Рабы праведности. II. Бешеный пёс

Утро Максима Нагатина начиналось в шесть часов. Привычка вставать рано появилась у него в дни совместного проживания с Зоей и сохранилась по сей день, хотя в этом уже не было никакого смысла. Тем не менее, Максим всякий раз просыпался ни свет ни заря, продолжая инертно существовать в ушедшем мире, где к шести тридцати он варил кофе на двоих.
Почти каждое утро их совместной жизни он пытался сделать незабываемым, стараясь что-нибудь приготовить для Зои: делал хрустящие тосты и быстро жарил глазунью, разогревал круассаны и приносил их с её любимым вишнёвым вареньем, совершая ещё много тех милых мелочей, что составляют утро любящего человека.
Максим с умилением преподносил Зое неожиданные подарки и сюрпризы. Иногда, он накануне прятал на балконе цветы, а с утра появлялся в спальне с едва распустившимся букетом влажных и душистых роз. Если же он что-то дарил, то устраивал настоящий спектакль в финале которого неожиданно «находился» подарок. Однажды он разыграл «скандал», обнаружив в мойке новый iphone. Зоя бросилась на кухню и уже через мгновение оказалась в объятиях смеющегося Максима, поняв, что телефон предназначался ей, а «история» с раковиной – розыгрыш.
 В выходные дни он никогда не будил Зою и, просыпаясь раньше, садился на край кровати, восхищаясь её нежной и беззащитной негой. Максим, едва дотрагиваясь, прикасался к ней, чувствуя подушечками пальцев, спящую истому её манящего тела. Чувство бесконечной любви поглощало его в эти мгновения и он, теряя реальность, не мог уже оторваться от созерцания возлюбленной до её пробуждения.
- Я никогда, слышишь, никогда и никому тебя не отдам, любимая моя, - нашёптывал Максим. – Клянусь, никто и ничто не отнимет тебя у меня… я убью любого, кто попробует это сделать, любимая моя.
    Воспоминания обострялись с каждым днём, особенно сейчас, когда каждое сентябрьское утро Нагатина не содержало ни вдохновения, ни любви, ни нежности.
- Никто и ничто не отнимет тебя у меня, никто и ничто, кроме тебя самой. - Максим повторил пришедшие на память слова и болезненно усмехнулся, смотря в сырое осеннее окно и держа чашку растворимого кофе с молоком и дымящуюся сигарету.
Нагатин встречал утро с абсолютно непреодолимой опустошённостью и бездонным одиночеством, которое порождает в человеке самые страшные измышления о бессмысленности жизни, обесценивая и обесцвечивая её. Прожитые в таком состоянии дни, стирали в его представлении грани между настоящим и будущим, порой, уничтожая и прошлое, пусть даже некогда оно было наполнено счастьем и любовью.
    Нагатин не мог справиться с натиском новых, неведомых ранее истин, которые перевернули в нём то «крепкое» мировоззрение, уверенность в котором была неизменной долгие годы. Остатки разума сопротивлялись ворвавшемуся в его жизнь хаосу чувств, но душевные переживания были настолько сильны и неудержимы, что Максим «сваливался» в омут раздиравших его противоречий уже неосознанно, будучи не в состоянии контролировать себя. Нагатин пытался остановиться в бесконечном, стремительном потоке самоистязания и безумной любви, который "накрыл" его с головой, но все его усилия оказывались тщетными и когда воспоминания о Зое захлёстывали его, он путался в противоречивых мыслях, каждая из которых требовала беспрекословного подчинения воспалённого разума. Растерзанная мучениями душа его металась, прячась от суровых истин одиночества, боясь признаться себе в самом главном - Зоя никогда больше не появится в его жизни. Максим «бежал» от этого признания к умирающей надежде, последние дни которой беспощадно сокращал ползунок календаря.  
- Всё, ничего уже не будет. Никогда ничего не будет, никогда. Ты должен это принять и смириться. Никогда и ничего. - Максим размышлял вслух так, словно в нём боролось несколько противоречивых сущностей. – Да и не было никогда ничего... совсем ничего. Понимаешь? Весь этот год – это сказка, которую ты придумал сам. Она никогда не любила тебя. Почему? Ты что ещё ничего не понял. Неужели ты на что-то надеешься… смешно! Просто смешно! Что она не могла ответить на твоё письмо? Ответить хоть одно слово. Нахрен ей это нужно, подумай… Если бы она любила тебя, то была бы сейчас с тобой, а не трахалась бы с …
С последней мыслью Максим резко повернулся и, что есть силы, швырнул чашку в стену. Осколки от разбитой чашки разлетелись по всей кухне. Нагатин почувствовал самое унизительное бессилие, которое только и мог испытывать человек, находящийся в его положении.
- Я же люблю тебя! - Громко сказал Максим и вышел из кухни, наступая прямо на осколки. – Можно же было хоть слово ответить! Я ведь просил тебя ответь хотя бы одно слово! ****ь, с собаками так не обращаются!
