ВИШЕНКА (18+ СЛР, Часть 4 / Главы 1 - 2 - 3 )

Аннотация:

Двадцатидевятилетний преподаватель ВУЗа Кирилл летом подрабатывает в детском лагере вожатым и неожиданно для себя влюбляется в "пионерку", нарушая тем самым запрет, прописанный в правилах для работников.

Мучительные терзания героя из-за внезапно вспыхнувшего чувства к тринадцатилетней девочке-подростку, заставляют его искать причину этой любви не только в себе, но и в потустороннем мире. Ведь он вполне законопослушный (вернее законотрусливый) гражданин, а не педофил-извращенец. И в его планы не входит нанести вред ребенку.

Ловелас и сердцеед, баловень матерых хищниц, он вряд ли мог бы подумать, что его жизнь круто изменит застенчивая кисло-сладкая Вишенка.

Ж/д вокзал гудел, как потревоженный пчелиный улей. До Нового года оставалось три жалких дня и все спешили доехать до места назначения вовремя.

 

Для места сбора Ксюшиного класса был выбран главный зал железнодорожной станции возле часов, причем Наталья Павловна строго-настрого определила время прибытия на вокзал за час до отправления, давая возможность самым недисциплинированным успеть на поезд вовремя.

 

Ребят привозили родители и армия 9-А каждые несколько минут пополнялась новыми бойцами. На лицах у всех сквозило возбуждение, вызванное предвкушением поездки, новыми впечатлениями, возможностью встретить Новый год в кругу сверстников, вырвавшись из-под опеки родителей и еще множества других перспектив, с ликованием рвущихся наружу.

 

Дети стояли в центре кучками и оживленно болтали. Родители жались на периферии, иногда перекидывались друг с другом редкими, ничего не значащими фразами и заметно волновались, гораздо более, чем их драгоценные чада. Наталья Павловна суетилась, отмечала списки, давала последние указания, отвечала на расспросы родителей, интересовалась, все ли взяли, ничего ли не забыли.

 

Фирменный поезд подали на первую платформу и ожидающие ринулись в веренице медленно подползающих вагонов отыскивать свои. Проводница даже не стала проверять у них билеты. Велела всем заходить побыстрее внутрь и располагаться. "Потом, мол, потом, слишком вас много, в глазах рябит. Рассядетесь по своим местам, тогда будет видно."

 

Прощание на перроне, поцелуи родителей, последние наставления, последние пожелания, прокатившаяся дрожь дернувшихся вагонов, вызвавшая такую же дрожь в душах отъезжающих и провожающих. Паровоз фыркнул, облегченно выпуская из-под колес воздух и замер, терпеливо ожидая часа отправления.

 

Только Ксюша стояла спокойно. Ей не с кем было прощаться. Кирилл, ее единственное родное существо, стоял рядом, положив руку на плечо, закрывая собой свое сокровище от промозглого северного ветра, тоже заглянувшего на вокзал откланяться. Они стояли вдвоем поодаль, молча, не мешая другим прощаться, в то время как то тут то там слышались восторженные возгласы и звуки напутственных лобзаний.

 

– Котенок, знаешь почему вагоны только что дернулись, хотя поезд еще стоит и ехать пока не собирается? – спросил Кирилл.

 

– Нет, зачем?

 

– Эх, Ксюша, физику когда будешь учить? Это как раз тот случай в обычной жизни, где наглядно работают ее законы. Смотри, двоечница, вагоны перед отправкой машинист подает назад. Между ними есть буферная зона, небольшой такой зазор. Вот машинист и сокращает его до минимума, плотно прижимая их друг к другу. А когда поезд тронется, то сдвинет сначала первый вагон, он покатиться и дернет второй вагон, пока что находящийся в состоянии покоя. В это время первый вагон уже катиться, второй только начинает катиться, а третий еще неподвижно стоит на платформе. И все за счет зазора. Конечно, все это происходит гораздо быстрее, чем я об этом рассказываю, но именно так, в такой последовательности. Таким образом, вагоны будут начинать движение за электровозом постепенно, а не все двадцать сразу. Так гораздо легче сдвинуть состав с места, дергая их по одному, ведь сила трения качения гораздо меньше трения покоя.

