Сегодня чуть не опоздал на смену. Спал просто без задних ног. Накануне мотались с Юлькой за город на электричке. Побродили по хвойному лесу, подышали волшебным воздухом зелёного царства... В общем, много чего интересного мы успели с ней сделать, даже «похулиганили» на одной уютной полянке. Вернулись домой, как говорится, усталыми, но довольными. Кроме того, моя Джульетта прекрасно рисует. Она брала с собой какие-то свои походные причиндалы и писала пейзажи, делала наброски, эскизы, зарисовки, словом, трудилась как пчёлка над теми художественными материалами, которые наверняка потом воплотит в жизнь. Я, глядя с каким вдохновением она работает, сам наслаждался этой картиной. Что может быть чудеснее, чем наблюдать за тем, как молодая фея созидает нечто, занимаясь любимым ремеслом! Исполненная природной грации и лёгкости фемина!.. Ну, просто – богиня Артемида, отложившая на время свои лук, колчан и стрелы и взявшая в руки холст и кисть!..
Сделал десятки, а может быть, и сотню снимков, объединённых одной тематикой, которую я для себя назвал: «Джульетта творит лето». Вечером, нагуляв аппетит, мы весьма недурственно отужинали дома. А потом как-то самым естественным образом увлеклись другим приятным занятием, благодаря чему в конечном счёте я и не услышал своего будильника в мобильном телефоне. Впрочем, я и не мог отреагировать на его отчаянный вопль-рингтон при всём своём желании и по иной причине. Джинсовая куртка, в которой я его оставил на ночь, забыв обо всём на свете в объятиях Юльки, мирно висела на вешалке в прихожей, отделённой от нашего укрытия тремя парами запертых дверей...
Напарник по караулу Борис, каким-то внутренним сверхестественным чутьём своим заподозрив неладное, беспрестанно названивал мне на сотовый, пока «моя любимая квартирантка» волею судеб не оказалась вблизи гардероба и не освободила надрывающегося от тщетных попыток быть услышанным кем-либо электронного заложника из его заточения. Всё это и спасло меня от опоздания. Хорошо, что объект, на котором мы самоотверженно трудились с Мицкевичем, без устали решая пачки кроссвордов за смену, находился всего лишь в двух станциях метро от моего дома.
Едва я перевёл дух после короткой, но довольно-таки стремительной пробежки в направлении проходной, где мы днём ударно работали, и приступил к выполнению своих прямых обязанностей, позвонила Джульетта. Она чувствовала себя прямой виновницей в этой коллизии местного масштаба, благородно отводя мне лишь роль соучастника в нашем ночном безумстве.
-- Инди, ну как там у тебя? Ты успел на работу? – вопросил зевающий голосок моей принцессы грёз по одному из видеомессенджеров.
-- Да, мой ангел. Я уложился в норматив ГТО, – ответил я, прикрывая телефон ладонью, чтобы не сильно посвящать окружающих в свои дела неслужебного свойства.
-- Во что уложился, Лёш?
-- Я потом... Я дома тебе объясню, – аккуратно в трубку сказал я, сохраняя созданный своей рукой защитный экран и по-шпионски озираясь по сторонам, – Юляш, если нетрудно, вынеси мусор, я не захватил его с собой в спешке.
-- Конечно, Инди, – отрапортовала Джульетта, манерно отдавая мне честь и посылая при этом воздушный поцелуй. – Я хочу сегодня генуборочку провести в твоих апартаментах. Ну, в смысле там, где не идёт вялотекущий ремонт. Даёшь добро? Какие-то бумаги подписывать нужно?
-- Вот, кстати, о бумагах, фея моя ясноокая! В прошлый раз после твоей «генералочки» я устал восстанавливать привычный порядок в моём заветном шкафу, – напомнил я Юле о её чрезмерных усердиях. – Ты, пожалуйста, не «пылесось» его снова. Окей?
-- Как скажешь, Инди! – вновь отдавая мне честь, смиренно доложила Джулия.
-- Без обид? Я просто прошу «старшего менеджера по клинингу» избегать излишних усилий в уборке вверенного ей помещения и... и мне так будет легче ориентироваться в привычном расположении предметов. Окей?
-- Как скажешь, милый! – ещё раз приложив руку в известном жесте к своей чудной головке, на которой была моя полевая бейсболка цвета хаки, – выдохнула Юля. – Разрешите идти, приступать к выполнению заданий?
-- Выполняйте! – с напускной строгостью изрёк я, сделав ответное приветствие, после чего положил трубку.
Проходившие мимо нашего поста по своим делам люди с некоторым недоумением смотрели на охранника, облачённого в форменную одежду, жёстким голосом отдававшего кому-то приказ по своему мобильнику.
