Роман "Обвиняемый"

Часть первая
Дочь министра
1
Поздним сентябрьским вечером, прохладным и дождливым, Олег Азаров возвращался с кладбища, где сегодня нашла свой вечный покой его мать-самоубийца. Не выдержав бесконечных издевательств мужа-пьяницы, длившихся долгими годами, она выбрала для себя легкий, но отнюдь неверный, путь: проглотила транквилизаторы. Перед своим уходом она оставила единственному сыну записку, больше похожую на письмо, в которой подробно  изложила причину такого своего решения. Просила у сына прощения, писала, что очень его любит и умоляла не судить ее. Олег не осудил, ибо сам любил мать и хорошо понимал ее. Ведь и ему сейчас тоже некуда было идти, а возвращаться домой, где царил полный беспорядок в придачу с пьяным отцом, храпевшем на полу, ему не хотелось.
Выйдя за кладбищенские ворота, Олег вскоре очутился рядом с магазином. Оттуда вывалила троица изрядно хмельных ребят, у одного из них явственно звенели бутылки. Олегу стало до тошноты брыдко: на улице повторялось то же, что и дома, и здесь от пьянчуг покоя не было. Хуже всего, что они заметили Олега.
- Эй ты, фраер, тарочки не будет? – вдруг тормознул Олега бритоголовый парень.
- Не курю, - растерянно ответил Олег.
За что и получил кулаком в лицо. Первый удар сразу разбил ему нос, но Олег устоял; за первым ударом последовал второй, потом третий…  Олег не помнил, как оказался на земле недвижим и беззащитен, во власти шести мощных ног. Не знал, сколько продолжалось его избиение. Когда ему удалось открыть один глаз, он увидел, что на улице уже темно. Олег пробовал приподняться, но все тело страшно болело. Вставать сил не было, он опять рухнул на землю.
Но Олег находился в сознании, так что внезапно услышал над собой легкие шаги и весёлые девичьи голоса. Олег определил, что девушки приближаются. Вдруг об него кто-то споткнулся.
- Фу, черт, валяются тут всякие, - недовольно фыркнула девушка. – Пьянь какая-то.
- Ой, Ленка, глянь, он же в крови весь! – крикнула вторая.
- Кристина, он живой?
- Эй, парень, ты живой? – напрямую спросила Кристина.
- Живой, - разбитыми губами ответил Олег.
- В больницу его надо, - рассудила Кристина.
- Нет! – вдруг твердо ответила Лена. – Ни в какую больницу он не поедет. Я за него зацепилась, значит, я его и нашла, а раз так – он мой. Я сама буду его лечить.
- Ему нужен врач, его сильно покалечили, - возражала Кристина.
- Хорошо, хорошо, я вызову ему нашего семейного врача.
Лена Протасевич жила в резиденции Ново-Огарево, ибо была дочерью политика, министра водных ресурсов России, Протасевича Михаила Яковлевича. Протасевич Михаил Яковлевич начинал свою политическую карьеру депутатом Госдумы, но в двухтысячном году новый президент страны предложил ему возглавить федеральное министерство водных ресурсов. При этом место в парламенте за Михаилом Яковлевичем сохранилось, он стал сопредседателем фракции «Мандарин». Эта фракция представляла собой «правую» оппозицию.
Михаил Яковлевич Протасевич министром был всего полтора года, но обладал в стране большим авторитетом и весом. Его уважали в правительстве, уважал президент, ценили в Думе, любили в народе. Он вел правильную политику, и водные ресурсы страны всегда были в порядке. За последние месяцы его рейтинг еще больше вырос. Кроме того, это был человек высоких нравственных устоев. Однако в уме он вынашивал план свержения президента: он мечтал о том дне, когда президенту выйдет срок, и  в стране замаячат новые президентские выборы – тогда Протасевич готовился выдвинуть на роль первого лица государства свою кандидатуру. Жена Михаила Яковлевича была сенатором, состояла членом Совета Федерации, но накануне выборов в Думу, в декабре 99-го, она была ошибочно убита вместо мужа, тогда еще просто депутата. Бронированный лимузин Протасевича с женой проезжал тогда по Красной площади, но в приоткрытое окошко начали стрелять из соседней иномарки. Но вместо Протасевича на его месте сидела жена, и получилось, что она его прикрыла, приняв весь удар на себя. С того дня прошло уже около двух лет. Единственная дочь Лена раньше училась в обычной школе, а после смерти матери учебу решила забросить и никуда не поступать. Сейчас ей было двадцать лет и она представляет собой обыкновенную бездельницу и потаскушку. Страшная лентяйка и не умеющая делать ничего, она, тем не менее, любит разгульную жизнь, курит, пьет, горда и до ужаса заносчива; она умеет мстить и всегда оказывается в выигрыше за счет имени отца, его авторитета и влиятельных связей. Некрасива от природы, она была, однако, привлекательна, с рыжими кудрями и хитрыми зелеными глазами, розовощёкая, точно яблоко, она больше походила на разряженную избалованную куклу, чем на саму себя. С раннего детства ей дозволялось все то, что не запрещено, и всегда исполнялись все ее прихоти. Отсюда и Ленина жадность, невоспитанность и грубость, мнимое чувство вседозволенности и превосходства, ее распущенность. В свои двадцать лет она была уже изрядно потрепанной и опробованной со всех сторон, видавшей виды дамой, чей постельный опыт был достаточно велик. На день своего совершеннолетия она увеличила себе грудь – средства на пластическую операцию были ей подарены родителями. После смерти жены Протасевич стал еще больше нежить и баловать единственную дочь, хотя подчас и бывал с нею строг. Это она и тормознула заманчивую иномарку.
- До дома далеко, а на себе я его тащить не собираюсь, - пояснила она растерянной подруге. – Чувак, до Нова-Огарева девушек подбрось, - состроила она водителю глазки.
Шофер озвучил стоимость, но Лена пошла другим путем:
- Может, натурой возьмешь? – спросила она у водителя, хотя деньги у нее всегда водились: папочка-министр регулярно снабжал ее финансами на личные расходы.
Шофер окинул Лену взглядом. Выглядела она вполне себе сексуально.
- А ты не врешь? – спросил на всякий случай.
Машина подъехала к самой резиденции. Лена отдала Кристине ключи и отправила ее с раненым парнем домой, а сама осталась в машине для расчета. Кристина, достоверно зная, чем будет платить ее подружка, положила руку Олега себе на плечо и повела в особняк. Вела с трудом, потому что Олег оказался тяжелым. В машине тем временем происходила развратная возня…
Кристина опустила раненого на диван и вызвала врачей. Потом бережно утерла ему раны.
- Кто ты? – вдруг спросил Олег.
- Меня зовут Кристина. Тебя сильно избили,  я вызвала тебе врачей.
- Где я?
- Дома  у моей подруги. Ты лучше молчи. Тебя сильно били, ты весь  в ранах. Кто это был?
- Принеси воды, - сказал он.
Через полчаса явилась довольная Лена. Олега тем временем грузили на носилки.
- Я подобрала его на улице, я же с ним и в больницу поеду, - оттолкнула подругу Лена.
2
Когда Олег открыл глаза, то увидел, что находится в белой комнате, в которой очень пахло больницей, на кровати, с перевязанными руками. Слева от него за столиком  у окна сидела женщина в белом и что-то писала. Парень окликнул ее. Она обернулась.
- Очнулся наконец-то, горемыка! Как наше самочувствие?
- У меня все болит и бинты эти очень давят.
- Это потому, что тебя хорошо отделали. У тебя сломаны пальцы и ушибы различной степени тяжести. Кто тебя так?
- Не знаю. Они  у меня курить попросили, а я  не курю. С этого все и началось. Их трое было.
- В милицию надо бы сообщить, - посоветовала врач.
- Я не буду. Не хочу связываться.
- Назови мне свои имя и фамилию.
- Азаров Олег Владимирович.
- Год рожденья?
- 1978. Где я нахожусь?
- В отделении травматологии института Склифосовского. Тебя сюда две очаровательные девочки доставили. Адрес?
Олег назвал адрес по Варшавскому шоссе района Чертаново.
- Кто твои родственники?
- У меня их нет. Мать умерла позавчера.
После опроса Олега навестила Лена.
- Ты кто? – спросил он.
- Я Лена. Я нашла тебя на улице сильно избитого и привезла тебя сюда. Я споткнулась за тебя, когда ты валялся на грязной земле.
- Как тебе таксист? – спросил Олег.
Лена сделала большие глаза, удивилась:
- Почему ты спрашиваешь?
            - Извини, я все слышал, не сердись, - объяснил он. - Я просто хочу знать о тебе больше.
            - Зачем?
            - Да так… Интересно. У меня никогда не было девушки.
            - А-а, ты про это!.. Да козел он, этот чернявый. Горячий, но недолгий! Я и получше видела.
            - И много их у тебя было?
            - Твое какое дело? Много. Лежи и помалкивай.
- Ты сама-то кто, откуда?
- Министра Протасевича знаешь? Это мой отец. Я живу с ним в Ново-Огарево, по соседству с президентом Селезневым.
- Быть не может! – Олег подскочил на кровати. – Я много раз видел его по телевизору, очень уважаемый дядька. Ты – его дочка? А я тут с тобой… по- простому… Я же должен тебе «вы» говорить!
Лена засмеялась.
- Даже не думай, ты что? Ни в коем случае! И привыкай: жить ты будешь у меня, потому что ты мне понравился. А папа против не будет: он мне все разрешает.
- А мама?
- А мамы у меня нет. Она была сенатором, но ее по ошибке убили вместо папы накануне выборов в Думу в декабре 99-го.
У Олега даже голова закружилась: подумать только, он будет жить в доме самого Михаила Яковлевича Протасевича, самого министра водных ресурсов России. Такая возможность дается не каждому и не всегда. Однако домой, на Варшавское шоссе, он возвращаться не собирался, поэтому жить ему было негде, и резиденция министра все же лучше, чем улица.
3
 Прошло около месяца. Олег все еще продолжал лечение, но скоро готовился к выписке. Лена навещала его каждый день и однажды поняла, что хочет за него замуж. Это было против воли отца, так как министр подыскивал ей заморских женихов вроде шейхов или наследных принцев, рассматривались также олигархи, мультимиллиардеры  или на худой конец просто дворяне. Когда отец вернулся из очередной заграничной поездки, Лена выбежала ему навстречу.
- Папочка, привет, как я соскучилась! – повисла Лена у отца на шее.
- И  я по тебе очень скучал, - поцеловал ее отец. – Как ты тут без меня?
- Папа,  я должна тебе сказать… только ты не ругайся, хорошо? В общем, я решила выйти замуж. У меня и жених есть.
- Лена, у нас же с тобой был договор, что ты выйдешь замуж за иностранца. И хотя  я тебе ни в чем не отказываю, в данном случае  я готов подумать.
Лена подлизалась к отцу.
- Ну, папочка, пожалуйста. Я не хочу иностранца, меня и русский вполне устроит.
- Что за парень хоть?
- Я нашла его на улице. Он стал жертвой хулиганов. А я его отвезла в больницу и уже почти месяц лечу. Каждый день.
- Что он из себя представляет?
- Парень из обычной русской семьи, сирота, которому негде жить. Я хочу, чтобы он жил с нами как мой муж.
- И вы что же, день свадьбы назначили?
- Нет еще. Он пока не знает, что я за него замуж хочу.
Протасевич позвал домработницу и велел приготовить им с Леной обед. После чего девица упорхнула на танцы.
На танцы в клуб она явилась в сопровождении трех подруг. Впрочем, вряд ли эти девчата считали Ленку Протасевич своей подругой. Подругой ей была Кристина, а все остальные, скорее так, знакомые. Все они разбрелись по парам, Протасевич же взяла себе в пару Сашку Лосева – парня тридцати лет, ранее неоднократно судимого, а потому «с понятиями». В общей сложности он провел за решеткой половину своей недолгой жизни, а первое хищение совершил еще во втором классе. Он ходил такой синий от наколок, что лучше не раздевай. Лосев был тем первым счастливчиком, которому отдалась начинающая Лена шесть лет назад. Встретившись сейчас, их губы сплелись в крепком, но наигранном поцелуе.
Вдруг Лена вскочила на сцену к ди-джею и взяла микрофон
- Уважаемая публика, прошу внимания! Все вы знаете моего отца, известного министра Протасевича! Есть ли у вас какие-нибудь вопросы к моему драгоценному папочке? Спрашивайте – я ему передам, а на какие смогу, отвечу сама! Ну?
Публика молчала, приняв ее слова за шутку.
- Раз вопросов у вас нет, тогда смотрите! Эй, Лось, давай ко мне!
Нет, они все-таки казались очень разными, папа и дочка. Один – уважаемый чиновник, занимающий важный государственный пост, бесспорный авторитет, человек высоких моральных устоев; вторая – простая раздолбайка, гулящая, путающаяся с уголовниками. И как она танцует, господи! Вызвав Лосева на середину площадки, она то приседала, то выгибалась, то подвигалась к нему передом. А то и вовсе стала бесстыдно изображать половой акт. Лосев ответил ей тем же, и они оба стали нагло тереться друг о друга. Впрочем, Лена быстро закончила танец и упала на руки Лосеву. Парень ее подхватил, и они оба умчались из клуба.
Чуть позже Кристина со своим спутником тоже покинут клуб и на улице, в темноте за углом они увидят, как стоя совокуплялись две фигуры. По мелькавшим фрагментам одежды и волос барышни подружка узнает  Протасевич.
Утром Кристина еще спала, когда к ней пожаловала Лена. Кристина набросила халатик и подошла к дверям. Испуганно спросила, кто там.
- Это я, подружка! – крикнула радостная Протасевич – Открывай!
Кристина щелкнула замком. Лена затушила сигарету и проследовала за подругой.
- Что ты вчера унеслась так рано? Не понравилось разве?
- Я не одна ушла, а с Левой.
- Он мне потом сказал, что ты бросила его одного, а сама ушла. Нехорошо.
Кристина обратила внимание на то, что Лена в той же одежде, что и вчера.
- Ты что, не ночевала дома?
- Нет. – Лена раскинула руки. – Только не спрашивай, где я была.
- А что говорит твой уважаемый папочка по поводу твоих не ночеваний дома?
- Я совершеннолетняя, что он скажет? Он знает, что я курю и не ночую дома.
- Зачем ты пришла?
Лена удивилась.
- Как это – зачем? Я пришла к тебе в гости. Ты мне не рада?
- По правде сказать, Лена, я боюсь с тобой дружить. Меня наша дружба стала напрягать.
- Ну, как хочешь, - только и сказала в ответ Протасевич.
 
