Тихий омут. Глава двадцать первая
Глава двадцать первая
Алиса,
как и Олеся, привыкала жить на два фронта.
Она
была поглощена думами о соитиях и совершенно не думала об учёбе. В сущности, ей
было скучно ежедневно появляться в колледже.
Мать
стыдилась своего проклятия. Она давала себе слово, что оставит дочку в покое,
но каждый раз срывалась и приходила к ней уже готовая для постельных утех.
Алиса
честно разыгрывала роль спящей красавицы. Она лежала и чутко прислушивалась к
своему организму.
Мать
не спешила дефлорировать её, ей хватало этих мимолётных свиданий, чтобы утишить
жар похоти. Тот разгорался в ней словно каменный уголь в железной печке и
выжигал всё, оставляя лишь шлак неудовлетворенности и тоски.
Алекс
мало чем отличался от сошедшей с рельс родительницы. Он жаждал того же самого,
только был более обходителен и до тошноты напоминал знаменитого сказочного
кота.
Алиса
предавалась блуду и с ним. Ей нравилось разыгрывать роль бессовестной голышки,
бегать, в чём мать родила, из комнаты в комнату и дразнить угасающее либидо
хозяина квартиры.
Она
уже не знала кто она сейчас – Алиса или Лидия. Раздвоение личности становилось
всё более зримым. Теперь игра старательно переходила свой Рубикон и
превращалась в приятную, но опасную манию.
Алиса
не желала делить Алекса с Кристиной. Этот гостеприимный блядун мог принадлежать
только ей одной. Он и принадлежал, словно маленький мальчик он играл украденной
им куклой и ловил радостные токи восторга.
Где-то
в октябре они решили провести новую операцию.
Вика
Каракозова была раздавлена. Об её конфузе теперь знал весь город – фотографии с
её голым полубезумным телом появились в «Рублёвском вестнике»
Исаак
Крамер сам не знал, отчего отправил этот снимок в печать. Он понимал, что так
поступать глупо, однако не мог удержать своей редакторской ручки.
Вика
появилась в классе только к исходу сентября. Она болела, болела и в тот ужасный вторник,
когда мир стоял на грани мировой катастрофы.
Она
видела, как рушатся башни Всемирного Торгового Центра. Как толпы людей бегут
прочь, а по экрану бежит живая строка «Америка под ударом».
Она
сама была под ударом. Отец долго не разговаривал с ней, считая её вероятно или
сумасшедшей, или прокаженной. Да и сама Виктория не могла простить себе
минутной слабости.
Прощенная
бабушкой Эльвира тотчас начала задирать свой нос.
Она
как-то позабыла, что и сама содрогалась от стыда, будучи совершенно голой, и
теперь тайком поглядывала на преступное тело соклассницы.
Каракозова
затмевала её. Ей было легко это сделать, а Эльвира не привыкла быть на вторых
ролях.
Эльвира
догадывалась о том, кто так легко обесчестил Викторию. Она сама мечтала о такой
же мести, не подозревая, что сама вот-вот должна угодить в паутину.
Алиса
ещё не придумала, где именно заставит Эльвиру оголиться. Она думала, что это
произойдёт в городской библиотеке, а то и на улице, а возможно попросту на
чьём-нибудь дне рождении.
Алекс
нашёптывал ей успокаивающие слова. Алиса млела в его умелых руках, словно тесто
в руках кондитера.
-
А ты объясни всё этой первой.
-
Ты что с ума сошёл, чтобы она меня сдала?!
-
Да она тебе служить, как собака станет. Чтобы кому-то ещё насолить, ну, как в
салки. Или в масть. Понимаешь?
-
Понимаю.
Вика
попалась ей на глаза дня через три.
Она
шла, пугливо озаряясь, шла, как будто и впрямь стала робкой овечкой и опасалась
нападения злобных волков. Алиса жалела эту красивую девушку. Та вполне могла
быть первой красавицей школы, а вместо этого балансировала на грани вылета.
-
Привет. Я слышала, ты тут в переделку попала.
