Болидор (повесть, фантастика) глава3

            Коренев взглянул на часы. Самое неудачное время для поездок – когда  половина городского транспорта отправляется в гаражи на обеды и отстои. Хотя до ближайшего ветеринарного кабинета всего две остановки. Порывшись в кошельке, он нашёл бумажку с адресом, которую ему дали в регистратуре поликлиники и стёр губкой пятнышко грязи с носка левой туфли.

           –  Болидор, включай режим полной видимости. Пошли, прогулка у нас.

           Можно было ничего не говорить. Пёс уже стоял у двери. Выйдя на улицу, осмотревшись,  Александр избрал окружной путь: через детскую площадку и парковку.  На узкой тропинке берёзовой рощицы навстречу им попался пьяный мужик. Его мотало из стороны в сторону, он натыкался на деревья,  отдыхал, опираясь  на стволы. Поравнявшись с Александром, он встал как вкопанный и мутными глазами уставился на Болидора. Лицо его перекосилось, он согнулся пополам и завалился на бок. Поднявшись,   тряхнул головой, с неожиданной прытью рванул во дворы и скрылся за углом кирпичного трёхэтажного здания…

            –   Посадите его на стол, пожалуйста. –  Ветеринар, с залысиной на затылке, с мелкой рыжеватой бородкой тщательно вытер руки белым вафельным полотенцем и, присев напротив, придвинул к себе широкую тетрадь.

             –   Как зовут пациента? Возраст?

             –   Болидор. Три месяца…  – доктор, оторвался от тетради и недоумевающее воззрился на застывшего на смотровом столе Болидора.  – Год и три месяца. –  Поспешно поправился Александр.

             –   Окрас довольно необычный. Никак не разберу, что за парода. Он у вас с родословной? –  дружелюбно полюбопытствовал доктор.

             –   Да я… Я его случайно нашёл около лесничества. Помесь, наверное. Овчарки с волком, как мне кажется.

             –  Па-а-а-а-нятно. Прививок, стало быть, нет. Ни ошейником, ни намордником пока ещё не обзавелись? Привезли его совсем недавно?

             Александр молча кивнул.

              –   Здесь, в этом доме есть магазинчик. Вход с торца. Ошейник лучше всего брать противоблошиный. Можете сходить прямо сейчас, а я его пока  осмотрю.

             Коренев шагнул к выходу, но остановился, в нерешительности посмотрел на Болидора и ожидающих своей очереди посетителей.

               –  Да вы не беспокойтесь. Он у вас смирный. Мы с ним прекрасно поладим. –  Доктор открыл ящик стола и достал из него пачку мелких бумажек для записей. 

              В голосе ветеринара прозвучала звучала   уверенность и обыденность. Из форточки доносился умиротворяющий приглушённый шум проезжающих авто. Александр повернулся, и, быстрым шагом  пройдя по пружинящему ковру, толкнул тяжёлую дверь.

             Подвальное помещение зоомагазина оказалось довольно обширным. Где-то в дальнем ряду посвистывали волнистые попугайчики. Напротив кассы горела подсветка в большом аквариуме. На нижних полках стояли клетки всевозможных размеров. С висящего на крючке пакета   смотрела серая фотографическая кошачья мордочка. Ненадолго задержавшись перед мячиками для собак, Александр прошёл на кассу…             

              Вернувшись, пройдя в смотровую, он резко притормозил и замер на месте. Стол был, опрокинул, рядом валялся сломанный стул и рукав, оторванный от белого халата. В висевшей на одной петле двери и в косяках зияли глубокие вмятины. На полу поблёскивали стёкла  битых ампулы и мелкие лужицы лекарственных препаратов. В воздухе витал характерный аптечный запах. В углу сидела парализованная страхом болонка.  В окне, на разбитом стекле висел труп немецкой овчарки. Ветеринар нигде не было видно. Исчезли и посетители, сидевшие в  коридорчике. Болидор, ступая по осколкам, вышел из смежной комнаты

              Опомнившись, Александр бросился к столу. Тетрадка с его данными – адресом и фамилией  –  пропала вместе с доктором.  

               «А доктор-то – не промах, чтоб ему нескладно было, вместе с его умением ладить с собаками!»

