В
камере Вера Аркадиевна предпочитала безмолвствовать.
Её
не интересовали те женщины, что были рядом с нею. Да и она сама не вызывала у
них ни сочувствия, ни страха.
Тут
каждый был настороже, словно бы на ночном вокзале.
Вере
нравилось прятаться в Прошлом. Вновь вспоминать каждый миг детства, становиться
маленькой избалованной девочкой, которую любили, и которой позволяли многое.
Она
вдруг вспомнила себя в четыре года. Тогда она впервые сознательно оголилась и
долго вертелась перед зеркалом, желая, чтобы старший брат заметил её. Но тот
читал книгу и не выходил в коридор, а ей было отчего-то страшно отвлечь его.
Именно
тогда она и влюбилась. Сначала в себя саму, а потом в такого близкого, и в
такого далёкого брата.
Он
всегда был впереди. И она, как ни старалась, не могла догнать его. Когда она только
была милой улыбчивой первоклассницей, он готовился стать вполне взрослым и не
обращал на неё никакого внимания.
Зато
она отчаянно и безнадёжно злилась. Окружающие её мальчишки были нелепы, словно
бракованные игрушки. Она старалась держаться от них подальше. Ей хотелось
только одного – милого взгляда брата.
Но
он предал её, предпочёл другую.
Теперь
он должен был спасти её дочь. Наверняка Алиса сейчас умирает от голода. Ведь с
момента её ареста прошла целая неделя.
Весна
будоражила все чувства. От неё нельзя было укрыться даже здесь, за стенами
СИЗО.
Вячеслав
Аркадьевич старался забыть, забыть свой разговор с Таловеровым.
Он
вышел из его кабинета, словно бы оплеванный хулиганами «ботан» из школьного
туалета. Этот жестокий и чем-то обиженный на мир человек был готов идти до
конца.
-
Вы думаете, что Ваша сестричка выйдет на свободу из зала суда? Не надейтесь. Я
постараюсь изолировать её от общества.
-
Надеюсь, что кроме Вас там будут люди. Люди, которые всё поймут.
-
Знаете, а Вам не приходило в голову простое и логическое объяснение. Что Ваша
сестра влюблена в Вас. Что она специально решила расправиться с мужем,
уничтожить дочь, а потом, возможно, и Вашу жену. И что…
-
Я это знаю… Дело в том, дело в том, что Вера покрывала тогда меня.
Таловеров
сделал стойку.
-
Интересно.
-
Дело в том, что это я дефлорировал Веру. Это случилось. Это случилось давно, и
мне казалось, казалось, что ей надо найти мне замену. Выйти замуж за приличного
человека.
-
И Вы испугались?
-
Да, испугался. Я не понимал, что на меня нашло. Но мы слегка пригубили вина, за
встречу. А потом, потом…
-
Значит, что они не двоюродные, а родные брат и сестра.
-
Нет… Дело в том, что Станислав. Он, он - приёмный ребёнок. В тот год мы и
впрямь надеялись на чудо. Но, увы… И тогда, тогда я увидел этого малыша. Вот
почему я позволил Станиславу дружить с Алисой.
-
А вам не приходилось думать, что Ваша сестра стыдится своего материнства. Что
она презирает Вас. Вас, того человека, в которого она так верила. И вот теперь,
когда она сидит в тюрьме, Вы решили умыть руки.
-
Да. Умыть. Я ищу, ищу Алису. Но ведь, ведь это так трудно.
-
А ваш сын. Где он сейчас?
-
Он у наших дальних родственников в посёлке городского типа. Мальчику надо
спокойно готовиться к окончанию школы. И я не позволю втравливать его в эту историю.
Он
шёл по улице, не замечая ничего вокруг.
Особенно
нищих, которые с тёплыми лучами солнца становились заметней.
Он
вряд ли бы угадал вв этой странной фигуре свою незаконную дочь. Дочь его
любимой младшей сестры. Дочь, которую он с лёгкостью подонка отдал другому.
Расстояние
заглушили голос его совести. Вера не часто присылала Алисины фотографии. Она
словно бы боялась, что между двумя родственниками, словно между двумя
электродами пробежит роковая искра.
Он
сам боялся этой искры. Именно она свела из с ума, она не помнил. Что и как
делал, и очнулся лишь потом, голый и потный, прижимая такую же голую и потную
Веру к кровати.
Алиса,
как могла, прятала взгляд. Она старательно изучала монеты и купюры, которые были в её коробке.
Изучала и поправляла табличку с жалостливой надписью: «Памагите
у миня сгарел дом!!!».
Она
была благодарна Алексу за спасительный памперс. Ей запрещалось покидать это место,
даже по большой и малой нужде.
Дядя
Вячеслав всё не уходил. Она боялась случайно окликнуть его. Дать знать, что она
всё ещё жива.
Он
пришёл сюда из тюрьмы. Она чувствовала это по запаху. Возможно, что он видел её
мать. А что, если она уже всё рассказала следователю, что, если её сейчас ищут.
Но
вряд ли они признают её в простой нищенке. Разве что охочие до лёгких денег
патрульные.
Вера
Аркадьевна уже сама не понимала, от чьей спермы, брата Вячеслава или
Константина Ивановича зачала дочь.
Ей,
то казалось, что в чертах дочери есть много от такого серьёзного брата, то на её лице возникала ненавистная физиономия препода
по теоретической механике.
Два
этих половых акта произошли почти в один день. Сначала она отдалась брату, а
затем, затем честно заработала отлично своей уже дефлорированной …
Она
не находила лучшего синонима для своего влагалища. Матерное словцо прямо-таки
липло к этому обесчещенному органу. Именно это слово из пяти букв отлично
походило, чтобы описать этот сбесившийся от долгой спячки орган.
Она
помнила. Как послушно снимала трусы, задирала подол и расставляла ноги.
Константин Иванович взял её сзади, и всё это напоминало скорее глупую
медицинскую процедуру, что-то вроде постановки клизмы в полевых условиях, но
никак не акт любви
Она
терпела боль, стыд и страх. Груди тёрлись о капот машины, и было неловко,
словно бы ей и впрямь засаживали в попу, а в ещё недавно неприкосновенную щёлку.
Тот
наполовину летний, наполовину весенний день напоминал пошлый узкоплёночный
фильм. Она словно бы всё это увидела на простыне, причём беззвучно и скучно.
Константин
Иванович благородно довёз её до города. Она, молча, вышла из машины и пересела
на рейсовый автобус, стараясь не думать о надетых в спешке трусах и странном
чувстве опустошенности.
Тогда
она даже не помышляла о замужестве. Тем более с таким скользким человеком.
Но
почувствовав нечто неладное, решила подстраховаться.
Константин
Иванович сдался на третьем ходу.
Он
испугался ответственности за этот случайный перепих, испугался и торопливо, словно
бы насильник женился.
Дочь
никогда не нравилась ему. Вера уже сожалела, что сделала этот дикий поступок,
что проще было уйти из института, тем более она понимала, что ошиблась, возомнив
себя в будущем инженером.
Теперь
после смерти этого избалованного чудовища она чувствовала себя спокойно.
Даже
суд не страшил её. Страшило лишь то, что её девочку могут арестовать.
Она
вновь и вновь припоминала тот день, когда положила в свою сумочку злосчастный
футляр.
«Наверное,
это просто кто-то решил подшутить над Алисой. Как тогда в школе…».
Она
вдруг вспомнила сжавшуюся от стыда голую фигурку дочери. Неужели та могла подставить
кому-нибудь ножку. У Веры Аркадиевны стало дёргаться правое веко.
Помочь сайту
Поздравления
