесь, я держу тебя. Ухватись за палку... - закричала Надя из последних сил прямо в свёрнутое полузабитое илом собачье ухо.
Удилище в руке потяжелело, норовило вырваться: Тамара, наконец, ухватилась одной рукой.
Надю захлестнул ужас: силы покидали её, буквально чувствовала, как они вытекают через пылающую подмышку и немеющие пальцы, сжимавшие удилище.
Глаза уже не открыть, голова падает, падает... Неожиданно удилище стало невесомым, и как спичка выскользнуло из пальцев... Всё, сейчас меня понесёт вслед за Томой... Дима...как же он будет жить без меня?..
- Надь... я уже... Надя! - услышала далёкий гаснущий голос Тамары.
"Что уже?" - слабо шевельнулось в чугунной голове.
Нечто скользкое обвило её шею, медленно стало поднимать голову. Словно резиновую игрушку накачивали велосипедным насосом. Наконец, её голову зафиксировали вертикально, медленно, по капле, возвращались силы.
Вскоре Надя услышала стук своего сердца, затем слабый шум воды. Ещё через минуту ощутила на лице тёплое дыхание.
- Тома?
- Да, я... я... Надя, открой глаза... я боюсь... ты умрёшь... открой...
Надя попробовала, и глаза открылись. Тамара была рядом, глаза в глаза.
- Живая... - Надя попыталась улыбнуться - не получилось.
- Ничего... ничего, Надь... счас передохнём и выберемся...
Инстинктивно они прижались друг к другу, согревая и поддерживая, не шевелясь, дабы не растратить последние силы. Они нужны, чтобы добраться до коряги, а от неё до берега. По этой же причине не давали волю слезам, которые, подступив к горлу, буквально душили. А так хотелось расплакаться, уткнувшись, в плечо друг друга...
Однако вскоре их стала одолевать сонливость, как рыб на кукане, впрочем, они и были похожи на две рыбины, насаженные на проволоку.
- Тома, давай двигаться, пока мы не заснули... Ещё крошечку потерпи... - Надя отпрянула, развернулась, вновь пропустив проволоку под другую подмышку, собрав остатки сил, поплыла к коряге.
Левая рука по-прежнему не ощущалась, начинало неметь тело, в подмышечной впадине жгло, будто раскалённый уголёк зажат, слабели ноги и правая рука.
До коряги оставалось чуть больше метра, когда Надя с ужасом поняла, что более нет сил шевелить ногами и рукой. Оглянулась: Тамара всё ещё оставалась на месте.
Но вот и она тронулась, очевидно, приняв жест Нади за команду. Проволока завибрировала подмышкой, грозясь вырваться. Только не это... выпустить проволоку, значит камнем пойти на дно...
Со слезами глянула на корягу, такую близкую и такую далёкую. Но что это? Сквозь пелену слёз проступило... лицо Димы... а потом она увидела его сидящим на коряге... Сидит, свесив ноги в воду, ободряюще улыбается и протягивает руки: ну же, плыви ко мне...
И она протянула свою руку, ставшую вдруг лёгкой, почти воздушной. Дима сжал её кисть, и Надя ощутила, как сквозь её пальцы, пульсируя, перетекает его сила, достигнув плеча, она горячими ручейками растекалась по всему телу. Свободной рукой Дима звал Надю к себе, как зовут маленьких детей, когда учат ходить.
И подобно ребёнку, робко делающему самостоятельно шаг, Надя шевельнула одной ногой, затем другой. Действуют!
Как оказалась у коряги, не поняла: то ли сама доплыла, то ли Дима подтянул, как буксир.
- Спасибо, родной... теперь Томе помоги...
Тамара как раз подтягивалась к тому месту,где иссякли силы у Нади.
Дима ничего не ответил: он просто исчез. А Тамара сама доплыла, тяжело навалилась на корягу, рядом с Надей:
- Думала, не дотяну... Устала, как проклятая...
- Я тоже... Передохнула? Тогда последний рывок... Не будем расслабляться.
- Не будем.
- Иди вперёд... что-то рука не слушается.
Оторвались от коряги и углубились в заросли камыша. Здесь течение почти не ощущалось, зато повсюду торчали острые обломки камыша, плюс листья, которые будто лезвия чиркали по обнажённым телам.
