Кн. 3, часть 8, гл. 4 Партизанщина!

Если описывать четвёртую смену в лесу подробно, это утомит непосвящённого. 
Достаточно упомянуть пару контрастных точек  из  ярких картинок событий: на первой начальник лагеря перстом указует мне на тайники за стеной дачи нашего подросткового отряда и велит, чтобы я голыми руками  выгребла  оттуда и подобрала залежалые бычки прямо на глазах правонарушителей.  Обошлось тогда, к счастью, моё публичное унижение  только окурками, без наркоманских шприцов и  нахальных, брошенных напоказ (лучше «сброшенных»)  презервативов. Их в тайниках не было.
А в финале всё  тот же начальник, в миру «Мироновна»,  вручает мне на сцене похвальный лист за работу со словами: «Приезжайте ещё, будем рады!»  и трогательно лобызает меня в обе щеки. И я отвечаю  искренне ей тем же – с ещё большей благодарностью и признательностью как своему работодателю и  просто человеку доброй воли, что был «за» моих детей, а не «против» них.
Между этими контрапунктами размещается целый ряд  других нескучных эпизодов с моим непосредственным участием.  Начнём с  довольно  невинных. 
Мои  глупые,  долгие призывные взгляды в небо – я охотница за  августовской  звездой, которая должна непременно свалиться с моим желанием увидеть - таки Принца,  пусть мельком,  сначала на линейке открытия, потом просто так  – вдруг в гости к кому-то занесёт ненароком. Всё это тщетные попытки, без улова.   Зато упорные и постоянные. Мои стихи обо всём  этом как своеобразные «светские» молитвы.
Сопоставление тишины от ВИРа со звукоизоляцией и немотой   близнецов в свой адрес – словно «мужики» затаились  и выжидают  очередного прорыва.   Так и слышу внутреннюю речь сыновей: «Не может быть, чтобы мама не выкрутилась и чего-нибудь не придумала!  Она что-нибудь замутит непременно, что-нибудь новенькое!» О ВИРе мне всегда вспоминается остро  и строго в связи со своими первенцами и сопряжёнными с ними переживаниями. Я же хочу, чтобы из них получились «хорошие люди»! Они умеют, как и их отец, быть гедонистами: обильно есть, много курить, подолгу спать, даже менять женщин в поисках разнообразия, потому что «обладать женщиной – это то же самое, что вкусно поесть»! Они  много изнурительно тренируются  и потому презрительно озирают  своё окружение, поглядывая на всех свысока. По мне,  ВИРа при этом сходстве извиняет один недюжинный интеллект, близнецы примитивней будут, хоть они с этим никогда не согласятся. А вот избалованы  и пресыщены  все они одинаково.
А я тут в лесу одна без них. И у меня, правда, много работы. 
Раздумья о беспомощности мужа в данной ситуации: он не умеет жить, но это его не портит.
Стихи, мечты, разговоры со «старшаками» в отряде. И о любви тоже.  Прямо по Долиной: «Больше не о чем говорить с молодыми. Только изредка -  о любви и свободе…»
Удивительное признание самого «тупого», по мнению товарищей,   и незаметного  юноши Димы в конце смены: «Спасибо Вам за то, что Вы ко мне так относились хорошо, ко мне так больше никто никогда  не относился!» Ответное недоумение: «За что «спасибо»-то, Дима? Мы ничего такого особо хорошего не сделали для тебя!»
 - Да что вы!  На меня же всю жизнь орут и лезут в мои дела. А вы меня даже не прессовали никогда.
Вот за что современные дети благодарны взрослым.
 В  моём  старшем  отряде   ребята («и девчата») вечерами обсуждали   по кругу избранные кинофильмы и любимые книги, а я жадно хотела бы всё это увидеть своими глазами, но всё как-то недосуг было  даже записать на будущее названия  – новинки ультрасовременны, я с ними  почти не знакома, к своему стыду.  
