Ножки в валенках.

Николка любил деревню. Вот где раздолье, красота. Выйдешь к околице, куда ни глянь, луга расстилаются. За ними леса густые - прегустые, дремучие - предремучие. Там ягод и грибов меряно - немеряно. Воздух вкусный, дышишь - не надышишься. Речка чистая и рыбалка отменная: и летом, и зимой. Снег белый, пушистый, нетронутый. Упадёшь в него, как в перину пуховую. Лыжи с коньками, да катание на санках с гор крутых в лоску Глиняном. Молоко от коровы парное с краюхой, свежеиспечённого матерью, хлеба. Эх, что там говорить, любил Николка деревню.

В городе чего хорошего? Машин полно. Носятся по дорогам, гудят, бибикают. Все люди хмурые, неприветливые, спешат по важным делам. Не здоровается никто ни с кем. Хотя, конечно, народу-то сколько, будешь здороваться целый день, язык отвалится. Когда батя брал его с собой единственный раз в город, Николка каждому встречному - поперечному здоровья желал. Люди, кто удивлялся, кто нет, по большей части отвечали, но некоторые, не обращая внимания, мимо проходили. Вот снег там какой? Разве это снег? Грязный, серый, лежалый. Как в таком поваляешься? Подбросишь охапку вверх, и будешь весь в грязи.

Одно мальчика поразило: метро! Здорово: на лестницу встал, и она везёт тебя сама. Внизу красотища такая: картинки с красноармейцами на стенах из мозаики выложены, и статуи разные. Даже с собакой есть! Николка, как увидел её, сразу Бурана вспомнил. Эх, наверно, на цепи сидит, томится. Мама не спустит его, пока Николка с отцом в городе. Ведь будет, как шальной, по деревне носиться, Николку искать да народ пугать. С виду Буран – чистый волчара. Может, и правда волк. Щенком его батя возле леса нашёл. Потом дядька Прохор говорил, что на лугу за деревней волчицу несколько раз видел, да у Грачёвых козёл Борька пропал. Одна веревка растрёпанная на колу болталась. В общем, не понравился Николке город. Он ему шумом злого майского жука напоминал, жужжащего в спичечном коробке.

Хотя каждому своё. На лето к Нылкиным и Агаповым дачники приезжают, чтобы дети на свежем воздухе побыли. Так Генка с Лизкой вечно задаются, что городские. И кино посмотреть в кинотеатре самое новое можно, и конфеты в магазинах шоколадные продаются. А в деревенском сельпо только карамельки, слипшиеся без фантиков, да «Тимур и его команда» и «Чапаев» в клубе по субботам. Николка и его дружок закадычный Виталька порой на крик срывались, доказывая городским зазнайкам, что в деревне лучше. Но что с них толку, с неженок, «девчонок». Лизка хоть на самом деле девочка. А Генка? Вот ведь «кисейная барышня» в штанах. Чуть что - сразу в слёзы. Ой-ой, пальчик порезал, пчела укусила, занозу посадил, ногу подвернул, с тарзанки свалился. И так целыми днями. Нытик, он и есть нытик. Так между собой Николка с Виталькой считали. Но всё равно, когда дачники приезжали на каникулы, ребята играли с ними. Иначе, себе дороже выходило. Тётка Серафима Нылкина, чуть что, к маманьке жаловаться бежит, мол, Николка - злодей Генашу обижает. А мать у Николки на расправу скорая, и рука у неё тяжёлая. Долго разбираться не будет, выдерет «по первое число», и весь сказ. Как в тот раз, когда Николка случайно у отца в старом ватнике мятую пачку «Дымка» нашёл. Он сразу представлять начал, как они с Виталькой костерок запалят, и тут он папироску вытащит и закурит небрежно. Вот Виталя глаза вытаращит! Ну, и решил прорепетировать эту небрежность при прикуривании. Отрепетировал. Мать как раз мимо шла, свинье давать собиралась и ботву несла для пойла. Вытащила его за ухо из туалета да такую «Кузькину мать» показала отцовским солдатским ремнём! Николка сам хорош, нашёл место, где спрятаться. Короче, может, и не очень ребятам того хотелось, но играли они все вместе. Игры, как игры: прятки, штандер - стоп, вышибалы, в карты в "дурака" и "пьяницу" перекидывались. Но самая любимая - войнушка. Простора для детского воображения хватало с избытком, места для проведения воображаемых сражений тоже. У ребят было всё: и землянка, вырытая в Глиняном лоску, и окопы – ямы, оставшиеся от забора глины для постройки печей. Даже «катюша» из колесной пары телеги и ствола, поваленной во время грозы, берёзы. Они представляли, что солдаты, а Лизка медсестра, таскающая их с поля боя и делающая перевязки. Только уговор такой: на кладбище не играть.