 

– Как интересно, Кирилл! Я не знала.

 

– То-то же, учи физику, Ксюха, – назидательно сказал Кирилл.

 

Проводница стала торопить с посадкой, а провожающих попросила покинуть вагоны. Архаровцы все разом ввалились, помахав родителям в закрытые наглухо по случаю зимы окна и перрон медленно поплыл в обратном направлении и родители поплыли и грузчик с телегой и кудлатая бездомная собака, весело махавшая хвостом. А вслед за ней, набирая скорость, пронеслось величественное центральное здание вокзала и скромно жавшиеся к нему пригородные кассы. И что-то там еще замелькало за окнами, но это уже мало интересовало находившихся в вагоне пассажиров из 9-А.

 

 

Глава 2

Подростки кинулись занимать понравившиеся места, рассовывать рюкзаки и сумки. Желающих поехать в Карпаты набралось двадцать пять человек – десять девочек и пятнадцать мальчиков. Да плюс два сопровождающих: Наталья Павловна и Кирилл Андреевич. И эта беспокойная команда оккупировала большую часть вагона.

 

Кирилл, Ксюша, Лера и Миша расположились в одном купе вместе. Миша, хоть и не учился в 9-А, но тоже решил поехать, ему понравилась идея провести с любимой девушкой бок о бок целых восемь дней, да еще встретить Новый год вместе. Это было чудесно! Он не мог пропустить такого подарка судьбы.

 

Миша с Лерой хорошо знали и Кирилла и Ксюшу, поэтому чувствовали себя раскованно и спокойно. Двум влюбленным парам было вполне комфортно вместе и они заранее сговорились занять одно купе.

 

Однако Кирилл в первое время после отправления был сильно заклопотанный, перемещался по вагону как тайфун, помогая всем расположиться, закидывая на багажные полки тяжелые чемоданы, приводя в адекватное состояние не в меру возбудившихся подростков.

 

Ксюша его почти не видела, сидя в своем купе с друзьями и только слышала летающий по вагону громогласный, глубокий, но такой дорогой, ласкающий ее ухо своей бархатистостью, голос.

 

Наталья Павловна сразу оценила организаторские способности Кирилла Андреевича и внутренне благодарила за помощь и тихо радовалась, что не промахнулась, пригласив его в поездку. Он сразу взял бразды правления в свои руки на правах сильного и опытного мужчины и руководителя, ибо такова была его естественная натура. Рядом с таким мужчиной ей непроизвольно захотелось быть и нежной, и беспомощной.

 

"Но это все лирика, размечталась. Поможет справиться с оравой подростков и на том спасибо. А он справится. Подзатыльников вмиг надает, да так, что и обидно никому не будет и пикнуть никто не посмеет."

 

Вначале Лера, Миша и Ксюша, а также присоединившийся к ним мальчик Дима, с симпатией относившийся к ней, но очень робевший в присутствии Кирилла, играли в карты на пару – мальчики против девочек – придумывая проигравшим разные наказания. Мальчишки мухлевали, перемигиваясь, подавая друг другу тайные знаки, заставляя, таким образом, девчонок часто проигрывать. И тем приходилось то кукарекать, то петь, то целовать победителей. Лера целовала Мишу с наслаждением, от души и долго, а Ксюша, смущаясь, чмокала Диму в щеку. А когда Кирилл забегал их проведать, виновато опускала глаза.

 

Миша взял с собой гитару, небольшую, походную. Он очень красиво на ней играл и пел. Причем с одинаковой виртуозностью исполнял и классику и попсу. Да так умело комбинировал все это, чередуя мелодии, что получалось очень здорово. К ним в купе набилось полным полно желающих послушать музыку, отчего в помещении стало очень душно и совершенно нечем дышать.

