Кн. 3, часть 8, гл. 5 Пять минут на рефлексию

Название иронично заимствовано Блондинкой из умных  несколько ретро - дневников ВИРа,  из воспоминаний о нём  его коллег – очевидцев событий, всё  по  теме большого «Педсовета», читай хоть дословно, хоть поэтически. Специфика заимствования такова, что название для Блондинки в качестве «дуры», каковой я по сравнению со всей умной частью человечества и являюсь, не что иное, как оксюморон.  
Для ВИРа состояние анализа  родное и естественное. Но нет ничего более странного, чем  намеренное осознание прожитого или написанного  мной,  автором, бродящим в трёх соснах по кругу и бессмысленно крутящим свой «Кубик – Рубика»: ни одна сторона так и не сложилась – не стала никакого единого цвета. Сюжет жизни не  так прост и  не очевиден даже мне самой. Это  - не кино снимать, укрупняя главные планы, дублируя до внятного  психологического состояния сцены и убирая излишний шумовой фон. Ни тебе левых мыслей, ни внутреннего голоса, ни  сбивающей в депрессию тоски, одна генеральная линия режиссёра.  Линия  это – прямая, «читаемая», всеми сразу же понимаемая. А лучше – разделяемая: с ней все согласны, она всем «нравится, как доллар».

На тренинге 2009 года  нас столько раз убеждали, что  «нужно быть автором собственной жизни», что  я им стала.  Не так,  как Марина Ф., испытывающая ко мне непреодолимую классовую ненависть в рамках условности  наших там  с ней взаимодействий и не так,  как  прочие знакомые  миллионеры,  за то, что они сделали когда-то «свою игру» и первые деньги. Не «деньги» даже, а  ДЕНЬГИ, а я,  и мне подобные «лохи»,  нет.   Автором я вышла вроде бы только на бумаге как литератор, где   и состоялась «творцом» своей  книжной реальности. Но позже поняла, что и в жизни  такая и есть: ничем не руковожу, зато и не насилую происходящее. Слова ВИРа «Пусть идёт, как идёт» вполне соответствуют моему  всегдашнему фатализму. И они мне понятны.
Борясь за выживание семьи, я при всём том  люблю эту  самую жизнь,  какой вынуждена жить, иронично наблюдаю за собственными «проявлениями» – от  облика до поступков. И я «всеядный гурман», хотя  учитель и мэтр Подгора уверен, что «гурман» всеядным не бывает. А я смакую эту жизнь и её дары,  в меру  переживая за собственную исключительность и уникальность. Последнее  - это не моя претенциозность. Уникальность и редкость – это факт.
 В одном упражнении тренинга нужно было накупить самое любимое из разнообразной  пищи и съесть это и подобное, что купили другие, из рук тренера, но  с завязанными глазами. У многих женщин в ходе упражнения  были странные реакции на эти малюсенькие кусочки  пищи. Дамы отворачивались, стискивали зубы, не могли  разжевать  и проглотить предложенный продукт, вплоть до рвотного рефлекса. У меня же, по словам тренера,  было написано на лице абсолютное блаженство, а это означало, что я не жду «от вселенной» (или жизни) никакой гадости, если точно знать, что никто  в группе не предпочитает  есть  в качестве деликатеса сушёных тараканов. 
Я точно одна такая «не как все» в коллективе, иначе бы  легко притиралась к коллегам и  обрастала друзьями. И  за мной бы шли люди, и тогда я стала бы знаменитой и популярной «легко», как сказала главная на тренинге Марина П.  
«Богатой»  и «статусной» - так  всем нравиться гораздо  легче. 
Может, я и сама подозрительна и не иду на сближение?
 К примеру, я недавно тут предполагала, что наша  школьная завхоз должна бы отнестись ко мне после ряда событий со столовской  «чайной паузой» для  участников олимпиады  неприязненно.   И откуда я это взяла?  Из враждебной установки на окружение, не иначе! А ведь ей хватило самообладания ничем не выдать назавтра неудовольствия, что ей  там пришлось распорядиться всем вместо меня.  Более того, она ещё вопреки ожиданиям   отнеслась ко мне дружелюбно и в рассрочку  «до  зарплаты» продала мне вскоре  что-то съестное из «закромов родины», кажется,  солёную рыбу и мёд. А я специально и  напоказ  провела это время  дежурства в столовой, болтая со знакомыми  учителями и  друзьями. Это потому, что увидела в назначении официантом намерения сделать из меня обслугу на глазах знаменитой враждебной мне Люлюковой.  Тогда мне даже  удалось ей вслух сказать, что я тут нарочно для того, чтобы «гостей за ручки по туалетам разводить», цитируя ещё одного недруга дословно. 
