Memento mori, или Русская школа
Когда доводится иметь дело с бумажной версией книги, я обязательно перед прочтением её всю осматриваю – обложку, аннотацию, вступительный текст, ежели таковой есть. Любопытно, как издатель подаёт своё произведение. На обложке «Зелёного шатра» «Эксмо» гордо записало: «Новый роман Людмилы Улицкой по праву может претендовать на первостепенное место в иерархии главных книг, формирующих идеи, осмысляющих эпоху». Полагаю, что автор книги над этим неуклюжим смешением высокопарности и тавтологии должен был посмеяться.
Ах, если бы только смех это вызывало! Ребята, а не перетрудились ли мы с рейтингами, иерархиями, первостепенностями, претензиями? В осмыслении эпохи за места не соревнуются, тут каждый просто перемалывает в душе увиденное, услышанное, учувствованное. Подобным образом, по-моему, следует относиться и к роману Улицкой: человек встретился со своим временем так, как встретился.
Повествование начинается с известия о болезни (прочитывается мгновенно – смерти) Иосифа Сталина, заканчивается строкой о кончине Иосифа Бродского. То есть персонажам романа отводится для действия отрезок между 1953 и 1996 годами. Оба Иосифа – знаковые фигуры для русской истории, но не собственно о них здесь пойдёт речь. Их вневременной спор – политика и поэта – продолжает традицию русского социума, зачинавшую себя ещё при Аввакуме (если не раньше, свидетельств просто нет точных).
Три подружки – Оля, Тамара, Галя, и три друга – Саня, Илья, Миха – в центре авторского внимания. Их детство, юность, зрелость в условиях Москвы указанного времени описываются неспешно, не слишком ярко, с пробелами, можно сказать. Роман соединён в художественное полотно тридцатью рассказами, в которых персонажи попадают в самые разные обстоятельства, не всегда выступая в них главными действующими лицами. Поэтому получается такая компактная, но разнообразная общественная модель. Здесь и диссиденты (не правы те, кто решил, что роман полностью им и посвящён), и музыканты, и приторговывающие западным шмотьём спекулянты, и сотрудники научных лабораторий, и служители государственной безопасности. Много евреев и полуевреев, что не удивительно, русская интеллигенция ими населена густо. Это всё публика, которая хорошо известная Улицкой. Думаю даже, ей при написании романа приходилось довольно долго маскировать конкретных знакомых, чтобы не возникало прямых аналогий, неизбежных в таких случаях.
Герои книги – не герои в жизни. Каждый из них прожил отведённое ему время вровень со своими силёнками. Но подругами и друзьями старались быть до конца. Вообще скажу, что тема дружбы в романе важнее любви, и это очень точно характеризует саму жизнь описанного периода. А что мы хотим – после бараков, окопов, общаг, коммуналок – всей этой хаотической мешанины, да ещё позднее приправленной безответственной инфантильностью? Дружеская компания мыслилась объединением самым надёжным, жёнами и мужьями можно было и меняться, куда ж ещё свою предприимчивость направить… А уж если широко применить для всяческих полезных бытовых затей такую штуку, как фиктивный брак, – какая там любовь, в самом деле.
Наиболее чистый из всех героев, Миха, как раз из тех, кто без любви не может. Он добр и прямодушен, он предан поэзии, он не может юлить, ему не даются компромиссы. Спастись от ареста, после которого последует лагерь, за границей, в то время как любимая жена наотрез отказалась уезжать из Союза? Он уходит из жизни, выбросившись из окна.
А Илья умирает от рака в Мюнхене. Он уехал вполне добровольно, обещал даже Оле (они поженились, потом ради его отъезда развелись) придумать, как и её к себе забрать. Но придумал выгодно жениться на русской француженке, дабы перебраться в Европу. Перед смертью вспомнил первую жену, долго и нежно с ней общался – вот и так бывает. Ольга же, сначала приободрённая возможностью соединиться с ним, чудесным образом излечилась от этого самого злополучного рака. Но смерть Ильи чудо перечеркнула – умирает и она. Зато становятся по-настоящему близкими Тамара и Галя, до того терпящие друг друга только из-за привязанности к Ольге. Так тоже бывает.
