Кн. 3, ч. 4, гл. 8 Никак о покойнице
27 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
Всё ещё 2007 год, холодное и голодное время в родительском доме, где папа до жестокости и отчуждения болен и смотрит только канал «Звезда», чтобы ни с кем из нас не разговаривать, а мама при нём ни на что не реагирует, как полностью невменяемая.
Мы с мужем, возвращаясь в дом родственников, когда-то «близких», идём из гостей с чеховским названием «Супруги Орловы». Мы ходим туда по приглашению хлебосольных хозяев изредка на ужин, исключительно без детей. Разгоряченные коробочным вином «Сливовое» и застольным общением, мы ссоримся по-итальянски, жестикулируя и восклицая, как всегда, из-за ВИРа, только что возникшего снова в моей жизни. Муж кричит на меня: «Если хочешь сохранить брак, прекрати свою тиранию чужим мужчиной! Зачем ты его только отрыла?» А я столь же горячо возражаю: «Если бы мой собственный супруг мог обеспечить семью, вёл себя по-мужски, мне бы не пришлось возопить о помощи, тревожа посторонних!» Наши взаимные обвинения гулко носятся по морозцу в ночи. Посёлок глух – он спит. Не поднимаются даже цепные собаки, день напролёт облаивающие мимо идущих из-за своих оград – заборов. Толик сгоряча размахивает пакетом – там в стеклянной банке тушёная картошка – её нам заботливо для детей сложили со стола хозяева. Нельзя, чтобы кладь разбилась! Это единственная еда!
Нас, скорее всего, встретит недовольный, измученный старческой бессонницей отец и выговорит мне, что я «часто вечерами под хмельком». Это прямой поклёп! Кто не помнит – я почти совсем не пью! А сейчас работаю почти круглые сутки: добавился никчёмный по доходам рынок и продолжился абсурдный магазин игрушек бывшей теперь уже подруги – эзотерика. Она предпочла лучше остаться моей начальницей в мыслях, чем подругой наяву. Словом, жизнь моя, хоть и горька, но трезвее некуда, учитывая, что на мне двое маленьких детей и пара подростков.
Недавно мы с ними получили перевод от ВИРа. Он пришёл на Главпочтамт, а мы искали его на поселковой почте с сыновьями – излазили все сугробы вдоль и поперёк, поссорились со всезнающим моим отцом, уточняя адрес. Отчаявшись, выяснили, что местную почту давно снесли, ещё в девяностых. Потом мы потратили деньги из Москвы исключительно на близнецов. Один, кажется, Стас догонял меня, замешкавшись на кассе, после магазина «Спорт – мастер», даже окликнул, а я его не узнала во всём новом и стильном с головы до ног. Такая гордость была, и благодарность ВИРу за сыновей до слёз. Мне так трудно было совмещать свою тайную любовь с явным бытом, что не грех было разок и выпить для храбрости и снятия стресса. Но чтобы обвинять меня в алкоголизме – это был перебор! Это чересчур! Отец на меня возводит напраслину. Стереотип на него действует общественный: «Если уж многодетная, то и алкоголичка!» Бред! Это называется: «Валить с больной головы на здоровую!» Пьёт у него запойно как раз сын - пиво, а не дочь, чего отец категорически не замечает прямо у себя под носом! Да и Бог с ним!
Сегодня мы возвращаемся с добычей благодаря Орловым. По-моему, они нас намеренно «подкармливают» от своего изобилия, а нам и ответить нечем…
Таких знакомств не заводят – они передаются по наследству. Сергей давний приятель моего мужа. Толик однокурсник Сергея – переводчика. У Сергея жена – крановщица. Он и она чрезвычайно странная пара, сколько я их знаю, оба далеки от адекватности. Оба хотели с нами подружиться, как только мы образовали семью. Оба демонстрировали доброжелательность, насколько это получалось. Он интеллектуал с пограничной нормой почти аутизма – не вступает в диалог, а всегда бубнит что-то своё, если бы по ассоциации. Часто приблизительно и не в тему. Зато в уме он перемножает без логарифмической линейки в столбик трёхзначные числа. Можно ответы сверять по калькулятору – он не ошибается. Тот случай, когда у гениальности с идиотией совпадают знаки: обе - за гранью нормы. Он смахивает по виду на несуразного подростка. Темноволосый, с неухоженной запущенной причёской. Прежде его стригли «под горшок» родители, даже в студенчестве, теперь засаленные волосы слегка беспорядочно вьются. Думаю, он не смотрится в зеркало. Его глаза постоянно предельно зажмурены, почти закрыты «по-китайски» – поверх часто очки с огромными увеличительными линзами – «окулярами с бинокль». Прежде он был высокий, про таких говорят «длинный», и худой, теперь отъелся и носит выпирающий аккуратный шарик живота на относительно ровной оставшейся поверхности тела. Он полиглот. Переводит с любых языков. Причём, устроен на Комбинат официально. В штате на хорошей зарплате переводчиком. Но внешний вид у него явно не по средствам – как будто он намеренно изображает бедного. В одежде крайне небрежен – шапка из покойного зайца продолжает стареть от сезона к сезону на его запотевающих под ней волосах годами. Она пахнет влажной шкуркой издалека.
В его эстетический идеал я вписываюсь как «красивая жена друга», он это подчёркивает всегда, как умеет. Довольно странно, но он и весь такой – не удивительно. Да и не так интересно.
Жена Сергея – человек из народа. Это значит, что слишком давно окончила школу, почти отлично училась в начальном звене, меду прочим, фамилия тогда была у девочки дворянская – Дашкова, в этом-то парадокс и кроется – к простоте Оля стремилась. Она очень полная, «дородная»: большое широкое лицо, объёмный бюст, пухлые руки и несколько затёкшая шея, но особенно выдающийся живот, распущенный на свободе. У неё широкие бёдра, а сзади объёмы симметричны выдающимся спереди областям. Оля не «комплексует», легко и споро управляясь с собственным весом за сто. Она даже довольна, что лишние килограммы добавляет ей весомости. Теперь вот только я её догнала массой. Это и немудрено… Не теперь об этом…
Говорит Оля быстро, сбивчиво и невнятно, она заикается, часто ритм дыхания у неё сбивается. Тогда она делает шумный судорожный вдох. Мне приходилось долго настраиваться на её речь, чтобы понимать её. Живёт Ольга в изобилии, любит сытно поесть, знает в этом толк, но почти всё время проводит неосознанно – за богато накрытым столом и в пьяном угаре. Так живёт большинство «простых людей». Мне интересен это феномен «маленького человека» с идеалом сытости, комфорта и компанейского беспробудного пьянства. Это своего рода исследование. За ним трагедия. Но пока я этого не знаю – финиш скрыт виражами судьбы.
Муж Ольги зовёт её уважительно «хозяйкой», она обеспечивает ему сытую жизнь с пирогами и выпивкой на каждый день. У неё в доме всегда водятся самые дорогие шоколадные конфеты, на праздниках и в будни, с гостями или без них. Однажды она не предложила их для угощения моим младшим, и я без спроса взяла парочку трюфелей, припрятав на теле, но они растаяли и растерялись где-то в пути – и мне стыдно до сих пор за воровство – толи за сам факт, толи за то, что конфеты детям не донесла…
Оля счастлива бывать на работе и на досуге шумной и смешливой среди своих коллег, таких же «простых работяг» - с ними она от души «квасит» и бурно ведёт незамысловатые разговоры с обилием ненормативной лексики вместо междометий, активная, общительная и добрая, даже щедрая «тётка», она всегда выглядела одинаково «под сорок», хотя мы почти ровесницы, а познакомились с ней ближе к тридцати. Нам не в чем было конкурировать в силу очевидной разности. Наше общение продолжилось редкими взаимными визитами. Тем более, что Олю по горячему стажу рано отправили на пенсию, предварительно уволив за пьянку на рабочем месте. Ольга во всём обвиняла своих собутыльников – это они из зависти её «запалили» перед начальством. Выпив, она обязательно сокрушалась о содеянном, ругая бывшую бригаду на чём свет стоит, за коварство и лживую любовь… На её деньги гуляли!
Запомнилось в облике Оли самое типичное. Волосы, крашенные дешёвой перекисью, убраны в копну на затылке, из причёски на скорую руку вылезают шпильки, такими ещё моя бабуся пользовалась. Зубы верхней челюсти сильно выдвинуты вперёд, выступают, как будто над заячьей губой. Половина из них золотая, а другая – раскрошенная с чёрными вкраплениями не леченого кариеса. У Ольги крупные черты лица – огромные на выкате светлые глаза, людей с такими коровьими глазами поэтически называют «волоокими». Она обильно подкрашивает светлые ресницы чёрной тушью. И наводит на веках небезупречные стрелки по моде шестидесятых, задержавшейся в деревне, откуда Оля родом. В ушах всегда много золота – это тяжёлые и массивные серьги с каменьями. Она хвалится своим достатком и прагматичностью. Но в душевном порыве мне обещает: «Возьмёшь в крёстные, я твоей девочке накуплю золота и серьги подарю!» Меня трогает её душевность. Но её предложение невозможно. Есть одно «но», оно непростительное. Для меня. Кстати, такая история у меня в жизни дважды случается с другими женщинами. А разводит нас в ними вопрос «жизни и смерти» - материнский выбор и содеянное со своим «личным» ребёнком. О чём отдельно, походя нельзя!
