Не бойся зверей

Стояла слишком морозная зима -  трудное время для бездомных. Давно не кормленный, голодный дворовый пес явно почуял запах еды из сумки, которую держал мальчик.  Бедолага сначала решил, что маленький человек один и понадеялся  взять его  на испуг, убедившись, что ошибся,   изменил тактику, рассчитывая   теперь только на жалость Отца и сына.
Отец,  в тот день, желая подбодрить Влада, произнес премудрость, которая надолго запомнилась и поддерживала его в разных  перипетиях жизни. 
«Не бойся зверей, а бойся людей», - казалось, совсем некстати произнес Отец, когда они уже сидели на задней площадке «американского» трамвая.
Пес  остался на заснеженной мостовой.  Автоматические двери с шипением закрылись,  прервав общение Влада с запорошенным снегом, слегка заиндевевшим  представителем бездомных друзей человека.
Американские трамваи в Ленинграде  появились недавно, резко увеличив возможности почти единственных в те годы транспортных средств.  Многомиллионный  послевоенный  город  продолжал принимать фронтовиков и  их семьи из эвакуации.
Старые деревянные  еще дореволюционной постройки  трамваи трудились, как могли. Но новые красавцы затмили их своими размерами и автоматикой.
Пес не решился сесть в трамвай. Он  еще не успел  привыкнуть к чужеземной новинке, а, может, просто боялся шипения пневматики закрывающихся дверей.
Влад, сосредоточившись на услышанном, сразу забыл про причину свои страхов. Он никак не мог поверить в сказанное Отцом, но  не стал задавать вопросы. Отец  был  не в самом лучшем расположении духа.  Не стоило его донимать сейчас. 
Они ехали к Маме, которая уже семь дней была вне дома. Говорили, что она в больнице,  но на вопросы, что у нее болит, никто не отвечал. 
В сумке у Влада была еда, вернее «передача», которую собрала старшая сестра, что и почуял многострадальный дворовых  пес.
Они доехали до бывшей Сенной Площади (площади Мира) и направились через дорогу  на другую сторону Садовой улицы.  
Затем вышли на саму площадь,  прошли освещенные витрины магазина, пивной ларек с толпой мужчин в черных пальто  (на отце тоже было черное). 
Проходя мимо  арки, ведущей в затемненный двор, увидели, как трое здоровенных взрослых бьют одного. Тот, четвертый,  уже не сопротивлялся, а его продолжали бить. В вечернем свете фонарей на  фоне падающего крупными хлопьями снега, облепившего стену, в которую как бы вжался отбивающийся, кровь его казалась ярко-алой плакатной краской. 
Глаза раненного страдали от боли и были очень голубые…
Влад вспомнил странную фразу отца, произнесенную  в трамвае, такую не схожую со сказочными волками, тиграми, «маугли», индейцами, отважными путешественниками и многими другими двуногими и четвероногими героями уже прочитанных книг. 
Ему показалось, что сейчас он понял разницу между людьми и зверьми, о которой говорил отец. Мрачное побоище в подворотне было намного страшнее огромной голодной дворняги. Большая рука Отца стремительно уводила его от картины драки. Отец торопился к Маме.
Вдруг позади их раздался истошный крик, Влад оглянулся, но они уже завернули за угол. Влад пятился задом, увлекаемый Отцом от места трагедии, но крик не удалялся и все усиливался….

Он очнулся, не в состоянии сразу понять происходящее. Сон оборвался, но крик продолжал усиливаться. Потребовались  несколько дополнительных, мучительных минут, чтобы реалии вернулись окончательно, и Влад осознал, - оторвали его руку от Отца ежедневные, многократно усиливаемые мощными динамиками утренние молитвы мулл из окружающих его нынешнее «место сновидений»  арабских деревень. Видно ветер дул сегодня с их стороны. Из-за летней жары окна его рабочей комнаты-спальни были открыты настежь. (Влад ночью из экономии выключал кондиционер и при этом открывал все окна квартиры и дверь на хозяйственный балкон). Ему очень хотелось досмотреть этот сон и снова почувствовать руку Отца. Влад крепко прижался щекой к нижней подушке, а второй подушкой накрыл голову таким образом, чтобы она прилегла очень плотно к верхнему уху. Он, вдобавок, положил правую  руку сверху спасительного мешка с перьями, чтобы обеспечить достаточное давление  и создать более полную изоляцию от внешнего мира. Мулла и аллах удалились, стали едва слышны, но оборванный сон возвращаться не захотел. Влад, не теряя надежды заснуть, окунулся в воспоминания.

