ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ.

На этот раз я проснулась сразу, полностью, без тумана в голове и ощущения зыбкости окружающего мира. Открыв глаза, я увидела высокий грязный потолок, люстру начала прошлого века, без одного плафона, и мгновенно вспомнила, где я, и что вчера было.

Содрогнувшись, я резко села на кровати, и потерла лоб: кажется, опять намечается приступ головной боли. Разом нахлынули воспоминания о рассказе Ангела, о его признаниях, о вампирских укусах,  и крови Цветана. Я торопливо поднесла к глазам запястья: шрамы были на месте. Только, кажется, со вчерашнего дня, они стали гораздо меньше и тоньше… Вспомнив, что было дальше, я ахнула и залилась краской.

Какой кошмар! Я вела себя вчера, как…как…Боже, да, наверное, такого слова просто нет, чтобы назвать мое вчерашнее поведение! Я вешалась на Ангела, приставала к нему с поцелуями, и требовала, чтобы он… со мной…

Я рухнула обратно на кровать, натянула одеяло по самую макушку, и закусила губу. Господи, и как я теперь посмотрю ему в глаза? И что он обо мне думает? Может, попытаться все свалить на вампирскую кровь: мол, опьянела, не контролировала себя… Да, только что он тогда решит, - что, стоит мне выпить, я веду себя, как легкодоступная девица?! Какой позор…

Я завертелась под одеялом, ломая голову, как мне теперь показаться на глаза вампирам, и как объяснить им, что я, вообще-то, не такая! Хотя, собственно, какая не такая? Если бы мне не хотелось до смерти заняться любовью с Ангелом, то, даже будучи не в себе, я бы такого не вытворяла… Да уж, из песни слова не выкинешь… Но, все-таки, признаться ему в своих желаниях так вульгарно, так пошло! Его, наверное, теперь тошнит от меня… Господи, и что на меня нашло вчера?! Неужели все дело только в крови вампира, которую я пила? Но, тогда, почему я сегодня так странно себя чувствую? Ведь уже все прошло… или не прошло?

Я вылезла из-под одеяла и внимательно осмотрелась вокруг. Ничего необычного я не замечала: ни свечения, ни мерцания. Я ничего не слышала, кроме вязкой тишины и своего дыхания, - в этой квартире вообще было всегда как-то ненормально тихо, не слышно соседей, не слышно машин, птиц тоже не слышно… Не квартира, а склеп. Мечта вампира. А, кстати, и вампиров тоже не слышно…

Я подскочила, мгновенно облившись холодным потом.

Неужели они ушли?! Нет, нет, нет, пожалуйста! Пожалуйста, Боженька, только не это!

Тут я опять замерла, теперь уже пораженная своей собственной реакцией. Что происходит?! Почему я впадаю в панику при одной только мысли, что их нет?! Ведь мне не нравится, что они свалились на меня, со своими тайнами, метками, укусами, наконец! Ведь не нравится?!.. Ох, я уже ничего не знаю!

Я сидела, прижав руки к груди, и пыталась унять сердце, которое колотилось так, как будто я пробежала стометровку. Ничего не понимаю! Ведь если они… ушли, то это хорошо для меня?

Это ненормально, наконец, что я так переживаю из-за парня, которого знаю меньше суток (нельзя же брать в расчет время, когда я была без сознания)… Да и, в конце-то концов, физическое влечение – это еще не все, это преходяще, и…

Я стиснула голову ладонями, отчаянно пытаясь убедить себя, что мне должно быть все равно, здесь ли вампиры, или их уже нет, но ничего не получалось. Чем более убедительные доводы я придумывала, тем сильнее начинало болеть сердце. Классическая ситуация, когда ум с сердцем не в ладу!

Сдавшись, я опустила руки и мрачно уставилась на одеяло. Самой себе врать бессмысленно и бесполезно. Так что же мы имеем? Непреодолимую тягу, которую я не могу контролировать. Сильнейшее желание увидеть его, прикоснуться к нему, быть рядом, не расставаясь ни на секунду… Значит, это и есть пресловутый Узел Судьбы? Именно так это происходит? Ты встречаешь кого-то, и понимаешь, что его, как горный хребет, невозможно ни обойти, ни объехать… Интересно, что чувствует Ангел? Чувствует ли он то-же самое, или нет? А если он вообще ничего не чувствует?!

Опять заболело сердце. Почти машинально, я прижала к нему ладонь, пытаясь умерить боль, которую вызывали мои мысли. Ведь, если бы Ангел чувствовал ко мне хоть вполовину то-же самое, что я к нему, он был бы сейчас рядом, а всю прошедшую ночь мы занимались бы любовью, как сумасшедшие… Но его нет! Так что же это значит, что и никакой связи между нами нет?!..