Несколько первых дней потрачено на наведение образцового порядка. В палатах  должна быть стерильная нежилая чистота: нельзя оставлять ничего съестного в тумбочках; под кроватями, заправленными единообразно казарменно,  запрещено держать дорожные сумки; одежду следует размещать только в шкафах, а сменную обувь  ставить  только на полки в коридоре. Не сидеть на кроватях  до обхода, не появляться в даче  после подъёма до влажной уборки… 
Это всё  вполне логично, но практически  с подростками всё  неосуществимо, а с меня именно это и спрашивают – абсолютное соблюдения САНПИНов.  Не со «своих» же «блатных»  воспитателей исполнение инструкций  трясти! «Своих»  так тщательно и многократно проверять не принято!  Для этого есть случайные и «залётные» типа меня. Особенно обидно, когда старшая вожатая Настя Павлова, видя мои старания устроить всё, как требуется, находит,  например, что ножным полотенцам не место на дужках кроватей и ставит за порядок «четыре с минусом», а это всё равно, что «неуд».  Я же   «в отместку»  только на прощание скажу, что Настя – лучшая вожатая «всех времён и народов» -  и это правда – девушка несомненно талантливая,  руководит  красиво,  но одинокая в свои 28 лет, видимо,  из-за беззаветного служения делу отдыха молодёжи, прекрасно поёт и вообще – затейница и ещё – уникальная обладательница длиннейшей и густейшей чёрной косы. Меня она по здешней традиции активно не любит. Но это не взаимно. Я её опасаюсь, но она мне нравится, потому что,  правда,  колоритна и активна. Как непионерский лагерь будет без неё?  Она здесь важная опознавательная фигура, а я эпизодическая переменная. Ей, кстати, нравилась тёзка с литфака – моя прежняя вожатая Настя, которая  рядом с КАСом запомнилась мне  на прощальном салюте второй смены: за их утончёнными силуэтами полыхали  тогда столбы искрящегося пламени – просто новая этикетка знаменитого шоколада «Вдохновение»! Вероятно, потому и к отряду тогда «главные и сильные»  относились лояльно, пока Настя была фавориткой другой Насти. Где бы теперь раздобыть  такую  же «охранную грамоту»? 
У нас и без того  самый лучший разгильдяйский дружный отряд. 
За всю смену никаких крупных ожидаемых провалов вопреки прогнозам недругов.  Бегали самые младшие в самоволочку до местного абзаковского  киоска за  сигаретами пару раз, но доблестная охрана пресекла на месте все  их попытки прорваться сквозь режим.  Запалили пацанов. Мне влетело от директора: займите чем – нибудь  уже этого приглуповатого  скучающего Мишу.   «Пусть стихи пишет под вашим руководством!» У Миши мама – костюмер на «Веере» – ласковая до восторженности, сына пальцем не трогает, а тот и старается – пакостит,  хамит: «с мамой матом говорит» по мобильнику, никого из домашних не боится – отца нет, а старшая сестра  с брата пылинки сдувает. Вот Миша меры и не знает. Подбивает самых маленьких  - братьев Гладилиных (одному 8 лет, другому 6) – на подвиги  – они у нас по недоразумению или потому, что их в лагере знают, как «беспредельщиков малолетних» и к нам запихнули намеренно.  Для них тут рай, потому что дома их пьяная мамаша с раннего детства одних без еды запирала и не появлялась  по нескольку дней,  и младший  Илья делился  с нами опытом по доброте душевной, как на газовой плите запекать тараканов, чтобы они становились съедобными… Ужасаться на  это – бесполезная  банальность. Братья очень изобретательны, но при этом открыты и добры, тянутся к людям, о чём я и сообщила их бомжеватому деду, а вменяемой бабушке строго наказала: «У вас хорошие мальчики – берегите детей!» Бегство Миши с малышами за территорию совпало с нелегальным приездом в гости моей Шурочки. Директор на всякий случай устроила облаву в лесу на подступах к  входу – выходу,  и мне пришлось тайными тропами выводить маленькую дочь по темноте, ловить попутку, вербовать чьих – то добрых и понимающих  родителей. Мы бежали через лес с моими девчонками, как самые настоящие партизаны и аналогия с фашистами – фонарями и собаками  - была неуместной, но сама собой приходила  мне на  воспалённый  из-за опасности разоблачения материнский ум.  Я бы не хотела, чтобы меня уличили в укрывательстве Шурочки, повязали с поличным – я боролась за выживание по-настоящему.   