    Схватив портфель и ключи от машины, Нагатин вышел из квартиры, громко захлопнув дверь. Прогревая автомобиль, он ввёл в навигатор название посёлка, где находился дом Анастасии, включил радио. Максим закурил и, немного успокоившись, начал путь к месту трагедии.
Действия Замятина, который обвинялся в убийстве гражданина Авдеева К.П. и покушении на убийство гражданки Юсуповой А.А., квалифицировались несколькими частями 105-й статьи УК РФ и для Нагатина, как для опытного следователя, не представлялось сложным. Накануне Максим соврал Рябкову, намеренно показав своё безразличие в отношении исхода дела и главного обвиняемого Владимира Замятина. Судьба Владимира заинтересовала Нагатина и он даже в каком-то смысле сопереживал преступнику, отчасти понимая его действия. Максим, даже увидел или, точнее сказать, чувствовал, едва уловимую схожесть истории Замятина со своей жизненной ситуацией, хотя точек соприкосновения в их судьбах было немного. Максиму было важно понять ту «человеческую» сторону поступка Замятина, которая заставила его пойти на убийство.
«Любящий человек и вдруг измена, - размышлял Максим, управляя автомобилем, - измена как наказание… наказание за что? Ревность как слабость характера, неуверенность в себе, в конце концов, бессилие или наоборот, исток зарождающейся ненависти в отношении любимого человека. Какой же силы должна была быть любовь, если она породила такую ненависть и закончилась смертью».
Максим не хотел довольствоваться теми тривиальными объяснениями, которые лежали на поверхности. Ревность, измена были, по его убеждению,  лишь финалом потери любви Владимира, а то, что Владимир любил и любил сильно, Нагатин не сомневался.  
По дороге он вспоминал основные детали дела и протоколы показаний свидетелей, с которыми намеревался встретиться лично. И уже через сорок минут пути навигатор твёрдым женским голосом отрапортовал о прибытии в пункт назначения. Нагатин остановил автомобиль на обочине, возле небольшого кирпичного дома.
 Нагатин не любил выезжать на места преступлений и, вообще, с определённой долей брезгливости относился к необходимости осмотра этих самых мест, считая это издержками профессии. Посещение моргов с опознаниями, изучение тел в момент обнаружения вызывали в нём отвращение, хотя за годы работы он привык уже ко многому.
Подойдя по заросшей дорожке к злосчастному и пустующему дому, он сразу почувствовал присутствие смерти, следы которой часто встречал. Это было угнетающее, необъяснимое и почти физическое чувство. Нагатин обошёл дом со всех сторон и убедился в том, что тот был наглухо закрыт. Другого он и не ждал, так как уже две его повестки канули «в никуда». «Скорее всего ребёнка сразу забрали родственники, - подумал Нагатин, пытаясь заглянуть в окно, - а Анастасия вернулась сюда после больницы не более чем на день и, собрав вещи, уехала к дочери. Значит, будем искать родню».
 Нагатин обернулся и заметил, как из соседнего дома за ним кто-то наблюдает. Соседка, некоторое время безмолвно рассматривала в окно похождения следователя по заросшему травой участку, после чего не стерпела и, открыв форточку, заголосила на всю улицу. Нагатин представился и уже через пять минут сидёл в тёплом уютном доме за чаем, сдобренным самыми невозможными сплетнями. Полная, пышущая энергией Лидия Петровна, женщина не старше пятидесяти лет, поведала следователю много интересных и важных фактов, дополнивших «человеческое» представление Нагатина о фигурантах дела.
- Ужасная какая история, - тараторила хозяйка, - а с виду нормальный вроде мужик был. И с домом ей помогал и по хозяйству, а дочь её как любил, ей Богу, как родную. - Обернувшись к образу в углу, она пугливо перекрестилась и налила вторую чашку чая Максиму. – Жили они с Владимиром душа в душу. Вот с полгода назад она приходила ко мне и всё рассказывала, как представляла ихнюю свадьбу. Потом, правда, уже таких разговоров и не заводила, а грустила больше. А за месяц до беды, заходит ко мне в слезах и говорит, что Володя отказался жениться наотрез. «Почему?» - спрашиваю. А она только в слёзы. Прорыдала вот тут за столом полночи и да так и заснула.
- Понятно, - Нагатин отпил вкусный и душистый чай. - Скажите Лидия Петровна, если Замятин был такой положительный, то как этот Костя появился? Может, у них что-нибудь раньше было, а Замятин этого не знал? – Нагатин отчего-то подумал о Зое, но отмахнувшись от болезненных мыслей продолжил беседу.
- Ну, вы товарищ следователь скажите тоже. Да таких Костиков вон пруд пруди. Кобелина! Вскружил девке голову, пользовался ей как хотел. Приезжал когда вздумается, уезжал поутру. Тьфу! Противно даже вспомнить. У таких на уме только и есть, что под подол залезть.
- Не захотела и не пустила бы, - возразил Нагатин.
