Времена (часть восьмая, продолжение)

(продолжение) 

 ВЛАДИМИР   АРБЕНИН

    Всё, переговоры завершены, контракт подписан. Французы, предложившие ему возглавить создаваемую ими клинику хирургической косметологии, удалились. Впереди дела, много дел: нужно провести ремонт старинного особняка, переданного городом за круглую сумму французам, приспособив его под клинику, закупить и установить современное оборудование, подготовить персонал и, главное, хирургов, обязательно виртуозов, чьими руками и ловкими пальцами клиника станет зарабатывать деньги.

    В кабинете задержалась только переводчица Муза, приглашённая им из агентства по оказанию бытовых услуг. Странное приравнивание работы переводчиков иностранных языков с мойщиками окон, нянями и домработницами не удивило Владимира Николаевича: в наше диковинное время возможно всё. 

    Муза, несмотря на свой возраст – ей только-только исполнилось двадцать четыре года, свободно владела французским, английским и немецким языками, могла говорить по-польски и чешски. 

    Она была очаровательная девушка: светловолосая, голубоглазая, белокожая, словно фаянсовая статуэтка.   
 
    Владимир Николаевич предложил ей перейти на постоянную работу к нему в клинику. Муза согласилась. Согласилась она подучить его и французскому языку.

   Вторым был принят заместителем по хозяйственной работе и строительству Антонин Петрович Хрилёв. 

    Антонин Петрович был одним из семи претендентов, явившихся к Владимиру Николаевичу по объявлению с предложением своих услуг. Всем им было обещано рассмотреть их кандидатуры и сообщить в случае положительного решения. Хрилёв был седьмым. Он не скрывал, что в середине восьмидесятых находился под следствием за экономические преступления.

   – Я зарабатывал на нерасторопности нашего планового хозяйства и на нерадивости, так называемых, капитанов нашей промышленности, – сказал он Владимиру Николаевичу. – К примеру, на одном машиностроительном заводе накопились горы металлолома. Заводу грозили штрафные санкции. Я предложил директору очистить территорию от металлического мусора за энную сумму. Директор согласился. Я нанял два грузовика, пяток грузчиков и за три дня всё вывез. Мы загрузили пять платформ и отправили на металлургический завод. С тамошним директором я тоже заранее договорился. Две курочки снесли мне два яичка. Аналогичную операцию я провёл на том же металлургическом заводе – вывез горы шлака и продал нескольким колхозам для обустройства дорог.

    В знак доказательства Антонин Петрович вынул из кармана аккуратно сложенную газету от февраля 1985 года. В ней был напечатан судебный очерк о махинациях, проводимых в течение ряда лет неким А. П. Хрилёвым, числящимся декоратором в одном из московских театров. 
    При обыске у него был обнаружен чемодан, набитый пачками денег. Выяснилось, что из них он потратил сущие гроши. На суде его спросили: 
   – Ради чего же вы проводили все эти махинации, если не ради денег? 
    Хрилёв ответил: 
   – Ради самого дела».
   – Дали мне семь лет, но отсидел я три – попал под амнистию, – сказал Хрилёв. – А потом и вообще мою статью отменили.

    Владимиру Николаевичу понравился бескорыстный махинатор.

   – Я принимаю вас на работу, – не раздумывая, сказал он Хрилёву.   
   – Только у меня есть одна проблема, – вздохнул тот. – Фирма у вас, как я понял, французская, а я иным языкам, кроме русского и матерного, не обучен. 
   – А вам французский язык и не понадобится, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Работать мы будем в Москве…

                          УЛЬЯНА   МИРАНОВИЧ

    Ульяна в последние годы избегала заходить в магазины, торгующие одеждой, дорогой импортной косметикой, бельём, чтобы не травить себе душу. Шопинг ей не по карману. 

    Последнее платье она купила, дай Бог памяти, три года назад, в девяностом, на последние деньги, чтобы хоть как-то блеснуть на кинофестивале, но, как она поняла тогда, ей не удалось даже искры высечь в ком-либо. 

    Все жили предчувствием назревающей катастрофы. Даже именитые актёры были заняты собой, погружены в себя, продавали себя режиссёрам, чтобы заработать на хлеб. А режиссёры делали солидные мины и никому ничего не предлагали. Им нечего было предложить актёрам. Для съёмки фильма требуются денег, а денег у государства не было.

