2005 г. Бубен шамана

2005 г. Бубен шамана

Я всегда с юморком относился к религиозным предрассудкам и прочим суевериям. Воспитанный с детства на произведениях Марка Твена и Вольтера, которые всегда потешались над нематериалистическими взглядами, я всегда считал, что Бог все-таки есть, раз плюс притягивается к минусу, камень падает вниз, а не летит вверх – ведь кто-то должен был установить эти законы. Но ему глубоко наплевать на нас в целом и, уж тем более, каждого в отдельности и хоть молись, хоть бейся лбом о стены – никакие высшие силы не придут тебе на помощь. Хотя однажды мне пришлось самому принять участие в мистическом обряде и, быть может, столкнуться с действием высших сил.

Я не могу дать правильную оценку происшедшему. Прошло много лет, но я, по-прежнему, сомневаюсь – что это было? Чистая случайность или потусторонние силы не просто существуют, но и вступают в контакт с человеком. Вся моя материалистическая сущность говорит: «Случайность!», но маленький червячок по имени «Сомнение», который все эти годы продолжает теребить мою душу пытается произнести: «Нет!». Надеюсь, что у каждого прочитавшего эту историю появится собственное мнение, вероятно, отличное от моего. Как говорится – сколько людей - столько мнений. В споре рождается истина. Поэтому я об этом и пишу.

Итак, все началось с того, что моя теща выстирала свой любимый плащик.

Есть у пожилых (да и не только у пожилых) людей такая черта –привязанность к своим старым вещам. И их нетрудно понять, ведь старые вещи несут в себе частицы прожитых лет и связанных с ними воспоминаний. А новые – пусты и безынтересны. Я когда-то сказал, что «человек состоит из памяти и мечтаний». Так вот, когда ты молод – вспоминать нечего, зато мечтаний – хоть отбавляй. поэтому и разбрасывается молодежь вещами. То новое платье, то новая машина. Это – устарело, а это – разонравилось, а за это – засмеют. Не жалеет молодежь свои вещи точно также, как и свои годы. Ведь в молодости жизнь кажется не то, чтобы длинной, а воистину бесконечной.

Но, когда приходит час осознания конечности твоей жизни, причем не просто какой-то отвлеченной конечности, а конкретной конечности – час, когда глядя на календарь, ты можешь сказать – вот этот Новый Год я, наверное, встречу, а до этого, абсолютно точно, не доживу – тогда человек начинает по-другому смотреть на окружающие его предметы. Ведь на каждой твоей вещи – кусочек твоей памяти – а значит и самого тебя. Вот в этом старом кресле любила сидеть дочь, возвращалась из школы. А в этой старой машине мы везли внука из роддома. На этой старой, поразвалившейся уже кровати мы зачали тебя, сынок! И отказ от каждой вещи становится равносильным отказу от себя самого. Выбросив что-то, ты как будто стираешь какой-то отрезок своей жизни, а следовательно понемногу-потихоньку забываешь все, забываешь, готовясь к расставанию с этим миром.

Новые вещи не радуют стариков в такой степени, как молодежь. Ведь они не несут старикам надежды. Наоборот, они показывают нам бренность нашего бытия, Смотришь на календарь и думаешь: «а проживу ли я еще десять лет? Или этот дурацкий холодильник будет работать и после меня?» И становится где-то в глубине души обидно и очень-очень больно, как от булавочного укола. Календарь, грамотность, информация – вот, что уродует нашу старость, точно отсчитывая оставшийся нам для жизни срок. Раньше не было календарей, не умели читать, не умели считать, не умели писать. И никто толком не знал сколько он прожил, сколько еще проживешь, сколько вообще живут люди? Все эти вопросы не мучили простых людей прошлого, поскольку на них не было ответов. А сейчас – сплошные ориентиры нашего старения, как верстовые столбы, стоят на нашем жизненном пути. Школа, совершеннолетие, снятие с воинского учета, пенсия… и все!

А крестьяне не знавшие о пенсии жили без проблем. Работали и жили, старели, слабели, потом умирали, но не могли сказать рано ли поздно ли они умирают, Не было чисел!. Было понятие – ребенок, отец, дед, старик – а числа – а чисел не было. Все было субъективно – есть внук – значит дед. Работаешь плохо, чувствуешь плохо – значит старик. А сколько это – старик? Никто не знал и не задумывался.

