Через год окончилась военная служба и у Семёна Антонова!
После оглашения указа об увольнении в запас отпускникам предоставили совершенную свободу. Сапёры, наслаждаясь «волюшкой», готовились к отъезду: штопали, стирали, утюжили свои вещи, чистили до блеска пуговицы на мундирах, пряжки на ремнях, знаки на петлицах и, конечно же, кокарды из серебристого двуглавого орла с распростёртыми крыльями на скрещённых топорах[1] и, надраив до блеска, пристёгивали на свои бескозырки из некрашеного серого сукна…
Товарищи говорили, что им не хочется расставаться – так они крепко сдружились, а сами же ходили по лавкам и скупали гостинцы для своих родственников и близких: очевидно, что скучали.
Незадолго до разъезда, в один из тёплых сентябрьских вечеров, Семён, прощаясь с полюбившимся им величественным градом Петра, прогуливался в Александровском саду, сел на скамейку и, пребывая в благостном расположении духа, с любопытством разглядывал, как резвятся маленькие дети у фонтана с широкою гранитной чашей.
Неожиданно его мысли прервал приветливый мужской голос:
– Антонов, добрый вечер!.. Гуляете-с... напоследок-с?.. – это был подпоручик Савицкий, ротный писарь, высокого роста, рыжеволосый, с маленькими веснушками на бледном лице, близорукий и в очках. Под руку он сопровождал худенькую даму в тёмном кашемировом платье, такую же бледную, как и он сам.
– Добрый вечер, ваше благородие! Вот сижу… смотрю на фонтан и слушаю, как шумит красиво, словно музыку играет оркестр… И на душе сладко, и думается легко.
– О чём же Вы думаете-с, позвольте полюбопытствовать?
– Думаю, что Христос – вода живая, капельки воды – это люди, а свет, отражающийся на капельках, – это наша вера во Христа.
– Значит, всё же решили-с ехать на Афон?..
Семён кивнул головою.
– Хороший Вы человек, Антонов… душевный-с. И солдаты вас любят… И офицеры уважают… Право, жаль расставаться с Вами. Но позвольте-с полюбопытствовать, Фёдор Павлович[2], слýчаем, не вызывали-с Вас на ковёр?
– Было дело, – ответил просто солдат – незадолго до указа командующий лейб-гвардии батальоном приглашал Антонова на собеседование и разговаривал с ним о контракте.
– И что-с?..
– Отказалси я.
– Отказались!? Господи, Антонов, что Вы наделали-с?
– Решение принято, Ваше благородие. Нельзя мне оставаться в миру.
– Господи, помилуй!.. Антонов, послушайте-с… Меня завтра отправляют в Кронштадт-с. Еду к батюшке Иоанну[3] передать ему письмецо-с от Фёдора Павловича. Не желаете-с компанию мне составить? Вот у батюшки и возьмёте-с благословения.
– Безумно рад, Ваше благородие, – просиял Семён от внезапного предложения подпоручика.
Прошлым летом они с товарищами ездили в Кронштадт из Устижорского лагеря и видели старца, служившего Литургию в Андреевском соборе. Семён удивлялся, как проникновенно молится священник, и чувствовал своим сердцем, как в храме волнами разливается неизреченная благодать Божия, а народ стоит вокруг со страхом Божиим, и молится горячо, и плачет сокрушённо, и бежит за блаженным старцем, как на пожар, чтобы взять у него благословения, и, получив его, радуются – ей-Богу, как дети! «Вот Он Дух Святой! – восклицал про себя Семён во время Литургии. – И мир в душе, и покой, и сладость!»
Когда батюшка проповедовал, то весь преисполнялся духовным подъёмом, слова проповеди умиляли и согревали сладкой теплотой; румянец оживления на лице священника разгорался ярче, а пламенная вера, дышавшая в каждом его слове, и трепетная восторженность проповеди передавались молящимся – все стояли потрясённые и притихшие. Для Семёна, впервые ощутившего неизреченную благость, служба святого старца стала откровением – оказывается, Бог даёт человеку Духа Святого и зримого, и ощутимого.