Это становилось привычным – хитрить и изворачиваться, чтобы спасать свою семью в любых ситуациях, чтобы дети уцелели. Меня окрыляло тогда  отчаянное желание обвести охрану вокруг пальца, уж больно много она  «шестерила» перед боссом, а «Мироновна» как стреляный воробей была близка к цели -  она почти выследила врага, но мы оказались коварнее и хитрее – живучей! «Мироновна» мудрая и великодушная женщина, но как начальник теряет чувство реальности из-за постоянной лести подчинённых и низких интриг вокруг.  Она меня отсюда  неверно интерпретирует. А поменяется по отношению ко мне из-за того, что мои «большие дети»  не побегут в нескончаемые  дожди по домам – они в полном составе за исключением редких единиц заболевших  или неженок  останутся в отряде – им тут «здорово».  А как и почему – пусть гадают все мои недоброжелатели. Как-то «Мироновну» понесло на тему «вседозволенности» - но и тут она ошиблась, это не про меня. Имеются  жёсткие принципы и  строгий моральный цензор, только все они  не из директивной педагогики, которой подавляющее большинство тёток  одной  и владеют – ори громче и топай ногами. У меня всего этого и близко нет, хотя по возвращению «из бегов» и пришлось Мишу как упёртого зачинщика беспорядков и провокатора  приложить ладонью по  мягкому месту – чтобы не зарывался. Это не больно, это обидно. И непедагогично, разумеется. А мне не страшно было ночью перепрятывать ребёнка в лесу? Я даже нотаций не читала беглецам  – и без того было ясно, что стресс и аффект сильнее меня и на этот раз победили моё всегдашнее спокойствие в форсмажорных обстоятельствах.  Но на меня никто за «неуставные отношения» не нагрелся. И начальству не донёс. А отрядные хулиганы ещё и на память со мной в обнимку сфотографировались вскоре.  
Судьба меня опять хранила: «берегла и спасала» (Арсений Тарковский). 
Мне удалось в конце второй недели  по плану легально переправить в отряд  старшую дочь Василису на место отбывшей   в гости с родителями девушки Полины.  Мне это разрешили официально  почему-то сразу.  А вот Глеба я привезла совсем ненадолго со своих  очередных выходных тайно. 
Лил холодный дождь, было мрачно, мы брели через навозную жижу  со стороны башкирской деревни по узкой размытой тропинке, дорога вилась ужом и, казалось,  увеличивала, а не сокращала  расстояние. Электричества не было во всём лагере – работала «аварийка». Мы почти на ощупь добирались до отряда, «шифруясь»  за берёзами от любопытных глаз. Мой контрабандный ребёнок тихо-тихо присоединился к сидящим на полу полукругом подросткам на «Свечке», но меня все кинулись обнимать и долго ещё не могли утихомириться.  Глебу легко было затеряться в отряде – там было много таких щупленьких и светлоголовых, ничем не примечательных  мальчиков. 
Так мои дети были приняты большинством. 
Я никогда не выделяла их отдельно и не привлекала внимание к ним сюсюканьем.   Это было настоящей находкой – накануне учебного года отдохнуть хотя бы так и почти всем вместе.
На этом самом важном и стоило сосредоточиться, а не на эпизодической вражде с коллективом взрослых, я ведь  никакой не агрессор. И много моих врагов, по китайскому наблюдению  Конфуция,  уже пронесли мимо меня, и я не торжествовала. Ну, почти. Во мне изредка полыхает чувство мести, но я усилием воли запрещаю  себе думать о ком-либо плохо – это самое трудное – воздерживаться от осуждения и скоропалительных выводов – тут мне холодного рассудка  как раз и не хватает,  страстная очень, вспыхиваю спичкой. Вечная «дитя со спичками» (Вероника Долина, а как же). Иногда меня переполняет сарказм, я могу писать под настроение «дразнилки», всегда памфлетно, «чересчур» - и это моё единственное оружие самозащиты – слово. А надо бы повзрослеть и воздерживаться на язык. 
Кстати, тётка Не-Дарья тоже умеет острить. Мы встретились на бегу с «ММ», шли в одном направлении просто, а навстречу нам  вся честная  компания – прежняя врачиха, психолог Наталья и моя недруг – коллега по школе,  тут в гостях. «ММ» и говорит: «А что это Наталья – то у нас? Никак похудела? Или это мне кажется только?» А Не-Дарья  ей в ответ: «Нет, это бельё такое утягивающее!» Откуда-то и тёмные  люди знают, что такое бельё бывает.  Смешно получилось. А мы с «ММ» как раз самую свежую новость бурно обсуждали: «Зачем это развёлся президент? Он же первое лицо в государстве, его жена – первая леди. Просто подрыв престижа семьи и брака намеренный!» Мы бы долго ещё возмущались и версии выдвигали, но нас эта  встречная компания вспугнула и разогнала, чтобы не сплетничали.
