ГлавнаяПрозаМалые формыАфоризмы → "Оракул сомнительных истин" (стёб в стиле лингво-панка)

"Оракул сомнительных истин" (стёб в стиле лингво-панка)

8 января 2022 - Алексей Баландин
1.
Чем   пристальнее  вглядываешься  в  мир, тем  более  он  растворяется  перед  глазами,,как  туманное  пятно  мутных  и  всё  замутняющих  дефиниций. Ничего  другого  не  остаётся  как  насильно  наделять  эту  фантомную  реальность   бытийными  свойствами... ради  общего  спокойствия..., компенсируя   своей  абсурдной  акттивностью  факт  её  полного  отсутствия. 
2.
Знаток  современных  душ  давно  ни  на  что  не  надеется. И  своё  тягомотное   состояние  определяет,  как  ожидание  Чуда  как  признак  вызревания  внутри  себя   какой-то  высокой  мудрости. И  благоразумно  опускает  вопросы  о  том, а  подходит  ли  для  этого  почва ( его  душа), и ,главное, - если  высокая  истина   всё-таки   вдруг  созреет, хватит  ли  в  нём  мужества, пройти  вместе  с  ней  до  конца, вплоть  до  обесчеловечивающих  пыток, самопожертвования  или  неизбежной  подлости (Вспомни  судьбу  Иуды). "Да  минует  меня  чаша  сия" - даже  ОН  дрогнул.  
3.
С  точки  зрения  Онтологии, как Гипертекстуальности. чем  же  ещё   являются  все  эти  биографии  и  автобиографии, как  не  возвращением  на  круги  своя ? Всё  вышло  из  ТЕКСТА, всё  в  ТЕКСТ  же  и  вернётся  в  итоге. больше  некуда. Кроме  ТЕКСТА  ничего  нет  и  нас  нет  вне  ТЕКСТА.  Он  является  нами, как  частью  своей  сути. И  он  же - наше  Я, расширенное  до  бесконечности. Почти, как  в  брахманизме.   С  этой  универсальной  позиции  безразлично  реальная  или  выдуманная  жизнь  описывается  в  литературном  произведении, мало  того, совершенно  равнозначны  какое-нибудь  убогонькое  фэнтази  и   реальная  жизнь  Напелеона  или  факт  полёта   Гагарина... Даже  то, что  я  купил  в  "Магните"  бутылку  пива  и  забыл  при  этом  сдачу, -  равноценно  взятию  Александром  Македонским    Вавилона  или  открытию  Америки  Колумбом. Всё  войдёт  в  ТЕКСТ  на  равных  основаниях  и  любая  привнесённая  мелочь  до  неузнаваемости  изменит   первоначальную  версию  его  трактовки, продолженную  во  всех  бесконечных  измерениях  куда  тянутся  бесчисленные  множества  его  страниц.  Всё  есть  текст, и  Текст  есть  мы. Мы  пишем  эту  БЕЗНАЧАЛЬНУЮ  КНИГУ  МИРА, СЛОВНО  СКЛАДЫВАЕМ  ПО  КРУПИНКАМ  СМЫСЛА  ЧЬЮ-ТО  ЕЩЁ  НЕ  ГОТОВУЮ  К  РОЖДЕНИЮ  ДУШУ,  и  нет  этому (ДЛЯ  НАС)  ни  конца. ни  смысла.  
Кстати  подобным  образом  понимали  Бога  немецкие   средневековые  мистики : Экхарт  Мейстер , Селезиуз. 
"Читая  себя, я  читаю  Книгу  Господню, а  вы, братья  мои - это  буквы. которые  я  читаю, разум  мой  и  воля  моя  находит  вас  во  мне. От  всего  сердца  желаю  вам  там  же  найти  и  меня" (Якоб Бёме) . 
В  индуизме   есть  ещё  одна  яркая  аналогия - Живая  мировая  сеть Индры, сотканная  из  множества  бесконечно  малых  ячеек - зародышевых  клеток-БУКВ  Вселенского  Алфавита-матрицы  Всего  возможного  и  невозможного. Даже  космический  вакуум  ими  просто  кишит (виртуальные  частицы  и  античастицы  квантовой  физики). Кришна: "Я  есть  Вселенная. Она  из  меня. Но  я  вне  её" (Бхагаватгита. глава 1)
4.
Симфонии  Малера  и  симфонии  Брукнера. Два  противоположных  типа  симфонизма. У  Брукнера  всё  начинается  примерно  так. В  его  голове  начинает  звучать  загадочная  и  чужая, волшебная  музыка. Своего  рода  зародышевая  форма  его  симфонии. Она  околдовывает  его, как  мечта  о  христианских  реликвиях  Иерусалима  очаровывала  будующих  крестоносцев. Он, подобно  крестоносцу  штурмует  эту  тему, буквально  проламывается  сквозь  все  мыслимые  и  воображаемые  преграды, не  считаясь  с  собственными  внутренними  контузиями  и  опустошениями. Даже  запретное  и  приступное  его  не  останавливает. В  его  симфониях  угадывается  какая-то  аритмия, надрыв, мучительное "из  последних  сил", головокружение  от  неибежности  выбора: "погибнуть  или  отступить"..  