Тихий омут. Глава тридцать четвёртая
Глава тридцать четвёртая.
Вячеслав
Аркадьевич смотрел на свою нежданную гостью во все глаза. Она казалась ему всё
ещё странным навязчивым миражом. Она, к чьему появлению на свет он приложил
немало стараний.
- Ну, что входи.
Чувствуй себя, как дома.
Он едва удержался,
чтобы произнести слово «дочка». Алиса и впрямь казалась очень родной. Он уже
чувствовал это такое неброское родство, чувствовал сердцем, но не умом.
- Входи. Будешь
жить с нами.
- А как же мама?
Она сейчас там?
- Где там?
- В тюрьме.
- В СИЗО. Скоро
будет суд, если только.
- Что?
- Если не найдут
настоящих преступников. А ты пока раздевайся.
Алиса стеснялась
быть одетой, но не решалась и обнажиться. Пахнущие улицей вещи выдавали в ней
закоренелую бродяжку, а эти вещи. Эти вещи были так противны, словно бы были
сняты с кого-то другого, теперь безгласного и мёртвого, словно никому ненужная
кукла.
Алиса всё-таки решила
выбрать наготу.
Станислав затаился
в своей комнате. Он слышал, как Алиса шуршит своей одеждой, слышал и боялся
возбудиться. Он впервые не испытывал к ней чувства похоти, голое тело
переставало быть загадкой, и она смотрела на него, как на близкого и всё
понимающего человека.
Алиса старалась не
плакать. Ей не было жаль этих грязных и запыленных локонов, не жаль образа
такой нелепой девочки, которая уходила в небытиё вместе со своим опасным
другом. Её словно марионетку возвращали в иной мир. Мир пыльного сундука, мир, где
уже не было ничего потустороннего.
Она не узнавала
себя. Лысая, тщательно выскобленная голова, запавшие щёки и робкий, словно у
загнанной дворняги взгляд. Она была, как гостья из Преисподнии.
- А куда это
девать?
- Выбросим на
помойку.
- Значит, я стала
мёртвой, да…
- Если хочешь,
можешь так думать.
Станислав старался
не смотреть на голую кузину. Та стала похожей на какого-то нелепого гуманоида. Словно
бы прилетела на Землю из далёкой галактики.
- Папа, а ты меня
тоже побреешь?
- Зачем?
- Я не хочу ни чем
не отличаться от сестры.
Станислав стал
яростно бороться со своим спортивным костюмом. Мгновения спустя он также
бесстыдно розовел, словно бы пластмассовый куклёнок, розовел и жаждал стать
таким же лысым.
Отец не стал
спорить. Он знал, что сын нуждается в преображении. Что ему необходимо наказать
себя. Наказать и почувствовать прощение.
Волосы Станислава
мешались с локонами его сестры. Он старался сидеть ровно и не ёрзать по
прохладному сидению табуретки.
- Ну, вот ты
теперь прямо хоть в казарму готов.
- А теперь,
братья-кролики, в ванную.
Станислав
старательно намыливал тело сестры. Алиса не противилась, она робко ловила
каждое движение, словно бы оттаивала от страшного леденящего сна. Её тело постепенно
переставало быть обителью кем-то выдуманной Лидии. Она чувствовала, как
становится самой собой, прогоняя ненавистный ей морок в глубины Ада.
- Не так быстро, а
то я… - прошептала она.
Губы Алисы
потянулись к губам Станислава. Ей хотелось стать для него самой близкой и
верной, стать живым человеком, а не загадочной и недоступной куклой, которую
нельзя трогать руками.
Она впервые
целовала парня в губы. Обычно этого блаженства удостаивались их в меру напряженные
члены, члены, которыми она через силу давилась, словно плохо проваренными сосисками.
Но теперь она впервые видела лицо, а не противный детородный орган, похожий на
огромного мерзкого червя, червя, который так легко соблазнил Еву в том
прекрасном саду.
А Станислав
впервые робел, целуя девушку. Его сердце билось всё сильнее, оно трезвонило на
весь мир, словно сигнал трамвая, трезвонило о том, что он счастлив.
И два человека
были похожи на два белых чистых листа бумаги. Белые, как снег они ждали решения
своей Судьбы и готовились к своему общему Счастью
Глава тридцать четвёртая.