Заметила, что Не-Дарья любит, кого надо – одно начальство. Это видно невооружённым глазом. И в этом – прямая выгода.
А вот новая врач по слухам в случае «наездов» натравливает на местную власть «Санэпидемстанцию» - каждый стоит за себя, как умеет. А внешне это прозрачное хрупкое создание, похожее на даму, но без собачки. И  она совсем не похожа  на склочницу. «Внешность обманчива», как справедливо сама о себе замечает и  моя завуч, похожая на звезду экрана. Но что-то я увлеклась перечнем своих  врагов – это  явный перекос и перехлёст, когда их на странице собирается сразу так помногу. Нечем уравновесить «зло», исходящее от недоброжелателей. 
Вот и в отряде на   фоне чистых палат одни аномалии – двое гоблинов «троллят» Мишу, мажут его зубной пастой, потом обвиняют Ярослава в том, что это он «заложил» или сдал Пашу с Кириллом.  Ярослав выдаёт неожиданную реакцию и пытается ножницами вскрыть себе вены. Он любит такие истерики напоказ, а внешне похож на нормального. И родители о подобных припадках явно не в курсе.
Кроме того, мне приходится придерживаться непопулярных мер: вставать на сторону  старшего юноши отряда. Его настоящая фамилия – Король, только не смейтесь. И он – одноклассник  моего КАСа по 61 –й школе, только у Лёши недавняя операция на сердце, поэтому окончил 11-й вот только что.  Как мир тесен!  Конечно, я расспрашивала Короля о Принце, насколько это было уместно и прилично.  Лёша любит   быть главным и распоряжаться другими, педантично соблюдает режим, а это не нравится остальным – его  привилегированное положение. Несколько раз его обвиняют в грубом обращении с девочками, но это прямой оговор – я была  свидетелем всех подобных  конфликтных стычек  - Король вёл себя как джентльмен, правда, он слишком занудный и скучный, зато правильный.  И ещё – моего Принца близко знает девушка Света  П., художница  по кличке «Каннибал» - ничего общего с кровожадным людоедством – это последствие сценки клуба «ХБИ» - «хлебо-булочные изделия» в переводе,  при участии КАСа.  Так и вижу  пару лет назад её глазами КАСа, успевающего принять душ в своём доме и подставляющего шевелюру под Светины руки: «Потрогай, какие чистые…» Ребята куда-то все вместе очень спешили. Тогда общались дружески самые креативные. Потом их что-то развело, например, девушку не поделили... Но не будем о печальном прошлом.
Ночами сильно выли собаки, неимоверно размножившиеся со времён спасшего щенков моего несостоявшегося приёмного сына Владика – муж встал непреодолимой стеной протеста, плюс материальная несостоятельность… 
 Однажды утром приехала служба для отлова и отстрела животных, нормальные люди пытались самых прирученных укрыть по частным машинам или выпроводить в деревню. Тут столько любимцев детворы! Самые хитрющие из них  тоже  уцелели.
А я на редкость легко проскочила всякие сборы денег – без недостачи – у меня собрались очень организованные современники, умеющие обращаться с финансами.
Завхоз была мне другом и отчётность у нас удивительным образом сошлась и по материальной части в плане ответственности. Это уникально! Завхоз посоветовала мне перебираться в русскоязычную Башкирию, хоть бы и в Белорецк – там, у соседей России,  приличный президент и  ощутимые льготы для многодетных. Там у меня давно уже была бы заслуженная медаль за материнство.  Но, как говорится, «Я не гордый…» И согласна на эту реальность в этом непионерском лагере.

Отрядные «тихушники» из нарушителей угомонились под конец смены,  и мы сплочённо и дружно дожили до последнего летнего дня. Без эксцессов и экстрима. Наш отрядный ролик вышел самым забавным и искренним – на нём все любили друг друга. Без пафоса, но зато на самом деле.Мы с удовольствием пересматривали его  на прощание ещё и ещё.

Дома в городе меня ожидали муж с Шурочкой, велосипед с чужого плеча, а лучше с чужой ноги, на котором я не каталась с тринадцати лет. Я оседлала «железного коня», и он,  вихляясь от груза,  повёз меня к забору элитной школы по соседству, где я набрала кислых яблок – дичек.

Завтра    мне опять предстояли  торжественная линейка и  уже новый учебный год.