На протяжении всего романа меня не покидал этот незамысловатый, сам собой возникавший, тезис: вот и так бывает. Точнее, бывало… За рассуждениями же автора следить мне было не слишком интересно. Уж не знаю почему. Может быть, оттого что как-то искусственно к повествованию приклеиваются, что ли. Может быть, оттого что воспринимаются как недоговорённости. К примеру, так восхитивший многих биологический термин «имаго» в привязке к мысли о нравственной незрелости большинства людей. Сначала в одной главе об этом явлении рассуждает школьный учитель Виктор Юльевич, затем в главе с именно таким названием «Имаго» погибает Миха. Во-первых, это не факт, что человек рождается безнравственным существом, поэтому ему необходима своеобразная инициация для обретения нравственного состояния. Во-вторых, само произведение не убедительно в части доказательства некоей незрелости Михи. Или он как раз – не личинка, способная к рождению таких же личинок, но не взрослых особей?
В конце романа Саня с его любимой Лизой, побывавшие в гостях у Бродского, рассуждают о музыке в частности и о культуре в целом. Вот эта глава как раз очень важна некими символическими обобщениями. «…Та культура кончилась и наступила другая. Культура стала лоскутна, цитатна», «Циклическое время вращается, вбирая в себя всё новое, и новое уже не отличается от старого, и идея авангарда себя изжила, потому что нет в культуре никакого прогресса…» Это говорит русский человек, воспитанный на великих классических образцах, затем переболевший авангардной музыкой, затем вырвавшийся на мировые просторы (он тоже эмигрировал, у него появилась возможность слушать самых разных исполнителей и читать самых разных авторов). Но говорит он это не радостно, а скорее желая услышать опровержение: «Да нет, культура не кончилась и должен быть прогресс!» И между строк звучит наконец самое щемящее: все мы всё равно из русской школы – музыкальной, литературной, мировоззренческой - человеческой, в которой свои уроки преподают разные Иосифы. Кто и как их понял, каждый отвечает своей жизнью.
17 апреля 2011 года
Когда доводится иметь дело с бумажной версией книги, я обязательно перед прочтением её всю осматриваю – обложку, аннотацию, вступительный текст, ежели таковой есть. Любопытно, как издатель подаёт своё произведение. На обложке «Зелёного шатра» «Эксмо» гордо записало: «Новый роман Людмилы Улицкой по праву может претендовать на первостепенное место в иерархии главных книг, формирующих идеи, осмысляющих эпоху». Полагаю, что автор книги над этим неуклюжим смешением высокопарности и тавтологии должен был посмеяться.
Ах, если бы только смех это вызывало! Ребята, а не перетрудились ли мы с рейтингами, иерархиями, первостепенностями, претензиями? В осмыслении эпохи за места не соревнуются, тут каждый просто перемалывает в душе увиденное, услышанное, учувствованное. Подобным образом, по-моему, следует относиться и к роману Улицкой: человек встретился со своим временем так, как встретился.
Повествование начинается с известия о болезни (прочитывается мгновенно – смерти) Иосифа Сталина, заканчивается строкой о кончине Иосифа Бродского. То есть персонажам романа отводится для действия отрезок между 1953 и 1996 годами. Оба Иосифа – знаковые фигуры для русской истории, но не собственно о них здесь пойдёт речь. Их вневременной спор – политика и поэта – продолжает традицию русского социума, зачинавшую себя ещё при Аввакуме (если не раньше, свидетельств просто нет точных).
Три подружки – Оля, Тамара, Галя, и три друга – Саня, Илья, Миха – в центре авторского внимания. Их детство, юность, зрелость в условиях Москвы указанного времени описываются неспешно, не слишком ярко, с пробелами, можно сказать. Роман соединён в художественное полотно тридцатью рассказами, в которых персонажи попадают в самые разные обстоятельства, не всегда выступая в них главными действующими лицами. Поэтому получается такая компактная, но разнообразная общественная модель. Здесь и диссиденты (не правы те, кто решил, что роман полностью им и посвящён), и музыканты, и приторговывающие западным шмотьём спекулянты, и сотрудники научных лабораторий, и служители государственной безопасности. Много евреев и полуевреев, что не удивительно, русская интеллигенция ими населена густо. Это всё публика, которая хорошо известная Улицкой. Думаю даже, ей при написании романа приходилось довольно долго маскировать конкретных знакомых, чтобы не возникало прямых аналогий, неизбежных в таких случаях.