Тут я поняла, что больше не в состоянии лежать. Лучше уж сразу умереть, узнав самое плохое, чем воображать всякие ужасы самой. Я обреченно откинула одеяло, и спустила ноги на пол. Обнаружив отсутствие джинсов, я тут только вспомнила, что меня вчера укладывал спать Цветан, и опять впала в тоску: и этот видел меня во всей красе! Господи, как стыдно-о!

Уткнувшись лицом в ладони, я сидела, покачиваясь, и думала, что моя жизнь, по крайней мере, ее самая интересная часть, похоже, закончилась, не успев начаться. Ну, действительно, зачем я им нужна? Если мы с Ангелом не связаны, то я для них – только лишняя проблема… Конечно, они ушли. Если уж Ангел не захотел меня вчера, значит, между нами ничего нет, и не было. Или эта связь какая-то односторонняя, только для меня! Как выяснилось, я, почему-то, даже дышу с трудом, когда его нет, а он…

Тут в дверь постучали, и я, ойкнув, юркнула обратно под одеяло. Сердце забилось так сильно, что я еле выдавила из себя приглашение войти.

Дверь открылась, и в спальню боком вошел вампир, занимавший все мои мысли. Он нес в руках большой поднос, на котором стоял кофейник, чашка, хлеб с сыром и сахарница. Все это я рассмотрела, когда он поставил поднос передо мной на кровать, присел в ногах, и пожелал мне доброго утра. Я подтянула одеяло повыше, и, покраснев, как помидор, еле слышно ответила:

- Доброе утро. Спасибо большое… Как вы спали? – я тут же подумала, что мои познания о том, спят ли вампиры, очень ненадежны, и на всякий случай добавила, - если вы, конечно, спите…

- Спим, причем, довольно долго, - как-то рассеянно ответил Ангел.

Я, наконец, рискнула поднять на него глаза. Он выглядел так же сногсшибательно, как и вчера, только казался поглощенным какими-то мыслями. Напрягшись, я почувствовала его эмоции: недовольство, скованность, неловкость… Ему неловко?! Он чего-то боится?!

Теперь я просто всей кожей ощущала его замешательство. Я судорожно принялась придумывать тему для разговора, безопасную и далекую от того, что происходило здесь вчера, но не успела, потому что он начал разговор первым. Сделав неопределенный жест рукой, он сказал вежливо:

- Рада, я хотел поговорить с тобой.

У меня мгновенно заледенели руки: вот оно, сейчас он скажет, что они должны уехать, ему очень жаль, но предположение, что мы можем быть связаны, оказалось неправдой, и теперь он хочет, чтобы я забыла, - нет, забыть я не смогу, - значит, чтобы я молчала обо всем, что узнала. А потом он исчезнет, навсегда.

Я так явственно увидела все это, что успела увериться в том, что он пришел попрощаться, и почти что уже умерла от ужаса… Но Ангел заговорил о другом:

- Рада, я должен извиниться перед тобой за вчерашний вечер. Не думай, пожалуйста, что это было сделано специально, просто мы давно уже не пытались лечить людей с помощью нашей крови, поэтому не рассчитали дозу, и тебе пришлось…несладко. Я прошу у тебя прощения за себя, и за своего брата. Ты извинишь нас?

Я молчала только потому, что у меня перехватило горло. Но, откашлявшись, я робко решила уточнить:

- Так ты не сердишься на меня?

- Сержусь? На тебя? За что?

- За то, что я вчера… доставала тебя. Ты знаешь, я вообще-то не вешаюсь парням на шею, - заторопившись, начала объяснять я, - и никаких таких предложений не делаю, я просто как-то странно себя чувствовала…Так что, ты тоже… прости меня, пожалуйста.

 Последние слова я прошептала, мечтая провалиться сквозь землю. Все это время я, не отрываясь, рассматривала поднос с едой, стараясь не смотреть на вампира, примостившегося на краю кровати. Ангел молчал, и мне поневоле пришлось поднять голову. Он сидел, глубоко задумавшись, глядя на свои руки, как  будто пытался рассмотреть что-то в линиях на ладонях. Наконец, когда молчание стало невыносимым, он вздохнул, посмотрел на меня и сказал:

- Ты завтракай. А то кофе, наверное, уже остыл.

Я вздрогнула, но не отвела глаз. В конце концов, я должна была услышать, что они теперь собираются делать. Собравшись с духом, я спросила напрямик:

- Вы…вы теперь, наверное, уйдете? После того, что я …что мы… Ты уже не думаешь, что нас что-то связывает?.. Я, конечно, и так в это не особенно верила, но я думала, что может быть…- закончить мне не удалось, потому что я поняла, что с голосом уже не справлюсь, поэтому опять опустила голову, сделав вид, что закашлялась.

Я не услышала ни одного звука, поэтому вздрогнула от неожиданности, когда он внезапно оказался совсем рядом, и тихонько погладил меня по голове.