И в  действительности все было точно так же. Влад хорошо запомнил тот зимний вечер. К этой вечерней прогулке, он возвращался многократно, так врезалась в память алая кровь на заснеженной стене. Намного позже он узнал, что шли они с отцом в специальную гинекологическую больницу. Что там делала Мама, он  стал догадываться, когда повзрослел и обзавелся семьей. Влад тогда очень обиделся на Отца, что тот не спас  избитого незнакомца с голубыми глазами, не вступился за него. А Влад так гордился сильными, натруженными руками Отца. Любимой его игрой по вечерам было изо всех сил постараться согнуть его указательный палец, что   так никогда и не удалось. Отец  на долгое время потерял для Влада безукоризненную справедливость, и потребовались долгие годы, чтобы Влад, сопоставив свой собственный жизненный опыт с тем происшествием, реабилитировал Отца.
Уже в зрелом возрасте, наверно к тридцати годам, Влад убедился, что СОЗДАТЕЛЬ, для них с Отцом не определил роли воина, в этой жизни. Во время второй мировой  - Отец строил танки, ну а Влад, который так же добрался до своей войны, просто жил во взрываемом со всех сторон и изнутри Израиле, продолжая работать, как  и до начала того кошмара, который умники называли «войной на истощение».

Всю свою жизнь Влад удивлялся, как непохоже его бытие на то, что выпало Отцу. Влад, как бы только пожинал плоды его борьбы и страданий, и впереди  всегда виднелась только череда однообразных, абсолютно безопасных событий. Казалось, человечество навсегда победило зло - цивилизация принесла разумные разрешения всех проблем. 
Но СОЗДАТЕЛЬ был справедлив и не забыл о нем тоже.

Вчерашний телевизионный репортаж с места военных действий вызвал неожиданно бурю эмоций, которые было притупились за три года боли, кровавых репортажей, мрачных мыслей о будущем своей маленькой страны и многострадального народа.
Уже убита тысяча, ранено несколько тысяч сограждан. Море сирот, обездоленные судьбы. А Влада поразила, взорвавшаяся собака, вбежавшая раньше солдат в дом террориста проверить, не заминирован ли он.
На экране телевизора собаке было уделено несколько секунд, а он все повторял мысленно ее рывок через дорогу к дому,  взрыв, клубы дыма, бесформенную груду камней.
Собака, ее наставник, отсчет времени на промелькнувших кадрах не давали Владу покоя.
«Так вот почему появился голодный пес в недавно покинувшем его сне».     

К снам своим Влад относился с большим уважением, он считал их одной из главных составляющих  жизни, а с годами, к тому же, именно сны и в  ряду удовольствий переместились  на одно из первых мест. Во снах можно была отдаться прошлому,  не быть скованным  осью времени. Сны не имели ограничений. К этому выводу Влад пришел после своих пятиминутных дрем, когда удавалась посмотреть многочасовое событие.
Сны можно было так же прервать, закончив неприятности пробуждением. А вот в реальной жизни с этим было гораздо хуже. И, наконец, дурные сны быстро забывались, ничем не напоминая о себе. Дурные же реалии материальны, болезненны,  осязаемы и не стираемы.
Влад верил -  сны являются неотъемлемой частью самих реальных событий, никогда не появляются произвольно. Он хорошо помнил, и того пса, которого они с Отцом тогда повстречали, но фраза Отца была сказана на даче летом, которую родители всегда снимали для него и сестры.