4
- Папочка, - Лена поцеловала отца в щеку, - я сегодня иду на день рожденья, так что рано меня не жди.
- Ты ночевать-то придешь?
- Обязательно, - заверила Лена.
Принесли ее в дупель пьяную среди ночи, она лежала на плече у Лосева. Отец уже спал и не видел этого безобразия.
Но утром Лена не вышла к завтраку: ей было очень плохо. Тогда отец сам поднялся к ней. Сначала долго смотрел с укоризной, а потом сказал:
- Чтоб это было  в последний раз.
Лена молчала.
- Почему ты молчишь, когда я  с тобой разговариваю? – повысил голос отец. 
- Обещаю, папочка, - нехотя ответила Лена.
- Зря  я все-таки позволил тебе не учиться. Так бы  у тебя было хоть какое-то занятие, а то сгуляешься вся да сопьешься. Ну, ничего, еще не поздно успеть в последний вагон. Поедешь в Лондон или в Америку.
- Не хочу я за границу, папа. Если учиться, то только в России.
- Что за глупости? Дочь министра должна учиться за границей.
- Папа, я не знаю английского языка, куда я поеду?
- Хорошо, убедила. Осень на дворе, приемные комиссии в МГУ или МГИМО еще должны работать. Попробуешь туда.
- Как скажешь, папа.
- Ты помнишь, какой день в следующую пятницу?
Лена напряглась:
- Мамин день рожденья!
- Вот именно, ей бы исполнилось сорок два года. Тебе бы об этом помнить, а не шататься по подворотням абы с кем.
- Я не в подворотне была, а в ресторане. И не абы с кем, а с друзьями.
- Ты мне не груби, не то получишь. Найди мне мамины  бусы. Они должны  у тебя быть, ведь после маминой смерти  я отдал тебе все ее украшения.
- Они где-то есть, я поищу. Только не сейчас, мне очень плохо.
- Мы с мамой не так тебя воспитывали. Ты должна быть порядочной девочкой, а ты как себя ведешь?
- Папа, я уже взрослая.
- Пока ты живешь  в моем доме, решать за тебя буду я. И контролировать твое поведение тоже я буду. Выйдешь замуж – пожалуйста, ни слова не скажу.
- Папа, а я собираюсь замуж.
- За кого? За того парня, который гол как сокол? Мне такой зять не нужен. Я  в конце месяца еду в Швейцарию с официальным визитом – попробую там присмотреть тебе жениха.
- Папа, а зачем тебе бусы?
- Хочу сделать из них окантовку маминого памятника. Я уже все решил и договорился с людьми.
В спальне Лены зазвонил телефон. Она сняла трубку.
- Да, Татьяна Ивановна? Переключите.
Звонил Лосев. Лена сперва слушала, потом сказала:
- Не, Саня, я завязываю. Я же замуж собираюсь, поэтому должна быть примерной женой. И не проси. Я поступаю на учебу. – Она положила трубку.
В течение трех недель Лена Протасевич стала студенткой  РУДН.
 
