Кн. III. , ч. II, гл. 3 Экстрим

Со дня на  день это должно было произойти.  Весь срок из-за низкого прикрепления эмбриона, а позже плода мне грозило кесарево.  Я же  хотела родить  только сама, чтобы рубцы не ограничили количество родов в будущем. Возможно, это пожелание  было неосознанным и включалось автоматически из-за активного материнского инстинкта. Но дочь появляться на свет категорически не спешила. Если подсчёты сроков были верны, мы перешагнули рубеж в сорок одну неделю. С этим ребёнком внутри  меня  почему-то тянуло на рискованные приключения.  
Где-то в июле папа отправил меня отдыхать по путёвке в пригородный санаторий «Мать и дитя», где какие-то  его знакомые врачи кололи мне витамины группы «В», что не показано, как выяснилось, в это время. И я не только посещала вместе со всеми сауну, что тоже нежелательно, но и лазала по окрестным горам – хотелось «показать» ребёнку свои экстремальные впечатления. Однажды это  едва  не закончилось плохо: меня  сверху спугнула   компания  каких-то опустившихся личностей, угрюмо, как каннибалы,  неподвижно   сидящих у  костра  и замеревших, словно в ожидании дичи.  У нас на квартале таких вот бомжей  было видимо-невидимо.  Но там они не выглядели столь  устрашающе.  В глуши на вершине горы мне эта картинка показалась чересчур тревожной, и я стала спускаться  слишком быстро – сердце забилось, как бешеное, и я боялась, что ребёнок перевернётся от резкого  моего снижения.  У подножия, где было так же  безлюдно, мне пришлось  опуститься на четвереньки и «кошечкой» - рекомендованным в женской консультации упражнением -   «продышать» тревогу.   Всю  ночь ребёнок  во мне толкался, и я боялась, что роды застанут на месте врасплох. 
Незадолго до восхождения на гору, в городе по пути к маме-папе в гости во время  незначительной ссоры с мужем, я загадала на подступах к разрытому котловану, что пройду по его краю – и голова не закружится. У меня была какая-то мелочная обида на Толика, и я в мыслях цитировала «Чужого друга»: кто  через туман  над пропастью переведёт за руку через опасность  главную героиню?  Мистически, но встречал меня как раз неведомо откуда  взявшийся муж, он и протягивал мне  навстречу руку, которую я гордо отвергла на этот раз. 
Эта сомнительная прогулка могла стоить мне с ребёнком здоровья как минимум,  сорваться вниз из-за неуклюжести было проще простого, но кто-то изнутри  словно подталкивал меня испытывать судьбу и рисковать от отчаяния, охватывающего приступами. Оно гнало меня доказывать свою самостоятельность и рваться в закрытую дверь, когда муж запрещал мне на большом сроке поездку на  озеро Банное «дикарями»  с подругами. 
Из-за протеста было приятно с вызовом лежать на пляже животом вниз, устроив будущего  ребёнка  в пустом центре спасательного круга и слушать, как малышка икает от маминого купания в холодной воде.  Мы  на три дня с подругами  поселились у яркой представительницы Башкирии. Бабушке было никак не менее восьмидесяти, она жила в бедности, но сдавала жильё  вполне чистое. Совсем недалеко от озера.  Всё свободное время хозяйка разыскивала сушёный хмель в мешочке – ей очень хотелось чем-то напиться, но питьё надо было по рецепту, неведомому  нам, ещё готовить и настаивать.  Мы помогли ей убраться в доме по-парадному, Юлия А. из сундука  достала красивые и чистые вещи самой бабули, и она переоделась для гостей, как на праздник.   
Я не подозревала, что «засада» будет нас ждать по возвращению домой. «Водила» маршрутки  попался отъявленный хулиган. Он гнал по дороге обратно так, словно был камикадзе или террорист – смертник. Пассажиры  просто визжали на его крутых поворотах, я угрожала ему, что если он не сбавит темп, то примет вскоре роды, но он вёл себя, как будто обкурился. Я многократно припомнила, что муж мой был прав!