Супруги Орловы унаследовали уже несколько квартир покойных родственников, чтобы сдавать их внаём квартирантам с мебелью и ремонтом по высокой цене.
Они жили бы абсолютно счастливо в своём изобилии, но их безмятежное существование в доме – «полной чаше» навсегда омрачено тяжело больным сыном - вечным ребёнком. Миша родился в человеческом облике, но его развитие, за исключением физического, так и не наступило. У него нет даже выраженных половых признаков, на теле, как у большого пупса, только крошечная кнопочка, по которой с трудом распознаётся, что он всё же мальчик. Мне не известен его истинный диагноз, но это очень мрачное зрелище: большеголовый, смутно похожий на карикатуру с обоих родителей, с тоненькими ручками и совершенно пустым взглядом белёсых глаз ребёнок мерно, часами раскачивается, издавая гортанные резкие звуки, ничего общего не имеющие с людской речью. Он как-то обучился со временем ходить при нулевом интеллекте. Его кормят с ложечки только перетёртыми пельменями и соком из бутылочки, он не узнаёт никого и ни на что не реагирует. Если что-то его раздражает, он впивается кривыми зубами в собственную руку – она у него искусана, как у Маугли. Миша не обучаем в привычном понимании. Но отец выучился с ним как-то гулять по городу, водя его за шарфик, как щенка на привязи. Я была как-то свидетелем, как рассвирепевший сын топал ножкой, а его отец равнодушно тянул его из трамвая за импровизированный поводок. Я знаю Мишу с пяти лет его жизни. Теперь он подросток. С Мишей никто специально не разговаривает. Всё больше в третьем лице. Один мой муж к нему доброжелателен и ему чудится, что он бы нашёл к нему подход, если бы Мишей заниматься. А тот никого не узнаёт. И ни на что не реагирует. Однажды рядом с ним загорелась проводка, но он продолжал сидеть по-турецки, тупо глядя в огонь без какого-либо определённого выражения. Инстинкт самосохранения в нём тоже отсутствует напрочь. Его спас счастливый случай – нянька - санитар из друзей семьи проснулся вовремя. Родителей не было дома. Оля по случаю именно тогда купила у меня пальто на ярмарке – белое, роскошное с песцовым воротником до пупа - бывают же такие совпадения! Потом из-за пожара пальто, взятое в кредит, пришлось вернуть моей хозяйке. Так что на Оле мне не удалось заработать в тот один-единственный раз ста пятидесяти рублей.
Казалось бы, супруги Орловы в своём бытовом героизме по уходу за инвалидом детства совершают невозможное, не сдавая Мишу в специализированный интернат. Уважение им и слава народная! И мой поклон матери первой, но не тут-то было… А совсем в другой семье у моей знакомой уже растут здоровые ребятишки – мал мала меньше… И она называет себя «верующей», а Господь, как известно, всё принимает на Свой счёт, что бы мы ни творили относительно других людей. Ах, да! Для большинства человечества не рождённое существо – не человек, а для соотечественников и рождённое – частная собственность. Сейчас мне придётся рисовать две страшных картинки из «мира животных». Но не станем клеветать на природу - там такого не увидишь.
С Вами случалось ли такое в жизни, когда вы доверчиво не ждёте удара в спину со стороны человека, с кем общаетесь уже очень давно – не первый год? Это навязчивая метафора предательства: нож в спину. Это никак не связано с бытом. Это как теоретическое убийство – сначала замышляется, а потом осуществляется. Простая Ольга не так примитивна. И моя знакомая не настолько убеждена в своей правоте. Этого не запьёшь. И не забудешь. Сейчас женская аудитория разойдётся по разные стороны баррикад. Одни будут защищать право на частную жизнь. Они скажут: всё правильно! По-другому нельзя было.
Обе гражданки забеременели не от мужей. Такое бывает. Женщины всегда в поисках любви. Не мне обвинять, не мне оправдывать. Оля живёт в сомнамбулизме от спирта и рефлексировать не способна. Это маскировка такая народная: «всё трын-трава!» Почему-то она сразу не избавилась от малыша – для неё эта процедура привычна и раскаяния не вызывает – "а ну, как ещё одного урода родит?" Миша мычит где-то поблизости, привычно ухода требует. Но тут вроде как по любви вышло. Сказка наша женская. Про любовь!
Мы тоже когда-то Мишу ждали, или Мишель – у нас Михаил – дедушка, отец моей мамы, имя родное… 13 мая 2007-го наша надежда умрёт буквально.
А у Оли неожиданно когда-то в 2001-м (?) зимой (в феврале) родится ненужный Сергей. Её муж скажет на просьбу оставить ребёнка в семье: «Предохраняться надо!» Его, обиженного, понять тоже можно… Ольга родит сына прямо в квартире тайно, не вставая на учёт по беременности. В собственном туалете. Намеренно или случайно, новорожденного ждёт на выходе падение в унитаз. Что-то остановило безумие – страх ответить по закону или материнский инстинкт. Загадка: теперь вот ребёнок тот жив или мёртв? Когда все мы его бросились искать после моей с ним (или похожим на него мальчиком) встречи в больнице, из опеки ответили, что «отказник» Серёжа Орлов умер в Доме Малютки.
Его мать теперь уже тоже мертва. Уже вот почти пять лет. Она скончалась скоропостижно в сорок. Сердце ночью остановилось. Все решили: из-за веса. Накануне Ольга предупредила деревенскую маму: «Я скоро сдохну! Скончаюсь! Плохо мне!» Наутро её не стало.
Однажды Оля позвонила мне «на мобильный» впервые в жизни. Кажется, была выпивши. Она просила меня принести ей «ляльку», показать новорожденную Шурочку. «Дать с лялькой поиграться!» Она же в Крёстные хотела! Тогда я сочла это невозможным, прижимая розовый драгоценный свёрток к груди. Я не хотела показывать нетрезвой Ольге новорожденную дочку. Но я не знала, что это последняя просьба: не могла предположить даже.
У меня в глазах стоял её собственный маленький ребёнок. А на душе лежал кровавый след очередного Олиного свежего аборта, о котором я знала. Да, Оля ждёт ребёнка, хочет девочку, а оба Сергея, муж и его друг – однокурсник из Германии - пьяно на неё шикают: «Ты, подруга, это!... Заканчивай! У тебя алкоголизм, и Миша руки в кровь себе кусает, он уже еле один на диван помещается, сама знаешь, неизвестно, какую ещё дрянь народишь…» А я возражаю… Одна за столом. Но меня не учитывают. Всюду здравый смысл.
Нет, другой сынок Оли был парадоксально совсем здоров, оттого, что «по любви?» Я встречусь с ним, стоящим в кроватке для отказников в больнице с кишечной инфекцией, куда мы попали с Глебушкой для проверки моего молока - обнаружили бактерию «Хлебстеллу», в переводе с латыни так звучит. Младенчик качался в кроватке, как зверёк, пускал пузыри слюней, держась руками за деревянную перегородку, на которой была табличка с его именем «Сергей Орлов, 7 месяцев». Ушки у него были оттопырены, как и у Миши, глаза навыкате, как у Оли. Он радостно улыбался, чуть не расплакалась я. Больше и не подходила – не могла, это было выше моих сил. Молоко берегла, чтобы не пропало. Моему грудному сыну было всего только два месяца, и я не спускала его с рук. А нашего соседа из отдельной палаты вскоре выписали.
Я всех поставила на уши своей информацией. Мой муж развил бурную деятельность по воссоединению семьи Орловых. Мы вели частые переговоры с обоими. Я говорила Орлову: «Вы же хорошие ребята!» Старалась образумить, видимо. Напрасные долгие хлопоты ждали всех нас, но вернуть ребёнка маме не удалось. Нам сообщили, что поздно. Сама Оля всё равно говорила, как сердце чует, что её Сергей жив. Тем более, после моего известия о нашем больничном кратком свидании. Моё на всё это молчит. Я и, правда, ничего достоверного не знаю…
А если я ошиблась и мне показалось?
У меня нет оценки событий.
Оля умерла, похоже, сама себя наказав, даже не осознавая. Тот, кто её подстрекал никого никогда не рожать, сам вскоре стал «пожилым» молодым отцом ещё раз. Его жена родила ему сына с разницей с первенцем в 20 лет. Живут где-то в Пласте. Сергей, возможно, на Ольге за мать свою отыгрался, самоубийцу. Она повесилась, когда младшему – четвёртому или пятому ребёнку - было всего шесть лет. Сергей запомнил побои мачехи. Собрал по словечку легенду, что мать была хороша собой и красиво наряжалась - платья её просил отца показать. Счёты с ней сводит и поныне, напиваясь, кричит, что не прощает её. Я психолог, мне можно…
Вот и Оле перепало… След чужого горя удавил…
Орлов повёл себя чрезвычайно странно после смерти Оли. Как ни в чём не бывало. Зашёл к нам с порога спросил: «Гостинцы от Оли заберёте?» Я закрутилась что-то, дежурно поблагодарив, а зайти к ним сразу не получилось. Орлов даже не сказал, что за «подарки», оказалось - на память о покойной супруге… Мне ясно, что Сергей не вполне дружит с головой, но Ольга нам не чужая – я её знала с 1996-го до 2007-го, а даты смерти её муж так и не сообщил. Зато мстящий покойнице муженёк из благоверных, не иначе, оставшись вдовцом, сорока дней не прошло, как привёл в дом новую богатую невесту. Это отвратительно, на мой взгляд. Её звать Лариса. Она старая дева с инфака. Противная, злобная и по виду агрессивно-опасная. Или таковой я её после Оли воспринимаю. О ней известно только то, что у неё тоже уже все умерли. И, на счастье Орлова, можно и её квартиры тоже в бизнес запустить – фантазия дальше у него не распространяется. Он только об этом сообщил.