- Рада, ты ни в чем не виновата, поверь мне! Не надо расстраиваться. Со вчерашнего вечера не изменилось ничего, кроме того, что мы с братом сделали глупость, дав тебе слишком большую дозу вампирской крови. Она имеет ряд очень ценных качеств для людей, но в больших количествах действует, как наркотик или алкоголь. И еще, она частично дает человеку такую-же чувствительность, как у вампира. Помнишь, – ты видела ауры?

Я согласно кивнула, счастливая одним тем, что он ни в чем меня не обвиняет. Если он решил, что все, что я делала, объясняется воздействием вампирской крови, - что ж, тем лучше! Я его уж точно разубеждать не буду.

- Если употреблять ее маленькими дозами, - продолжал свою лекцию Ангел, - то она может быть чем-то вроде лекарства: например, быстро заживляет раны, снимает головную боль, может вылечить многие  заболевания, - однажды, кажется, даже рак ею пытались лечить… Еще она обостряет чувства: вкус, зрение, обоняние, слух… Кроме того, она действует как сильный сексуальный стимулятор, и еще повышает сексапильность, притягательность… и продлевает молодость.

Я вытаращила на него глаза. Даже так?!

Ангел, с деланной усмешкой, кивнул.

- Правда, правда. Это я знаю наверняка, потому что Леокадия постоянно этим пользовалась.

Я невольно сглотнула. Волосы на голове опять начали потихоньку шевелиться.

- Так она поэтому тебя…резала?! Она пила твою кровь?

Ангел молча кивнул, опустив глаза, тонкие ноздри опять раздулись. Нахмурившись, он спросил:

- Ты видела ее хоть раз в последнее время?

- Нет, я же говорила, мы не общались с ней, и она к нам не ходила. А что?

- Ничего. Просто, в результате регулярного приема вампирской крови, перед смертью она выглядела лет на пятьдесят, а было ей за семьдесят.

- Ничего себе! – в голове у меня лихорадочно закрутились мысли. - Как хорошо, что никто не знает, что у вас кровь такая ценная! А то еще неизвестно, кто на кого охотился бы…

- Пожалуй. – Ангел усмехнулся. – Я вот вполне представляю себе жизнь вампира, которого превратили в аппарат по изготовлению омолаживающего эликсира.

Я поежилась от тона, которым он это сказал. Чем дальше, тем лучше я начинала понимать, как он провел последние тридцать лет своей жизни, и радости эти знания мне не добавляли. Помимо ужаса, который я испытывала, когда думала о том, как мучился Ангел, я не могла избавиться от чувства унизительного стыда, что баба Люка приходилась мне родственницей. Слава Богу, что хоть не близкой…

Я решила, что надо срочно сменить тему: 

- А ты не знаешь, отчего же она умерла, если так хорошо выглядела, и чувствовала себя? Нам сказали что-то про нелады с сердцем…

 Ангел хмыкнул, и задумчиво сказал:

- У нее точно были проблемы с сердцем. Потому что, когда оно умирает, – это большая проблема.

На секунду я почти поверила, что он имел в виду именно то, что сказал, но потом все-таки сообразила, что он говорил иносказательно. Отогнав от себя жуткий образ монстра, живущего с мертвым сердцем,  я покачала головой и заметила:

- Но ведь что-то с ней случилось? И, получается, что она заранее знала, когда умрет, потому что успела хорошо подготовиться к этому. То, что она приготовила… для нас, экспромтом не назовешь…

- Да уж, это плод долгих и тяжелых раздумий. Поэтому он и провалился. Экспромты всегда бывают более удачными, - попытался пошутить Ангел.

Я посмотрела на него, и опять ощутила в сердце боль. Боже мой, если бы я знала обо всем этом раньше, вот, честное слово, я не поленилась бы съездить к бабе Люке, пока она была жива, в больницу, специально, чтобы плюнуть на нее! Она-то уж точно этого заслуживала…

Задумавшись, я глядела на поднос, не видя его, и пыталась представить ее, - эту женщину, которая не останавливалась ни перед чем, лишь бы получить желаемое. А если не получала, то мстила, - по-настоящему, страшно.

Невольно поежившись, я спросила:

- А вот чего никак не могу понять, как так случилось, что ты…что она тебя заполучила?

Ангел сморщился, заерзал, как будто ему стало неудобно сидеть, и сказал:

- Давай когда-нибудь потом?.. Я не готов сейчас говорить об этом.

- Ладно, ладно, - торопливо согласилась я, умирая от любопытства: что это за тайны такие, о которых он молчит? Вот теперь гадай и мучайся…

  Встряхнувшись, Ангел потрогал кофейник и сказал:

- Ну вот, я так и знал, - все остыло. Теперь придется снова варить. Может, тогда пойдем на кухню?

Я кивнула, и с готовностью поползла к краю кровати, чтобы взять джинсы и надеть их под одеялом. Теперь я собиралась усиленно демонстрировать свою способность сопротивляться его сексапильности, и вести себя как можно скромнее. Боже, пусть только он никогда не догадается, каких трудов мне это стоит!