-
Какую переделку? Ни в какую переделку я не попа…
-
Нет, ты задница. А у памятника Александру Сергеевичу? Не боись,
это я тебя подставила. Случайно. Мне тут одно средство протестировать доверили.
-
Ты? Ну, ты и сволочь.
-
Да не ори ты. Не ори. Хочешь, ещё кто-нибудь также голяком попляшет? И
обосрётся. Эльвирка например. Тогда её бабушка ей точно от дома откажет.
-
Эльвирка.
В
душе у Вики заскребли кошки. Она вдруг представила Эльвиру голой. Представила
её сидящей на корточках и старательно избавляющейся от зловонного груза.
-
А как? И где.
-
А когда у тебя день рождения?
-
31 октября.
-
Класс. Слушай это же праздник. Ну, в смысле Хэллоуин. Можно шабаш затеять.
Знаешь, мы всем твоим гостям дадим таблетки – представь, как весело будет.
В
квартире Каракозовых висела скучная и пыльная тишина. Вика не заметила, как
полностью разделась. Ей вдруг захотелось побыть голой, совсем голой.
Окружающее
её пространство мысленно наполнялось такими же нагими телами. Они были
многочисленны, словно бы узоры в калейдоскопе.
Ей
ужасно хотелось пошалить. Правда ей было немного неловко от мысли, что в
комнате будет пахнуть дерьмом, но в этом обстоятельстве была своеобразная
пикантность.
-
Тогда они все будут моими рабами. Все.
Она,
молча, присела на корточки и сделала вид, что вот-вот даст волю своему
кишечнику. Тот не спешил отзываться на зов – завтрак и школьный обед ещё не
закончили своего превращения в крепкие и аккуратные какашки.
Алекс
был в восторге. Он катался по дивану и радостно взвизгивал.
Всё,
что должно произойти в квартире Каракозовых напоминало ему знаменитый Бал Воланда. Напоминало и веселило.
-
Ой, не могу. Да ты гений. Главное, чтобы она ничего не забыла. Только ведь.
Он
вовсе не желал быть так же обгаженным. Надо было как-то избежать этого позора
Глава двадцать первая
Алиса,
как и Олеся, привыкала жить на два фронта.
Она
была поглощена думами о соитиях и совершенно не думала об учёбе. В сущности, ей
было скучно ежедневно появляться в колледже.
Мать
стыдилась своего проклятия. Она давала себе слово, что оставит дочку в покое,
но каждый раз срывалась и приходила к ней уже готовая для постельных утех.
Алиса
честно разыгрывала роль спящей красавицы. Она лежала и чутко прислушивалась к
своему организму.
Мать
не спешила дефлорировать её, ей хватало этих мимолётных свиданий, чтобы утишить
жар похоти. Тот разгорался в ней словно каменный уголь в железной печке и
выжигал всё, оставляя лишь шлак неудовлетворенности и тоски.
Алекс
мало чем отличался от сошедшей с рельс родительницы. Он жаждал того же самого,
только был более обходителен и до тошноты напоминал знаменитого сказочного
кота.
Алиса
предавалась блуду и с ним. Ей нравилось разыгрывать роль бессовестной голышки,
бегать, в чём мать родила, из комнаты в комнату и дразнить угасающее либидо
хозяина квартиры.
Она
уже не знала кто она сейчас – Алиса или Лидия. Раздвоение личности становилось
всё более зримым. Теперь игра старательно переходила свой Рубикон и
превращалась в приятную, но опасную манию.
Алиса
не желала делить Алекса с Кристиной. Этот гостеприимный блядун мог принадлежать
только ей одной. Он и принадлежал, словно маленький мальчик он играл украденной
им куклой и ловил радостные токи восторга.
Где-то
в октябре они решили провести новую операцию.
Вика
Каракозова была раздавлена. Об её конфузе теперь знал весь город – фотографии с
её голым полубезумным телом появились в «Рублёвском вестнике»
Исаак
Крамер сам не знал, отчего отправил этот снимок в печать. Он понимал, что так
поступать глупо, однако не мог удержать своей редакторской ручки.
