Истории мыса Тык - 8 - Цена фляжки

Виктор Иванович Полунин был парень хоть куда. Умный, серьезный, начитанный. Беседа с ним – истинное наслаждение. Глубокий знаток Канта, он быстро сбил с меня, мнящего себя философом, спесь. А как он умело и ко времени цитировал Библию! Когда Губернатор Северного Сахалина знакомил нас, я держался несколько настороже: так как знал, в номенклатуре случайных людей не бывает. Но вскоре подпал под мощное обаяние Виктора Ивановича.

            Он пробыл в Виахту целую неделю, и мы много времени проводили вместе. Днем, до обеда, а он был председателем народного контроля района, он работал. А вторую половину дня и вечер мы общались. Я живо представлял себе, как он глубоко и мудро вникает в нужды оленеводов. Как проверяет кипы бумаг и читает их жалобы. А Советская власть – Анна Ивановна •краснеет и, трепеща, стыдливо запихивает ногой под стол недопитую бутылку коньяка.

            Мы с Виктором Ивановичем тоже не ангелы и долгими зимними вечерами усиживали не одну бутылку водки под закуску, сооруженную расторопным Пашей. Обычно это была большая тарелка жареной оленины и еще тарелка жареной наваги, миска квашеной капусты с таким количеством лука, что даже слезы на глазах выступали. Если нам составлял компанию Губернатор, то на стол без лишних церемоний выкладывалась парочка крабов или копченый калужонок метровой длины. Каждое такое заседание, раньше или позже, прерывалось, очередной просьбой Виктора Ивановича. И  подобревший Губернатор, вызывая Пашу, отдавал ему приказание эту просьбу удовлетворить. То есть принести что-то и отдать Виктору Ивановичу. Я не вникал в суть этих просьб и воспринимал их только как помеху нашему интеллектуальному общению.

            Виктору Иванович очень понравилась моя сувенирная фляжка. Сделанная из нержавейки и украшенная чеканным раком, она вмещала добрых пол-литра и имела форму удобную для ношения в заднем кармане. Их только начали производить, и моя благоверная, к вящей зависти всех моих корешей и собутыльников, подарила ее мне ко  дню рождения. По гороскопу я Рак. Каждый раз, увидев эту фляжку, Виктор Иванович рылся в своих сокровищах и предлагал мне что-то взамен. Чаще всего он извлекал подтекающую чернильную авторучку и, утверждая, что это настоящий «Паркер», со слезами на глазах предлагал ее мне за вожделенную фляжку. Иногда доставал портсигар белого металла и доказывал мне, что тот из чистого серебра, вопреки просвечивающей на вытертых местах латуни. Был даже предложен хорошо прокуренный и слегка прокушенный желтый мундштук с кольцом. И хотя опоясывающее колечко, похоже, было действительно из серебра, вызывало сомнение родство желтого материала с настоящей слоновой костью.

            Я объяснил Виктору Ивановичу, что даже если бы мундштук был сделан их рога единорога, то и тогда я не поменялся бы с ним, так как фляжку подарила мне любимая и любящая жена. Вот если бы я сам ее купил, так я подарил бы ему ее просто так. Я клятвенно заверил его, что как только попаду в зону действия родного военторга, то сейчас же вышлю ему такую же фляжку. Он бросал завистливые взгляды и рылся в своих вещах в поисках новых сокровищ, а однажды, когда мы добивали четвертую бутылку, предложил мне их все за фляжку.

            В пятницу он позвонил из поселка и позвал меня на обед к зоотехнику. Я с удовольствием согласился. Забежал в магазин, взял две бутылки водки и, узнав у продавцов, где живет зоотехник и как его зовут, пошел в гости.

            У Сергея Павловича, зоотехника, был на редкость просторный, чистый и светлый дом. Как и все дома в Виахту, он был срублен из лиственницы и обшит досками. Чистота и порядок внутри были тем более удивительны, что жена Сергея Павловича была на сессии в Хабаровске. На кухне возле электроплиты «Мечта» домовито хлопотал Виктор Иванович. Он собственноручно варил оленеводческий суп, который от обилия оленины был более похож на второе блюдо, где мясо слегка украшено единичными вермишелями. Разваренную луковицу наш повар как раз при мне выбрасывал.

            Привет, Саня! Суп почти готов. Сейчас я сделаю строганину. Ты ел настоящую строганину из оленины?

            А я и никакой другой никогда не ел. Не то, что из оленины. Даже фальшивую.

            Как?   удивился Сергей Павлович, Неужели не пробовали?