Заметив мои манипуляции, Ангел тут же вскочил, подхватил поднос, и ретировался в коридор, крикнув оттуда, что он будет ждать меня за столом.

По дороге на кухню я завернула в ванную, чтобы умыться, и обнаружила, что кто-то из братьев уже предпринял попытки ее обжить: повесил чистые полотенца, и приспособил одну из облупленных кружек бабы Люки под зубные щетки и пасту. С невольным трепетом я увидела, что в ней стоят три щетки. Эта простая деталь, свидетельствующая о том, что они, по крайней мере, пока, не собираются исчезнуть, вызвала у меня слезы на глазах.

Елки-палки! Ну что есть такого в этих вампирах, что заставляет меня леденеть при мысли, что я их могу… потерять?! Хотя, как можно потерять то, что тебе не принадлежит? Но, вопреки рассудку и здравому смыслу, я чувствовала, что они были моими, гораздо более близкими, нужными и родными, чем собственная семья. И это всего лишь через три дня!

Закрыв глаза, я прижалась лбом к зеркалу, чтобы не видеть свое лицо: такое привычное, такое обыкновенное… Как будто оно запаздывало, и не успевало приспособиться к изменениям. Вот внутри я ощущала себя какой-то… другой. Что-то ломалось, что-то уходило, но что-то и появлялось. Вообще, я чувствовала себя, как бабочка, которая вылезает из куколки. Непривычно, больно, страшно… Но бабочка хотя бы инстинктивно стремится вылезти сама, а я… Я-то никуда не собиралась вылезать! Меня просто выпихнули наружу. Слишком быстро, слишком внезапно, слишком много всего. Пока я, по-моему, справлялась с трудом.

Придя на кухню, я обнаружила обоих братьев, сидящих за «моим» столиком, с кружками в руках. Ангел задумчиво рассматривал кухню бабы Люки. Цветан, в расстегнутой шикарной, бледно-голубой рубашке, открывающей его гладкую, безупречную грудь, изучал какой-то древний журнал. Пожалуй, из нас троих, он был самым невозмутимым, спокойным и расслабленным.

Присмотревшись, я обнаружила, что из их кружек идет пар, - значит, это было не то, что я подумала. Чинно поздоровавшись, я налила себе кофе, и нахмурилась, глядя на них:

- Э-э, простите, что отвлекаю вас, но…вы что, пьете кофе?

Братья синхронно посмотрели на меня, потом на свои кружки, потом опять на меня, и ответили, тоже одновременно, но разное.

Ангел сказал:

- Да, кофе. Извини, не самый лучший, но другого здесь нет.

А Цветан ответил:

- Само собой кофе. А ты что думаешь, что мы начинаем утро с чашечки горячей крови?

Я слегка поморщилась, но, не в силах сдержать свое любопытство, все-таки продолжила:

- Я что-то ничего не понимаю. Насколько я помню, вампиры ничего человеческого ни есть, ни пить, не могут. Как же вы пьете кофе?!

На этот раз они отреагировали по-разному. Ангел, как обычно, пожал плечами, а Цветан сказал с легкой досадой:

- Ну вот, начинается… Начитаются всякой ерунды, а потом пристают: этого вам нельзя, того тоже нельзя… Знаешь, есть хорошее правило: если очень хочется, то можно!

- А вам…хочется кофе?

- Ну, иначе бы мы не пили. Я вот, например, еще и курю. Давняя привычка, знаешь ли, никак не соберусь бросить.

Некоторое время я молчала, обдумывая услышанное, а потом опять начала:

- А что у вас еще не так?

Оба брата опять синхронно посмотрели на меня, подняв брови. С ума сойти! Как будто сидишь напротив двух телевизоров, по которым идет одна программа, но в разных вариациях… Глядя в их удивленные, зачаровывающие глаза, я постаралась собрать мысли, чтобы изъясняться более-менее внятно.

- Ну, я имею в виду, не такое, как описывают в книжках, или показывают в кино, - пояснила я, глядя на них по очереди.

Они опять синхронно пожали плечами, и Ангел ответил:

- Извини, но, ты знаешь… про вампиров кто только, и чего только не сочинял. Ты лучше спрашивай, а мы ответим.

Я тут же загорелась любопытством и набросилась на него:

- Я так понимаю, что… ммм, в гробах вы не спите, а земля вам нужна? Или вы от этого не зависите?

- Какая земля? От чего не зависим?

- Ну, земля. С кладбища, на котором вы были похоронены?

Цветан бросил на стол свой журнал, и они оба уставились на меня, как будто я сморозила какую-то несусветную глупость. Потом брат Ангела скорчил гримасу и спросил:

- Мы что, похожи на живых мертвецов? Или на зомби?

Я немножко растерялась, и неуверенно спросила:

- А что, разве вы не… мертвы?

