Тайная вечеря. Глава тридцать вторая

Нелли всю ночь снились кошмары. Она опускалась в своё прошлое, словно в крутой кипяток, ощущая себя всего лишь тушкой куриного мяса. Она не могла, не имела права забыть то, что так хорошо помнило её, ещё совсем недавно глупое и невинное тело.

            То, что происходило в этих кратких экскурсах, поражало. Словно бы вместо писклявого надоеды Невидимки за неё принялся кто-то более серьёзный и страшный.

            Он не боялся того, что было страшно для его приставучего коллеги. Нелли сколько угодно могла взывать к Небу, но он плотоядно скалился в ответ и заставлял её краснеть до корней волос, как самую последнюю двоечницу.

            Нелли могла простить себе всё, кроме того мимолётного вранья. Она, которая поклялась глаз не спускать с миловидной, но глуповатой Людочки сама подтолкнула её в спину, словно бы последняя дрянь.

            Теперь ей вовсе не хотелось видеть то, что осталось от бывшей Принцессы. И хотя Людочка избежала подлого капкана Мустафы, она теперь была другой, ей давно не было дела до прежних игр и милой, забавной только на первый слух, болтовни.

            Праздник, ещё недавно такой милый теперь раздражал. В их семье не было мужчины, а радоваться тому, что между ног не висит сосискообразная штука, а на теле имеются груди, было совсем некстати.

            Нелли ощущала себя грязной и одинокой кружкой. В такую посуду могут сливать разве что опивки.

            Она делала вид, что спокойна. Даже поджарила яйца и пару тостов для ещё спящей матери и отнесла всё в спальню.

            Мать лежала и слегка по-детски смотрела на свою дочь. Нелли казалась ей слишком уж повзрослевшей. Возможно, это ей только казалось – возможно, она просто привыкла видеть в дочке ожившую по воле случая куклу.

            - Good morning? Mammy! – проговорил она, ставя поднос на комод и улыбаясь.

            Ираида Михайловна усмехнулась. Она вдруг почувствовала себя виноватой – она слишком заиграла свою девочку. И теперь не могла простить ей этой заиграности.

            Когда-то она убирала её в детскую, словно в шкаф, зная, что послушная Нелли, она же сказочная Алиса всегда готова для новой игры.

            Она была всего лишь милой игрушкой – моделью и молчаливой и внимательной слушательницей.

            - Мама, а мы поедем навестить Людочку? – спросила Нелли.

            Она была рядом и сладко благоухала спросонья. Этот запах, милый запах ещё не был скрыт годами, она его чувствовала и стыдилась, словно бы Нелли и впрямь была только купленной куклой.

            «Даже не верится, что я выносила её!?

            Она вдруг перенеслась во времена юности, когда почувствовала, как становится другой. Оплодотворенная яйцеклетка уже начала свою работу, она готовилась превратить симбиоз себя и попавшего в её сети сперматозоида во что-то новое, ранее невиданное и неслыханное.

            Робость, с какой она снесла натиск своего спасителя, смущал саму Ираиду. Она была рада быть завоеванной, наконец-то её взял, как берут по праву сильного свою и только свою добычу.

            - Хорошо, я позвоню, Степану Акимовичу.

            Трель телефона отвлекла Головина от процесса завязывания галстука. Он подошёл к аппарату и вяло, словно стесняясь снял с рычага трубку.

            - Алло!

            - Голос супруги покойного друга был неожиданно деловит.

            - Хорошо. Это очень хорошо. И Нелли будет. Да им необходимо, просто необходимо увидеть друг друга. А то я боюсь. Что моя дочь сойдет с ума от самоистязания.

            Людочка готовилась к роди жертвы.

            Она ещё не успела забыть тех уроков, что помнило её тело. Стать на всего один день презренной и жалкой Какулькой было не сложно. Она ведь так и не стала прежней Принцессой.

            Перед глазами мелькал её триумф годичной давности. Тогда она вовсе не думала, что поступает дурно. Напротив, роль самовластной избалованной королевны царил в её теле, заставляя на всех смотреть свысока и с презрением.

            Теперь она презирала саму себя. Её душа стыдилась этого тела, как человек стыдится грязного и поношенного платья. Она охотно выбрала себе другую обитель, но никак не могла выскочить прочь, словно завязший в болоте путник.

            Людочка подумывала о самоубийстве. Её манило то пустое и чёрное пространство, словно огромный и очень глубокий колодец.

            - Умереть б, уснуть…

            Она потрогала себя под левой грудью, нащупывая пульс.

            Сердце билось слегка учащенно. Словно бы она, Людочка, проглотила вечно спешащий будильник. Стук сердца и слегка покрасневшие глаза – вот и всё, что выдавало её волнение.

            Сегодня их праздник походил на какое-то тайное собрание. Людочка собиралась показать этим людям только себя саму. Ей не терпелось вновь стать прежней, но как это сделать – она не знала.

