Кн. 3, ч. 4, гл. 7 Феноменология

Пока я ношусь с уникальностью и переживаю сказочные превращения из жабы в Птицу Счастья, материал очередных глав толкается в моей голове. О чём  поведать раньше? Мне же придётся вытаскивать себя за волосы из пропасти мюнхаузеновским способом. Но одной мне не выкарабкаться. Моя команда – это семья, и она будет рядом, чтобы поддержать.  Семья у меня трудная,  одни близнецы чего  стоят;  любовь неправильная,  помимо супруга цепляющая, как комета на хвост,  ещё парочку былых привязанностей,  поэтому повествование  останется далеким от слащавости.
Современный  ВИР трезво пишет о том, что коммуникация без обратной связи умирает,  следовательно, знает, на что со мной идёт.  И я это чувствую.  Его молчание убивает меня. Мне всё чаще и чаще становится  очевидным, что любви не вымолить, не заслужить, что это редкое и своенравное чувство  «плевать хотело» на взаимность и сопровождающие душевные муки. ВИР прав в своей последовательности, а мне должно быть неловко от своего вторжения в его предельно устоявшийся уклад. Он не нашёл там места ни для меня в любом качестве, ни для детей, ему гораздо приятнее, что все мы суть абстракции на расстоянии, а он выстраивает защитную полосу препятствий для диалога. Она и из  им придуманных схем тоже. И из нежелания впустить недостаточно любимых в свою судьбу. Всем своим видом он говорит: «Без вас обойдусь!» И его не волнует морально-нравственный аспект.  Он же выше мифа! Это юная  моя подруга возмущённо назвала ВИРа по сумме случившегося меду нами «интеллигентный отморозок». Но он ничего мне и не обещал. И он под защитой такого простого факта: «Никогда меня не любил!» Ничего не поделать. Сердцу не прикажешь. Действие равно противодействию. Чем больше я домогаюсь  его, тем сильнее в нём желание меня оттолкнуть.  За эти пять лет, что я вновь позволила себе добиваться ВИРа, меня швыряло то в жар, то в холод: «Она разбивалась о камни, но ей было всё равно…»  (В. Бутусов)
 Это похоже на дурной сон, когда бежишь  к нему в объятие, а влепляешься в стенку, потому что ВИР расфокусирован  так, что именно тебя не ловит, просто: «Встал и руки расставил»! (В.В. Кандинский) Не настроен он конкретно на меня. И червячок  ревности гложет, что Стеллочка лучше, дольше, мельче, запала. Бывает…
Он не захотел тратить на меня личное время и жизненные силы. Так и сразу повелось. Это я дожидалась чуда, которого не произошло. Я со своей «вечной любовью»  ему сродни проклятия.  Бог счёл моего физического тяготения явно недостаточным.  ВИР решил, что «дальше будет только лучше!» Лучше меня.  Это же мне: «Некого больше помнить» (А. Н. Сокуров по Платонову), а ВИРу есть, что припомнить и кого, кроме незначительной меня. За пять лет я напрасно порывалась оживить воспоминания. ВИР изначально был не намерен вписать меня в  собственную жизнь. Этого и позже не могло быть. Но эти пять лет я надеялась, что стану «родной и близкой» вопреки «норме». Не вышло. Планы ВИРа на мировое господство не изменились. Он старательно обходит меня как камень преткновения, «лежачий камень»  на дороге, под который, как водится, «вода не течёт».
Моё унижение «первой ночи» с ВИРом по неведению произошло – был риск «отдаться» и получить   по заслугам. Обиделась я тогда явно недостаточно, проглотила публичную измену Светила  со Стеллочкой,  как ни в чём ни бывало,  и этим навсегда себя уничтожила: где же гордость?  Сама себя лишила достоинства и уважения. Мне-то виделось, что ВИР моё великодушие заметит, а он решил, что так со мной можно, хоть как…  И главное – бросить, как только надоем,  – руки у него развязаны. И мной, в том числе. Это от мазохизма. Удобная я «жертвочка»  была – сама,  всё сама! А изнутри себя не могла быть объективной – ВИРа любила. И люблю согласно порочной природе.
Как-то это с супружеством уживается? Просто муж смертным боем не бьёт «за всё хорошее», названное «жизнью души».  «Предпочитает лаской»…
Итак, за всю жизнь  из прошлого  со мной только две любовных истории в 2007 году. И на  спасительном тренинге  я расскажу о них примерно так.
Когда-то я любила мужчину не из своего круга, точнее, сразу двоих, оставивших меня почти одновременно, но  и появившихся в судьбе совсем рядом. У них даже Дни рождения июньские: 30 и 10…  Но это к делу не относится.  Любила я их сильно, но по-разному. Армен был ослепителен, брутален, пришёл из женского романа, чтобы победить. Он внушил мне идею любви через  собственный гипноз, потому что, видимо,  хотел обладать, чтобы господствовать. Но он был болен, и вскоре ему стало не до меня.