В ответ Цветан закатил глаза к потолку, и сообщил ему, что его уже лет триста так не оскорбляли. А Ангел отрицательно покачал головой, и сказал, слегка улыбнувшись:

- На самом деле, мы живые. Ну, или, скажем, не совсем так живые, как ты, но и, безусловно, не мертвые. «Живые мертвецы» -  это, пожалуй, вурдалаки. Обычно, все то, что люди приписывают вампирам, на самом деле относится к ним. Именно вурдалаки могут спать в гробах, не выносят солнца, пьют много крови, и почти ничего не соображают.

- Тогда, получается, что вас нельзя называть вурдалаками, а вурдалаков – вампирами?

- Они вампиры, но только с точки зрения питания. Мы все питаемся кровью. Но они – низшая форма вампиризма, а мы – высшая. По крайней мере, мы воспринимаем это именно так.

- А как получаются вурдалаки?

- Ну, если вампир выпьет слишком много крови, так, что это приведет к  клинической смерти жертвы, а потом быстренько обратит ее… тогда есть шанс получить отличного «живого мертвеца». В нем не останется ничего человеческого, - только хищник.

- А вы?

- Мы, вампиры, сохраняемся такими, какими были до превращения, ну, или почти сохраняемся. Большинство из нас в состоянии обуздать свою жажду, мы можем чувствовать, сострадать, любить…

Тут Цветан громко фыркнул, словно услышал что-то забавное. Я удивленно взглянула на него, но он опять уставился в свой журнал, словно все происходящее его совершенно не интересовало.

- А как часто вам нужно…ну, питаться? И сколько за раз вы можете выпить?

Ангел вздохнул, словно эта тема вызывала у него головную боль, но честно ответил:

- Питаться нам можно по-разному. Как и людям. Кому-то  чаще, кому-то реже, но в среднем, каждые пять-семь дней. Выпить мы можем, максимум, около трех с половиной литров крови. Но это редко бывает, разве что, в особых случаях…- и Ангел посмотрел невидящим взглядом в окно. Я догадалась, о чем он подумал, и, поёжившись, поспешила задать следующий вопрос:

- А сколько вы живете? И вы что – никогда не старитесь? А как…

Но тут меня прервал Цветан, который, искоса взглянув на брата, помахал в мою сторону журналом, и сказал:

- Эй, женщина, притормози, не слишком ли много вопросов?

Я помотала головой, и опять открыла рот, чтобы продолжить, но Цветан жестом остановил меня, и продолжил сам:

- Ну, что ж, любопытство – не порок… По крайней мере, будем надеяться.  Сколько мы живем, - сказать трудно. Живем и живем, пока не умрем. А умереть от естественных причин нам, практически, невозможно. Самоубийство же среди вампиров не пользуется популярностью. Но, если один из нас хочет…уйти, он, обычно, просит кого-то другого помочь ему.

Я невольно содрогнулась, представив, как кто-нибудь, такой «добрый», помогает умереть Ангелу… Моему Ангелу! Нет, лучше о таком не думать.

Я встряхнулась, и продолжила:

- А вы можете чем-нибудь заболеть?

- Чем, например?

- Ну… не знаю. Человеческие болезни для вас не опасны?

- Нет. Никакие, - ни человеческие, ни звериные…

- Кла-асс! А свои, вампирские, болезни у вас есть?

Слегка нахмурясь, Цветан покачал головой.

- Никогда не слышал, чтобы вампир болел.

- А что насчет распятия, чеснока и солнечного света?

- Да чушь все это. Кресты многие из нас сами носят на шее; чеснок мы, действительно, не любим, но по другим причинам: у него слишком сильный запах. И вреда он нам никакого не причиняет. А что касается солнца, - то загореть, ты, конечно, не сможешь, но и только. Ходи себе по солнцепеку, сколько хочешь.

- А почему тогда вурдалаки боятся солнца?

- Они его не боятся. Они его не любят, - это большая разница.

- Ну, хорошо. Почему тогда они его не любят?

- Потому что слишком яркое, а наши глаза куда чувствительнее ваших.

Я подумала еще, и продолжила свой допрос:

- А…осиновые колья?

- Ну-у, я, лично, никогда не пробовал, но слышал, что вещь весьма неприятная.

- То есть, осиновым колом вас убить можно?

- Полагаю, что нас любым колом убить можно. Но очень сложно.

- Почему?

- Потому, что у вампиров отличная регенерация. И физическая сила больше, чем у человека, скорость реакций тоже, но, конечно, мы не летаем, по стенам не ползаем, и ни во что не превращаемся.

- А жаль… Насчет вашего гипноза я уже поняла. А как вы спите, и когда?

- Обыкновенно спим, только по десять-двенадцать часов. Естественно, ночью. Но, если приспичит, то можем и днем. Вообще, вампиры – самые большие сони. Особенно некоторые…

Тут братья переглянулись с совершенно одинаковыми ехидными улыбками.

- А вы сны видите?

- Иногда – да.

- А… дети у вас могут быть?

Оба вампира, как по команде, нахмурились, и, отвернувшись, уставились в окно. Я озадаченно смотрела на них, пытаясь понять, чем этот вопрос их так задел.