 

Кирилл, воспользовавшись передышкой, зашел к Наталье Павловне. Она сидела одна и по ее бледным щекам и растерянным глазам было видно, что учительница приходит в себя и старается подбодриться перед предстоящими недельными хлопотами. Вспыхнувшая жалость к молодой женщине вызвала в его душе желание поддержать ее и укрепить уверенность в своих силах. Он уселся на диванчик напротив и улыбаясь, уставился на нее, тоже переводя дух и собираясь с мыслями.

 

– Я признаться, Кирилл Андреевич, первый раз еду со своим классом так далеко. Это мой второй выпуск. С первыми вообще дальше города не выезжала, боялась, что не справлюсь. Ответственность ведь огромная за чужих детей. С этими тоже ходила в походы только в окрестностях. И вот решилась. Знаете, Кирилл Андреевич, если честно, только благодаря Вам.

 

Кирилл удивленно вскинул брови.

 

– Я почему-то верила, что Вы мне поможете, не оставите в беде.

 

– Ну-у, это не беда.

 

– Да-да, не беда, я неправильно выразилась. В любом случае, спасибо, что откликнулись.

 

– Рано благодарить. Давайте вернемся сначала домой благополучно, а там разберемся.

 

Кирилл не без интереса наблюдал, как ее глаза прямо-таки захлестывает волна обожания, зарождающегося чувства, которое, хочешь не хочешь, а придется держать в узде. Он незаметно внутренне вздохнул: "Ладно, разберемся."

 

– Ну что, пройдусь пожалуй, по вагону, посмотрю, как там ребята. Не хотите со мной? – беспокойно отозвался Кирилл, хлопнув себя руками по коленям, вставая.

 

– С удовольствием.

 

В обеденное время Кирилл наконец-то появился в купе вместе с Натальей Павловной, которую пригласил пообедать с ними, и они дружно стали накрывать на стол все то, что приготовили еще из дому. Ксюша то и дело вскидывала на Кирилла влюбленные, восторженные глаза, сидя рядом с ним на диванчике возле окна, сложив при этом ноги по-турецки, терлась щекой о его плечо, намазывала ему бутерброды, много ёрзала, всячески стараясь обратить на себя его внимание. Кирилл держался спокойно, сдержанно, понимая что в присутствии другой женщины (явно им заинтересовавшейся) вести себя как-то по иному было бы некорректно.

 

Взрослые теперь часто выходили вместе, проверяя все ли у всех в порядке, кто чем занимается и так далее. Ксюша в такие моменты начинала грустить, подпирая рукой щеку, сидела молча, тупо уставившись на бегущие мимо пейзажи.

 

За окнами мелькали то темная стена совершенно голого леса, то широкая полоса укрытого снегом поля, то деревушка, где над каждой хатой приветливо торчал в небо, как кошачий хвост, сизый дым из трубы. Люди топили печи и осознание этого веселого потрескивания дров внутри их жилищ окутывало деревушку уютом и безмолвием морозного дня.

 

Но вот скорость поезда стала стремительно падать, сменился отстукиваемый колесами ритм, послышался скрежет тормозов и поезд плавно подкатил к маленькой станции, полностью укутанной снегом, глубоким, почти нехоженым – лишь несколько тропинок было расчищено и глубина среза позволяла вычислить толщину снежного покрова. Все было бело на этой белой станции – безлюдной, безмолвной.

 

И только огненно-красный куст рябины алел среди этой пустоты и белизны, как отчаянный крик какой-то неразделенной одинокой любви. На удивление, рябина не была покрыта снегом, как другие деревья, а стояла вся голая, кроваво-пунцовая, будто устыдившаяся своей наготы.

 

– Смотрите, как красиво. – Лера бросилась к окну, – как будто символ пламенной любви стоит, нависает над вечностью.

 

Ксюша глянула на нее с пониманием.

 

– Да, красиво, аж глаза режет.

 

Девчонки продолжали выглядывать в окно, навалившись с двух сторон на расположенный под ним вагонный столик.

 

– Лера, Лера, смотри, – закричала вдруг Ксюша, толкая подругу и припадая лицом к самому стеклу.