- Да он чёрт смазливый, прости Господи, моложе её лет на пять был. Коренастый такой, спортсмен. Вот как вы, только помоложе… - Лидия Петровна осеклась, заметив, как Нагатин поперхнулся печеньем и закашлялся. - Ой! Простите меня товарищ следователь. Совсем заговорилась. Давайте я вам по спине хлопну?
- Ничего, ничего, - Нагатин глотнул чай. – Спасибо, не надо.
- А Володька то, дурень, всё не понимал и вечерами стоял, да в окно к ней смотрел, - Лидия налила себе чай. – Забора то вон нет, денег ихних на забор не хватило.
- Часто Замятин приезжал?
- Раз в неделю точно бывал, а я Настьке ни слова. - Лидия Петровна покачала головой. -  Жалко его, такой мужик был.
- Почему был? Он жив, - уточнил Нагатин.
- Что с того, что жив? Как он жить с таким грехом будет? Свою семью сгубил, Настьку под откос, да ещё этого… будь он… - женщина вновь обернулась к образам и быстро перекрестилась, – на тот свет отправил. У него теперь разве что тюрьма впереди. От судьба у людей! И чего им не жилось по-человечески?
- А как по-человечески? – с вызовом спросил Нагатин. – Что значит это по-человечески? Как надо по-человечески, по-людски? Как это?
- Что это у вас за вопросы такие, товарищ следователь? Я прямо не пойму, - Лидия оторопела, заметив недобрый и испугавший её взгляд Нагатина.
- Извините, - следователь решил не продолжать, чувствуя, что начинает злиться на банальные, очевидные и неопровержимые истины Лидии Петровны. – Я поеду, а вас вызову для составления протокола.  Спасибо за чай.
    Не дожидаясь ответа, он покинул стол и вышел из дома на свежий, пахнущий сырой осенью, воздух. Максим остановился напротив дома Анастасии, словно, вживаясь в роль и чувства Замятина.
- Как всё банально, - вслух сказал Нагатин и закурил, вглядываясь в холодные окна дома. – Ладно, всё понятно… пора.
    Максим направился обратно в районный центр, надеясь переговорить с Замятиным в городском психоневрологическом диспансере уже сегодня.
Находясь в пути, он вспоминал, как вернулся из командировки в пустую квартиру. Исчезновение Зои стало для него настолько неожиданным, что первые несколько дней после возвращения, случившееся ему казалось невероятным розыгрышем. Телефон её не отвечал, никаких записок, никаких объяснений…ничего. Пустая убранная квартира, словно Зои никогда и не было в его жизни. Единственное, что он мог предпринять - это написать ей письмо по электронной почте и Максим не преминул этой возможностью.
На письма он возлагал совершенно необъяснимые надежды. В каждом из них Максим писал о своей любви и был искренен до последнего слова. Когда ответа не поступало, ни через час, ни через несколько дней, он отчаянно перечитывал их в поисках досадной ошибки, глупого оборота или неправильно выраженной мысли. В таких мучительных раздумьях он мог находиться несколько дней и потом, вновь, вдохновленный сошедшим на него откровением, бросался в омут и писал что-то новое, что-то, по его мнению, важное, недосказанное и не услышанное Зоей. Он всегда писал поздно ночью, предполагая, что именно сейчас, в эту минуту она смогла бы не таясь прочитать его письмо, находясь где-то далеко в спящей тишине города… но наступало утро следующего дня и ответа не поступало. Спустя несколько дней после одиннадцатого послания он иссяк, потеряв всякую надежду…
- Сука! - выругался Нагатин, вспомнив рассказ Заболоцкого о возвращении Зои к бывшему мужу Михаилу. – Как ты могла так со мной поступить!
    Максим утопил педаль газа, резко начав набирать скорость. Яростный, обжигающий гнев охватил его.
- Как?! Как можно было так поступить со мной! Тварь, ****ь! - Нагатин агрессивно обгонял попутные автомобили, выезжая на встречную полосу и рискованно маневрируя. – Сука, ненавижу! Ненавижу!
    Увидев шлагбаум железнодорожного переезда, он резко затормозил, с трудом удержав автомобиль на скользком шоссе. Максим оказался первым возле переезда и смог остановиться лишь боком, так что железнодорожные пути остались справа от него. Обеими руками он держался за руль, учащённо дыша. Вдалеке появился поезд. Максим внимательно смотрел на товарный состав, который с грохотом железной армады надвигался на него.
Локомотив издал пронзительный сигнал. Нагатин опустил голову, осознавая необратимость своего положения. Ненависть, бессилие и обида, всё перемешалось в голове следователя, слившись с металлическим грохотом проносящегося поезда.
- Будь ты проклята, мразь! Проклята! – Нагатин стиснул зубы. – Чтобы ты сдохла тварь! Ты мразь…
    Нагатин ругался и матерился, едва слыша себя до тех пор, пока железнодорожный состав не промчался через переезд. Шлагбаум оказался поднятым и сигналы недовольных водителей заставили его продолжить движение.
    Волнение не позволяло Максиму сосредоточиться на дороге и он решил остановиться на обочине. Проехав мимо стихийной свалки, Максим резко взял вправо и затормозил.  