А мы, грамотные, все считаем. И точно также, как мы считаем сдачу в магазинах, мы считаем прожитые и оставшиеся годы. И сильно грустим, когда понимаем, что впереди осталось так немного, поэтому еще теплее относимся к старым вещам, еще сильнее притягиваемся к своей памяти – ведь это все, что у стариков есть.

Вот, значит, выстирала моя теща свой любимый старый плащик и, чтобы он просох, повесила его осенним утром напротив окна, где между деревьев была протянута веревка для белья. Решила – пусть слабое осеннее тепло немного погреет старую добрую вещь. Мне кажется, что вещи стариков точно так же любят тепло, как и сами старики. Тем временем сама, севши у окошка, стала смотреть на палисадник, на солнечные блики, прорывавшиеся сквозь редкую уже листву, да на свой плащик.

В доме все стихло и прошло минут десять, прежде чем меня встрепенул ее крик. Я влетел в комнату и увидел тещу, стоящую перед окном, которая беспорядочно трясла руками, что-то бормоча сквозь слезы. Я никак не мог сообразить что же произошло, пока она жестом не указала мне в окно – боже мой! Ее свежевыстиранный плащ был полностью залит кефиром! Какая-то сволочь с верхнего этажа выбросила в окно недопитый пакет кефира, который выплеснулся в полете!

Да, мы живем в простом жэковском доме, среди рабочих и служащих, а поскольку наши окна выходят на пара и под окнами нет тротуара, то за долгие годы уже привыкли к тому, что со всех квартир мусор выбрасывается в окна[1]. Ну тяжело человеку идти к мусоропроводу, когда рядом есть окно. Ведь это так просто – открыл и бросил. Бросают все – от водочных бутылок, до менструальных затычек, но вот пакет, почти полный кефира, в тот день вылетел первый раз. И сразу же попал в точку!

Плащик пришлось выбросить. Теща страдала около недели. Потом купила новый и вроде бы обошлась, но грустно-грустно сказала, что в том плаще она была одета, когда купила нашего Маркиза[2].

Взяло меня зло! – вот ходит где-то рядом эта сволочь, здоровается со мною каждый день, разговаривает и в своей мерзкой пакостной душонке смеется над тем, что я, как дурак, вместо того, чтобы разбить ему или ей морду, желаю доброго дня. И все только потому – что я не знаю и никогда не узнаю КТО ЭТО СДЕЛАЛ!

Отвратительная, униженная ситуация. И выхода из нее никакого, кроме… быть может одного – воспользоваться нетрадиционными методами, а попросту говоря – колдовством. Ведь есть какие-то маги, чаровницы и волхвы, которые, и хворь отводят, и порчу наводят, и автомобили угнанные отыскивают. Объявлений подобного рода всегда пруд пруди. А почему бы мне не рискнуть?

И как только я решился обратится за помощью к магии, то вспомнил, что брат моей бабки перед войной женился на молодой якутяночке. И, когда началась война, она сводила его к шаману, чтобы тот заговорил его от погибели. Так тот так нашаманил, что с призывного участка Дед Саша резко поехал в сторону прямо противоположную Западному фронту – на Восток, в город Горький (ныне Нижний Новгород) охранять небо над местными авто и судостроительным заводами. И ни то, что не приблизился к возможной «погибели военной», но даже выстрелов не слышал.

Шаман!

Шаман! – зазвенело у меня в голове! Вот, кто сможет по-настоящему помочь мне.

