Цена и дым

Девяносто первый. Цена – крепкий материнский подзатыльник. Если не хватает фантазии и красноречия, чтобы убедительно изложить версию о курящих людях у магазина, которыми был окружён. И запах табака избрал именно тебя своей жертвой.

В лицо вопрос матери:

– Сколько?

Сколько выкурил сигарет. Молчишь. Ждёшь очередной неминуемой затрещины как формы оплаты за дым.

Цена в денежном выражении неизвестна. Деньги представляются лишь эквивалентом стоимости хлеба, сметаны, молока, газированной воды и леденцов. Потому что причина их появления в руках – добровольно-принудительный поход в магазин.

Сигареты добывает одноклассник и закадычный друг в одном лице. Тырит у отца. Цена дыма для него – слабые угрызения совести и страх, что отец заметит пропажу. Но в темноте подвала всё по барабану. Здесь вообще удобное место: посудачить о девчонках, о новом велосипеде, о фильмах, увиденных в ближайшем видеосалоне. Особенно тех, где девчонки уже значительно старше и довольно часто сбрасывают одежду. Выразить потрясение тем, что обнажённые женские тела вызывают вожделение, желание к ним прикасаться. Ещё толком не понимаешь зачем, но смотреть постеры в затасканных эротических журналах хочется бесконечно. И куришь почти не затягиваясь. Лёгкие пока не готовы принимать дым в полной мере, но сам процесс вдохновляет. Кажется, что почти взрослый. Если уже куришь, то каждая затяжка приближает момент, когда сможешь притронуться к необъяснимо желанной женской груди… Всё представляется совсем близким в столь сакральном месте для настоящих пацанов. Тусклый свет лампы на сорок. Покрытые пылью и паутиной трубы. Кладовки с амбарными замками, из-за дверей которых долетает запах гниющих овощей. Старенький магнитофон. Цой и «Мальчишник». Пара продавленных кресел и колченогий стол… Многие мечты и желания родились в подвальном полумраке. Часть из них забираешь с собой, часть оставляешь здесь навсегда. И шрам на левой ноге – зацепился за острый край… Чего? Да разве в темноте разберёшь. Просто уносишь вместе с мечтами.

Девяносто пятый.Цена…

– Сколько? – спрашиваешь, склонившись к маленькому оконцу киоска. Ценник можно посмотреть на витрине. Но зачем утруждать себя, если заранее знаешь, что услышишь ответ.

– Три тысячи!

В любом ларьке. Ещё не исполнилось восемнадцати, но тебе продают всё – сигареты, водку, пиво, китайские презервативы…

Дым приятен. Импортный аромат. Идёшь по улице с сигаретой в зубах не стесняясь. Считаешь себя правым, когда напьёшься. Частый посетитель сокурсниц в общежитии медучилища. В комнатах почти везде смесь запахов алкоголя, духов и табачного дыма. Конечно, как без него? Здесь впервые увидел обнажённую женскую грудь не в журналах и не в порно. И не только грудь. Не только увидел. Впечатления превзошли ожидания. Первой пленительной страстью был дым. Теперь появилась вторая – притягательней и слаще. Презервативы в ларьке начинаешь покупать чаще, чем сигареты.

Девяносто шестой.

– Сколько?

Цена почти двадцать тысяч. Дым сигарет не так приятен. Превратился в привычку. Секс тоже стал привычкой. Гарантированным приложением к той особе, которую уже называешь женой. Быстро и неожиданно. Муж, отец… Явно что-то не так было с презервативами. Понимаешь, почему в мире так много китайцев. Сжимая сигарету в зубах, крутишь «баранку» КаМАЗа. В бухгалтерии выдают квитки с цифрой с шестью нулями. Миллионер, блин. Сами деньги получаешь от частников на шабашке. От работодателя получаешь только обещания. Звонок от матери – брат пропал без вести. От слов веет дымом. Совсем не табачным – дымом Северного Кавказа. После сообщения матери цена этого дыма кажется неизмеримой. Горящая бронетехника. Горящие тела. Горящая земля. Брат где-то там. Не хочешь думать, что среди тех, кто окутан дымом… Дым или смрад?..

Девяносто восьмой.Август. «Герцеговина Флор». Цена. Ускользает из памяти. Меняется слишком часто. Пока доступна. Среди расходов на оплату съёмной квартиры, детского сада, продуктов и одежды для семьи, находишь возможность не ущемлять себя. Дым папирос не менее приятен, чем дым импортных сигарет. Главное, что он есть.

Вернулся брат. Словно посланник с того света. Лицо запечатлело следы другого дыма. Цена прописана широкими шрамами от ожогов. Вопрос к брату один: «Что было?». Затянувшееся молчание. Нет, решается рассказать. Хасавюрт. Соглашение. Вывод войск. Колонна мотострелкового полка. Боекомплект с БМП и БТРов снят. Пехота без боеприпасов. Маршрут колонны и время выдвижения благополучно проданы «чехам». Цена за дым, которую заплатили иудам, неизвестна. Может – тридцать сребреников. На марше – засада и бойня. «Коробочки» выбивают из РПГ и ПТУРов, пехотинцев на броне – из всего, из чего только возможно. Вцепившись в бесполезный ствол башни БМП, лавирующей между горящими бронемашинами и грузовиками, брат сжимает в зубах сигарету. Табачный дым, смешанный с гарью. Рядом – такие же пацаны. Отстреливаются матом. Где и какой дым, уже не понять. Цена? Только жизнь. Вспышка! И почти два года безвестности… Но вернулся. Дымить папиросами вместе с братом здорово!