Ужаснувшись произнесённым словам, он ощущал как новое, упоительное и страшное чувство овладевало им. Ненависть к Зое была чудовищной силы. Теплое и липкое чувство пленило его, вытесняя накопившуюся и застывшую в его сердце боль.
- Тварь! - громко крикнул Нагатин, выйдя из машины и, сжав кулаки, ударил ногой по колесу. - Мразь… ****ь, шлюха! Ничтожная, двуличная тварь, сука! Как! Как ты могла так поступить со мной…
    Максим не мог остановить поток оскорблений, который с непреодолимой силой «рвался» из самой глубины его униженной души. Колоссальная энергия и сила наполнили всё тело. Он был не в силах сдерживать себя, что-то «звериное» искало выхода из его взбудораженного естества.
Обойдя автомобиль, он отошёл на несколько метров от обочины и оказался в лесополосе. Он поднял камень и швырнул его в густую чащу, но такого действия было недостаточно для того, чтобы выместить накопившуюся злобу. Взгляд его наткнулся на крупный, увесистый берёзовый сук, валявшийся на земле. Замятин немедленно взял его в руки. Неистово смотря на «своё орудие» он потерял контроль над собой, представив Зою в чужих объятиях, и что есть силы ударил по дереву, которое с  содроганием поглотило удар.
- Мразь ****ь, мразь! Ни слова, сука, ни одного слова за месяц! Сука! - Нагатин продолжал бить, что есть силы по деревьям, небольшими шагами продвигаясь вперёд. – Ненавижу, ненавижу…
Максим прошёл не более пятидесяти метров, когда услышал шорох, похожий на приближение осторожного зверя. Он развернулся, пытаясь понять: откуда доносился звук. Возбуждённо и глубоко дыша, Максим всматривался в лесную чащу, пытаясь обнаружить зверя, присутствие которого он уже чувствовал.  Присмотревшись к сломанной в нескольких метрах от него берёзе, Максим заметил крупного, грязного безродного пса. Рыжая морда его была испачкана в крови, а из приоткрытой пасти свисал язык и текла густая слюна. Пёс остановился и не двигался, наблюдая за Максимом. Взгляд его помутневших глаз был исполнен застывшим бешенством. Нагатин сделал шаг назад и наступил на ветку. Неожиданный хруст сломанной ветки вызвал приступ агрессии у пса и он начал приближаться к Нагатину. Пытаясь лаять, пёс хрипел и издавал невнятные звуки, наконец, сомкнув челюсти и оскалившись. Хлынувший адреналин мгновенным жаром охватил всё тело Максима. В таком состоянии Нагатин слышал только пульсирующие удары своего сердца в глухой тишине окружающего мира, звуки которого перестали существовать. Нервное напряжение достигло своего апогея и Максим не выдержал и бросился с дубиной на пса. Доля секунды позволила ему сделать резкое движение первым и он со всей силы ударил зверя. Удар пришёлся точно в голову и пёс свалился на бок в предсмертных судорогах. Максим не мог остановиться и продолжал добивать умирающее животное без разбора, безумствуя и размахивая переломанным суком до тех пор, пока силы его не иссякли.
- Убью, удавлю сука… Убью! Убью! - голос его затихал с каждым словом, а отдышка стала такой сильной, что последнюю угрозу он уже произнёс почти шепотом.
Выбросив надломившийся и окровавленный сук, Максим отошёл в сторону и сел на пень, стараясь не смотреть на хрипевшего пса. Несмотря на осеннюю свежесть, он весь взмок и, задыхаясь, расстегнул ворот рубашки на несколько пуговиц, как человек, нуждающийся в спасительном глотке воздуха.
Нагатин прикурил сигарету дрожащими руками и, совершив несколько глубоких затяжек, поднял голову, посмотрев на хмурое сентябрьское небо. Монотонный шум умирающей листвы и редкие капли начинающегося дождя немного успокоили его.
Ярость отступила, но нервное возбуждение никак не позволяло Максиму сосредоточиться на чём-либо. Вторая и третья сигарета подряд немного успокоили его. Не пытаясь осмыслить случившееся или попытаться понять своё поведение, он всё же совладал с разрозненными остатками мыслей.
- Чёрт! – вздрогнул Максим, услышав последний хрип умершего пса.
Не смотря в сторону убитого пса и не оглядываясь, Максим быстро вернулся на шоссе. Оказавшись в салоне автомобиля, он осмотрел свою одежду, чувствуя как у него промокли ноги в лесу. Джинсы ниже колен были мокрыми, грязными и запачканными кровью. Нагатин посмотрелся на себя в небольшое зеркало заднего вида и увидел осунувшееся лицо, безумные и уставшие глаза и неопрятную щетина. В таком виде никуда уже ехать уже было нельзя и Максим позвонил в отдел, сочинив историю с той только целью, чтобы скорее добраться домой и спрятаться от всего происходящего.