Минут через пять окровавленные, вконец обессиленные они буквально выползли на берег. И застыли, как две рыбины, брошенные на траву. Вновь хотелось плакать, но и на плач не осталось сил.
Глаза сами собой закрылись, и сон овладел ими.
А от моста к ним неслась захлёбываясь лаем Полина, за ней дюжина мальчишек на велосипедах,за ними взрослые...
********************************************************************************************************************************************
Р.S. Конец лета 1975 года, я пэтэушник- заканчивал полиграфическое училище. На практике в издательстве ЦК партии Киргизии печатаю газеты "Правда","Известия", "Советская Киргизия","Вечерний Фрунзе", а в голове пишу роман "Не упади,милый". Это мой второй на тот момент роман. И единственный, в котором на 90% вставлены куски из моей биографии... Судьба романа горькая: закончен был уже в армии в 1976 году, а за три месяца до дембеля весь мой армейский архив пропал- кто-то спёр из тумбочки...Воришек не удалось найти. После армии кое-что удалось востановить по памяти, в том числе и этот роман. Но в начале 90-х у меня в деревне сгорел дом, а в нём большая часть архива...и рукопись "Не упади, милый", три общих тетради по 96 листов... Остались лишь небольшие фрагменты в черновиках... Этот отрывок один из них...
[Скрыть]Регистрационный номер 0309469 выдан для произведения:Подруги
Надя закончила дойку раньше всех, и, как обещала, зашла к Розе Лазаревне, в лабораторную.
- Проходи, Надюша, садись. Чайку?
- Спасибо.
У Розы Лазаревны было по-домашнему тепло и уютно, вкусно пахло духами и чем-то кондитерским. Да и сама хозяйка была мила и радушна.
Налив себе и Наде чай в красивые фаянсовые чашки, Роза Лазаревна вынула из духовки кастрюльку, в которой оказались плюшки со свежим тутовником. По комнате распространился сладкий запах ванили.
- Угощайся. Чаёк у меня с травками - мята, зверобой. Позвала я тебя, Надюша, вот по какому делу. Хочу попросить тебя помочь мне в одной проблемке.
- Всегда, пожалуйста, если смогу.
- Сможешь. Я просто уверена. Ты, верно, уже слышала о моей истории с племянницей...
- Нет. А что случилось?
- Странно. Я думала: уже ни для кого не новость... Ну, что ж, оно и лучше. Узнаешь первоисточник, без наносных комментариев.
В Пржевальске живёт двоюродная сестра Розы Лазаревны - на пять лет моложе, - Марина, непутёвая, глупая баба. Пьёт, гуляет. У неё трое детей от разных мужчин, старшей Тамаре в феврале исполнилось 15. Три из них девчонка провела в спецшколе для "педагогически запущенных" девочек-подростков. Натерпелась и навидалась такого за свою короткую жизнь, что иному взрослому и не снилось. Да, "богатое" прошлое, трудный характер, искажённый взгляд на свою жизнь и на людей. Но главное, девочка не ожесточилась: добрая, любит маленьких детей и животных. Чистоплотная.
Так написано в характеристике из спецшколы. По возрасту её отчислили. И куда? Опять к мамке? Нет, это путь к окончательному падению. Тамара не хочет этого. Желает нормально закончить десятилетку.
- Понимаешь, Надюша, девочка сейчас, как на маленьком выступе над пропастью. Неосторожный шаг - и каюк. Я давно тебя знаю, ты человек неординарный, я уважаю таких. Поэтому к тебе и обращаюсь. Помоги Тамаре. Я хочу, чтобы вы... как у альпинистов, в одной связке. Стань для неё ведомой. Только, бога ради, не думай, что я свои проблемы перекладываю на твои плечи. Нет! ваша дружба, - а я убеждена, что вы подружитесь, - во многом обогатит вас обеих. Тамара сильная натура, ей только помочь преодолеть этот опасный участок... Догадываешься, думаю, какое к ней будет отношение в школе.
- Да уж.
- Кто бы знал, каких трудов и нервов стоило мне добиться в роно разрешения. Спасибо большущее Борису Леонидовичу, помог пробить китайскую стену чинуш, - Роза Лазаревна помолчала, постарев лицом. Надя с жалостью посмотрела на неё: боже, какая, наверно, она усталая! Где только находит силы ежедневно быть улыбчивой, ласковой, готовой тотчас любому прийти на помощь?
