День встретил Ляльку ослепительной улыбкой, отраженной от свежего, с хрустом снега. Она приостановилась, не торопясь спуститься с невысокого крылечка. За спиной остался невзрачный маленький офис, в котором Лялька работала главным бухгалтером на протяжении восемнадцати лет. Конечно, никакая она не Лялька, а Алевтина Владимировна. Но вот как прилепилось к Ляльке детское прозвище ещё с двухлетнего возраста, когда она никак не могла выговорить « Алька», так и тянется за ней вот уже сорок «с хвостиком» лет.
Застегиваясь на ходу, Лялька поспешила с крылечка в сторону ближайшего супермаркета. Сегодня последняя пятница перед наступлением Нового Года, и начальник милостиво разрешил своим сотрудницам уйти с работы пораньше, чтобы все приготовления к новогоднему столу и приему гостей были завершены в срок.
Ляльке некого было ждать в новогоднюю ночь. Жила она одна, тихо и скромно. Нескончаемые вечера проводила за чтением книг и просмотром сериалов. Иногда вниманием её завладевал старенький компьютер, но ненадолго. Новейшие технологии её не увлекали, с одноклассниками Лялька связей почти не поддерживала. Так, поздравит кого с днём рождения или очередной годовщиной свадьбы. Слава богу, услуга есть такая, «напоминалка» - мол, у вашего друга сегодня…Ну и так далее…
Была и Лялька замужем один раз, но неудачно. Муж попался не только выпивоха, но еще и дебошир. А ведь был на хорошем счету у себя на мебельной фабрике. И столяр, и плотник высшего разряда. Если бы не пил…Уж сколько раз она его просила-уговаривала: «Пойдем, Гриша, к врачу, пусть закодирует от пьянства». Но нет. «Я, - кричит, - не алкоголик! Захочу – сам пить брошу. А пока просто не хочу!» Вот и весь сказ. Однажды, Лялька тогда на-сносях была, пришел он с работы жутко пьяным и от порога начал кричать на Ляльку, что из-за неё у него вся жизнь наперекосяк пошла. Лялька испугалась, что он не в себе. Чего бы ему на жизнь-то жаловаться? Обут, одет, спит всегда на чистом. Лялька смолоду даже постельное белье крахмалила. А уж как она готовила ему: тут тебе и первое, и второе, и салатик, и компот. Ешь – пей, Гришенька! Стала было возражать ему, а Гришка вдруг размахнулся да как врежет ей под дых!..
…Очнулась она только в «скорой». Врач, рано полысевший молодой человек, облегченно вздохнул, увидев её открытые глаза: будет жить. Но ещё через час, уже в родильном отделении, стоял вопрос о спасении только одной жизни, и это была, конечно, жизнь матери.
После операции врач пришел к Ляльке в палату под вечер. Подошел к окну, приоткрыл форточку и, не глядя в Лялькину сторону, сказал: «Детей сейчас можно в доме малютки брать на усыновление. Только очередь там, заранее записываются пары». Лялька не поняла сначала ничего, потом до неё дошел смысл сказанной фразы. Она, молча, отвернулась к стене и беззвучно заплакала.
Проходить через унизительную и долгую процедуру развода Ляльке не пришлось: пока она лежала в больнице, муж в пьяном угаре угнал соседский мотоцикл, гонял на нём по городку и, в конце концов, со всего маху врезался в бетонное ограждение у берега речушки Кривуши. Похоронили его без помпы, тихо, рядом с ранее опочившей матерью. Лялька только один раз и была на его могилке – когда её выписали из больницы. Постояла, положила букетик полевых цветов на холмик, сказала: «Прощай, Гриша. Прости меня, если я когда тебя обидела. А я тебя простила». Помолчав, добавила: « Но не забуду». Больше она на кладбище не ходила. В церкви заказала службу, поставила свечку и всё. Как отрезала. Зато с тех пор, если кто интересовался её семейным положением, коротко отвечала: «Вдова». Вопросов, как правило, больше не следовало.