– Как у вас однако весело-то всё! – с завистью сказал Борис, машинально
бросив дежурный взгляд на блок мониторов, что стоял в комнате, отведённой
для сотрудников службы секьюрити.
– Ну вот как-то так, – отреагировал я на реплику своего напарника, вплотную
подойдя к открытому настежь окошечку нашего прозрачного кабинета со
стороны холла-проходной. – Теперь о деле... Так что, ты разговаривал с
Адольфом Давидовичем о моих монетах? Он возмётся за их оценку? И
вообще, он намерен у меня что-то приобрести из предложенного мной?
– Лёш, сам понимаешь, «Адидаса» трудно чем-либо удивить, – сказал Борис,
листая один из служебных журналов, что лежали у нас на столе. – Как
говорят в одном известном городе: «Уж не думаете ли Вы всерьёз, что Вам-
таки предложат здесь правильную цену за Ваш товар?»
– Борь, тут думай-не думай – вопрос в другом, а именно: ситуация
подталкивает к продаже монет... Короче, тупо нужны деньги.
– Хочешь справить своей Джульетте обновку в гардеробе?
– Всё гораздо прозаичнее, Борис Михалыч... У Юлиной мамы есть проблемы
со здоровьем... В корне, наверное, мы их не решим... Но какие-то посильные
шаги предпринять должны... Да и Юлька потом, со временем сама себе не
простит, что пустила всё на самотёк, если мы сейчас будем сидеть, сложа
руки. Как бы у них там с матерью ни складывались взаимоотношения, это же
– мама! Я думаю, она всё понимает... И младший братишка ещё нуждается в
опеке.
– Ему сколько, Алексей?
– Четырнадцать. Полгода назад паспорт получил. Но, сам понимаешь, пацан
ещё совсем!
– А больше некому в этом деле помочь-то?
– На Юлькиного отчима я не рассчитываю... Ну, в общем, по разным
причинам... Бабушка с дедушкой сами еле-еле концы с концами сводят... Есть
ещё дядя, мамин брат. Вот тот мог бы в принципе посодействовать...
– Но что? Он-таки разорён или совсем уже беден?
– Наоборот, он – весьма состоятельный мэн!.. Именно поэтому они давно уже
почти не общаются друг с другом... Словом, «денюжка» меняет многих. Она,
знаешь, как лакмусовая бумажка...
– Я тебя умоляю! Ты мне это говоришь! – воскликнул Борис, не дав мне
закончить фразы, и нервно выхватил из кармана форменной рубашки пачку
дешёвых сигарет. – Я сижу здесь с тобой, в этой чёртовой халупе сутки
напролёт и вынужден зарабатывать себе на хлеб насущный в поте лица
своего, в то время, как мои родственнички в Москве совсем-таки неплохо
устроились. А те, что пребывают на исторической родине... Короче, и они
далеко не бедствуют там! И только я пашу здесь как... как... как, я не знаю
кто, пашу!
– Растрогали Вы моё бедное сердце просто до неприличия и горючих слёз,
Борис Михайлович! – попытался ответить своему визави я в контексте его
пламенной речи, а затем, сменив стилистику своего «выступления» на слегка
ёрнический тон, добавил, – представляю некролог, висящий на доске
объявлений в фойе этого здания: «Ещё один заживо сгорел на работе, так и не
разгадав два последних слова в призовом кроссворде.»
– Да ну тебя, Алексей! Я ему, душу, понимаешь, свою изливаю, уставшую,
многострадальную, понимаешь, а он!.. Прикалывается, блин! – тяжко
выдохнул мой напарник, убирая сигаретную пачку уже в другой карман своей
синей сорочки и демонстративно перекрывая разделяющее нас окно.
– Ты забыл сказать, Борь, «измученную «Нарзаном»! – дополнил я реплику
моего визави, видя, как он в очередной раз «представляется». – Тебе бы
музам служить в театре, Борис Михалыч.
– Ха-ха! Безумно смешно, до колик в желудке! – выйдя из образа вселенского
страдальца, парировал мой безобидный выпад в свою сторону собеседник,
вновь открывая служебное окошко. – Не-е-ет! Сочувствия в этой
безумной стране ни от кого не дождёшься!
– Вот тут я с тобой соглашусь, господин Мицкевич! – уверенным тоном
изрёк я и кивнул в ответ на приветствие проходящему мимо нас сотруднику
данного учреждения. – Every man for himself, то бишь каждый сам...
– Да знаю я, знаю! – перебил меня напарник, в очередной раз машинально
достав сигареты, что он вертел в своих руках минуту назад, и после
некоторой паузы продолжил. – Эта жизнь, отнюдь, – не театр, как утверждал
наш брат Шекспир. Эта жизнь – зоопарк, мать её!