    Как и большинство москвичей, Ульяна ходила на рынок, где торгуют китайскими пуховиками, джинсами, сапожками и прочим барахлом. По-иному о китайских изделиях не скажешь. С приближением осени ей пришлось озаботиться покупкой новых демисезонных сапог. Старые по весне развалились.

    Выйдя из дома, Ульяна направилась к метро. Вдруг возле неё, прямо въехав на тротуар, остановилась ярко-красная, сверкающая лаком, иномарка.

   – Миранович!.. Ульяна!.. – услышала Ульяна. 

    Это кричала женщина из машины. Ульяна узнала её – Кристина Арабская, гримёр со студии Горького. 

    На Арабской был крутой лиловый костюм из переливающейся ткани, стильная причёска, на лице – тонкий макияж. Благоухала Арабская тончайшими землянично-горьковатыми духами.
   – Ульяна, как я рада тебя видеть! – продолжала шумно радоваться Арабская. – Я сегодня с утра вспоминала тебя…

    Ульяна тоже улыбнулась.

   – Здравствуй, Кристина, – поздоровалась она и поинтересовалась: – Что тебя заставило вспомнить обо мне?

    Арабская прикоснулась губами к её щеке. 

   – Конечно, по делу, – ответила Арабская. – Но сначала вопрос: ты свободна?
   – В каком смысле?
   – В смысле: ты не замужем сейчас?
   – Так, серединка на половинку.
   – То есть, можно считать, что ты не замужем?
   – А ты хочешь предложить мне мужа?
   – Точно. Ты угадала, – обрадовалась Арабская. – Ты не торопишься?
   – В общем-то, я хотела заглянуть в одно место, но не горит…
   – Тогда садись в машину, говори куда ехать, я доставлю тебя до места.
   – Не стоит, Кристина, – проговорила Ульяна. Ей не хотелось говорить Арабской конечную цель своего передвижения. – Говори здесь.
   – У моего мужа отец вдовец, – сказала Арабская. – Не подумай, он не старик. Ему ещё нет и шестидесяти. Человек он состоятельный. У него автомобильный бизнес. Недавно он попросил нас с мужем найти ему в жёны порядочную женщину лет сорока пяти-пятидесяти, но приятной наружности. Я почему-то сразу подумала о тебе и даже попросила мужнину секретаршу отыскать твой домашний адрес, а тут – как раз и ты…
   – Ты хочешь меня выдать замуж за своего свёкра?
   – А ты против? Он ведь всё равно женится на какой-нибудь сучке.
   – Нужно взглянуть на него, – сказала Ульяна. – Может, он мне не покажется или я ему…
   – Покажешься, покажешься… Ты в его вкусе… – заверила Ульяну Арабская. 
   – Я не против того, чтобы познакомиться с ним, но так, чтобы это выглядело естественно…
   – Конечно, дорогая, – воскликнула Арабская. – И я даже знаю где. Послезавтра в Шведском посольстве приём. Свёкор будет на нём. У него же бизнес в «Вольво». Мы с мужем тоже приглашены. Кстати, у моего Толика банк. Он компаньон Березовского. Знаешь такого?
   – Слышала фамилию. 
   – У! Зверюга. Зазеваешься, без штанов оставит, последние трусики снимет…
   – Нет, посольство мне не подходит, – покачала головой Ульяна, вспомнив о своём гардеробе. – Где-нибудь попроще… Я малость отстала от моды…
   – Об этом ты не волнуйся, – ответила Арабская. – Мой гардероб в твоём распоряжении. У нас же с тобой практически одни габариты…
   – Разве что.    

    Да, в этом Арабская была права. И в пятьдесят Ульяна выглядела довольно молодо, не хуже тридцати трёхлетней Кристины, и сохранила стройность фигуры.

   – Поехали ко мне, подберём тебе наряд, потом в моём салоне приведём в порядок твои волосы и личико, – проговорила Арабская, подхватывая Ульяну под руку.
   – В твоём салоне, – удивилась Ульяна.
   – В моём, – гордо подтвердила Арабская. – Мне Толик помог. Работаю, можно сказать, по специальности. 