- Что приуныла, подружка? - Роза Лазаревна встрепенулась, и, вновь посвежев, засветилась. - Прочь, прочь всё хмурое и серое! Нам ли киснуть, когда всё замечательно? Верно?
- Абсолютно. Спасибо вам, Роза Лазаревна.
- За что? Впрочем, понимаю. Всё очень просто, Надя: вижу в тебе себя тридцать лет назад.
- Я бы хотела быть как вы через тридцать лет.
- Будешь. И даже лучше меня. Если избежишь моих ошибок. Как-нибудь за вечерним чаем посудачим. Да, если тебе будет удобнее, зови меня просто по имени. Идёт?
- Хорошо, Роза...
- Ну и ладушки. К вечерней дойке я приведу Тамару, познакомитесь. А там как получится. Может, к нам зайдёте или... в общем сами решите. У меня всё.
У крыльца Павлик и его закадычный дружок Ромка разбирали заднее колесо велосипеда. Говорили громко, покрикивали друг на друга:
- Дурак! так не будет крутиться - переверни.
- Сам ты не умывался, балбес! Не учи учёного, поешь гавна толчёного.
- Привет мелкие. Как наши дела, Павлик?
- В ажуре. Можешь хавать, ещё горячее.
- Переведи, пожалуйста.
Павлик не поднимая головы, собирал рассыпавшийся подшипник.
- Так я не поняла: могу в ажуре хавать горячее?
Ромка хохотнул, боднув плечом Павлика.
- Надь, ну чо ты цепляешься? Всё сделал, как просила. Завтрак сварил.
- Так лучше. Давайте, договоримся: услышу хоть одного "дурака" или "балбеса", заставлю писать эти слова тысячу раз.
Ромка вновь хохотнул, но, глянув на Надю, осёкся, потупил взор.
- Договорились?
Павлик утвердительно кивнул.
- Рома?
- Угу.
- Ну, и славненько. Рая уехала?
- Да, бросила кости в Сокулук.
- Добросила?
- Чё?
- Не чё, а что. Кости добросила? Чьи кости?
- Надь, ну отстань, а, - вскинулся Павлик. - Мешаешь. Итак не получается.
- Извини, братец, но я тебя не узнаю. Тут можно сказать мировой рекорд по бросанию костей...
- Достала ты меня! Уехала твоя Райка утром в Сокулук получать паспорт. Всё?
- Ясно. А кости...
- Нет! Не бросала! - зло выкрикнул Павлик.
- Жалко. Значит, сенсации не будет. Ладно, не буду вам мешать.
Завтракала Надя у себя в комнате. В растворённое окно долетали возбуждённые голоса ребят, однако без "дураков" и "балбесов".
Поев, Надя решила немного поваляться. Делать абсолютно ничего не хотелось. Что-то в последнее время лень её разбирает, как только уехал Дима. Почему? как это объяснить? Теряется интерес к жизни? Вряд ли... Какое-то странное ощущение... отдалённо похожее на голод. Точно был ты рядом с едой, но почему-то не решился притронуться, и... еду унесли. Теперь вот маешься и чувствуешь себя идиоткой. Что же это со мной такое? Может, зря я голову ломаю и это просто последствия месячных? Надо будет поподробнее расспросить Раю: у неё первые пришли в 11 лет. Богатый опыт. Сегодня паспорт получит, совсем взрослая... А мне ещё три месяца в соплюшках ходить. Тёмная, бездарная хоть с кем рядом поставь. Теперь вот Тамара... Такого насмотрелась и узнала, что я, поди, рядом с ней буду как детсадница...
- Ну что балбесина, говорил я тебе!
- Говорил, говорил. Давай рвать когти, дуралей: счас Надька вылетит!
Надя действительно вылетела, через окно, думая, что ребята не ждут её отсюда. Но, увы! ребят, как говорится, и след простыл.
У колонки стояла незнакомая девчонка в светло-розовом сарафане с нежно-жёлтой окантовкой, у её ног сидела крупная чёрная овчарка.
- Здравствуйте, Надя, - девчонка приблизилась к калитке, овчарка следовала рядом, у калитки поднялась на задние лапы, передними уперлась на перекладину, пристально смотрела на Надю.
- Привет.
- Я Тамара, вам Роза говорила...