Мы, как обычно, оттрубили своё дежурство и разъехались по домам до следующей нашей смены. Я взял с Бориса «клятвенное обещание», что он поможет мне с продажей монет из моей домашней коллекции, показав одному из знакомых нумизматов, имя коего мы не один раз упоминали всуе за последние сутки, снимки, которые я ему предоставил. Я, в свою очередь, заверил своего напарника, что в долгу перед ним не останусь и отблагодарю его за оказанное мне в этом деле содействие по мере сил. Полагаю, что и Адольф Давидович, которого все в определённых кругах за глаза называли «Адидасом», тоже не оставит труды нашего посредника без внимания, предоставив ему какие-либо преференции или просто начислив в уме некие бонусные баллы на будущее. Так или иначе я ожидал, что в максимально короткий срок этот вопрос разрешится и мы с Юлькой сможем хоть как-то помочь её маме в борьбе с недугом, что доставляет ей много проблем в последнее время.
Отоспавшись после работы, я плотно и с удовольствием отобедал дома. Юлька вкусно готовит. («Вот достанется же какому-то счастливчику такая завидная хозяйка!» – не раз ловил я себя на этой бесхитростной мысли, памятуя ещё и о том, что «моя любимая квартирантка» весьма щепетильна в вопросах аккуратного обращения с чужими вещами да и, вообще, с любыми предметами в целом. Что касается меня, то на мой взгляд, эта черта характера возводит любого человека, что ей обладает, в ранг, если и не полубога, то, по крайней мере, придаёт ему статус некоего посредника между небом и землёй точно. Уважаю аккуратистов по природе или тех, кто смог воспитать в себе такое качество! Мой респект им от души!)
В поисках своей Джульетты я набрал её номер и узнал, что она заглянула в общагу к подружкам и они там, судя по смеху, доносившемуся из трубки во время нашего разговора, неплохо проводят свой досуг. После нашего общения я вспомнил себя в Юлькины годы. Перейдя к делам, я негромко включил стереосистему и стал готовить свои серебряные и медные монетки, с которыми твёрдо решил расстаться, к показу «Адидасу» с его многоопытным придирчивым взглядом. Хорошо, что мой «старший менеджер по клинингу» во время запланированной «генералочки» чётко выполнил мою просьбу и не притронулся ни к одной из коробочек в моём заповедном шкафу.
Не то, чтобы я с каким-то особым усердием собирал эту коллекцию монет, отнюдь, нет. Просто ещё в своей юности я немного заболел этой страстью к нумизматике, заболел, так сказать, в силу своих более, чем скромных финансовых возможностей. Далеко не каждый может позволить себе такую роскошь, как собирание коллекции монет, ибо, если заниматься этим делом серьёзно, то сие увлечение непременно облечётся в весьма затратную форму проведения досуга... Словом, это слишком долгий разговор... У меня же нумизматика не была единственным хобби, которое я имел в молодости. Гораздо больше времени и своих средств я вкладывал в предметы, так или иначе связанные с музыкальной культурой в различных её проявлениях, начиная от грампластинок и заканчивая плакатами и другой атрибутикой этой индустрии. Монеты же я, по сути дела, откладывал больше подспудно, как бы между прочим пополняя свою коллекцию попавшими мне в руки, как правило, недорогими экземплярами. К тому же, в сложные девяностые, когда порой было совсем туго, часть коллекции пришлось отдать за бесценок просто для того, чтобы выжить. Однако какие-то довольно интересные вещицы в приличном состоянии в ней ещё можно было отыскать.
Закончив свои нумизматические дела, я решил посмотреть, что я могу сделать сам по ремонту собственных апартаментов без привлечения сторонних сил. Мой флэт теперь превратился из холостяцкой берлоги, в которой эпизодически производились строительные работы, в любовное гнёздышко со всеми признаками изредко возобновляемой деятельности по благоустройству данного жилого помещения. Прибавив громкость музыки, я слонялся по квартире, размышляя, куда бы в принципе мог приложить свои руки. Почти два года, а может быть, и более того, меня не посещало вдохновение, которое хоть каким-либо боком было бы связано с решением текущих ремонтных проблем. Однако с появлением в моей жизни Джульетты, ставшей для меня вдохновительницей во всех моих делах, всё изменилось. Теперь я готов был с новыми силами взяться за свой долгострой и при непосредственной помощи самого источника моего вдохновения постепенно облагораживать эту территорию любви. Я настроен был сражаться вплоть до полной победы над временным хаосом, что с течением времени выбил себе статус постоянного, если, вообще, не извечного.