© Copyright: Сергей Дубовик, 2013

Регистрационный номер №0167529

от 3 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0167529 выдан для произведения: Утро Максима Нагатина начиналось в шесть часов. Привычка вставать рано появилась у него в дни совместного проживания с Зоей и сохранилась по сей день, хотя в этом уже не было никакого смысла. Тем не менее, Максим всякий раз просыпался ни свет ни заря, продолжая инертно существовать в ушедшем мире, где к шести тридцати он варил кофе на двоих.
Почти каждое утро их совместной жизни он пытался сделать незабываемым, стараясь что-нибудь приготовить для Зои: делал хрустящие тосты и быстро жарил глазунью, разогревал круассаны и приносил их с её любимым вишнёвым вареньем, совершая ещё много тех милых мелочей, что составляют утро любящего человека.
Максим с умилением преподносил Зое неожиданные подарки и сюрпризы. Иногда, он накануне прятал на балконе цветы, а с утра появлялся в спальне с едва распустившимся букетом влажных и душистых роз. Если же он что-то дарил, то устраивал настоящий спектакль в финале которого неожиданно «находился» подарок. Однажды он разыграл «скандал», обнаружив в мойке новый iphone. Зоя бросилась на кухню и уже через мгновение оказалась в объятиях смеющегося Максима, поняв, что телефон предназначался ей, а «история» с раковиной – розыгрыш.
 В выходные дни он никогда не будил Зою и, просыпаясь раньше, садился на край кровати, восхищаясь её нежной и беззащитной негой. Максим, едва дотрагиваясь, прикасался к ней, чувствуя подушечками пальцев, спящую истому её манящего тела. Чувство бесконечной любви поглощало его в эти мгновения и он, теряя реальность, не мог уже оторваться от созерцания возлюбленной до её пробуждения.
- Я никогда, слышишь, никогда и никому тебя не отдам, любимая моя, - нашёптывал Максим. – Клянусь, никто и ничто не отнимет тебя у меня… я убью любого, кто попробует это сделать, любимая моя.
    Воспоминания обострялись с каждым днём, особенно сейчас, когда каждое сентябрьское утро Нагатина не содержало ни вдохновения, ни любви, ни нежности.
- Никто и ничто не отнимет тебя у меня, никто и ничто, кроме тебя самой. - Максим повторил пришедшие на память слова и болезненно усмехнулся, смотря в сырое осеннее окно и держа чашку растворимого кофе с молоком и дымящуюся сигарету.
Нагатин встречал утро с абсолютно непреодолимой опустошённостью и бездонным одиночеством, которое порождает в человеке самые страшные измышления о бессмысленности жизни, обесценивая и обесцвечивая её. Прожитые в таком состоянии дни, стирали в его представлении грани между настоящим и будущим, порой, уничтожая и прошлое, пусть даже некогда оно было наполнено счастьем и любовью.
    Нагатин не мог справиться с натиском новых, неведомых ранее истин, которые перевернули в нём то «крепкое» мировоззрение, уверенность в котором была неизменной долгие годы. Остатки разума сопротивлялись ворвавшемуся в его жизнь хаосу чувств, но душевные переживания были настолько сильны и неудержимы, что Максим «сваливался» в омут раздиравших его противоречий уже неосознанно, будучи не в состоянии контролировать себя. Нагатин пытался остановиться в бесконечном, стремительном потоке самоистязания и безумной любви, который "накрыл" его с головой, но все его усилия оказывались тщетными и когда воспоминания о Зое захлёстывали его, он путался в противоречивых мыслях, каждая из которых требовала беспрекословного подчинения воспалённого разума. Растерзанная мучениями душа его металась, прячась от суровых истин одиночества, боясь признаться себе в самом главном - Зоя никогда больше не появится в его жизни. Максим «бежал» от этого признания к умирающей надежде, последние дни которой беспощадно сокращал ползунок календаря.  
- Всё, ничего уже не будет. Никогда ничего не будет, никогда. Ты должен это принять и смириться. Никогда и ничего. - Максим размышлял вслух так, словно в нём боролось несколько противоречивых сущностей. – Да и не было никогда ничего... совсем ничего. Понимаешь? Весь этот год – это сказка, которую ты придумал сам. Она никогда не любила тебя. Почему? Ты что ещё ничего не понял. Неужели ты на что-то надеешься… смешно! Просто смешно! Что она не могла ответить на твоё письмо? Ответить хоть одно слово. Нахрен ей это нужно, подумай… Если бы она любила тебя, то была бы сейчас с тобой, а не трахалась бы с …
С последней мыслью Максим резко повернулся и, что есть силы, швырнул чашку в стену. Осколки от разбитой чашки разлетелись по всей кухне. Нагатин почувствовал самое унизительное бессилие, которое только и мог испытывать человек, находящийся в его положении.
- Я же люблю тебя! - Громко сказал Максим и вышел из кухни, наступая прямо на осколки. – Можно же было хоть слово ответить! Я ведь просил тебя ответь хотя бы одно слово! ****ь, с собаками так не обращаются!