- Говорила.
- Роза сказала: к вечерней дойке... Что я маленькая девочка чтобы за ручку. Мы вот с Полиной решили сами. Ничего?
- Ничего. Проходите.
Тамара отворила калитку, и Полина прошла первая, в двух шагах от Нади остановилась, села, вопросительно обернулась.
- Ну что ж ты, знакомься.
Полина уркнула и протянула левую лапу.
- Поля, ты же не левша.
Полина сконфужено фыркнула, опустила левую лапу и подняла правую.
- Очень приятно, - Надя пожала лапу Полины, ласково погладила между ушей. Полина зажмурилась, шумно засопела и, потянувшись, лизнула Надю в оголённый локоть. И - случилось нечто невероятное: Надю буквально всю, до кончиков пальцев на ногах пронзил сладостный озноб, затем бросило в жар, тело покрылось потом, а груди, эти маленькие, с кулачок новорождённого, холмики налились тяжестью и рвались вперёд, грозясь разорвать платье. Надя быстро глянула и облегчённо передохнула: всё на месте, ничто не вырывается, только вот соски напряглись...
- Что? - испуганно подлетела Тамара. - Укусила?
- Нет, нет... пустяки... - пролепетала Надя, пропуская утренний, свежий воздух в пересохшее горло.
- У тебя такое лицо...
- Как током дёрнуло... Странно... лизнула...
- Куда?
Надя показала.
- Всё ясно: у тебя здесь нервная точка. Они разбросаны по-всему телу, только у одних они близко к поверхности, у других глубже. Как чувствуешь себя?
- Ни то ни сё, - вяло улыбнулась Надя.
Тяжесть в грудях медленно сползала вниз, к пупку, голова казалась гулкой ёмкостью, лицо пылало.
- Иди, умойся холодной водой и всё пройдёт. У меня тоже бывает такое...
Надя послушно прошла к колонке, Тамара включила воду.
Действительно, остудив пылавшее жаром лицо, Надя почувствовала себя замечательно: голова стала головой, тяжесть исчезла.
- Мы, наверно, отвлекли тебя от дел.
- Никаких дел. Просто валялась, да пацанов хотела поучить по-людски, разговаривать. Ты погоди, я сейчас вытрусь, и прогуляемся.
- Хорошо.
Вскоре они шли неспеша по дороге вдоль реки. Полина бежала чуть впереди, то и дело оглядываясь на хозяйку. Почему свернула в эту сторону, Надя не смогла бы ответить, как-то само получилось, по привычке: на секунду ей почудилось, что она с Димой.
Говорили о чём-то пустяшном, искоса изучая друг друга.
Тамара Наде понравилась сразу. Одного с ней роста, правда плотнее и намного красивее. В её лице было чуточку восточного, что подтверждало истину: метисы в подавляющем большинстве красивы. Длинные волнистые каштановые волосы с блестящим отливом, скорее всего крашеные. Большие голубые с зеленцой глаза, обрамлённые пышными ресницами. Чистая, с бронзовым загаром кожа, персиковый пушок. Нос и разрез губ, словно делали на заказ, а образцом послужили заграничные кинодивы. Умное лицо... взрослой женщины, и какая-то взрослая боль в глубине глаз. Фигура... Эх, Наде бы такую! А то, как в песне поётся" смешная, угловатая, не модная совсем". Без сомнения, в классе Тамара будет первой красавицей, мальчишки с ума посходят... Стоп, стоп, остановись, Надежда, как бы чёрная зависть не взыграла!
- Роза тебе что-нибудь про меня рассказывала?
- Так, в общих чертах.
- Если что хочешь спросить, не стесняйся. Всё уже отболело.
- Сама расскажешь, что найдёшь нужным.
- Согласна. Меня это больше устраивает. Жутко не люблю праздного любопытства. Роза боится, что меня замучают расспросами, расцарапают болячки.
- Не избежишь.
- Знаю. Меня теперь не просто обидеть. Это раньше я была тихонькой, от громкого пьяного голоса немела... Потому и делали, что хотели... У нас в спецшколе был чудо-физрук, с первых дней вдалбливал, чтобы мы забыли, что слабый пол, что есть мужчины нас защищать... Хорошо, говорил он, если двум из десяти повезёт встретить такого парня. Как быть тем, кому не повезёт? Уметь в любую минуту защитить себя. И учил нас приёмам самбо и дзюдо. Я тебя тоже научу, пригодится в жизни. Я этих самцов знаю, как облупленных. Что морщишься? Думаешь: всех под одну гребёнку гребу? Может быть, не отрицаю. Но ты покажи мне хоть одного, у которого...