                           С Е Р Г Е Й   Г О Р Е Н К О

    Всё произошло банально. Май. Солнце. Синее небо. Парк Горького. Зелёная, только что распустившаяся листва деревьев. Бирюзовая трава с жёлтыми головками одуванчиками. Из парковых динамиков вырывается жизнерадостная музыка. Скамейка. На ней сидит девушка лет восемнадцати в белом платье. Она одна. Она ест эскимо, подставив своё очаровательное личико под ласковые лучи солнца.

    Сергей шёл мимо. Он обратил внимание на девушку, чтобы завязать разговор, пошутил:
   – Девушка, скамейка окрашена.

    На него устремились испуганные глаза прелестной незнакомки, отчего она сделалась просто неотразимой.

    Девушка вскочила и попыталась заглянуть себе за спину. Действительно, на белом штапеле проступила пара тонких зелёных полосок. Краска на скамейке уже почти высохла, остались непросохшими только толстые затеки в пазах. Платье было испорчено. 

   – Что же делать? – спросила она растеряно Сергея. – Как же я теперь доберусь до дома? 
   – Далеко живёте? – поинтересовался Сергей.
   – В Новогиреево.
   – Далеко, – сказал Сергей. – Разве что на такси.
   – Такси – дороговато, – ответила девушка.
   – Если позволите, я вас доставлю, – предложил Сергей, радуясь тому, что появился повод познакомиться с красавицей. – Только скажите, как вас зовут.
   – Лена. 
   – Сергей.

    Они вышли из парка. Девушка опиралась на его руку. Такси им удалось поймать сразу.

    Подъехав к дому, Лена поблагодарила Сергея. Но тот не хотел так скоро расставаться с нею.

   – Может, угостите чаем, Лена, – попросил он девушку.
   – Мама дома, – зардевшись, ответила Лена.
   – Здорово, – воскликнул Сергей. – Вот сразу и познакомлюсь с нею…

    Мать Лены и впрямь была дома. Когда Сергей увидел её, у него невольно вырвалось:
   – Можно подумать, что вы – старшая сестра Лены…

    Инна Павловна, так звали женщину, довольно улыбнулась и пригласила Сергея пройти в комнату и подождать, пока Лена переоденется. 

    Затем они пили чай с тортом и разговаривали. Сергей признался, что работает в милиции, в уголовном розыске, похвалился, что недавно получил старшего лейтенанта. 

    Хозяйки рассказали о себе. Живут они вдвоём. Муж Инны Павловны пять лет погиб в автокатастрофе. Лена после десятого класса пошла по стопам матери и стала продавщицей, работает в ЦУМе, где и Инна Павловна – мама в обувном отделе, а Лена – в галантерее. 

    Сергей пригласил Лену в кино. Инна Павловна присоединилась к ним. Настоящего любовного свидания не получилось.

   Вечером, после кино Сергей проводил Инну Павловну и Лену до дома и попрощался, не договорившись с Леной о новом свидании. Только Инна Павловна сказала на прощанье, протянув ему свою узенькую ладонь:
   – Заходите, Сергей. Буду рада вас видеть.

    На следующий день, улучив часок, Сергей заскочил в ЦУМ и разыскал Лену и пообещал вечером встретить её после работы. 

                            ДИТРИХ   ЦАЙССЕР
    
    Приём в посольстве Швеции. Цайссер приехал к самому началу. Гостей встречал господин Посол, высокий мужчина, типичный скандинав с замкнутым лицом и его супруга с приветливым, улыбающимся лицом. 

    Пожимая руку советнику Президента России, Посол слегка изогнул узкие губы в улыбке, поинтересовался здоровьем Президента. Цайссер тоже улыбнулся и ответил:
   – Прекрасное.

    Начиналась обычная тусовка, как всегда бывает на таких приёмах, чинная, скучная. Люди с бокалами вина сходились, перебрасывались фразами и расходились. Мужчины в смокингах, женщины в элегантных платьях. 

    Для одних гостей это важное мероприятие, где они в непринуждённой обстановке пытаются решить свои проблемы, для других – просто развлечение: людей посмотреть, себя показать, для третьих – обременительная протокольная обязанность оказать честь принимающей стороне. 

    Сегодня Цайссера следует отнести к последним. Он не получил ни от Президента, ни от главы его администрации никаких поручений. Президент третий день не просыхает на даче, а для всех непосвящённых он – в краткосрочном отпуске. 