 Думаю, и моя завуч, и мой методист,  прекрасно понимают, что  используют меня не по назначению: в школе у меня нет индивидуальной карьеры учителя-гуманитария старших классов, на что я «заточена» и что являлось «моим коньком».  Я преподаю всё «по остаточному принципу» из-за зарплаты, чтобы была повыше. То, что не вписалось в учебный процесс, например, недавно - продлёнку в первых классах,  сейчас - историю в 6-х. И более близкое мне «ОРК и СЭ» - всегда мечтала быть учителем церковно-приходской школы.  И если сама туда не попала,  предмет «Основы христианской культуры» попал ко мне.  Но я больше не выпускаю любимые одиннадцатые.  И с новым содержанием – сама «школяр» и первопроходец.  Так поступать со мной: давать «абы что» в нагрузку - это всё равно, что «стаканом забивать гвозди». 
Повредив моей репутации и испортив  отчасти карьеру, эти двое должны уже  вполне насладиться результатом, что я  теперь в школе «никто и ничто». 
 Свою карьеру я и сама изрядно подпортила, так и не став педагогической звездой, не удержав высшей категории.  Может, это и не про меня было, что я такой хороший учитель? Новые дети нового времени периодически устраивают тарарам на уроках, а ведь раньше не было так: с дисциплиной всё было в порядке.  Я перестала быть уважаемой и интересной? В этой «другой» для меня школе накопилось слишком много вопросов к поведению учащихся. И взрослых. Даже ещё больше. Оставшись одна  поперёк всех и  против воли из-за непохожести и своей «беловороновости»,  рожала детей не «столько, сколько ПОЛОЖЕНО» (брат Герман), а кого Бог пошлёт.  Ещё? Не защитила  диссертации, без которой ВИРу со мной даже не о чем разговаривать как деловому человеку.  А теперь мне только остаётся всем вокруг показывать  свою независимость от вражеских мнений и суждений – хорошая мина при плохой игре.  Иронизирую  по поводу  их усилий навредить мне.  Иногда утешаюсь тем, что ниже учителя не разжалуют… Здесь я изгой, самый плохой педагог школы, меня почему-то поддерживает директор (или это тоже мой миф) и любят некоторые ученики, которые  часто норовят меня приобнять при встрече неформально. Но это дети, я их сама обожаю. Совсем другое дело мои заклятые враги – «чужие тётеньки». Сама понимаю, что обвинение критики не выдерживает. Но кому пожаловаться, как в детстве?  Например, на Люлюкову? Она в меня не поверила и после моего провала как предметника – аса  ещё семь лет на всех перекрёстках официально орала, что я «дура», есть тому свидетели, что именно так и было.
 Чуть позже  нашей  с ней  встречи  в новой  моей школе спустя немало   лет, кстати,  я ещё раз   ей как методисту  русского языка и литературы продемонстрировала себя и несгибаемость  под тяжестью изгнания из лиц высшей категории  – с новой причёской ультрафиолетового цвета, в новом платье  и на каблучках. Просто дерзко пристроилась около неё на собрании по «олимпиадникам»:  пусть разглядывает. Она сидела, а я упорно стояла рядом во всей красе.  –  Моя дочь Василиса поедет в область, потому что вот уже два года как призёр по «МХК» - второе место по городу в восьмом классе и пятое – в девятом, а участников около трёхсот человек.  Думаю, что Люлюковой  на самом деле всё это «фиолетово» под цвет моих сегодняшних волос. Ну, и пусть.
 Итак, я воюю, демонстрирую превосходство и реабилитируюсь по жизни, особенно рьяно после «волшебных пинков» очередного кризиса.
