Воображение
поэтическое – великая вещь. Холодно, дождливо, больная зараза выстраивает
карантины в округе, тянется безденежье, угнетает разлука с милой невестой – нет
мочи, казалось бы, почувствовать нечто радостное и тёплое. И сукин сын наш
берётся за коротенькие записки, которые долженствуют развеять злобные чары
судьбы, а заодно и дать сильный посыл друзьям-сентименталистам пересмотреть
внимательно понаписанное ими. Это я про незабвенные в веках «Повести Белкина».
Безделица, но именно простотой своей и значительна.
Итак,
Александр Сергеевич Пушкин, сидя в Болдине долгие месяцы безвыездно, устроил
для себя литературные игры. И все удались на славу. Одни «Маленькие трагедии»
чего стоят. Но ведь только писать целыми днями невозможно, приходилось и
почитывать что-нибудь. А сентиментализм в самом разгаре ещё – это потом мы
будем говорить, что он умер до XIX века. Ну да-да, плавно перетекал в романтизм – но весь
не перетёк. Душераздирающие истории про встречу с покойниками на заброшенных кладбищах,
бесстыдно совращённые барышни, люди-оборотни, наконец, злые случаи,
организованные жестоким провидением в наказание за грехи предков… Короче,
истории про то, как все умерли. И умерли как-нибудь эдак необыкновенно, чтобы
читатели исслезились до печёнок.
У Пушкина всё
наоборот. Почти все счастливы. Не совсем обыкновенные приключения совершенно
обыкновенных людей. И рассказаны они тоже человеком совершенно обыкновенным,
неким Иваном Петровичем Белкиным. Несколько лет настоящий автор целенаправленно
скрывался от читателей, указывая себя лишь инициалами А.П. Про Белкина тоже
известно не так много, из письма то ли его приятеля, то ли соседа: «Кроме
повестей, о которых в письме вашем упоминать изволите, Иван Петрович оставил
множество рукописей, которые частию у меня находятся, частию употреблены его
ключницею на разные домашние потребы. Таким образом прошлою зимою все окна её
флигеля заклеены были первою частию романа, которого он не кончил.
Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его опытом. Они, как сказывал Иван
Петрович, большею частию справедливы и слышаны им от разных особ. Однако ж
имена в них почти все вымышлены им самим, а названия сёл и деревень
заимствованы из нашего околодка, отчего и моя деревня где-то упомянута. Сие
произошло не от злого какого-либо намерения, но единственно от недостатка
воображения». В общем, други, не судите строго: куда нам тягаться с
заслуженными литераторами, рукописи наши не имеют никакой ценности, годятся на
хозяйственные бумажные нужды. Село, где живёт посыльщик повестей, с названием
тоже убогим, зато сентименталистам пригодным – Ненарадово.
Первым делом
обратим внимание на то, что Пушкин – как истинный литературный мастер – не
торопится напичкать свои игрушки сразу всеми возможными вывертами и фантазиями.
В каждой повести избирается лишь одна коллизия. И действующих лиц немного, и
описательных деталей – только самое чуть. Поэтому читаются все пять
произведений на одном дыхании.
«Выстрел»
представляет нам один из излюбленных сентименталистами типов –
человека-загадку. Ну, демон без страха и упрёка. Имя не то, что у всех –
Сильвио, говорит мало, прошлое его туманно… Славится тем, что стреляет лучше
всех: если муха не стенке – так он её, голубушку, одним махом и уничтожает. «Недостаток
смелости менее всего извиняется молодыми людьми, которые в храбрости
обыкновенно видят верх человеческих достоинств и извинение всевозможных
пороков», – не устарело и теперь, пусть искомый герой будет злодеем, лишь бы не
«трусом». Но в итоге выясняется, что злодей не такой уж и злодей, свой замысел
против беспечного графа полностью не осуществляет: напугал, да и ретировался.
«Метель»
рассказывает о путанице, случившейся из-за тайного венчания. «Марья Гавриловна
была воспитана на французских романах и следственно была влюблена. Предмет,
избранный ею, был бедный армейский прапорщик, находившийся в отпуску в своей деревне.
Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равною страстию и что
родители его любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нём и
думать, а его принимали хуже, нежели отставного заседателя», – слышите усмешку
автора? Влюблена девушка не потому, что встретился единственный и неповторимый,
а потому как начиталась французских романов. И как в оных романах полагается, в
бедного, не подходящего для родителей молодого человека. А уж упоминание о
несчастном отставном заседателе… Нынешние читатели, конечно, вряд ли его
оценят, но люди позапрошлого столетия не преминули бы горько улыбнуться. И как
тут не произойти тайному венчанию, раз столь искусно подбираются
обстоятельства. Только вот изобретательный случай подменил жениха… Что,
пробрало до слёзных печёнок, отчаянные девы? Однако концовка истории опять
удачная: обвенчанные, но никогда не знавшие друг друга, супруги наконец
встречаются. Воля автора творит радость.