На довольно крутом пригорке недалеко от деревни располагалось местное кладбище. Домов рядом не было, кому понравится такое соседство. Только крохотная сторожка тётки Зинаиды на самом краю. Тётка Зинаида считалась кладбищенской сторожихой. Только кого там караулить ,мертвяков что ли? Так куда они убегут? Мёртвых Николка не боялся, считал мистические рассказы о них выдумками. И на кладбище играть не из-за страха не хотел ходить. Просто нехорошо это. Те, которые там лежат, больше ни солнышка, ни леса не увидят. Теперь что, бегать между могил и радоваться жизни? Нехорошо это, и весь сказ. Виталя, наоборот, до одури боялся мертвяков, леших, домовых, баб ёг, колдуний и прочую несуществующую чушь. Что не мешало ему,однако, на костре всех стараться напугать, непонятно откуда берущимися у него в голове, страшными историями. Когда приятель заводил очередную байку: «В чёрном, чёрном городе, на чёрной, чёрной улице…» Николка всегда предупреждал: «Виталька, провожать не пойду». Друг храбрился, говорил, что не надо, он вообще ничего не боится. Но перед тем как расходиться, начинал озираться по сторонам, вздрагивать от шорохов и треска деревьев. В итоге, Николке приходилось плестись с ним на другой конец деревни. И всю дорогу ещё уговаривать, что нет ничего страшного.

Но в тот день произошло событие, из-за которого мальчик перед самым заходом солнца оказался на кладбище. Это рохля Генаша во всём виноват. Что этого недотёпу занесло на кладбище, где он потерял армейские часы деда, подаренные тому комполка? Генка рыдал так жалобно, расписывая в красках все наказания, которые обрушатся на его непутёвую головушку, что сердце Николки дрогнуло. «Ладно, пошли». - Согласился он, и пристально взглянул на Витальку. Приятель сразу съёжился и залепетал: «Никол, ты знаешь. Да мамка сказала, ну, это, короче, мне домой надо, а то батя прибьёт…, поздно уже, и…» «Трус!» - весомо припечатал Николка, развернулся и пошел по направлению к кладбищу, ожидая, что друг вот-вот нагонит, положит руку на плечо, и они пойдут вместе. Но этого не произошло. Никто его так и не догнал, и Никола горестно подумал: « А есть вообще настоящая дружба?»

Поднявшись на пригорок, он ступил на территорию кладбища. Солнце садилось, и длинные тени лежали на земле. Тишина стояла звенящая. И ни ветерка. Николка шёл между могил, внимательно смотря себе под ноги. «Ну, где этот раззява мог часы уронить? Разве найдёшь их здесь, травища вон какая, местами по пояс вымахала».
Кладбище заростало травой. Некоторые могилы, тех, кто был похоронен сравнительно недавно, родственники ещё посещали, убирая на них два раза в год: перед Пасхой и в Родительское воскресенье. Николка знал об этом, потому что мать с отцом приводили его на могилы бабушки и деда. Он и не боялся поэтому ничуть, но чем ниже садилось солнце, и сильнее удлинялись тени на траве, тем тревожнее становилось на душе. Сразу начали вспоминаться дурацкие страшилки Витальки: «гроб на колёсиках» и другая белиберда.
«Мать прибьёт, если узнает». - Подумал Николка и вдруг краем глаза заметил, что зашевелилась трава слева от него. Резко развернувшись всем корпусом в ту сторону, никого там не увидел. Только трава колыхалась, будто невидимый кто шёл сквозь неё. «Вдруг это волк?» – Подумал Николка, с опаской глянув на чернеющий вдали лес. «Недавно папаня рассказывал, что мужики в лесу волка здоровущего видели. Глаза, говорили, умные у него такие, как человек смотрит, пристально. Отец ещё смеялся, что после самогонки Матрёниной, не то что волка увидишь, черти рогатые «барыню» плясать будут. Вдруг, правда, волк? Чего делать-то? Бежать или столбом стоять, пока не слопает?» Николка повернулся, чтобы дать дёру, и подпрыгнул на месте от испуга и неожиданности. Перед ним стояла тётка Зинаида, та самая кладбищенская сторожиха. В деревне, ко всему прочему, шептались, что она ещё и ведьма. Николка, спросивший об этом у матери, услыхал такой ответ: «Может и ведьма, только несчастными ведьмы вряд ли бывают. Обязательно что-нибудь хорошее себе наколдуют. Не слушай ты ерунды, сынок, иди лучше скотине дай. Это люди от злобы да невежества болтают почём зря». И сколько не пытал её потом Николка, с чего это тётка Зинаида несчастная, мать только отмахивалась от него.