               Дома он бросил свёрток из зоомагазина под вешалку и, переодевшись в домашнее, какое-то время бродил по квартире. Достал пылесос, включил его, посмотрел на идеально чистый, без единой соринки, палас, и выключил. «Идиотство какое-то»…

                – Ты, собака! – Болидор шевельнулся, взгляд его стал сосредоточенным. – Вредитель…  – пробормотал Александр, сел в кресло, взял лежащий на полу листок «Аргументов и фактов». Без особо интереса просмотрел несколько объявлений и небольшую статью о свойствах ежевики.

              «Продам гитару Cremona в хорошем состоянии »…

             Позолоченные, пересечённые тенями ветвей блики угасли. С улицы дохнуло перемешанной с дождевой взвесью прохладой. Город наполнился серо-фиолетовым сумраком ненастья. Газета выскользнула из рук и полетела в бездонный колодец забытья, шурша по его гладким стенам...

                                                                 *      *     *

                Где я?

                Мрак. Долина вечности. Неизведанная глубь, пронизанная чернью и сокрытая мириадами огней…                

                Жерло… Внутри закопчённого, увешенного лампадами, сосуда…

               Угольный тоннель, окроплённый алмазной крошкой…

                 Кто я

                Ныряльщик на дне морском среди горящего планктона…

                Канатоходец, танцующий между огнями небоскрёбов…

                Безликий путник, бредущий в ночной степи в поисках горизонта…

                 Осязание, зрение и слух, слитые воедино. Агент присутствия. Субстрат восприятия…

                Слушай мысли. Трогай чувства. Иди и смотри…                 

Ткань царящего вокруг безмолвия вытянулась и пришла в движение. Огни вытянулись в продолговатые искры и   поползли навстречу. Вереница бесформенных глыб… Медленно  вращаясь и тускло поблёскивая, они летели навстречу и терялись где-то позади.

              Звёздное поле  остановилось. Смазанные огни стянулись в яркие  точки и выпустили острые иглы лучей.

              Жди…

             Блеснуло. Из ничего вылилась прозрачная плёнка. Полыхнув  отражённым светом, появились складки.  Словно выдуваемый из жидкого стекла, в пространстве рос прозрачный цилиндр. Пробежала волна матового блеска. Цилиндр утратил прозрачность,  посеребрился.

              Внутри люди… нет, неведомые создания, вместо голов на плечах  спиральная дымка.

              На пятом орбитальном уровне вместо планеты пояс астероидов… С самого начала всё пошло не так. Трансформация в пространственно-временном континууме – точка пересечения с одной из глыб. Призрачные образования покинули плечи и слились в одну большую сферу, которая прожгла стену цилиндра и исчезла. В тот же миг Космос потонул в кипящем клубящемся огненном хаосе.  Из огненного облака вынырнул раскалённый камень. Пронзив толщу голубой атмосферы, врезался в землю на свалке мусора, вблизи тайги…

                                                                *      *      *

              Болидор сидел рядом, положив морду на подлокотник кресла. Зубцы его зрачков подрагивали, удлинялись и опадали.

             В дверь позвонили.

            «Откройте, милиция»… – Коренев с усилием выбрался из кресла, и вяло поплёлся в прихожую.

            За дверями стоял долговязый мужчина с лицом капитана дальнего плавания. По крайней мере, именно, так в представлении Александра, должно было выглядеть капитанское лицо – слегка вытянутое, с глубокими вертикальными морщинами. Для полной картины не хватало только бакенбард.

            – Здесь проживает Коренев Александр Прокопьевич? – низким хрипловатым голосом осведомился визитёр.

            – Позвольте представиться: Ситнеров Николай Георгиевич.  Заместитель директора  НИИ прикладной биологии. Не могли бы вы уделить мне немного времени?

            – Проходите, пожалуйста, – Александр отступил, впуская гостя.

           Николай Георгиевич прошёл в комнату. Увидев Болидора, на секунду остановился, повернулся и  присел в кресло. Держался он очень уверенно, безо всякой робости.

            – Откровенно говоря, впервые затрудняюсь определить породу, – сообщил он хозяину квартиры. – Возможно, какая-то разновидность восточно-европейской овчарки. Однако не исключаю, что с примесью волчьей крови. Из тетрадки   заполошного ветеринара следует, что пса зовут Болидор. Возраст: год и три месяца. Вам его подарил лесничий?