Другой возник в судьбе ошибкой наспех. Я позволила себе притупить бдительность наивностью блондинки и прогадала – он взял меня незащищённой. Мне нечем было прикрыть себя – его цинизм кромсал меня  перочинным ножичком. Сама не понимаю, что меня  обречённо удерживало внутри  этой боли: яркость впечатлений, желание победить его любовью, преданностью,   верностью? Моя жертва была востребована: рядом не нашлось дуры,  которая так идеально соответствовала запросу: угадывать, что именно ВИРу надо, как господину положения. Я служила ему верой-правдой, а он в это время банально «хотел» только,  когда видел. Может быть, он так устроен?   Он не был ко мне даже привязан – это обиднее всего.  У нас с ним дети, но это ничего для него не обозначает.  Он как бы  ни при чём – этого он не выбирал, тем более,  со мной – это моя самодеятельность.
Я плакала по обоим, осознавая своих бывших мужчин огромной утратой, лет восемь по Армену, а по ВИРу всю оставшуюся жизнь без него. Только при муже  скрыто, а наедине с собою явно.  Думаю, всё же, вина во мне: я не понравилась настолько, чтобы  «вип-персоны» предприняли активные действия по моей адаптации рядом с собой. Они лишили меня, как мечталось Золушке,   в будущем как минимум сытой жизни и социализации;  как максимум, как хотелось Звёздочке и отличнице,  ценного общения с собой, когда душа рвалась к ним и жаждала  внимать  их интеллектуальным речам.
Они не преодолели инерции, возиться со мной не стали…
Я не могу ничего иного добавить к описанию своих  чувств: они напрасны, незаконны, сильны как порождение ночного сумеречного сознания, потому что родились в постели. Их и сочли низменными, потому что они оттуда родом. Я пыталась их приподнять над властью мужского тела, но блондинке это не задалось, она и в текстах продолжала проживать  ночные образы  страсти. Она всё про саму себя прекрасно понимает. У неё русалочья природа с рыбьим холодным хвостом – фригидность как самонаказание, аскеза «хорошей девочки». Но когда ей не надо «хорошо выглядеть» в строгих глазах любимого мужчины, чтобы он о ней плохо не подумал, она страстная фетишистка, героиня эротического театра. Она создана соблазнять, быть желанной, получать удовольствие, а в экстазе думать, что нет ничего проще и правильнее, чем отдаваться страсти с головой, всегда иметь шанс забеременеть, потому что её женская природа реализуется только в полноценном акте создания, который только один и имеет  правильный  смысл.  Случайных мужчин у неё нет и быть не может – она достигла той зрелости, чтобы хотеть родить всех своих уникальных  задуманных детей.
И даже когда она не была уверена, что близнецы произошли от Светила, когда их отец вёл себя так,  словно и рядом не стоял,  она любила своё потомство. К сожалению, появление   на свет сыновей тоже стало отчасти вызовом одиночки. 
Может статься, что мы как раз со Светилом похожи. Никакая нищета не заставит меня смотреть демократично на толпы соотечественников. Я заносчива по-прежнему, только научилась не «всегда и везде»  это демонстрировать.
Моя особость  взялась уже из семьи, «инаковость»  проявлялась в родительском заключении «технарей», что «в семье – не без урода». Никто столько  не говорил, даже «вместе взятые»  на моём фоне родственники проигрывали.  На психфаке был термин «речевая агрессия». Если учесть тот факт, что для ВИРа «слова врущие», то  и все мои «объяснялки» напрасны.  Я считаю достоинством «владение  речью». Но так больше никто не считает. Отец тоже порывался противоречить: «Не словом, а делом!» «Только работай, только трудись… И будет, что кому надо!»  - коммунизм у Маяковского тоже не прошёл.  И у папы. И у меня не получается: делаешь  работу – получаешь работу, делаешь деньги – получаешь деньги, делаешь детей – получаешь детей» - простая задачка по математике – ничто ни с чем не смешивается, не соединяется: «Ни за работу – деньги», «ни за детей…» Родителей я собой насмерть разочаровала.  Отец измерял ценность человека по труду. Каторжанин  был бы самым уважаемым, исходя из  обилия  мужского пота.  Моя вина была в том,  что сколько бы я ни билась, семья продолжала жить в голоде и холоде. Я села в долговую яму, а отец над моей головой произнёс:  «Довыпендривалась!» Пятого апреля 2007 года  я отработала в школе  последний  урок литературы в одиннадцатых и гордо удалилась на сохранение: 
 «Не хотите меня, как хотите!» 