- Покажу, - мягко оборвала Надя.
- Твой?
- Мой.
- Посмотрим. Тебе неприятно, что я так говорю?
- Да. Сразу вижу своих доярок... так же говорят о мужчинах.
- Ладно, извини. Больше не буду. Сегодня.
Дошли до мостика. Тамара предложила "искупнуться". Ныряли прямо с мостика. Полина сначала осталась сторожить одежду, но Тамара позвала её и та с щенячьим восторгом сиганула в воду. Затеяли с ней игру в догонялки. Минут через двадцать усталые от игры и смеха, выбрались на берег. Полина отряхнулась, обдав их дождём брызг, глянула на Тамару.
- Побегай, побегай.
Взвизгнув, Полина пулей пронеслась по мостику и скрылась из виду.
Опустились на уже тёплый настил мостика, помолчали. Уткнувшись лицом в платье, Тамара, казалось, задремала. Смогут ли они подружиться, думала Надя. В принципе, ничто не мешает, только...этот её взгляд на парней... самцы... Лютая ненависть сквозит. Этот фактор может здорово мешать их общению, будут ссоры...
- О чём думаешь? – внезапно спросила Тамара, заставив Надю вздрогнуть. - Впрочем, догадываюсь. Думаешь: как же будем дружить, если она мужененавистница. Угадала?
- В десятку.
- Брось, не засоряй чердак. Это остаточное у меня. Я говорю ещё по инерции... Вот покажешь своего, убедишь, что не все такие... может, перестану говорить. Думаю, всё равно другое. Отец-то у тебя как, толковый?
- Папка... А что ты имеешь в виду?
- Не зануда? Понимает тебя? Можно с ним запросто поболтать на любую тему? В тоску не вгоняет? Роза говорила, что он в аварию попал.
- Да, зимой. Сейчас на курорте. До аварии он был в целом весёлый, любил с нами баловаться, сам мальчишкой становился. Так что в тоску не вгонял. Правда, пил, но вёл себя прилично. Короче, с ним у меня конфликтов не было. А вот с матерью воюем... как кошка с собакой.
- Да, предки... Мой папахен был слишком добрый и мягкий... Любил эту... гадину без ума, она и вила из него верёвки. Я для неё просто не существовала... До десяти лет, потом... Папахен был в командировке в Ташкенте, она притащила двух приятелей и закатили пьянку на три дня... На всю жизнь запомнила их пьяные рожи, омерзительно дрожащие руки... Влили в меня стакан водки и, пока эта гадина дрыхла без задних ног, эти скоты... поиграли мной, как хотели. Ненавижу! - Тамара вскочила, тяжело дыша, лицо её перекосилось. - Каждого, кто посмотрит на меня как они... буду бить по морде, по морде! – Качнувшись, как от удара, Тамара кинулась в воду и там истерично забилась, что-то выкрикивая.
Вскоре она оказалась на середине, сильное течение подхватило и понесло к повороту, к зарослям камыша, где впадает в Чу Вонючка. Опасное место...
Мостик заходил ходуном: с тревожным лаем, едва не сбив Надю с ног, Полина неуклюже плюхнулась в воду.
Надя едва не кинулась следом, но остановилась, осознав, что не успеет.
Выбежав с моста на дорогу, Надя, срезая угол, понеслась из последних сил сквозь джунгли из высокой травы и мелкого кустарника. Если Тамара окажется в этой густой вонючей каше из мусора и пены... Нет!!! Этого нельзя допустить! После того, как здесь утонул Коля Васильев, два года назад, в Чуйске все твёрдо усвоили: за мостом в воду не входить! Какая же она дура, что позволила Тамаре...
Споткнувшись о куст, Надя, точно выпущенная из пращи, полетела боком в воду. Слава богу, не зашиблась и ничего не повредила. Вынырнув, она увидела, как Тамару тянет в самую гущу, из мусора и огромных хлопьев пены, густой как крем для торта.
- Тома, держись! - крикнула Надя и не узнала своего голоса: так кричат при сильном испуге.