            – Не совсем так. Я нашёл его в лесничестве. Пёс увязался за мной. Лесничий понятия  не имеет, откуда он взялся. Пару раз появлялся около избушки,  –  бесцветным голосом проговорил Александр. Он вдруг отчётливо представил себе,  как к тихой таёжной обочине, где под хвойными лапами притаилась лесная сторожка, подъезжают блестящие лакированные авто. Из них выходят «официальные лица». Волшебный лес наполняется чужеродным, урбанизированным присутствием. Выставляется оцепление. Привыкшего к напоённой смолистыми ароматами тишине  Ерофеича вежливо выставляют из леса и селят в городской квартире. Наверное, такой исход   неизбежен. Но быть к нему причастным Александру не хотелось.

        – А где вы встретили доктора? То есть, ветеринара?

        – На кафедре военной хирургии, в Медицинской академии. Совершенно случайно. Он бродил по коридору и заглядывал всем в глаза. Словно просился на руки.  Ему вкололи реланиум и попытались   побеседовать. Добились от него немногого. В некотором смысле, это даже хорошо. Он прислушается к нашим рекомендациям и шума поднимать не станет.  Об остальных очевидцах тоже можете не беспокоиться. Мы их обязательно разыщем. Это я беру на себя.    

         – Выглядит всё это как-то по-военному, – Александр стоял, опираясь на подоконник. Вторжение стороннего любопытства  – болезненного как заноза  – могло обернуться и другой стороной: возможностью переложить, хотя бы частично, ответственность за таящего в себе какие-то тревожащие загадки зверя.

        – У нас прикладная биология, –  Николай Георгиевич сдержанно улыбнулся, – Скучное, не привлекающее внимание, название. Есть биология, и есть приложение. Если кому-то станет интересно, он обнаружит заплесневелое, проедающее бюджет, полусонное научное учреждение.  Мы есть, и нас нет. Как говориться – кладите письма в почтовый ящик. Поначалу планировалось у вас, как у хозяина животного, попросить содействия. Но, когда подняли ваши документы, выяснилось, что вы для нас идеально подходите. Малый круг знакомых, независимость, малозаметность…

          – Я электромеханик. Не пойму, каким образом я могу переквалифицироваться в биологи?

          – Аппаратуры, соответствующей вашему профилю у нас предостаточно.  Опыт показывает, что все, у кого в дипломе прописана профессиональная приставка «электро», могут   освоить, по крайней мере, 2-3 смежные специальности.  У  вас достаточно гибкая профессия. В перечне  ваших рабочих мест я видел: электрик, электронщик, связист.

           Коренев молча смотрел мимо собеседника на панно: изображение закатной реки, выложенной разноцветными стеклышками.

            – Кажется,  понимаю, что вас беспокоит, хотя могу и ошибиться,  – учёный гость перешёл на более мягкую манеру ведения беседы.  – Собачку вашу потрошить никто не собирается. В наше время, когда  информацию можно получить из волосинки, в этом нет необходимости. Да и, кроме того, пёсик больно непрост. Ветеринар, как я понял, хотел ему поставить прививку. – Николай Георгиевич усмехнулся. – В итоге  глубокий  шок неизвестного происхождения. Любопытно было бы побеседовать с остальными свидетелями происшествия… Но это не к спеху. Вам, естественно, нужно обдумать моё предложение?

           Александр коротко взглянул на гостя и кивнул.

            –  В таком случае, вот моя визитка. Звонить лучше всего в первой половине дня…

                                                          *         *         *

          В институт Коренева оформили переводом. Впервые увидев это изумительное по красоте место, он   решил, что попал в какой-то ведомственный санаторий. Три пятиэтажных корпуса были уютно расположены в сосновом бору. Сотрудники почему-то с любовью называли его атоллом Меркулова. Неизвестно, по имени основателя или какого-нибудь академика. А то и просто прораба на стройке.

          Путь до рабочего места был не близок – порядка тридцати километров. Но поездка на комфортабельном междугороднем автобусе через лес оставила самые благоприятные впечатления.  Всё здесь выглядело более   ухоженным и радостным, чем дикая и тёмная тайга Ерофеича. Густая длинная, присыпанная порыжевшей листвой хвоя, казалась пушистой и не колючей. С обширных гостеприимных полян разбегались в разные стороны многочисленные тропинки.