Тётка Зинаида тем временем строго смотрела на Николку, с прищуром, словно букашку неведомую увидала перед собой. «Это чей ты такой будешь? Ну-ка, ну-ка? А, так Вальки Авдеевой. Хорошая мать у тебя, порядочная баба, работящая. Да и отец твой мастер на все руки. Не запойный, не драчун. Что же, семя видно подкачало. Ты что, лихоманец, под ночь по кладбищу шастаешь? Мёртвых покой нарушаешь? Нет в нынешнем поколении никакого уважения. Нет, чтоб старухам помогать, он на погост притопал. А ну, геть отсюда, чтоб духу твоего здесь не было». Николка от испуга и неожиданности только рот разевал, силясь слово сказать. Наконец, он выдавил нечто невразумительное: «Я тут, э…,мы тут, вы не видели?» Тётка Зинаида прикрикнула: «Говори яснее! Зачем на кладбище толчёшься? Пакость какую затеваешь? Или дурачок ты? Вроде не похож». Николка собрался с мыслями и зачастил: «Простите, тётка Зинаида! Не хотел я ничего плохого. Просто Генаша, дачник Нылкиных, дедовы командирские часы на кладбище потерял. Вот я и пошёл искать. Ну, чтоб для Генки, значит. Ведь дед его выдерет, мама не горюй. Вот я и хотел помочь». « Сам он что же? Струсил? Ты, значит, герой по кладбищам лазить? Иди с глаз моих долой. Другу твоему выволочка на пользу пойдёт, нечего без спроса брать. Не тобой положено, не тобой возьмется. Ну!» - Прикрикнула тётка Зинаида, и тут уж Николка бросился наутёк.

Дома он, конечно, ничего не рассказал. Схватил со стола холодную отварную картофелину и горбушку чёрного хлеба, и мышью прошмыгнул мимо зала, где мать с отцом телевизор смотрели. Хорошо, что показывали «Семнадцать мгновений весны», иначе позднее возвращение ему бы с рук не сошло.

Утром Генка прибежал с вопросом, нашёл ли часы на кладбище Николка. Тот не стал рассказывать о встрече с тёткой Зинаидой, только коротко ответил - нет. На Витальку Никола сердился, друг называется. Спокойно бросил одного, сам домой, кино смотреть, побежал. Но тот, как ни в чем ни бывало, с утра примчался и стал звать на рыбалку. Николка не умел долго дуться, обрадовался, собрал удочку, копнул червей в компостной куче, и они пошли к озеру.

Озеро было расположено в лесу. Ходу до него от деревни минут сорок. Николка всегда с собой Бурана брал, но сегодня того где-то черти носили. Даже удивительно: обычно сидит возле крыльца, язык набок свесив, Николку дожидается. Будто знает, что на рыбалку пойдут. Мальчик у матери спросил: не видела ли та пса? Мать ответила, что « этот дьявол ночью так выл, мочи не было терпеть», она вышла, спустила его с цепи, и до сих пор он не вернулся .

Так и пошли они вдвоём. В лесу хорошо, приближавшаяся жара вовсе не чувствовалась. Николка, наконец, сменил гнев на милость и всю дорогу рассказывал другу про встречу с кладбищенской сторожихой, не забыв приукрасить рассказ пугающими подробностями. Виталька слушал с открытым ртом, в особо страшных местах ойкая и озираясь по сторонам.