Из динамиков неслись эффектные жёсткие рифы, наполняющие окружающее пространство моими любимыми мелодиями хард-рока. Я сидел в задумчивости в зале на стуле, обёрнутом целлофаном. Весь интерьер этой комнаты также был надёжно укрыт защитной плёнкой и пребывал в ожидании «великих свершений», которые почему-то не спешили воплотиться в жизнь. Погруженный в свои думы о мироустройстве местного масштаба я не заметил, как вошла Юлька и, подойдя на цыпочках сзади, закрыла мне глаза своими ладонями.
-- Угадай, кто! – раздался из-за моей спины звонкий голос Джульетты.
-- Чёрт! Кто бы это мог быть?! – с деланным удивлением подыграл я своей юной пассии и, положив свои руки поверх её ладошек, поинтересовался, – Юль, ручки у нас чистые?
-- Yes, of course!* – восторженно продекламировала Джульетта и пояснила, – ну а как ты думаешь, Инди, стала бы я, будучи благовоспитанной девочкой да ещё вымуштрованной тобой, класть тебе на глаза немытые после улицы руки?
-- Счастье ты моё и беда моя! – воскликнул я и, развернувшись, сгрёб Юльку в охапку и в миг усадил к себе на колени. – Эти ручки и эти ножки твои я готов целовать всю оставшуюся жизнь!
-- Врёте, господин профессор! – игриво ответила Джульетта, крепко прижав мою голову к себе. – Сам, небось, спит и видит, как от меня избавиться, променяв меня на какую-нибудь мадам лет тридцати пяти или сорока!
-- Вру! Конечно, вру! – без промедления сознался я, прильнув губами к Юлькиной груди, обтянутой футболочкой кислотного цвета.
-- Да знаю, Инди, знаю!.. Дельфин и русалка... Или как ты там говоришь?.. Короче, хочешь избавиться от своей Джульетты и обрести покой в объятиях подходящей тебе по возрасту женщины, да? Да можешь и не отвечать. Итак всё ясно... Суду всё ясно!
-- Принцесса моя, повелительница грёз моих, – начал было я свою «оправдательную речь» в пафосном стиле, но почему-то осёкся на полуслове и свалился на банальнейшую прозу. – Юль... Юленька... Юляша... Ю... Моя «Ю»... Тебе со мной очень плохо?
-- Не переходите в атаку, господин профессор. Ведь лучшая защита – это нападение. Да? – избегая прямого ответа на мой вопрос, по-детски наивно сказала Джульетта, полностью обезоружив меня и таким образом вновь перехватив инициативу в свои руки.
-- Юляш, ну что мне тебе сказать?.. Ты сама знаешь ответы на все вопросы, – виновато вымолвил я, уткнувшись носом в высокий бюст «моей любимой квартирантки». – Ты – моё маленькое золотце. Чёрта с два бы я тебя отпустил от себя, будь ты... Если бы между нами... Ну за что мне это?.. За что нам это?.. Или... Да вот всё есть, как есть, Юль!..
– Может, я какая-то «не такая», неправильная и мне надо иначе смотреть на
вещи, на весь этот мир? – в задумчивости прошептала Джульетта,
поглаживая меня по голове, и неуверенным тоном добавила, – а может быть,
ты и прав... И у нас ничего... И ничего у нас...
– Зайчонок мой, ты сама знаешь, ты здесь не в плену и не в заточении...
Если... Ну, в смысле, когда ты кого-нибудь встретишь и полюбишь... Словом,
я не стану тебя удерживать... Кто я такой?.. По какому праву?.. Наоборот,
я-а-а-а... Чёрт!.. Это больно, Юль!.. Это очень больно... Но...
Никто из нас двоих не помнил, как вдруг на нас одновременно нахлынули эти сильные чувства и сопровождавшее их безумное желание обладать друг другом «здесь и сейчас»... Страсть поглотила нас полностью... Мы пришли в себя в постели, когда всё уже закончилось... Юлькина голова мирно лежала на моей груди, а её руки то ли играли, то ли «немного хулиганили» под одеялом, словно бы живя какой-то собственной жизнью.
– Лёш, это когда-нибудь кончится? – расслабленно спросила Джульетта,
прижавшись ко мне всем своим телом.
– Всё когда-то завершается, как и сама жизнь на земле, – философски ответил
я, лаская волосы своей возлюбленной. – Но такие моменты... Такое не
забывается никогда... Счастье в принципе – категория весьма хрупкая и
краткосрочная. Оно, наверное, и состоит из моментов, что похожи на эти
или таковыми моментами и является.
– Несколько мудрёно... Но я согласна с такой трактовкой, – устало выдохнула
Юля, целуя мою грудь и водя по ней своим подбородком одновременно. –
«Будем посмотреть».
– Будем посмотреть, – тихо произнёс я, крепко прижимая к себе свою
Джульетту.