            Обстановка в институтских коридорах Александра приятно удивила. Возможно, вальяжные профессора безвылазно жили в своих кабинетах. Коридоры принадлежали молодёжи. В этой беззаботной и благодушной среде царило научное вольнодумство, в представлении Александра абсолютно не характерное для строгого режимного объекта. В шутку или всерьёз можно было услышать рассуждения о том, как при помощи веселящего газа ввести с состояние самадхи лабораторного мышонка или о вариантах социального устройстве в гибриде муравейника с ульем. Увидеть в столовой, как, потрясая сосиской в качестве наглядного пособия, предлагают изобрести средство, заставляющее змей менять кожу в восемь раз чаще положенного.  

           «Истина возрождается как Феникс, но не из пепла, а из второго блюда. Причём неважно, сарделька это или шницель »…

            Коренев впервые обзавёлся собственным кабинетом – небольшой каморкой в северном крыле. Полистав предоставленные ему инструкции и схемы, он обнаружил, что в  сфере его ответственности имеется только один простенький электронный дистиллятор. Остальная аппаратура отсутствовала – в законсервированном состоянии пылилась где-то на складах. Появилось какое-то чувство непонятной и смутной тревоги, но Александр мысленно отмахнулся  от него. Походило на то, что его действительно пригласили как приложение к подопытному экземпляру. Недоумение вызывали и две медкомиссии: одна обыденная и формальная – для приёма на работу, другая гораздо более обстоятельная, непонятно для чего. На ней кроме Коренева присутствовали   двое лаборантов. Ему объяснили, что через нечто подобное должны пройти все сотрудники без исключения, не позднее, чем через три года. Просто так совпало, что его карточку передали в общей массе.

            «Зато избавитесь от мытарств в обозримом будущем» – с улыбкой заметил терапевт, написавший в заключении единственное слово: годен.

           От размышлений его отвлекла уборщица, вошедшая  с небольшим пластмассовым ведёрком – «дама без возраста», в стандартном грязном халате с оборванным висящим хлястиком.

             – Вы кто? – требовательно поинтересовалась она.

             – Инженер-электронщик,  только что устроился, – ответил Александр, обескураженный таким началом разговора. Всё это было необычным. Время послеобеденное. Влажная уборка помещений, как правило, проводилась по окончании рабочего дня. Холёные пальчики с дорогими перстнями, сжимающие потемневшее от времени древко швабры, тоже выглядели необычно.

             – Инженер? – она величаво повернула голову в профиль, под аккуратно завитым локоном качнулась крупная золотая серьга с многочисленными подвесками. – В таком случае, это помещение вам не подходит. Ситнеров ведёт себя как распоследний куркуль. Здесь слишком  тесно и мне это не правится. Я позабочусь о вас.

            В этом не было показной бравады или шутки – говорила она  небрежно,  без тени сомнений в своём влиянии на институтскую администрацию.

            Проделав несколько изящных  движений со шваброй, словно исполняя сложный готический танец, она приблизилась к окну. Поднявшись на стул,   поставила ногу на подоконник и намылила губкой помутневшее стекло форточки. Полы куцего халата соскользнули с колена, обнажив ноги в ажурных чулках и краешек молодёжного нижнего белья.

             Растеряв остатки мыслей, Александр, замерев, пялился на красивейшие ножки под грязным халатом, словно сошедшие с глянцевой обложки какого-нибудь заморского журнала, затем выбрался из-за стола и дабы скрыть выпирающие эмоции бочком ретировался в коридор.

            Почувствовав руку на плече, он вздрогнул и повернул голову.

            – Не в ту сторону. Я здесь.

           Рядом, с горкой пахнущих свежестью тряпок в руках стоял Сергей Фролов – младший научный сотрудник, один из немногих, с кем Александр успел познакомиться.

             – Дезориентация… симптомы растерянности, либо глубочайших размышлений, – заметил он.

             – У меня моют полы, – Александр махнул в сторону двери. – Вышел, чтобы не мешать.

             – Это что-то новенькое, – Фролов заглянул в кабинет и тут же быстренько прикрыл дверь. – Ага… Пожалуй, ты прав. Лучше не мешать. Пойдём, я тебе покажу своего любимого кролика с белыми ушками.

              Пройдя по коридору шагов пятьдесят, Фролов заговорил тихо и быстро:

               – Судя по тому, как пошёл процесс, там действительно что-то половое. Ты только  поаккуратней с этой леди. Это Лора.  Она фаворитка, – Сергей указал на потолок. – И патронесса. Влажная уборка – её увлечение – несколько странное на мой взгляд. Дамский каприз, если хочешь. Не исключаю так же, что это ещё и признаки, скажем так, особого расположения. 