    Точно в назначенный час господин Посол пригласил гостей за стол. Цайссер оказался за одним столом с банкиром Арабским. Ещё молодой мужчина одет по протоколу, но в лацкане смокинга вколота игла с крупным бриллиантом, на руке часы стоимостью, Цайссер знал точно, восемьсот тысяч долларов. Слева от него жена сидела в открытом платье фисташкового цвета, явно подобрано к её зеленоватым глазам, на шее ослепительное бриллиантовое колье, которое было бы уместно разве что на шее английской королевы, на пальцах два перстня с бриллиантами. Выглядит она тоже на миллион долларов. 

    Удивительные люди эти русские. Вчера этот банкир командовал райкомом комсомола, прокламировал главенство социалистических ценностей над частнособственническими, а сейчас, наверняка, приехал на «мерседесе», одевается у итальянский кутюрье, строит трёхэтажную дачу на Рублёвке и плюёт на тех, кому не повезло, на тех, кто вынужден копаться на помойках. 

    Цайссер презирал нуворишей, «новых русских», неожиданно возникших в стране, словно плесень в отсыревших углах. 

    По правую руку от Арабского занял место пожилой мужчина, Цайссер по нескольким их репликам понял, что это отец банкира. С ним была дама в скромном сиреневом платье, украшенном лишь жемчужным ожерельем, лежавшим на её атласной коже. Она сама по себе выглядела драгоценностью. А как она держала голову. В ней чувствовалась аристократическая порода. 

    Цайссер опустился на стул рядом с дамой с другой стороны от старшего Арабского. Впрочем, это было его законное место. Арабский узнал его и улыбнулся:
   – Господин Цайссер, рад вас видеть.

    Цайссер тоже согнул губы серпиком, ответил:
   – И я вас, господин Арабский.
   – Что там слышно о нефтянке? – продолжая улыбаться банкирской улыбкой голодного питона, сразу поинтересовался Арабский: – Когда будут раздавать участки? Мы с господином Березовским могли бы прикупить один-два…
   – Я советник Президента  по другим вопросам, господин Арабский, – холодновато ответил ему Цайссер и повернулся к даме. Потеплевшим голосом он спросил её: – Разрешите за вами поухаживать? Кстати, меня зовут Дитрих.
   – Ульяна, – ответила дама.
   – Что вам положить?    
   – Немного этого салата, – склонив голову к правому плечу и бросив на Цайссера заинтересованный взгляд, ответила Ульяна.
    Выполнив её просьбу, Цайссер положил и себе, но ограничился звёздочкой морковки, веточкой петрушки, кусочком помидора и ломтиком мяса.

   – Давайте выпьем вина, господа, – воскликнула жена Арабского. – Хочу вина. Поддержи меня, Ульяна. Папа, – она обратилась к старшему Арабскому: – поухаживай за дамой.

    Но Цайссер опередил, налил Ульяне «Шардонэ» и, подняв бокал, бросил: – Прсст.

    Он слегка коснулся краешка Ульяниного бокала и сделал глоток.

    Закатное солнце спустилось к крышам домов, стоящих по ту сторону улицы. В открытые двери банкетного зала шведского посольства, выходящие в сад, золотым воздухом вплывало московское бабье лето. Солнечные лучи играли хрусталём люстр. Подходил к концу ужин. Ульяна поднялась и направилась в сад. На улице посвежело.

   – Прекрасное время года, – сказал вышедший следом за нею Цайссер. 
   – Как и всё, что уходит от нас:  лето, люди, время, – ответила Ульяна. – Прошлое лучше настоящего…
   – О, да вы философ, Ульяна, – сказал Цайссер.
   – Нет, Дитрих, я простая баба, которая медленно, но верно старится…
   – Не согласен, – Цайссер взял её за руку. – Вам ещё далеко до старости. Вы красивы и милы…
   – Возможно, Дитрих, – кивнула головой Ульяна. – Как это бабье лето…
   – Простите, я знаю, что я слишком тороплив, но скоро мы разъедемся и увидимся ли вновь, если… если не договоримся о новой встрече…

    Ульяна посмотрела на него долгим взглядом. Розовый цвет окрасил её щёки.

   – Дайте мне ручку и листок бумаги, – попросила она Цайссера.

    Он вынул из кармана записную книжку с небольшой шариковой ручкой, вставленной в специальное гнездо, и протянул Ульяне. Она быстро черкнула несколько цифр.