А судьбы дальнейшей Мишиной не знаю – Ольга делом чести считала его не сбывать с рук. Интересно, что эти двое с ним сделали? Нас новая пассия что-то невзлюбила сразу, чует, старая крыса, опасность. Или жадная такая же, как и Орлов. Помню, как от вина однажды хозяин взбеленился и понёс на гостей за столом, что мы все даром у него едим от пуза и пьём. Накипело, видимо, на душе! Оля ещё жива была, да пьяна… Его друг и однокурсник Сергей тут же протянул ему пятисотку, этого Орлову было мало, и он её презрительно откинул. А нам и протягивать было нечего. Что с нас, голытьбы, взять? Это был последний унизительный визит и частная встреча с Орловым, переставшим вскоре быть одновременно супругом Ольги и добрым знакомым. В связи с Мишей я часто вспоминаю одно только название фильма: «Про уродов и людей», это отдалённо по теме, ведь в кино ни один странный ребёнок не урод – уроды только среди взрослых с виду порядочных людей. И мне Олю жалко. И жизнь её пропащую, и жизни, ей загубленные! Да помянёт их Господь молитвою в Царствии Своём!
Что до другого происшествия с летальным исходом, я уже реквием написала и прозой не стану.
Мне это всё слишком больно. Может быть, кого-то удержит моя боль? Моя знакомая в решающем сентябре и слушать меня не стала: сколько по душам говорено было. По мне прошлись очередным дружеским заспинным ножом. Я честно боролась за эту жизнь. Не могу же я ещё и с матерью – убийцей в заговор вступать? Делать вид, что ничего и не было.
Все уже разошлись. Только я стою за ребёнка? Неужели совсем одна?
А я не хочу быть в этом союзником и пособником.
И «умываю руки!»
Хотите – читайте, а с меня – довольно!
МИНУС ПЯТЬ
Мой мир прост.
Эта "Очень простая история"
Вскоре случится.
Надо ли говорить,
Чтобы всё обозначить словами?
В ней задеты другие.
Решают конкретные числа.
И любой бы желал:
"Пусть останется всё между нами".
Стыд и гнев, муки совести -
Это до боли знакомо.
Так любовники связаны тайной
Порочащей связи.
От такого очнуться -
Как будто бы выйти из комы.
В спину - нож. Да и по уши
Липкой всей нравственной грязи.
По цепочке шагов раз за разом
Доходим до сути:
"По делам их узнаете!" -
Это итог и критерий.
Так сама не смогла бы
Прожить с ощущением жути.
Не списать на эмоции это
Из женских истерик!
В этом страшного не было:
Две откровенных подруги.
Та, что старше, -
Разумный советчик
Союзник, поддержка.
Можно тайны любые
Всерьёз обсудить на досуге.
Обстоятельно ночью
На кухне за кофе без спешки.
Та, что младше, -
Практична, серьёзна и так деловита,
А на внутреннем сходстве
Построены все наши сделки.
Кавалеры у ног королев -
Да нормальная свита!
И не мне разбирать,
Где гляделки, а где посиделки!
Только мужу иное
Всю жизнь про жену недоступно!
Но сквозь пальцы смотрела на то,
Что по факту бросалось!
Разве ложь задевала -
Была оскорбительна в крупном.
Но вполне допустима,
Влюблённой, хоть самую малость!
Про любовь наговорены нами
Тома сочинений.
Вот бы впрямь удивились
Законные наши супруги!
Да мы обе заложницы
Этих былых откровений,
Потому что на внутреннем сходстве
Сошлись как подруги!
Чья конфессия
Только морочит лихую головку,
Жертву требуя кровью,
"Косяк" устранить шито-крыто?
"Вдруг подловят на сходстве -
И выйдет ужасно неловко!"
Умолчим же о том,
Что же будет секретно убито...
Шаг за шагом судьба привела нас
К развязке кровавой!
Ничего моё мненье не стоило
Против аборта!
Заступались: любимый, супруг
И с влиятельной дамой
Оборону держали протеста...
Хоть как-то! Хоть кто-то!
Мать родная пошла своего порешила ребёнка,
Божье Слово презрев, и отвергнув возможную помощь,
И велела подруге молчать: "Твоё дело - сторонка!" -
И пропал ЧЕЛОВЕК, сгинул так, как какой-нибудь овощ!
Важно, чтобы семья
Никогда ничего не узнала!
И оставить бы снова
Лазейки невинного флирта.
И о главном: не дать информации
Тем зубоскалам,
Кто сносить не намерен всё это
Покорно и мирно.
Не узнает возможный отец
Про свой шанс половинный.
И зачем волновать
Столь послушного в ласковом теле?
Лишь бы в сексе везде и всегда
Был контакт с ним взаимный,
Лишь бы муж под рукой
И в неведение. Как Вы хотели?!
И не мне рассуждать,
Кто есть кто:
Друг, супруг и любовник.
И не мне обличать -
Лезть под кожу -
Срывать эти маски!
Грех на мне и вина:
Подстрекают изменниц к алькову
И стихи про любовь -
Безобидные женские сказки!
И кому, как не мне
Принести покаянье в финале?
Не смогла уберечь, сохранить
Не рождённое чадо!
Узок круг посвящённых.
Вы что бы на это сказали? -
"С кем когда поведёшься,
Тогда тебе так вот и надо!"
7.01.2011
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138790 выдан для произведения:
Всё ещё 2007 год, холодное и голодное время в родительском доме, где папа до жестокости и отчуждения болен и смотрит только канал «Звезда», чтобы ни с кем из нас не разговаривать, а мама при нём ни на что не реагирует, как полностью невменяемая.
Мы с мужем, возвращаясь в дом родственников, когда-то «близких», идём из гостей с чеховским названием «Супруги Орловы». Мы ходим туда по приглашению хлебосольных хозяев изредка на ужин, исключительно без детей. Разгоряченные коробочным вином «Сливовое» и застольным общением, мы ссоримся по-итальянски, жестикулируя и восклицая, как всегда, из-за ВИРа, только что возникшего снова в моей жизни. Муж кричит на меня: «Если хочешь сохранить брак, прекрати свою тиранию чужим мужчиной! Зачем ты его только отрыла?» А я столь же горячо возражаю: «Если бы мой собственный супруг мог обеспечить семью, вёл себя по-мужски, мне бы не пришлось возопить о помощи, тревожа посторонних!» Наши взаимные обвинения гулко носятся по морозцу в ночи. Посёлок глух – он спит. Не поднимаются даже цепные собаки, день напролёт облаивающие мимо идущих из-за своих оград – заборов. Толик сгоряча размахивает пакетом – там в стеклянной банке тушёная картошка – её нам заботливо для детей сложили со стола хозяева. Нельзя, чтобы кладь разбилась! Это единственная еда!
Нас, скорее всего, встретит недовольный, измученный старческой бессонницей отец и выговорит мне, что я «часто вечерами под хмельком». Это прямой поклёп! Кто не помнит – я почти совсем не пью! А сейчас работаю почти круглые сутки: добавился никчёмный по доходам рынок и продолжился абсурдный магазин игрушек бывшей теперь уже подруги – эзотерика. Она предпочла лучше остаться моей начальницей в мыслях, чем подругой наяву. Словом, жизнь моя, хоть и горька, но трезвее некуда, учитывая, что на мне двое маленьких детей и пара подростков.
Недавно мы с ними получили перевод от ВИРа. Он пришёл на Главпочтамт, а мы искали его на поселковой почте с сыновьями – излазили все сугробы вдоль и поперёк, поссорились со всезнающим моим отцом, уточняя адрес. Отчаявшись, выяснили, что местную почту давно снесли, ещё в девяностых. Потом мы потратили деньги из Москвы исключительно на близнецов. Один, кажется, Стас догонял меня, замешкавшись на кассе, после магазина «Спорт – мастер», даже окликнул, а я его не узнала во всём новом и стильном с головы до ног. Такая гордость была, и благодарность ВИРу за сыновей до слёз. Мне так трудно было совмещать свою тайную любовь с явным бытом, что не грех было разок и выпить для храбрости и снятия стресса. Но чтобы обвинять меня в алкоголизме – это был перебор! Это чересчур! Отец на меня возводит напраслину. Стереотип на него действует общественный: «Если уж многодетная, то и алкоголичка!» Бред! Это называется: «Валить с больной головы на здоровую!» Пьёт у него запойно как раз сын - пиво, а не дочь, чего отец категорически не замечает прямо у себя под носом! Да и Бог с ним!