Наконец показалось озеро. Ребята закинули нехитрые снасти и замолчали. И вдруг начался такой клёв! Николка никогда не верил рассказам рыболовов, что можно одну за другой рыбины таскать. Думал, бахвалятся, но тут! Они с Виталькой не успевали червей насаживать. И надо же было такому случиться: зацепился крючок Виталькиной удочки за коряжину. Тот заныл, запричитал, поглядывая косо на Николку. Дескать, горло недавно болело, да в воду ему нельзя, мамка сказала, осложнение получится. Николка слушал его, слушал, махнул рукой, разулся, снял штаны и рубаху и полез.
Дно в озере было противное, илистое. «Пиявок, небось, теперь нахватаю, фу, гадость». – Только и успел подумать Николка, как дно вдруг резко ушло из-под ног. Он с головой погрузился под воду. Вообще то, мальчик плавал достаточно хорошо, по-собачьи, так назывался у них с ребятами этот стиль плавания. Но от неожиданности и оттого, что не мог достать ногами до дна, чтобы оттолкнуться, он начал тонуть. Голова его то ненадолго оказывалась над водой, то полностью погружалась под воду. Паника постепенно овладевала Николкой, движения становились всё хаотичнее и беспорядочнее. Когда он в последний раз смог вынырнуть из-под воды, увидел, что друг убегает прочь от озера по протоптанной дорожке, ведущей к деревне. Сил бороться не осталось, и Николка стал опускаться ко дну. Вода была тёмной и мутной, водоросли и тина плавали в ней. Мальчик из последних сил сдерживал дыхание, чтобы не впустить воду в легкие. Но он порядком нахватался воды, когда барахтался у поверхности. В ушах звенело, воздуха не осталось совсем. В этот момент Николка увидел перед собой лицо девочки с длинными белыми волосами. «Русалка». – Подумал он и сделал вдох.

Мальчика долго рвало, противно отдающей тиной, озёрной водой. Виталька сидел рядом и в "сочных красках расписывал", какой он молодец, ведь это он, и никто другой спас Николку. Теперь ему могут дать медаль, а то и целый орден за спасение утопающего. Николка вяло слушал, думая о видении под водой. «Почудилось. Девочка там откуда? Под водой люди не живут. Лицо её я запомнил, красивая она. Господи, Виталька, когда же ты замолчишь. А волосы почему у тебя совсем сухие? Если ты меня спасал, то нырял бы с головой. Но ведь нырять ты не умеешь. У тебя задняя часть из воды, как поплавок торчит. Так была девочка или нет?» - Бились мысли беспокойными птичками в голове Николки.

Дорога домой показалась бесконечной. Что рассказывал Виталя родителям, он не слушал. Пройдя в комнату, лёг на кровать и сразу забылся беспокойным сном. Сквозь сон он чувствовал, как мама несколько раз подходила и нежно клала руку на лоб, проверяя, нет ли у него температуры. И ещё ему снилась девочка с длинными, белыми волосами. Она смеялась, и смех её звенел, как хрустальные колокольчики, звенел, звенел…
Николка проснулся от звона. Мама мыла банки под молоко. Он чувствовал себя абсолютно здоровым. «Как ты, сынок? Мы так перепугались с отцом. Какой Виталик молодец, настоящий друг, не бросил тебя. Я не знаю, как бы мы без тебя, сынок». – Начала мама, увидев Николку. «Не волнуйся, всё хорошо. Я люблю тебя, мам». – Мальчик налил в большую отцовскую кружку молока, отломил огромный ломоть хлеба и вышел на крыльцо. Он уселся на нагретые солнцем ступеньки и стал уплетать хлеб, запивая его ещё тёплым парным молоком. Все было необыкновенно вкусным сегодня. И день необыкновенно ярким. Солнце нежно грело кожу, а не обжигало раскалёнными лучами. «Это всё таким мне кажется, потому что я мог умереть вчера. Я почти умирал там, под водой. Кто она? Эта девочка?» Вдруг Николка замер с непрожёванным куском во рту. На тропинке перед домом, в пыли стали отчётливо проявляться следы, словно шёл невидимый маленький человек или ребёнок. Следы дошли до травы, где их увидеть уже было невозможно. И опять Николка явственно услышал хрустальный смех из сна. Он побежал в дом, чтоб рассказать матери, но передумал. Не дай Бог, испугает её. Ещё подумает, что у него с головой непорядок после вчерашнего утопления.

Мальчик прошёл в комнату, прилёг на кровать и задумался: « Не мог меня Виталька спасти, и всё тут. Я видел, что он убегал по тропинке. Волосы у него были совершенно сухие, когда я очнулся. Плавает он хуже меня, и нырять вообще не умеет. И надо честно признаться хоть самому себе, что друг мой трус. А может это он? Просто померещилось всё: побег Витальки, девочка, теперь ещё следы невидимых ног. Может это следы девочки? Несуществующей, да? Привидения что ли? Или ожившего мертвеца?» - Зябко передёрнулся Николка.- «Вот теперь и я, как Виталька, во всякую муть загробную верить начинаю». Взгляд его блуждал по комнате. Стоп. Что это блестит на подоконнике? Николка приподнялся на кровати, присмотрелся, и сердце сначала ухнуло в пятки, а потом подступило к горлу и застучало часто-часто. На подоконнике лежали командирские часы Генашиного деда.