На всех дачах  жили огромные собаки. Их держали на цепях. Днем собаки мучались накоротке и очень от этого злились. 
Ночью цепи удлиняли до размеров двора. Владу трудно было провожать Отца до калитки, когда тот уезжал на работу в Ленинград, так как на длинной цепи сторожевые овчарки  были хозяевами всего дворового пространства.
Никогда собаки не были друзьями Влад.  Он действительно их боялся, боялся, так как не понимал, чего они хотят.
В детстве он частенько задумывался о  странной дружбе человека и собаки, в результате которой один из друзей должен сидеть на цепи, а другой небрежно бросал своему другу кость, причем зачастую, прямо в грязь или в ложу.
Владу, больше была понятна школьная формула, что «человек, - царь природы». Если царь, то тогда все на своих местах, и собака на цепи также.

Свои сомнения о роли собаки в повседневной жизни, ее взаимоотношениях с «царем природы» Владу никак не удавалось разрешить и теперь, когда он добрался до пятидесяти.
Может поэтому, он никогда не имел собаки в доме, а вот кошачьи представители четвероногих не раз разделяли с ним кров.
С котами и кошками все было ясно. Они используют человека для своей корысти, сами решают свою судьбу.

Влад сейчас припомнил, был совершенно белого котяру, размерами больше среднего, с хорошим добрым характером, честно охранявшим дом от мышей, вернее,  от их возможного появления. Они жили тогда вместе с Отцом, - он, молодая жена и маленький сынишка. Все было очень мило, пока Влад не решился завести аквариум с рыбками, чтобы расширить познания малыша в многообразии природы.  Вася, так звали кота, к этому отнесся по своему разумению, явно считая, что его решили проверить на умение ловить рыбу. Он теперь практически все свободное время, то есть все время между едой и сном, просиживал  около искусственного водоема, изучая рыбий нрав и готовясь к подвигу. Однажды Влад, уходя на работу, неплотно задвинул стекло, служившее крышкой аквариума.
Придя с работы, он застал следующую картину: кот сидел в гордой позе на полу комнаты, а вокруг него по кругу уже бездыханные лежали все проворные водоплавающие.  Вид у Васи был очень гордый, как у человека, хорошо выполнившего трудную задачу. Действительно, - это было похоже на фокус.  Влад до сих пор не может себе представить, как возможно кошачьей лапой выдернуть из воды юрких рыбешек. Размеры аквариума по глубине в два раза превышали длину Васиных рук и ног. Вася был хорошо воспитанным и умным котом. Он не притронулся ни к одной рыбешке, видно желая разделить трапезу с хозяином. Влад, не думая тогда о возможных последствиях, накричал на Васю, назвал его убийцей, выгнал из комнаты. Вася через несколько дней выпрыгнул с пятого этажа, не выдержав этой обиды. 
А как бы поступил любой уважающий себя рыболов, если бы по возвращению с хорошим уловом,  жена назвала бы его убийцей и выгнала из спальни? Вот если бы Вася был собакой, он не совершил бы ни первого, ни второго поступка. 

Голодный пес ждал их на трамвайной остановке, когда они с Отцом вернулись из больницы. Но они не пошли сразу домой, а еще целый час бродили по улицам Ленинград, и большая рука не выпускала его неуверенную,  детскую руку. Пес брел позади, недоумевая, куда делась вкусно пахнувшая сумка…. Большой грузовик, полный снега, собранного проворными дворниками,  притормозил, начав непрерывно сигналить. Пес остановился и зарычал…. Грузовик продолжал сигналить….

Влад вскочил, подбежал к окну салона.  Нет, это сработала сигнализация не его «КАИ». Часы показывали шесть с половиной. Влад начал новый день. Последующие двенадцать часов, представляли обыденную череду событий, прелесть которых состояла в том, что они не требовали от Влада никакой инициативы, никакого творчества, нужно было всего лишь переходить автоматически от одного "события" к другому. 
Работа была почти предсказуема, запросы от пользователей компьютеров не заставляли себя ждать. Единственное, что требовалось, -  молить СОЗДАТЕЛЯ, чтобы  защитил его (ну хотя бы сегодня) от «падения Системы».