5
Олег в сопровождении Лены очень робко вошел в особняк Протасевича. Однако время для знакомства оказалось не совсем удачным: министр был не один, а вместе с президентом Владимиром Николаевичем Селезневым дружно пил чай за столиком в гостиной. Разговор у них был не политический. Но Лена не удивилась присутствию Селезнева: они жили по соседству и президент частенько бывал у них дома.
- Здравствуйте, Владимир Николаевич! – первой поздоровалась Лена.
- Привет, Леночка. Здравствуйте и вы, молодой человек!
- Здравствуйте, Владимир Николаевич! – растерянно произнес Олег: все же ему еще никогда не приходилось видеть перед собой живого президента страны, а тем более разговаривать с ним. Затем, так же растерянно, обратился к министру:
- Здравствуйте, Михаил Яковлевич!
- Добрый день, Олег! Прошу вас проходить, не стесняйтесь. – Протасевич встал с кресла, подошел к гостю и пожал ему руку. У Олега голова пошла кругом: еще месяц назад, когда умерла его мать, он и представить себе не мог, что скоро сам министр российской политики пожмет ему руку и приветливо пригласит в свой нескромный дом. И причем не абы какой министр, а федеральный. Олег даже в своем самом счастливом сне не мог мечтать об этом. А Михаил Яковлевич продолжил:
- Добро пожаловать остановиться у нас. Надеюсь, вам здесь будет уютно.
Про себя Олег подумал: «Да, Азаров, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях. И как же ты теперь собираешься общаться с этим дядькой? Да к нему и обратиться-то за чем-либо неудобно».
Позднее у Олега сложится о министре водных ресурсов такое впечатление: он не скуп, он хороший отец, любит свой народ и искренне старается для него. Но превыше всего он, конечно же, ставит свою любимую и единственную дочку, а также репутацию доброго имени своей семьи. О самой же Лене сделает вывод, что она гордится своим происхождением и тем более отцом.
Вскоре Селезнев покинул особняк министра. Тогда домработница Татьяна Ивановна принесла поднос с чаем и купленным караваем. Чаепитие происходило здесь же, в гостиной, за накрытым столом.
- Присаживайся, - сказала Лена Олегу и увлекла его за руку, усадила рядом с собой.
- Будем знакомы, молодой человек, - сказал Протасевич. – Вас ведь, кажется, Олегом зовут?
- Да.
-А меня зовите просто: дядя Миша. Расскажите о себе. Кто вы, откуда?
- Я сирота.
- Это прискорбно, - посочувствовал Протасевич. – Я по своей Лене вижу, что это очень печально. Ей не хватает мамы.
- В этом году я выучился на автослесаря. Но на досуге иногда пробую писать стихи, - признался Олег, при этом очень смутился, что даже покраснел. Лена брызнула смехом прямо в чашку.
- Стихи – это прекрасно, - неожиданно одобрил министр. – Поэзия – это божий дар, поэтом надо родиться, ведь писать стихи, я полагаю, нелегко.
- Да, трудновато, - согласился Олег.
- Да, это надо составить рифму и выстроить логическую взаимосвязь. Писать стихи – это целое искусство, к сожалению, я их писать не умею. Но я люблю стихи и всегда хотел, чтобы и Лена тоже стихи писала. Но ей этого не дано. Она даже читать стихи не хочет, а я ей не указ.
- Папа, не смеши меня! – давилась чаем та. – Поэзия – это самое нелепое, что только  может быть  в жизни!
- Дорогая Елена, вот здесь  я  с тобой не соглашусь. Поэзия – это песня души. Олег – так, кажется? Не можете ли вы мне что-нибудь прочитать?
Олег смутился еще больше, однако решил, что спорить с министром нельзя, и, волнуясь, сказал:
- Месяц назад у меня умерла мама, а это стихотворение  я посвятил ей. Правда, оно коротенькое,  я написал его в больнице… - А потом проговорил:
Милая моя, тебе нельзя солгать,
Нельзя тебя обидеть, предать, возненавидеть,
А только голосом твоим в ночи лишь можно наслаждаться
И господу молиться за тебя…
-…оно так и называется: «Маме».
- Потрясающе! – похвалил Протасевич. – Замечательные строки, мне очень понравились. Спасибо.
Лена покосилась на Олега и насмешливо отвела взгляд.
- Я свою маму никогда не забуду, - сказала только.
Близилась ночь. Хотя Лена и полагала жить с Олегом как со своим мужем, все-таки спальню ему выделили отдельную. Олегу было все равно, ведь он же не знал, что без него его женили, потому не имел вопросов. Татьяна Ивановна с Леной отвели его в спальню.
- Лена, - спросил Олег, поднимаясь наверх, - а почему твой отец мне все время выкает?
- А он со всеми так. Говорит, что это воспитанно и правильно.
- Странно: мне выкает, а с Селезневым на «ты».
Спальня, к удивлению Олега, была уставлена самой обычной мебелью, да и вообще все апартаменты особняка были близки к апартаментам россиянина среднего достатка. Все, что отличало этот особняк, - камин в гостиной. Все выглядело очень скромно. За день Лена успела ознакомить Олега со всем домом, поэтому к ночи он уже мог делать какие-то выводы.
- Вы постель сами соберете или вам помочь? – заученно спросила Татьяна Ивановна Олега.
-Нет; спасибо большое,  но я привык такие вещи делать сам.
- Тогда доброй вам ночи.
6
Утром Олега разбудил шум. Он прислушался. Из спальни Лены доносились крики. Протасевичи папа с дочкой ругались. Олегу стало интересно, и он навострил уши – благо, крики были разборчивые.
- Откуда это у тебя, Лена, откуда? – орал Протасевич, махая перед лицом дочки упаковкой презервативов.
- Папа, я уже взрослая, что хочу, то и делаю! – огрызалась Лена.
- А  я-то думал, моя дочь порядочная! А она мне всю репутацию портит!
- Папа, ты никогда не задавался вопросом, почему я не ночую дома, где  я бываю и с кем?
- Тебе не стыдно отцу такое говорить?
- Почему мне должно быть стыдно? Мне двадцать лет.
- Хоть пятьдесят! Я уже говорил тебе, что пока ты живешь  в моём доме, я буду следить за твоим поведением. Выброси это в мусорницу.
Протасевич оставался в спальне дочери и смотрел в выдвинутый ящик, где были найдены «контрацептивы». Внезапно он решил обыскать этот ящик. Михаил Яковлевич вывернул все его содержимое, на свет показалась пачка сигарет с ментолом.
- А это чье, тоже твое? – Лицо политика приобрело свирепый вид.
- Это Лева забыл, - проговорила Лена.
- Лева? Он курит сигареты с ментолом? Когда он мог их забыть? Что он вообще делал в твоей спальне? Ты сюда мужиков водишь? Ты совсем стыд потеряла?
- Но где же мне еще принимать гостей, которые ко мне приходят?
- Где принимать? У нас особняк большой, места достаточно. Почему ты всякую дрянь сразу ведешь к себе в спальню? Ну-ка, дыхни, - приказал министр.
Лена приблизилась к отцу и дыхнула. И сразу же получила по шее.
- Так я и думал. Сколько раз тебе говорить, чтоб я больше не видел тебя с сигаретой?
- А почему ты роешься в моих вещах? Кто тебе разрешил? – пошла в наступление Лена.
- Ты как со мной разговариваешь? Отец я тебе или кто?
Лена замолчала.
- Презервативы, сигареты – на кого ты похожа? В общем, доченька моя, ты меня разочаровала. Такого я от тебя никак не ожидал. Я вынужден принять меры. Я тебя накажу. Да-да, накажу. Ты терпеть не можешь политики, поэтому три ближайших дня я буду брать тебя с собой в министерство. Посидишь там со мной три дня без дела, а там посмотрим.
- А как же учеба?
- Наверстаешь. От трех дней с тобой ничего не случится. А летом, когда я буду в отпуске, я поеду отдыхать, но тебя с собой не возьму.
Завтра утром лимузин министра Протасевича остановился на Сущевском валу, где располагалось министерство водных ресурсов. Из машины показались министр и его дочь, они прошли в белое здание цилиндрической формы. Следом за ними – охранная свита министра.
Чуть позже Олег узнал, что министр Протасевич был до мозга костей  демократом, свято чтившим права человека и Конституцию, убежденным противником смертной казни и ярым сторонником  суда присяжных.
 
7
В комнате Олега горела настольная лампа, он сидел за столом и писал все новые и новые стихи. Рядом, справа, прямо на столе сидела Лена, свесив ноги вниз, и снимала косметику, маникюр. Олег не обращал на нее внимания и продолжал заниматься своим делом. Лена тоже втихаря занималась своим. Они почти молчали, перебросившись несколькими словами. Лена уже готова была ко сну, волосы были распущены. Вместо ночной сорочки она обычно носила пеньюар. Олег еще не раздевался.
Наконец он отодвинулся на стуле, чтобы встать.
- Лена, - предложил он, - хочешь, я тебе свои новые стихи почитаю?
Но она вместо ответа вскочила к нему на колени как наездница и развязала халатик. Олег невольно увидел ее обнаженную, ухоженную, большую грудь и опешил, быстро-быстро заморгал глазами:
- Лена, ты что, прекрати немедленно!
- Почему я должна прекращать? Ты живешь в моем доме, живешь со мной. А почему ты со мной живешь? Правильно: ты готовишься стать моим мужем. А раз так, чего мне стесняться? Нахрен мне твои дебильные стишки? Я хочу тебя, Олежек, пожалуйста, я тебе вся отдаюсь. – Объятья Лены плавно перешли в страстный шёпот.
- Лена, у меня раньше такого не случалось, и я не знаю, получится ли, - ужасно оробев, признался он. – Я еще никогда не пробовал.
- А ты попробуй, - не сдавалась похотливица. – Надо ж когда-то начинать, ну. Тем более что тебе двадцать три года, в наше время это непорядок. – Она совсем спустила халат, поцеловала Олега в губы и выпятила грудь. Обалдевший парень замялся, но она приложила его руки к своей груди и тяжело задышала. Олег скупо, но довольно улыбнулся: тело Лены вызвало  в нем интерес. Он резко отодвинул ее от своих колен и приблизил  к кровати. Крепко впился в губы ответным поцелуем, плавно опустил на кровать. Сам шустро разделся и прыгнул к ней.
В комнате продолжала тускло гореть лампа, на кровати происходила возня, на стене отражались тени. Никто и ничто не мешало этому, ничто и никто тут не был свидетелем…
Они проснулись вместе поздно утром. Олег первым открыл глаза: Лена, заложив руки под голову, лежала, отвернувшись к стене, и казалась спящей. Сам он прекрасно помнил, что произошло вчера, но он не испугался и не почувствовал отвращения, хотя перед ним была дочь самого министра России, с которой он ночевал в одной постели. Парень, приподнявшись на локте, с нежностью посмотрел на Лену и хотел было до нее дотронуться, как вдруг она резво вскочила сама.
- А говорил, не пробовал! Молодец, Олежка, я тебя хвалю! Спасибо!
Он густо покраснел и рванулся вставать на пол.
- Забудем об этом, Лена, не надо. Пожалуйста.
Лена взяла его за щеки и мягко похлопала:
- Ну что такое? Тебе стыдно? Напрасно: мне очень понравилось. Как такое можно забыть?
Олег дернулся:
- Не надо, Лена, перестань. Оставь меня в покое.
Она поднялась на кровати.
- Привыкай, - вдруг ошарашила она его. – Скоро мы  с тобой поженимся, так что придется работать каждую ночь.
Он вздрогнул как ошпаренный:
- Что ты сказала?
- Что ты слышал. Скоро я стану твоей женой. Но раз ты сам не делаешь мне предложения, мы с папой решили это за тебя. Ты же знаешь, что папа готов ради меня на все. Стоит мне только слово сказать – и я  получу все, что хочу.
Олег в страхе отскочил от кровати.
- Но я не хочу жениться, Лена. Ни на тебе, ни на ком-то еще. Мне только двадцать три года, я еще не готов. К тому же я  не люблю тебя, а жениться без любви не в моих правилах.
Лена закричала:
- Вот как? А то, что ты живешь у меня приживальцем и за удовольствие не платишь – это  в твоих правилах жить так? Нет, ты женишься на мне, хочешь ты того или нет. Ты меня не любишь, но я и не требую этого. Зато, может,  я тебя люблю.
Олег понял, что из этой классной резиденции все-таки придется делать ноги. Хоть куда, хоть под мост, но здесь жизнь кончилась и ее не будет. Но интересно, у нее с министерским папашей сговор и тот сам подложил дочь под Олега, или же то, что  у них было, вовсе никакой не сговор?
- Нет, - вдруг резко передумала Лена, - ты меня сначала заслужи! Ты меня недостоин! – Она стала сбрасывать его вещи со стола. – Ты не умеешь обращаться с девушкой, а потому ты свинья. Этого я тебе не прощу и так просто не оставлю.
Страшно психуя, она выбежала за дверь и полетела в комнату отца с криком:
- Папа, этот бомж меня изнасиловал!
Олег готов был искать в комнате пятый угол. Сейчас он понял, что это конец. Куда деваться? В окно? Было довольно высоко. И пока он думал, сам министр водных ресурсов ворвался в его комнату и скрутил ему руки за спиной.
- Я тебя, сволочь, расстреляю, - предупредительно прогудел политик. А Олег и не  сомневался, что слово свое он сдержит.
Тем временем Лена вызывала по телефону наряд милиции.
 