После долгих раздумий, Николка надел белую рубаху, пригладил с помощью воды и гребня непокорные вихры, и отправился на кладбище. Единственное разумное объяснение появления часов на подоконнике, пришедшее мальчику в голову: тётка Зинаида нашла их и, незаметно подойдя к окну, оставила там. Он подошёл к кладбищенской сторожке и робко постучал в дверь. «Тётка Зинаида, можно войти? Это я, Никола Авдеев». – Громко сказал мальчик, и, не дождавшись ответа, постучал ещё раз. Тишина. Он толкнул дверь, она протяжно заскрипела и отворилась. Мальчик с опаской ступил в тёмные сени. По стенам висели пучки сушёных трав, которые пахли остро и пряно. Дверь в комнату была открыта. Николка с опаской заглянул в неё, но тётки Зинаиды и там не было. Он решился войти. В комнате было чисто и приятно пахло свежестью и цветами. На огромном старом комоде стояло много фотографий и свечей. Николка приблизился и с интересом стал разглядывать снимки. Это были очень старые фотографии: мужчины во фраках и мундирах царской армии (Николка видел такие в книге по истории), женщины в кружевных платьях и огромных шляпах. Красивая молодая девушка с маленькой белокурой девчушкой на руках. Николка остолбенел. Как в замедленной съёмке, он протянул руку и взял фотографию смеющейся девочки с длинными белыми волосами. Той самой подводной «русалки». Снимок был в тонкой чёрной рамке под стеклом. И тут же услышал: « Положи на место». – Николка вздрогнул и выронил фотографию. Рамка треснула, а стекло разбилось вдребезги. Николка растерянно смотрел под ноги, потом присел на корточки и стал собирать осколки с пола. «Я что, звала тебя в гости? Зачем заявился, да ещё по дому лазаешь? Отвечай, кого спрашивают!» - Притопнула ногой рассерженная старуха. От испуга рука мальчика дрогнула, и он порезался осколком. Несколько капель крови упали на фотографию. Николка подумал, что теперь тётка Зинаида будет ругать его ещё сильнее. Он втянул голову в плечи и замер так, как нахохленный птенец. Мальчик взглянул на фотографию и с удивлением увидел, что капли крови, попавшие на снимок, исчезают на глазах, словно втягиваются внутрь. Тётка Зинаида охнула, схватила его за руку и потащила прочь из дома. «Откуда ты только на мою голову взялся? Вот не было печали. Сгинь, чтоб я тебя не видела больше!» «Постойте, тётка Зинаида, да послушайте же меня!» - Взмолился Николка, и откуда только смелость взялась. Он начал сбивчиво рассказывать об озере и девочке под водой, и о следах в пыли и, наконец, спросил: «Генкины часы Вы ведь принесли и на подоконник положили? Ой, забыл, спасибо Вам, тётка Зинаида!» - Николка за рассказом не заметил, как изменилась в лице старуха. Поначалу её сердитое лицо к концу Николкиной речи и вовсе стало мрачнее тучи. «Вот что, парень, ты не ходи сюда больше. Слышишь. Как бы худа не было». «Да какого худа, тётка Зинаида!» - Взмолился Николка. – «Девочка на вашей фотографии вылитая та, что меня спасла. Где она живёт? Скажите мне? Я пойду к ней. Она же необыкновенная!» Лицо тётки Зинаиды дрогнуло, и Николке показалось, что оно прямо сейчас искривится в жалобной гримасе, и старуха заплачет. Но через секунду оно опять окаменело, и тётка Зинаида сказала: «Я знаю». – Повернулась, вошла в дом и закрыла дверь.