               – Не похоже. Хотя, мне и обещан просторный кабинет…

               – Значит, будет. Тогда, скорей всего, я ошибся. Тебе нужно было остаться и придержать высокопоставленную даму, чтобы не вывалилась из окна.

               – Возможно…  – Александр вспомнил свои последние «сны» и помрачнел. – Не привык я   иметь дело с фаворитками. И  просторные кабинеты как-то на душу не ложатся.…  А знаешь, всё-таки здорово тут у вас. Наука, наука, одна сплошная наука. Все очень увлечённые, энтузиасты. Романтики.

               – А то, как же. Мы к тому же изрядные пижоны, – войдя в темное помещение, Фролов свалил тряпки на стол рядом с раковиной. – Любим за рюмочкой  потрепаться о науке с людьми далёкими от неё. А если так подумать, то мы все здесь в той или иной степени учёные. Сам не заметишь, как начнёшь мыслить совершенно другими категориями.

У каждого есть свои излюбленные темы в голове.

                – И у тебя, конечно же, тоже?

                – Естественно, – Сергей присел на краешек стола, – У простого ассистента, их может быть даже больше, чем у профессора или доцента. Хотя бы такой пример: ты никогда не задумывался, почему молнии не бьют по прямой, а имеют  зигзагообразную форму?

                – Об этом, если честно, никогда не думал.

                – Стекло даёт такие же трещины, и дерево прорастает таким же образом.

                – Но это уже явно не биология. К тому же с приставкой: псевдо. – Коренев посмотрел в окно, на пригорок, залитый солнечным светом. На верхушке его стояла тарелка антенны, направленная в небеса. – И куда же ведут эти зигзаги?

                 – Вольная импровизация на произвольную тему. Зигзаги – трещины в самом пространстве. По этим   каналам-трещинам на Землю проникает всякая невидаль. НЛО, между прочим, тоже перемещаются по ломанным траекториям.

                 – Интересно… Расскажи ещё что-нибудь. Сколько у тебя таких теорий в голове?

                –  Ой, много, – Фролов взял со стола какие-то щипцы, пощёлкал ими, положил обратно. – Частенько подумываю об успешных людях. От искусства, от науки. О талантливых, одарённых или наделённых необычными силами. Некоторые из них находят своё место в этой жизни. Становятся знаменитыми.  Но есть и такие, которым удаётся   лишь  обозначить себя. А потом они бесследно исчезают. И всё вроде бы направленно на то, чтобы прикрыть их исчезновение. Сделать незаметным. Замазать. Эпитафия: умер в нищете в какой-нибудь глухой деревне. А кто их видел в этой глухой деревне и где места захоронений? Я просмотрел множество рисунков  и фотографий. «До того» –  как правило, фотографии. Отчётливые и контрастные. Молодого человека во фраке. «После того» –  привет из глухой деревни.  Рисунки. Или же фотографии, но какие-то потёртые. Смотришь на то и на другое – совершенно разные лица. За какие-то пару недель осунулся, постарел. Мешки под глазами. С мотыгой под мышкой, с собачонкой на руках и выглядит, чуть ли не довеском к своей любимой зверюшке. Классический портрет:  бородатый мужик и его любимец. Герасим и Муму.

                  – И что, на это никто и никогда не обращал внимания?

                  – Может, и обращали, но как-то так, мельком. – Фролов с беспечным видом махнул рукой на дверь. –  Цивилизация, по большей части смотрит за горизонт,  в телескопы, и  не замечает самых элементарных вещей, что лежат под самым носом

                –  Куда же исчезают все эти люди? Если они не умирала, в деревню не попадали…

                  – Их время ещё не пришло. Их просто убирают в долгий ящик, откладывают про запас. В резерв.              

                  – Даже для вольной импровизации слишком много  измышлений. У тебя все эти неизвестные герои какие-то унифицированные.

                  – В данном случае нет смысла искать разницу между ними. Поэтому я собирал лишь  общие черты.  Даже пёсик какой-то общий для всех. Но он был. Это факт. Я начинаю подозревать, что этот пёсик – не совсем собачонка.  Это просто какой-то персональный Анубис, который появляется в канун исчезновения.