Тамара отозвалась, но Надя не разобрала из-за шума воды: никогда в жизни она так бешено не работала руками. Вот и её подхватило течение, ускоренно повлекло вперёд.
- Тома! Тома?
Её не было видно из-за больших серо-жёлтых шапок пены.
Вдруг Надю резко развернуло и что-то острое ударило в плечо, вновь развернуло на спину, прижало к чему-то колкому и склизкому. Это была коряга, частично увядшая в иле. Надя с трудом повернулась, налегла животом на осклизлый сучковатый бок, приподнялась. Тамара была метрах в пяти впереди, она, похоже, ухватилась за камыш, и течение мотало её из стороны в сторону.
- Держись, Тома! Я здесь, я с тобой...
Надя не знала, что можно сделать в их положении, но на всякий случай стала лихорадочно расшатывать корягу. Каждый раз уходя в воду, конец коряги сбрасывал Надю, царапая тело невидимыми сучьями. С седьмого раза, коряга резко пошла в воду, но не прямо, а в сторону. Так резко, что Наде на мгновение показалось, будто ей оторвало руку, ибо перестала чувствовать её. Но рука была на месте и цепко держалась за сук.
Корягу медленно разворачивало, и Надя изо всех сил заработала ногами, стараясь, её все же сдвинуть к середине, чтобы оказаться ближе к Тамаре. Результат превзошёл её ожидания: коряга врезалась в камыши чуть правее Тамары, где течение гасилось. Коряга, словно чудовище, загнанное в тупик, закрутилась, завертелась, саданув Надю в бок. Охнув от боли, разжала руки и ушла под воду. Боль захватила всё тело, наливая его свинцовой тяжестью. Что-то цеплялось, царапало ноги. Тяжесть тянула вниз. НЕТ!!! Не хочу! Ну, же, дура, балбеска шевелись!! Что ты как топор идёшь ко дну...
Руки не слушались, левую вообще не ощущала. Ноги... ноги почему-то тянули вниз... Всё, больше не могу... сейчас открою рот и...
Левая нога уперлась во что-то упругое, вроде мяча, правая пяткой напоролась на острое и... дёрнулась, как лапка лягушки в опыте по биологии. И точно стряхнула пудовый груз, что тянул вниз. Почувствовав лёгкость и живость ног, Надя энергично заработала ими, поднимая тело вверх.
Что-то холодно обжигающе черкануло по шее и с силой сорвало лифчик, а через секунду металлическая петля захлестнула левую ногу. Новая боль, в отличие от прежней, прибавила сил, и Надя, таща за собой сопротивлявшуюся проволоку, наконец, всплыла. Коряга была рядом, прочно застрявшая в камышах.
Отдышавшись, Надя глянула в сторону Тамары: держится!
- Тома! Ты слышишь меня? Потерпи ещё чуточку... я сейчас...
С великим трудом ей удалось освободить ногу, а когда потянула на себя проволоку, та как бы нехотя подчинилась. На конце проволоки видимо какой-то груз. Вдруг сопротивление прекратилось, и по поведению проволоки Надя поняла: груз всплывает.
И он всплыл. Надя невольно дико вскрикнула, выпустив корягу и едва не захлебнувшись: на конце проволоки был страшно раздутый труп собаки. Ещё больший ужас Надю охватил, когда поняла, что коряга остаётся позади, а собачий труп тянет её за собой. Первая мысль отпустить проволоку тут же умерла: Надю резко дёрнуло, окунуло с головой и выбросило на поверхность.
Потом она скажет: наверное, такие случаи именуются чудом. Петля на другом конце проволоки, оставшаяся за спиной, каким-то образом зацепилась за сук коряги, её чуть сдвинуло, и труп собаки застыл почти рядом с Тамарой. Над трупом образовался своеобразный фонтанчик, который вскоре разогнал пену от Тамары.
Надя, держась за проволоку, приблизилась к самому трупу, мучась от подступавшей тошноты. Тамара была рядом, если она протянет руку, то Надя достанет её.
- Тома, ты слышишь меня? Тома, протяни руку, Тома...
Тамара не реагировала. Руки её так же цепко держались за камыш, лицо спрятано за волосами. Либо её судорогой свело, либо в шоке.
Что же делать? Что? Мне не достать, а проволоку отпускать безумие, в ней наше спасение...
