Тихий омут. Глава тридцать первая

Глава тридцать первая.

  Письмо от жены было кратким и в то же время обжигающим, как кипяток. Она писала на своём хохлацком наречии, словно бы ещё больше отдалялась:

- Здрастуй, чоловіче. Я пишу тобі, і думаю, що ти прочитаєш цей лист. Живи, як знаєш, про мене забудь.. А що до твоєї сестрички, нехай вона помре у в'язниці. І вона, і її донька. Таким там саме місце. Я їду до матері, про Станіславі дбай сам, так як він приймак. Не прощу тобі ніколи цієї зради.. Зоя [1]

Он ожидал этого удара. Ожидал именно этого от этой вечно недовольной куркульки. Зоя была совсем не похожа на свою героическую тёзку. Она никогда не жила ничем высоким, и терпела его только ради спокойствия – жить без мужа и сына в их роду было как-то не принято.

Видимо, его скорый отъезд за сыном спровоцировал её на такой демарш.

- Вот сынок, всё и объяснилось. А я-то думал, как тебе о всём-то сказать.

- Если она не моя мать, то кто же тогда?

- Умерла твоя мама. Умерла. Рожала видно впервые, да ещё незадача такая – ну, в общем умерла. А кто твой отец не спрашивай. Сего и я не знаю.

- То есть, то есть я и вправду примак?

- Прости сынок, но это так. А вот Алиса. Алиса – не дочь Константина Ивановича. Потому у вас с ней ничего не получилось. Она моя дочка. Моя…

- Папа…. Ты…

- Верочка тогда к пересдаче готовилась. У этого самого Константина Ивановича. Я как раз приехал. Вот она, вот она и решилась мне своё девство отдать. Говорила, всё равно придётся пред преподом нагишом лежать, так лучше уже вскрытой быть.

Стас молчал. Его голова была забита пошлыми и мерзкими мыслями. Теми самыми мыслями, что слишком долго были не у дел.

Он, молча, заперся у себя в комнате. Заперся, и сам не понимая, зачем разделся донага. Его жалкий ещё недавно всесильный орган теперь раздражал, словно бы протухшая на жаре сарделька.

Бывшей чистюле Алисе было неловко в грязной давно нестиранной одежде.

На этот раз она побиралась в переходе между железнодорожным вокзалом и автовокзалом. Люди проходили мимо неё, они неохотно расставались даже в заношенной мелочью, не то чтобы бросить какую-нибудь стоящую купюру.

Она была рада и рублевикам. Они падали в крышку из-под обувной коробки, а Алиса со скукой думала, что вновь придётся делиться с опостылевшим ей Алексом.

Тот всерьёз вошёл в роль «кота». Был ласков и строг одновременно. А для того, чтобы Алиса не бунтовала, охотно давал ей любимую междуножную пустышку.

Она выдавливала из неё «молоко». Этот питательный напиток ублажал её аппетит, Алисе было всё равно, что о ней думают. Броня из внутреннего равнодушия надёжно защищала её от угрызений совести.

Только что мимо неё прошли двое людей. Мужчина и юноша. Она видела только их обувь и большие дорожные сумки. Но что-то в этих людях поманило её. Заставило сгрести горсть монет и сунуть их в карман неказистого и совершенно не греющего пальто.

Алиса больше всего на свете боялась, что кто-то из этой пары обернётся. Но люди торопились добраться до автобуса, и совершенно не нуждались в том, чтобы смотреть назад.

Так, она дошла до остановки. Люди сели в автобус. Она не знала, как ей поступить, сесть ли за ними, или поехать на другом автобусе, ведь адрес дяди пылал в мозгу горячими как угли буквами.

Она боялась, что её попросту выставят из салона. Но денег на билет хватило, а кондукторша посчитала её вполне чистой для общественного транспорта.

В салон входили люди. Они словно бы не замечали Алисы, или считали её маленькой детдомовкой, возвращающейся в свой казенный дом.

Алиса боялась только одного, что кто-то скажет Алексу, куда она ушла. Она понимала, что именно сейчас должна разорвать эту порочную связь, что даже тюрьма или интернат будут более безопасным местом, чем чужие часто съёмные квартиры, населенные всякими озабоченными уродами.

Она была рада провести эту апрельскую ночь в тихом месте. Стать вновь милой Пони, а не развратной и роковой Лидией Дитц из далёкого заокеанского городишка Тихие Сосны.

Вячеслав Аркадьевич не тревожил сына. Он сам ещё не знал, как должен поступить. Искать примирения с Зоей, или отбросить её прочь, как грязную тряпку.

Он никогда не любил эту девушку. Однако попался на её крючок. Попался, побоявшись других, нелепых проблем.

Их замужество было обоюдной ошибкой. Зоя только притворялась другом, а сама была рада найти такого дурака, готового жениться на неё.

Домовитая и наглая тёща раздражала ещё больше. Она почти каждую неделю присылала полуграмотные письма, писала эта тётка на каком-то нелепом наречии, чем-то средним между украинской мовою и каким-то искаженным русским языком.

Она хотела лишь удобной жизни для своей девочки. Появление на свет Стаса слишком оскорбило эту полоумную тётку. Она знала о тайне, и была недовольна тем, что её Зоечка воспитывает чужого ребёнка.

После распада Союза он почти забыл об этой неприятной женщине. Та уже была чужим человеком, жительницу чужой страны он не мог любить искреннее. Зоечка злилась и всё чаще заговаривала о разводе.

Он терпел эти намёки, не представляя, как будет жить одиноким человеком. Стас не должен был попасть в эти загребущие руки недостреленных большевиками куркулей.

…Алиса была рада тому, что ей удалось проникнуть в заветное парадное. Тут было легче. Все жители были за дверьми своих квартир, а она была готова пойти на всё, чтобы оказаться в тепле и уюте.

Тело устало от тяжелой и скучной одежды. Устало таскать на себе чужое мнимое сочувствие.

Ночью опять начинал падать снег. Она не желала возвращаться к Алексу и потому почти бежала по ступеням к той самой квартире, в которой впервые увидала Станислава.

Наконец, она увидела эту дверь с маленькой рубинового цвета кнопкой. Она нажала эту кнопку и стала ждать.