ЭПИГРАФ:."Злые люди песен не поют, почему же их поют Русские?"(Ницше)
Когда-то давным давно, читая Мэлори, я заметил одно, заинтриговавшее меня отличие западноевропейского мифологического героя от былинного, русского. Все герои европейских преданий гибнут. Гибнет король Артур, гибнет Беовульф, гибнет. несмотря на неуязвимость Зигфрид, гибнут все рыцари-Небелунги. В борьбе с маврами погибает Роланд. Гибнут все герои скандинавских саг. Русские же богатыри бессмертны. Илье Муромцу "смерть в бою не писана". Он умирает, найдя подобающий ему гроб, тогда, когда пришло время умирать. Святогор обратился в гору. Всё происходит с естественной периодичностью: восход - закат. Даже у отрицательных героев какие-то странные, неоднозначные отношения со смертью. Взять того же Кащея. Сова вылетела из разбившегося сундука, из неё выскочил заяц, из зайца утка, из неё выкатилось яёцо, в нём иголка. Короче эта смерть трансформируется, перетекает из одной формы в другую. Смерть тут показана как некий жизнеподобный процесс ( по немецки - ферфаллен зайн ("падающее бытиё")). , в завершение которого сложно поверить, ведь иголка ломается, НО ОСТАЁТСЯ. Кащей не умирает, он как бы растворяется в пульсирующем поле живительной энергии Космоса, чтобы где-то на другом его конце выклюнуться выклюнуться каким-нибудь другим персонажем, уж не обязательно со знаком минус. А что такое два конца сломанной иголки? это ж "два молодца, одинаковых с лица". Так вот, столкнувшись с этой мифоэпической непохожестью, я по-началу считал. что всё дело в этнических особенностях мышления. в том о чём говорил Жильбер Дюран ("Социология Воображаемого"). По его представлениям, мифы Европы это мифы ДИУРНА - мужские, солнечные мифы, особенности которых - однонапрвленный вектор борьбы света с тьмою, жизни со смертью, это мифы патриархально-мелитаристские, где положительные и отрицательные характеристики героев жёстко закреплены : доброе-открытое-дневное-объяснимое против злого-потаённого-ночного-двусмысленного. Мужское, как положительное начало против женского, как отрицательно и... побеждённого Культурой. Смерть там однозначно смерть, полное ничто. Наши, восточнославянские мифы это мифы мистического НОКТЮРНА, мифы ночные, женственного типа, где однозначно ничего не определить (сумерки, услользание от прямого ответа), где тьма это всего лишь обратная (потаённая) сторона света (мистическая двусмысленность), жизнь и смерть взаимообратимы и человеческое существование имеет не линейную, а круговую природу (циклическое, замкнутое в окружность время). Но ведь при всей убедительности Дюрановской культурологии, она ведь только прекрасно описывает различие западноевропейского и восточнославянского культурного типа, не отвечая на вопрос ПОЧЕМУ, то есть что лежит в основании этой несхожести. Очевидно, что вся суть в различном устройстве сознания (то есть структуры мышления) . И вот тут на помощь пришли некоторые положения из теории информационных систем. Существуют два основных типа програмирования, и по аналогии с ними можно определить два типа устройства человеческого мышления : Аналоговое (алогичное, символическое) и двойственное (рациональное)..Двойственное мышление оперирует по типу вычислительных машин и примитивных компьютеров., используя двойной код. Ноль - единица. Бытиё - отсутствие бытия. Там всё однозначно. Непрерывный процесс (например описание человеческой психической активности) делится на множество мелких, дискретных ячеек (пикселей сознания), при возбуждении которых непротиворечиво описывается(отражается) осознаваемая реальность. Чем на более мелкие ячейки (пиксели) разобьётся картинка, тем точнее собранное из них отражение (осознание). Принцип компакт-диска. Аналоговое мышление оперирует совершенно по другой схеме. Оно берёт воспринимаемую картинку, как непрерывность, символизирует, передаёт одно через другое (перекодировка смысла). Здесь ни одно понятие не соответствует только себе, его суть постигается через общий контекст , через глубинную связанность с тем смысловым целым внутрь которого этот смысл погружён, как его неотъемлемая часть и вне которой, он по сути перестаёт быть смыслом. Это принцип полуоткрытых языковых множеств: слово погружено в язык и чтобы окончательно понять его значение, неоходимо полностью выучить этот язык, а не только ограниченный ряд общеупотребимых зачений конкретного слова. Но и слово служит не столько самим собой, скалько микрорепрезентацией всего языка в Целои, по принципу голлограммы. Здесь каждое слово имеет отсвет всех остальных и само оставляет едва заметный след в другом слове, и поэтому может перетекать (семантическое сродство), просачиваться в другое слово, трансформироваться внутри языковой изоморфной для всех матрицы, согласно иной логике, больше похожей на логику экзальтаций или сновидений. Первое мышление , это мышление европейского модерна. Дискретное и индивидуалистичекое. Второе свойственно архаическим обществам, где личность не принадлежит вполне себе, а определяется через его принадлежность к целому (пресловутая соборность).
Что значит "смерть вещи" в понимании двоичного рационального мышления? Это полное отсутствие какого-либо следа этой вещи в оставшемся Целом. Простое её вычитание , "чёрная дыра" в бытии. Так считает человек Запада.