Влад постепенно привык к этому особенному состоянию, когда новая роль его в этой жизни, ни коим образом не соответствовала жизненному и рабочему опыту,   сумме накопленных ранее знаний. С одной стороны, он посчитал для себя за счастье вновь оказаться в среде разработчиков, каким он и сам был до недавнего времени, (до прибытия к своему Народу). С другой, ему казалось таким странным, что всем остальным его прошлое было совсем не интересно.

Законы, по которым он теперь жил гласили – «делай то, за что тебе платят, и, - не суй нос в дела, за которые платят другим». Его предназначением стало обслуживать компьютерные системы, создавать условия для работы остальных, а само существо создаваемого фирмой "продукта" уже не должно было его интересовать. Когда молодые "создаватели этого самого продукта" во время перекуров спрашивали, - нравится ли ему в фирме, он пытался объяснить им на своем, ограниченном по числу слов, языке, что здесь он, как рыба в своем аквариуме, так как именно разработке он уже отдал предыдущие тридцать лет, именно с такими как они людьми он привык общаться.
Влад добавлял им, что, попав сюда, вытащил счастливый билет из колоды судьбы и благодарен СОЗДАТЕЛЮ за этот подарок. Многие подобные ему строжили автомобильные стоянки.
Они вежливо слушали его, но не понимали, - что собственно он имеет в виду. Вернее логика его рассуждений была абсолютно непонятна, а может быть и даже абсурдна. 
Иногда он делал ошибку и непроизвольно переходил к рассказам о своих прошлых технических подвигах, но затем сам себя ругал за это, так как по глазам собеседников видел, что им не интересно, а многие и вообще не верят ни одному его слову. 

«Если ты разработчик, да к тому же хороший, то зачем работаешь за меньшие деньги?» - только из приличия не говорили они. Они верили больше делам, а не словам. На деле же  роль Влада в фирме была второстепенна, низко оплачиваема, и для них он был скорее неудачником в жизни, чем победителем. Однажды ему  пришло на ум сравнение, которое он посчитал очень подходящим, и которое даже имело косвенное отношение к сегодняшнему сну.
Он стал казаться себе со стороны (да простим, читатель, Владу эту нескромность)- умным, все понимающим псом, который мог бы очень помочь хозяину, если бы умел говорить, и если бы тот захотел его выслушать.  Пес этот, кстати, выглядел породистым догом, со слегка влажными, большими, темно-коричневыми глазами. (Владу всегда хотелось быть несколько выше и стройнее, чем определил ему СОЗДАТЕЛЬ).

Как обычно он обедал в столовой фирмы, расположенной ниже первого этажа в производственной зоне, за длинным столом, вернее за сдвинутыми вместе обычными квадратными столиками. Кому-то в фирме не так давно пришла очень удачная мысль: сдвинуть столы таким образом, чтобы образовались четыре линейки, за каждой из которых могло одновременно расположиться человек двенадцать- шестнадцать. Работа в фирме была интенсифицирована до предела, и разработчики могли расслабиться только в обеденный перерыв, поговорить на отвлеченные темы. Объединение столов в линийке должно было способствовать сплочению коллектива. Обычно было много шуток, розыгрышей, но безобидных и очень дружелюбных. Удачной шутке была в цене. Влад, хотя еще не уверенно владевший ивритом, тоже приобщился к компании шутников. Влад гордился, что несколько раз  его розыгрыши удались.

Так однажды он спросил грустного Беню, что с ним, и тот ответил, -  «Вчера с новой своей подружкой был в ресторане и выпил после стакана вина рюмку коньяку. А теперь от этого очень болит сегодня голова». (Бени  не был разработчиком, он заведовал складом с деталями). Влад недоуменно, как бы изучающие, посмотрел на Бени, а затем громко, чтобы слышали все, произнес, что не может понять, о чем тот говорит. Так, если он, Влад, не выпьет с утра стакан водки, то просто не сможет начать работать. Бени только недавно приняли  в фирму, когда появилась необходимость в складе деталей и готовой продукции. (Началось изготовление опытных образцов, тех, что придумала  энергичная молодежь). Ему трудно было еще ориентироваться, он плохо понимал, куда он попал.
Влад  отметил, что публика вокруг слушает их беседу и правильно восприняла сказанное им, уже зная шутки Влада. 