Сегодня мы возвращаемся с добычей благодаря Орловым. По-моему, они нас намеренно «подкармливают» от своего изобилия, а нам и ответить нечем…
Таких знакомств не заводят – они передаются по наследству. Сергей давний приятель моего мужа. Толик однокурсник Сергея – переводчика. У Сергея жена – крановщица. Он и она чрезвычайно странная пара, сколько я их знаю, оба далеки от адекватности. Оба хотели с нами подружиться, как только мы образовали семью. Оба демонстрировали доброжелательность, насколько это получалось. Он интеллектуал с пограничной нормой почти аутизма – не вступает в диалог, а всегда бубнит что-то своё, если бы по ассоциации. Часто приблизительно и не в тему. Зато в уме он перемножает без логарифмической линейки в столбик трёхзначные числа. Можно ответы сверять по калькулятору – он не ошибается. Тот случай, когда у гениальности с идиотией совпадают знаки: обе - за гранью нормы. Он смахивает по виду на несуразного подростка. Темноволосый, с неухоженной запущенной причёской. Прежде его стригли «под горшок» родители, даже в студенчестве, теперь засаленные волосы слегка беспорядочно вьются. Думаю, он не смотрится в зеркало. Его глаза постоянно предельно зажмурены, почти закрыты «по-китайски» – поверх часто очки с огромными увеличительными линзами – «окулярами с бинокль». Прежде он был высокий, про таких говорят «длинный», и худой, теперь отъелся и носит выпирающий аккуратный шарик живота на относительно ровной оставшейся поверхности тела. Он полиглот. Переводит с любых языков. Причём, устроен на Комбинат официально. В штате на хорошей зарплате переводчиком. Но внешний вид у него явно не по средствам – как будто он намеренно изображает бедного. В одежде крайне небрежен – шапка из покойного зайца продолжает стареть от сезона к сезону на его запотевающих под ней волосах годами. Она пахнет влажной шкуркой издалека.
В его эстетический идеал я вписываюсь как «красивая жена друга», он это подчёркивает всегда, как умеет. Довольно странно, но он и весь такой – не удивительно. Да и не так интересно.
Жена Сергея – человек из народа. Это значит, что слишком давно окончила школу, почти отлично училась в начальном звене, меду прочим, фамилия тогда была у девочки дворянская – Дашкова, в этом-то парадокс и кроется – к простоте Оля стремилась. Она очень полная, «дородная»: большое широкое лицо, объёмный бюст, пухлые руки и несколько затёкшая шея, но особенно выдающийся живот, распущенный на свободе. У неё широкие бёдра, а сзади объёмы симметричны выдающимся спереди областям. Оля не «комплексует», легко и споро управляясь с собственным весом за сто. Она даже довольна, что лишние килограммы добавляет ей весомости. Теперь вот только я её догнала массой. Это и немудрено… Не теперь об этом…
Говорит Оля быстро, сбивчиво и невнятно, она заикается, часто ритм дыхания у неё сбивается. Тогда она делает шумный судорожный вдох. Мне приходилось долго настраиваться на её речь, чтобы понимать её. Живёт Ольга в изобилии, любит сытно поесть, знает в этом толк, но почти всё время проводит неосознанно – за богато накрытым столом и в пьяном угаре. Так живёт большинство «простых людей». Мне интересен это феномен «маленького человека» с идеалом сытости, комфорта и компанейского беспробудного пьянства. Это своего рода исследование. За ним трагедия. Но пока я этого не знаю – финиш скрыт виражами судьбы.
Муж Ольги зовёт её уважительно «хозяйкой», она обеспечивает ему сытую жизнь с пирогами и выпивкой на каждый день. У неё в доме всегда водятся самые дорогие шоколадные конфеты, на праздниках и в будни, с гостями или без них. Однажды она не предложила их для угощения моим младшим, и я без спроса взяла парочку трюфелей, припрятав на теле, но они растаяли и растерялись где-то в пути – и мне стыдно до сих пор за воровство – толи за сам факт, толи за то, что конфеты детям не донесла…
Оля счастлива бывать на работе и на досуге шумной и смешливой среди своих коллег, таких же «простых работяг» - с ними она от души «квасит» и бурно ведёт незамысловатые разговоры с обилием ненормативной лексики вместо междометий, активная, общительная и добрая, даже щедрая «тётка», она всегда выглядела одинаково «под сорок», хотя мы почти ровесницы, а познакомились с ней ближе к тридцати. Нам не в чем было конкурировать в силу очевидной разности. Наше общение продолжилось редкими взаимными визитами. Тем более, что Олю по горячему стажу рано отправили на пенсию, предварительно уволив за пьянку на рабочем месте. Ольга во всём обвиняла своих собутыльников – это они из зависти её «запалили» перед начальством. Выпив, она обязательно сокрушалась о содеянном, ругая бывшую бригаду на чём свет стоит, за коварство и лживую любовь… На её деньги гуляли!
Запомнилось в облике Оли самое типичное. Волосы, крашенные дешёвой перекисью, убраны в копну на затылке, из причёски на скорую руку вылезают шпильки, такими ещё моя бабуся пользовалась. Зубы верхней челюсти сильно выдвинуты вперёд, выступают, как будто над заячьей губой. Половина из них золотая, а другая – раскрошенная с чёрными вкраплениями не леченого кариеса. У Ольги крупные черты лица – огромные на выкате светлые глаза, людей с такими коровьими глазами поэтически называют «волоокими». Она обильно подкрашивает светлые ресницы чёрной тушью. И наводит на веках небезупречные стрелки по моде шестидесятых, задержавшейся в деревне, откуда Оля родом. В ушах всегда много золота – это тяжёлые и массивные серьги с каменьями. Она хвалится своим достатком и прагматичностью. Но в душевном порыве мне обещает: «Возьмёшь в крёстные, я твоей девочке накуплю золота и серьги подарю!» Меня трогает её душевность. Но её предложение невозможно. Есть одно «но», оно непростительное. Для меня. Кстати, такая история у меня в жизни дважды случается с другими женщинами. А разводит нас в ними вопрос «жизни и смерти» - материнский выбор и содеянное со своим «личным» ребёнком. О чём отдельно, походя нельзя!
Супруги Орловы унаследовали уже несколько квартир покойных родственников, чтобы сдавать их внаём квартирантам с мебелью и ремонтом по высокой цене.
Они жили бы абсолютно счастливо в своём изобилии, но их безмятежное существование в доме – «полной чаше» навсегда омрачено тяжело больным сыном - вечным ребёнком. Миша родился в человеческом облике, но его развитие, за исключением физического, так и не наступило. У него нет даже выраженных половых признаков, на теле, как у большого пупса, только крошечная кнопочка, по которой с трудом распознаётся, что он всё же мальчик. Мне не известен его истинный диагноз, но это очень мрачное зрелище: большеголовый, смутно похожий на карикатуру с обоих родителей, с тоненькими ручками и совершенно пустым взглядом белёсых глаз ребёнок мерно, часами раскачивается, издавая гортанные резкие звуки, ничего общего не имеющие с людской речью. Он как-то обучился со временем ходить при нулевом интеллекте. Его кормят с ложечки только перетёртыми пельменями и соком из бутылочки, он не узнаёт никого и ни на что не реагирует. Если что-то его раздражает, он впивается кривыми зубами в собственную руку – она у него искусана, как у Маугли. Миша не обучаем в привычном понимании. Но отец выучился с ним как-то гулять по городу, водя его за шарфик, как щенка на привязи. Я была как-то свидетелем, как рассвирепевший сын топал ножкой, а его отец равнодушно тянул его из трамвая за импровизированный поводок. Я знаю Мишу с пяти лет его жизни. Теперь он подросток. С Мишей никто специально не разговаривает. Всё больше в третьем лице. Один мой муж к нему доброжелателен и ему чудится, что он бы нашёл к нему подход, если бы Мишей заниматься. А тот никого не узнаёт. И ни на что не реагирует. Однажды рядом с ним загорелась проводка, но он продолжал сидеть по-турецки, тупо глядя в огонь без какого-либо определённого выражения. Инстинкт самосохранения в нём тоже отсутствует напрочь. Его спас счастливый случай – нянька - санитар из друзей семьи проснулся вовремя. Родителей не было дома. Оля по случаю именно тогда купила у меня пальто на ярмарке – белое, роскошное с песцовым воротником до пупа - бывают же такие совпадения! Потом из-за пожара пальто, взятое в кредит, пришлось вернуть моей хозяйке. Так что на Оле мне не удалось заработать в тот один-единственный раз ста пятидесяти рублей.
Казалось бы, супруги Орловы в своём бытовом героизме по уходу за инвалидом детства совершают невозможное, не сдавая Мишу в специализированный интернат. Уважение им и слава народная! И мой поклон матери первой, но не тут-то было… А совсем в другой семье у моей знакомой уже растут здоровые ребятишки – мал мала меньше… И она называет себя «верующей», а Господь, как известно, всё принимает на Свой счёт, что бы мы ни творили относительно других людей. Ах, да! Для большинства человечества не рождённое существо – не человек, а для соотечественников и рождённое – частная собственность. Сейчас мне придётся рисовать две страшных картинки из «мира животных». Но не станем клеветать на природу - там такого не увидишь.