Но малыш, защитивший мать от аттестации, покинул моё лоно тихо и безболезненно для  меня – словно бы отключился, чтобы не жить…  Я выстояла храмовую больничную  службу в необычайной тревоге за ребёнка. На плановом узи ничего не предвещало трагедии. Мне дали послушать сердце малыша – оно билось  чётко – чётко, громко-громко, на весь кабинет,  и  быстро, как у воробышка.   От радости у меня перехватило дыхание.  Меня выписали.  А спустя неделю сердцебиения не стало. Я не поверила  местной недоброжелательной узистке, нашла Е.С. Симчич, знакомую по ведению беременности с Василисой, попросила уточнить, что с плодом?
 - Он мёртв,  видно, как у него сложены ручки на груди, поджаты ножки.  Он завис неподвижно. Это случилось совсем недавно. 13 мая. На гистологии выяснится,  что с ним. Предположительно это мальчик. Был. 
Тут я поняла, что до этого я не знала, что такое «горе». Моё время поглотила адова бездна. «По грехам нашим!» - строго сказал священник. Я согласилась.
Какой бы мой отец не был «бурелом», но после гибели моего утробного малыша, на его лицо всё же нашла тень сострадания. Накануне моего ухода из школы мне приснился классически фрейдистский сон: «Я спускаюсь на пир, но в  подвал. По левую руку от меня вся администрация, как на фотографиях с общих народных гуляний, а по правую – отец, строгий и судящий меня «по результату». И ВИР  ко мне  столь же безжалостен. Всем им я должна ещё доказать, что чего – то стою.
Кстати, пора всерьёз мириться со всем начальством. Вот даже уже и  сама  методист Люлюкова отозвалась обо мне ошибкой хорошо, назвав меня «творческой». Это вряд ли ругательство.
О ВИРе я «слишком много знаю – меня пора убить!» Он же не давал согласия на употребление   бренда   имени в корыстных целях. И меня напрямую касается: «Умри, но не давай ответа без вопроса!» А я распространяюсь далеко за пределы собственной личности.  Так молчать или говорить  о важном «цинично и с непорочностью»? (Ницше).
Иногда мне самой кажется, что моя героиня – Королева Грёз. Самой себе она видится  «хорошим» учителем», и только себе  одной.  Ей мерещится, что она  любит ВИРа,  не взаимно и против воли, но так не бывает… У меня ставка на подлинность, а у ВИРа на выбывание. С горечью приходится признать, что во мне он видит, похоже, только наказание.
ВИРом, вернее,   его временным выбором,   обозначена уникальность и моей личности, пусть ему не пригодившейся.  Моя неповторимая индивидуальность – это так выводит из себя посторонних! Хуже всего у меня получается повторение за  образцами.  Конвейер «делай, как я, дублируй, и успех придёт!» со мной не выходит категорически.  Мой наработанный опыт нельзя «обобщить» как уникальный и эксклюзивный.  «Неповторимость»  и, как следствие, невоспроизводимость – это должно обескураживать методистов: «Что тут перенимать», если учитель «работает собой»?
ВИР бы нарисовал схему и загнал меня туда, как чёртика в табакерку – а я бы выкручивалась и вопила  о  собственной  «нетипичности».
Обобщение схемы для меня – сложное упрощение, ретроспектива и отсылка к алфавиту, азам « до интуиции». На меня магически не воздействует гений Щедровицкого,  а ВИР его в Учителя избрал и поклоны бьёт, мозг блондинки не догоняет, кто они,  «кумиры для ВИРа»? 
Меня не причешешь под одну гребёнку,  как с великими, так и с заурядными.        В чём-то  я посредственна, а где-то транслировать  изысканные и избранные знания по силам только мне одной. Муж перед ВИРом спас мою репутацию «тупой» блондинки – высказался на тему моего педагогического таланта и изъявил желание  на словах «у меня учиться».  Литературе, разумеется! Спасибо мужу – отстоял поруганную честь. В разных областях, притом!
Редкий я кадр. Не все меня способны выдерживать. Спасибо, кто  может. Я ценю.
Схемы ВИРа как философия абстракций.  Завершённые. Зацикленные на себе. Закольцованные недюжинным интеллектом своего носителя.  Все они имеют очень косвенное отношение к живой реальности, соотносясь с нею только как модели. 
Тупой развитый интеллект блондинки как защита от подавления. Прежде в моём классном журнале были прописаны настоящие претенциозные  темы: «Антропоморфизм крестьянской поэзии». «Имажинизм Есенина и Мариенгофа». Их надлежало не просто уничтожить после меня, а сжечь, не иначе!