8
Пройти судмедэкспертизу Лена наотрез отказалась, а отца упросила оставить эту затею и не заставлять ее, так как ей очень бы не хотелось переживать случившееся заново. Тем дело и кончилось, а чтобы по ходу суда вопросов по экспертизе никаких не возникло, Протасевич «подогрел», кого надо, деньгами.
Олега арестовали.
Адвокат семьи министра, Шерстнев Анатолий Генрихович – человек сорока лет, адвокат Олега – на седьмом десятке. А противники попались по-настоящему сильные: у них деньги, у них власть, у них имя, репутация и признание всего русского народа. У них масса полномочий, у подсудимого с адвокатом – ничего. Нет даже свидетелей. Рассчитывать им не на что. Прессу в зал не допустили, сославшись на закрытый характер процесса.
По справедливости потерпевшим в этой истории был Олег Азаров, но шансы на победу  у него были ничтожно малы. Сам министр водных ресурсов страны злостно ополчился против Олега, стал ему тыкать, напрочь забыв о всяком былом уважении. Он оскорблял парня и требовал его расстрелять или же замуровать его в одиночку до конца дней. И еще грозился, что ни на какую милость «этот ублюдок» может не рассчитывать. Подсудимый Азаров и не сомневался, что свои угрозы министр Протасевич исполнит. Что же до прокурора, так тот в своих обвинениях вообще утверждал, что Азаров совершил преступление не только против половой свободы, а и против государства, раз потерпевшей оказалась дочка федерального министра. Все, что мог делать Олег, это чистосердечно каяться в том, что переспал с Леной, и искренне сожалеть, что вообще с ней познакомился и пришел жить к Протасевичам. Обошлось же все так, что в его пользу не обнаружилось ни одного смягчающего обстоятельства, а его адвокат оказался бессильным соперником в одиночной борьбе с министерским. Сама же Лена строила из себя оскорблённую и униженную, умоляла судей наказать ее обидчика. Она прямо на ходу придумала историю о том, как подверглась сексуальному насилию, как отбивалась от насильника, но все равно оказалась намного слабее его, а он, паскудник, грубо надругался над ней, когда они были одни в доме. Когда судья читал приговор, Олег закрыл уши  в ожидании  самого худшего, но по итогу вышло четыре года строгого режима без права на помилование или амнистию.
Слава богу, что хоть жив остался! Но, может, лучше бы в самом деле расстрел, а то ведь теперь место возле «параши» ему обеспечено. Однако умирать из-за этой министерской шалавы жалко как-то…
В течение десяти дней адвокат Олега пробовал подать кассационный протест в Верховный суд. Но утром  следующего дня по дороге на работу на него в подъезде дома напали неизвестные дюжие парни, которые избили пожилого человека и отобрали у него материалы, имеющие отношение к делу Азарова…
Олег содержался в СИЗО-3 Лефортово  ФСБ, где содержатся, как правило, обвиняемые в совершении преступлений против общественной безопасности, а также некоторые государственные преступники. В число последних вошел и Олег. А что самое ужасное, но чего следовало ожидать, там его «опустили»…
Спустя десять дней его приговор вступил в силу, и Олег в «столыпинском вагоне» был этапирован в уральский город Пермь, на зону «строгач». Вот и стал он простым ЗК, который в первый же день был определен в самую низшую, самую презираемую в ИК касту «обиженных»…
 
 
 