Надя завертела головой в надежде что-то увидеть, что подскажет выход. И увидела! От радости чуть не выпустила проволоку. Метрах в двух позади у растущей обособленно камышине колебался обломок бамбукового удилища.
Пропустив проволоку под левую подмышку, Надя энергично заработала правой рукой и ногами, медленно продвигаясь против течения. Когда до цели оставалось только руку протянуть, остановилась, передохнуть.
"А где же Полина? Почему её нигде не видно и не слышно? Неужели... Всё, отдохнула? Сначала Тома, Полина потом".
К счастью рука дотянулась и ухватила удилище. Потянула на себя, но, увы! что-то держит. Леска. Ослабив напряжение руки, стала отплывать назад. Камышина, дрогнув, клонилась в её сторону. Хватит ли сил оборвать леску? Только подумала, как натяжение внезапно оборвалось - камышина стремительно выпрямилась, а Надю течением повлекло вдоль проволоки. Не суетясь, развернулась, вновь пропустив проволоку под левую подмышку, в правой мёртво зажала удилище. Стоп! Грудь упёрлась в раздутый труп, отвратительный запах ударил в ноздри, на мгновение сознание помутилось, тело потянуло вниз, но тотчас что-то острое царапнуло колено, и резанувшая боль вернула ясность и силу.
- Тома! Держи, - Надя коснулась концом удилища плеча Тамары. - Тома, что с тобой? Ты слышишь меня? Тома!
Ни звука в ответ.
Надя переместила конец удилища к голове Тамары, с третьей попытки удалось убрать волосы с лица. Глаза закрыты, губы плотно сжаты, подбородок вдавлен в предплечье. В шоке или без сознания? Что же делать?! Может, как и мне, поможет боль? Надя уже собралась торкнуть концом удилища в плечо Тамары, но словно кто крикнул в ухо: погоди! а если разожмёт руки?
Не годится... Тогда... прости Тома, но я больше не знаю что делать...
Пропустив конец удилища вдоль плеча Тамары, Надя стала беспорядочно двигать им, крутить, постепенно наматывая всё больше волос. Голова Тамары стала подниматься, запрокидываясь на спину.
- Тома! Тома, очнись! - закричала Надя, и несильно потянула на себя удилище.
Голова Тамары стала разворачиваться, опускаясь затылком в воду.
"Нет, так я могу ей шею свернуть, " - вдруг ожгло Надю, и она перестала тянуть, ослабила.
И завопила, что было мочи:
- Тома! Очнись! Тома-а-а!
А рука машинально провернула удилище вполоборота. Голова Тамары дёрнулась и... руки разжались. Она тотчас ушла под воду, Надю швырнуло на труп собаки, подмышкой словно огнём опалило - удилище просто чудом удержалось в руке. Оно выворачивало пальцы и грозилось вот-вот покинуть руку. Ещё бы минутку и наверняка вырвалось, но всплыла Тамара. Несколько секунд она лихорадочно билась, точно рыба на крючке.
- Тома, спокойно! Я здесь, я держу тебя. Ухватись за палку... - закричала Надя из последних сил прямо в свёрнутое полузабитое илом собачье ухо.
Удилище в руке потяжелело, норовило вырваться: Тамара, наконец, ухватилась одной рукой.
Надю захлестнул ужас: силы покидали её, буквально чувствовала, как они вытекают через пылающую подмышку и немеющие пальцы, сжимавшие удилище.
Глаза уже не открыть, голова падает, падает... Неожиданно удилище стало невесомым, и как спичка выскользнуло из пальцев... Всё, сейчас меня понесёт вслед за Томой... Дима...как же он будет жить без меня?..
- Надь... я уже... Надя! - услышала далёкий гаснущий голос Тамары.
"Что уже?" - слабо шевельнулось в чугунной голове.
Нечто скользкое обвило её шею, медленно стало поднимать голову. Словно резиновую игрушку накачивали велосипедным насосом. Наконец, её голову зафиксировали вертикально, медленно, по капле, возвращались силы.
Вскоре Надя услышала стук своего сердца, затем слабый шум воды. Ещё через минуту ощутила на лице тёплое дыхание.
- Тома?
- Да, я... я... Надя, открой глаза... я боюсь... ты умрёшь... открой...