Герои книги – не герои в жизни. Каждый из них прожил отведённое ему время вровень со своими силёнками. Но подругами и друзьями старались быть до конца. Вообще скажу, что тема дружбы в романе важнее любви, и это очень точно характеризует саму жизнь описанного периода. А что мы хотим – после бараков, окопов, общаг, коммуналок – всей этой хаотической мешанины, да ещё позднее приправленной безответственной инфантильностью? Дружеская компания мыслилась объединением самым надёжным, жёнами и мужьями можно было и меняться, куда ж ещё свою предприимчивость направить… А уж если широко применить для всяческих полезных бытовых затей такую штуку, как фиктивный брак, – какая там любовь, в самом деле.
Наиболее чистый из всех героев, Миха, как раз из тех, кто без любви не может. Он добр и прямодушен, он предан поэзии, он не может юлить, ему не даются компромиссы. Спастись от ареста, после которого последует лагерь, за границей, в то время как любимая жена наотрез отказалась уезжать из Союза? Он уходит из жизни, выбросившись из окна.
А Илья умирает от рака в Мюнхене. Он уехал вполне добровольно, обещал даже Оле (они поженились, потом ради его отъезда развелись) придумать, как и её к себе забрать. Но придумал выгодно жениться на русской француженке, дабы перебраться в Европу. Перед смертью вспомнил первую жену, долго и нежно с ней общался – вот и так бывает. Ольга же, сначала приободрённая возможностью соединиться с ним, чудесным образом излечилась от этого самого злополучного рака. Но смерть Ильи чудо перечеркнула – умирает и она. Зато становятся по-настоящему близкими Тамара и Галя, до того терпящие друг друга только из-за привязанности к Ольге. Так тоже бывает.
На протяжении всего романа меня не покидал этот незамысловатый, сам собой возникавший, тезис: вот и так бывает. Точнее, бывало… За рассуждениями же автора следить мне было не слишком интересно. Уж не знаю почему. Может быть, оттого что как-то искусственно к повествованию приклеиваются, что ли. Может быть, оттого что воспринимаются как недоговорённости. К примеру, так восхитивший многих биологический термин «имаго» в привязке к мысли о нравственной незрелости большинства людей. Сначала в одной главе об этом явлении рассуждает школьный учитель Виктор Юльевич, затем в главе с именно таким названием «Имаго» погибает Миха. Во-первых, это не факт, что человек рождается безнравственным существом, поэтому ему необходима своеобразная инициация для обретения нравственного состояния. Во-вторых, само произведение не убедительно в части доказательства некоей незрелости Михи. Или он как раз – не личинка, способная к рождению таких же личинок, но не взрослых особей?
В конце романа Саня с его любимой Лизой, побывавшие в гостях у Бродского, рассуждают о музыке в частности и о культуре в целом. Вот эта глава как раз очень важна некими символическими обобщениями. «…Та культура кончилась и наступила другая. Культура стала лоскутна, цитатна», «Циклическое время вращается, вбирая в себя всё новое, и новое уже не отличается от старого, и идея авангарда себя изжила, потому что нет в культуре никакого прогресса…» Это говорит русский человек, воспитанный на великих классических образцах, затем переболевший авангардной музыкой, затем вырвавшийся на мировые просторы (он тоже эмигрировал, у него появилась возможность слушать самых разных исполнителей и читать самых разных авторов). Но говорит он это не радостно, а скорее желая услышать опровержение: «Да нет, культура не кончилась и должен быть прогресс!» И между строк звучит наконец самое щемящее: все мы всё равно из русской школы – музыкальной, литературной, мировоззренческой - человеческой, в которой свои уроки преподают разные Иосифы. Кто и как их понял, каждый отвечает своей жизнью.
17 апреля 2011 года
Нет комментариев. Ваш будет первым!