Как можно было  таким неверным поведением «нагреть»  собственную завуч так, что   она, не получив возможности расправиться со мной после выпуска  девятых классов и ЕГЭ без двоек  и в 98%  случаев совпадения баллов на экзамене с теми итоговыми, что выставила выпускникам я,  уничтожила все мои  комнатные  растения, принесённые для озеленения класса. Во время ремонта  летом даже полку снесли,  на которой прежде размещались горшки с растениями из дома, а оставленные цветы на хранение в гардеробе  на каникулах  я больше не видела никогда.  Там были  ещё такие древние реликтовые цветы, что  завели прабабушка  Татьяна Ивановна, моя бабуся Александра Михайловна и мама.  Некоторые раз в году выбрасывали стрелы и расцветали как гладиолусы ярко-алым симметричным цветком. Чтобы луковицы отдыхали, бабуся, помнится, состригала иногда  растущие из них  широкие  листья.   Эти цветы жили несколько поколений в нашей семье. И я их разводила и поделилась со школой от души! 
Как-то разгорячённая завуч сказала, что  именно мои цветы провоцируют аллергию у школьников  либо эстетически не соответствуют эталону, что она немедленно принесёт мешок и сама их выбросит на помойку.  
А, по-моему, это террор!
Почему-то Стас  тоже назвал их  как-то в разговоре «уродские цветы», а меня они  успокаивают, избавляют от депрессии, особенно зимой, когда пейзаж белый, а мне хочется, чтобы всё утопало в зелени.   Я прежде тщетно ждала, что начнёт цвести «Декабрист», но он опять не хочет, чего-то ему всё же не хватает. Зато сейчас на окне у Василисы зацвела  первый раз за три года  нежно-розовая, ещё   мамина примула! Мамы уже нет, а цветы напоминают о ней, они очень хрупкие,  полупрозрачные, как восковые,  а свисают как мелкие фонарики с изогнутых причудливо веток, растущих вверх. Старшая дочь, увлечённая Японией,  во всём видит что-то «оттуда» и говорит, что  гроздья соцветия, как у сакуры. 
А в школе от меня на память останется одна только дорогостоящая пальма.  Она стоит в керамическом голубом горшке на учительском столе в кабинете.  Другая, чем все прочие. Моя экзотическая любимица.  Я за ней ухаживаю сама до сих пор, хоть и кабинет уже чужой. Все другие цветы исчезли в неизвестном направлении.  Я бы им тоже со временем приобрела  достойные жилища, купила бы «навороченные» горшки. Но им не дали дождаться… 
Придумали же, что кактусами, например,  дети поранятся! Часть цветов я  тогда спасла: тайно переправила понимающим коллегам в начальную школу по старой дружбе.
Меня очень  саму ранила эта  поэтапная борьба с моими зелёными насаждениями: «Немедленно убрать все цветы с подоконников, это запрещено САНПИНами, а вы  в случае чего заплатите штраф!  А за неподчинения я сама выкину их в мусорку!» Ни разу за историю  в школе я не слышала о таком или подобном «наезде»  и ограничении свободы в  несущественных мелочах -  оформлении своего рабочего места. Завуч дала понять, что у меня нет вкуса, что я принесла в школу опасный мусор, что я собой и цветами захламила  кабинет их фаворитки, а права не имела тут ничего менять и напрасно  так «расхозяйничалась». Меня  просто поставили на место как случайную и необязательную здесь. Многие подчинённые, все - утончённые дизайнеры интерьера, видимо,   молча приняли противную  сторону в нашей «войнушке», а меня эта дикость обидела – и цветы жаль, пусть мелочь, а некоторые я специально покупала, как, например, карликовую герань, цветущую маленькими кровавыми звёздочками.  Итог: Блондинка совершенно напрасно убивается по пустякам, но мне они были дороги, а  ведь именно через них меня наиболее достали. Прямо «Муму» Тургенева.  И кто – то жалеет, что я не глухонемой  Герасим. Иначе я бы сама избавилась от цветов, к которым, оказывается, так привязана!  Лишь бы не раздражать барыню! Сдаюсь, мои цветы коллеги победили. И я за них больше не цепляюсь. Ни за коллег, ни за цветы.