Николка вернулся домой с твёрдым решением, чего бы ни стоило, выпытать у матери про тётку Зинаиду всё, что она знает. Конечно, сохранив в тайне девочку и следы. Ни к чему мать пугать. Та, как всегда, была занята их обширным хозяйством. На подворье были и свиньи, и корова, пяток коз, куры, гуси и даже «экзотический», смеялась мать, индюк Хоттабыч. Так его прозвал отец, которого, только и любила вредная птица, и бегала за ним, как собака. При виде Николки, индюк раздувался, начинал курлыкать злобно и трясти бородой. И не попадайся тогда ему под клюв. Обязательно щипнёт. И потом важный ходит по двору, как хозяин. Мальчик его терпеть не мог. Николка помогал матери, а сам пытаясь зайти издалека, про историю деревни спрашивал. Но все вопросы непременно к тётке Зинаиде сводились. Мать, не глупая женщина, прекрасно все Николкины уловки видела, отговаривалась от него, как могла. Но за день он её замучил расспросами. Она уж и прикрикивала на него. Нет, прилип, как банный лист. Решила мать рассказать сыну правду о тётке Зинаиде, вон парень большой какой стал. Посадила она мальчика перед собой и начала: «Не отстанешь ведь ты. Так слушай. Давно это было. Тётке Зинаиде годков уже девяносто, поди. Родилась она в прошлом веке. Знатного рода, говорят, была. Княгиня какая-то. Ну, не важно. Влюбилась она в простого селянина, а обручена была с сыном графа богатого, и свадьбу скоро играть собирались. Матушка графского сына, то есть графиня старая, спиритизмом занималась. Духов разных из загробной жизни вызывала. В общем, колдунья. Тьфу-тьфу-тьфу, не к ночи будет помянуто». – Мать быстро перекрестилась три раза. – «Так вот. Молодая Зинаида с возлюбленным сбежала прямо из-под венца. Молодой граф, позора такого не пережил, взял и застрелился в ту же ночь. А графиня старая, прокляла Зинаиду и детей её, и внуков до седьмого колена. Только никаких колен не будет. Родилась у Зинаиды дочка единственная, Маруся. Они с мужем души в ней не чаяли. Девочка умница была да красоты, говорят, сказочной. Тяжело жилось Зинаиде с мужем и дочерью, бедствовали они сильно, но ещё тяжелее стало, когда кормильца на войну Первую мировую забрали, в шестнадцатом году она началась. Остались они с дочкой вдвоём, потом революция, Гражданская, сгинул муж Зинаиды, без вести пропал». «А девочка?» - С замиранием сердца спросил Николка. «А девочка, лет десять ей тогда было, зимой пошла, возле леса хвороста набрать. Мать не разрешала, но она не послушалась, тайком побежала. Уже смеркаться начало. Нет Маруси. Бросилась Зинаида на улицу, бегала, звала. Мужики деревенские к лесу с ней с факелами самодельными да топорами пошли. Звали, кричали, да без толку всё. Только в глуши леса волк выл - завывал протяжно и тоскливо. В неверном свете факела заметила Зинаида нечто тёмное на снегу. Ближе подойдя, упала женщина без чувств: не снегу валеночки Марусины стояли, в них ножки остались только целыми, всё остальное съели волки. Так и похоронили потом эти ножки вместе с валеночками. Зинаида с той поры странная стала, нелюдимая, говорят, колдовством занялась, но не верю я всему, что люди болтают. На кладбище поселилась. Могилку Марусину охраняет».

Николка был ошарашен. «Что же это получается? Значит прав Виталька был, когда говорил, что мертвяки оживать могут? Люди уже в космос почти двадцать лет летают, атомы - нейтроны всякие изучают. А тут мёртвые из могилок выходят? Но по-другому объяснить всё, что происходит со мной, невозможно». С такими мыслями Николка и уснул. И опять ему девочка снилась и смех. Так Николке хорошо и радостно от смеха того становилось, душа пела.

Утром он собрался и, невзирая на запрет, отправился к тётке Зинаиде на кладбище. Ещё и топорик с собой прихватил, тот, что батя подарил весной. Заметил он, дрова не переколотые рядом со сторожкой навалены. Ну как это старуха девяностолетняя, скажите на милость, колоть их сможет? Тётки Зинаиды возле дома он не нашёл, сторожка была закрыта, так Николка, чтоб время не терять, сразу за дрова принялся. Колол он долго. Больше часа прошло, пока голос за спиной услышал: «Опять ты, настырный?» «Я, тётка Зинаида, только батя говорит, что я настойчивый». «Молодец, за словом в карман не полезешь. Ладно, настойчивый, пойдём, я тебя чаем напою. Заслужил». Николка поначалу ушам не поверил. Потом они с тёткой Зинаидой долго пили чай с таким вкусным малиновым вареньем, что мальчик чуть язык не проглотил. Ещё с баранками, которые старушка в местном сельпо купила. И разговаривали. Тётка Зинаида его обо всём спрашивала: и про мать с отцом, и про хозяйство, и про школу, и особенно про друга, Витальку. Когда он стал сокрушаться, что Буран уже два дня домой не возвращается, странные слова сказала тётка Зинаида: «Ты пока не жди его, вдвоём им в деревне не ужиться». Мальчику совсем не хотелось уходить от старушки. Она знала множество интересных историй, да и рассказчицей была знатной. Провожая его, тётка Зинаида сказала ещё нечто любопытное: «Ты, Николка, отныне наблюдай, что за люди рядом с тобой. Может ненужный человек близко, для тебя опасный». Николка даже фыркнул, не удержался. Это кто же опасный: мать с батяней что ли, или Виталька? «Ты не фыркай, а слушай старуху. Зря говорить не буду. Беда, видать, где-то рядом притаилась».

