Тмхмй омут. Глава семнадцатая

Глава семнадцатая

«Рублёвский вестник» праздновал очередную годовщину.

В городском парке было вновь многолюдно. Люди старались укрыться тут от июльской жары и почувствовать интересный мир журналистики.

Главный редактор Исаак Крамер был в ударе. Он очень любил своё детище и от того решительно старался всем угодить. Особенно праздно шатающимся барышням.

Алиса заглянула сюда на мгновение, она возвращалась из промышленно-строительного колледжа, мать настояла именно на нём, не желая вновь чувствовать на себе презрительные взгляды матерей и бабушек дочкиных одноклассниц.

Одна из таких грандам ей была особенно ненавистна. Та старательно разыгрывала английскую леди, ходила с зонтом-тростью, деланно улыбалась, поблёскивая искусственными зубами и нарочито читая толстые книги английских авторов, разумеется, в оригинале.

Внучка этой старой грымзы была ничуть не лучше. Этой златокудрой барышне всегда было завидно. Она, словно надрессированный зверёк, нуждалась в похвалах и поглаживаниях.

Встречая автобус с приехавшими с однодневной экскурсии школьниками, она заметила на лице этой Вилены Васильевны маску презрительного гнева. Старуха волокла за собой зареванную Эльвиру, та хлюпала носом и старалась сдерживать разлетающиеся в стороны полы халата.

«Неужели, она без трусов?» - как-то по-мальчишески подумала мать Алисы.

Дочь молчала весь вечер. На её лице была теперь маска. Дочь, словно бы превратилась в заколдованную, её глаза, её губы – всё было строго.

- Это ты сняла трусы с Эльвиры?

- Вилена Васильевна наябедничала?

- Так значит, это правда. Дочка, тебе мало приключений?

- Эльвирка первая с меня купальник стянула. Я не виновата, если у неё в одном месте чешется.

Алиса демонстративно встала из-за стола. Ей уже разонравилось быть ребёнком, теперь она жаждал сделать ребенком свою родительницу. После смерти мужа Вера Аркадиевна стала и впрямь стремительно молодеть.

Алиса сама не заметила, как дошла до площадки боди-арта.

Ей было забавно наблюдать, как девушки, словно пугливые серны поглядывают на лысоватого и грубоватого на вид человека. Этот незнакомец напоминал то ли палача, то ли мясника на рынке. Алисе показалось, что она когда-то уже видела этого человека.

Её память тотчас услужливо подсунула картину. Тогда, будучи на год младше, она ещё стыдилась своего неказистого тела, и когда всех девушек их класса заперли в пустом кабинете, где все парты стояли по периметру,  а посреди стояли они – испуганные и взволнованные.

Именно тогда она впервые увидала Эльвиру совершенно голой. Строгие эскулапы не позволили им оставить даже трусов. Алиса стояла почти самой последней: девочек попросили выстроиться согласно алфавиту, чтобы докторам не надо было искать их фамилии в списке.

Теперь ей было совсем не стыдно. Этот строгий дядя был гинекологом. Алиса испугалась его сильнее, чем всех других докторов – те были как-то более привычны, а вот этот.

Художников по боди-арту было трое. Алиса совсем не стыдилась своего тела, если бы было можно, она избавилась и от трусов, который уже порядком повлажнели от её внутреннего волнения.

На её животе рисовали яркий мак. Алиса замерла, словно бы витринная кукла и боялась лишь громко пукнуть. Рядом с ней стояли другие девушки в едва заметных стрингах.

Алиса не спешила домой. Она больше не считала свою мать взрослой. Та явно что-то скрывала от дочери, вероятно, у неё была какая-то скользкая тайна, вроде испачканных в дерьме трусов.

Алиса уже стала холодна и со Станиславов. Тот отчего-то медлил, заставляя её ождать натиска от кого-то третьего. Они старались не вспоминать о той роковой ночи, только Алиса всё чаще ощущала себя обманутой.

Она ненавидела красивых и на первый взгляд наивных девушек.

Все они только притворялись хорошими, а по правде, словно Эльвира исходили от плохо скрываемой похоти.

Полноватый мужчина с венчиком кудрявых волос навёл на неё объектив фотоаппарата. Фотограф был похож на римского трибуна и его коллегу из детской книжки с немецкой фамилией Шмидт.

Прошло три дня.

Вера Аркадьевна смотрела на первую полосу только что купленной газеты и нервно краснела.

Она не могла поверить глазам – эта полуголая стерва была её родной дочерью. Она чувствовала, как из тела Алисы истекают волнительные для самцов токи, наверняка множество не окольцованных недорослей смотрят сейчас на её ягодицы и мерно, но настойчиво пробуждают в себе похоть.

Алиса не спешила домой.

Она понимала, что сглупила, после прохода по подиуму им пришлось долго отмокать в реке.

Тогда мать сделала вид, что ничего не заметила. Даже то, что от лица дочери явно попахивало табаком.

Алиса сидела на качелях. Ей было весело. Девушка разводила ноги в стороны и заставляла их целоваться взасос.

Сейчас на неё не было трусов. Шершавое сидение качелей приятно волновало юную плоть, Алиса дала себе слово избавиться от всех комплексов, она была готова идти ва-банк.

«А ведь хороша, чертовка… Хороша…»

Мысли в голове Веры Аркадьевны заиграли в чехарду. Она вдруг почувствовала себя пьяной – теперь вдовая она была готова на любое безумство.

Соитие с дочерью не было исключением. Она уже ревновала её ко всем даже мельком увиденным мужчинам, ревновала и презирала одновременно. Дочь напоминала о прошлом, она шла по той же дорожке, что и она – шла, словно лунатик по крыше, совершенно не боясь отступиться.

«Уж лучше она станет делать это со мной, чем…»

Краска ударила в лицо. Мозг, словно расторопный сутенёр подсунул скабрезную картинку.