 

По перрону к кусту рябины, утопая по колено в снегу, без куртки и шапки, в одном легком свитере, в котором он только что сидел в купе, бежал Миша. Он начал отламывать нижние ветки, выбирая самые красивые и полногрудые. Некоторые сопротивлялись, не желая расставаться с породившим их деревом и Мише приходилось отыскивать среди них самые податливые.

 

А в это время поезд слегка дернулся, крякнул, медленно и нехотя покатился и Миша и рябиновый куст, так же медленно, но неотвратимо, стали удаляться и перемещаться к заднему краю оконного проема.

 

Девочки отчаянно закричали. По вагону прокатился точно такой же крик, пронизанный испугом и ужасом неминучего.

 

Последнее, что удалось увидеть Ксюше в свое окно, это был Кирилл, бежавший по перрону навстречу подростку. Она видела, как Кирилл тянул перепуганного парня по направлению к уезжающему поезду. Оба они, утопая в снегу, спотыкаясь и падая, кинулись назад к набиравшим скорость вагонам.

 

Ветки упали на снег и окропили его кровавыми каплями. Миша оглянулся, на миг задумавшись, что важнее: собрать их или догнать поезд. Но Кирилл уже наклонился и хватая кое-как рассыпавшиеся гроздья, подавал их Мише. Потом дернув его за руку, потащил, спотыкаясь в глубоком снегу. В двух последних вагонах двери были открыты – на станции из них вышли пассажиры – а проводница, увидев разворачивающееся на ее глазах действие, ждала, чем оно завершиться, положив левую руку на стоп-кран.

 

Они подбежали к ее вагону, пропуская предыдущий с наглухо закрытыми дверями, и женщина отступила в глубь тамбура, давая им возможность подняться по ступеням.

 

Ухватившись за поручни, Кирилл помог взобраться Мише и заскочил сам. Проводница только покачала головой, не в силах вымолвить ни слова, а Кирилл уже подталкивал растерявшегося юношу по направлению к переходу между вагонами, не желая вступать с ней в объяснения и пререкания.

 

У него у самого, честно говоря, дрожали руки, и не давала покоя мысль, что неплохо бы, пока дойдут до своего вагона, примостившегося в начале состава, немного успокоиться, отдышаться и прийти в себя.

 

Когда дверь из тамбура грозно хлопнула и Кирилл с Мишей замаячили в конце коридора, в проходе уже выстроилась целая толпа зрителей во главе с Натальей Павловной. Учительница стояла бледная, как покойник и держалась за сердце.

 

Они молча проследовали сквозь строй зевак с разинутыми ртами в свое купе.

 

– Лера, это тебе! – Миша протянул ей кое-как сложенные вместе ветки рябины, символ пламенной любви.

 

Лера смотрела на него с полными слез глазами и противоречивыми желаниями, рвущимися наружу: врезать ему пощечину или броситься на шею и расцеловать.

 

– Спасибо, – она не сделала ни того ни другого, а просто взяла букет и окунула в него свое пылающее лицо, пряча там и волнение, и недовольство, и восхищение его шальным поступком и свою любовь к нему. – Я так за тебя испугалась, – только и смогла прошептать она.

 

Ксюша смотрела на Мишу восторженно, не мигая. Кирилл же подумал, что такие романтические и безрассудные подвиги можно совершить только в молодом возрасте – ему самому, почему-то, не смотря на свою пламенную любовь к его дорогой девочке, не пришла в голову такая безумная идея.

 

И хотя Миша получил крепкий подзатыльник от Кирилла Андреевича и укоризненный взгляд от Натальи Павловны, он чувствовал себя героем, а Лера прекрасной дамой из рыцарского романа. Ветки рябины багряно пылали на белой скатерти вагонного столика, заботливо воткнутые ее рукой в литровую банку.

 

Остаток дня порадовал Кирилла Андреевича и Наталью Павловну отсутствием происшествий и сносным поведением вверенных им подопечных. В одиннадцать вечера свет в вагоне приглушили, намекая, что время позднее, неплохо бы устраиваться на покой, так как завтра предстоял нелегкий день еще двух пересадок и переездов.