[Скрыть]Регистрационный номер 0506482 выдан для произведения:
Глава 5
Будем посмотреть
Сегодня чуть не опоздал на смену. Спал просто без задних ног. Накануне мотались с Юлькой за город на электричке. Побродили по хвойному лесу, подышали волшебным воздухом зелёного царства... В общем, много чего интересного мы успели с ней сделать, даже «похулиганили» на одной уютной полянке. Вернулись домой, как говорится, усталыми, но довольными. Кроме того, моя Джульетта прекрасно рисует. Она брала с собой какие-то свои походные причиндалы и писала пейзажи, делала наброски, эскизы, зарисовки, словом, трудилась как пчёлка над теми художественными материалами, которые наверняка потом воплотит в жизнь. Я, глядя с каким вдохновением она работает, сам наслаждался этой картиной. Что может быть чудеснее, чем наблюдать за тем, как молодая фея созидает нечто, занимаясь любимым ремеслом! Исполненная природной грации и лёгкости фемина!.. Ну, просто – богиня Артемида, отложившая на время свои лук, колчан и стрелы и взявшая в руки холст и кисть!..
Сделал десятки, а может быть, и сотню снимков, объединённых одной тематикой, которую я для себя назвал: «Джульетта творит лето». Вечером, нагуляв аппетит, мы весьма недурственно отужинали дома. А потом как-то самым естественным образом увлеклись другим приятным занятием, благодаря чему в конечном счёте я и не услышал своего будильника в мобильном телефоне. Впрочем, я и не мог отреагировать на его отчаянный вопль-рингтон при всём своём желании и по иной причине. Джинсовая куртка, в которой я его оставил на ночь, забыв обо всём на свете в объятиях Юльки, мирно висела на вешалке в прихожей, отделённой от нашего укрытия тремя парами запертых дверей...
Напарник по караулу Борис, каким-то внутренним сверхестественным чутьём своим заподозрив неладное, беспрестанно названивал мне на сотовый, пока «моя любимая квартирантка» волею судеб не оказалась вблизи гардероба и не освободила надрывающегося от тщетных попыток быть услышанным кем-либо электронного заложника из его заточения. Всё это и спасло меня от опоздания. Хорошо, что объект, на котором мы самоотверженно трудились с Мицкевичем, без устали решая пачки кроссвордов за смену, находился всего лишь в двух станциях метро от моего дома.
Едва я перевёл дух после короткой, но довольно-таки стремительной пробежки в направлении проходной, где мы днём ударно работали, и приступил к выполнению своих прямых обязанностей, позвонила Джульетта. Она чувствовала себя прямой виновницей в этой коллизии местного масштаба, благородно отводя мне лишь роль соучастника в нашем ночном безумстве.
-- Инди, ну как там у тебя? Ты успел на работу? – вопросил зевающий голосок моей принцессы грёз по одному из видеомессенджеров.
-- Да, мой ангел. Я уложился в норматив ГТО, – ответил я, прикрывая телефон ладонью, чтобы не сильно посвящать окружающих в свои дела неслужебного свойства.
-- Во что уложился, Лёш?
-- Я потом... Я дома тебе объясню, – аккуратно в трубку сказал я, сохраняя созданный своей рукой защитный экран и по-шпионски озираясь по сторонам, – Юляш, если нетрудно, вынеси мусор, я не захватил его с собой в спешке.
-- Конечно, Инди, – отрапортовала Джульетта, манерно отдавая мне честь и посылая при этом воздушный поцелуй. – Я хочу сегодня генуборочку провести в твоих апартаментах. Ну, в смысле там, где не идёт вялотекущий ремонт. Даёшь добро? Какие-то бумаги подписывать нужно?
-- Вот, кстати, о бумагах, фея моя ясноокая! В прошлый раз после твоей «генералочки» я устал восстанавливать привычный порядок в моём заветном шкафу, – напомнил я Юле о её чрезмерных усердиях. – Ты, пожалуйста, не «пылесось» его снова. Окей?
-- Как скажешь, Инди! – вновь отдавая мне честь, смиренно доложила Джулия.
-- Без обид? Я просто прошу «старшего менеджера по клинингу» избегать излишних усилий в уборке вверенного ей помещения и... и мне так будет легче ориентироваться в привычном расположении предметов. Окей?
-- Как скажешь, милый! – ещё раз приложив руку в известном жесте к своей чудной головке, на которой была моя полевая бейсболка цвета хаки, – выдохнула Юля. – Разрешите идти, приступать к выполнению заданий?
-- Выполняйте! – с напускной строгостью изрёк я, сделав ответное приветствие, после чего положил трубку.
Проходившие мимо нашего поста по своим делам люди с некоторым недоумением смотрели на охранника, облачённого в форменную одежду, жёстким голосом отдававшего кому-то приказ по своему мобильнику.