    Схватив портфель и ключи от машины, Нагатин вышел из квартиры, громко захлопнув дверь. Прогревая автомобиль, он ввёл в навигатор название посёлка, где находился дом Анастасии, включил радио. Максим закурил и, немного успокоившись, начал путь к месту трагедии.
Действия Замятина, который обвинялся в убийстве гражданина Авдеева К.П. и покушении на убийство гражданки Юсуповой А.А., квалифицировались несколькими частями 105-й статьи УК РФ и для Нагатина, как для опытного следователя, не представлялось сложным. Накануне Максим соврал Рябкову, намеренно показав своё безразличие в отношении исхода дела и главного обвиняемого Владимира Замятина. Судьба Владимира заинтересовала Нагатина и он даже в каком-то смысле сопереживал преступнику, отчасти понимая его действия. Максим, даже увидел или, точнее сказать, чувствовал, едва уловимую схожесть истории Замятина со своей жизненной ситуацией, хотя точек соприкосновения в их судьбах было немного. Максиму было важно понять ту «человеческую» сторону поступка Замятина, которая заставила его пойти на убийство.
«Любящий человек и вдруг измена, - размышлял Максим, управляя автомобилем, - измена как наказание… наказание за что? Ревность как слабость характера, неуверенность в себе, в конце концов, бессилие или наоборот, исток зарождающейся ненависти в отношении любимого человека. Какой же силы должна была быть любовь, если она породила такую ненависть и закончилась смертью».
Максим не хотел довольствоваться теми тривиальными объяснениями, которые лежали на поверхности. Ревность, измена были, по его убеждению,  лишь финалом потери любви Владимира, а то, что Владимир любил и любил сильно, Нагатин не сомневался.  
По дороге он вспоминал основные детали дела и протоколы показаний свидетелей, с которыми намеревался встретиться лично. И уже через сорок минут пути навигатор твёрдым женским голосом отрапортовал о прибытии в пункт назначения. Нагатин остановил автомобиль на обочине, возле небольшого кирпичного дома.
 Нагатин не любил выезжать на места преступлений и, вообще, с определённой долей брезгливости относился к необходимости осмотра этих самых мест, считая это издержками профессии. Посещение моргов с опознаниями, изучение тел в момент обнаружения вызывали в нём отвращение, хотя за годы работы он привык уже ко многому.
Подойдя по заросшей дорожке к злосчастному и пустующему дому, он сразу почувствовал присутствие смерти, следы которой часто встречал. Это было угнетающее, необъяснимое и почти физическое чувство. Нагатин обошёл дом со всех сторон и убедился в том, что тот был наглухо закрыт. Другого он и не ждал, так как уже две его повестки канули «в никуда». «Скорее всего ребёнка сразу забрали родственники, - подумал Нагатин, пытаясь заглянуть в окно, - а Анастасия вернулась сюда после больницы не более чем на день и, собрав вещи, уехала к дочери. Значит, будем искать родню».
 Нагатин обернулся и заметил, как из соседнего дома за ним кто-то наблюдает. Соседка, некоторое время безмолвно рассматривала в окно похождения следователя по заросшему травой участку, после чего не стерпела и, открыв форточку, заголосила на всю улицу. Нагатин представился и уже через пять минут сидёл в тёплом уютном доме за чаем, сдобренным самыми невозможными сплетнями. Полная, пышущая энергией Лидия Петровна, женщина не старше пятидесяти лет, поведала следователю много интересных и важных фактов, дополнивших «человеческое» представление Нагатина о фигурантах дела.
- Ужасная какая история, - тараторила хозяйка, - а с виду нормальный вроде мужик был. И с домом ей помогал и по хозяйству, а дочь её как любил, ей Богу, как родную. - Обернувшись к образу в углу, она пугливо перекрестилась и налила вторую чашку чая Максиму. – Жили они с Владимиром душа в душу. Вот с полгода назад она приходила ко мне и всё рассказывала, как представляла ихнюю свадьбу. Потом, правда, уже таких разговоров и не заводила, а грустила больше. А за месяц до беды, заходит ко мне в слезах и говорит, что Володя отказался жениться наотрез. «Почему?» - спрашиваю. А она только в слёзы. Прорыдала вот тут за столом полночи и да так и заснула.
- Понятно, - Нагатин отпил вкусный и душистый чай. - Скажите Лидия Петровна, если Замятин был такой положительный, то как этот Костя появился? Может, у них что-нибудь раньше было, а Замятин этого не знал? – Нагатин отчего-то подумал о Зое, но отмахнувшись от болезненных мыслей продолжил беседу.
- Ну, вы товарищ следователь скажите тоже. Да таких Костиков вон пруд пруди. Кобелина! Вскружил девке голову, пользовался ей как хотел. Приезжал когда вздумается, уезжал поутру. Тьфу! Противно даже вспомнить. У таких на уме только и есть, что под подол залезть.
- Не захотела и не пустила бы, - возразил Нагатин.