            Тётка и отец привыкли к её дурацки фантазиям. Теперь она вновь разыгрывала перед ними шараду, ловко прикидываясь умалишенной, словно бы подражая нежно любимой Шуте.

            Та не позволила себе слабости. Она только прикидывалась дурочкой, хорошо отслеживая каждый шаг своих врагов.

            Людочке порой хотелось пойти на близость с этой своей хранительницей. Но строгий взгляд серых глаз подруги тотчас остужал её пыл.

            Они вполне могли барахтаться, пародируя высокомерную и нагловатую хозяйку. Руфина была такой же милой и избалованной девочкой. Она была такой же затворницей, как и они.

            Белый фартук едва прикрывал её гениталии. Было глупо хвалиться ими. Людочка уже не могла играть роль ни разу не поротой пай-девочки, её попа хорошо запомнила вкус острой, как бритва лозины безжалостной Ирины. Эта сволочь норовила ударить её наотмашь, словно забуксовавшую в грязи лошадь.

            Теперь она не боялась показаться смешной. Все эти люди знали, какой дурой она была всего год назад, как тупо и нерасчётливо вела себя, не дорожа ни своей невинностью, ни тем комфортом, который дарил ей отец, как мог он сглаживал характер своей вздорной жены.

            Ей ничего не говорили о настоящей, такой далёкой матери. Да Людочка и не спрашивала, тем самым весьма раздражая заносчивую и вечно неудовлетворенную Зинаиду Васильевну.

            Они были словно соседки по одной палате, только диагнозы у них были разные.

            Теперь она вела себя иначе. Не задирала бы нос, а только смотрела в землю. Как сейчас, готовясь к своему выходу.

* * *

Нелли уже сожалела о своём решении. Было неправильно вновь напоминать бывшей подруге о себе. Да и были ли они подругами. Златокудрая Принцесса и такая благовоспитанная Алиса. Воркование тет-а-тет ещё не сделали их подругами, просто им было удобно, как ловко обученным марионеткам играть свои незатейливые роли.

            Теперь она боялась, что увидит прежнюю Людочку, что, повинуясь прежней привычке мило заворкует о пустяках, не замечая за своим любовным гулением, что выглядит последней илиоткой.

            Как ни странно, но Людочки в гостиной не было.

            - А где именница? – стараясь не слишком сверкать улыбкой, торопливо проговорила Оболенская-младшая.

            - Да, да – где Людочка? – поддакнула ей Ираида Михайловна, оглядывая нарядных племянниц Степана Акимовича.

            Те выглядели как-то странно в новых платьях и с улыбками на своих серьёзных лицах.

            - А  дядя Степан нам с сеструхой парики купил. Правда, клёвые? – нарочито грубовато поинтересовалась Ульяна.

            - Да, так ничего. А что разве это навсегда?

            - Доктора говорят, что – да…

            - А Людочка? Она тоже лы-ысая? – слегка запинаясь, пролепетала Нелли.

            - Нет, у неё волосы почти отросли. Только она стесняется их. Уже пару раз ножницы у неё отнимали.

            - Ножницы?

            - Она боится, что опять прежней станет. Задаваться начнет, вот и изводит себя. И сейчас какая-то странная, ей надо это. Пусть всё плохое уйдёт.

            Ей так и не позволили стать окончательно похожей на Какульку.

Людочка торопливо натянула бледно-розовую  плавательную шапочку.

Прислуживать за столом – эта обязанность была и легка и тяжела одновременно. Раньше бы она каталась в истерике, если бы её заставили быть служанкой, но теперь, теперь ей было всё равно…

Это  безразличие пугало. Словно бы ей дали успокоительных капель. Она не хотела играть роль биоробота, но и улыбаться и шутить, как прежде не могла.

Нелли стало не по себе от дикого вида подруги. Людочка ли это. Не снится ли ей вновь очередной кошмар.

Между тем мысли Людочки были далеко. Она, молча, разносила блюда и забирала грязную посуду, стараясь не смотреть ни на гостей, ни на ядовито желтые цветы, воспетые в романе Михаилом Булгаковым.

Вечер шёл по накатанным рельсам. Людочке даже нравилось, когда её сдобных на первый взгляд ягодиц касался чей-нибудь освежающий взгляд. Она едва сдерживалась, чтоб не пукнуть от восторга, понимая, что со звуком непременно вырвется на волю и запах.

Нелли предпочитала смотреть в тарелку. Она боялась этого тела, было не ясно прикидывается ли Людочка сумасшедшей, или вновь в её теле живёт безжалостная, но такая трусливая Какулька.

- Может быть, и мне надо на один день вновь стать Нефе? – думала она, ловя зубцами вилки ускользаюший маринованный гриб.

Ираида Михайловна робко пила минералку и с какой-то тревогой поглядывала на настенные часы. Когда стрелки показали половину десятого, они, с Нелли поспешили выйти из-за стола.