У  Малера  всё  наоборот. Он  совершенный  дипломат  в  музыке. Он  постепенно, как  опытный  соблазнитель  завоёвывает  тему. гармонизирует , обволакивает  её  собой  и  своим  обожанием,  создаёт  атмосферу  доверия  и  симпатии. Постепенно  почти  незаметно  для  слушателя, тема  оказвается  полностью  им  пленена, как  знатная  окситанская  дама   12  века,  обворожённая  куртуазными  речами  странствующего  рыцаря-трубадура. Иными  словами, враг, который  был  непримирим  для  Брукнера  и  должен  быть  разорван  в  клочки, Малеру  сдаётся  без  боя, и  охотно.  Брукнеру  достаются  лишь  Священные  осколки  и  пустое  торжество  победителя. Малеру всё  достаётся  целым  и  непобеждённым, но  тем  более  готовым  слиться  с  ним  в  едином  мелодическом  порыве.
Бетховен  же  похож  своей  воинственностью  в  музыке  на  Брукнера .  но  способность  очаровываться  у  него  Малеровская. В  этом  проблема  восприятия  его  симфоний.  Образно  говоря, лирическая  интонация  в  ней  слишком  часто   и  поспешно   переходит  в  "походную", которая, в  свою  очередь  доходя  до  апогея  в  его  "симфонических  баталиях"  вырождается  в  мелодические  трели  слезливого  романтизма, чуть  ли  ни  сентиментального. Перепады  настроения, наползают  и  обрываются  то  и  дело, убыстряясь  и  замедляясь.  словно  вода  на  речных  перекатах, по  которой  туристы  сплавляются  на  лодках. Восприятие  должно  быть  же  таким  скачущим  на  перепадах. как  сама  музыка. что  изрядно  утомляет.  В  конце-концов  доминирующим  остаётся  ощущение  только  внутреннего, свободно  бьющего  из  души  дискомфорта . Это  музыка  о  себе  и  для  таких  как  он. По  сути  дела  до  темы  здесь  мало  кому  есть  дело. Она  взята. как  повод  поговорить  о  себе, описать  свои  аффекты , вылечить  гармонией, создаваемой  для  других  свою  внутреннюю  дисгармонию, беспокойство  и  раздвоенность  к  сожалению, неизлечимые 
Малер  лиричен. Брукнер  трагичен  Оба  они  ориентированы  вовне.  Бетховен   же  психологичен, ориентирован   больше  внутрь  себя.
Но  по  временам  они  не  отличимы  друг  от  друга. (Пластичность  гениального  сознания).  
5.
Чем  дальше  отходишь  от  сомнительных  благ  Цивилизации, тем  больше  начинаешь  ценить  простые  человеческие  радости  от  всех  этих"сказок-салазок", "свечек-сосулек". Так  зачем  же  терять  последние  остатки  этой  сермяжной  благодати, заменяя  её  из  пустого  тщеславия  литературным  успехом  или  скандалом.? Когда  перестанешь  ощущать  начинающийся  с  каждым   весенним  половодьем    прилив   неизвестно  откуда  берущихся  жизненных  сил,  и  поймёшь, что  тебе  на  самом  деле  недостаёт  самой  жизни,- вот  тогда  и  поймёшь  чего  она  тебе  стоила, эта  твоя  Цивилизация.
6.
Жестокость  или  глупость  критиков?. Порой  люди  не  понимают, где  должна  остановиться  литература  и  человека  нужно  просто  схватить  за  руку  и  молча  оттащить  от  края  пропасти.
7.
На  смерть  друга.  По  обывательским  меркам, что  был  человек, что  не  было.... Но  бывают  смерти,  после  которых  на  протяжении  всей  последующей  жизни  не  перестаёшь  чувствовать: Вселенная  обеднела  на  поистине. фундаментальное  измерение, где  таились  до  поры  до  времени  в  свёрнутом  виде   какие-то  чистые.  уникальные,  крайне  необходимые  нам  смыслы. И  этих  смыслов   нам  уже  никогда  не  дождаться. потому  что  он  ушёл  окончательно, оставив  нам  лишь  пару  туманных  фраз. которые  мы  тотчас  забыли.  Осталось  только  феноменологическое  эхо  его  недологого  присутствия  , и  тающий  след   последней  Надежды, шанс  воплощения  которой  даётся  МИРУ  лишь  один   раз  за  всю  Вечность. 
8,
Это,кажется, у  Цветаевой  в  "Поэме  Конца" :"ЖИЗНЬ  ЭТО  МЕСТО  НЕ  ПРЕДНАЗНАЧЕННОЕ  ДЛЯ  ЖИЗНИ". С  каждым  годом  всё  очевиднее.    

(ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ)  

© Copyright: Алексей Баландин, 2022

Регистрационный номер №0502426

от 8 января 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0502426 выдан для произведения: 1.
Чем  пристальнее  пристальнее  вглядываешься  в  мир, тем  более  он  растворяется  в  пустоте,как  туманное  пятно  мутных  дефиниций. Ничего  другого  не  остаётся  как  насильно  наделять  этот  фантом  бытийными  свойствами, ради  общего  спокойствия  компенсируя   своей  абсурдной  акттивностью  факт  её  полного  отсутствия. 
2.
Знаток  современных  душ  давно  ни  на  что  не  надеется. И  своё  состояние  определяет, как  признак  вызревания  внутри  какой-то  великой  мудрости. Вопрос  о  том, нужна  ли  ему  эта  высокая  мудрость  на  самом  деле  он  в  терапевтических  целях  благоразумно  опускает.
3.
С  точки  зрения  Онтологии, как Гипертекстуальности. чем  же  ещё   являются  все  эти  биографии  и  автобиографии, как  не  возвращением  на  круги  своя, к  своим  первосмыслам, в  первобытный  океан  досмысловых  коннотаций? Всё  вышло  из  ТЕКСТА, всё  в  ТЕКСТ  же  и  вернётся  в  итоге. больше  некуда. Ведь  для  нас  действительно  кроме  ТЕКСТА  ничего  нет  и  нас  нет  вне  ТЕКСТА.  Он  является  нами, как  частью  своей  сути. С  этой  универсальной  позиции  безразлично  реальная  или  выдуманная  жизнь  описывается  в  литературном  произведении, мало  того, совершенно  равнозначны  какое-нибудь  убогонькое  фэнтази  и   реальная  жизнь  Напелеона  или  факт  полёта   Гагарина... Даже  то, что  я  купил  в  "Магните"  бутылку  пива  и  забыл  при  этом  сдачу, -  разноценно  взятию  Александром  Македонским    Вавилона  или  открытию  Америки  Колумбом. Всё  войдёт  в  ТЕКСТ  на  равных  основания  и  любая  привнесённая  мелочь  до  неузнаваемости  изменит   первоначальную  версию  его  трактовки, во  всех  бесконечных  измерениях  куда  тянется  бесконечность  его  страниц-коннотациё  и  самой  возможности  меняться.  Всё  есть  текст, и  Текст  есть  мы. 
Кстати  подобным  образом  понимали  Бога  немецкие   средневековые  мистики  И  Экхарт  Мейстер , Селезиуз , Якоб  Бёме .