Бени же  замолчал и сильно задумался. Соседи по столу  с трудом сдерживали смех, некоторые, чтобы не обидеть Бени напряженно  уставились в тарелки. Затем задумчивость Бени сменилось настоящим испугом, он  старательно смотрел в сторону, отводя от Влада взгляд. Но Влад уже не мог остановиться, его понесло.  «А после работы - так это и говорить нечего. Жена хорошо изучило мои привычки, второй стакан, вечерний, обязательно уже охлажденный в холодильнике, с селедкой на куске черного хлеба, ждет моего прихода».  Бени в растерянности собрался и вышел из столовой, с явной опаской оглянувшись на Влада у двери. После этого случая, Бени  избегал Влада, а за обедом - никогда не садился рядом. 

В другой раз, Влад проверил свои способности уже на директоре, который в силу своего демократизма  тоже обедал за общим столом. Директор, сидя напротив Влада, решил завести с ним дружескую беседу на равных, спросив для поддержания разговора, где Влад живет. Он мог бы  спросить, конечно, о погоде, как принято в лучших английских домах, но летом в Израиле, этот вопрос не является актуальным. При вопросе о местожительстве, Влад сразу вспомнил утренний крик мулы и разозлился.

Влад жил в одном из «гиблых» мест Израиля, которое носило красочное название, - «Сады Весны», придуманное ловким строительным подрядчиком, для привлечения клиентов. Заново отстроенный  поселок был окружен арабскими деревнями, что в условиях войны резко понизило статус места проживания, а вместе со статусом и цены на квартиры. Жили здесь  в основном  олимы подобные Владу, не успевшие  накопить на жилье в престижных местах Израиля. Влад был уверен, что директор никогда не бывал в «Садах Весны», хотя расстояние от них до фирмы было не более десяти километров. Влад  все же произнес – «в Садах Весны». 
Директор, как и ожидалось, недоуменно посмотрел, и сказал, что хоть и читал рекламу в газетах, даже не представляет, где это. Влад сначала честно  попытался объяснить географически. Не  получилось. И тогда он решился на розыгрыш, так как заметил возникший интерес у окружающих. Иврит Влада всегда вызывал интерес у израильтян, да и директор - не самый последний человек в фирме.

Влад спросил,  знает ли директор, где находится  район – «Высоты Весны». 
Дело в том, что общего в районах «Сады Весны» и «Высоты Весны было» только одно слово - весна.  Трудно было подобрать такие различные места в Израиле по степени престижности, по благоустройству, по расположению, по составу жителей.  «Высоты Весны»  - район израильской элиты, располагались на берегу моря. 
Влад заметил, что все кроме директора почувствовали подвох, так как понимали разницу в этих двух названиях. Но директор простодушно ответил, что, конечно, «Высоты Весны» знает, не раз там бывал, очень хорошее место для проживания.  У него там живет много родственников и друзей. Тогда Влад к общей радости поставил точку.
«Так вот, там, где я живу - это совершенно не то». Директор слегка оторопел от неожиданности, но затем засмеялся вместе со всеми, поняв, что «попался»,  но совсем не обиделся за розыгрыш. Демократ -  он и в Африке (то есть  в  Израиле) - демократ.

Так они шутили во время обедов, как бы одновременно заправляясь хорошим настроением на оставшиеся рабочие часы. Влад и сам был зачастую  предметом шуток, в основном из-за своей принадлежности к стране исхода, из-за своего корявого иврита и своей многострадальной роли системного администратора. 

