Алекс боялся
уснуть. Он лежал на шконке, лежал и мечтал поскорее стать трупом.
Страх пропитал его
насквозь, так мыльная вода пропитывает губку. Страх, наконец, получить
возмездие за все свои грехи.
Он чувствовал, что
постепенно сходит с ума. Мысли путались, и словно дети, гонялись друг за
дружкой.
Он вспоминал тот
май, когда впервые предал Марину. Вспоминал тот ужасный пропахший сыростью
подвал, и её голую, словно средневековую мученицу на суде инквизиции.
Марина сдалась
после третьего подхода. Она встала на колени и стала покорно облизывать то, что
ей могли предложить наглые и беспардонные юнцы. Им нравилось наблюдать за её
унижением. Со временем брезгливое выражение лица пленницы сменилось
восторженным. Она уже не имела сил противиться похоти, тело отзывалось на
каждую умелую ласку. Её дрессировали, словно
Павловскую собаку, вырабатывая определенные инстинкты.
Алекс больше не
любил её. Для него она стала скучной и жалкой. Мальчишки не допускали его до её
тела. Напротив они давали возможность лишь наблюдать, наблюдать и страдать от
постепенно увеличивающего в размерах члена. Тот безжалостно буравил ткань
трусов.
Алекс не ожидал
окончания спектакля. Вместо Марины жертвой стал он сам. Эта голая девчонка
отомстила ему и потом наблюдала, как он корчится от боли в заднем проходе.
Мальчишки опустили
его. Ему пришлось слизать с их членов то, что осталось от вкусного маминого
завтрака. Слизать, преданно глядя им в глаза и шевеля воображаемым хвостом.
С тех пор он начал
бояться мужчин и ненавидеть женщин.
Марина не
скрывала, что стала шлюхой. В ней, словно бы обнаружилось второе дно. И теперь
она уже не была скромной и вежливой комсомолкой, ей хотелось унижаться и
унижать.
Алекс с трудом
окончил школу.
Он ненавидел своих
родителей. Ненавидел отца и откровенно боялся матери. Эти люди зачем-то
произвели его на свет, зачем-то выпустили в этот жестокий мир, но не дали ему
ни цели в жизни, ни счастья.
Он едва не угодил
на фронт. Быть убитым, привезенным назад в цинковом гробу, стать «грузом 200» -
слава богу, родителям удалось уберечь его от такой незавидной судьбы. Он
остался живым. Но жизнь его стала сродни смерти. Она вызывала лишь гримасу
недовольства. Алексу было стыдно, стыдно смотреть на людей в форме, он
чувствовал, что имел шанс пойти по другой прямой и светлой дороге, но не смог.
Родители были
помехой. Особенно такая властная и вся знающая мать. Он привык быть приживалом,
привык быть нахлебником, отчаянно жаждая свободы.
Отец был слишком
далеко. Он развёлся с женой, сразу после совершеннолетия сына.
От отца Алексу
досталась копейка. Нет не стёртая от времени мелкая монета, а новёхонький
ВАЗовский седан. Отец был за то, чтобы сын постепенно вышел из-под опеки
матери. Но как сделать его мужчиной не знал даже он.
Алекс чувствовал,
как постепенно превращается в лгуна. Он пытался выглядеть мужественным, но в
душе боялся каждого шага.
На один шаг он
всё-таки решился.
Решился убить свою
мать.
* * *
- А ты - славная
соска, - миролюбиво проговорила одна из бабищ. – Ну, давай знакомиться. Меня
тётей Мариной зовут. А тебя?
- Оксаной.
- Под кем ходила?
- Под Алексом. Он
сволочь сдал меня ментам. Его тоже взяли…
- А откуда вы
такие?
- Из Рублёвска.
- Я тоже из
Рублёвска. Школу там оканчивала. Меня на Первомай оприходовали. Слушай, а он
такой рыжий, низкорослый, на Амура похож?
- Ага…
- Вот сука. Ничего
поквитаемся. Это ведь он из меня шлюху сделал. Подлец.
И в душе душевно
огрубелой женщины стало проявляться прошлое. Оно возникало, словно отпечаток
пространства на фотобумаге, неловко, словно бы стесняясь саму себя.
Она разом
вспомнила всё. Себя празднично наряженную, вечно подлизывающегося Алекса, он
почему-то повёл её дворами, стараясь выглядеть героем и наконец.
Она слегка
растерялась, а когда пришла в себя, была стреножена собственными трусами.
Они болтались на
коленных сгибах. А руки парней бесцеремонно путешествовали по её школьному платью.
Нагота сделала её
покорной. На ней остались только нелепые гольфы с помпонами и чёрные босоножки.
Она поняла одно,
что никогда не была смелой. Что сама ждала этого тревожного унижения. Что её
тело предавало душу, делая из неё первостатейную и ловкую давалку. Она
пробовала на вкус мальчишеские члены, они были сродни эскимо, почти плавились
на её языке, отдавая ему и вкус, и запах одновременно.
Теперь такой же
шлюхой была эта светловолосая сучка. Ловкая, худая и похожая на развратную
левретку. Она пыталась уберечь своё тело от смерти с помощью позора.
Марине было не по
себе. Виновник её позора был совсем рядом. Он, тот самый гадкий Алекс, что
вечно вертелся под ногами, мечтая лишь об одном, её покорном и голом теле.
Теперь другая
девчонка унижалась перед ней. Другая старательно вылизывала то, к чему было
скверно прикасаться. Она помнила всё до
последнее минуты, как отчаянно трусила, как также старательно обласкивала чужую срамную плоть,
забывая о всех комсомольских заветах.
Что-то сломалось в
ней в этом пропахшем гнилой картошкой подвале. Что именно тогда пошло не так,
словно бы злосчастный вирус проник в её организм.
Марина уже не была
прежней стыдливой и робкой Мариной. Ей хотелось и дальше также подло розоветь.
Розоветь и предавать себя, отдавая своё тело на позор.
Этим недоноскам
хватало глупого лапания. Они щекотали её, а она машинально сводила вместе
колени, боясь роковой струёй окончательно опозорить себя.
Родители так и не
сумели подготовить её к этому роковому дню. Она никогда не задумывалась о таких
вещах и теперь вела себя, словно глупая первоклассница перед толпой бродячих
собак, предлагая злобным животным бутерброд.
Теперь она знала,
что вовсе не собирается быть примерной девочкой. Что теперь было глупо
притворяться и жить не глупым правилам. Что и этот рубинового цвета значок
такая же глупость, как чистка зубов по утрам.
Что никакая зубная
паста уже не может заглушить этот ужасный проникающий в душу запах. Что всё её
тело от паха до груди уже совершенно другое – подлое и нагое, словно бы куриная
тушка выставленная на продажу.
Эта Оксана
наверняка испытала то же самое. Её язычок знал, где ласкать. Она наверняка
облизала немало членов и вагин, прежде чем согласилась ублажать её – такую страшную
и такую слабую.
По жизни она шла
от мужчины к мужчине. Мужчины менялись, но она оставалась той же самой
поруганной тёзкой известной авантюристки.
Она дорожила
теперь только им. Собственно, Марина и была этим телом. Она жила одним днём,
стараясь не пробуждать в душе воспоминаний о своих девичьих мечтах. Та
мечтательница умерла в грязном подвале, став лишь надоедливым и настырным
призраком, приходящим по ночам.
Марина боялась
спать в одиночестве. Она нуждалась в присутствии сопостельника. И теперь в
очередной раз оказавшись за решёткой отчаянно боялась утратить свою роковую
сексапильность
Помочь сайту
Поздравления
