Помочь сайту
Поздравления
Тайная вечеря. Глава тридцать третья
Глава
тридцать третья.
Нелли едва дожила до весенних каникул.
Ей было не по себе. Словно бы она обманывала всех, прикидываясь пай-девочкой. Близость Нади смущала. Эта девчонка явно собиралась оправдывать свою фамилию и томилась в ожидании неизбежного падения. Аромат её разгоряченного тела мутил лучше всякого алкоголя, Нелли было плевать на то, что на неё смотрят, желание перекрывало всё, даже страх.
Она теперь была такой же жалкой и развратной, как и жалкая в своём одиночестве Руфина. Людочка была давно уже отброшенной в сторону куклой. Она теперь уныло валялась где-то на задворках и молча, молила о снисхождении к своему красивому, но, увы, совершенно пластмассовому телу.
Надя с её любопытством и нетронутостью сама напрашивалась на приключения. Она боялась и жаждала одновременно. Боялась боли и стыда и жаждала удовольствия. Так начинающий алкоголик, старается не думать о муках похмелья. Он жаждет одного: забвения мелких ничего не значащих бед.
Накануне весеннего равноденствия они собирались в дорогу. Мать Нелли собирала их не столь большой багаж с тщательностью институтки. Она скрывала от дочери то, что на вокзале, а точнее уже в купе поезда её ждёт сюрприз.
Людочка выглядела чересчур взволнованной.
Её мутило от предчувствий. Ехать в далёкий город, где она никогда не была, и просить прощения у той кого она лишила девственности и детства.
Теперь она могла только проклинать себя за недалёкость. Можно ведь было лучше присматриваться к мелочам, ведь она и раньше видела эти тщательно прятавшиеся от Зинаиды Васильевны, но от чего то и подумать не могла, что они от её настоящей матери. Матери, которую она не знала и не хотела знать.
Она всё думала о том фильме, который посмотрела за компанию с сёстрами. Это была история про двух ФБРовцев – мужчину и женщину, они расследовали случаи киндеппинга. Молодые люди пропадали, а потом находились полураздетые с издевательской надписью на спине. Людочка вдруг подумала, что и она могла также появиться перед родными, что вероятно, так и хотел поступить с нею Мустафа – бросив перед глазами отца - голую, жалкую, потерявшую стыд и честь. Что её кличка ничуть была не лучше пресловутого: « SHE IS ONE» - на спине у подружки шерифа.
Размышляя, она даже не заметила подошедшую Нелли. Теперь их ничего не связывало – электрический ток дружбы иссяк, и теперь им было даже неприятно смотреть друг на друга, словно бы всё это время некто просто ставил на них опыт, словно бы средневековый алхимик, ищущий бессмертия.
Стоящая у дверей вагона проводница показалась Людочке знакомой. Вероятно, это именно она прервала их сладкую сцену с Руфиной. И почему ей так не везёт.
Проводница в свою очередь невольно напрягала память. Она не могла избавиться от чувства, что уже где-то видела эту девушку, возможно, даже прошлым летом. Жизнь на колёсах давно ей обрыла – мир катился то в одну сторону, то в другую. И она не могла понять, зачем живёт.
Она автоматически сверила лица с фото в паспорте, просмотрела билеты и пропустила обе пары внутрь хорошо натопленного, несмотря на весну вагона.
Людочка старалась не думать о том, что она должна чувствовать. То, что рядом была та, к которой ещё год назад она легко бросилась на шею, смущало. Нелли казалась раскрашенной картинкой, разгаданным до конца кроссвордом, она теперь только мешала, словно бы была уже не совсем её.
В купе было уютно. И хотя поездка для Нелли и её матери была краткой, они чувствовали какую-то радость от того, что сидят в тепле.
- Вы в Нижний Новгород с Людочкой?
Голос Ираиды Михайловны звучал не слишком уверенно. Возможно, что и Головина собиралась сказать своё слово на процессе.
- Да…
- А мы в Сердобск. Завтра суд начинается.
-Суд? – голос сестры Головина звучал глухо и настороженно.
- Именно. Суд над этой несчастной Керимовой.
- Над Руфиной? – подала голос Людочка.
- Именно. Её станут судить, как Королеву Червей, - с дерзостью подростка подтвердила Нелли.
Мысленно она уже вновь надевала привычный образ английской пай-девочки. Девочки, чьё тело и душа были оскорблены и требовали скорого и неизбежного отмщения.
Она уже вела диалог с судьёй. Было трудно подобрать слова, картинки – одна другой гаже всплывали в памяти. Она не могла поверить, что, то розовое существо с выскобленной наголо головой было ею. Что она могла коснуться этого чужого и от того ещё более мерзкого органа.