- Это что, нежелательная тема? – осторожно поинтересовалась я.

Цветан поморщился, но ответил, хотя и с трудом, подбирая каждое слово:

- Да, это тема… сложная, и не слишком популярная. Наверное, тебе будет достаточно знать, что дети у вампиров могут быть. От обычных женщин. Вампирши рожать не могут.

- А почему?

Цветан опять состроил гримасу и еще менее охотно пояснил:

- Потому что они не могут выносить ребёнка.

- Почему не могут?

- Потому что. Не могут, - и всё.

Я помолчала, переваривая эту не очень понятную информацию, но попросить разъяснений не решилась: по лицу Цветана было видно, что больше он не скажет ни слова. А его брат и вовсе смотрел в окно, как будто не видя и не слыша нас. Я решила отложить выяснение этого вопроса на потом, и сменила тему:

- А почему вы выглядите по-разному? Когда я нашла Ангела, он был совсем как подросток, лет на восемнадцать, не больше. А потом вдруг: раз! – и повзрослел, как это?

- Здесь есть своя закономерность: чем хуже вампир себя чувствует, или чем более он голоден, тем более юным, беззащитным и сексапильным он кажется, чтобы потенциальная жертва не испугалась и не убежала раньше времени. Это только в триллерах и боевиках понавыдумывали, что вампиры гоняются за людьми, специально пугают их, и тащатся, когда потом рвут горло зубами. На самом деле процесс выпивания крови – это очень интимная вещь. Она требует спокойствия, неподвижности, расслабленности… Для этого меньше всего нужно, чтобы жертва боялась, орала или отбивалась. Гораздо нужнее, чтобы она доверяла, а еще лучше – хотела вампира. Это - высшее удовольствие: выпить крови, предварительно занявшись любовью со своей жертвой. Между прочим, и для нее тоже.

- Для кого?!

- Для жертвы, само собой.

- Почему?

- Потому что вампиры – самые лучшие любовники в мире. Мы – эмпаты. Когда мы занимаемся любовью, мы точно знаем, чего хочет партнер…или жертва. И никаких барьеров, или запретов для нас нет. Во-об-ще. – Говоря это, Цветан сухо усмехнулся, но даже усмешка вышла у него какой-то дразнящей.

 Я слушала его с невольным ужасом, и даже отвращением. Так вот как обстоит дело! Им нужно еще и наше желание… Мало им одной крови! Глядя на него, я ничуть не сомневалась в том, что все то, что он говорил, было чистой правдой. Не сомневалась я и в том, что несчастные, узнавшие, насколько он хорош в постели, дорого заплатили за это удовольствие…

Передернувшись, я уточнила:

- А сами-то вы, эээ… получаете удовольствие от занятий любовью?

Цветан улыбнулся так, что я на мгновенье позабыла, как нужно дышать, и промурлыкал:

- А как же!

Я почувствовала, что опять краснею и спросила первое, что пришло на ум:

- Значит, когда вампир…э-э, сыт, он выглядит старше?

- Ну, да, на свой возраст. В смысле, на тот возраст, в котором он стал вампиром. Но очень старых вампиров мы не встречали. Максимум, - лет на сорок. А в основном – от двадцати до тридцати.

- А… если старик станет вампиром, то он помолодеет?

Цветан пожал плечами, и ответил безразлично:

- Вряд ли. Да и не захочет никто возиться со стариком, превращать его.

- Почему? Если кому-нибудь захочется, например, своих родителей…

Цветан прервал меня, не дав закончить мысль:

- Не захочется. Никому и никогда. Особенно родных или любимых. Исключено, поверь мне. Просто поверь на слово.

Я помолчала, отхлебывая безнадежно остывший кофе (совершенно мерзкий на вкус, кстати), и раздумывая над услышанным.

- А ваша…сексуальность? Почему она такая…

- Какая?

- Просто убойная, вот какая, - неохотно проворчала я,  - Она что, тоже связана с вашим способом…охоты?

- Ну да, самым непосредственным образом. Нам, по-большей части, некогда долго охмурять свою жертву. Поэтому нашим оружием является сексуальная неотразимость. Чтобы, как только люди видели нас, они тут же проникались желанием. В зависимости от степени жажды, время для вампира течет неравномерно: иногда быстрее, иногда медленнее, поэтому очень важно иметь возможность выбора: или ты быстро берешь первого попавшегося, или долго, со вкусом, выбираешь того, кто больше нравится. В любом случае, повышенная привлекательность играет нам на руку.

Я медленно, задумчиво покивала головой. Действительно, удобно, если ты можешь получить любого, в любое время. Я имею в виду, для вампира…

Интересно, а почему со мной говорит только Цветан? Поколебавшись, я решила сменить собеседника.

