«Концерн Олимп 2917» (часть 1 "Начало")

 Параграф 87 Обязательного приложения к Уставу ЗАО «Концерн Олимп 2917»: Если бог (богиня) осуществляет свою профессиональную деятельность за пределами территории Греческой республики без санкции Главного бога Зевса, и при этом наносит ущерб суверенному государству, то он (она) неизбежно подлежит суровому наказанию согласно ст. 57 прим 2 п. 23/3 Олимпийского соглашения.

…Кабан как будто что-то почувствовал. Он перестал ковыряться в горбатых корнях старого дуба, торчащих из пожухлой травы, и выпрямился. Вепрь начал активно водить своим волосатым сморщенным носом, собирая и анализируя все многообразие запахов шантарской тайги. «Неужели он меня вычислил с такого расстояния, несмотря на то, что я залег с подветренной стороны?» - подумал Илья. Но кабан настороженно вибрировал своим розово-серым пятаком в другую сторону. «Кого же он там вынюхивает? Зверя или человека?»
Гигантские кедры по-будничному, без напряга шелестели тяжелыми шишкастыми ветвями. Сорока-бард трещала какой-то свой лесной шлягер, а может быть, просто сплетничала. Работяга дятел ожесточенно токарничал в старой осине. Шмыгая простуженным носом, серый заяц лениво пропрыгался по краю поляны. Шустрая сойка, провентилировав реактивной гимнастикой свои крылья, подорвалась со старого пня и резко рванула в сторону кудрявой березы. Бродяга бурундук снизу вверх устроил лихую пробежку по слезящейся холмистой дорожке бурой коры полузасохшей ели. Муромский как будто погрузился в мир Тургенева, Пришвина и Бианки. Давненько он уже не выбирался на охоту. А ведь Илья так любил побродить с ружьишком в таежной глубинке подальше от городской суеты и повседневных проблем.
В пятницу ему приснился странный сон. Вроде бы он, охотясь на кабана, наткнулся в лесу на каменную бабу. Муромский решил подойти к ней, однако никак не мог приблизиться. Он все шел и шел, но баба так и осталась недосягаемой. Утром Илья решил, что это определенно зов тайги и нужно бросить к чертовой матери все свои дела и обязательно выбраться на природу. Сейчас он лежал под молодым кедром и с наслаждением вдыхал пьянящий запах хвойно-травянистого коктейля.
Вдруг острая боль пронзила шею Муромского. Яркий свет буквально взорвал глаза, а потом наступила темнота…
***
Ларисса - древнегреческий город в Фессалии, который потерял за свою многовековую прописку одну букву «с» в своем названии. Зато теперь в своем новом звучании он не только расцвел, став административным центром новой Греции, но и великодушно позволил тысячам родителей по всему свету называть своим звонким именем новорожденных дочурок. Лариски «зашустрили» по планете.
Словно молодые побеги на старом пне современные монстры урбанизации вдыхали в древний город свежие потоки прогресса и новейшей технокультуры. Об этом с фасадов зеркальных высоток кричали своими неоновыми логотипами многочисленные фирмы и фирмочки.
Недалеко от парка Эсфитико Алсос, что возле реки Пиниос, прикрываясь ширмой из оливковых деревьев, нарисовалась экстравагантная мини-копия местного акрополя в его современной авангардистской интерпретации. Скромная бронзовая вывеска оповещала прохожих, что владельцем этого архитектурного творения является некий «Концерн Олимп 2917». Если экстерьер здания активно намекал на свое родство с античностью, то его внутренняя начинка была наоборот ультрасовременной, как японский навороченный офис какой-нибудь крутейшей компании, типа Panasonic.
В приемной на втором этаже сидел высокий атлетически сложенный молодой человек в джинсовом костюме Levi`s и сандалиях ЧП Аякс-Текстиль. Солнцезащитные очки от Swarovski и идеальный греческий профиль только подчеркивали кричащий образ Джеймса Бонда счастливого обладателя Днепропетровской стильной обувки. Мужчина уже минут сорок таращился на один из вариантов «Подсолнухов» Ван Гога, чью подлинность подтверждал висящий тут же сертификат аукциона «Сотбис».
Позолоченная табличка над современной модной дверью из дуба кабинета начальника оповещала: «Фемида. Богиня правосудия». Две античные статуи вооруженных воинов работы Фидия и Праксителя, стоящие по краям двери надежно охраняли проход в святилище приемной.