                   – Не понял, пожалуйста, поясни. – Коренев закрылся ладонью от блика, засверкавшего на плоскости антенны. –  У каждого свой собственный собакоголовый бог смерти, который отправляет на тот свет?

                    – В мир иной. Это не совсем одно и то же. Посредник, проводник. Защитник. И не у каждого, а у некоторых.  

                    – Я вижу, ты не просто носишь эти теории в голове. Провёл даже собственное нешуточное расследование. Может быть, заодно растолкуешь,  куда отправляются эти… запасные личности?

                   –  Вот с этим сложнее. Про них ведь не скажешь, что куда-то исчезли. Есть приветы из «глухих деревень».  Возможно, перебрасывают из одной страны в другую. Погружают в анабиоз и складируют в недоступных пещерах, где не ступала нога человека. 

                   – М-да… Заинтриговал ты меня. Кроме шуток. Дело не столько в конкретной тематике, сколько в притоке свободомыслия. Наверное, таким же образом художников учат видеть мир по-другому.  Возьмёшь иной раз соломинку, в зубах поковыряться. А теперь черт его знает, что в ней содержится. Туннель, ведущий в иное качество времени… Ладно, Серж, спасибо за очень важный урок.  Пойду я, может, высокая гостья свою работу закончила.  – Александр оттолкнулся  от кафельной  стены.

                   – Всегда, пожалуйста. Заходи, когда скучно станет, – отозвался Фролов.

                 В кабинете после уборки заметно посветлело. Не смотря на открытье настежь окно, в воздухе висел запах дорогой парфюмерии.  Коренев аккуратно свернул схемы и сложил их в верхний ящик стола…

               Удивительно, но Болидор к научно-исследовательской среде притёрся основательно. Безо всяких выкрутасов позволял надевать себе на голову всевозможные колпаки с проводами и проводить тесты с мигающими лампочками. Александр водил его по лабораториям и сидел рядом, дожидаясь окончания исследования. По бесстрастным лицам лаборантов невозможно было угадать, что они видят в распечатках и на лентах с диаграммами. Жизнь просто шла  своим чередом.

               Тихо и незаметно подступился октябрь с бесконечными дождями. Мирное течение институтских будней было разбавлено четвёртого числа небольшим авралом, когда подъехали машины с какими-то склянками. Всех, кто подвернулся под руку, выгнали на разгрузку, которая продолжалась до конца рабочего дня.

              Небольшая заминка с отсыревшими шнурками для Коренева закончилась тем, что служебный автобус уехал в город без него. Более того, выяснилось, что уборщица увезла с собой ключи от   кабинета.

          «Сложная штука – жизнь. А кто бы сомневался?» – Александр стоял на лестничной площадке третьего этажа и смотрел вниз, на перила, прислушиваясь. В здании стояла непроницаемая тишина. Где-то в само низу, над дверью запасного выхода тускло горела одинокая лампочка. – «Хоть бы одна зараза выставила стул в коридор, а потом забыла занести. Спать, сидя на полу и прислонившись к стенке, не очень приятно»

         В другом конце коридора сверкнул свет фонарика, послышались быстрые шаги.

          – А здесь у нас кто? Никак мериканский шпиён пожаловали? – звонкий жизнерадостный и насмешливый оклик прозвучал странным диссонансом с мрачноватой тишиной ночного здания.

        Через  пару минут в  освещенный участок вступил человек в военной форме. Рыжий, с весёлыми синими глазами.

           – Старший лейтенант охраны, Анатолий Овсиенко! – лихо козырнул он. – С кем имею честь? Отстали от аэробуса, мистер Бонд?

           – Верно, отстал, – Александр отодвинулся от перил. Его качнуло в сторону лестницы, но Овсиенко придержал его за рукав. – Александр Коренев, инженер. Хочу сдаться как  можно скорей. Очень устал.

            – В таком случае, прошу, – офицер охраны щедро взмахнул рукой. – Пленных мы привечаем согласно Женевской конвенции. Или даже получше.

           Они спустились на первый этаж и вошли в караульное помещение.

            –  Мон шер ами, Василь! –  воскликнул Овсиенко, обращаясь к худенькому лейтенанту, колдующему над заварным чайничком. –  У нас заплутавший  гость, он же Бонд ноль, ноль семь, он же Лександр, инженер.

            – Сегодня во дворе крутилась машина с физраствором, – лейтенант с видом знатока помахал над чайником ладонью, дегустируя вьющийся пар. – Так это он, стало быть, с разгрузки? Не первый раз такое происходит.  Нечасто, но бывает.  