Сказано – сделано. Нашел я частнопрактикующего шамана. Договорились о встрече по телефону… и вот я у него…

Обычный девятиэтажный дом брежневского покроя, заплеванный подъезд с поломанными почтовыми ящиками и лифтом пропахшим собачьей и человеческой мочой. Нормально – спальный район на севере столицы – чего хотеть! Звоню в дверь. Жду…

Открывает нестарый еще мужчина с неярковыраженными чукотскими чертами без какой-либо «шаманской» атрибутики. Я ожидал увидеть нечто подобное актеру из ансамбля народного танца «Кыталык», а этот был одет в какую-то белиберду, вроде спортивных штанов черного цвета и теплую вельветовую рубашку, застегнутую под самое горло, несмотря на то, что в его квартире было достаточно тепло. «Они там, чукчи, на снегу размножаются и не мерзнут, а этот – замерз что ли?» – промелькнуло у меня голове. Внешний вид шамана навел на меня какое-то уныние, мне подумалось, что меня обманывают, причем обманывают по-наглому и я остановился в нерешительности, пока голос шамана, не вывел меня из этого состояния. «Проходи, проходи, чего встал, как истукан» – быстро повторил он несколько раз, будто бы скороговорку, на хорошем русском языке. Единственное, что выдавало в нем иностранца так это – смягченные согласные. Русские так не говорят. Они свои согласные заколачивают как гвозди молотком. А этот тип, казалось, осторожно кладет буковки на мягкий зеленый суконный стол.

Я прошел в простую советскую квартиру, в которой, несмотря на XXI век, все еще стояла мебель конца 80-х годов, да и стены были покрыты чистыми, но очень простыми старыми обоями, которые называются в народе очень оригинально: «как у бабушек – в цветочках». Вот и здесь были светлые обои отмыто-палевого цвета с мелкими светло-желтыми цветочками. Я осматривал комнату и на какой-то момент мне почудилось, что этот клоун уже начал шаманить и перенес меня лет на тридцать назад в мое детство. Вот только лежащий на полу в дальнем углу ноутбук подтверждал ошибочность моего мнения. «Снимает, гад» – решил я – «Снимает какую-то старую квартирку с обстановкой за гроши, поскольку никто нормальный в таких условиях жить не будет и, пользуясь своей внешностью и произношением, выцыганивает деньги у несчастных, обиженных жизнью людей». Никакой он не шаман. Чиста самозванец. Можно было, конечно, повернуться и уйти, но, коль уж я сам выбрал этот путь, то требовалось пройти его целиком – до конца, чтобы не стыдно было на себя в зеркало смотреть.

«Садись, садись, садись…» – мягко-певуче и одновременно как-то твердо и настойчиво заговорил шаман, пододвигая ко мне старое, зеленое, видавшее виды кресло. Я сел – кресло было удобное и мне как-то сразу стало легче на душе. «Садись, садись…» – подумалось мне, – «что-то это мне напоминает? А! Не хватает только слова «дорогой» – чиста грузинское застолье! Ладно подождем, что будет…»

Пока я устраивался в кресле, шаман тихо отошел в диаметрально противоположный угол и стоял немного в тени искоса поглядывая на меня. Хотя не уверен – может он смотрел прямо перед собой, но мимо меня, так как я почему-то не видел глаз шамана хотя не скажу, что в комнате было темно. «Чертовщина потусторонняя» – мелькнуло в голове и я решил спуститься на землю к делам нашим скорбным, рассказав все то из-за чего я, собственно, и пришел к нему. Про плащик рассказал любимый тещин, и про пакет кефира, и про обиду, и про то, что знать хочу – кто это натворил. Не для того, чтобы плюнуть ему в рожу, а просто потому, что очень противно жить в неведении, в обмане, считая плохого человека хорошим и желая ему добра, подставлять свою спину под очередной удар. Я добавил, что нехристианин и любить своих врагов и молится за них не намерен, хотя чту Уголовный Кодекс и уверяю его, что мстить не намерен.

Не знаю почему, но мне очень хотелось уверить шамана в том, что я пришел к нему с мирными намерениями, хотя пока я ехал в этот отдаленный район, то думал совсем по-другому: «ну, если найду этого гада и наплевать будь он женщиной, ребенком или стариком, то устрою ему баньку!» Я бы не обратил внимания на эти перемены, если бы мои уверения не шли от чистого сердца, если бы они не были искренними. Но в тот момент, рассказывая о своей беде, я уже ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не помышлял о мести.