   – Это мой домашний телефон, – пояснила она. – Захотите встретиться со мной, позвоните.

    Приём подошёл к концу. Первыми ушли Арабские и с ними Ульяна. 

    Посол был по-прежнему серьёзен, но в глазах его плескалась усталость. Жена посла улыбалась застывшей улыбкой.

   – Передайте привет господину Президенту, – сказал Посол Цайссеру.
   – Передам – ответил Цайссер, склонив голову.

                                     АРТЁМ   СЕРДЮК

    В половине восьмого вечера 19 октября 1994 года генеральный директор логистической фирмы «Альянс» Артём Гаврилович Сердюк отправился отдохнуть и расслабиться в клуб «Fabrique». 

    День прошёл в заботах и волнении. Особенно обозлило его очередное посещение посланцев Креста, местного криминального авторитета, требующего платить дань за право работать на его территории. 

    На этот раз к нему явились не бритые братки в спортивных костюмах, а вошёл без шума и мата молодой мужчина в модной куртке, в очках в золотой оправе и с кейсом в руках, вежливо представился:
   – Яков Израйлевич Рабкин, адвокат. Я пришёл к вам по просьбе Григория Егоровича Тишина.
   – Кто это? – поинтересовался Артём Гаврилович.
   – Это смотрящий территории, на которой размещаются ваши склады, известный вам как Крест.
   – Вы от этого бандита? – удивился Артём Гаврилович. 
   – А кто сейчас не бандит и не вор, если не промышляет на помойке или не загибается под забором? – вздохнул Рабкин. – Вы, Артём Гаврилович тоже из их воровской шайки. Все вы ходите под одним паханом, Ельциным.
  – Пардон, господин адвокат, прошу вас не оскорблять меня, а то… – возмутился Артём Гаврилович. – Я по закону получил своё имущество… 
   – А я и не спорю, что по закону, – согласился Рабкин, – по воровскому закону…
   – Вы это… говорите, да не заговаривайтесь, а то… – прикрикнул Артём Гаврилович на визитёра.
   – Что «а то…»? – сказал Рабкин. – Вы мне ничего не сделаете. Разве что ударите по лицу. А  господин Тишин выносит вам последнее предупреждение: или вы платите ему установленный налог, или…
   – Тысяча пятое китайское предупреждение? – усмехнулся Артём Гаврилович.
   – Я не знаю, какое по счёту, Артём Гаврилович, но на этот раз последнее, – печальным голосом произнёс Рабкин. – Мне прискорбно будет увидеть в вечерних новостях о вашей безвременной кончине. 

    Артёму Гавриловичу сделалось нехорошо, но он собрался с духом и сказал Рабкину:
   – Передайте этому мерзавцу, что Сердюк никогда не будет платить бандитам. А об угрозе я сообщу, кому следует. Если Крест осмелится убить меня, компетентные органы будут знать, кто это сделал…
   – Мне действительно жаль вас, господин Сердюк, – снова печально проговорил Рабкин. – Но наши компетентные органы давно уже куплены Крестом и его собратьями. Это одна шайка. Поверьте мне, адвокату.

    Артём Гаврилович покачал головой:
   – Нет, господин адвокат. Если Крест покусится на мою жизнь, он долго не проживёт…

    Артём Гаврилович блефовал, ссылаясь на мифическую силу, которая может отомстить за него. Но даже если бы и была бы такая сила, Кресту, заявившему своим браткам о том, что он или согнёт в дугу директора фирмы «Альянс» или сотрёт его с лица земли, хода назад не было: слово вором произнесено, слово следует выполнять, иначе его самого поставят на воровскую правилку.

   – Всего хорошего, господин Сердюк. Прощайте, – опечаленной физиономией простился адвокат Рабкин и покинул кабинет.

    Артём Гаврилович подумал: совсем оборзели бандиты, и вызвал секретаршу Нонну. 

    Белотелая, с томными глазами раненной газели, с розовыми нежными пальчиками, с улыбкой, прячущейся в её пухленьких алых губках, источающая миндальный запах духов, она была услужлива и предана ему до последней клеточки своего полноватого тела. 

    Нонна присела на стул, она закинула ногу на ногу, положила блокнот на бедро.

   – Опять она без трусиков, – подумал Артём Гаврилович о верной секретарше, готовой в любую минуту подставиться ему, но сегодня у него были другие планы. Он распорядился срочно вызвать начальника охраны.