Вячеслав
Аркадьевич смотрел на свою нежданную гостью во все глаза. Она казалась ему всё
ещё странным навязчивым миражом. Она, к чьему появлению на свет он приложил
немало стараний.
- Ну, что входи.
Чувствуй себя, как дома.
Он едва удержался,
чтобы произнести слово «дочка». Алиса и впрямь казалась очень родной. Он уже
чувствовал это такое неброское родство, чувствовал сердцем, но не умом.
- Входи. Будешь
жить с нами.
- А как же мама?
Она сейчас там?
- Где там?
- В тюрьме.
- В СИЗО. Скоро
будет суд, если только.
- Что?
- Если не найдут
настоящих преступников. А ты пока раздевайся.
Алиса стеснялась
быть одетой, но не решалась и обнажиться. Пахнущие улицей вещи выдавали в ней
закоренелую бродяжку, а эти вещи. Эти вещи были так противны, словно бы были
сняты с кого-то другого, теперь безгласного и мёртвого, словно никому ненужная
кукла.
Алиса всё-таки решила
выбрать наготу.
Станислав затаился
в своей комнате. Он слышал, как Алиса шуршит своей одеждой, слышал и боялся
возбудиться. Он впервые не испытывал к ней чувства похоти, голое тело
переставало быть загадкой, и она смотрела на него, как на близкого и всё
понимающего человека.
Алиса старалась не
плакать. Ей не было жаль этих грязных и запыленных локонов, не жаль образа
такой нелепой девочки, которая уходила в небытиё вместе со своим опасным
другом. Её словно марионетку возвращали в иной мир. Мир пыльного сундука, мир, где
уже не было ничего потустороннего.
Она не узнавала
себя. Лысая, тщательно выскобленная голова, запавшие щёки и робкий, словно у
загнанной дворняги взгляд. Она была, как гостья из Преисподнии.
- А куда это
девать?
- Выбросим на
помойку.
- Значит, я стала
мёртвой, да…
- Если хочешь,
можешь так думать.
Станислав старался
не смотреть на голую кузину. Та стала похожей на какого-то нелепого гуманоида. Словно
бы прилетела на Землю из далёкой галактики.
- Папа, а ты меня
тоже побреешь?
- Зачем?
- Я не хочу ни чем
не отличаться от сестры.
Станислав стал
яростно бороться со своим спортивным костюмом. Мгновения спустя он также
бесстыдно розовел, словно бы пластмассовый куклёнок, розовел и жаждал стать
таким же лысым.
Отец не стал
спорить. Он знал, что сын нуждается в преображении. Что ему необходимо наказать
себя. Наказать и почувствовать прощение.
Волосы Станислава
мешались с локонами его сестры. Он старался сидеть ровно и не ёрзать по
прохладному сидению табуретки.
- Ну, вот ты
теперь прямо хоть в казарму готов.
- А теперь,
братья-кролики, в ванную.
Станислав
старательно намыливал тело сестры. Алиса не противилась, она робко ловила
каждое движение, словно бы оттаивала от страшного леденящего сна. Её тело постепенно
переставало быть обителью кем-то выдуманной Лидии. Она чувствовала, как
становится самой собой, прогоняя ненавистный ей морок в глубины Ада.
- Не так быстро, а
то я… - прошептала она.
Губы Алисы
потянулись к губам Станислава. Ей хотелось стать для него самой близкой и
верной, стать живым человеком, а не загадочной и недоступной куклой, которую
нельзя трогать руками.
Она впервые
целовала парня в губы. Обычно этого блаженства удостаивались их в меру напряженные
члены, члены, которыми она через силу давилась, словно плохо проваренными сосисками.
Но теперь она впервые видела лицо, а не противный детородный орган, похожий на
огромного мерзкого червя, червя, который так легко соблазнил Еву в том
прекрасном саду.
А Станислав
впервые робел, целуя девушку. Его сердце билось всё сильнее, оно трезвонило на
весь мир, словно сигнал трамвая, трезвонило о том, что он счастлив.
И два человека
были похожи на два белых чистых листа бумаги. Белые, как снег они ждали решения
своей Судьбы и готовились к своему общему Счастью
Нет комментариев. Ваш будет первым!