– Как у вас однако весело-то всё! – с завистью сказал Борис, машинально
бросив дежурный взгляд на блок мониторов, что стоял в комнате, отведённой
для сотрудников службы секюрити.
– Ну вот как-то так, – отреагировал я на реплику своего напарника, вплотную
подойдя к открытому настежь окошечку нашего прозрачного кабинета со
стороны холла-проходной. – Теперь о деле... Так что, ты разговаривал с
Адольфом Давидовичем о моих монетах? Он возмётся за их оценку? И
вообще, он намерен у меня что-то приобрести из предложенного мной?
– Лёш, сам понимаешь, «Адидаса» трудно чем-либо удивить, – сказал Борис,
листая один из служебных журналов, что лежали у нас на столе. – Как
говорят в одном известном городе: «Уж не думаете ли Вы всерьёз, что Вам-
таки предложат здесь правильную цену за Ваш товар?»
– Борь, тут думай-не думай – вопрос в другом, а именно: ситуация
подталкивает к продаже монет... Короче, тупо нужны деньги.
– Хочешь справить своей Джульетте обновку в гардеробе?
– Всё гораздо прозаичнее, Борис Михалыч... У Юлиной мамы есть проблемы
со здоровьем... В корне, наверное, мы их не решим... Но какие-то посильные
шаги предпринять должны... Да и Юлька потом, со временем сама себе не
простит, что пустила всё на самотёк, если мы сейчас будем сидеть, сложа
руки. Как бы у них там с матерью ни складывались взаимоотношения, это же
– мама! Я думаю, она всё понимает... И младший братишка ещё нуждается в
опеке.
– Ему сколько, Алексей?
– Четырнадцать. Полгода назад паспорт получил. Но, сам понимаешь, пацан
ещё совсем!
– А больше некому в этом деле помочь-то?
– На Юлькиного отчима я не рассчитываю... Ну, в общем, по разным
причинам... Бабушка с дедушкой сами еле-еле концы с концами сводят... Есть
ещё дядя, мамин брат. Вот тот мог бы в принципе посодействовать...
– Но что? Он-таки разорён или совсем уже беден?
– Наоборот, он – весьма состоятельный мэн!.. Именно поэтому они давно уже
почти не общаются друг с другом... Словом, «денюжка» меняет многих. Она,
знаешь, как лакмусовая бумажка...
– Я тебя умоляю! Ты мне это говоришь! – воскликнул Борис, не дав мне
закончить фразы, и нервно выхватил из кармана форменной рубашки пачку
дешёвых сигарет. – Я сижу здесь с тобой, в этой чёртовой халупе сутки
напролёт и вынужден зарабатывать себе на хлеб насущный в поте лица
своего, в то время, как мои родственнички в Москве совсем-таки неплохо
устроились. А те, что пребывают на исторической родине... Короче, и они
далеко не бедствуют там! И только я пашу здесь как... как... как, я не знаю
кто, пашу!
– Растрогали Вы моё бедное сердце просто до неприличия и горючих слёз,
Борис Михайлович! – попытался ответить своему визави я в контексте его
пламенной речи, а затем, сменив стилистику своего «выступления» на слегка
ёрнический тон, добавил, – представляю некролог, висящий на доске
объявлений в фойе этого здания: «Ещё один заживо сгорел на работе, так и не
разгадав два последних слова в призовом кроссворде.»
– Да ну тебя, Алексей! Я ему, душу, понимаешь, свою изливаю, уставшую,
многострадальную, понимаешь, а он!.. Прикалывается, блин! – тяжко
выдохнул мой напарник, убирая сигаретную пачку уже в другой карман своей
синей сорочки и демонстративно перекрывая разделяющее нас окно.
– Ты забыл сказать, Борь, «измученную «Нарзаном»! – дополнил я реплику
моего визави, видя, как он в очередной раз «представляется». – Тебе бы
музам служить в театре, Борис Михалыч.
– Ха-ха! Безумно смешно, до колик в желудке! – выйдя из образа вселенского
страдальца, парировал мой безобидный выпад в свою сторону собеседник,
вновь открывая служебное окошко. – Не-е-ет! Сочувствия в этой
безумной стране ни от кого не дождёшься!
– Вот тут я с тобой соглашусь, господин Мицкевич! – уверенным тоном
изрёк я и кивнул в ответ на приветствие проходящему мимо нас сотруднику
данного учреждения. – Every man for himself, то бишь каждый сам...
– Да знаю я, знаю! – перебил меня напарник, в очередной раз машинально
достав сигареты, что он вертел в своих руках минуту назад, и после
некоторой паузы продолжил. – Эта жизнь, отнюдь, – не театр, как утверждал
наш брат Шекспир. Эта жизнь – зоопарк, мать её!