В завершение рассказа я залез в карман и вынул оттуда кусочек плаща и часть кефирного пакета. «Это зачем?» – оп-па! – первая фраза, которую произнес шаман, с начала моего рассказа  выбила меня из колеи. Я сам не знал зачем я притащил эти обрывки. Если бы дело было в ментовке, то я назвал бы это «вещдоками», которые можно дать собаке понюхать, чтобы разыскать след, но шаман-то не собака! «Не знаю» – промямлил я с явным замешательством и стеснительностью – мне показалось, что шаман почувствовал, как я мысленно приравнял его к сыскной собаке. «Да, ничего – лишними не будут…» – неожиданно как бы успокоил меня шаман – «пускай полежат».

Я положил их на стоявшее зачем-то у стены трюмо и замолчал. Он тоже. Прошла минута, потом – другая. Меня это стало тяготить. И я не нашел ничего лучшего как спросить: «И что?» «Что, что?» – переспросил шаман, показав хорошее знание оборотов русского языка – «Ничего. Домой иди».

«Херня!» – решил я, встал, подошел опять к трюмо и положил на него обещанные сто евро – деньги, собственно говоря, небольшие, которые мне и отдавать-то было не жалко, если бы ради этого шаман устроил бы для меня какой-нибудь концерт – покамлал бы, постучал в бубен, попрыгал бы в национальной одежде. Чтобы показать, что работает за твои деньги. А так – вроде как получалось – заплатил не за что. «А черт с ним» – сказал я самому себе – «Наши люди не торгуются». И, утешившись этой мыслью, направился в прихожую. Но проходя мимо двери в другую комнату, я вдруг увидел там на одиноко стоящей табуретке бубен, прислоненный к стене. «А в бубен стучать не будем?» – неожиданно для самого себя весело и развязно спросил я». «Ну иди, да постучи» – как-то безразлично-отвлеченно сказал мне шаман. «Ну, сука, совсем работать не хочет» – подумал я – «пойду постучу за этого лентяя-шарлатана»!

Я подошел и вдруг, будто бы испугавшись невесть чего, осторожно стукнул по нему всего лишь одним только пальцем и отпрянул, поскольку бубен оказался очень чутким и мгновенно ответил мне не то, что оглушающим гулом, а каким-то странным, тихим гулом. Показалось, что звук исходил не от бубна, а откуда-то изнутри моего тела. Я ударял и сам же отвечал своему удару. Меня передернуло. Подумалось – не дымит ли этот чукча здесь какой-то дурью, чтобы вызывать глюки. И, с этой мыслью, я поспешно вышел из комнаты.

Шаман стоял в прихожей всем своим видом показывая мне, что аудиенция окончена. «Ну ничего хоть на бубне поиграли» – решил я, а вслух сказал: «А как я узнаю КТО? Позвонить вам?» «Зачем звонить! Духи тебе укажут. Увидишь… поймешь!»

«Ну, как лоха развел» – обозлился я и вышел даже не простившись. Но пока я спускался по лестнице (на лифте я не поехал – мне было как-то то ли жарко, то ли душно и хотелось свободы и простора) меня преследовал взгляд шамана. Мне всюду мерещились его глаза, хотя я четко помнил, что не видел его глаз. Мне так не разу и не удалось взглянуть шаману в глаза – настолько хитро он вел разговор со мной. «Дурь, точно, дурь! Обкурился!» –- подумал я и затряс головою, чтобы вытрясти наваждение. Надышишься у таких шарлатанов всякой гадости, а потом в столб какой-нибудь влетишь – спужнулся я, но выйдя на улицу вздохнул свободнее и, как не странно, не заметил даже, как доехал домой.

Дня два я еще вспоминал про эту встречу. А, по прошествии недели и вспоминать перестал. И так бы это все кануло в Лету, если бы…

… через девять дней после посещения шамана, в квартире, расположенной, точно над нами на четвертом этаже, неожиданно не скончался очень положительный и я бы сказал даже интеллигентный пожилой мужчина, с которым я был довольно хорошо знаком, часто болтал с ним, встречая его во дворе, когда он гулял со своей собакой – красивым сеттером, неоднократно беседовал и с его старшим сыном… Казалось бы он не болел – а раз – и умер!

Что это?

Случайность?

Или ответ духов?

Много лет прошло с тех пор, а я все так и не понял, что произошло. Честно сказать, мне хочется думать, что случайность. Как-то неприятно сознавать, что стал невольной причиной смерти, по виду положительного человека. Но…