У меня  есть  одна такая особенность, как и у ВИРа – мы держим людей на дистанции, а нам хочется сблизиться, но мы этого не умеем, чтобы «по-простому», как говорил Шариков. Сенсорная депривация, кажется…
Я всегда знала: чтобы после  литфака   верно оценивать поступки героев, нужен ещё и  психфак. И я придумала «работать на стыке педагогики  и литературы», а всем это было удивительно, ведь в нашей стране, как известно, «нужно  много учиться, чтобы получать мало!»
У меня редкая  судьба и свой особенный стиль существования с прохождением препятствий при отсутствии явных средств на такую жизнь. А Подгора ещё дразнится, что в поэзии свой собственный стиль мной не найден, он его признаёт только у Марины Цветаевой и Ники Турбиной. Меня это огорчает, но я даже не огрызаюсь – великим мужчинам моей жизни виднее, что у меня «так», что «не так».  Я не умею жить, но стремлюсь жить «хорошо»!  За это меня  многие не любят и в лицо говорят: «Ну, куда ты рыпаешься? Куда тянешься? Куда рвёшься? Ты, неудачница!» И после этого в пику  хочется подняться  и хоть ползком, но идти вперёд. Мне есть зачем – я же разделяю каждый свой день  с теми, кто в этом нуждается  - своим мужем и нашими детьми.
Я спросила  как-то на днях у своих младших: «А чем кончится мамина «Блондинка»? Вы уже знаете?» И дети совершенно верно  предположили и дали  свой «правильный ответ»!  Его совсем не знал мой муж.
А вы уже это знаете тоже? Скажу честно, что я до последнего сомневалась, что  всё окончится именно так! Подержу ещё несведущих в напряжении. Уже скоро…
Ещё про вражду с тётками, что портит кровь и отравляет моё существование. Надо бы навсегда вычеркнуть саму себя из списка всех врагов, если этого они пока не сделали сами, но проговорить некоторые обиды я же могу как Блондинка напоследок?
В начале этого года ничего не предвещало, что  ветеран труда, уважаемый человек,   вдруг устроит истерику на тему моего потенциального преподавания в классе, где у неё классное руководство.  С питьём валидола, хватанием за сердце и воплями в коридоре, по слухам.  Ей глубоко за шестьдесят. Я не ожидала такой свиньи от неё, ведь формально наши отношения были спокойными и ровными. Мне Г.Д.  в прошлом году даже давала посильные поручения «не в службу, а в дружбу», я ей никогда не отказывала.
Думаю, подобные «сюрпризы» всерьёз способны навредить моей репутации. Как к этому относиться потом? Не замечать, как будто бы и не было? Я ей самой не задала ни единого вопроса как глубоко оскорблённая. Возможно как старая коммунистка и, возможно,  атеистка Г.Д. против моей идеологии, всё-таки я продолжаю вести предмет: «Основы православной культуры». И у нас, возможно, «идеологические расхождения». Всё остальное в этом конфликте покрыто мраком.
Меня не взяли на день учителя в поездку за город, выбросили из корпоратива, догрузили чужими уроками и оставили преподавать  в субботу, когда все другие устремились праздновать. Вроде бы и не жалко – ради коллектива. Так уже случалось со мной в 12 школе, несколько иначе, я тогда тоже  никуда не поехала из-за обиды. В учительской висел список желающих, туда записывали и детей тоже. Я написала ручкой: «А можно всех четверых»? (На тот момент Шурочка ещё не родилась).  И надеялась на ироничное согласие вышестоящих.  Вместо этого кто-то инкогнито перечеркнул мой вопрос о детях крест накрест чёрным маркером – я бы хотела очно увидеть, кто это был, чтобы узнать, кто так сильно ненавидит или завидует мне с детьми, с которыми мне,  и правда, крупно повезло! 
Я понимаю, как эта мышиная бабья возня смешна со стороны. Но  поверьте, она реальна. Мелочные, склочные, завидующие… Они везде.  Чему завидовать, спросите вы? Так детям же, я и сама себе завидую, когда на своих детей смотрю!
Но не все же  коллеги в  числе врагов? Надеюсь, что нет.
 Есть подруги, они всегда в поддержке, даже если берут паузу, всё же думают обо мне и помнят. 
А ВИРу я и сама забыть себя не даю, он и рад был забыть, да не может! Поди – попробуй,  забудь такую Рыбу – прилипалу!