Мы, как обычно, оттрубили своё дежурство и разъехались по домам до следующей нашей смены. Я взял с Бориса «клятвенное обещание», что он поможет мне с продажей монет из моей домашней коллекции, показав одному из знакомых нумизматов, имя коего мы не один раз упоминали всуе за последние сутки, снимки, которые я ему предоставил. Я, в свою очередь, заверил своего напарника, что в долгу перед ним не останусь и отблагодарю его за оказанное мне в этом деле содействие по мере сил. Полагаю, что и Адольф Давидович, которого все в определённых кругах за глаза называли «Адидасом», тоже не оставит труды нашего посредника без внимания, предоставив ему какие-либо преференции или просто начислив в уме некие бонусные баллы на будущее. Так или иначе я ожидал, что в максимально короткий срок этот вопрос разрешится и мы с Юлькой сможем хоть как-то помочь её маме в борьбе с недугом, что доставляет ей много проблем в последнее время.
Отоспавшись после работы, я плотно и с удовольствием отобедал дома. Юлька вкусно готовит. («Вот достанется же какому-то счастливчику такая завидная хозяйка!» – не раз ловил я себя на этой бесхитростной мысли, памятуя ещё и о том, что «моя любимая квартирантка» весьма щепетильна в вопросах аккуратного обращения с чужими вещами да и, вообще, с любыми предметами в целом. Что касается меня, то на мой взгляд, эта черта характера возводит любого человека, что ей обладает, в ранг, если и не полубога, то, по крайней мере, придаёт ему статус некоего посредника между небом и землёй точно. Уважаю аккуратистов по природе или тех, кто смог воспитать в себе такое качество! Мой респект им от души!)
В поисках своей Джульетты я набрал её номер и узнал, что она заглянула в общагу к подружкам и они там, судя по смеху, доносившемуся из трубки во время нашего разговора, неплохо проводят свой досуг. После нашего общения я вспомнил себя в Юлькины годы. Перейдя к делам, я негромко включил стереосистему и стал готовить свои серебряные и медные монетки, с которыми твёрдо решил расстаться, к показу «Адидасу» с его многоопытным придирчивым взглядом. Хорошо, что мой «старший менеджер по клинингу» во время запланированной «генералочки» чётко выполнил мою просьбу и не притронулся ни к одной из коробочек в моём заповедном шкафу.
Не то, чтобы я с каким-то особым усердием собирал эту коллекцию монет, отнюдь, нет. Просто ещё в своей юности я немного заболел этой страстью к нумизматике, заболел, так сказать, в силу своих более, чем скромных финансовых возможностей. Далеко не каждый может позволить себе такую роскошь, как собирание коллекции монет, ибо, если заниматься этим делом серьёзно, то сие увлечение непременно облечётся в весьма затратную форму проведения досуга... Словом, это слишком долгий разговор... У меня же нумизматика не была единственным хобби, которое я имел в молодости. Гораздо больше времени и своих средств я вкладывал в предметы, так или иначе связанные с музыкальной культурой в различных её проявлениях, начиная от грампластинок и заканчивая плакатами и другой атрибутикой этой индустрии. Монеты же я, по сути дела, откладывал больше подспудно, как бы между прочим пополняя свою коллекцию попавшими мне в руки, как правило, недорогими экземплярами. К тому же, в сложные девяностые, когда порой было совсем туго, часть коллекции пришлось отдать за бесценок просто для того, чтобы выжить. Однако какие-то довольно интересные вещицы в приличном состоянии в ней ещё можно было отыскать.
Закончив свои нумизматические дела, я решил посмотреть, что я могу сделать сам по ремонту собственных апартаментов без привлечения сторонних сил. Мой флэт теперь превратился из холостяцкой берлоги, в которой эпизодически производились строительные работы, в любовное гнёздышко со всеми признаками изредко возобновляемой деятельности по благоустройству данного жилого помещения. Прибавив громкость музыки, я слонялся по квартире, размышляя, куда бы в принципе мог приложить свои руки. Почти два года, а может быть, и более того, меня не посещало вдохновение, которое хоть каким-либо боком было бы связано с решением текущих ремонтных проблем. Однако с появлением в моей жизни Джульетты, ставшей для меня вдохновительницей во всех моих делах, всё изменилось. Теперь я готов был с новыми силами взяться за свой долгострой и при непосредственной помощи самого источника моего вдохновения постепенно облагораживать эту территорию любви. Я настроен был сражаться вплоть до полной победы над временным хаосом, что с течением времени выбил себе статус постоянного, если, вообще, не извечного.