- Да он чёрт смазливый, прости Господи, моложе её лет на пять был. Коренастый такой, спортсмен. Вот как вы, только помоложе… - Лидия Петровна осеклась, заметив, как Нагатин поперхнулся печеньем и закашлялся. - Ой! Простите меня товарищ следователь. Совсем заговорилась. Давайте я вам по спине хлопну?
- Ничего, ничего, - Нагатин глотнул чай. – Спасибо, не надо.
- А Володька то, дурень, всё не понимал и вечерами стоял, да в окно к ней смотрел, - Лидия налила себе чай. – Забора то вон нет, денег ихних на забор не хватило.
- Часто Замятин приезжал?
- Раз в неделю точно бывал, а я Настьке ни слова. - Лидия Петровна покачала головой. -  Жалко его, такой мужик был.
- Почему был? Он жив, - уточнил Нагатин.
- Что с того, что жив? Как он жить с таким грехом будет? Свою семью сгубил, Настьку под откос, да ещё этого… будь он… - женщина вновь обернулась к образам и быстро перекрестилась, – на тот свет отправил. У него теперь разве что тюрьма впереди. От судьба у людей! И чего им не жилось по-человечески?
- А как по-человечески? – с вызовом спросил Нагатин. – Что значит это по-человечески? Как надо по-человечески, по-людски? Как это?
- Что это у вас за вопросы такие, товарищ следователь? Я прямо не пойму, - Лидия оторопела, заметив недобрый и испугавший её взгляд Нагатина.
- Извините, - следователь решил не продолжать, чувствуя, что начинает злиться на банальные, очевидные и неопровержимые истины Лидии Петровны. – Я поеду, а вас вызову для составления протокола.  Спасибо за чай.
    Не дожидаясь ответа, он покинул стол и вышел из дома на свежий, пахнущий сырой осенью, воздух. Максим остановился напротив дома Анастасии, словно, вживаясь в роль и чувства Замятина.
- Как всё банально, - вслух сказал Нагатин и закурил, вглядываясь в холодные окна дома. – Ладно, всё понятно… пора.
    Максим направился обратно в районный центр, надеясь переговорить с Замятиным в городском психоневрологическом диспансере уже сегодня.
Находясь в пути, он вспоминал, как вернулся из командировки в пустую квартиру. Исчезновение Зои стало для него настолько неожиданным, что первые несколько дней после возвращения, случившееся ему казалось невероятным розыгрышем. Телефон её не отвечал, никаких записок, никаких объяснений…ничего. Пустая убранная квартира, словно Зои никогда и не было в его жизни. Единственное, что он мог предпринять - это написать ей письмо по электронной почте и Максим не преминул этой возможностью.
На письма он возлагал совершенно необъяснимые надежды. В каждом из них Максим писал о своей любви и был искренен до последнего слова. Когда ответа не поступало, ни через час, ни через несколько дней, он отчаянно перечитывал их в поисках досадной ошибки, глупого оборота или неправильно выраженной мысли. В таких мучительных раздумьях он мог находиться несколько дней и потом, вновь, вдохновленный сошедшим на него откровением, бросался в омут и писал что-то новое, что-то, по его мнению, важное, недосказанное и не услышанное Зоей. Он всегда писал поздно ночью, предполагая, что именно сейчас, в эту минуту она смогла бы не таясь прочитать его письмо, находясь где-то далеко в спящей тишине города… но наступало утро следующего дня и ответа не поступало. Спустя несколько дней после одиннадцатого послания он иссяк, потеряв всякую надежду…
- Сука! - выругался Нагатин, вспомнив рассказ Заболоцкого о возвращении Зои к бывшему мужу Михаилу. – Как ты могла так со мной поступить!
    Максим утопил педаль газа, резко начав набирать скорость. Яростный, обжигающий гнев охватил его.
- Как?! Как можно было так поступить со мной! Тварь, ****ь! - Нагатин агрессивно обгонял попутные автомобили, выезжая на встречную полосу и рискованно маневрируя. – Сука, ненавижу! Ненавижу!
    Увидев шлагбаум железнодорожного переезда, он резко затормозил, с трудом удержав автомобиль на скользком шоссе. Максим оказался первым возле переезда и смог остановиться лишь боком, так что железнодорожные пути остались справа от него. Обеими руками он держался за руль, учащённо дыша. Вдалеке появился поезд. Максим внимательно смотрел на товарный состав, который с грохотом железной армады надвигался на него.
Локомотив издал пронзительный сигнал. Нагатин опустил голову, осознавая необратимость своего положения. Ненависть, бессилие и обида, всё перемешалось в голове следователя, слившись с металлическим грохотом проносящегося поезда.
- Будь ты проклята, мразь! Проклята! – Нагатин стиснул зубы. – Чтобы ты сдохла тварь! Ты мразь…
    Нагатин ругался и матерился, едва слыша себя до тех пор, пока железнодорожный состав не промчался через переезд. Шлагбаум оказался поднятым и сигналы недовольных водителей заставили его продолжить движение.
    Волнение не позволяло Максиму сосредоточиться на дороге и он решил остановиться на обочине. Проехав мимо стихийной свалки, Максим резко взял вправо и затормозил.  