 
Часть вторая
Жертвы
1
Поезд «Пермь-Санкт-Петербург» подъехал к станции Москва. На перрон ступил симпатичный голубоглазый парень с взъерошенными, пшеничными волосами, роста выше среднего, лет примерно двадцати семи. Вид он имел больной, уставший и замученный, одет был небрежно, в руках держал какую-то скупую торбу. Шагал он подкошено. Он вяло пошлепал прочь от края платформы, но едва он ступил шаг, как у него резко закружилась голова, потемнело в глазах, и он упал прямо на асфальт.
В себя он пришел очень тихо и незаметно. Открыв глаза, увидел, что находится под белым потолком. А рядом с ним стояла фигура в белом и поправляла ему капельницу. Обведя глазами вокруг, понял, что находится в больнице.
- Вот ты, наконец, и очнулся, - сказала ему фигура в белом. Олег поднял на нее глаза и увидел, что девушка молода и красива, с каштановыми волосами и серо-голубыми глазами, с красивыми ножками под халатиком. А на бирке читалось: «Карелина Надежда Николаевна, медсестра I категории».
- Вас Надя зовут, - тихо сказал Олег и отвернулся. Медсестра ему понравилась, но после клеветы  Ленки Протасевич Олег Азаров стал бояться девушек, даже порядочных. Из-за наглой напраслины одной он возненавидел всех. Еще в колонии он ощутил к ним неприязнь и страх.
Взгляд Олега застрял на столике у окна, где лежали разные врачебные атрибуты. Надя присела рядом на стул и принялась заполнять на пациента медицинскую карту.
- Очень хорошо, что ты очнулся, - повторила она. – Быстренько назови мне свои имя, фамилию, отчество, год рождения и адрес.
Больной послушно и подробно все сказал, соврав, однако, что детдомовец. И спросил сам, что с ним.
- Ты находишься в тубдиспансере, Олег, у тебя острая форма туберкулеза. Болезнь серьезная, поэтому расскажи, с кем ты контактировал: эти люди должны быть проверены.
К большому удивлению Нади Олег заплакал. Тихо и робко, но отчаянно. Ему не хотелось, да и больно было, вспоминать, что он сидел четыре года за преступление, которого не совершал, за что и жил «петухом» возле «параши». С кем запрещено общаться, кого положено унижать, с кем не сидят за одним столом, зато бросают в миску окурки и плевки, что, в конце концов, у него погоняло Дунька…
Давно Олег не был на свободе, давно не смотрел телевизор. Не знает он, что делается в родной стране, кто сейчас президент. Но своих обидчиков он помнит очень хорошо. Что-то теперь с Протасевичем и где он, кто он теперь? Как Лена? Вышла ли замуж и за кого, за какого заморского принца? Помнит он их, хотя лучше бы не помнить и не знать. Ведь все четыре года Протасевич из Москвы лично контролировал, как отбывает свой срок заключённый Азаров. Михаил Яковлевич знал о каждом шаге Олега, о его поведении, работе, бытовых условиях. Оттого за все годы Олегу никогда не было никаких привилегий, ни поощрений, ни благодарности, тем более амнистии.
- Ты чего, господи? – Надя посмотрела на него испуганно.
- Я не могу сказать. Это для меня очень тяжело, но забыть этого нельзя. – Он заплакал сильнее, даже затрясся от слез.
- Ого… - Надя встала с места и подошла к нему, обняла, прижала к себе. – Что с тобой случилось?
- Никогда не спрашивай меня об этом, хорошо?
- Но мне нужно знать, с кем ты контактировал. Пойми: это необходимо. Тебя лечить придется долго.
- Меня самого, наверно, заразили, - сквозь слезы проговорил он.
- Кто?
- Общество, в котором   я находился. Я сидел в тюрьме, Надя, и имел контакты с заключенными.
- За что ты сидел?
- За то, чего не совершал. Меня подставили.
- Хорошо, если тебе не хочется вспоминать,  я не буду навязываться. Сам расскажешь, когда захочешь. А сейчас повернись, мне надо сделать тебе укол.
Укол оказался болезненным, Олег даже поморщился. Надя подала ему градусник.
- На, измерь температуру.
Олег лежал на боку и думал о том, что и с Протасевич он тоже познакомился в больнице. И это знакомство изменило его жизнь. Теперь вот он так же познакомился с Надей. Интересно, замужем ли она? Кольца, впрочем, не было.
- Вы замужем? – спросил Олег нечаянно.
- Нет. Я в разводе, - сразу же ответила Надя. – А тебе зачем?
Медсестра Карелина сама не меньше своего сложного пациента носила в душе собственное горе, причем оно было схожим с горем Олега, даже на характерах этих людей отразилось похожим образом. Просто каждый из них переживал свое горе по-своему.
2
Сейчас ей двадцать пять, а в пятнадцать ее изнасиловал отчим. Когда мать Нади привела его в дом, он уже имел двенадцать лет тюремного стажа и в тот год вернулся домой  после очередной отсидки. Мать Нади хотела к тому времени порвать с сожителем все связи, но еще не успела его выгнать, когда сожитель увидел в пятнадцатилетней Наде женщину – до такой степени он деградировал. Началось все с того, что отчим начал подозрительно смотреть на Надю, будто бы разглядывал ее или изучал. А однажды он очень странно обнял Надю: крепко и при этом целовал ей лицо и ласкал спину. Надя в тот момент похолодела, но похотливый зек вдруг начал цапать ее за все выпуклые места на теле. Надя рассказала об этом маме, но мама лишь предупредила сожителя.
Все произошло очень быстро, даже ненатурально. Семья Карелиных тогда жила в районе Митино. Квартира была двухкомнатная. Мать Нади работала, сама Надя училась в школе. Однажды она пришла домой, а отчим в одиночестве глушил водку. После попойки он обычно забуривался спать. Надя  надеялась, что и в этот раз будет так же, но она ошиблась. Отчим нутром почуял, что пришла падчерица, и вышел ей навстречу. Надя как раз снимала пальто. Отчим подлетел к ней и помог раздеться, затем обхватил за талию и поволок в спальню. Надя вырывалась и пыталась кричать, но отчим зажал ей широкой лапой рот, грубо бросил на кровать. Надя заплакала, но отчим ударил ее кулаком в живот, подмял под себя. Начал срывать одежду…
Девочку охватил леденящий кровь ужас. Изо всех своих детских сил она рванулась и выскользнула из рук отчима, бросилась к двери. Отчим настиг ее одним прыжком, сильно ударил, сгреб в охапку. Надя билась, плакала, умоляла. Отчим заламывал ей руки, тащил назад в комнату. В следующую минуту тело девочки судорожно задергалось под тяжелой тушей педофила…
Когда совершалось насилие, вернулась домой мать Нади. В спальне она увидела омерзительную картину. Надя была без сознания. Мать в ужасе выдернула из розетки настольную лампу и огрела сожителя по голове. От удара он отрубился, а мать тем временем вызвала милицию. Пока они ехали, насильник пришел в себя и понял, что сожительница стала ненужным свидетелем. Он схватил нож и без предисловий всадил ей в спину. Женщина ойкнула и тут же обмякла.
Деградировавший подонок не знал, что за ним уже едут.
Он получил двадцать пять лет особого режима, но через несколько лет был убит при невыясненных обстоятельствах.
Надя долго пролежала в больнице, где и поняла, что стала бояться мужчин. Вдруг заметила, что стала избегать их и замирает от одного только их вида. Но она была красива, и многие ребята искали случая познакомиться с ней. Одному это удалось, и в девятнадцать лет Надя Карелина вышла замуж. В двадцать один, правда, развелась, а в двадцать лет у нее случился выкидыш – сказались последствия изнасилования, Надя не смогла выносить ребенка. Сейчас она жила одна, мать погибла, отца нет, братьев-сестер тоже. Из всего наследства только квартира в Митино.
3
- Надя, ты не знаешь, кто у нас сейчас министр водных ресурсов?
- Не знаю, Олежка,  я политикой не интересуюсь.
- А президент у  нас кто?
            - Селезнев остался. Его в прошлом году переизбрали. А почему ты спрашиваешь?
            - Так, интересуюсь. Я ведь на зоне даже телевизор не смотрел, понятия не имею, кто страной руководит. А министром водных ресурсов четыре года назад был Протасевич Михаил Яковлевич. Это он меня посадил. А его дочка меня оговорила.
            - Ты лично знаком с самим министром? – Надя ахнула.
            - Эх, Наденька, лучше бы мне его не знать. Знаком на свою беду.
            - Ты спал с его дочкой?
            - Это была моя большая ошибка. Честное слово, если бы можно было что-то исправить и вернуть назад, я бы никогда такого не сделал.
            - Как это случилось?
            - Лена меня соблазнила, и я не сдержался. В итоге мне с горем пополам дали четыре года, которые я оттрубил до звонка, не подлежа никакой амнистии. Я сидел по самой позорной статье. Теперь ты понимаешь, почему  я никому о себе не рассказываю. Сидел  я очень плохо, меня самого там насиловали.
            - Но ведь ты же не насиловал эту Протасевич! Разве ж не проводили экспертизу, чтоб установить, был ли контакт насильственным или нет?
            - Нет, Надюша, никаких экспертиз не проводилось. Понимаешь, Протасевич так воспитана, что избалована и ей все дозволено. Она просто сказала, что я ее изнасиловал, и отец ей на слово поверил. А дальше все было очень просто. Уважаемый человек, министр, имя, всенародная любовь, наконец, деньги – все было против меня.
            - Почему Протасевич подставила тебя?
            - Она хотела, чтобы я  на ней женился, а я был не готов еще к  женитьбе. Да и на ней мне жениться не хотелось. Словом, я Ленке отказал, она обиделась и наказала меня. Ей-то ведь отказывать не принято.
            Надя склонилась над Олегом и нежно прижала его к себе.
            - Где ж ты раньше был, Олежек? Почему я тебя раньше не знала?
            Он вздрогнул от удивления:
            - Я тебя не понимаю, Надя. Ты это о чем?
            - Олежка, ты не представляешь, что ты для меня значишь! – Она вдруг заплакала. – Сама судьба послала тебя мне! Я как никто понимаю тебя, ведь я тоже была жертвой насилия.
            - Когда?
            - Десять лет назад. Меня изнасиловал отчим, а потом он убил мою маму, которая случайно нас застукала. Потом он сам сгинул в лагерях. Прошло уже много лет, моего обидчика нет  в живых, но эта рана во мне по-прежнему жива. Мне стало легче после того, как я вышла замуж, но до конца такое не забудется никогда.
            Олег сразу и не нашелся, что сказать. Надя плакала у него на плече. Он обнял ее и уставился в пространство. Душу охватило волнение. Он отнял Надю от своего плеча и посмотрел в ее заплаканное лицо, молча приложился своими губами к ее губам. Поцелуй получился не очень крепким, но тёплым и нежным. И от него обоим сразу полегчало. Олег как-то вдруг понял, что не боится Нади и может ей довериться. А Надя сознавала, что может его понять.
            - Надюш, а хочешь, я тебе стишок почитаю, который я посвятил тебе?
            - Мне? Посвятил мне? Ты никогда не говорил, что пишешь стихи…
 
 
Робка была ты и нежна,
Стройна, наивна и не смела,
Чиста была твоя душа,
Прекрасным было твое тело.
 
На сцене ты была звездою,
Не затухающей, живою,
И не надменною, а тою,
Что свою яркость набирала с высотою.
 
В глазах огромных, синих, как волна,
Застывшая слеза едва дрожала.
От счастья радостью твоя душа была полна,
И сладостным восторгом сердце наполнялось.
 
Но славы громкой не хотела ты
И свой талант дарила безвозмездно,
Была ты девой чистой красоты
И ангелом негаснущей надежды,
- проговорил Олег не торопливо.
             У Нади на глазах опять выступили слезы. Но теперь это были слезы радости.
            - Спасибо, Олежек, спасибо. Очень, очень красивые стихи. Ты настоящий поэт, знаешь ли ты это?
            - Нет, не знаю. Протасевич мои стихи не нравились, а вот министр отнесся к ним весьма положительно.
            - Да она просто дура, твоя Протасевич. Недобитая дура.
            - Хотел бы  я посмотреть ей в глаза, этой дуре. Как она там поживает, вот интересно.
4
            Этой ночью, когда Олег крепко спал, к нему в палату проникли двое неизвестных в черных масках-шапочках с прорезями для глаз. Они не слишком осторожничали, так как не боялись разбудить Олега, хотя нарочно этого тоже не делали. Они пробрались через приемный покой.
            Олег не шевелился. Неизвестные приблизились к нему и сначала вставили ему в рот кляп, а затем тихонько набросили на лицо спортивную футболку, которую плотно зажали за ушами. Олегу стало не хватать воздуха. Он задергался на кровати, замахал руками, но они были тут же связаны вдоль по телу. Олег пытался закричать, но это не получилось. Вдруг на коридоре послышались чьи-то шаги.
            Налетчики поспешили ретироваться. Один залез под кровать, второй сиганул в окно – прямо с третьего этажа. Но шаги прошли мимо. Сидевший под кроватью бандит высунулся, повертел головой, выполз назад, поднялся. Подошел к окну и окликнул товарища. Тот не отозвался. Тогда он тоже выпрыгнул следом.
             В связанном виде Олега и обнаружила санитарка. Назавтра о том, что случилось, знало все отделение.
            - Я догадываюсь, за что мне это, - сказал Олег Наде. – Их, однозначно, подослали. А вот кто – не знаю.
            - Думаешь, опять Протасевич?
            - Вряд ли. Наденька, дорогая, это же элементарно: я «петух», я «обиженный», я «дырявый», а ими остаются пожизненно. Преступный мир такого звания не прощает.
            - Завтра тебя переведут в общую палату, там ты будешь не один. Олежек, нам с тобой надо пройти курс реабилитации, вот что. Иначе мы никогда не справимся со своими переживаниями.
            - Хорошо, - не колеблясь, сразу же ответил он.
            - Только психологу надо рассказать все, как есть. От психологов ничего не скрывают.
            - Я понимаю. Скажи, Надя, какое сегодня число?
            - На дворе зима, а что?
            - В сентябре было четыре года, как умерла моя мама, а я даже не имел возможности  по ней поминки справить. Даже годовщину не делал.
            - Кстати, ты мне до сих пор так и не рассказал, кто твои родители.
            - Я стыжусь своей семьи, да и нечего мне о ней рассказать. Отец мой пьяница запойный, мать в могилу свел, а мать – самоубийца, не вынесла жизни с пьяницей. Она наглоталась таблеток, отравилась. Но я ее не сужу. Я даже истинной причины ее смерти никому не раскрыл, всем говорил, что она умерла от инсульта. Я был недалек от истины: мама страдала гипертонией. Самоубийство такое дело… не каждый поймет. Даже не знаю, что мне делать, когда придет время отсюда уходить. Домой я не пойду – там не квартира, а хлев. Да и не был я там больше четырех лет, понятия не имею, что там сейчас делается. Разве что бомжевать идти… А может, в петлю, вслед за мамой?
            - Ты даже думать об этом не смей!
            - Хочешь, я прочитаю тебе стихотворение, которое посвятил маминой памяти?
            - Вот это другое дело! Конечно! Мне так нравятся твои стихи.
            И Олег прочитал, будто ручеек:
Шли дни, недели, месяцы и годы,
            А новый день сулил все то же, что вчера.
А ты искала счастья и свободы,
Не замечая уходящие века.
 