С Вами случалось ли такое в жизни, когда вы доверчиво не ждёте удара в спину со стороны человека, с кем общаетесь уже очень давно – не первый год? Это навязчивая метафора предательства: нож в спину. Это никак не связано с бытом. Это как теоретическое убийство – сначала замышляется, а потом осуществляется. Простая Ольга не так примитивна. И моя знакомая не настолько убеждена в своей правоте. Этого не запьёшь. И не забудешь. Сейчас женская аудитория разойдётся по разные стороны баррикад. Одни будут защищать право на частную жизнь. Они скажут: всё правильно! По-другому нельзя было.
Обе гражданки забеременели не от мужей. Такое бывает. Женщины всегда в поисках любви. Не мне обвинять, не мне оправдывать. Оля живёт в сомнамбулизме от спирта и рефлексировать не способна. Это маскировка такая народная: «всё трын-трава!» Почему-то она сразу не избавилась от малыша – для неё эта процедура привычна и раскаяния не вызывает – "а ну, как ещё одного урода родит?" Миша мычит где-то поблизости, привычно ухода требует. Но тут вроде как по любви вышло. Сказка наша женская. Про любовь!
Мы тоже когда-то Мишу ждали, или Мишель – у нас Михаил – дедушка, отец моей мамы, имя родное… 13 мая 2007-го наша надежда умрёт буквально.
А у Оли неожиданно когда-то в 2001-м (?) зимой (в феврале) родится ненужный Сергей. Её муж скажет на просьбу оставить ребёнка в семье: «Предохраняться надо!» Его, обиженного, понять тоже можно… Ольга родит сына прямо в квартире тайно, не вставая на учёт по беременности. В собственном туалете. Намеренно или случайно, новорожденного ждёт на выходе падение в унитаз. Что-то остановило безумие – страх ответить по закону или материнский инстинкт. Загадка: теперь вот ребёнок тот жив или мёртв? Когда все мы его бросились искать после моей с ним (или похожим на него мальчиком) встречи в больнице, из опеки ответили, что «отказник» Серёжа Орлов умер в Доме Малютки.
Его мать теперь уже тоже мертва. Уже вот почти пять лет. Она скончалась скоропостижно в сорок. Сердце ночью остановилось. Все решили: из-за веса. Накануне Ольга предупредила деревенскую маму: «Я скоро сдохну! Скончаюсь! Плохо мне!» Наутро её не стало.
Однажды Оля позвонила мне «на мобильный» впервые в жизни. Кажется, была выпивши. Она просила меня принести ей «ляльку», показать новорожденную Шурочку. «Дать с лялькой поиграться!» Она же в Крёстные хотела! Тогда я сочла это невозможным, прижимая розовый драгоценный свёрток к груди. Я не хотела показывать нетрезвой Ольге новорожденную дочку. Но я не знала, что это последняя просьба: не могла предположить даже.
У меня в глазах стоял её собственный маленький ребёнок. А на душе лежал кровавый след очередного Олиного свежего аборта, о котором я знала. Да, Оля ждёт ребёнка, хочет девочку, а оба Сергея, муж и его друг – однокурсник из Германии - пьяно на неё шикают: «Ты, подруга, это!... Заканчивай! У тебя алкоголизм, и Миша руки в кровь себе кусает, он уже еле один на диван помещается, сама знаешь, неизвестно, какую ещё дрянь народишь…» А я возражаю… Одна за столом. Но меня не учитывают. Всюду здравый смысл.
Нет, другой сынок Оли был парадоксально совсем здоров, оттого, что «по любви?» Я встречусь с ним, стоящим в кроватке для отказников в больнице с кишечной инфекцией, куда мы попали с Глебушкой для проверки моего молока - обнаружили бактерию «Хлебстеллу», в переводе с латыни так звучит. Младенчик качался в кроватке, как зверёк, пускал пузыри слюней, держась руками за деревянную перегородку, на которой была табличка с его именем «Сергей Орлов, 7 месяцев». Ушки у него были оттопырены, как и у Миши, глаза навыкате, как у Оли. Он радостно улыбался, чуть не расплакалась я. Больше и не подходила – не могла, это было выше моих сил. Молоко берегла, чтобы не пропало. Моему грудному сыну было всего только два месяца, и я не спускала его с рук. А нашего соседа из отдельной палаты вскоре выписали.
Я всех поставила на уши своей информацией. Мой муж развил бурную деятельность по воссоединению семьи Орловых. Мы вели частые переговоры с обоими. Я говорила Орлову: «Вы же хорошие ребята!» Старалась образумить, видимо. Напрасные долгие хлопоты ждали всех нас, но вернуть ребёнка маме не удалось. Нам сообщили, что поздно. Сама Оля всё равно говорила, как сердце чует, что её Сергей жив. Тем более, после моего известия о нашем больничном кратком свидании. Моё на всё это молчит. Я и, правда, ничего достоверного не знаю…
А если я ошиблась и мне показалось?
У меня нет оценки событий.
Оля умерла, похоже, сама себя наказав, даже не осознавая. Тот, кто её подстрекал никого никогда не рожать, сам вскоре стал «пожилым» молодым отцом ещё раз. Его жена родила ему сына с разницей с первенцем в 20 лет. Живут где-то в Пласте. Сергей, возможно, на Ольге за мать свою отыгрался, самоубийцу. Она повесилась, когда младшему – четвёртому или пятому ребёнку - было всего шесть лет. Сергей запомнил побои мачехи. Собрал по словечку легенду, что мать была хороша собой и красиво наряжалась - платья её просил отца показать. Счёты с ней сводит и поныне, напиваясь, кричит, что не прощает её. Я психолог, мне можно…
Вот и Оле перепало… След чужого горя удавил…
Орлов повёл себя чрезвычайно странно после смерти Оли. Как ни в чём не бывало. Зашёл к нам с порога спросил: «Гостинцы от Оли заберёте?» Я закрутилась что-то, дежурно поблагодарив, а зайти к ним сразу не получилось. Орлов даже не сказал, что за «подарки», оказалось - на память о покойной супруге… Мне ясно, что Сергей не вполне дружит с головой, но Ольга нам не чужая – я её знала с 1996-го до 2007-го, а даты смерти её муж так и не сообщил. Зато мстящий покойнице муженёк из благоверных, не иначе, оставшись вдовцом, сорока дней не прошло, как привёл в дом новую богатую невесту. Это отвратительно, на мой взгляд. Её звать Лариса. Она старая дева с инфака. Противная, злобная и по виду агрессивно-опасная. Или таковой я её после Оли воспринимаю. О ней известно только то, что у неё тоже уже все умерли. И, на счастье Орлова, можно и её квартиры тоже в бизнес запустить – фантазия дальше у него не распространяется. Он только об этом сообщил.
А судьбы дальнейшей Мишиной не знаю – Ольга делом чести считала его не сбывать с рук. Интересно, что эти двое с ним сделали? Нас новая пассия что-то невзлюбила сразу, чует, старая крыса, опасность. Или жадная такая же, как и Орлов. Помню, как от вина однажды хозяин взбеленился и понёс на гостей за столом, что мы все даром у него едим от пуза и пьём. Накипело, видимо, на душе! Оля ещё жива была, да пьяна… Его друг и однокурсник Сергей тут же протянул ему пятисотку, этого Орлову было мало, и он её презрительно откинул. А нам и протягивать было нечего. Что с нас, голытьбы, взять? Это был последний унизительный визит и частная встреча с Орловым, переставшим вскоре быть одновременно супругом Ольги и добрым знакомым. В связи с Мишей я часто вспоминаю одно только название фильма: «Про уродов и людей», это отдалённо по теме, ведь в кино ни один странный ребёнок не урод – уроды только среди взрослых с виду порядочных людей. И мне Олю жалко. И жизнь её пропащую, и жизни, ей загубленные! Да помянёт их Господь молитвою в Царствии Своём!
Что до другого происшествия с летальным исходом, я уже реквием написала и прозой не стану.
Мне это всё слишком больно. Может быть, кого-то удержит моя боль? Моя знакомая в решающем сентябре и слушать меня не стала: сколько по душам говорено было. По мне прошлись очередным дружеским заспинным ножом. Я честно боролась за эту жизнь. Не могу же я ещё и с матерью – убийцей в заговор вступать? Делать вид, что ничего и не было.
Все уже разошлись. Только я стою за ребёнка? Неужели совсем одна?
А я не хочу быть в этом союзником и пособником.
И «умываю руки!»
Хотите – читайте, а с меня – довольно!
МИНУС ПЯТЬ
Мой мир прост.
Эта "Очень простая история"
Вскоре случится.
Надо ли говорить,
Чтобы всё обозначить словами?
В ней задеты другие.
Решают конкретные числа.
И любой бы желал:
"Пусть останется всё между нами".
Стыд и гнев, муки совести -
Это до боли знакомо.
Так любовники связаны тайной
Порочащей связи.
От такого очнуться -
Как будто бы выйти из комы.