Но сегодня за столом было тихо, - утром все прочли в Интернете об очередном взрыве автобуса, с двадцатью погибшими, около ста раненными. 
Вернее, сначала  кто-то первый прочел, а затем эта мрачная весть передалась из комнаты в комнату, из кабинета в кабинет. Со всех сторон стали слышны  звонки к семьям, родным людям, к тем, кто мог оказаться в злополучном автобусе. 
«Картинки» развороченного автобуса появились на  экранах компьютеров разработчиков.  Интернет в фирме, как и все, что было во владении Влада, работал безукоризненно. Яир тоже обедал  молча, не поднимая глаз от тарелки.
Этот немного грубоватый руководитель группы разработчиков, не смотря на свою молодость, пользовался особенным авторитетом и уважением в фирме, и совершенно не связанным с работой. 
Большинство молодых ребят проходило службу в армии. Они обычно уходили на месяц, один раз в год. Их уход планировался заранее, и бывали случаи, когда начальство вело переговоры с их командирами об освобождении в связи с производственной необходимостью.

Служба же Яира выглядела совсем иначе. Он, как-то  вдруг, совершенно неожиданно,  исчезал на два-три  дня и, так же неожиданно, возвращался. Влад никогда не слышал, чтобы его исчезновения обсуждались, или, чтобы Яир сам рассказывал о своих отлучках. Тайна витала над Яиром.  
Владу сообщили по секрету, что он служит в какой-то особо засекреченной части быстрого реагирования, обладает уникальной специализацией и его служба в запасе, на самом деле, действительная служба в боевых частях, но  растянутая на всю жизнь. Иногда Яир уходил прямо с работы. Однажды, Влад сам наблюдал, как он встал в середине совещания,  как-то, на глазах у всех, посерьезнел и без объяснений (и извинений) вышел из зала. Его не было на работе три дня.
Когда в последнее время число исчезновений Яира резко возросло, у Влада появилось  к нему чувство личной задолженности. Влад  старался теперь с ним не спорить, выполнять в первую очередь его   требования, очень часто не логичные, поставленные в безапелляционной форме. 
Влад даже отвел ему на системном диске в пять раз больше места, в сравнении с обычным разработчиком. 
Он только так мог помочь Армии Израиля….

Столовая примыкала к пространству подземной стоянки. Видно, кто-то не закрыл дверь после въезда машины, и бродячий пес проскользнул через кухню в обеденное помещение. 
Он по началу обалдел от запахов, а потом спрятался под одним из столов и притих в ожидании. 
Разработчики, заметив непрошеного гостя, несколько оживились, стали угощать голодного. Тот же, получив от особо сердобольного пол индюшачьего шницеля, зарычал, утащил его в угол, аккуратно опустил на каменный пол  и прилег рядом, в предвкушении удовольствия, а может,  из приличия, решив немного подождать, чтобы не стать предметом шуток у острой на язык молодежи.
Собака смягчила тяжелую атмосферу в столовой и стала для всех вестью о продолжении обычной жизни.
Она,  вероятнее всего, еще не знала о терракте и занималась обычным мирным делом, добывания пищи. 