Так Николка и повадился к тётке Зинаиде ходить. То дрова порубит, то воды натаскает, то на маленьком огородике гряды польёт да сорняки выполет. Подружились они. Тётка Зинаида не гнала его больше. Полюбила она мальчика за открытость, доброту и честность. Незаметно лето пролетело.

Начался учебный год. В первый школьный день, на торжественной линейке, на виду у всей школы председатель сельсовета вручил медаль «За спасение утопающего» и самому первому в классе повязал пионерский галстук его другу Витальке. Николке хотелось закричать на весь свет, что это неправда, вруну и трусу не повязывают галстук, а медаль заслужить надо. Но как он всё объяснит? Меня привидение спасло? Да его в школе засмеют потом. Целый день Николка ходил сам не свой. А Виталька наоборот, весь надутый от гордости. «Прямо, как индюк наш, Хоттабыч». – Думал Николка. «И ведь не стыдно ему, ни капельки». Витальке было не стыдно. Он грелся в лучах славы. Все девчонки крутились вокруг него и пищали: « Ах, какой ты смелый, ой, какой ты бесстрашный!» Ребята тоже без конца подбегали на медаль посмотреть. Даже десятиклассники подходили, чтобы руку пожать. Николке всё это было неприятно. После уроков он постарался быстрее уйти, чтоб с Виталькой не возвращаться вместе. Вечером мальчик не утерпел, пошёл к другу и прямо спросил у того: «Почему ты врёшь, Виталя. Я же видел, как ты к деревне убегал. Ты ведь и плавать не умеешь толком, и нырять. Не ты спас меня. Кто-то другой, но не ты». Виталька молчал, сопел и смотрел в сторону. Лицо его стало пунцовым, глаза налились слезами. «Кто-то? Нет у тебя доказательств никаких! Моя медаль, моя! Ни за что я её не отдам! Ты просто завидуешь!» - Вскинулся на крик Виталька. «Подлости не завидуют». – Тихо сказал Николка и ушёл. С того дня дружба дала трещину.

Николка всё так же бегал к тётке Зинаиде: то по хозяйству помочь, то просто так, поговорить со старухой. С Виталькой он не гулял, виделись только в школе. Ребята в классе осуждали Николу. Учительница говорила ему, что надо уметь быть благодарным. Тебе жизнь спасли, а ты? Николка только зубы сжимал крепче. Так до Нового года всё и шло: Николка сам по себе, и Виталька тоже. Но детские размолвки скоротечны. На Новогоднем утреннике в школе помирились друзья. Все обиды были забыты, веселились от души. Вместе и домой пошли, и опять Николке пришлось провожать мнительного приятеля. Виталька озирался всю дорогу, вздрагивал, хватая Николку за руку. «Ну что ты, как девчонка, вечно всего боишься? Ещё медаль носишь и галстук пионерский». – Подначил друга Никола. «Да-а-а-а». - Заныл Виталька. «Хорошо тебе говорить. Со мной в последние дни странные вещи происходят. Вот я что-нибудь положу, потом ищу, ищу, найти не могу. Помнишь, пару по географии за контурную карту получил, ну, что не принёс её? Помнишь? Я эту карту обыскался, а потом её маманя на скотном нашла. Как она туда попала? Ты же знаешь, меня мать не заставляет за скотиной ходить, не как некоторых». – Не удержался он подковырнуть друга. «И спать я плохо стал, то трещит что-то, а потом как застучит в стене. Пёс наш воет каждую ночь. Мать волнуется, мол, нехорошо это, к покойнику. И ещё поутру я следы вокруг дома видел. Ночью снега много нападало, нехоженый лежал. И следочки маленькие такие, возле моего окна весь снег ими утоптан». Проводил Николка друга, у самого беспокойно на душе. Прямо сейчас бы к тётке Зинаиде побежал, рассказал о следах. «Может из класса кто озорничает?» - Успокаивал себя мальчик. Утром, чуть рассвело, он помчался на кладбище. Николка передал старушке вечерний разговор. «Что делать, тётка Зинаида? Что вокруг Витальки происходит? Он, конечно, не порядочно иногда поступает, но он мой друг. Я ему зла не хочу». Старуха сидела молча, только губами шевелила, будто жевала. Никола ждал. Наконец, она резко встала, словно приняла важное решение. «Пойдём». – Тихо сказала и начала одеваться. Ещё взяла она с собой воды в ведре и кружку. Шли они недолго. У могилы Марусиной, над которой росла раскидистая берёза, остановились. Крест на могилке большой деревянный, в него фотография вставлена под стеклом: красивая смеющаяся девочка с длинными белыми волосами. «Поливай!» - Приказала тётка Зинаида. «Что поливай?» - Не понял Николка. «Могилу поливай, да помалкивай!» - Прикрикнула старуха и громко начала:
«Душа, душа, где ты бродила?
Где б ни была, ступай до тела.
До Марусиных очей,
До Марусиных костей.
До Марусиных рук,
До Марусиных ног».
Так отчитала тётка Зинаида три раза, а Николка всю воду из ведра вылил, и пошли они в сторожку. Пили чай, как всегда, с вкусным малиновым вареньем, только молчала тётка Зинаида, да и мальчику разговаривать не хотелось.