- Ангел, а я не очень поняла, как баба Люка заставляла тебя терпеть, все, что она… делала? Я, конечно, понимаю, что ты был полумертв от голода, но ведь вы можете загипнотизировать кого угодно! Меня ты за несколько секунд выключил тогда…

Ангел слегка поморщился, явно не в настроении вспоминать, но ответил, хотя и без особого желания:

- Дело в том, что наше питание имеет свои особенности. Мы очень чувствительны к составу крови. Если мы выпьем кровь с растворенным в ней наркотиком, то наша реакция на него будет почти такая же, как у наркомана, с той только разницей, что привыкания не будет. Мы теряем контроль над реальностью, видим галлюцинации, - короче, становимся совершенно беспомощными. Если вампиру ввести наркотик в вену, или заставить его проглотить, он не подействует, но если растворить его в крови, - мы полностью попадаем под его воздействие. Почти то же самое происходит, если выпить крови человека, злоупотребившего алкоголем. Мы пьянеем, практически, мгновенно. Леокадия откуда-то знала об этом, поэтому она не просто давала мне мало крови, но еще и растворяла в ней наркотик, поэтому я ничего не мог сделать. Ни в начале, ни потом. При этом она ни разу, за все тридцать лет, не дала мне слишком маленькую дозу, чтобы я не пришел в себя. Исключением стал последний раз, перед ее смертью, когда она, практически, не добавила наркотика в кровь, и перед твоим приходом я почти совсем  очнулся. А, кроме того, чтобы загипнотизировать, необходимо смотреть прямо в глаза. Так вот, это было первое, что она отучила меня делать.

- Смотреть ей в глаза?

- Да.

Я невольно поежилась, снова представив себе жуткую жизнь, которую вели в этой квартире Ангел и его тюремщица. Что за кошмар – тридцать лет заточения в сундуке! А, кстати, насчет сундука:

- Ангел, а что это, собственно говоря, за сундук такой? Ведь, если я правильно поняла, он специальный какой-то, стенки у него очень… специфические. Не на каждом же базаре такой найдешь? Ты не знаешь, откуда баба Люка его взяла?

Ангел пожал плечами, - похоже, это его любимый жест.

- То, что сундук очень специфический, это понятно. Но кто его сделал, когда и для чего – полная загадка для меня. Вряд ли в этом сундуке предполагалось прятать людей, - в той позе, в которой приходится там сидеть, человек не выдержал бы и нескольких часов. Что за вещи нужно упаковывать подобным образом, - я не представляю. Что можно еще сказать? Похоже, что на сундук наложена какая-то магическая защита. Мне ни разу не удалось отколупнуть от него даже щепки.

Я опять открыла рот.

- Какая еще магическая защита? Вы что, хотите сказать, что магия тоже существует?! На самом деле?

Ангел мягко напомнил мне:

- Рада, я ведь уже говорил тебе об этом, помнишь? Когда мы только начинали с тобой знакомиться, я предупреждал тебя, что Леокадия была ведьмой.

- Да, но я как-то не подумала, что ты всерьез… Мне так сложно было поверить в то, что ты – вампир, что все остальное как-то отошло на второй план. И я просто не успела осознать до конца все, что ты говорил.

Ангел понимающе кивнул:

- Это трудно, я знаю, - всё меняется для тебя слишком быстро…

Да уж… мой привычный мир рухнул три дня назад, а этот, в котором я оказалась, просто сводил меня с ума своей непредсказуемостью… как в нем жить, я не знала. Оставалось только надеяться, что я как-нибудь приспособлюсь, со временем. И не только я, - ведь моих родных это тоже касается…

Тут я подпрыгнула на стуле и опрокинула свою чашку, разлив оставшийся кофе. Ангел мгновенно выпрямился, впившись в меня глазами:

- Рада, что? Что стряслось?

Я ответила дрожащим голосом:

- Родители!.. Я ведь не звонила им два дня! Они меня, наверное, потеряли… Господи, где мой телефон… что я им скажу, как объясню, где я была все это время? Они уже, наверное, с ума сошли… - Я договаривала уже в коридоре, спотыкаясь на бегу, в поисках своего мобильного телефона, который был… Я даже понятия не имела, где он был!

Я заскочила в гостиную, с отчаянием оглядываясь по сторонам, пытаясь найти свою сумку, и тут меня догнал Ангел. Он ухватил меня за плечи, и сказал, глядя прямо в глаза:

- Рада, успокойся, они не ищут тебя! Послушай меня, твои родители уверены, что у тебя все хорошо, ты осталась здесь, чтобы продолжить уборку, и тебе здесь нравится, у тебя все в порядке!

Я недоверчиво уставилась на него:

- Откуда они могут это знать? Ты… ты что, звонил им?! Что ты им сказал? Что они ответили?

Ангел отрицательно покачал головой:

- Им никто не звонил, иначе они бы тут же примчались сюда. Просто Цветан отправил им несколько сообщений по этому твоему телефону.