Да… август, девяносто восьмой. Месяц сюрпризов. Однажды утром подходишь к ларьку и видишь цену. Осознаёшь, что денег не хватит, чтобы купить даже одну папиросу.

Две тысячи второй. Цена – привычное:

– Сколько?

– Пять рублей!

Как странно – миллион снова недосягаемая цифра. Вкус дыма тоже. Он не сладок и не горек. Он просто дым. Пресный, как размеренная жизнь. Время движется. Старший ребёнок готовится пойти в школу. Младший гукает в люльке. Меняешь руль самосвала на респиратор Р-30. Круглосуточные дежурства. Инсценировки. Экстренные вызовы. Шахта… Семидесятиметровый копёр скипо-клетевого ствола, под которым километровая пропасть в недрах земли. Своеобразный лабиринт судеб. Одна недавно завершена. Прибывшая бригада «скорой» отказывается забирать погибшего шахтёра. Ребята из горноспасательного отделения грузят труп в служебный автобус. Кто-то закрывает одеялом ему лицо. Чёрное. Полностью обескровленное. И ты не хочешь смотреть, запоминать. Так всегда. Чтобы не видеть мертвецов во снах. Дорога, которая может вести куда угодно, но сейчас ведёт в морг. В салоне автобуса витает дым от сигарет. Теперь он помощник. Притупляет чувства, даёт надежду на беспамятство. Человек с завершённой судьбой оставлен в пункте ожидания записи в очередь на небеса. Аппаратная взвода. Спасательное снаряжение приводится в порядок. Среди снаряжения на стол поставлена кем-то бутылка водки. В большое окно видишь, как водитель загоняет автобус передними колёсами на эстакаду. Открывает заднюю дверь. Льёт воду из шланга на пол салона, смывая кровь. Вода неестественно красного цвета. Водитель продолжает рьяно мыть салон, до тех пор, пока сбегающая с заднего бампера вода не станет прозрачной. Одновременно курит. Тоже, вероятно, надеется на дым. Надеется, что он поможет ему стереть часть памяти.

Две тысячи шестой.Дым не просто привычка – неотъемлемая часть жизни. Сопровождает повсюду. Погоны горноспасателя сменил на милицейские. Командировка на Кавказ. Возможность подзаработать и досрочно повысить звание. Попадаешь туда, где раньше служил брат. Словно сквозь годы произошла смена караула. Непонятная война. Она и раньше-то была ползучей, наносила удары будто исподтишка. Теперь превратилась в призрак, возникающий внезапно. Как смертники. Цена дыма для милиционеров на блокпосту – завершение судеб и воронка глубиной два метра. За блокпостом – здание горадминистрации. Эпицентр недавно оконченного боя. Ребята из группы оперативного реагирования растаскивают тела погибших – своих и боевиков. Укладывают в два ряда по разные стороны на асфальт, на площади перед зданием. Стиснув зубы, молча помогаешь им. Подошвы ботинок окрасились в багровый цвет – лужи крови повсюду. Вспоминаешь водителя. Шланг, из которого била тугая струя воды. Его бы сюда. Но – позже. И всё будет иначе. Пожарные подгонят машины и протянут рукава, чтобы смыть следы ненависти из брандспойтов. Когда они займутся работой, уставший и ошалелый от боя, будешь, сидя на холодных ступенях лестницы, курить сигареты одна за другой. Опять надеяться на дым, чтобы он помог поскорее стереть память.

Цена… Около десяти рублей. Не так много, чтобы обильная порция никотина смыла волной ощущение приближающегося безумия.

Две тысячи шестнадцатый. Дети повзрослели. Жена остаётся несменяемым приложением. Вот только палки в костёр с ней подбрасывать совсем не хочется. Остыл. Мир вокруг изменился. Существование подорожало, жизнь подешевела.

Уже не мент – реформа. Был чиновником, но уже не чиновник – достало. Так, перекати-поле, вольный художник. Не видящий смысла ни в чём. Разве только в глубоком известняковом карьере. Задумываешься, каково лежать там, на дне.

Мама. Её больше нет. Как и брата. В хрупком механизме сознания, сломанном и наспех восстановленном в госпитале два десятка лет назад, снова произошёл сбой. Последний. Петля под потолком стала окончательным решением брата.

Что ещё? Безысходность. Как ни силишься, не видишь будущего. Что хочешь помнить – забываешь, что хочешь забыть – помнишь. Бродячий набор отчаяния. Артериальная гипертензия. Вегетососудистая дистония. Больная печень. Невроз. Таблетки горстями… Но, нет. Цепляешься. Пытаешься верить в Бога. Особенно у могилы матери. Зажигаешь поминальную свечу. Прикуриваешь сигарету. Дымишь с молитвой напополам. Продолжаешь коптить небо. Загадочно – все шрамы на теле затянулись, а на ноге остался. Вместе с множеством не заросших шрамов в душе.

Цена…

Слишком высока, чтобы придавать ей значение.