            Он убежал в другую комнату и  вынес оттуда большую толстую книгу в глянцевой суперобложке. На фото, ее украшавшем, были изображены два красивых оленя, а над ними золотыми крупными буквами написано: «Оленеводство».

            Вот, смотрите, •возбужденно произнес Сергей Павлович, как будто боялся, что я ни за что смотреть не стану, – «…оленина вкусное, высококалорийное и легко усваиваемое мясо…». И вот тут… «Разведение оленей – высокорентабельное и прибыльное занятие народов севера, оно…», ну, и так далее. Вы понимаете, что олень….

            Далее Сергей Павлович посвятил меня в такие детали оленеводства, о которых я и слыхом не слыхивал, но понял, что если Виктор Иванович провозится с супом и строганиной еще минут двадцать, я смогу смело идти и сдавать экзамены на зоотехника. Если, конечно, запомню все это. Но я запомнил только, что кастрированный олень до самой смерти помнит человека, произведшего над ним эту операцию. И когда тот появляется возле стада, не преминет подкрасться сзади и боднуть рогами. Сергею Павловичу уже не раз доставалось.

            Но тут Виктор Иванович позвал нас к столу. Посреди стола, распространяя холод, стояло большое блюдо строганины. Виктор Иванович объяснил мне, что он настругал от оленей туши, висящей в холодных сенях, острым ножом мясную стружку. Стружка, посыпанная кольцами лука и покрытая инеем, сейчас лежала на блюде. Мороз на улице достигал 30 градусов. Это так, для информации. Строганина была посолена и сдобрена перцем. А также слегка сбрызнута уксусом. Под строганину было налито по полстакана водки. Мне объяснили, что водку надо выпить залпом и, наколов на вилку стружку с луком, закусить. Что я и сделал.

            Когда моя ротовая полость обрела способность воспринимать вкус, я пришел к выводу, что строганина •это то же самое, что и сырой пельменный фарш, если не считать ощущения удара лопатой по зубам на морозе. Я себя успокаивал только тем, что все в жизни надо испытать. Кроме тюрьмы и наркотиков, конечно.

            Суп был великолепен. Больше одной тарелки съесть я не мог. Из-за обилия закуски и ее калорийности четыре бутылки водки не произвели на нас никакого воздействия. Думаю, что если бы водки было в два раза больше, это не очень бы впечатлило закаленного председателя народного контроля.

            Мы поблагодарили гостеприимного фанатика оленеводства. Виктор Иванович выпросил четыре камуса •шкурки, снятые с голеней оленя. Они не линяют и не лысеют. Из четырех камусов можно сшить прекрасную шапку и воротник. Повинуясь взгляду, брошенному Виктором Ивановичем на огромные оленьи рога, прибитые в прихожей и служащие вешалкой, добрый хозяин снял их со стены и вручил высокому гостю.

            Виктор Иванович попросил меня проводить к самолету Ан-2, который его привез и целую неделю ждал. Я удивился. За это время самолет мог сделать не менее 20 рейсов с пассажирами. Напомню, что дело происходило на Северном Сахалине, не страдающем от избытка средств сообщения. Когда вызванный Советской властью – Анной Ивановной летчик прибежал к самолету и открыл его, я понял, в чем причина. Небольшой салон Ан-2 был набит дарами Севера. Там стояли разнообразные бочки и бочонки, заполненные, судя по запаху, соленой рыбой и икрой. В картонных коробках лежали сваренные и замороженные королевские крабы, которых ловить в это время запрещалось. Рулон из нескольких оленьих шкур стоял торчком за бочками. Мешки с мороженой навагой, заткнутые в любой свободный закуток, торчали здесь и там. Несколько половинок ободранных оленьих туш загромождали вход. Но Виктор Иванович был силен и сумел отодвинуть их в сторону входной дверью.

            Ясак? – кивнул я на богатство, заполнившее кабину самолета.

            Ясак! – засмеялся Виктор Иванович, забрасывая камус и рога вовнутрь.

 Там оставалось еще немного места для Виктора Ивановича и подарков Губернатора, накопившихся в моей комнате на КП полигона.

Со стороны поселка с большим красным и перепуганным лицом бежала Советская власть – Анна Ивановна. Она решила, что Виктор Иванович на нее обиделся: улетает, не попрощавшись, и ее привольной, сдобренной изрядной толикой коньяка, жизни подходит конец. За ней поспешал маленький ороч, ее муж, волочивший за собой оленьи нарты, нагруженные тремя мешками. Из одного вылезали разные шкуры, из другого торчали рыбьи хвосты, а третий был набит торбасами и прочей северной одеждой.

калужонок* - малек калуги. Взрослая калуга, по слухам, бывает весом до 1200 кг.