Похоронив навсегда мечту о счастливом материнстве, Лялька больше не захотела выходить замуж. Брать ребенка из детдома одной несподручно, а выходить замуж для того, чтобы усыновить? Как-то это… неправильно, что ли….Так и жила – одна-одинешенька.
…Лялька вынырнула из воспоминаний от тоненького писка. Огляделась, пытаясь определить, откуда раздается этот звук. Писк шел из голубой модной детской коляски, стоящей прямо у входа в супермаркет. Лялька сунулась сначала в магазин, чтобы найти нерадивую мамашу, оставившую своего малыша на 20-ти градусном морозе. Но в предпраздничной толчее, под орущий репродуктор нереально докричаться до матери, особенно если та далеко от входа. Лялька снова вышла на улицу. Писк перешел в негромкий сначала плач, а затем и в настоящий крик! Лялька ухватилась за ручку коляски и начала трясти её, пытаясь успокоить плачущего малыша. Малыш продолжал требовать мамку и грудь. «Вот незадача,- подумала Лялька. – И что с ними ещё делают, чтобы успокоить? Папы, например, что делают?»
Лялька осторожно вырулила с коляской на дорожку вдоль магазина и стала прогуливаться с ней вперёд – назад: ни дать, ни взять – бабушка с внучком!
А малыш всё поёт свою песню: есть хочу, да есть хочу! Пробовала Лялька перекричать его – стала ему колыбельную напевать, что слышала от своих бабушек да мамы, про серого волчонка, да напугала его только ещё больше.
Голос-то у Ляльки был, конечно, как же без голоса жить? Со слухом, правда, беда прямо. Не было его никогда и теперь уж не предвидится. Ну, ребенка, конечно, вряд ли напугала, прохожих – это точно. Да, этот метод тоже не годится в данной ситуации.
Лялька подкатила коляску на место и осторожно вынула из неё ребенка. Прижала малыша к груди, удивлённо заметив, что малыш сразу перестал плакать, а у неё от такой маленькой радости сердце «зашлось». Лялька улыбнулась малышу и могла потом поклясться на годовом отчете, который она уже целую неделю составляла с напарницей Валей, что он ей в ответ тоже улыбнулся! В этот момент распахнулись двери супермаркета, и оттуда буквально выкатилась разъяренная мамаша в сопровождении охранника магазина: «Вот она! Держи воровку! Товарищ охранник, ну держите же её! Вы же тоже видели, как она моего сына украсть хотела!»
Лялька оторопела даже. С глупой улыбкой, как нарочно не сползавшей с раскрасневшегося от мороза лица, попыталась объяснить матери, что она лишь успокаивала плачущего малыша, а не пыталась его украсть. Та и слушать ничего не желала. Лялька поняла, в кого малыш такой горластый, уже через две минуты общения с матерью малютки. А еще через 15 минут Лялька каллиграфическим почерком, со старанием отличницы писала объяснительную записку в кабинете участкового Севастьянова. Тот сочувственно глядел на неё из-под модных очков в тонкой золоченой оправе. В углу кабинета, за другим столом сидела насупленная мамаша с ребёнком на руках и тоже писала объяснение, почему она оставила малыша без присмотра на улице. Щёки мамаши пылали отнюдь не от мороза.
Из здания милиции обе женщины выходили, не глядя друг на друга. Мать уложила ребёнка в коляску и бойко покатила её к воротам. Лялька ещё немного постояла на дорожке, взгляд был прикован к следу маленьких колёс на снегу…Сверху Ляльке улыбалось по-весеннему яркое, ослепительное солнце. И уже совсем не ощущалось, как крепок сегодня мороз. На лицо Ляльки снова вернулась счастливая улыбка. А где-то там, в груди всё ещё теплилось то маленькое ощущение необычайной радости, от которой перехватывает дыхание, ёкает в груди и «заходится» сердце…
Помочь сайту
Поздравления