С точки зрения аналогового мышления это всего лишь трансформация вещи в другую, природное волшебство, смысловое оборотничество, оставляющее всё как есть но в немного изменённом виде, Смерть не убавляет (простое вычитание) количества бытия в целом. То что перерождается - не может погибнуть. Жизнь как вечная весна и сказка. Рудиментарная языческая вера в ЧУДЕСНУЮ реальность .Ведь всё связано со всем,. Мир живой . Живое Целое не может лишиться даже своей самой малой органической части. Это будет против всяких законов магического мира сновидений.
Западный человек (человек Диурна) лишь временами входит в мир символического(в логику сновидений) и в эти моменты творит истинные, лучшие свои шедевры (машинное, двоичное мышление не может видеть полноценного эстетического продукта, а только его технический симулякр), но он тут совершенно чужой и с разной степенью осознанности и раздражения понимает это. Зато русский погружён в эти сумеречные миры воображаемого на протяжение всей своей жизни. Отсюда и самоощущение (неадекватное) нашей кажущейся ущербности (по отношению к Западу) и в то же время чувство жалостливого превосходства. Оказаться там, где человек Диурна появляется лишь в редкие мгновенья творческого экстаза - для нас всего лишь быть тем, чем мы всегда являлись для самих себя. Иногда, правда на нас находят приступы экзистанциальной тошноты ("что же это у нас всё не так, как у других, у людей!?"). Но заимствованное бытиё никогда не станет нашим аутентичным, как бы некоторым ни хотелось. Здесь разница сущностная и фатальное непонимание этой разницы выглядит предостерегающе и уже катострофично. (Лакановский девиз "Осторожно, Образ!", как призыв отказаться от разрушающей нас изнутри тенденции всё время "жить в сравнении)
Если гибель Алёши Поповича в битве на Калке была гибелью богатырского мира.(Первая и последняя гибель Богатыря) , то гибель РУССКОГО МИРА означает окончательное торжество механического начала, прекращение всякого движения символов и именно это застывшее, обездвиженное Ничто станет настоящей смертью. Исчезнет не только всё, что мы называем Исскуство, человеку перестанут сниться сны, как первоисточник всего, что может в нас быть непосредственного, свободного, творческого.
ПОСТКРИПТУМ. "Мы никогда не победим русских, пока не опознаем их метафизическую тайну, и тайна их в том, что они являются землёй будущего. Русские, это непонятая ни нами, ни самими собой земля Будущего" (Мартин Хайдеггер. Записано в 1943 году)
[Скрыть]Регистрационный номер 0502463 выдан для произведения:
ЭПИГРАФ:."Злые люди песен не поют, почему же их поют Русские?"(Ницше)
Когда-то давным давно. классе в 7-м или 8-м, читаая Мэлори, я заметил одно, заинтриговавшее меня отличие западноевропейского мифологического героя от былинного, русского. Все герои европейских преданий гибнут. Гибнет король Артур, гибнет Беовульф, гибнет. несмотря на неуязвимость Зигфрид, гибнут все рыцари-Небелунги. В борьбе с маврами погибает Роланд. Гибнут все герои скандинавских саг. Русские же богатыри бессмертны. Илье Муромцу "смерть в бою не писана". Он умирает, найдя подобающий ему гроб, тогда, когда пришло время умирать. Святогор обратился в гору. Всё происходит с естественной периодичностью: восход - закат. Даже у отрицательных героев какие-то странные, неоднозначные отношения со смертью. Взять того же Кащея. Сова вылетела из разбившегося сундука, из неё выскочил заяц, из зайца утка, из неё выкатилось яёцо, в нём иголка. Короче эта смерть трансформируется, перетекает из одной формы в другую. Смерть тут показана как некий жизнеподобный процесс ( по немецки - ферфаллен зайн ("падающее бытиё")). , в завершение которого сложно поверить, ведь иголка ломается, НО ОСТАЁТСЯ. Кащей не умирает, он как бы растворяется в пульсирующем поле живительной энергии Космоса, чтобы где-то на другом его конце выклюнуться выклюнуться каким-нибудь другим персонажем, уж не обязательно со знаком минус. А что такое два конца сломанной иголки? это ж "два молодца, одинаковых с лица". Так вот, столкнувшись с этой мифоэпической непохожестью, я по-началу считал. что всё дело в этнических особенностях мышления. в том о чём говорил Жильбер Дюран ("Социология Культур"). По его представлениям, мифы Европы это мифы ДИУРНА - дневные солнечные мифы, особенности которых - однонапрвленный вектор борьбы света с тьмою, жизни со смертью, это мифы патриархально-мелитаристские, где положительные и отрицательные характеристики героев жёстко закреплены : доброе-открытое-дневное-объяснимое против злого-потаённого-ночного-двусмысленного. Мужское, как положительное начало против женского, как отрицательно и... побеждённого Культурой. Смерть там однозначно смерть, полное ничто. Наши, восточнославянские мифы это мифы мистического НОКТЮРНА, мифы ночные, где однозначно ничего не определяется (сумерки), где тьма это всего лишь обратная сторона света (мистическая двусмысленность Бытия), жизнь и смерть взаимообратимы и человеческое существование имеет не линейную, а круговую природу (циклическое, замкнутое в окружность время).