В спину - нож. Да и по уши
Липкой всей нравственной грязи.
По цепочке шагов раз за разом
Доходим до сути:
"По делам их узнаете!" -
Это итог и критерий.
Так сама не смогла бы
Прожить с ощущением жути.
Не списать на эмоции это
Из женских истерик!
В этом страшного не было:
Две откровенных подруги.
Та, что старше, -
Разумный советчик
Союзник, поддержка.
Можно тайны любые
Всерьёз обсудить на досуге.
Обстоятельно ночью
На кухне за кофе без спешки.
Та, что младше, -
Практична, серьёзна и так деловита,
А на внутреннем сходстве
Построены все наши сделки.
Кавалеры у ног королев -
Да нормальная свита!
И не мне разбирать,
Где гляделки, а где посиделки!
Только мужу иное
Всю жизнь про жену недоступно!
Но сквозь пальцы смотрела на то,
Что по факту бросалось!
Разве ложь задевала -
Была оскорбительна в крупном.
Но вполне допустима,
Влюблённой, хоть самую малость!
Про любовь наговорены нами
Тома сочинений.
Вот бы впрямь удивились
Законные наши супруги!
Да мы обе заложницы
Этих былых откровений,
Потому что на внутреннем сходстве
Сошлись как подруги!
Чья конфессия
Только морочит лихую головку,
Жертву требуя кровью,
"Косяк" устранить шито-крыто?
"Вдруг подловят на сходстве -
И выйдет ужасно неловко!"
Умолчим же о том,
Что же будет секретно убито...
Шаг за шагом судьба привела нас
К развязке кровавой!
Ничего моё мненье не стоило
Против аборта!
Заступались: любимый, супруг
И с влиятельной дамой
Оборону держали протеста...
Хоть как-то! Хоть кто-то!
Мать родная пошла своего порешила ребёнка,
Божье Слово презрев, и отвергнув возможную помощь,
И велела подруге молчать: "Твоё дело - сторонка!" -
И пропал ЧЕЛОВЕК, сгинул так, как какой-нибудь овощ!
Важно, чтобы семья
Никогда ничего не узнала!
И оставить бы снова
Лазейки невинного флирта.
И о главном: не дать информации
Тем зубоскалам,
Кто сносить не намерен всё это
Покорно и мирно.
Не узнает возможный отец
Про свой шанс половинный.
И зачем волновать
Столь послушного в ласковом теле?
Лишь бы в сексе везде и всегда
Был контакт с ним взаимный,
Лишь бы муж под рукой
И в неведение. Как Вы хотели?!
И не мне рассуждать,
Кто есть кто:
Друг, супруг и любовник.
И не мне обличать -
Лезть под кожу -
Срывать эти маски!
Грех на мне и вина:
Подстрекают изменниц к алькову
И стихи про любовь -
Безобидные женские сказки!
И кому, как не мне
Принести покаянье в финале?
Не смогла уберечь, сохранить
Не рождённое чадо!
Узок круг посвящённых.
Вы что бы на это сказали? -
"С кем когда поведёшься,
Тогда тебе так вот и надо!"
7.01.2011
Всё ещё 2007 год, холодное и голодное время в родительском доме, где папа до жестокости и отчуждения болен и смотрит только канал «Звезда», чтобы ни с кем из нас не разговаривать, а мама при нём ни на что не реагирует, как полностью невменяемая.
Мы с мужем, возвращаясь в дом родственников, когда-то «близких», идём из гостей с чеховским названием «Супруги Орловы». Мы ходим туда по приглашению хлебосольных хозяев изредка на ужин, исключительно без детей. Разгоряченные коробочным вином «Сливовое» и застольным общением, мы ссоримся по-итальянски, жестикулируя и восклицая, как всегда, из-за ВИРа, только что возникшего снова в моей жизни. Муж кричит на меня: «Если хочешь сохранить брак, прекрати свою тиранию чужим мужчиной! Зачем ты его только отрыла?» А я столь же горячо возражаю: «Если бы мой собственный супруг мог обеспечить семью, вёл себя по-мужски, мне бы не пришлось возопить о помощи, тревожа посторонних!» Наши взаимные обвинения гулко носятся по морозцу в ночи. Посёлок глух – он спит. Не поднимаются даже цепные собаки, день напролёт облаивающие мимо идущих из-за своих оград – заборов. Толик сгоряча размахивает пакетом – там в стеклянной банке тушёная картошка – её нам заботливо для детей сложили со стола хозяева. Нельзя, чтобы кладь разбилась! Это единственная еда!
Нас, скорее всего, встретит недовольный, измученный старческой бессонницей отец и выговорит мне, что я «часто вечерами под хмельком». Это прямой поклёп! Кто не помнит – я почти совсем не пью! А сейчас работаю почти круглые сутки: добавился никчёмный по доходам рынок и продолжился абсурдный магазин игрушек бывшей теперь уже подруги – эзотерика. Она предпочла лучше остаться моей начальницей в мыслях, чем подругой наяву. Словом, жизнь моя, хоть и горька, но трезвее некуда, учитывая, что на мне двое маленьких детей и пара подростков.
Недавно мы с ними получили перевод от ВИРа. Он пришёл на Главпочтамт, а мы искали его на поселковой почте с сыновьями – излазили все сугробы вдоль и поперёк, поссорились со всезнающим моим отцом, уточняя адрес. Отчаявшись, выяснили, что местную почту давно снесли, ещё в девяностых. Потом мы потратили деньги из Москвы исключительно на близнецов. Один, кажется, Стас догонял меня, замешкавшись на кассе, после магазина «Спорт – мастер», даже окликнул, а я его не узнала во всём новом и стильном с головы до ног. Такая гордость была, и благодарность ВИРу за сыновей до слёз. Мне так трудно было совмещать свою тайную любовь с явным бытом, что не грех было разок и выпить для храбрости и снятия стресса. Но чтобы обвинять меня в алкоголизме – это был перебор! Это чересчур! Отец на меня возводит напраслину. Стереотип на него действует общественный: «Если уж многодетная, то и алкоголичка!» Бред! Это называется: «Валить с больной головы на здоровую!» Пьёт у него запойно как раз сын - пиво, а не дочь, чего отец категорически не замечает прямо у себя под носом! Да и Бог с ним!
Сегодня мы возвращаемся с добычей благодаря Орловым. По-моему, они нас намеренно «подкармливают» от своего изобилия, а нам и ответить нечем…
Таких знакомств не заводят – они передаются по наследству. Сергей давний приятель моего мужа. Толик однокурсник Сергея – переводчика. У Сергея жена – крановщица. Он и она чрезвычайно странная пара, сколько я их знаю, оба далеки от адекватности. Оба хотели с нами подружиться, как только мы образовали семью. Оба демонстрировали доброжелательность, насколько это получалось. Он интеллектуал с пограничной нормой почти аутизма – не вступает в диалог, а всегда бубнит что-то своё, если бы по ассоциации. Часто приблизительно и не в тему. Зато в уме он перемножает без логарифмической линейки в столбик трёхзначные числа. Можно ответы сверять по калькулятору – он не ошибается. Тот случай, когда у гениальности с идиотией совпадают знаки: обе - за гранью нормы. Он смахивает по виду на несуразного подростка. Темноволосый, с неухоженной запущенной причёской. Прежде его стригли «под горшок» родители, даже в студенчестве, теперь засаленные волосы слегка беспорядочно вьются. Думаю, он не смотрится в зеркало. Его глаза постоянно предельно зажмурены, почти закрыты «по-китайски» – поверх часто очки с огромными увеличительными линзами – «окулярами с бинокль». Прежде он был высокий, про таких говорят «длинный», и худой, теперь отъелся и носит выпирающий аккуратный шарик живота на относительно ровной оставшейся поверхности тела. Он полиглот. Переводит с любых языков. Причём, устроен на Комбинат официально. В штате на хорошей зарплате переводчиком. Но внешний вид у него явно не по средствам – как будто он намеренно изображает бедного. В одежде крайне небрежен – шапка из покойного зайца продолжает стареть от сезона к сезону на его запотевающих под ней волосах годами. Она пахнет влажной шкуркой издалека.
В его эстетический идеал я вписываюсь как «красивая жена друга», он это подчёркивает всегда, как умеет. Довольно странно, но он и весь такой – не удивительно. Да и не так интересно.
Жена Сергея – человек из народа. Это значит, что слишком давно окончила школу, почти отлично училась в начальном звене, меду прочим, фамилия тогда была у девочки дворянская – Дашкова, в этом-то парадокс и кроется – к простоте Оля стремилась. Она очень полная, «дородная»: большое широкое лицо, объёмный бюст, пухлые руки и несколько затёкшая шея, но особенно выдающийся живот, распущенный на свободе. У неё широкие бёдра, а сзади объёмы симметричны выдающимся спереди областям. Оля не «комплексует», легко и споро управляясь с собственным весом за сто. Она даже довольна, что лишние килограммы добавляет ей весомости. Теперь вот только я её догнала массой. Это и немудрено… Не теперь об этом…
Говорит Оля быстро, сбивчиво и невнятно, она заикается, часто ритм дыхания у неё сбивается. Тогда она делает шумный судорожный вдох. Мне приходилось долго настраиваться на её речь, чтобы понимать её. Живёт Ольга в изобилии, любит сытно поесть, знает в этом толк, но почти всё время проводит неосознанно – за богато накрытым столом и в пьяном угаре. Так живёт большинство «простых людей». Мне интересен это феномен «маленького человека» с идеалом сытости, комфорта и компанейского беспробудного пьянства. Это своего рода исследование. За ним трагедия. Но пока я этого не знаю – финиш скрыт виражами судьбы.