4.
Симфонии  Малера  и  симфонии  Брукнера. Два  противоположных  типа  симфонизма. У  Брукнера  всё  начинается  примерно  так. В  его  голове  начинает  звучать  загадочная  и  чужая, волшебная  музыка. Своего  рода  зародышевая  форма  его  симфонии. Она  околдовывает  его, как  мечта  о  христианских  реликвиях  Иерусалима  очаровывала  будующих  крестоносцев. Он, подобно  крестоносцу  штурмует  эту  тему, буквально  проламывается  сквозь  все  мыслимые  и  воображаемые  преграды, не  считаясь  с  собственными  внутренними  контузиями  и  опустошениями. Даже  запретное  и  приступное  его  не  останавливает. В  его  симфониях  угадывается  какая-то  аритмия, надрыв, мучительное "из  последних  сил", головокружение  от  неибежности  выбора: "погибнуть  или  отступить"..  У  Малера  всё  наоборот. Он  совершенный  дипломат  в  музыке. Он  постепенно, как  опытный  соблазнитель  завоёвывает  тему. гармонизирует  её, обволакивает  собой  и  своим  обожанием,  создаёт  атмосферу  доверительной  мягкости  и  симпатии. Постепенно  почти  незаметно  для  слушателя, тема  оказвается  полностью  им  пленена, как  знатная  окситанская  дама   !2  века,  обворожённая  куртуазными  речами  странствующего  нищего  трубадура. Иными  словами, враг, который  был  непримирим  для  Брукнера  и  должен  быть  разорван  в  клочки, Малеру  сдаётся  без  боя, и  становится  его  верным  союзником.  Брукнеру  достаются  лишь  осколки  и  пустое  торжество  победителя. Малеру всё  достаётся  целым  и  невредимым, и  даже  готовым  слиться  с  ним  в  едином  порыве  страсти.
Бетховен  же  подобен  своей  воинственность  в  музыке  на  Брукнера .  но  способность  очаровываться  у  него  Малеровская. В  этом  проблема  восприятия  его  музыки.  Образно  говоря, лирическая  интонация  в  ней  слишком  часто   и  поспешно   переходит  в  "походную", которая, в  свою  очередь  доходя  до  апогея  в  его  "симфонических  баталиях"  вырождается  в  мелодические  трели  слезливого  романтизма, чуть  ли  ни  сентиментального. Перепады  настроения, наползают  и  обываются  не  прекращаясь. В  конце-концов  доминирующим  остаётся  ощущение  только  внутреннего  драматизма  и  двойственности. Это  музыка  о  себе  и  для  таких  как  он. По  сути  дела  до  темы  здесь  мало  кому  есть  дело. Она  взята. как  повод  поговорить  о  себе, описать  свои  аффекты , вылечить  гармонией, создаваемой  для  других  свою  внутреннюю  дисгармонию  и  раздвоенность.
Малер  лиричен. Брукнер  трагичен  Бетховен  психологичен, но  по  временам  они  не  отличимы  друг  от  друга. (Пластичность  гениального  сознания).  
  
 
Рейтинг: +2 317 просмотров
Комментарии (2)
Владислав Николаев # 4 марта 2022 в 10:08 0
Шикарное философское исследование – с Вами не поспоришь и не опровергнешь. Если попытаться упростить простор поисков, то можно вспомнить библейское – Сначала было СЛОВО. А если потом глянуть со скептицизмом – увидим могильную плиту (но если её не подписать, то и человек, как субстанция Вселенной – исчез). Если после себя он не оставил письменных артефактов и автографов, то остается он лишь в памяти знавших его людей (на долго ли?). Но это выхолащивание, затронутой Вами, глубокой темы. Но если есть где-нибудь во Вселенной хранилище эмоций и чувств (представить себе трудно, так как они фантомны) то это - нечто. Хотя многие ученые сейчас склонны считать, что мысли – материальны. С уважением, Владислав
Алексей Баландин # 9 марта 2022 в 12:18 0
О таком читателе, я давно уже перестал даже мечтать. Кто-то из классиков как-то сказал. что признак гениальности- это умение предельно концентрироваться на теме. Вот вам и пример гениального читателя.