Теряя веру в счастье и надежду,
Ты не ждала от жизни перемен.
Носила молча белую одежду,
Дарила все, ничто не брав взамен.
 
Тепло своей души дарила людям,
Надежду возвращала и мечты.
Ты говорила: «Все мы будем
Жить лучше за свои труды.
 
Все мы получим то, что заслужили,
За все поступки, мысли и слова.
Добро придет к нам, коль добром платили,
А зло воротится сполна».
 
Тебя превозносили и хвалили,
Считали мудрой, чуть ли не святой.
Но ведь никто не знал, какие силы
Тебе нужны, чтоб справиться с бедой.
 
Никто не знал, как много в сердце боли
Хранила мать с неведомых времен…
Надя с удовольствием поаплодировала. Олег усмехнулся кисло:
- Я сразу думал написать сонет, но потом расписался и получилось это. Мне лично кажется, здесь что-то не то. Чего-то не хватает или что-то лишнее.
- Отличное стихотворение, - настаивала Надя. – Я такого не напишу
.
5
 На следующее утро Олега перевели в новую палату. Там уже лежали трое парней и все – туберкулезники. Они быстро все перезнакомились и подружились. Олег попросил Надю принести ему что-нибудь почитать и ждал ее прихода.
Надя проявилась ближе к вечеру. Вошла, поздоровалась.
- Я принесла тебе журналы и газеты, отобрала что поинтересней. Как ты и просил. Вот, держи, - Надя достала из пакета прессу и фрукты. – Как твои дела?
- С твоим приходом стало лучше. Надя, когда меня выпишут?
- Выпишут тебя нескоро, месяца через два. И то ненадолго. Потом тебе снова придется сюда лечь. А потом – каждый год в течение семи лет ездить отдыхать в  санаторий, пока не вылечишься полностью. Я разговаривала с твоим лечащим врачом. Олежка, туберкулез – это очень серьезно, а у тебя он к тому же и запущен. Но шансы на полное излечение есть. А жить ты будешь  у  меня, я  все равно одна живу.
- Пойдем, выйдем, - сказал он.
В коридоре он спросил:
- Надя, ты веришь, что я не насиловал Протасевич?
- Верю, конечно. – Надя удивилась такому вопросу.
- А почему? Ты сказала очень уверенно, но ты же не можешь знать наверняка…
- Просто я верю тебе, вот и все. А почему ты спрашиваешь?
- Я сегодня сон плохой видел. Про Ленку. Она не дает мне покоя даже во сне. Сон опять всколыхнул мою душу, рана в которой понемногу начала заживать после встречи с тобой. С тобой мне тепло и хорошо, а вот она… с ней… Черт знает, может ее убить?
Надя вздрогнула:
- Ты с ума сошел? Тебе мало неприятностей с Протасевичами? Опять на свою голову приключений ищешь? Не смей, слышишь? – Надя закричала. – Выброси эти мысли из головы! Не смей даже думать! Ужас какой, совсем сдурел малец! Что было, то было, забудь сейчас же! У меня тоже  в душе рана,  я тоже пережила позор  и унижение…
            - Твой обидчик  в могиле давно, его нет на свете, понимаешь? А она…
- Мы сходим к психологу, Олежа, нам станет легче! – умоляла Надя.
            Он пребывал  в таком состоянии, что готов был послать куда подальше и ее и психолога, он точно не владел собой. Нервы парня были на пределе. Но Надя прикоснулась к нему, тронула за руку, нежно прижалась к ней. От тепла Надиной души Олегу стало спокойнее. Он глянул на нее.
            - Надя, я тебя люблю. Ты меня извини.
            - За что тебя извинять? – она будто не расслышала.
            - Я знаю, клятва Гиппократа запрещает, чтобы  между врачом и пациентом была любовь, но  я ничего не мог с собой поделать.
            - А кто сказал, что я клятву давала? – Надя широко улыбнулась. – Я медсестра, а не врач, а на медсестер эта клятва не распространяется. Да и не твой я лечащий врач. Нам можно любить друг друга. Тем более что ты мне тоже не безразличен.
            - Ты, наверно, меня просто жалеешь.
            - Я тебя жалею как всякого пациента, но это не такая жалость. Ты вернул меня к жизни, Олежек. С тобой она обрела смысл, а то ведь я жила просто потому, что я жила. Когда я тебя увидела, поняла, что ты не такой, как все, другой какой-то… Я полюбила тебя незаметно для самой себя. – Надя прикоснулась к его губам и крепко их поцеловала.
            - Господи, как же все-таки прекрасно любить! – воскликнул Олег, когда их губы снова разомкнулись. – Какое же это счастье – любовь! Любовь – это такое чувство… оно спасает, ради любви идешь на все. Когда любишь, хочется кричать от счастья!
            И никто в больнице не замечал той радости, тех огоньков счастья, которые вдруг зажглись в давно потухших и безрадостных глазах медсестры Карелиной. Никто не знал, что происходит между ней и пациентом Азаровым.
 