Муж Ольги зовёт её уважительно «хозяйкой», она обеспечивает ему сытую жизнь с пирогами и выпивкой на каждый день. У неё в доме всегда водятся самые дорогие шоколадные конфеты, на праздниках и в будни, с гостями или без них. Однажды она не предложила их для угощения моим младшим, и я без спроса взяла парочку трюфелей, припрятав на теле, но они растаяли и растерялись где-то в пути – и мне стыдно до сих пор за воровство – толи за сам факт, толи за то, что конфеты детям не донесла…
Оля счастлива бывать на работе и на досуге шумной и смешливой среди своих коллег, таких же «простых работяг» - с ними она от души «квасит» и бурно ведёт незамысловатые разговоры с обилием ненормативной лексики вместо междометий, активная, общительная и добрая, даже щедрая «тётка», она всегда выглядела одинаково «под сорок», хотя мы почти ровесницы, а познакомились с ней ближе к тридцати. Нам не в чем было конкурировать в силу очевидной разности. Наше общение продолжилось редкими взаимными визитами. Тем более, что Олю по горячему стажу рано отправили на пенсию, предварительно уволив за пьянку на рабочем месте. Ольга во всём обвиняла своих собутыльников – это они из зависти её «запалили» перед начальством. Выпив, она обязательно сокрушалась о содеянном, ругая бывшую бригаду на чём свет стоит, за коварство и лживую любовь… На её деньги гуляли!
Запомнилось в облике Оли самое типичное. Волосы, крашенные дешёвой перекисью, убраны в копну на затылке, из причёски на скорую руку вылезают шпильки, такими ещё моя бабуся пользовалась. Зубы верхней челюсти сильно выдвинуты вперёд, выступают, как будто над заячьей губой. Половина из них золотая, а другая – раскрошенная с чёрными вкраплениями не леченого кариеса. У Ольги крупные черты лица – огромные на выкате светлые глаза, людей с такими коровьими глазами поэтически называют «волоокими». Она обильно подкрашивает светлые ресницы чёрной тушью. И наводит на веках небезупречные стрелки по моде шестидесятых, задержавшейся в деревне, откуда Оля родом. В ушах всегда много золота – это тяжёлые и массивные серьги с каменьями. Она хвалится своим достатком и прагматичностью. Но в душевном порыве мне обещает: «Возьмёшь в крёстные, я твоей девочке накуплю золота и серьги подарю!» Меня трогает её душевность. Но её предложение невозможно. Есть одно «но», оно непростительное. Для меня. Кстати, такая история у меня в жизни дважды случается с другими женщинами. А разводит нас в ними вопрос «жизни и смерти» - материнский выбор и содеянное со своим «личным» ребёнком. О чём отдельно, походя нельзя!
Супруги Орловы унаследовали уже несколько квартир покойных родственников, чтобы сдавать их внаём квартирантам с мебелью и ремонтом по высокой цене.
Они жили бы абсолютно счастливо в своём изобилии, но их безмятежное существование в доме – «полной чаше» навсегда омрачено тяжело больным сыном - вечным ребёнком. Миша родился в человеческом облике, но его развитие, за исключением физического, так и не наступило. У него нет даже выраженных половых признаков, на теле, как у большого пупса, только крошечная кнопочка, по которой с трудом распознаётся, что он всё же мальчик. Мне не известен его истинный диагноз, но это очень мрачное зрелище: большеголовый, смутно похожий на карикатуру с обоих родителей, с тоненькими ручками и совершенно пустым взглядом белёсых глаз ребёнок мерно, часами раскачивается, издавая гортанные резкие звуки, ничего общего не имеющие с людской речью. Он как-то обучился со временем ходить при нулевом интеллекте. Его кормят с ложечки только перетёртыми пельменями и соком из бутылочки, он не узнаёт никого и ни на что не реагирует. Если что-то его раздражает, он впивается кривыми зубами в собственную руку – она у него искусана, как у Маугли. Миша не обучаем в привычном понимании. Но отец выучился с ним как-то гулять по городу, водя его за шарфик, как щенка на привязи. Я была как-то свидетелем, как рассвирепевший сын топал ножкой, а его отец равнодушно тянул его из трамвая за импровизированный поводок. Я знаю Мишу с пяти лет его жизни. Теперь он подросток. С Мишей никто специально не разговаривает. Всё больше в третьем лице. Один мой муж к нему доброжелателен и ему чудится, что он бы нашёл к нему подход, если бы Мишей заниматься. А тот никого не узнаёт. И ни на что не реагирует. Однажды рядом с ним загорелась проводка, но он продолжал сидеть по-турецки, тупо глядя в огонь без какого-либо определённого выражения. Инстинкт самосохранения в нём тоже отсутствует напрочь. Его спас счастливый случай – нянька - санитар из друзей семьи проснулся вовремя. Родителей не было дома. Оля по случаю именно тогда купила у меня пальто на ярмарке – белое, роскошное с песцовым воротником до пупа - бывают же такие совпадения! Потом из-за пожара пальто, взятое в кредит, пришлось вернуть моей хозяйке. Так что на Оле мне не удалось заработать в тот один-единственный раз ста пятидесяти рублей.
Казалось бы, супруги Орловы в своём бытовом героизме по уходу за инвалидом детства совершают невозможное, не сдавая Мишу в специализированный интернат. Уважение им и слава народная! И мой поклон матери первой, но не тут-то было… А совсем в другой семье у моей знакомой уже растут здоровые ребятишки – мал мала меньше… И она называет себя «верующей», а Господь, как известно, всё принимает на Свой счёт, что бы мы ни творили относительно других людей. Ах, да! Для большинства человечества не рождённое существо – не человек, а для соотечественников и рождённое – частная собственность. Сейчас мне придётся рисовать две страшных картинки из «мира животных». Но не станем клеветать на природу - там такого не увидишь.
С Вами случалось ли такое в жизни, когда вы доверчиво не ждёте удара в спину со стороны человека, с кем общаетесь уже очень давно – не первый год? Это навязчивая метафора предательства: нож в спину. Это никак не связано с бытом. Это как теоретическое убийство – сначала замышляется, а потом осуществляется. Простая Ольга не так примитивна. И моя знакомая не настолько убеждена в своей правоте. Этого не запьёшь. И не забудешь. Сейчас женская аудитория разойдётся по разные стороны баррикад. Одни будут защищать право на частную жизнь. Они скажут: всё правильно! По-другому нельзя было.
Обе гражданки забеременели не от мужей. Такое бывает. Женщины всегда в поисках любви. Не мне обвинять, не мне оправдывать. Оля живёт в сомнамбулизме от спирта и рефлексировать не способна. Это маскировка такая народная: «всё трын-трава!» Почему-то она сразу не избавилась от малыша – для неё эта процедура привычна и раскаяния не вызывает – "а ну, как ещё одного урода родит?" Миша мычит где-то поблизости, привычно ухода требует. Но тут вроде как по любви вышло. Сказка наша женская. Про любовь!
Мы тоже когда-то Мишу ждали, или Мишель – у нас Михаил – дедушка, отец моей мамы, имя родное… 13 мая 2007-го наша надежда умрёт буквально.
А у Оли неожиданно когда-то в 2001-м (?) зимой (в феврале) родится ненужный Сергей. Её муж скажет на просьбу оставить ребёнка в семье: «Предохраняться надо!» Его, обиженного, понять тоже можно… Ольга родит сына прямо в квартире тайно, не вставая на учёт по беременности. В собственном туалете. Намеренно или случайно, новорожденного ждёт на выходе падение в унитаз. Что-то остановило безумие – страх ответить по закону или материнский инстинкт. Загадка: теперь вот ребёнок тот жив или мёртв? Когда все мы его бросились искать после моей с ним (или похожим на него мальчиком) встречи в больнице, из опеки ответили, что «отказник» Серёжа Орлов умер в Доме Малютки.
Его мать теперь уже тоже мертва. Уже вот почти пять лет. Она скончалась скоропостижно в сорок. Сердце ночью остановилось. Все решили: из-за веса. Накануне Ольга предупредила деревенскую маму: «Я скоро сдохну! Скончаюсь! Плохо мне!» Наутро её не стало.
Однажды Оля позвонила мне «на мобильный» впервые в жизни. Кажется, была выпивши. Она просила меня принести ей «ляльку», показать новорожденную Шурочку. «Дать с лялькой поиграться!» Она же в Крёстные хотела! Тогда я сочла это невозможным, прижимая розовый драгоценный свёрток к груди. Я не хотела показывать нетрезвой Ольге новорожденную дочку. Но я не знала, что это последняя просьба: не могла предположить даже.