Ужаснувшись произнесённым словам, он ощущал как новое, упоительное и страшное чувство овладевало им. Ненависть к Зое была чудовищной силы. Теплое и липкое чувство пленило его, вытесняя накопившуюся и застывшую в его сердце боль.
- Тварь! - громко крикнул Нагатин, выйдя из машины и, сжав кулаки, ударил ногой по колесу. - Мразь… ****ь, шлюха! Ничтожная, двуличная тварь, сука! Как! Как ты могла так поступить со мной…
    Максим не мог остановить поток оскорблений, который с непреодолимой силой «рвался» из самой глубины его униженной души. Колоссальная энергия и сила наполнили всё тело. Он был не в силах сдерживать себя, что-то «звериное» искало выхода из его взбудораженного естества.
Обойдя автомобиль, он отошёл на несколько метров от обочины и оказался в лесополосе. Он поднял камень и швырнул его в густую чащу, но такого действия было недостаточно для того, чтобы выместить накопившуюся злобу. Взгляд его наткнулся на крупный, увесистый берёзовый сук, валявшийся на земле. Замятин немедленно взял его в руки. Неистово смотря на «своё орудие» он потерял контроль над собой, представив Зою в чужих объятиях, и что есть силы ударил по дереву, которое с  содроганием поглотило удар.
- Мразь ****ь, мразь! Ни слова, сука, ни одного слова за месяц! Сука! - Нагатин продолжал бить, что есть силы по деревьям, небольшими шагами продвигаясь вперёд. – Ненавижу, ненавижу…
Максим прошёл не более пятидесяти метров, когда услышал шорох, похожий на приближение осторожного зверя. Он развернулся, пытаясь понять: откуда доносился звук. Возбуждённо и глубоко дыша, Максим всматривался в лесную чащу, пытаясь обнаружить зверя, присутствие которого он уже чувствовал.  Присмотревшись к сломанной в нескольких метрах от него берёзе, Максим заметил крупного, грязного безродного пса. Рыжая морда его была испачкана в крови, а из приоткрытой пасти свисал язык и текла густая слюна. Пёс остановился и не двигался, наблюдая за Максимом. Взгляд его помутневших глаз был исполнен застывшим бешенством. Нагатин сделал шаг назад и наступил на ветку. Неожиданный хруст сломанной ветки вызвал приступ агрессии у пса и он начал приближаться к Нагатину. Пытаясь лаять, пёс хрипел и издавал невнятные звуки, наконец, сомкнув челюсти и оскалившись. Хлынувший адреналин мгновенным жаром охватил всё тело Максима. В таком состоянии Нагатин слышал только пульсирующие удары своего сердца в глухой тишине окружающего мира, звуки которого перестали существовать. Нервное напряжение достигло своего апогея и Максим не выдержал и бросился с дубиной на пса. Доля секунды позволила ему сделать резкое движение первым и он со всей силы ударил зверя. Удар пришёлся точно в голову и пёс свалился на бок в предсмертных судорогах. Максим не мог остановиться и продолжал добивать умирающее животное без разбора, безумствуя и размахивая переломанным суком до тех пор, пока силы его не иссякли.
- Убью, удавлю сука… Убью! Убью! - голос его затихал с каждым словом, а отдышка стала такой сильной, что последнюю угрозу он уже произнёс почти шепотом.
Выбросив надломившийся и окровавленный сук, Максим отошёл в сторону и сел на пень, стараясь не смотреть на хрипевшего пса. Несмотря на осеннюю свежесть, он весь взмок и, задыхаясь, расстегнул ворот рубашки на несколько пуговиц, как человек, нуждающийся в спасительном глотке воздуха.
Нагатин прикурил сигарету дрожащими руками и, совершив несколько глубоких затяжек, поднял голову, посмотрев на хмурое сентябрьское небо. Монотонный шум умирающей листвы и редкие капли начинающегося дождя немного успокоили его.
Ярость отступила, но нервное возбуждение никак не позволяло Максиму сосредоточиться на чём-либо. Вторая и третья сигарета подряд немного успокоили его. Не пытаясь осмыслить случившееся или попытаться понять своё поведение, он всё же совладал с разрозненными остатками мыслей.
- Чёрт! – вздрогнул Максим, услышав последний хрип умершего пса.
Не смотря в сторону убитого пса и не оглядываясь, Максим быстро вернулся на шоссе. Оказавшись в салоне автомобиля, он осмотрел свою одежду, чувствуя как у него промокли ноги в лесу. Джинсы ниже колен были мокрыми, грязными и запачканными кровью. Нагатин посмотрелся на себя в небольшое зеркало заднего вида и увидел осунувшееся лицо, безумные и уставшие глаза и неопрятную щетина. В таком виде никуда уже ехать уже было нельзя и Максим позвонил в отдел, сочинив историю с той только целью, чтобы скорее добраться домой и спрятаться от всего происходящего.

 

Рабы праведности.I.Муки следователя

Рабы праведности. III. Квазимода