Совсем молоденькая секретарша (в жизни не подумаешь, что ей уже более трех тысяч лет!) на ноутбуке вяло раскладывала пасьянс «Паук». На ее бейджике красовалась надпись: «Секретарь-референт. Наяда Никея». Молодой человек по привычке предпринял несколько попыток заигрывания с хорошенькой секретаршей (в своей неотразимости он был абсолютно уверен), но наткнулся на ледяную стену равнодушия и безразличия. Если бы он только знал, сколько тысяч разбитых сердец валяются на дне мусорной корзины памяти черноглазой красавицы.
Наконец селектор отозвался бархатным контральто: «Пусть войдет». Наяда неторопливо и с достоинством поднялась из-за своего стола (Боже, любая топ-модель умерла бы от зависти, глядя на ее фигуру, волосы и кожу!), подошла к двери своего шефа и распахнула ее:
- Господин Алкид, вас ждут.
Мужчина быстро поднялся и, демонстрируя военную выправку, вошел в кабинет. За большим столом из оникса восседала красивая женщина лет тридцати (на самом деле, по-хорошему, к ее возрасту нужно было бы прибавить еще пару нулей). Возле стола по-собачьи лежал небольшой крылатый грифон - наполовину лев, наполовину орел. Жестом руки хозяйка кабинета предложила посетителю присесть на стул с высокой спинкой, стоящий перед ее столом:
- Алкид, я пригласила тебя, потому, что есть работа для твоих генов великого Геракла. Твой предок в свое время прекрасно потрудился во славу Греции. Теперь твой черед.
***
Тинга откинула оленью шкуру, прикрывавшую вход в чум, и вошла. Она поспешила к очагу, где на треноге был подвешен небольшой котел. Вытащив из своей сумки какие-то травы и корешки, она бросила их в кипящую воду. После этого девушка подошла к матрасу набитому птичьим пухом и мхом, на котором лежал Илья. Сняв со лба Муромского марлевый компресс, она тыльной стороной ладони измерила у него температуру. Жар у молодого мужчины спал. Тинга опустилась на колени перед матрасом и поднесла свои руки к забинтованной шее раненого. Она стала совершать ладонями какие-то вращательные движения над повязкой и затянула протяжную гортанную песню племени тагулов.
Илья тихо застонал.
Девушка направилась к столу и взяла эмалированную кружку с каким-то отваром. Приподнимая за затылок голову Муромского, она стала осторожно вливать жидкость в его плохо разжимающиеся губы.
В костерке тихо потрескивали поленья. Дым тонкой струйкой вился в отверстие на вершине конуса, выложенного из длинных жердей и обтянутого оленьими шкурами. От развешенных вокруг пучков трав исходил пряный запах. Возле матраца на стопке собольих шкурок лежал небольшой шаманский бубен и резная кедровая колотушка.
– Где я? – вдруг тихо прошептал Илья, с трудом открывая слипающиеся веки.
– Ты в тайге, недалеко от Барсучьего ручья, - ответила Тинга. – Тебя хотели убить, но видно твоя книга жизни еще не дописана. Духи смерти покинули тебя и вернулись в свою пещеру. У тебя крепкий организм, просто богатырский. Скоро ты поправишься, хотя любой другой на твоем месте не выжил бы. Твоя рана была смертельной.
– Меня хотели убить? Но кто? Почему? – изумился Муромский.
– Это - ядовитое стило Стимфалийской птицы. Я вытащила его из твоей раны, - девушка показала мужчине перо с медным стержнем, заостренным, как игла. Илья хотел протянуть руку, чтобы взять и рассмотреть орудие покушения, но понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Муромский вдруг почувствовал себя абсолютно беспомощным и беззащитным. Кровь прильнула к его щекам и выстрелила по вискам.
– Какая, к черту, птица? Причем здесь какие-то перья? Как я здесь оказался? И ты, вообще, кто? Можешь ты мне объяснить, что тут происходит? – с волнением протараторил Илья, до которого, наконец вдруг, дошло, что он лежит парализованный в каком-то «вигваме», а некий неизвестный недавно пытался его грохнуть.