 

Ксюша запросилась на верхнюю полку, но Кирилл запретил, по опыту зная, как тревожно она спит у себя в кровати. Не хватало еще, чтобы свалилась, когда поезд вдруг дернется или затормозит, или просто по причине своей ночной вертлявости.

 

Миша тоже, подражая Кириллу, расположился сверху, не взирая на просьбу Леры, заботливо уложив ее внизу. Кирилл нагнулся над Ксюшей и поцеловал перед сном, как поступал обычно. Миша сделал тоже самое.

 

– Кирилл, ты все бегаешь. Я тебя совсем не вижу. Побудь со мной. Посиди, пока я не засну.

 

– Спи, спи, моя хорошая. Мы ведь с тобой договаривались, что в поездке тебе никаких исключений не будет. За всеми нужно следить, чтобы не случилось беды и все вернулись домой живые и здоровые. Ну, ладно, я с тобой посижу немножко, а ты засыпай, я всех обойду и тоже лягу. Спокойной ночи, моя куколка.

 

Проверив все купе, Кирилл с Натальей Павловной вышли в тамбур.

 

– Здесь холодно, – сказала она закурив, струшивая пепел в висевшую тут же жестянку из-под кофе.

 

Женщина почему-то не надела куртку, направляясь в неотапливаемый тамбур и Кириллу пришлось накинуть на нее свою. Наверное, к такому благородному жесту она не отказалась бы присовокупить и его теплые объятия, но этого он делать не стал.

 

Постояли там, пока она курила, разговаривали, обсуждая суету сегодняшнего дня и планы на завтра, любовались глубиной и чернотой ночи, стучавшей вагонными колесами за окном, если только этим можно было любоваться, дорисовывая в сознании то, что глаза не могли различить во мраке.

 

– Ну что, спокойной ночи! Завтра еще один нелегкий день. Пересадка на электричку, долгая дорога в горы на турбазу. Неплохо бы отдохнуть, Наталья Павловна. До завтра!

 

– Спокойной ночи, Кирилл Андреевич!

 

 

Глава 3

Львов встретил их искрящимся морозным утром, белизной и чистотой выпавшего ночью снега, широко улыбнулся старинным фасадом железнодорожного вокзала. Через час электричка убегала в сторону Ивано-Франковска, а оттуда автобус держал курс на турбазу в горах. И во всех этих пересадках и переездах требовалось зорко следить за командой разбойников из двадцати пяти человек, копошившейся, расползавшейся, постоянно норовившей что-нибудь отчибушить.

 

Накануне ночью горную дорогу засыпал толстый шар снега, и для рейсового автобуса она стала абсолютно непроходимой. Поэтому навстречу им был выслан вездеход, имевшийся на базе для таких случаев, довольно частых в этих местах. Вездеход был той единственной ниточкой, связывающей турбазу с внешним миром. Автобус металлической штангой пригвоздили к тяжеловозу-труженику с огромными колесами, опутанными железными цепями, и он поволок путешественников к месту их долгожданного отдыха в горах. Это обстоятельство доставило дополнительную порцию восторгов детворе, которая, как известно, не ищет легких путей – чем больше приключений, тем лучше.

 

И только к вечеру, когда окружающий мир с головой окунулся в глубокий сумрак, вездеход, вплывая в гостеприимно распахнутые объятья решетчатых ворот, издал пронзительный крик влюбленного лося во время гона, оповещая турбазу о своем прибытии.

 

Несколько строений туристического комплекса уютно разлеглись на дне долины, окруженной верховинами и полонинами – гордостью Карпатских гор. Это место предназначалось для тех, кому надоела цивилизация, кто мечтал уединиться и побыть наедине с природой, насытиться ее ароматом и колоритом. Зимой неописуемые красоты укрывались толстым снежным покрывалом.

 

Дома были, по большей части, деревянными. Хотя самое большое здание – жилой корпус – горделиво красовалось тремя этажами и кирпичной кладкой. Остальные, размером поменьше, сооруженные в духе традиционных народных построек, успешно маскировались под калыбу, сауну, спортивный комплекс с тренажерами и бильярдным залом, прокатный пункт спортивного инвентаря, несколько открытых беседок для летнего отдыха. На окраине турбазы, наползая на склон соседней горы, ютились избы работников и обслуживающего персонала.