Дворовый бездомный пес ничем не напоминал породистую, натренированную овчарку из вечернего телевизионного  репортажа о неудачной попытке Армии задержать очередного террориста, о  завязавшемся бое, разрушенном убежище «борца за свободу», и о собаке, очень быстро промелькнувшей на экране, и приведшей Влада в замешательство, вызвав чувство своей личной вины перед ней.
Поддавшись нахлынувшим ассоциациям, Влад совершенно непроизвольно спросил у сидящего рядом, хотя вопрос предназначался для всех, - «имеет ли право человек использовать собак для обнаружения заминированного взрывчаткой места». 
Тема пришлась «к столу», но реакция сидящих четко соответствовала их «партийным» пристрастиям. Мнения разделились.
Представители левых, желающие, что бы все у всех и всегда было ХОРОШО, возмущались, распространив свои взгляды «прав человека» и на собак. 
Молодежь же правого толка рассуждала, что таким образом можно спасти много человеческих жизней, а в данном, конкретном случае, - жизни солдат.
Иеуда, заместитель директора, не преминул пофилософствовать.  Как бы с высоты своих прожитых лет,  и пользуясь начальственным авторитетом, он, стараясь  разрешить спор, прочел небольшую лекцию о роли собаки в жизни человека, с  примерами - о подопытных собаках, о первых, не возвращаемых посланцах в космос, и даже о таиландцах, которые собак  едят. 
Кто–то заметил в тон ему, почему, собственно, собаки лучше коров и овец, которых человечество поедает в безмерных количествах.  Чувствовалось, что спор заходит в тупик. Скорее, это почувствовали левые.
Иеуда, заканчивая свой импровизированный доклад, привел последний аргумент, - «раньше просили, вернее, посылали арабов, - соседей разыскиваемых террористов из соседних домов, первыми войти в дом, а теперь левые провели закон в кнесете, запрещающий это делать, как явное нарушение прав человека». 
Было заметно, что даже самые левые, присутствующие за столом, устыдились абсурдности таких постановлений, особенно в период войны, уносящей каждый день еврейские души.
Левые, впрочем, как и правые, прошли и продолжали проходить армейскую службу, воевали и хорошо усвоили, что война  изначально перечеркивает чьи-либо права, и враг перестает быть человеком. Он только мишень на прицеле винтовки.
Молодые парни знали истинную правду войны.
Но Владу тревожила совершенно другая мысль и, уловив небольшую паузу, он  вставил свое туманное, в форме вопроса замечание, возникшее как следствие  сомнений,  не дававших ему покоя, не выходивших  из головы. 
Обсуждение собачьей участи было перенесено им в область не материальную, скорее даже мистическую, - «да, но собака, в отличие от человека, не знала, что может погибнуть».
«Застолье» задумалось, не найдя сразу верный ответ. 
Влад и сейчас не понял, почему именно эта фраза вывела Яира из равновесия. 
До этого он  не принимал участия в обсуждении, хотя было видно, что внимательно слушал все.
Он резко поднялся, опрокинул стул и на ходу, делая ударение на каждом слове, произнес, - «она все хорошо знала, она просто ошиблась, она сделала лишний шаг».