    Бочков, начальник охраны фирмы, пообещал Артёму Гавриловичу незамедлительно подыскать тройку опытных специалистов для его личной охраны.   

    …Мощный «мерседес» мчался посредине Тверской, по полосе, предназначенной только для правительственных машин, заглатывая улицу, словно итальянское спагетти. Завидя номер автомобиля, гаишники отдавали ему честь. За окном «мерседеса» стелился сизый туман, мелькали витрины магазинов, разноцвет неоновой рекламы, жёлтые ореолы вокруг уличных фонарей. 

    Артём Гаврилович откинулся на подушки сидений, закрыл глаза и стал думать под довольное урчание пожирающего бензин мотора о тех прохиндеях, что на днях очистили домашний сейф главы строительной фирмы Ильи Штепы. 

    Тщательно замаскированный за книжными стеллажами, сдвигаемыми с места тайной кнопкой, со сложным кодом сейф, подключённый к сигнализации, воры успели обработать, пока Илья, отлучившись из кабинета, полировал пупок своей горничной Любе, на что у него ушло от силы двенадцать минут. На пять миллионов долларов нагрели оборотливые ребята Илью. Понятно, что это мог сделать человек, посвящённый в тайны хозяина сейфа. Подозрение пало на адвоката Штепы Попятника, которому тот на всякий случай передал конверт с кодом доступа в сейф. Адвокат вполне мог заглянуть в конверт, стакнуться с бандитами, и задорого продать им секрет клиента. Однако, каким образом, бандиты смогли пройти незамеченными по дому, полному охранниками и прислугой? Загадка.

    От Штепы  мысли Артёма Гавриловича перескочили к похищению дочери депутата Государственной Думы Акатова, за которую потребовали немалый выкуп. Потом выяснилось, что головастая пятнадцатилетняя девочка пряталась у своего парня, трахалась с ним, а деньги нужны были парню, чтобы открыть своё дело. 

    Вот они, современные дети. Взять, к примеру, его Лильку. Девке двадцать один год. После школы удалось впихнуть её в МГИМО на международные отношения. Нет, не понравилось ей учиться на дипломата, бросила. И где её обнаружили? В ночном клубе подвизается стриптизёршей и живёт у какого-то бармена Фреда. О возвращении домой и слышать не хочет. И Гера не лучше. Бросил Плехановское и занялся шоу-бизнесом. Продюсирует каких-то взятых им из детдома трёх нимфеток, кривляющихся в полуголом виде перед публикой и что-то орущих невнятное под фанеру. Разве такому можно оставить дело, которое он с таким трудом начал и поставил на ноги?

    Артём Гаврилович вспомнил конец восьмидесятых, когда советская власть начала расползаться по швам. Правда, тогда никто не думал, что конец её так близок. Горбачёв надеялся на экономическую реформу, которую начал. Пошли кооперативные магазинчики, кафе, ларьки, мастерские. Не успел. Всё рухнуло в одночасье. На руинах прежней власти начался передел собственности. Вот тогда он и сообразил взять под себя значительную часть складов, несколько десятков трейлеров и грузовиком и создать арендно-коллективное оптово-торговое предприятие «Мосопт». И во времена катаклизмов люди хотят жрать. 

    Дело пошло. В 92-м ему удалось на базе «Мосопта» создать закрытое акционерное общество «Альянс». К  настоящему моменту у него пятьдесят с лишним процентов акций АО. Он фактически единоличный владелец фирмы, монопольно поставляющий в Россию импортный алкоголь, за что Артём Гаврилович был негласно прозван «московским винно-водочным королём».

    …«Мерседес», промчавшись по Тверской, свернул на тихую улочку и остановился под неоновым светом вывески ночного клуба. 

    Артём Гаврилович выбросил ноги на асфальт, затем вылез весь. Взойдя по ступенькам, он без задержки миновал фейс-контроль и вошёл в интимно-освещённый зал. 

    В первом зале гремела музыка, непрерывно тряслась перед подиумом молодёжь, во втором, за звукопоглощающими перегородками и дверями сидели за столиками люди постарше и смотрели на раздевающуюся девушку блондинку, чем-то похожую на Лильку. 