«Гробовщик»
испытывает мистические ожидания сентиментальных страдальцев. Адриан Прохоров,
побывав в гостях у знатного сапожника-немца, обиделся за своё трудовое дело. «Гробовщик
пришёл домой пьян и сердит. «Что ж это, в самом деле, – рассуждал он вслух, –
чем ремесло мое нечестнее прочих? разве гробовщик брат палачу? чему смеются
басурмане? разве гробовщик гаер святочный? Хотелось было мне позвать их на
новоселье, задать им пир горой: ин не бывать же тому! А созову я тех, на
которых работаю: мертвецов православных». И что думаете? Явился сонм покойников
в дом Прохорова на этот клич. Натерпелся страху-ужасу. А как проснулся, так
кухарка и объяснила, что ничего наяву не было. Так-то, господа мистики, по
ночам спать надо, а не дурные рассказки себе внушать.
«Станционный
смотритель» опрокидывает мнение о том, что сентименты обязаны быть громкими,
вычурными, сотрясающими. Совершенно банальная ситуация: блестящий постоялец увёз
дочку бедного станционного смотрителя. Папаша, зная, чем заканчиваются подобные
приключения, загоревал, спился и сошёл в могилу. Белкину, случайно посетившему его
станцию, успел пожаловаться: «Вот уже третий год, – заключил он, – как живу я
без Дуни и как об ней нет ни слуху ни духу. Жива ли, нет ли, бог её ведает.
Всяко случается. Не её первую, не её последнюю сманил проезжий повеса, а там
подержал да и бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур, сегодня в атласе
да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою. Как
подумаешь порою, что и Дуня, может быть, тут же пропадает, так поневоле
согрешишь да пожелаешь ей могилы…» Но Пушкин опять не унимается: не пропала
Дуня. Ну, замуж вышла за баламута своего по закону формальному или нет, о том,
ничего не говорится, однако видели её через годы вполне счастливой барыней с
детьми, что проездом явилась на станцию и посетила местное кладбище.
«Барышня-крестьянка»
– последний торжественный аккорд всего гимна естественным чувствам. Признаюсь,
из пяти повестей для меня она самая любимая. Совершенно очевидно, что и автор
питает к своей героине симпатию основательную. Каково? Нарядилась крестьянкой,
только чтобы утолить любопытство, рассмотреть молодого соседа, отцы-то их в
ссоре, по-другому встретиться невозможно. И ведь народный говор усвоила,
правильные ужимки все выдаёт. Характер самостоятельный и пылкий, размеренная
усадебная жизнь сказалась на нём благотворно, ибо потребовала в противовес
ощутимых событий. «Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка
в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое,
иногда и вечное воспоминание. Конечно, всякому вольно смеяться над некоторыми
их странностями, но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их
существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность
(individualit?), без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого
величия», – замечает добрый Пушкин. Авантюра и здесь завершается весело,
влюблённые соединяются. Но вот вам последняя авторская фраза: «Читатели избавят
меня от излишней обязанности описывать развязку». В самом деле, как это
муторно, перечислять все ахи и охи по поводу обрушившегося как бы неожиданно
счастья!
Современники
к пушкинскому циклу отнеслись с некоторым недоумением. Булгарин в «Северной
пчеле» излил свой скепсис: «Ни в одной из «Повестей Белкина» нет идеи. Читаешь
– мило, гладко, плавно; прочитаешь – всё забыто, в памяти нет ничего, кроме
приключений. «Повести Белкина» читаются легко, ибо они не заставляют думать». Белинский
тоже побрюзжал: «Правда, эти повести занимательны, их нельзя читать без
удовольствия; это происходит от прелестного слога, от искусства рассказывать…;
но они не художественные создания». Зато самый первый читатель, друг
Баратынский встретил новые забавы, как и полагается: живо, душевно, смешливо.
«Написал я прозою пять повестей, от которых Баратынский ржёт и бьётся», –
сообщал автор в письме к Плетнёву.
Резюме
таково. Развлекательная литература очень даже имеет право быть. Прелестный слог
– сам по себе уже нравствен. Хотя буду скучной букой, если не скажу при этом,
что в «Повестях Белкина» везде рассыпаны сердечные замечания Александра
Сергеевича и о персонажах, и о жизни человеческой в целом – но нигде они не топорщатся
колом, убивающим в читателе живость воображения и надежду на свет.
Помочь сайту
Поздравления