Впечатлений  накануне родов, таким образом, собралось немало.  Например, я  не смогла себе отказать в мстительном удовольствии  явиться на суд над Драконом уже «очень беременной», мне хотелось, чтобы ему досталось за все его маниакальные проделки, чтобы Виктор знал, что мы не сомневаемся больше, что это именно он покушался на  жизнь моего мужа. И я смело глядела в его помутневшие  от ненависти глаза, с вызовом самки, охраняющей потомство.
А потом он заявился к моим сыновьям с коробкой - конструктором, где были  в комплекте маленькие гоночные машинки, прямо в садик, празднуя своё освобождение. Нам о его визите  наперебой рассказывали обрадованные подарком близнецы, а мы, насупившись, представляли, ведь не факт, что набор этот  не ворованный, но  на наш запрет что-либо принимать от заклятого врага дети разразились такими рыданиями, которым мы вынуждены были уступить. В конце концов,  Дракон так многое у них же отнял, что эта коробка явилась лишь  малой компенсацией. 
За всей этой суетой неотвратимо надвигалось событие, предсказанное  гаданием и перепугавшее предчувствием. Помнится, мне выпало увидеть голову зверя, что прочитывалось, как смерть или несчастье. Мне решительно не хотелось думать об этом, но пришлось. Утром семнадцатого, где-то в пять, что-то изнутри так сильно  сжалось и грозно стукнулось в чреве, что я, соскочив с кровати, сразу же поняла: «Это оно! Начинается!» Ребёнок помогал мне, как только мог. Вот уже схватки сделались регулярными. Вот мне снова прокололи пузырь. Воды отошли зелёными – я же перехаживала срок. Это означало, что меконий попал в околоплодные воды, и моя девочка немедленно нуждалась в рождении -  питании и кислороде.
 Мы  с ней не скучали в предродовой, как одиночной камере пыток. Я избрала стратегию активно приближать финал. Это было неправильно, как позже я прочту у знатоков, но мне никто не сказал, что не стоит сжиматься и корчиться на схватках или тянуть на себя колени – чего я не делала, так это не расслаблялась. Опыт приходит из практики. Тогда я умела так, как вышло.  Ровно в девять меня положили на родовой высокий стол. На одной из последних потуг мне удалось вскрикнуть от души и единственный раз. Врач была не в духе и с откровенным насморком: «Чего орёшь? Не стыдно?»
И я решила терпеть во что бы то ни стало. Долго маяться не пришлось – через пятнадцать минут моя доченька,  вся в рыжих завитках на макушке,  осчастливила этот мир своим появлением. Мне положили её  на живот и даже влили ей в ротик каплю молозива из груди, но насладиться счастьем я не успела: малышей всё так же было принято отделять от мамаш, и мою доченьку куда-то забрали.
Пять дней в роддоме прошли без особенностей, а под самую выписку случилось то, что изменило мою жизнь уже навсегда.

Муж говорил, что это только моя фантазия: «Сон разума рождает чудовищ».  Врачи  - что это воздействие наркоза.  Я ещё не читала Моуди: «Жизнь после смерти», чтобы увидеть сон по описаниям   из его книги. 
Мои две минуты «клинической»  были связаны с этими вот событиями  - Василису – то  родила,  а через 5 дней был поставлен эндометрит – вращение плаценты в матку.  Анализы были такими жуткими, что меня предупредили, что, возможно, придётся и матку удалить…
Стали чистить - и под наркозом всё это  началось - ужаснее всего, что я воспринимала смерть как конец всему или сон без сновидений.  Все мы выучены атеизму безбожным обществом. Но у меня был не «тоннель», а лифт, но вверх или вниз - не понять,  звучала музыка, слышался перезвон колокольчиков и даже  будто бы трамваев. Нёсся  этот «лифт» стремительно - и я слушала собственные реплики различных жизненных периодов и коллизий - иногда цитаты, а иногда суть чего-то невербального в сленге, который я в жизни не употребляю, например: "С коляской туда - сюда - замайнаешься!" 