Вика
появилась в классе только к исходу сентября. Она болела, болела и в тот ужасный вторник,
когда мир стоял на грани мировой катастрофы.
Она
видела, как рушатся башни Всемирного Торгового Центра. Как толпы людей бегут
прочь, а по экрану бежит живая строка «Америка под ударом».
Она
сама была под ударом. Отец долго не разговаривал с ней, считая её вероятно или
сумасшедшей, или прокаженной. Да и сама Виктория не могла простить себе
минутной слабости.
Прощенная
бабушкой Эльвира тотчас начала задирать свой нос.
Она
как-то позабыла, что и сама содрогалась от стыда, будучи совершенно голой, и
теперь тайком поглядывала на преступное тело соклассницы.
Каракозова
затмевала её. Ей было легко это сделать, а Эльвира не привыкла быть на вторых
ролях.
Эльвира
догадывалась о том, кто так легко обесчестил Викторию. Она сама мечтала о такой
же мести, не подозревая, что сама вот-вот должна угодить в паутину.
Алиса
ещё не придумала, где именно заставит Эльвиру оголиться. Она думала, что это
произойдёт в городской библиотеке, а то и на улице, а возможно попросту на
чьём-нибудь дне рождении.
Алекс
нашёптывал ей успокаивающие слова. Алиса млела в его умелых руках, словно тесто
в руках кондитера.
-
А ты объясни всё этой первой.
-
Ты что с ума сошёл, чтобы она меня сдала?!
-
Да она тебе служить, как собака станет. Чтобы кому-то ещё насолить, ну, как в
салки. Или в масть. Понимаешь?
-
Понимаю.
Вика
попалась ей на глаза дня через три.
Она
шла, пугливо озаряясь, шла, как будто и впрямь стала робкой овечкой и опасалась
нападения злобных волков. Алиса жалела эту красивую девушку. Та вполне могла
быть первой красавицей школы, а вместо этого балансировала на грани вылета.
-
Привет. Я слышала, ты тут в переделку попала.
-
Какую переделку? Ни в какую переделку я не попа…
-
Нет, ты задница. А у памятника Александру Сергеевичу? Не боись,
это я тебя подставила. Случайно. Мне тут одно средство протестировать доверили.
-
Ты? Ну, ты и сволочь.
-
Да не ори ты. Не ори. Хочешь, ещё кто-нибудь также голяком попляшет? И
обосрётся. Эльвирка например. Тогда её бабушка ей точно от дома откажет.
-
Эльвирка.
В
душе у Вики заскребли кошки. Она вдруг представила Эльвиру голой. Представила
её сидящей на корточках и старательно избавляющейся от зловонного груза.
-
А как? И где.
-
А когда у тебя день рождения?
-
31 октября.
-
Класс. Слушай это же праздник. Ну, в смысле Хэллоуин. Можно щабаш затеять.
Знаешь, мы всем твоим гостям дадим таблетки – представь, как весело будет.
В
квартире Каракозовых висела скучная и пыльная тишина. Вика не заметила, как
полностью разделась. Ей вдруг захотелось побыть голой, совсем голой.
Окружающее
её пространство мысленно наполнялось такими же нагими телами. Они были
многочисленны, словно бы узоры в калейдоскопе.
Ей
ужасно хотелось пошалить. Правда ей было немного неловко от мысли, что в
комнате будет пахнуть дерьмом, но в этом обстоятельстве была своеобразная
пикантность.
-
Тогда они все будут моими рабами. Все.
Она,
молча, присела на корточки и сделала вид, что вот-вот даст волю своему
кишечнику. Тот не спешил отзываться на зов – завтрак и школьный обед ещё не
закончили своего превращения в крепкие и аккуратные какашки.
Алекс
был в восторге. Он катался по дмвану и радостно взвизшивал.
Всё,
что должно произойти в квартире Каракозовых напоминало ему знаменитый Бал
Волланда. Напоминало и веселило.
-
Ой, не могу. Да ты гений. Главное, чтобы она ничего не забыла. Только ведь.
Он
вовсе не желал быть так же обгаженным. Надо было как-то избежать этого позора
Нет комментариев. Ваш будет первым!