Через три дня Виталька прибежал: весёлый, довольный. Стал звать на горку кататься. Обычно ребята в Глиняном лоску катались, горы там крутые. Что в этот раз их привело к реке, Николка сам не мог понять. Речка протекала между двух очень крутых берегов. Пожалуй, горы здесь были ещё выше, чем в лоску. Так как ребята катались на оцинкованном корыте, то скорость, с которой летело средство передвижения, была прямо таки сверхскоростная. Дети катались довольно долго. Зимой темнеет рано, уже луна на небе появилась. Она была огромная, как блин, и ярко - ярко оранжевая. Зловещая, сказал бы Николка. Они решили скатиться последний раз, уселись, оттолкнулись и покатились. Всё быстрее и быстрее, и быстрее! Их вынесло на середину реки. Корыто остановилось, мальчики встали, чтобы вылезти. Вдруг раздался резкий треск, лёд лопнул, и корыто вместе с ребятами погрузилось в воду. Виталька завизжал и начал цепляться за Николку, топя его. Николка, с трудом отцепив его руки от себя, попытался снизу выпихнуть друга на лёд. Сначала лёд обламывался под весом мальчика, но в какой-то момент получилось, лёд выдержал. Вот уже Витальке удалось вылезти до бёдер, потом ещё и ещё. Он полз по льду, оставляя Николу, барахтающегося в полынье. «Опять бросил». – Думал мальчик. Тяжелая мокрая одежда и валенки тянули камнем вниз. Никола замёрз. Он надеялся, что Виталька пришлёт помощь. Время шло, а помощь не приходила. Последнее, что увидел мальчик перед тем, как впасть в забытьё, были маленькие валенки. Они быстро пробежали перед лицом Николки, и сознание отключилось. Потом ему казалось, что его бьют по щекам, переворачивают, трясут, везут. Кто, куда, зачем, он не понимал. И не хотел ничего, только спать, спать. Сон наваливался, как толстое душное одеяло. Тяжело дышать, нечем. И опять смех. Хрустальные колокольчики. «Маруся, Маруся…» - Шептал он в бреду долгие три дня.

Его нашла тётка Зинаида. Что привело её на речку, родителям она так и не сказала. Да от счастья, что Николка жив, они её не очень расспрашивали. А потом спросить стало некого. Пока Николка болел, тётка Зинаида умерла. Мама рассказала, что старуха радостная уходила и у порога сказала, что её девочка своё предназначение выполнила: спасла чистую душу. Теперь всем покой будет. С тем и ушла.

Витальку он больше не встречал. Родители приятеля на заработки в город подались, всё продали спешно и уехали. Да и к лучшему. Друг Виталя никудышный. Буран снова вернулся домой. Худющий и с оборванным ухом. Никогда больше он не убегал и везде бегал за Николкой.

На могилки Маруси и тётки Зинаиды Никола по сей день ходит. Но не два раза в год, перед праздниками престольными, а как на душе тяжело, да выговориться хочется. Ни следов, ни валеночек маленьких он не видел больше. Зато знает точно, что летая в космос, изучая атомы - нейтроны, надо верить и в чудеса.