Надя попробовала, и глаза открылись. Тамара была рядом, глаза в глаза.
- Живая... - Надя попыталась улыбнуться - не получилось.
- Ничего... ничего, Надь... счас передохнём и выберемся...
Инстинктивно они прижались друг к другу, согревая и поддерживая, не шевелясь, дабы не растратить последние силы. Они нужны, чтобы добраться до коряги, а от неё до берега. По этой же причине не давали волю слезам, которые, подступив к горлу, буквально душили. А так хотелось расплакаться, уткнувшись, в плечо друг друга...
Однако вскоре их стала одолевать сонливость, как рыб на кукане, впрочем, они и были похожи на две рыбины, насаженные на проволоку.
- Тома, давай двигаться, пока мы не заснули... Ещё крошечку потерпи... - Надя отпрянула, развернулась, вновь пропустив проволоку под другую подмышку, собрав остатки сил, поплыла к коряге.
Левая рука по-прежнему не ощущалась, начинало неметь тело, в подмышечной впадине жгло, будто раскалённый уголёк зажат, слабели ноги и правая рука.
До коряги оставалось чуть больше метра, когда Надя с ужасом поняла, что более нет сил шевелить ногами и рукой. Оглянулась: Тамара всё ещё оставалась на месте.
Но вот и она тронулась, очевидно, приняв жест Нади за команду. Проволока завибрировала подмышкой, грозясь вырваться. Только не это... выпустить проволоку, значит камнем пойти на дно...
Со слезами глянула на корягу, такую близкую и такую далёкую. Но что это? Сквозь пелену слёз проступило... лицо Димы... а потом она увидела его сидящим на коряге... Сидит, свесив ноги в воду, ободряюще улыбается и протягивает руки: ну же, плыви ко мне...
И она протянула свою руку, ставшую вдруг лёгкой, почти воздушной. Дима сжал её кисть, и Надя ощутила, как сквозь её пальцы, пульсируя, перетекает его сила, достигнув плеча, она горячими ручейками растекалась по всему телу. Свободной рукой Дима звал Надю к себе, как зовут маленьких детей, когда учат ходить.
И подобно ребёнку, робко делающему самостоятельно шаг, Надя шевельнула одной ногой, затем другой. Действуют!
Как оказалась у коряги, не поняла: то ли сама доплыла, то ли Дима подтянул, как буксир.
- Спасибо, родной... теперь Томе помоги...
Тамара как раз подтягивалась к тому месту,где иссякли силы у Нади.
Дима ничего не ответил: он просто исчез. А Тамара сама доплыла, тяжело навалилась на корягу, рядом с Надей:
- Думала, не дотяну... Устала, как проклятая...
- Я тоже... Передохнула? Тогда последний рывок... Не будем расслабляться.
- Не будем.
- Иди вперёд... что-то рука не слушается.
Оторвались от коряги и углубились в заросли камыша. Здесь течение почти не ощущалось, зато повсюду торчали острые обломки камыша, плюс листья, которые будто лезвия чиркали по обнажённым телам.
Минут через пять окровавленные, вконец обессиленные они буквально выползли на берег. И застыли, как две рыбины, брошенные на траву. Вновь хотелось плакать, но и на плач не осталось сил.
Глаза сами собой закрылись, и сон овладел ими.
А от моста к ним неслась захлёбываясь лаем Полина, за ней дюжина мальчишек на велосипедах,за ними взрослые...
********************************************************************************************************************************************
Р.S. Конец лета 1975 года, я пэтэушник- заканчивал полиграфическое училище. На практике в издательстве ЦК партии Киргизии печатаю газеты "Правда","Известия", "Советская Киргизия","Вечерний Фрунзе", а в голове пишу роман "Не упади,милый". Это мой второй на тот момент роман. И единственный, в котором на 90% вставлены куски из моей биографии... Судьба романа горькая: закончен был уже в армии в 1976 году, а за три месяца до дембеля весь мой армейский архив пропал- кто-то спёр из тумбочки...Воришек не удалось найти. После армии кое-что удалось востановить по памяти, в том числе и этот роман. Но в начале 90-х у меня в деревне сгорел дом, а в нём большая часть архива...и рукопипись "Не упади, милый", три общих тетради по 96 листов... Остались лишь небольшие фрагменты в черновиках... Этот отрывок один из них...