6
            Наконец Олега выписали. Надя привела его в  свой дом
            Квартира Нади была чистой и красивой, уютной – это Олег отметил сразу. Он давно отвык от квартир, давно в них не жил, а теперь будто глоток свежего воздуха вдохнул.
            - Располагайся, - спокойно сказала Надя. – Проходи, куда хочешь, ты  дома.
            - Значит, ты здесь живешь… Уютно и хорошо. Где я буду спать?
            - Ты пойдешь в зал, а я буду здесь.
            Еще в больнице Олег и Надя между собой договорились, что спать будут в разных комнатах. Они не могли преодолеть то отчуждение, которое стояло у них к противоположному полу. Олег и не настаивал. В конце концов, с девушкой он спал всего один раз, опыта у него не было.
            - Но поужинаем мы сегодня вместе.
            За ужином Надя ему сказала:
            - Завтра пойдем к психологу. Я договорилась, что мы пойдем к ней домой.
            - Ты хорошо готовишь, знаешь ты это? – быстро оценил Олег.
            - До тебя мне этого никто не говорил. Спасибо.
            Утром он нашел на столе записку.
            «Олежка, все хорошо, - писала Надя своим красивым почерком. – Не переживай, я ушла на работу. Вернусь часам к четырем, потом пойдем к психологу. С утра ты очень сладко спал,  я не стала тебя будить. Увидимся. Целую, Надя».
            Он подошел к Надиной кровати. Она была аккуратно застлана. Парень осторожно отвернул покрывало и поднес к носу. С наслаждением вдохнул устоявшийся запах девичьего тела и вдруг почувствовал от него полное удовлетворение. Он не хотел оторваться от покрывала, упал на кровать и стал топить свои  поцелуи в подушке. От одной только мысли, что здесь спала эта девушка, Олегу делалось хорошо и легко на душе.
            Надя вернулась в четыре часа. Подала ему запасной ключ от квартиры.
            - Иди, попробуй открыть дверь.
            Он попробовал. Получилось.
            - Завтра я работаю во вторую смену, так что с утра идем к психологу. И вот еще что, Олежек. Тебе надо будет сходить в магазин. Это рядом. Я тебе оставлю деньги, и ты завтра сходишь.
            Назавтра от психолога Надя поехала на работу, а Олег пошёл исполнять ее хозяйское поручение.
            Ему пришлось проходить мимо пивного отдела магазина. А там тусовалась парочка молодых людей сомнительной внешности, попивавших пиво. Едва Олег поравнялся с ними, как один сказал что-то вроде «Вот и он», и второй преградил ему путь.
            Они вдвоем схватили Олега под руки, накинули на голову мешок и засунули в машину вишневого цвета. Привезли его как будто в подвал, потому что там была прохладно, заклеили рот и скрутили «ласточкой». Олег слышал голоса и довольный хохот каких-то парней. Потом один сказал: «Вот она», а второй подхватил радостно: «Авдотья! Наконец-то, Дуняша! Девочка, где же ты пропадаешь?» - догадался, что с ним хотят сделать. Он пробовал закричать, но не смог. А тем временем с него стянули штаны. И через считанные секунды он почувствовал резкую, острую боль во всем теле.
            Насиловали его долго, по очереди. И не просто насиловали – изгалялись, сопровождая свои издевательства громким гоготом и присвистами. Олег уже начал терять сознание от боли и не чувствовал, как его положили на деревянный стол и вытянули вдоль… Парня пользовали как девку. Никто не вспугнул садистов.
            Лишь к вечеру издевательства прекратились. Стало вдруг тихо. Олег неподвижно лежал на столе, под ним бурело темное пятно. Его нашел жилец подъезда, который вышел в подвал за картошкой. Парень был как неживой. Выглядел бледно, ладони были прохладные. На раздражение не реагировал. Но сердце тихо билось. Ему срочно вызвали «скорую».
7
            Надя весь день не находила себе места от беспокойства. Лишь на следующее утро ей позвонили из института Склифосовского от имени Олега и сообщили, что со вчерашнего вечера он находится в Склифе и уже прооперирован в связи с изнасилованием. Надя поспешила в Склиф.
            После операции Олег лежал в реанимации, но пребывал в сознании и чувствовал себя удовлетворительно. Однако увидеться им не разрешили. Лишь после того как Олега перевели в палату, им было позволено свидание.
            - Олежек, что с тобой сделали? – Надя упала к нему на одеяло и громко заплакала.
            - Это они, Надюша, - слабым голосом сказал он.
            - Кто «они»?
            - Те, которые преследовали меня еще в диспансере. Я узнал хватку одного из них. Прости меня, Наденька.
            - За что?
            - За то, что приношу тебе одни только несчастья. Это все из-за того, что я «петух». Им я останусь на всю жизнь. Но ты не заслужила страдать со мной вместе.
            - Перестань. Я же тебя люблю…
            В этот раз Олег Азаров пролежал в больнице недолго, однако за это время больше никто его не тревожил и не искал: видимо, то, что с ним надо было сделать, уже сделали. Когда он выписывался, попросил Надю принести ему пива. Надя принесла и всю дорогу сопровождала его, а он шел и оглядывался по сторонам. И – странное дело: по дороге домой Олег вдруг встретил Кристину, давнюю подругу Лены Протасевич. Они очень удивились встрече друг с другом, но вместе с тем и обрадовались.
            - Здравствуй, Олег! Вот уж не ожидала тебя увидеть.
            - А ты думала, я все еще на зоне?
            - Нет,  я об этом и не вспоминаю. По правде сказать, я и не сразу-то узнала тогда, что тебя осудили.
            - Главное, ни за что, - сказал Олег. – Наденька, это подруга Лены. Ты иди домой, а мы с ней поболтаем немного.
            Надя не стала возражать и пошла в подъезд.
            - Я тебе верю, - продолжала Кристина. – Но я не думала, что Лена сможет оказаться способной на такое. Я от нее всякого ожидала, но чтоб такое…
            - Вы с ней давно дружите?
            - Да мы с ней уже почти не общаемся. Я свела общение с ней к минимуму. А дружили… да, довольно долго. Я еще ее мать хоронила.
            - Ты знаешь, как она?
            - Она тебя до сих пор  интересует? – Кристина поразилась.
            - Кристина, как девушка она меня не интересовала никогда. Но все-таки я ей кое-чем обязан; интересно, как у нее дела, как жизнь?
            - Ей не позавидуешь. Через полгода после тебя она вышла замуж за сына олигарха, но тот ее через год выгнал; больше замуж Лена не выходила, потому что наши простые женихи ей не подходят, ей нужен или мультимиллиардер, или заморский принц,  хотя бы дворянин – и тот сгодится. Из РУДН ее отчислили еще на первом курсе за неуспеваемость. Больше к учебе она не возвращалась. Живет она одиноко и уныло, даже прежних друзей не осталось.
            - Я помню тот вечер, когда вы с ней меня нашли и что тогда происходило. Как мы добирались до Нова-Огарева и чем она платила. Я был в плохом состоянии, но соображал.
            - Теперь ей не с кем так себя вести, от нее все отвернулись.  
            - А Протасевич все еще министр?
            - Да. В прошлом году были президентские выборы, Селезнева опять переизбрали, а он Протасевича переназначил. Можешь сегодня телевизор посмотреть: его в Думу пригласили для выступления. Может, тебя это заинтересует. А ты что здесь делаешь? С кем это я тебя видела?
             - Это моя девушка Надя. Она вернула меня к жизни. Она доказала, что есть еще положительные девушки и не все из них похожи на Протасевич. Надя меня понимает.
            - Что ж, я рада за вас, - сказала Кристина.
            - Спасибо. Но я вот что хотел у тебя спросить… ты очень не похожа на Лену, вы очень разные. Я очень удивлялся, что вы подруги. Как тебе удавалось с ней дружить?
            - Я потому и общаюсь с Леной теперь мало, потому что я боюсь с ней общаться. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.
            - Лена поломала мне жизнь. Мне порой хочется ее просто убить.
            - Ты теперь где живешь?
            - У Нади. Мы знакомы не очень давно, но нас судьба свела вместе.
            - Она здесь живет? Я тоже иду от подруги, которая здесь живет, так что еще, может, увидимся. Счастливо тебе, Олежек!
8
            - Что ты так долго? – спросила Надя, когда Олег переступил порог.
            - Болтали долго. Давно не виделись, так что темы нашлись.
            Олег включил телевизор, поискал каналы. И на одном из них услышал, что министр Протасевич на днях ввел трехмесячный мораторий на лов  рыбы в связи с ее нерестом. Что ему это давало, Олег не знал, но к сведению информацию принял.
            За ужином Олег был грустный и сам не свой.
            - Что случилось? – обеспокоенно спросила Надя.
            - Я убью ее, Надя, - твердо сказал Олег.
            - Кого ты убьёшь, ты что? – Надя испугалась.
            - Ленку-паразитку! Она заслужила это!
            - Ты что, ненормальный? Убьешь – тебя ж опять посадят, а там сам знаешь, что с тобой будет.
            - Нет, Надя, если я ее убью – меня расстреляют. Протасевич это сделает. А тем лучше! Все равно жить «петухом» я не в силах. Лучше уж умереть.
            - Разве ее смерть что-то исправит?
            - Может, от того, что я  ее накажу, мне станет легче. Наденька, ведь  я из-за нее отбыл уголовное наказание, отбыл за то, чего не совершал и в  помине. А меня за это сделали «петухом», я теперь боюсь пройти по улице один, чтобы не наткнуться на моих преследователей, не то заклюют. Я боюсь девушек, боюсь людей – я дичаю! А все она виновата!
            Надя понимала, что по-своему Олег прав, но нельзя допустить, чтобы он отважился на задуманный шаг и осуществил его. Надя обняла Олега.
            - Что мне с тобой делать? – спросила мягко.
            - Отпусти меня. Разреши… убить ее.
            - Ты хоть понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты просишь благословения на убийство. Как ты вообще осмелился просить это? Неужели ты думаешь,  я тебе позволю?
            И вдруг Надины объятья ослабли, она отстранила парня от себя и внимательно на него посмотрела.
            - Господи, да как же ты ее не насиловал, если готов убить?
            Азаров подскочил на месте и заблестел глазами:
            - Ах, так! Теперь ты мне уже не веришь! А может, ты всегда мне не верила? Но нет, не то, не то! Ты бы не жила со мной вместе, если бы не доверяла мне. – Он ходил из угла в угол, разражаясь и нервничая, не находя себе места. Сел на диван, опять встал, походил. Надя предложила ему валерьянки, но он лишь нагрубил ей  в ответ.
            Остаток дня они провели в угрюмом молчании. А Олег теперь стал внимательно следить за всеми политическими новостями: ему надо было поймать тот день, когда Лена останется дома одна. Надя же стала, в свою очередь, следить за Олегом.
9
Михаил Яковлевич Протасевич сидел за столом в гостиной, Татьяна Ивановна накрывала стол.
- Что моя дочь? – спросил министр.
- Сказала, что спустится.
И Лена спустилась. Но она была без настроения и какая-то неживая.
- Лена, тебе подавать? – спросила домработница.
            - Не надо, Татьяна Ивановна, я есть не хочу. У меня нет аппетита.
            - В чем дело? – спросил отец. – Что опять случилось?
            - Папа, мне так скучно в этом доме, мне так одиноко, - печально сказала Лена.
            - Мне министр авиации предлагает познакомить тебя с его сыном. Надо заняться этим вопросом, а то ты совсем зачахнешь.
            - Правда? – глаза Лены на секунду загорелись, но тут же опять потухли. – Это все не то. Министр – это не навсегда. Сегодня ты министр, а завтра подал в отставку…
            - Я не собираюсь подавать в отставку, - возразил Протасевич. – Вот что: я скоро лечу в Японию с визитом, ты полетишь со мной. Это возможно.
            Новости и сообщили, что министр Протасевич с дочкой отбыл в Японию. Олег на всякий случай позвонил в Ново-Огарево. К телефону подошла домработница и сказала, что Лены нет, она с отцом в Японии.
            Так прошло несколько месяцев. Олег продолжал следить за Протасевич, Надя продолжала следить за Олегом. И однажды удачный час настал. Олег твердо знал, что Лена Протасевич дома одна, взял нож и направился в Ново-Огарево.
            Надя была на кухне, но услышала шорох в прихожей. Она выглянула и увидела, что Олег куда-то собирается. На кухонном столе не было ножа. Надя похолодела. Олег ее не видел и молча открыл входную дверь. Надя в минуту оделась и выскочила следом за ним.
            Сначала он шел пешком, Надя преследовала его тенью и не успевала догонять. Потом Олег взял такси. Наде тоже пришлось брать попутку и ехать следом.
            Как Надя и полагала, такси с Олегом ехало в Ново-Огарево. Но до резиденции оно не доехало метров пятьсот: Олег сознательно остановил водителя, чтобы тот не видел, куда он идет, и оставшуюся часть дороги шел пешком. То же самое проделала и Надя, преследовавшая Олега по пятам. В резиденции Протасевича было темно. Больная Лена легла поспать. Злоумышленник проверил нож – держится прочно. Приблизился к дверям особняка. И вдруг увидел, что дверь в особняк неплотно закрыта. Олег очень удивился и потянул ручку.
            Точно не заперто. В особняке кругом стояли тишина и мрак, потому что время было вечернее. По памяти Азаров проследовал наверх к Лене и распахнул дверь ее комнаты. Темно. На ощупь он пошарил в поисках светильника, нашел и включил свет. Ленина постель стояла разобрана, а возле кровати – он не заметил – темнело страшное пятно, не похожее на тень от лампы. Убийца не смотрел под ноги, а просто достал нож и занес его над мирно спящей жертвой. Но опустить не смог. Не хватило духа. Вместо убийства ему наоборот захотелось еще раз взглянуть на свою обидчицу, на нее живую, чтобы и она тоже посмотрела ему в глаза. Интересно, есть ли у не совесть? Но, откинув одеяло, он к своему ужасу увидел, что Лена Протасевич, дочь министра Протасевича, лежит мертвая со вскрытым горлом и пугающе раскрытым ртом, вся окровавленная и на окровавленной простыне. Ее рыжие волосы, слипшиеся и красные от крови, были небрежно разбросаны по плечам и лицу. Олег в ужасе отступил.
            И резко обернулся на дверь. Там не дыша стояла Надя и смотрела на него большими глазами. Она догнала его на первом этаже, но кралась на цыпочках и видела все собственными глазами, начиная с того, как Олег занес над Леной нож и не смог опустить, видела, как он отвернул одеяло и нашел труп. Надя хотела что-то ему кричать, но не смогла, пораженная увиденным.
            - Надя, я не смог, понимаешь? – первое, что сказал Олег, точно и не удивившись Надиному присутствию. – Я трус и слабак. Но ведь я же хотел, хотел…
            Надя бросилась к нему и крепко его обняла. Он выронил нож с чистым лезвием на пол.
            - Кто это сделал, Олежка?
            - Понятия не имею. Но я нашел ее такую, веришь?
            - Верю. Я все видела.
            Он вынырнул из объятий девушки и подошел к телу поближе, склонился над ним. И заплакал как невеста по убитому жениху, отчаянно и слезами.
            - Пошли отсюда быстрей, - убедительно сказала Надя, тронув его за плечо.
            - Мне ее жалко, Наденька. Даже не знаю, почему. Только что ведь я сам хотел убить ее, а теперь искренне жалею, это странно.
            - Пошли, пошли, говорю. Быстрей, пока нас здесь никто не обнаружил.
            Из особняка они вышли обнявшись. А нож так и остался лежать на полу.
 