У меня в глазах стоял её собственный маленький ребёнок. А на душе лежал кровавый след очередного Олиного свежего аборта, о котором я знала. Да, Оля ждёт ребёнка, хочет девочку, а оба Сергея, муж и его друг – однокурсник из Германии - пьяно на неё шикают: «Ты, подруга, это!... Заканчивай! У тебя алкоголизм, и Миша руки в кровь себе кусает, он уже еле один на диван помещается, сама знаешь, неизвестно, какую ещё дрянь народишь…» А я возражаю… Одна за столом. Но меня не учитывают. Всюду здравый смысл.
Нет, другой сынок Оли был парадоксально совсем здоров, оттого, что «по любви?» Я встречусь с ним, стоящим в кроватке для отказников в больнице с кишечной инфекцией, куда мы попали с Глебушкой для проверки моего молока - обнаружили бактерию «Хлебстеллу», в переводе с латыни так звучит. Младенчик качался в кроватке, как зверёк, пускал пузыри слюней, держась руками за деревянную перегородку, на которой была табличка с его именем «Сергей Орлов, 7 месяцев». Ушки у него были оттопырены, как и у Миши, глаза навыкате, как у Оли. Он радостно улыбался, чуть не расплакалась я. Больше и не подходила – не могла, это было выше моих сил. Молоко берегла, чтобы не пропало. Моему грудному сыну было всего только два месяца, и я не спускала его с рук. А нашего соседа из отдельной палаты вскоре выписали.
Я всех поставила на уши своей информацией. Мой муж развил бурную деятельность по воссоединению семьи Орловых. Мы вели частые переговоры с обоими. Я говорила Орлову: «Вы же хорошие ребята!» Старалась образумить, видимо. Напрасные долгие хлопоты ждали всех нас, но вернуть ребёнка маме не удалось. Нам сообщили, что поздно. Сама Оля всё равно говорила, как сердце чует, что её Сергей жив. Тем более, после моего известия о нашем больничном кратком свидании. Моё на всё это молчит. Я и, правда, ничего достоверного не знаю…
А если я ошиблась и мне показалось?
У меня нет оценки событий.
Оля умерла, похоже, сама себя наказав, даже не осознавая. Тот, кто её подстрекал никого никогда не рожать, сам вскоре стал «пожилым» молодым отцом ещё раз. Его жена родила ему сына с разницей с первенцем в 20 лет. Живут где-то в Пласте. Сергей, возможно, на Ольге за мать свою отыгрался, самоубийцу. Она повесилась, когда младшему – четвёртому или пятому ребёнку - было всего шесть лет. Сергей запомнил побои мачехи. Собрал по словечку легенду, что мать была хороша собой и красиво наряжалась - платья её просил отца показать. Счёты с ней сводит и поныне, напиваясь, кричит, что не прощает её. Я психолог, мне можно…
Вот и Оле перепало… След чужого горя удавил…
Орлов повёл себя чрезвычайно странно после смерти Оли. Как ни в чём не бывало. Зашёл к нам с порога спросил: «Гостинцы от Оли заберёте?» Я закрутилась что-то, дежурно поблагодарив, а зайти к ним сразу не получилось. Орлов даже не сказал, что за «подарки», оказалось - на память о покойной супруге… Мне ясно, что Сергей не вполне дружит с головой, но Ольга нам не чужая – я её знала с 1996-го до 2007-го, а даты смерти её муж так и не сообщил. Зато мстящий покойнице муженёк из благоверных, не иначе, оставшись вдовцом, сорока дней не прошло, как привёл в дом новую богатую невесту. Это отвратительно, на мой взгляд. Её звать Лариса. Она старая дева с инфака. Противная, злобная и по виду агрессивно-опасная. Или таковой я её после Оли воспринимаю. О ней известно только то, что у неё тоже уже все умерли. И, на счастье Орлова, можно и её квартиры тоже в бизнес запустить – фантазия дальше у него не распространяется. Он только об этом сообщил.
А судьбы дальнейшей Мишиной не знаю – Ольга делом чести считала его не сбывать с рук. Интересно, что эти двое с ним сделали? Нас новая пассия что-то невзлюбила сразу, чует, старая крыса, опасность. Или жадная такая же, как и Орлов. Помню, как от вина однажды хозяин взбеленился и понёс на гостей за столом, что мы все даром у него едим от пуза и пьём. Накипело, видимо, на душе! Оля ещё жива была, да пьяна… Его друг и однокурсник Сергей тут же протянул ему пятисотку, этого Орлову было мало, и он её презрительно откинул. А нам и протягивать было нечего. Что с нас, голытьбы, взять? Это был последний унизительный визит и частная встреча с Орловым, переставшим вскоре быть одновременно супругом Ольги и добрым знакомым. В связи с Мишей я часто вспоминаю одно только название фильма: «Про уродов и людей», это отдалённо по теме, ведь в кино ни один странный ребёнок не урод – уроды только среди взрослых с виду порядочных людей. И мне Олю жалко. И жизнь её пропащую, и жизни, ей загубленные! Да помянёт их Господь молитвою в Царствии Своём!
Что до другого происшествия с летальным исходом, я уже реквием написала и прозой не стану.
Мне это всё слишком больно. Может быть, кого-то удержит моя боль? Моя знакомая в решающем сентябре и слушать меня не стала: сколько по душам говорено было. По мне прошлись очередным дружеским заспинным ножом. Я честно боролась за эту жизнь. Не могу же я ещё и с матерью – убийцей в заговор вступать? Делать вид, что ничего и не было.
Все уже разошлись. Только я стою за ребёнка? Неужели совсем одна?
А я не хочу быть в этом союзником и пособником.
И «умываю руки!»
Хотите – читайте, а с меня – довольно!
МИНУС ПЯТЬ
Мой мир прост.
Эта "Очень простая история"
Вскоре случится.
Надо ли говорить,
Чтобы всё обозначить словами?
В ней задеты другие.
Решают конкретные числа.
И любой бы желал:
"Пусть останется всё между нами".
Стыд и гнев, муки совести -
Это до боли знакомо.
Так любовники связаны тайной
Порочащей связи.
От такого очнуться -
Как будто бы выйти из комы.
В спину - нож. Да и по уши
Липкой всей нравственной грязи.
По цепочке шагов раз за разом
Доходим до сути:
"По делам их узнаете!" -
Это итог и критерий.
Так сама не смогла бы
Прожить с ощущением жути.
Не списать на эмоции это
Из женских истерик!
В этом страшного не было:
Две откровенных подруги.
Та, что старше, -
Разумный советчик
Союзник, поддержка.
Можно тайны любые
Всерьёз обсудить на досуге.
Обстоятельно ночью
На кухне за кофе без спешки.
Та, что младше, -
Практична, серьёзна и так деловита,
А на внутреннем сходстве
Построены все наши сделки.
Кавалеры у ног королев -
Да нормальная свита!
И не мне разбирать,
Где гляделки, а где посиделки!
Только мужу иное
Всю жизнь про жену недоступно!
Но сквозь пальцы смотрела на то,
Что по факту бросалось!
Разве ложь задевала -
Была оскорбительна в крупном.
Но вполне допустима,
Влюблённой, хоть самую малость!
Про любовь наговорены нами
Тома сочинений.
Вот бы впрямь удивились
Законные наши супруги!
Да мы обе заложницы
Этих былых откровений,
Потому что на внутреннем сходстве
Сошлись как подруги!
Чья конфессия
Только морочит лихую головку,
Жертву требуя кровью,
"Косяк" устранить шито-крыто?
"Вдруг подловят на сходстве -
И выйдет ужасно неловко!"
Умолчим же о том,
Что же будет секретно убито...
Шаг за шагом судьба привела нас
К развязке кровавой!
Ничего моё мненье не стоило
Против аборта!
Заступались: любимый, супруг
И с влиятельной дамой
Оборону держали протеста...
Хоть как-то! Хоть кто-то!
Мать родная пошла своего порешила ребёнка,
Божье Слово презрев, и отвергнув возможную помощь,
И велела подруге молчать: "Твоё дело - сторонка!" -
И пропал ЧЕЛОВЕК, сгинул так, как какой-нибудь овощ!
Важно, чтобы семья
Никогда ничего не узнала!
И оставить бы снова
Лазейки невинного флирта.
И о главном: не дать информации
Тем зубоскалам,
Кто сносить не намерен всё это
Покорно и мирно.
Не узнает возможный отец
Про свой шанс половинный.
И зачем волновать
Столь послушного в ласковом теле?
Лишь бы в сексе везде и всегда
Был контакт с ним взаимный,
Лишь бы муж под рукой
И в неведение. Как Вы хотели?!
И не мне рассуждать,
Кто есть кто:
Друг, супруг и любовник.
И не мне обличать -
Лезть под кожу -
Срывать эти маски!
Грех на мне и вина:
Подстрекают изменниц к алькову
И стихи про любовь -
Безобидные женские сказки!
И кому, как не мне
Принести покаянье в финале?
Не смогла уберечь, сохранить
Не рождённое чадо!
Узок круг посвящённых.
Вы что бы на это сказали? -
"С кем когда поведёшься,
Тогда тебе так вот и надо!"
7.01.2011
Рейтинг: 0
229 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!