 

База и сегодня оставалась отрезанным от цивилизации ломтем туристического пирога и у обитавших здесь людей другой работы не было. Она с давних давен, еще с советских времен, была единственной кормилицей и работодателем местных жителей. Здесь гордились целыми династиями, посвятившими свою судьбу туристическому делу.

 

* * *

Расселение новоприбывших заняло довольно много времени и напоминало мышиную возню. Номера представляли из себя двух-, трехместные комнаты и ребята, столпившись в холе, шумно распределяли между собой кто с кем желает устроиться. Определившихся девушка-администратор в национальном костюме регистрировала, выдавала ключи и Кирилл Андреевич отводил их на второй этаж, помогая нести чемоданы и дорожные сумки.

 

Лера с Мишей в числе первых заняли двухместный номер. Вернее, это Миша подсуетился, очень уж ему хотелось расположиться с любимой девушкой наедине. А Леру просто поставил перед свершившимся фактом. Он брал пример с Кирилла Андреевича и старался, подражая мужчине, сам принимать решения.

 

– Лера, а ты не боишься с Мишей в одной комнате? А если родители узнают? – зашептала Ксюша, как только до нее дошла весть о таком раскладе.

 

– Не узнают. Ведь ты же не скажешь? И потом, ничего не будет. Это я твердо решила.

 

– Я рассчитывала, что мы с тобой, а Миша с Кириллом поселяться. Мне кроме тебя не с кем. Другие девочки уже разобрались по парам, а с Зойкой и Маринкой я не хочу, они курят, буду там задыхаться, да и противные они, ты же знаешь.

 

– Ксюша, я думала, что ты с Кириллом Андреевичем захочешь.

 

– Он меня еще дома предупредил, что я буду как все другие дети, никаких поблажек и исключений, может и не разрешит с ним вместе поселиться. Он такой. Если что-то скажет, его не переубедишь. А если нам двухместного номера не достанется, придется с Натальей Павловной в трехместный поселиться. А я с Кириллом вдвоем хочу.

 

Но Ксюша напрасно беспокоилась. Кирилл и комнату для них занял и, поймав подходившую девочку за плечи, завел в приготовленный номер и усадил на кровать:

 

– Ты где ходишь, котенок? Мы с тобой здесь будем, поняла?

 

Ксюша, глядя на него благодарным взглядом, простодушно кивнула.

 

– Располагайся, я сейчас. Мне еще остальных надо расселить.

 

Когда Кирилл в очередной раз спустился в холл, у конторки одиноко стояла классный руководитель, протягивая администратору документы.

 

– Наталья Павловна, а Вы с кем? Уже определились? – шутливо спросил он.

 

– А мне пары не досталось, буду одна, – грустно, но тоже шутя отвечала она, притворно вздыхая и пожимая плечами.

 

– Позвольте Вам помочь? – любезно предложил Кирилл, беря ее дорожную сумку.

 

И уже заходя в номер и оглядевшись, водружая на одну из кроватей ее багаж (их в комнате было две), неожиданно добавил:

 

– Ну, будет скучно, зовите.

 

Наталья Павловна резко обернулась и вопросительно уставилась на него.

 

"В каком смысле?" – спрашивали ее глаза.

 

– Ловлю на слове, – произнесла она вслух, делая вид, что шутит.

 

– Простите, я неловко выразился, – усмехнулся Кирилл, взглядом сердцееда давая понять, что он сказал именно то, что хотел, а слова – это лишь дань вежливости.

 

"Жаль" – ответили ее глаза, но это уже было неважно. Кириллу сделался ясен как божий день весь дальнейший сценарий развития событий, так, что даже стало неинтересно.

 

"Ну и ладно, подумаешь. Не придется – как там у Набокова? – словно отроку, прибегать «к одинокой схватке стыдного порока». Она не против и мне женщина не помешает."

 

И Кирилл, улыбнувшись напоследок широкой одобрительной улыбкой, вышел.