            –  Ну-с, значится так, – Овсиенко усадил гостя за стол. –  Пельмешки ручной лепки, паштет из свиной печени, маслице деревенское, настоящее, варенье земляничное из диких ягод. Чай цейлонский. Bon appétit, друг мой!

             –  Спасибо, ребята, – поблагодарил  Александр, принимая тарелку с пельменями от лейтенанта. –  Я уж думал, спать придётся стоя у стенки. А здесь у вас уютно.

             –  Естественно, –  с гордостью провозгласил Овсиенко.  – Мы  в сей обители –   хранители мира и добра. Будьте покойны, опочивальню для вас  тоже сыщем.

           По окончании трапезы Анатолий проводил его в соседнюю комнату с толстыми трубами, снабжёнными массивными вентилями и указал на небольшую лежанку.

             –  Это топчан, предназначение коего глубокий сон, под сладостный аккомпанемент источников, подобных родникам достославного Эдема. 

            Овсиенко прислушался к шуршанию воды по трубам и усмехнулся.

             –  А как же вы?  –  поинтересовался Коренев, подкладывая под голову телогрейку.

             –  Ты спи, Саш, за нас не беспокойся. Дежурная коечка найдётся и для нас…

             Александр сквозь тяжелеющие веки смотрел на полоску света, пробивающуюся снаружи. Поднял глаза к   окну, к звёздам. Свет замер, звуки сошли на нет…

                                                             *     *     *

              Сатурн лежал в перигее. Он величаво накренился, подставляя свои широкие кольца для обзора. Где-то там, на дорожках записи, в песчинке, сверкнула капля света, обнажая эпизоды минувшего бытия:

             Ночная тайга, костёр.

             Старший лейтенант Анатолий Овсиенко в белогвардейской полевой одежде сидел на вязанке хвороста и, отмахиваясь веткой от комаров,  писал в дневнике:

             «30 июня 1908 года. Идём вблизи  Подкаменной Тунгуски. 2 часа 15 минут местного времени»   Подпись: поручик восточносибирской экспедиции, Сергей Андреевич Седов.

              Пролистав веером дневник, он вернулся к началу и задержался на первых страницах.    

"...Зачем-то Иркутскому градоначальнику понадобился этот квадрат. Неуемная жажда рекогносцировки? Как же-с. Золотишком запахло, потому их превосходительства и забеспокоились. Экспедиция обошлась кому-то в кругленькую сумму. А кому же еще, как не фабрикантам, отиравшимся подле него?

           Явились они месяц назад в расположение полка, сопровождаемые приезжим господином  из географического общества. А чуть позже и его превосходительство генерал-губернатор пожаловали собственной персоной. И все, как один, кивали на географа: их, мол, затея.

            Видел бы кто упомянутого представителя науки, не усомнился бы, что затеваемое предприятие для него дороже жизни. Побитый молью, кондритирующий старикан. Ему и документы доверить –  тяжкий грех. Смахнёт их куда-нибудь и можно считать, что по причине склероза экспедиция не состоялась.

             Вестовой от полковника Мухина разыскал меня в биллиардной. Явился он по мою душу как нельзя кстати –  шар в лузу в тот вечер у меня совершенно не шёл и я вчистую проигрывал очередную партию корнету Дубову.

             Полковник не жаловал меня. На то были свои причины.

«Подберите» –  велел он. –  « Два десяток солдат, на ваше усмотрение, и ступайте в распоряжение начальника экспедиции»

             Руководителем экспедиции был назначен ротмистр Кизлярский.

             Кизлярский Константин Федорович,42 года от роду. Не признающий авторитетов, лихой вояка, коих так не любят штабные офицеры. При Порт-Артуре получил осколочное ранение в ногу. Прихрамывает, но службу оставлять не желает. Единственный человек, который всегда при нем –  рядовой Семенов. Ротмистр повсюду, таскает его за собой и не отпускает от себя ни на шаг. Вроде 6ы Сёмёнов спас ему жизнь, оглушив прикладом подкравшегося сзади японца… С нами в поход отправились трое штатских. Держатся особняком и хнычут при каждом пустяковом восхождении.  Изъясняются промеж собой на ломаном научном языке. Географы, а, как я подозреваю, в большей степени рудоискатели»