Тихий омут. Глава пятнадцатая

Алиса постепенно приходила в себя.

Даже то, что произошло накануне погребения тела отца, казалось ей теперь страшным, но отчасти приятным сном. Всего этого она тайно желала, отчаянно завидуя  старшим девочкам. Они могли носить в школу нейлоновые колготки и не заморачиваться насчёт раннего возвращения домой.

Сейчас, на контрольной работе по алгебре она отчаянно трусила. Мысли Алисы были далеко от написанных на доске задач. Она думала о Станиславе, тот возникал, розовый потный и заставлял её краснеть.

- А что если и впрямь сделать это. Он, по крайней мере, свой – не проболтается.

Она провела взглядом по  фигурам мальчишек. Все они были нелепы в своих разномастных одёжках. Алисе было противно воображать их розовыми. Наверняка у них на теле есть какие-нибудь смешные отметины.

Алиса нервничала. Учительница делала вид, что не следит за классом. Она смотрела в окно, и Алиса на внутренней стороне обложки тетради стала машинально выводить нечто грибообразное.

Очень скоро этот рисунок приобрёл определенные черты. Его уже нельзя было принять за гриб.

Увлёкшись, Алиса сунула руку в карман и машинально нащупала маленький футлярчик с белыми драже. Она взяла маленький кругляшок и положила себе под язык.

Очень скоро она почувствовала странное шевеление внизу живота. Казалось, что там вот-вот пробудится вулкан. Она тщетно пыталась остановить это движение, а, потом запаниковав, подняла руку и запрыгала на стуле.

- Олимпиада Львовна, можно мне выйти?!

Она не помнила, как оказалась в уборной. Тут было относительно чисто, и она торопливо присела над наименее грязным унитазом.

Во всём теле рос жар. Казалось, что она вот-вот расплавится, как парафиновая свеча. Облегчившись, она решительно стянула пиджак. За ним - юбку, вышагнула из опостылевших колгот. И…

Время, словно бы остановилось. Алиса не могла поверить в свою наготу, стены не имели на себе зеркал, а сама она была, словно в полусне и видела только пошлого и голого Станислава. Она шла, машинально шла, не видя пути, словно лунатик.

Ей удалось незамечено дойти до кабинета математики и войти внутрь.

Олимпиада Львовна глупо заморгала.

Она тоже почувствовала себя больной. А между тем, голая ученица прошла к парте и села на своё место, совершенно не стыдясь и не замечая своей обнаженности.

- Вот Алиска даёт.

- Да она в сортир курить бегала.

- Ага… Скорее дрочить…

Олимпиада Львовна задрожала и решительно приблизилась к Щербаковой. Ей было страшно. Вдруг эта девчонка и впрямь была под кайфом?

- Щербакова, встань, пожалуйста.

- Я Алиса, дурак. Не трогай меня, а то я описаюсь.

Девочка глупо захихикала и тронула пальцами то, что уже давно было влажным.

Олимпиада Львовна задохнулась от возмущения. Она неожиданно для себя, не больно, но довольно точно отвесила той пощечину.

Алиса задрожала. Она вдруг увидела свои голые руки и съёжилась, словно бы ожидала новых побоев.

- Ну, что ты пришла в себя? Что это за стриптиз, а?…

- А где мои вещи?

Она проводила по своему телу ладонями и, не обнаруживая ни клочка материи, краснела всё больше.

- Так, а это вот что?

Накрашенный ноготь упёрся в головку нарисованного пениса.

- Ах, это… Это член моего кузена. Правда, он милый.

Алиса торопливо хихикнула.

- Так, милочка, сейчас я отведу тебя к директору, пока перемена не началась. А вы, пожалуйста, продолжайте работать. За контрольную, Щербакова, ставлю тебе единицу. Еще одна такая выходка и неуд по поведению за год тебе обеспечен.

- Щербакова. Я, конечно, понимаю, что ты пережила большой стресс. Но позволь мне спросить, зачем эта глупая выходка. Чего ты хотела добиться своим демаршем?

- Отдайте мою одежду. Я больше не буду.

Алиса попыталась упасть на колени.

- Так, Щербакова. Сознаваться в проступках мы не умеем. Шкодить мы мастера, а отвечать – Пушкин будет?

- Может вызвать мать. Пусть заберёт её. А то как-то нелепо получается.

- Щербакова, как мне вызвонить твою мать?

Вера Аркадьевна мало что поняла из сухого рассказа директрисы.

Она поняла только одно, с её дочерью случилась беда.

- И знаете, захватите, какую-нибудь одёжку. А то она тут – голая.

Проклятое прилагательное билось в мозгу, словно коровий бубенчик. Она не помнила, как ухватила первое попавшееся платье, колготки и поспешила в школу.