Мне было стыдно за всю браваду и лживость - всегда оправдывалась чем-то - вышло довольно цинично, как себя выслушать. Основным чувством был страх - прикрыться нечем и защититься - судорожно вспоминала слова молитвы и беззвучно взывала: "Господи! Господи!" На что услышала в ответ: "На земле Бога не искала, а теперь призываешь... Какого Бога тебе показать? Кого ты хочешь увидеть?" При этом я вдруг ощутила, что это - не какой - то ветхозаветный Бог древних людей - а единственная реальность - как солнце. А рядом отчётливо проступал ад – растрескавшаяся почва – раскалённая, как в пустыне.  Мне удивительно было, что ничего не значат - ни моя образованность - всё сбрасывалось за ненадобностью, как ветошь, ни время земного бытия с географией и политикой. Я продолжала жить, видеть себя со стороны, сверху, распростёртую на операционном столе, очень бледную и осунувшуюся. Видела и врачей вокруг, но духовное зрение позволяло увидеть и  души  окружающих – у всех они были искажены и уродливы, и я не хотела бы рассматривать так же и свою. За гранью действительности меня встречала та же реплика, что  была произнесена медсестрой, пока я не отключилась из-за наркоза,  но она имела второе продолжение: «Сейчас мы тебя полечим!» - Полечим – покалечим! – глумилось нечто бесовское там, куда я попала, и я поняла, что так начинаются мытарства души.
И  вот принималось решение, жить ли мне дальше на свете или пора умереть,  и меня окружили существа в хитонах (белых) - и я оправдывалась любовью - отпустите, там девочка новорожденная, муж любимый («номер семь» - успели вставить своё тёмные твари), мальчики - сиротки будут без меня.  Бесы, похожие на гоблинов, выворачивали каждую мою фразу наизнанку, пытались меня очернить перед другими, высшими существами. Те судили меня  сурово и строго. Я только сначала видела себя сверху и изучала тело – синего оттенка и безжизненное, недоумевая,  как же я вернусь в него?
 Вдруг  и бесы под  личинами случайных людей,  и ангелы со светлыми ликами стали отходить - один в хитоне  в головах оставался - и его позвали - последнее, что я унесла оттуда: "Посмотрим, что ещё скажет!" Я обратила внимание, сколько значимости  было придано моим словам на перспективу. Меня помиловали за искренность эмоций, любовь, которую я испытывала не на показ и даже благодаря  паре уроков, где Иисус Христос был главным действующим лицом.  
И врачей вскоре  я наблюдала   вновь - и видела реанимационные меры - даже знала, что они зажим забыли отцепить, сочувствовала  Василию Васильевичу (тогда директору  роддома) Он, мертвенно  бледный сам,  руки мои тряс - есть пульс! дышит! - кричал. 
А пришла внутрь себя  со вдохом, мне показалось,  через голову и - увидела  собственные ноги в перспективе, а не сверху - и заплакала. 
Очнулась совсем, когда опять появился осенний пейзаж за окном. Во время моего путешествия на тот свет  это окно было просто серым.  Я узнала, что такое заново народиться на свет Божий – цвет и свет ощущались, как будто впервые. Мимо за окном прошла чужая женщина в берете, и я прониклась любовью к первой встречной – к ней. Рядом  неподалёку от моей каталки лежала пациентка, которой, как я чувствовала,  сделали аборт - и мои первые слова были: «Как жалко ребёночка! Как он там  кричал!»
 А мне в ответ: "Всё, понесла бред, очухалась!»
 Надо ли говорить, что когда муж пришёл в мой бокс, я обязала его девочку  окрестить, в случае чего,  а нам предложила, если выживу,  - обвенчаться. Последнее Толика не удивило нисколько, ему самому хотелось ещё раз подтвердить свою любовь ко мне, особенно в данных непростых обстоятельствах.
 Ещё месяц у меня температура была  около тридцати четырёх градусов - и меня не выписывали. Я сцеживала грудное молоко - а муж носился к ляльке, которую положили одну в детскую больницу,   по нескольку раз в день со стерильными бутылочками  моего материнского...
 Придёт от Василисы  такой строгий: "Не умирай, не вздумай - тебя дочь ждёт - такая красавица - я её купал! Она рыжая-рыжая вся!"
 Так и выжили.