Из динамиков неслись эффектные жёсткие рифы, наполняющие окружающее пространство моими любимыми мелодиями хард-рока. Я сидел в задумчивости в зале на стуле, обёрнутом целлофаном. Весь интерьер этой комнаты также был надёжно укрыт защитной плёнкой и пребывал в ожидании «великих свершений», которые почему-то не спешили воплотиться в жизнь. Погруженный в свои думы о мироустройстве местного масштаба я не заметил, как вошла Юлька и, подойдя на цыпочках сзади, закрыла мне глаза своими ладонями.
-- Угадай, кто! – раздался из-за моей спины звонкий голос Джульетты.
-- Чёрт! Кто бы это мог быть?! – с деланным удивлением подыграл я своей юной пассии и, положив свои руки поверх её ладошек, поинтересовался, – Юль, ручки у нас чистые?
-- Yes, of course!* – восторженно продекламировала Джульетта и пояснила, – ну а как ты думаешь, Инди, стала бы я, будучи благовоспитанной девочкой да ещё вымуштрованной тобой, класть тебе на глаза немытые после улицы руки?
-- Счастье ты моё и беда моя! – воскликнул я и, развернувшись, сгрёб Юльку в охапку и в миг усадил к себе на колени. – Эти ручки и эти ножки твои я готов целовать всю оставшуюся жизнь!
-- Врёте, господин профессор! – игриво ответила Джульетта, крепко прижав мою голову к себе. – Сам, небось, спит и видит, как от меня избавиться, променяв меня на какую-нибудь мадам лет тридцати пяти или сорока!
-- Вру! Конечно, вру! – без промедления сознался я, прильнув губами к Юлькиной груди, обтянутой футболочкой кислотного цвета.
-- Да знаю, Инди, знаю!.. Дельфин и русалка... Или как ты там говоришь?.. Короче, хочешь избавиться от своей Джульетты и обрести покой в объятиях подходящей тебе по возрасту женщины, да? Да можешь и не отвечать. Итак всё ясно... Суду всё ясно!
-- Принцесса моя, повелительница грёз моих, – начал было я свою «оправдательную речь» в пафосном стиле, но почему-то осёкся на полуслове и свалился на банальнейшую прозу. – Юль... Юленька... Юляша... Ю... Моя «Ю»... Тебе со мной очень плохо?
-- Не переходите в атаку, господин профессор. Ведь лучшая защита – это нападение. Да? – избегая прямого ответа на мой вопрос, по-детски наивно сказала Джульетта, полностью обезоружив меня и таким образом вновь перехватив инициативу в свои руки.
-- Юляш, ну что мне тебе сказать?.. Ты сама знаешь ответы на все вопросы, – виновато вымолвил я, уткнувшись носом в высокий бюст «моей любимой квартирантки». – Ты – моё маленькое золотце. Чёрта с два бы я тебя отпустил от себя, будь ты... Если бы между нами... Ну за что мне это?.. За что нам это?.. Или... Да вот всё есть, как есть, Юль!..
– Может, я какая-то «не такая», неправильная и мне надо иначе смотреть на
вещи, на весь этот мир? – в задумчивости прошептала Джульетта,
поглаживая меня по голове, и неуверенным тоном добавила, – а может быть,
ты и прав... И у нас ничего... И ничего у нас...
– Зайчонок мой, ты сама знаешь, ты здесь не в плену и не в заточении...
Если... Ну, в смысле, когда ты кого-нибудь встретишь и полюбишь... Словом,
я не стану тебя удерживать... Кто я такой?.. По какому праву?.. Наоборот,
я-а-а-а... Чёрт!.. Это больно, Юль!.. Это очень больно... Но...
Никто из нас двоих не помнил, как вдруг на нас одновременно нахлынули эти сильные чувства и сопровождавшее их безумное желание обладать друг другом «здесь и сейчас»... Страсть поглотила нас полностью... Мы пришли в себя в постели, когда всё уже закончилось... Юлькина голова мирно лежала на моей груди, а её руки то ли играли, то ли «немного хулиганили» под одеялом, словно бы живя какой-то собственной жизнью.
– Лёш, это когда-нибудь кончится? – расслабленно спросила Джульетта,
прижавшись ко мне всем своим телом.
– Всё когда-то завершается, как и сама жизнь на земле, – философски ответил
я, лаская волосы своей возлюбленной. – Но такие моменты... Такое не
забывается никогда... Счастье в принципе – категория весьма хрупкая и
краткосрочная. Оно, наверное, и состоит из моментов, что похожи на эти
или таковыми моментами и является.
– Несколько мудрёно... Но я согласна с такой трактовкой, – устало выдохнула
Юля, целуя мою грудь и водя по ней своим подбородком одновременно. –
«Будем посмотреть».
– Будем посмотреть, – тихо произнёс я, крепко прижимая к себе свою
Джульетту.