- Успокойся, тебе нельзя сейчас нервничать, - терпеливо ответила девушка. – Меня зовут Тинга. Мой отец – охотник, а сейчас он промышляет соболя, и вернется только через несколько дней. Я нашла тебя на поляне примерно в километре отсюда. Ты, похоже, тоже охотился. Рядом с тобой лежал карабин, а совсем недалеко я обнаружила кабаньи следы. Ты казался мертвым, а у тебя в шее я увидела странное перо. Но я кое-что могу. Мой дед – шаман Айтам. Но не подумай, что он дремучий таежный туземец. Айтам окончил в Шантарске университет по курсу философии, но жить в городе в этот ваш постперестроечный период не смог и вернулся обратно в тайгу. Он мне много рассказывал о древней Греции, ее легендах и мифах. Поверь, это совсем не сказки. Здесь в таежной глуши случалось и не такое. Но Стимфалийские птицы из Эллады никогда к нам раньше не залетали. Сами бы они не прилетели. Их кто-то целенаправленно направил, а главное, с определенной целью – убить тебя.
***
Фемида взмахнула кистью правой руки и сквозь крышку стола, как сквозь масло, вылез наружу хрустальный шар размером с баскетбольный мяч. Грифон повернул свою орлиную голову, подпрыгнул и взлетел. Облетев по кругу комнату, он приземлился задними львиными лапами на край стола и сложил крылья.
- Смотри, - обратилась богиня к Алкиду, указывая на хрустальную сферу.
Внутри шара показалась поляна в окружении вековых кедров.
– Что это? – спросил прапраправнук Геракла.
– Это сибирская тайга под Шантарском. Смотри внимательно.
Под раскидистым деревом лежал молодой человек с карабином и пристально следил за диким кабаном, который ковырял из земли желуди.
– Кто это?
- Это Илья Муромский, потомок и хранитель генофонда русского былинного богатыря Ильи Муромца.
Вдруг над верхушками деревьев стали сгущаться тучи. Какой-то невидимый скульптор, словно из пластилина начал лепить из облаков голову греческого воина в боевом шлеме.
– Это Арес, бог войны и нелюбимый сын Зевса. Твой пращур Геракл ранил его в битве за Пилос, а богиня Афина победила его в Троянской войне. Сейчас ему опять неймется. Смотри внимательно.
Облачный воин открыл рот. Из него, как из пчелиного улья, стали вылетать птицы.
Это были Стимфалийские птицы.
– Арес хотел убить Илью, но мы не допустили этого. Асклепий, бог врачевания, нашел в тайге девушку Тингу из племени тагулов, внучку шамана Айтама, и вовремя направил ее к раненому Илье. Арес что-то замышляет и наверняка снова попытается убить Муромского. Он явно идет на нарушение Параграфа 87. Ты должен помешать ему любым способом. Я подчеркиваю – любым! Это - твоя миссия!
***
Девушка из ложечки кормила Илью супом, когда в чум вошел старик.
– Дедушка? – удивилась Тинга.
Шаман Айтам подошел к Муромскому и положил ему на лоб свою руку:
- Ну, и сколько ты собираешься здесь валяться? До тридцати трех лет, что ли, как твой далекий предок?
Старик указал рукой на пустое ведро:
- Принеси воды из ручья, лентяй. Я устал с дороги, как собака, и хочу пить.
– Да я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, - возразил возмущенный Илья.
– Можешь! Сейчас уже можешь. Вставай, да выйди в тайгу – разомнись.
Муромский вдруг сел на матрас, а потом встал. Он с недоумением посмотрел на свои руки, покрутил кистями и сказал:
- Да вы просто волшебник, дедушка!
– Я шаман, - строго ответил старик. – Я разговаривал с духами леса, и они мне сказали, что моя внучка выхаживает потомка русского богатыря Ильи Муромца. К тебе должна перейти его сила. Иди за водой.
Муромский вернулся с полным ведром воды и, подойдя к столу, наполнил кружку:
- Пейте дедушка, вода холодная – прямо из ручья.
Старик замотал головой:
- Нет, сынок, выпей ты.
– Но я вовсе не хочу пить, меня уже вдосталь напоила ваша внучка разными настоями и отварами.
– Пей, тебе говорят!
Илья покорно взял кружку. Но старик опять замотал головой:
- Поставь на место кружку, пей из ведра.
Обескураженный Муромский взял ведро и сделал несколько глотков.
– Слушай ты, малохольный, а ну пей до дна! – взорвался шаман.
– Что, все ведро? – изумился Илья. – Да я вам, что здесь верблюд двугорбый?
– Какой ты, на фиг, верблюд? Суслик ты недорезанный, вот ты кто! А ну, пей до дна, тебе говорят! - разошелся дед.
Муромский глубоко вздохнул и выпил ведро воды. Осоловевшими глазами он посмотрел на шамана:
- Ну, и что дальше?