Я только открыла рот. Цветан отправлял моим родителям сообщения? Два дня подряд?! Ну, все, мне конец! Господи, спаси и помилуй нас от друзей, а от врагов мы сами как-нибудь…Мне срочно нужен мой телефон! Я должна знать, что он им там понаписал…

Следом за Ангелом я вернулась на кухню, и немедленно начала допрос с пристрастием:

- Цветан, ты писал моим родителям? Что ты им сообщил? Что они тебе ответили?

Брат Ангела, продолжавший читать свой журнал, не торопясь, вынул сигарету изо рта, и лениво ответил:

- А что ты нервничаешь-то? Возьми телефон и почитай, если интересно…

- Где? Где он?!

- В твоей сумке. Сумка лежит на кресле, кресло стоит в спальне, а спальня - по коридору прямо и направо…

Не дослушав, я побежала в спальню со всех ног, пытаясь успокоить себя тем, что Цветан, может, только со мной разговаривает таким образом. Не дай Бог, он и родителям писал в том же духе!

Добежав в рекордно короткие сроки, и даже ни разу не запнувшись по дороге, я распахнула дверь в спальню, включила свет, и принялась оглядываться в поисках упомянутого кресла, но ничего похожего не увидела. Назвать так можно было только дряхлое сидение, в дальнем от меня углу, но и то с большой натяжкой. И, насколько я могла видеть, моей сумки там не было.

Я пошла вдоль стенок, обшаривая всю мебель, которая мне попадалась, и дошла уже до кровати, когда позади меня раздался невозмутимый голос второго вампира:

- Я сказал «кресло», я не говорил «кровать».

- Я помню, - огрызнулась я, с досадой оглядываясь, и начиная подозревать, что все это – очередной спектакль, разыгранный специально для легковерной Рады…

Но Цветан легко проскользнул между монбланов по обеим сторонам прохода, и нырнул куда-то вбок. Я с изумлением следила, как он исчезает за грудой тюков, а потом выныривает оттуда… с моей сумкой! Небрежным жестом фокусника он вытащил мой телефон и кинул его мне. Растерявшись, я с трудом успела его поймать, а вампир уже исчез за дверью, проворчав что-то нелестное напоследок. Покачав головой, я горестно подумала, что, наверное, до конца жизни буду чувствовать себя в его присутствии полной дурой. Ну, это, наверное, моя карма…

Отогнав посторонние мысли, я открыла телефон, и обнаружила… десять отправленных сообщений! Причем, не только маме, но и Поле, и даже Марку! С замирающим сердцем, полная самых плохих предчувствий, я принялась их просматривать. Уже к концу первого у меня глаза на лоб полезли, а прочитав последнее, я вынуждена была признать:  если бы я не знала совершенно точно, что я их не отправляла, я могла бы подписаться под каждым из них! Цветан безошибочно скопировал мою манеру общаться, мои любимые выражения, и обращения. Тогда, конечно, понятно, почему до сих пор меня никто не искал. Я бы сама ошиблась на их месте.

Из «моих» смс-ок следовало, что я на седьмом небе от радости, в поте лица разгребаю свою новую квартиру, мечтаю, что Марк приедет и перетаскает мне всю ненужную мебель на свалку (представляю себе его лицо!), за это я обещала пригласить его на новоселье, которое уже планировала где-то месяцев через пять-шесть. Я только головой качала, читая перлы Цветана. Что ж, если он намеревается справить мое новоселье так скоро, ему тоже найдется, чем заняться, мстительно подумала я.

Но, справедливости ради, я должна была признать, что брат Ангела виртуозно решил проблему с моими родителями. С неохотой признавшись себе в том, что он заслуживает глубокой благодарности, я состроила гримасу и побрела обратно на кухню, чтобы попытаться выразить, как сильно он мне помог.

Остановившись на пороге, я старательно выдавила слова благодарности. Цветан только поднял брови и опять уткнулся в журнал. Я разозлилась, и одновременно почувствовала себя виноватой: ну что такое, в самом деле! Я же не виновата, что он не хочет со мной нормально общаться! Но сказать «спасибо» я все равно должна, и сделаю это!

Не глядя ни влево, ни вправо, чтобы не струсить, я решительно подошла к нему, наклонилась и поцеловала в щеку, громко сказав: «Большое тебе спасибо, Цветан, я твоя должница!».

Надо сказать, это было вовсе не так страшно, как я думала. Он не стал плеваться или демонстративно вытирать щеку, только удивленно покосился на меня, когда я наклонилась, но стоически выдержал мой поцелуй, и пробормотал что-то насчет того, что эта попытка засчитывается. Ангел следил за нами с легкой улыбкой. В его взгляде, обращенном на брата, читалась явная гордость за него.

Я подумала, что за четыреста с чем-то лет после-жизни они, наверное, стали больше, чем просто семьей. Они были друг для друга и братьями, и друзьями, и родителями, и детьми (в каком-то смысле), и поддержкой, и опорой. Кем же в этом сплоченном тандеме могла стать я? И было ли там вообще для меня место?