    Она снимала клочки одежды и кидала их в публику. Оставив на себе только крохотный написьник, она сделала несколько па и удалилась за кулису. Музыка сменилась и на сцене появилась брюнетка… 

    Не задерживаясь и в этом зале, Артём Гаврилович прошёл дальше и попал в коридор, в который выходили двери нескольких комнат. 

   – Третья, – сказал он парню в синей ливрее с серебряными полосами.     

    Парень звякнул ключами и отпер одну из дверей. В комнате царила тишина и полумрак. Светило единственное бра над широченной кроватью, застеленной бордовым покрывалом. На окнах висели тяжёлые бордовые шторы, и стены были оклеены бордовыми обоями. 

    Усевшись в кресло, Артём Гаврилович закурил сигариллу. Комната стала наполняться ароматом горящей сигареты. Не успела сигарилла догореть до середины, как в дверь стукнули, и вошла  Королева Марго. 

    Она откинула назад голову, грудь выдвинула вперёд – под красной мини-блузкой только сиськи в чашках, всё остальное белое и пухлое – наружу, и выставила полную стройную ногу в вырезе чёрной юбки. Вырез – до пояса. 
   – Привет, старичок, – слегка в нос произнесла она. 

    Она была почти на тридцать лет моложе Артёма Гавриловича и   могла так ему сказать.  

    Артём Гаврилович поднялся из кресла и направился к девушке. Он схватил её за плечи, скинул с них лямки блузки, упали чашки с лилейно-белых слегка отдавленных книзу грудей с торчащими кверху вытянутыми бордово-коричневыми сосками, впился во влажные её и солёные губы. 
    Королева Марго прижалась к Артёму Гавриловичу, обжигая его горячим и упругим своим телом, полном жизни и пьянящей страсти. Она была искренна каждым своим вдохом, каждым своим движением. 

    Высвободившись из объятий Артёма Гавриловича, Марго на ходу скинула блузку и юбку, державшуюся на одной пуговичке, под ними больше ничего не было, и направилась к ложу, играя мышцами на крепком крестце, а там, повернувшись лицом к мужчине, позвала:
   – Иди ко мне, старичок…

    …Сладко шумело в ушах Артёма Гавриловича, когда он вышел на прохладный воздух. В теле его была необыкновенная лёгкость, подаренная ему Королевы Марго. 

    По небу плыл тонкий рог месяца, то и дело ныряя в клочки быстро летящих туч, озаряя их серебряным своим светом. Накрапывал дождь. Редкие крупные и холодные капли падали на землю, на непокрытую голову Артёма Гавриловича.

    Две озябшие проститутки с голыми посиневшими от холода ногами, дежурившие у входа в ночной клуб, в один голос окликнули его:
   – Мужчина, вам дама не требуется?.. 
   – Не требуется, – ответил им Артём Гаврилович и направился к «мерседесу».

    Он отключил сигнализацию, открыл дверцу, сел за руль и подумал:
   – Жизнь прекрасна…

    Мотор издал первую ноту и в тот же миг Артём Гаврилович почувствовал, что какая-то неведомая сила во внезапно окружившем его огненном шаре, возносит кверху… и наступила непроглядная темнота.

    Две проститутки у входа в ночной клуб, ослеплённые ярким огнём и оглушённые грохотом, возникшими на месте только что стоявшего элегантного «мерседеса», присели на корточки и завизжали. На крыльцо выскочили два охранника в чёрной униформе.

   – Ё-моё!.. – воскликнул один из них, глядя на полыхающий автомобиль…

                                  ЭРИКА   АРБЕНИНА

    Берёзовая роща, озарённая ласковым нежно-тёплым солнышком. Девушка в лёгком голубом платьице бежит по голубой траве, взявшись за руку юноши в белом, развевающемся хитоне. У юноши крепкие ноги и торс ловкого гимнаста. Между ними какая-то нервозная электрическая  связь. Мелькают розовые стволы берёзок.

   – Сейчас, сейчас, – говорит ему девушка, переполненная страстным желанием любить и быть любимой. – Но не здесь, не здесь…

   Она ищет уединённое местечко, скрытое от глаз возможных соглядатаев их любви.

    Вот оно, уединённое место – густые заросли кустов и высоких трав. Она падает на спину, погружаясь в траву, и тянет за собой юношу, но вдруг что-то происходит: он тает в колеблющемся воздухе и исчезает…

    Эрика открывает глаза. Это был только сон. Она просыпается, приходит в себя, но ощущение возбуждения, того возбуждения, которое возникло в том сне, перенеслось в явь.