– Выходим, богатырь, - сказал старик и первым покинул чум. Подойдя к поваленной бурей сосне, шаман обратился к Илье:
- А ну-ка перебрось это деревцо через чум.
Муромский покосился на огромную сосну, а затем перевел взгляд на деда Тинги:
- Деревцо говорите, дедушка? Ну-ну. Через чум перебросить? Да вы что совсем уже сдурели? Я вам, что слон индийский?!
Но старик казалось даже и не обратил внимание на грубость Ильи:
- Поднимай-ка бревнышко, сынок, силу твою богатырскую проверить надо, пришла она к тебе, или еще нет.
Обалдевший Муромский подошел к дереву. «Старик точно сошел с ума, - подумал он. - Тут без КамАЗа, ну никак не обойтись. Но дед – шаман. Меня-то он смог как-то поставить на ноги. А вдруг он что-то там себе еще наколдовал и сделал из меня какого-нибудь терминатора». Илья обхватил ствол руками и… вдруг приподнял его! Но в этот момент дало о себе знать выпитое ведро воды. Бросив дерево, Муромский резво рванул за ближайший кедр. Когда он, наконец, вернулся, то увидел, что шаман опять качает головой:
- Маловато видно одного ведра. Сгоняй-ка ты за вторым.
Илья вытаращил глаза:
- Что, еще одно ведро воды?!
– А ты что пива захотел? Дуй, давай, тебе говорят!
Муромский принес новое ведро воды и уставился на старика идиотскими глазами:
- Что, пить все ведро?
- Пей все ведро. А потом пойдешь опять швырять сосну через чум.
Когда Илья пил воду, лучше бы старик не догадывался, что о нем сейчас думает и что ему про себя желает будущий богатырь.
Муромский шел к сосне, как штангист-аутсайдер к помосту на свою последнюю попытку. Он шел, как раненый гладиатор идет на финальную битву со львом. Он шел, как разгневанный Майкл в «Крестном отце» торопился мстить за расстрел Вито Корлеоне. Он шел спасать мир!
Сосна не просто пролетела над чумом, она перемахнула через верхушки вековых кедров и скрылась в неизвестном направлении. Старик стоял и качал головой:
- Перебор, однако, получился. Нужно сбавить-то обороты, а то ты сгоряча еще натворишь бед с твоим-то характером. Гони давай-ка к ручью, еще одно ведро воды выпить нужно, чтобы остудиться.
– Щас, разогнался, - зло ответил Илья. - Я лучше за ближайший кедр сгоняю, а то второе ведро что-то уж больно сильно на живот давить начало.
***
Темучин у себя в Монголии был обычным учителем физкультуры в небольшой школе поселка Баянхангай, расположенного в 80 километрах от Улан-Батора. Раньше он занимался национальной борьбой «Бух барильда», и даже подавал большие надежды. Но систематическое нарушение режима тренировок и неспортивное поведение среди товарищей вынудили его под давлением руководства федерации оставить большой спорт. Сам же Темучин считал, что все люди вокруг него по своей натуре слабы, глупы и завистливы. И то положение, в котором он сейчас оказался, это, не что иное, как результат происков и козней трусливых неудачников.
Но однажды в Улан-Баторе в кафе «Modern Nomads» он познакомился с очень интересной иностранкой. Она представилась, как путешествующая писательница Алекто. Девушка была умна, эрудированна и очень хороша собой. Но красота у нее была какой-то особенной, как говорят люди, «змеиной», однако именно это и привлекло учителя физкультуры. Как-то вечером Алекто позвонила своему новому знакомому и предложила прокатиться с ней на ее «черном бумере» ночью по степи. Темучин не раздумывая согласился.
Красавица подкатила на своем роскошном вороном кабриолете. Она была в легком брючном костюме из шифона. На шею у нее был накинут длинный черный шелковый шарф. Когда они мчались по степи, этот воздушный кусок материи развевался за девушкой, как крылья гигантской демонической птицы.
Огни города остались далеко позади. Кругом, куда ни кинь взор, царила бескрайняя Курайская степь. Небесное покрывало было расшито звездным бисером. Среди этой алмазной россыпи, словно янтарная брошь сияла огромная полная луна. Ветер бесцеремонно, в наглую трепал волосы праздных гуляк и, словно скучающий Диего Марадона, лениво гонял по земле среди разбросанных клочков паутины верблюжьей колючки плетеные шары перекати-поля.