– Знаете-с, Антонов, – говорил на следующий день подпоручик Савицкий, когда они переправлялись на пароме на остров Котлин[4], – я ничего не имею против батюшки Иоанна (Сергиева), но сами посмотрите-с – одевается он, как вельможа, и сказочно богатый: к нему стекаются паломники со всего света-с, а в Евангелии сказано: «Трудно богатому войти-с в Царство Небесное… Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти-с в Царство Божие»[5].
– Ваше благородие, – возражал Семён подпоручику, – в ком живёт Святой Дух, тому богатство не помеха, ибо душа его вся в Боге пребывает и от Бога изменяется, и забывает она своё богатство и наряды. Я видел, как батюшка Иоанн молится за нас, Ваше благородие: он весь в пламени любви, великий молитвенник за нас, поверьте!
– Полноте-с, Антонов! Посмотрите-с, и жена у него молодая!
– Сказывают, Ваше благородие, что батюшка не прикасается к ней. Это могут, наверное, те, которые носят в себе Духа Святого. Дух Святой настолько сладок, что побеждает любовь женщины. Многие святые боялись близости жен, а батюшка и среди жен имеет Святого Духа, а сладость Святого Духа превышает любовь плотскую. Великий подвиг – жить с молодой женой и не прикасаться к ней.
Паром, напоминавший большую резиновую калошу, приближаясь к Купеческой гавани, загудел красивым бархатным баритоном, и чёрный дым из трубы, возвышавшейся над капитанской рубкой, стремительно повалил в небо. Утро выдалось туманным, но золотые купола Андреевского собора и Владимирского храма с парома хорошо просматривались, а вскоре сквозь туман прояснилась и пристань, на которой скопилось не мало народу.
– Кажется, обедня закончилась. Успеем ли застать батюшку? – тревожно проговорил подпоручик.
– Почему так думаете, Ваше благородие?
– Батюшка начинает Литургию-с в шесть, а сейчас… – подпоручик, выпятив грудь колесом, достал из бокового кармана модные часы на цепочке, открыл позолоченную крышечку, – ба-а-а! ровно-с девять часов! И народу много-с на пристани. Думаю, это все молящиеся возвращаются от батюшки в Питер-с.
– Ежели не увидим батюшку на пристани, значит, ишчё в храме, – предположил Семён с надеждою. – Повидать его дюже хочется.
– Наивный-с Вы человек, Антонов, у батюшки частный пароход-с! – ехидно заметил Савицкий.
И там и сям гудели рыболовецкие суда, в Купеческой гавани механическими кранами с баркасов разгружали рыбу в железные контейнеры и кружилось много-много белых чаек.
Отца Иоанна в Кронштадте Савицкий и Антонов не застали и решили оставить ему письма. Ротный писарь стал выводить красивым почерком какое-то мудрёное сочинение, а рядовой гвардеец написал всего несколько простых слов: «Батюшка, хочу пойти в монахи. Помолитесь, чтобы мир меня не задержал».
Возвратились гвардейцы в свои казармы поздно вечером, а на следующий день Семён вдруг почувствовал, что гудит кругом него адское пламя.
Примечания:
[1] На головной убор Лейб-гвардии сапёров помещался серебристый двуглавый гвардейский орёл, сидящий на скрещённых топорах. На солдатских головных уборах орёл делался из белой английской жести, а на офицерских из посеребреной латуни.
[2] Фёдор Павлович – генерал-лейтенант Ф.П. Ласковский, с 1889 по 1894 гг. командовал Лейб-гвардии Сапёрным батальоном.
[3] Святой праведный Иоанн Кронштадтский.
[4] Кóтлин – остров в Финском заливе Балтийского моря, на острове располагается город Кронштадт.
[5] Мф. 19, 23-24.
Помочь сайту
Поздравления