Людочка хорошо знала, что чувствовала Нелли. Она старалась презирать её, презирать, когда слышала завистливый шёпот девчат. Им вовсе не хотелось в объятия этой потаскушки, но боязнь сменить на своём посту Какульку заставлял завидовать той, что была так недосягаема для них.
- Интересно, кем сейчас стала Руфина? Неужели она теперь даже гаже меня?»
Она отвернулась к окну. Поезд вот-вот должен был отойти.
Поезд на мгновение задерживался у красивых станций.
Нелли знала, что сразу после Ртищева им выходить.
Людочка нервничала. Она пока ещё не знала, что должна уговорить Лору, сказать свое веское слово на суде, что именно они могут окончательно утопить эту ужасную женщину, эту развратную Мессалину.
Но ей отчего-то было жаль Руфину. Она оказалась в тюрьме, словно бы избалованная домашняя девочка в детском саду. Да и сама Людочка была ничуть не лучше – она также гордилась выдуманным титулом, задирая нос, и презирая тех, кто не смел, как она самозваничать.
Когда Нелли и её мать ушли, она вздохнула свободнее. Мысль вновь притвориться Принцессой мелькнула раз, мелькнула другой. Она посмотрела на пустую полку и рассмеялась.
Нелли предполагала, что ей будет трудно. Она вовсе не хотела выглядеть слабой, но отчего-то начинала трусить, словно бы перед трудной контрольной.
Она вдруг представила, как будет вспоминать всё то, что испытывала там, в тёмной комнате, при неверном свете ночника, глядя снизу вверх на свою самозваную госпожу.
Она была благодарна ей. Страх пасть ещё ниже, оказаться игрушкой разгоряченных похотью мужланов, наконец, попросту потерять себя, словно какую-нибудь яркую безделушку.
И имеет ли она право мстить? За что? Ведь ей нравилось, нравилось это чувство, нравилась эта древнеегипетская игра.
Она словно бы смотрела на большую, три на два метра картину. Видела и себя, пресмыкающуюся и жалкую. И ту, что сейчас должны были судить. И если она была попросту голой, то Руфина была обнажена и казалась в таком ракурсе бессмертной богиней.
Руфина уже давно не была Руфиной.
Она была Плешкой, на лице этой придурковатой дамы играла улыбка идиотки. Лай собак, запах подтаявшего снега, все эти запахи и звуки оглушали её. Она давно уже не чувствовала себя прежней – дурная невкусная пища истерзала её желудок, а взгляды тех, кого она забавляла, были несноснее взглядов голодных акул.
Она почти не помнила, за что оказалась тут. Было странно, что этот кошмар длился и длился, опуская её всё сильнее в этот серый мир.
Было нелепо сидеть на скамье подсудимых в домашнем халате. Она охотно бы согласилась на наготу, та была привычнее мерзкого шерстяного костюма. От него пахло неволей.
Таловеров был уверен в обвинительном вердикте. Он был рад. Дело было крепко сшито. Ему удалось вовремя выудить из памяти жертв самые лакомые куски, и теперь все они обвиняли ту мерзкую женщину в её преступлении.
Руфина же охотно играла свою роль. Ей приходилось отдуваться и за себя, и за мужа, и за двух его приспешников. Боксёр с Пауком затерялись на просторах России. Они могли всплыть где-нибудь на Кавказе, ведь именно туда стекались все искатели приключений и откровенные подонки.
«Ничего, мы и так её так зажмём!».
Ираиде показалось, что она сама проваливается в прошлое. Когда-то она также, одетая в школьную форму стояла и давала показания против тех, кто дерзко и гадко надругался над ней на Первомай.
- Итак, вы подтверждаете, что именно подсудимые затащили вас в гараж товарища Гринько, раздели донага и телесно надругались без попытки полового проникновения?
Она соглашалась.
Ей было страшно и весело. Словно бы вновь кто-то играл на её теле, как на гармони, наживая невидимые другим кнопки и вызывая смешанный со стразом восторг. Она ещё не знала, что это чувство привыкли называть глаголом «кончать».
- Вы не помните, была ли открыта дверь гаража?
- Кажется, да… Я чувствовала свет.
- То есть, вы могли выбежать, позвать на помощь.
- Да, наверное.
- И эти мальчишки. Они показывали вам какие-нибудь предметы опасные для здоровья?
- Я не помню. Кажется, у него (она посмотрела на хмурого Боксёра) был нож.