    В распахнутое окно спальни глядит серебряный шар луны. Он огромный и от него светло. Июнь.

    Эрика откидывает руку на Володину половину их супружеского ложа, но оно пусто – Володя снова уехал во Францию. Эрика чувствует, как её глаза наполняются слезами, отчего луна в окне двоится и колеблется, как маятник ходиков. Конечно, это его работа. Она должна бы привыкнуть к его отлучкам, но что-то не привыкается. В голову  ей лезут неприятные мысли, точнее, мысль одна: Володя там не один, он там с женщиной. Он там развлекается, наслаждается любовью, а она здесь, одна, страдает и мучается, впадая в глубокий амок, готовая бежать на улицу и ловить первого попавшегося мужика. И не удивительно – последний раз Володя прикасался к ней полгода назад, а за  два года – раза три-четыре. Он очень устаёт на работе: операции, клиника с её административными, финансовыми и хозяйственными заботами…

    Эрика думает:
   – Заведу любовника…

    Она так думает, но заведомо знает, что так не поступит. Ей нужен Володя, а не вообще мужик. У неё была одна попытка, но она окончилась полным провалом.

    В конце прошлого года, когда Володя, как и в этот раз, был в командировке, она, мучимая таким же приступом амока, невольно проговорилась своей подруге с институтской скамьи Алле Блохиной, дважды побывавшей замужем и дважды разведённой, о своём желании завести любовника.

   – В чём проблема? – удивилась та. – Было бы желание, а мужики, охочие до бабьего тела, найдутся. Бери моего Стасика. Он всё равно мне надоел.

    Стасику тридцать лет. Он не из альфонсов. Он спортсмен, баскетболист. Высокий, как и должно быть в этом виде спорта, накачанный, всегда одет с иголочки. За ним ходят стаями девочки, готовые ему отдаться по первому его требованию, но он их игнорирует. Ему нравятся женщины в возрасте.

    Алла устроила небольшую вечеринку, пригласив на неё Стасика и Эрику. Было выпито шампанское, по три рюмки коньяка. В середине вечеринки зазвонил телефон. Звонок был, конечно, подстроенный. 

   – Ах, – с сожалением сказала Алла, – меня срочно вызывают на работу. Привезли мою беременную, из тех, платных. Супруг требует, чтобы я присутствовала при родах.

    Алла работала акушер-гинекологом в женской консультации.

    Стасик собрался уходить, но Алла сказала, чтобы они подождали её. 

   – Я съезжу на пару часиков, посмотрю пациентку, побеседую с мужиком, успокою его и вернусь.

    А в прихожей она шепнула Эрике:
   – Я как бы проговорилась Стасику, что ты без ума от него и не прочь с ним переспать. Уверена, что он попытается тебя соблазнить…

    Она не ошиблась. Едва защёлкнулся за нею замок входной двери, Стасик включил магнитофон и пригласил Эрику танцевать. Он был скор и нагл. Двух минут танца ему оказалось достаточным, чтобы расстегнуть кофточку на Эрике и положить ладонь на атлас бюстгальтера. 

    Поскольку она не противилась, то дело пошло ещё скорее и через пять минут она уже лежала голая на Аллиной постели. Длинное и тяжёлое тело Стасика придавило Эрику. У неё перехватило дыхание. Её трогали чужие руки. Всё было не так, как с Володей, а ей хотелось именно тех ласк, как ласкал её Володя, ей хотелось тех слов, которые в такие минуты говорил Володя, ей хотелось ощущать Володин запах. 

    Прикосновение чужой руки к тому местечку и испугало Эрику, и возмутило. Она столкнула с себя баскетболиста, выскочила из кровати и, глотая слёзы, принялась одеваться. Она не дождалась Аллы, убежала.

   – Что ж ты убежала? – спросила её Алла, позвонив на следующее утро, а узнав, что между Эрикой и Стасиком так ничего и не произошло, заметила – Ну, ты и дура. Хотя ты его здорово завела. Он меня так оттрахал, как никогда…

    Нет, она не способна изменить Володе. С этой мыслью она повернулась на правый бок и уснула.

(окончание восьмой части и романа следует)