* * *

            Всё дальнейшее смешалось в голове Нелли.

            Она не спала, но и не чувствовала себя вполне бодрой.

            Она даже не помнила, как оказалась в родительской спальне, и очень удивилась, увидев рядом с собой сладко спящую мать.

            Ираида Михайловна разметалась во сне, как маленькая девчонка. Нелли проснулась от того, что вот-вот должна была бы упасть с этого ложа – и о, ужас, она была полностью обнажена.

            «Неужели я и впрямь делала это с матерью?»

            Картины её ночного падения яркими пятнами вставали перед глазами. Нет, это не могло быть явью, но не могло быть и сном. Возможно, её опять кто-то дразнил, заставляя сомневаться в себе, а главное в матери.

            «Мама не может хотеть этого. Она ведь не Руфина…»

            Имя её сексуальной истязательницы сорвалось с губ Нелли, словно плевок. Она не хотела вспоминать об этой фантазёрке, её образ благополучно растаял, как страшный мираж. Но теперь это имя вновь забилось в мозгу, тревожно и сладко волнуя душу.

            «А может мне это на роду написано – быть лизуньей? – подумала Нелли и тотчас покраснела.

            Пальцы левой руки нащупали неожиданно отвердевший сосок, а пальцы другой нырнули в ту бездонную пропасть, какой Нелли считала собственную до сих пор ещё девственную вагину. Быть шлюшкой было привычнее, чем разыгрывать перед всем миром мнимую непорочность.

            Ираида Михайловна давно не спала. Она стыдливо наблюдала за упражнениями дочери. Видеть её мастурбирующей было сладко и стыдно одновременно. Но такая дочь была понятнее, чем молчаливая и углубленная в себя святоша.

            Раньше бы она возмутилась. А сейчас с восторгом подруги ждала, кончит ли её девочка или остановится на полпути к оргазму. Она была готова помочь ей, сделать что-то приятное этому близкому телу. Но страх напомнить дочери о днях плена останавливал её.

            Она не решалась напомнить дочери о Руфине. Ту вот-вот должны были судить. Вместо незадачливого Валета на скамье подсудимых оказалась сама Дама Червей.

            Дочь. Наконец она, по-чаечьи, вскрикнула и упала навзничь, содрогаясь всем телом. Казалось, что её бьёт падучая. Ираида не решалась подать голом. Нелли могла испугаться её соглядательства.

            «Дочка. Пора в школу», - зачем-то пробормотала она и вновь крепко смежила веки, притворяясь спящей.

            Нелли тихонько выскользнула из комнаты. Она ощущала себя наёмной шлюшкой, теперь этот дом не узнавал её и обвинял в самых страшных грехах...

            «Неужели, всё вновь пойдёт по-старому? Только вместо Руфины я стану ублажать собственную мать?»

Ей ужасно хотелось вернуться и повторить то, что она только что сделала. Словно бы это тоже было всего лишь игрой. Игрой, к которой привыкаешь, словно к чистке зубов или к необходимости садиться на унитаз и расставаться с тем, что вредно твоему организму.

За завтраком, поедая вишнёвый джем, она немного пришла в себя. Вошедшая на кухню мать возилась в микроволновкой.

- Дочка, нам с тобой надо будет съездить в Сердобск, - картинно зевая, сообщила она, глядя на Нелли искоса, словно скворец.

- Зачем? – поинтересовалась Нелли, облизывая чайную ложку.

- Ты должна будешь дать показания против этой женщины.

- Какой женщины? – притворяясь непонимающей, произнесла Нелли.

- Как какой? Руфины… Она же совратила тебя!

- Мама ты ведь подглядывала за мной. Я это чувствовала. И меня ещё больше заводило от того, что ты смотришь. Руфина сломала мои комплексы. Без неё я бы до сих пор разыгрывала из себя Алису. А эта благонравная девочка, наверняка трахалась и со Шляпником, и с Мартовским Зайцем, ну и, разумеется, пила соки Королевы и Герцогини. Только я этого, к счастью, не знала.

И Нелли возмущенно отправилась к себе в комнату.

Там давно был музей кэрролловской героини. «Возможно, мать просто ревнует меня к Руфине. Завидует, что это не она приучила меня к этим опасным забавам. Но мне так хорошо…

Она едва удержалась, чтобы вновь пощекотать себе нервы петтингом. Эти слова накрепко вбила в мозг болтовня той женщины.

Нелли боялась разочароваться в своей госпоже. Увидеть её уродливой и грязной. Так малыш воротит нос от брошенной в грязь игрушки.

Нелли могла помнить только ту девушку, что так отважно предавала себя в руки Порока.

В школе всё было также.

Он вошла в класс, села рядом с Надей.

Та ни чем не была лучше Людочки.

Наверняка, тоже страстно ожидала своего первого раза.