Чужой дом

Слюна стекленеет на языке, когда Анесли с трудом вдыхает необходимую живым порцию воздуха. Натягивает отвердевший платок до глаз. Глазные яблоки будто катаются в ледяной скорлупе. Анесли спорит с холодом гор и делает новый рывок сквозь снежные ухабы. В царстве скал сегодня непогода, и белая мгла не дает понять, куда привели ноги. Анесли останавливается, чтобы сменить усилие идти на усилие смотреть. В белом потоке пурги у него нет шансов, и он принимает решение переждать. Тянет узлы веревки, которыми примотан к его спине покойник, запеленатый в белую ткань.

«К спине привязывают младенцев и мертвецов».

Найти под слоем свежевыпавшего снега старый наст, вычертить в нем ножом квадратные руны, извлечь небесный дар земле по кирпичу и заставить послужить себе. Стена к стене — и серебристый тент крышей.

Ветер воет все злее, ему не нравится, что человек построил крепость от него. Не сняв перчаток, Анесли жмет на кнопку, и горелка разгорается искусственным костром – металлический скелет, в котором бьются лепестки огня. Виски из стальной фляги прочищает горло, возвращая похищенный холодом голос, крепость глотка возвращает миру отобранные зимой цвета. Анесли отдает тост в честь звездного флота, что когда-то занес его на эту чертову планету. Звездный флот ни в чем не виноват, а вот сам Анесли…

— Девк, Амели, Саррах, Ноэн… Теперь и ты ушел раньше меня, — говорит он мертвецу. Имена воскрешают в памяти знакомые лица. Анесли представляет, что все они сейчас сидят рядом с ним, едят и смеются, готовясь к новому переходу через горы. Как бы не сойти с ума от одиночества, сомкнувшего над ним клешни холода? Как бы не обезуметь от горечи потери, впитавшейся в каждый миг существования Анесли, ведь жив он – не они.

«Все вы уходите. А я живу. Вот уже больше двухсот лет. Все живу, потому что слишком силен даже для смерти. Почему я? Я бы так хотел, чтобы это прекратилось. Почему какая-то проклятая эпидемия или случай сильнее вас, а не меня?»

Анесли ударяет кулаком по серебру космического одеяла. Разжимает пальцы и хлопает мертвеца по плечу. Дин всегда пытался успокоить его хорошей шуткой. Как жаль, что больше им не посмеяться вместе.

На похороны сегодня не осталось сил. Говорят, погода благосклонна к тем, кто сопровождает умерших в последний путь на горное кладбище, но Анесли ни разу он не получал подтверждений этой присказки.

Огонь горелки должен быть постоянным, но Анесли кажется, что пламя угасает. Ветер воет без перерыва, и уши перестают воспринимать его, как звук. Только стучание пульса — раз, два… раз, два… Как шаги, что все ближе. Мерещится? Нет, и вправду кто-то идет, но не за снежными стенами, а здесь, внутри, как будто здесь есть простор для хождения. Шаги прекращаются, потому что некто остановился. Сел напротив, как человек. Дышит, как человек. Или притворяется, копируя самого Анесли? Но разве невидимка может быть человеком?

— И тебе не надоело их убивать? – спрашивает голос, похожий на его собственный. Анесли знает, кому он принадлежит. Душе мира, которая часто снится ему и велит убираться обратно в космос. Но Анесли никогда не слушался.

— Я не был причиной их смерти.

— Мы никогда не видели таких упорных глухих.

— Я слышу тебя хорошо.

— Слушать надо слова под кожей. Под кожей мира, — сказал дух, и Анесли померещилось, что стены его укрытия поплыли перед глазами, растворились в ничто, и он падает — далеко-далеко вниз. Недра земли раскрылись для него, давая услышать пульс мира, биение жизни всех существ планеты. Но пульс Анесли был иным, и грубым звуком казался он в гармоничных напевах планеты, вторжением чужой мелодии, что разрушает стройность главной темы.

— Каждый твой выдох — яд.

— Неправда…

— Каждая минута твоего присутствия — боль.

— Неправда!

— И даже умереть не можешь, потому что смерть этого мира избегает тебя. Ты обратил всех, кто был тебе близок, в себе подобных, и пока было не поздно, мы забрали их домой. Уходи. Твоя дружба для наших людей — смерть.

—Я погубил их? — не верит Анесли, но неверие отступает перед сном, тяжелым, как изгнание. Он просыпается в постели из снега. Пурга снесла тент, вымещая злобу на постройке, а не на путнике. Анесли ищет тело, что принес сюда, но не находит и бредет, отчаявшийся и опустошенный, обратно. Небо за ним становится синим, одобряя его решение сдаться. Улететь с планеты всегда было нелегко, ведь население ее мало, и каждый человек на счету. Но никто не препятствует ЕГО отлету, и в улыбке девушки на регистрации Анесли видит улыбку ненавидящей его планеты. Он — чужак.

Дышать становится легче лишь тогда, когда корабль преодолевает атмосферу Тано. Анесли смотрит на Космос, раскинувшийся за иллюминатором, великий и бескрайний. Океан из тьмы и звезд кажется ему роднее, чем земные виды Тано.

Это и есть его настоящий дом. Здесь он родился, здесь и умрет. Миры ревнивы к своим детям, и, если космический бродяга не привяжется ни к кому, тогда никто не пострадает.