Влад возвращался в этот день домой, как обычно уже  на закате дня, в новой, только полученной им от фирмы машине, - южнокорейской «КАЕ», - чуде современной цивилизации. 
Дорога домой в комфортабельном автомобиле, с деревенским пейзажем по сторонам была для Влада неким эликсиром, снимающим напряжение рабочей круговерти и возвращающим его к обыденным делам. 
Каждый раз при этом он забывал, что будет еще крутой поворот на сто двадцать градусов, и его ожидает   перехватывающий дыхание вид на Иерушалаемские горы, освещаемые закатным  солнцем со стороны моря. 

Многократно повторенная, эта картина не переставала волновать Влада, укрепляя веру  в вечную связь его народа с этой землей. 
Дорога проходило между хлопковыми полями. Пространство со всех сторон было открыто взору, и  легко представлялся весь маленький Израиль, с Кинеротом слева, пустыней Негев справа, Средиземным морем сзади, и впереди, на вершинах гор - Иерушалаемом, который подпирал Иорданский хребет, резко обрывающийся у впадины Мертвого моря.

Он умышленно не включал новости, а переключил автомобильное радио на джазовую программу, с которой сегодня повезло. Впервые услышанные импровизации электронной скрипки  многократно усилили радость от общения с Израилем.
Затем дорога перешла в улицу поселка, он проехал также новую промышленную зону. Картина резко изменилась. Ему предстоял поворот на километровый отрезок, соединяющий их городок с старыми постройками. Слева захламленная низина, справа новое еврейское кладбище.
В конце этого участка арабские дома плотно прилегали к дороге, закрывая видимость, и Влад возможно увлекшись музыкой, с опозданием заметил двух местных жителей, которые шли по обочине справа, и, не оглядываясь, неожиданно резко пересекли ему путь. Он успел все же притормозить, пропуская их. 
Скрипнули тормоза, парни оглянулись и, определив принадлежность Влада к вражескому лагерю, злобно огрызнулись. Один из них что-то выкрикнул, а другой…. По лобовому стеклу автомобиля растеклась клякса  прозрачно пузырящегося яда. Влад при этом среагировал, как на брошенный камень, отпрянув назад, вжавшись в сидение. Но выручила «КАЯ», послушно продолжившая движение, и ее плотно закрытые окна не дали расслышать брошенных ему в вдогонку проклятий.
Влад включил смыватель стекла, решив, что надо внимательнее следить за дорогой, особенно зная о предательской усталости после рабочего дня. Он благополучно добрался до стоянки во дворе своего дома, и, закрыв машину,  все же обернулся проверить - не осталось ли следов жизнедеятельности человека на лобовом стекле.
Входя в лифт, Влад услышал, что кто-то открывает парадную дверь их дома. Он ногой придержал непокорные автоматические створки лифта.
Сосед со светло рыжим спаниелем протиснулись в кабинку, и Влад с грустью отметил, что старая собака вызывает не меньшее чувство сострадания, чем старый человек. 
Он поздоровался с пожилым соседом, которого видел только в сопровождении этого одряхлевшего друга, и  с которым Владу не удалось перекинуться даже парой слов за три года. Сосед был вежлив, или скорее, безразлично замкнут. 
Сосед и его друг явно продолжали жить по традициям своих предыдущих российских лет, а в той жизни не было принято общаться с жильцами по дому. 
Пес тоже никак не отреагировал на присутствие чужака, и это было странно для столь малого пространства лифта. 
Отсутствие у пса интереса к окружающим можно было бы отнести как к его возрасту, но, вероятнее, подтверждалось правило, которое и раньше было замечено Владом, - люди и животные, живущие долгие годы вместе, становятся похожими друг на друга, как в повадках, так и внешне. 
Бывший красавец явно переехал в Израиль уже  немолодым, живет с хозяином на его пенсию, вряд ли понимает иврит. Все же местные собаки кажутся ему чужаками, грубыми и невоспитанными.
Влад подумал, что у коренных Израильтян нет спаниелей. Как правило, они держат либо очень породистых малышек, либо крупных, «боевых» собак. 
Лифт в доме Влада был не из последних достижений индустрии подъемников, так как подрядчик старался  экономить на всем чем только мог, и явно заказал не востребованное изделие по дешевке. Казалось, он не поднимался, а карабкался от этажа к этажу. Это позволило Владу за время подъема до восьмого этажа, сопоставить свою «не боевую судьбу» с судьбой недавно эмигрировавшего в Израиль престарелого кокер спаниеля, которому, если и суждено где погибнуть, так только в переполненном автобусе от взрыва самоубийцы, а, не выполняя боевое задание и спасая жизни солдат специальной бригады по борьбе с терроризмом.
Открывая свою квартиру, Влад опять услышал крик муллы, теперь во время вечерний молитвы. Незнание языка не помешало Владу расслышать в этих криках нескрываемую радость. Так было всегда после  «удачного» взрыва, то есть теракта с большим числом жертв. 
Влад подумал, что позже из окна он наверняка увидит их праздничные фейерверки и услышит стрельбу из автоматического оружия. Возможно отдельные взрывы петард.
Он зашел в свою комнату и Отец со стены в своем напряженном молчании, как бы прашивал, - «Стоило ли так бояться собак?» 
На часах было восемь, Влад с грустью подумал, что еще часа полтора-два ему надо чем-то занять себя, а дальше, если повезет, он, может быть, узнает, что стало с тем голодным бродягой.
Вынужденное вечернее безделье не радовало Влада. Это еще было до того, как он начал старательно переводить все прожитые годы в набор слов и предложений. 

Мучила совесть, что пес остался голодным на морозе, а они сидели с отцом дома у раскаленной печки, после прогулки, и даже испекли на углях картошку. Влад уже  решил, украдкой от сестры, вынести псу кусок колбасы, лежащий за окном в фанерном ящике.
В то время у них, как и в большинстве  ленинградских семей, еще не было холодильников. Только фронтовики, вернувшиеся из Германии, рассказывали об этом чуде. За окном кружились снежинки, окна покрылись морозным узором, а по радио известный артист читал рассказ Тургенева «Му-Му».