Она именно она настояла, чтобы дочь оделась в своё некогда обожаемое клетчатое платье. В нём она выглядела более юной и невинной. Да и демисезонное пальто с круглой шляпой шло ей. Дочь походила на юную англичанку, и это придавало пикантности тому, сто должно было свершиться там, в зале районного суда города С.
Людмила постепенно отходила от шока встречи.
Поезд нёс её вперед, а она молчала, послушно поедая всё то, что запасливая тётка взяла в дорогу.
Но процесс жевания не мешал мыслям копошиться в её мозгу. Те, словно дерзкие насекомые по трупу, ползали по извилинам, щекоча их и заставляя содрогаться. Людочке становилось тошно от этих мыслей, до того, что она пару раз едва не подавилась куском вареной курятины.
- Не спеши, - посоветовала тётка, хлопая её по спине.
Людочка стала, есть медленнее.
Она вдруг почувствовала себя вещью. Тётка была рядом, она смотрела на неё, оценивая и одновременно презирая. Прежняя Людочка не привыкла к презрению, нынешней было попросту всё равно.
В положенный час она сходила в уборную. Вид огромного железного унитаза заставил её пожалеть о забытом дома эмалированном горшке. Однако это чудовище было довольно её малой данью.
В купе было тихо. Поезд уже миновал Саранск.
Лора была равнодушна.
Она вдруг подумала, что зря согласилась поехать на вокзал. Тут всё было как-то неловко, словно бы поезд должен был привезти нечто страшное.
Прошлым летом она ещё была невинной метательницей. Мечтательницей, которая так желает быть взрослой. Дома всё было обычно. Людмила ходила по комнатам, но чувствовала, чувствовала, что чужая и этому месту, и этим вещам.
Труп Константина Ивановича так и не нашли.
Алевтина Никифоровна пару раз побывала в морге. И наконец, признала своего мужа в одном из трупов, выловленных в реке.
Течение отнесло его далеко от того места, где нашли «Волгу».
Теперь, когда смерть отчима была уже вполне законным фактом, многие стали сожалеть о трагической гибели талантливого детективщика. Книги Синявского становились раритетом. Они расхватывались, словно горячие домашние пирожки. Эти покетбуки вновь запестрели на прилавках, а изощренные фантазии этого писаки уже казались кому-то настоящими откровениями.
Лоре приходило в голову описать собственные похождения. Но страх случайно проговориться и выдать все тайны разом заставлял повременить с откровениями. К тому же собственная жизнь казалась серой и мерзкой, не опускаться же вновь в эту клоаку даже в мыслях.
Теперь в зале ожидания рядом с матерью, она готовилась вновь увидеть ту, что так легко уронила её тело и душу. Тогда при первой встрече, когда плешивая уборщица оказалась рядом с ней, она даже подумать не могла, что она не случайно так напоминает ей собственное зеркальное отражение. Отражение, пришедшее из ночного кошмара.
Люди жили своей жизнью. Жили, как могли, а она, она торопливо прятала своё лицо – из-за низко надвинутого капюшона её нынешнее уродство не было так заметно.
Волосы не желали становиться прежними, они росли долго и медленно, словно побитые морозом колосья. Лора боялась податься искусу, и вновь лишить себя своей головной растительностью.
Наконец, наконец, был объявлен приход так долго ожидаемого поезда. Они пошли на перрон, пошли медленно и обреченно, словно не имели охоты ускорить шаг даже ради приличия. Встреча со своей, так и несостоявшейся золовкой не входили в планы Алевтины.
Людочка еще не отошла от своего дорожного кошмара. Она так и не смогла понять, что заставляло её так подло предавать себя, играя на раздевание с теми, кто наяву подло и нагло надругался над ними.
Клоуны возомнили себя гроссмейстерами. Они отважно двигали фигуру, заставляя её в азарте терять фигуру за фигурой, а потом нагло и подло розоветь под строгим присмотром цепного пса.
Ужас лишал её силы воли, словно бы этот кошмар и не кончался. Словно бы это явь была милым сновидением. Сновидением в той проклятой конторе.
Она вдруг вспомнила, как блистала на конкурсе красоты, как, действительно верила в то, что вот-вот получит в дар лимузин «Бентли», как вообще не думала ни о чём кроме ночных фантазий.
Поезд уже вползал в пределы вокзала. Теперь, дабы не толпиться в проходе, они сидели перед дверью, сидели и ждали того момента, когда можно будет выйти из вагона. Выйти и встретить свою Судьбу.
Людочка боялась показаться трусихой. Проще было просто упасть на пол и забиться то ли в падучей, то ли в истерике, словно маленькая девочка. Ведь она чувствовала то же самое, что и её единоутробная однояйцовая сестра, её копия и судья
Нет комментариев. Ваш будет первым!