Секретарь директора сидела с красными ушами.

Она то и дело косилась на обитую дерматином дверь

- Вы к кому? – спросила она запыхавшуюся Веру Аркадьевну.

Наташе, так звали секретаршу, самой казалось, что она также голая, как та девушка из фильма о загадочном городе. Ей всегда хотелось позлить директрису, например,  надеть вязаное платье в крупную сетку и придти в нём на службу. Ей казалось, что люди не замечают ни красоты её лица, ни ловкости тела. Что она такое же растение, как стоящий на подоконнике столетник.

- Меня вызвали. По поводу дочери.

- А, вы мама той голой девочки. Какой ужас. Ваша дочь давно наркоманка?

- Что вы несёте такое. Да я на вашу школу в РайОНО пожалуюсь.

Олимпиада Львовна скорбно указала на съежившуюся, на стуле преступницу.

Алисе не удалось толком вытереть попу, и теперь на сиденье угадывался маленький мазок марганцовой коричневой.

Полноватая техничка с ужасом уставилась на разбросанные по кафельному полу веди.

Она была готова поверить, что владелица этих вещей стала попросту лилипуткой. Только вчера она читала своему на ночь подобную историю.

Она взяла сначала белые колготки, поднесла их лицу, пытаясь разглядеть внутренность одной из колготин. Но там было пусто.

- Стоп, стоп. А зачем ей раздеваться тогда. Может быть она попросту обкакалась?

Но от вещей не было запаха кала. Они пахли только чужим телом.

- Да, надо поменьше читать фантастики. Схожу к директрисе.

Она, позабыв о так и не наполненном водой ведре, собрала брошенные в беспорядке одёжки и поспешила прочь.

Наташа удивленно уставилась на женщину в чёрном сатиновым халате.

- Прасковья Ивановна, что это тут у вас?

- Вот, в уборной нашла. Ничего не пойму.

- А зачем сюда притащили?

- Чай, у директрисы поболе мозгов. Узнает быстро, кто тут по школе голышом бегает.

Наташа сняла трубку и произнесла несколько слов.

Уборщица прошла в кабинет.

- Алиса, скажи, кто тебя раздел? Как ты оказалась голой?

Алиса сидела в позе стыдливой нимфы и горько плакала.

- Дочка, кто это? Это какой-нибудь старшеклассник? Учитель?

- Я не помню. Я захотела какать. Пошла в туалет… и, и.

Дочь Веры Аркадиевны заревела громче.

- Надо вызвать милицию. Пусть они разбираются.

- Милицию, в школу? Вы с ума сошли. У нас первоклассная охрана. Никто чужой не мог проникнуть. Просто эта девчонка решила сорвать урок. Так…

- Наташа, что такое. Я же просила. А, впусти её.

- Прасковья Ивановна, а вы кого-нибудь видели в вестибюле.

- Да никого не было. Вот те крест. Я и Михайлыч. И всё. Да и кому придти. Ведь уроки

- Значит, что в уборную никто не мог проникнуть. А вы, почему пошли на второй этаж?

- Да как-то привычнее. Что я в мужской туалет торкаться буду?

- Вот всё и разъяснилось. Ваша дочь просто решила похулиганить. Еще одна такая выходка, и я буду вынуждена исключить её из школы.

На лице Веры Аркадьевны застыла растерянность.

- Что? Вы понимаете, у моей дочери случился кризис. У нас большая беда. У меня умер муж, и возможно…

- И что, теперь можно бегать, в чём мать родила. Если вашей девочке так нравится нагота, то пусть она едет куда-нибудь в тропики. А вы уверены, что она ещё пока девственница.

- Да… И принесите справку от гинеколога. Вдруг у вашей дочери есть какое-нибудь венерическое заболевание – встряла молчавшая до сих пор Олимпиада Львовна.

Алиса тупо прятала себя. Она предпочла домашние вещи. Слёзы всё еще катились по её щекам.

- Так, Щербакова. Если ты хочешь без проблем дожить до конца учебного года, то, пожалуйста, заруби себе на носу – ещё одна такая выходка, и ты пожалеешь. Я добьюсь, чтобы тебя взяли на учёт в инспекции по делам несовершеннолетних.

Вера Аркадьевна не придала значения футляру. Она машинально вынула его из кармана пиджака и спрятала в стенном шкафчике, где хранились флаконы с шампунем и мыло.

Алиса была напоена горчим чаем и отправлена спать. У неё поднялась температура.

Вера Аркадьевна не забыла, как осенью отмывала обгадившуюся дочь. Запах фекалий тогда был попросту нестерпимым.

- Может быть она побоялась, что обкакается, и потому разделась? Но кто ей дал слабительного. Нет, нет. Это попросту чья-то злая шутка.