Вдруг где-то далеко на горизонте показался смерч. Он стремительно приближался. Алекто, выдавив из своего железного коня максимальную мощность, направила автомобиль навстречу разбушевавшейся стихии. Темучин с восхищением смотрел на девушку, как на сумасшедшую богиню ночи.
Они остановились одновременно. Смерч и Алекто.
Юноша с каким-то животным трепетом бросал восторженные взоры то на бесстрашную девушку, то на застывшую песчаную воронку.
Внезапно окаменевший смерч с грохотом рассыпался.
Из поднявшегося пылевого облака к «черному бумеру» вышел краснокожий гигант с бычьей головой.
На нем была накидка из лохматых шкур яков, а его могучую шею украшало жуткое ожерелье из человеческих черепов.
Алекто вышла из машины:
- Приветствую тебя великий Эрлик Номун-хан! Я привезла «его».
Онемевший от страха Темучин во все глаза смотрел на монстра. Бычьеголовый повернулся к нему и, сверкнув красными глазами, громко произнес:
- Подойди ко мне «избранный»!
Но учителя физкультуры от ужаса словно парализовало. Тогда к нему обратилась Алекто:
- Ну что же ты застыл, батыр? Тебя зовет сам бурхан преисподней. Подойди к нему.
Монгол медленно вылез из машины. Гигант с бычьей головой поднял правую руку, и та вдруг начала стремительно расти вверх. Достигнув небосклона, гигантская мохнатая когтистая ладонь зачерпнула горсть звезд и словно горох высыпала их вниз. Не долетев до земли, огненные светила застыли в форме фантастической сияющей пирамиды.
– Смотри: это твое генеалогическое древо, Темучин, - сказал громоподобный Эрлик Номун-хан. Он указал пальцем на самую верхнюю звезду:
- Это хан Бортэ-Чино, сын тибетского царя.
Звезда ярко вспыхнула и запульсировала. Потом, оторвавшись от мерцающего генеалогического тетраэдра, дух хана, словно ракета начал стремительно набирать высоту, пока не занял свое место в созвездии Дракона в Южном полушарии. Далее бурхан начал перечислять многочисленных предков Темучина:
- Бата-Цагаан, Тамачи, Хоричир, Ууджим Буурал. - Звезды мигали и устремлялись ввысь. Владыка преисподней назвал множество имен, пока не добрался до самой яркой звезды. Здесь Эрлик Номун-хан сделал небольшую паузу и с пафосом произнес:
- Чингисхан!
«Неужели я из рода самого Чингисхана?» - пронеслось в голове Темучина. Но бурхан продолжал перечислять все новые и новые имена. Это были известные правители и великие завоеватели. Добравшись до самого нижнего ряда, Эрлик Номун-хан небрежно махнул кистью руки, отправляя на небосклон оставшиеся звезды, все кроме одной. Он указал пальцем на эту звезду, не уступающую по своей яркости звезде Чингисхана:
- А это - ты.
– Ну и что мне все это дает? – спросил осмелевший Темучин. – Зарплату мне за это уж точно никто не прибавит.
Чудовище наклонило голову и уставилось в глаза учителя физкультуры.
- Все сокровища мира будут брошены к твоим ногам, - продолжил бурхан. – Ты – «избранный». Ты должен возглавить новую орду.
– Какую орду? Кто со мной пойдет? Эти слюнтяи, что ли, с которыми мне приходится ежедневно общаться? Разве это воины? Это - трусливые байбаки с заплывшими жиром мозгами.
- У тебя будет отборное войско моих чуткуров из преисподней. Каждый из них совершил по десять черных грехов.
Эрлик Номун-хан хлопнул в ладони, и из земли стали вылезать скелеты, облаченные в средневековые доспехи и вооруженные кривыми саблями, копьями, луками и щитами. Их были тысячи. Все они сидели на крылатых лошадях, точнее на их скелетах.
– Не смеши меня, - сказал Темучин, - что они могут против современных танков, самолетов и ракет? Сейчас двадцать первый век, а не тринадцатый.
  - Не торопись делать выводы, - терпеливо ответил бурхан, - во-первых, их бесчисленное множество. Во-вторых, все они воины и многие из них отлично знакомы с этими твоими танками, самолетами и ракетами. В-третьих, их кони летают. И, в-четвертых, все они, когда нужно, станут невидимы. В твоих жилах течет кровь самого Чингисхана. Докажи это и весь мир станет пред тобой на колени. На тебя возложена величайшая в истории миссия.                 (Продолжение следует)