10
            Протасевич предположил, что Лену мог убить Олег Азаров – по причине мести. Министр его не обвинял, но предложил следствию свою версию, да и мотив у Олега был. Через  сутки за Олегом пришли.
            - Азаров Олег Владимирович, вы арестованы. Вы обвиняетесь в убийстве Елены Михайловны Протасевич. Ознакомьтесь, пожалуйста, с решением прокурора. Это ордер на ваш арест.
            Олег повел себя мужественно. Стойко выслушал предъявленное обвинение, спокойно выслушал постановление прокурора и покорно протянул руки для ареста. Он понимал, что сопротивляться бесполезно.
            Расследованием убийства министерской дочки занялась Генеральная прокуратура. Там Олега и встретил Михаил Яковлевич Протасевич.
            - Это ты ее убил, гаденыш, ты! Ты ей мстил… Я знаю о каждом твоем шаге. Теперь я  тебя точно расстреляю, подонка! – Протасевич готов был вцепиться Олегу в горло и уже рванулся с места, чтоб броситься на него, но политика вовремя удержали, а парня посадил перед следователем Прохоренко.
            - Фамилия, инициалы, - с явным отвращением спросил Прохоренко.
            - Без адвоката я не отвечаю, - возразил Олег, стараясь держаться.
            - Слышь ты, грамотный! – орал сзади Протасевич.
            - Я ведь арестован, не так ли? Мне предъявлено обвинение, а поэтому мне положен адвокат. Это ведь мое конституционное право, не так ли, Михаил Яковлевич? – грамотно, как и просил министр, сказал парень.
            - Эдик, найди ему адвоката, - вяло распорядился Прохоренко.
            - И получше – такого, чтобы смог с моим тягаться, - поддакнул Протасевич, - не то его смерть будет на твоей совести.
            - А когда-то вы, Михаил Яковлевич, обращались ко мне вежливо, на «вы», уважительно, и не смели тыкнуть. Вы были когда-то убежденным противником смертной казни, жили по Конституции, которой, как вам казалось, вы слепо подчиняетесь. Жили по законам вашей гнилой демократии, которую вы же сами развели в стране и считали правильным режимом.
            - Михаил Яковлевич, а как вы узнали, что это именно Азаров убил вашу дочь?
            - Это было нетрудно. Однажды он ее изнасиловал, и Лена написала заявление. Его осудили на четыре года, а вот теперь он вышел мстить. И мотив для убийства у него есть прямой. Я следил за его жизнью в тюрьме, потом следил на воле… Это он, и больше некому. А около пяти лет назад Лена нашла его на улице и привела к нам домой, так что он имеет доступ к моему дому, знает, когда я бываю дома, а когда – нет, и все такое прочее. А больше ни у кого нет причин для убийства моего солнышка, она никому ничего плохого не сделала, ее все любили. У Лены не было даже врагов.
            - Обвиняемый Азаров, вы все слышали. Можете вы что-нибудь возразить по этому поводу? – спросил Прохоренко.
            Олег ответил банально:
            - Я не виновен. Лены  Протасевич не убивал. Я ее уже нашел убитую.
            - Даже если ты не врешь, это не имеет никакого значения, - сказал министр. – Ты хотел ее убить и пришел в мой дом именно за этим.
            Здесь вошёл адвокат.
            - Адвокат Зайцев Александр Иванович, - представился он. – О, Михаилу Яковлевичу мое особое почтение. Здравствуйте, - Зайцев протянул министру руку. Тот ответил.
            - Очень рад с вами познакомиться, хотя и при таких скорбных обстоятельствах. Я сочувствую вашему горю, но не дадите ли автограф?
            Протасевич расписался.
            - Где обвиняемый? Вы? – обратился он к Олегу. – Меня зовут Александр Иванович, я буду защищать ваши интересы.
 
Часть третья
Суд
1
            - Плохи твои дела, парень, должен я  тебе сказать, положение твое очень не завидное, - сообщил Зайцев Олегу на свидании в Лефортово. – У Протасевича авторитет и большие связи, а конфликт у вас уже не первый раз. Однажды ты уже был судим за изнасилование Лены.
            - Я не насиловал ее, Александр Иванович,  я устал это повторять. Мне надоело оправдываться в том, чего я  не делал. Я просто переспал с Леной, а жениться не захотел, вот и стал насильником.
            - Однако судимость есть и это факт. Ты был преступник, она потерпевшая, вот что важно. Но теперь все обстоит куда хуже: теперь убийство. Михаил Яковлевич настаивает на расстреле.
            - Это я уже слышал.
            - В стране на высшую меру мораторий, но ты же понимаешь, что твой противник не абы кто.
            - Он может добиться расстрела?
            - Теоретически - может, а практически – не знаю.
            - В общем, мы проиграли, - печально заключил Олег. – Я приговорён. Обречён. Закон, как видно, не един для всех.
            - Видишь ли, я знакомился с твоим делом и должен сказать, что оно расследуется грамотно. Есть даже свидетель, который подтвердил, что подвёз тебя в Ново-Огарево и высадил, не доезжая особняка.
            - Я догадываюсь, кто это.
            - Кроме того, на месте убийства обнаружен нож  с твоими отпечатками…
            - Александр Иванович, а Надю не опрашивали?
            - Нет.
            - Интересно, почему? Не потому ли, что она мой свидетель оправдания, а таксист – обвинения?
            - Возможно, это не исключено. Однако Протасевич ножа не признал, значит, ты принес его с собой. А это уже твой злой умысел на убийство.
            - А что говорят эксперты? Ведь я же Нашел Ленку уже убитой, ее убили до меня и не моим ножом, должно же быть здесь расхождение.
            - Насчет этого не знаю, но обещаю узнать, - заверил Зайцев.
            - А Ленку уже похоронили?
            - Да. Рядом с мамой на Новодевичьем кладбище. Хоронили ее в свадебном платье; народа было столько, будто хоронили не ее, а ее отца.
            - Александр Иванович, скажите, в Ново-Огарево полно камер, неужели ни одна из них не засняла убийцу, который приходил в особняк передо мной?
            - Засняла, но Протасевич утверждает, что убийцей был именно ты, а не тот, кого камера поймала раньше.
            - Он хоть узнал того человека?
            - Об этом мне неизвестно. От допросов Протасевич уклоняется, ссылаясь на иммунитет, а иммунитет у него есть, ведь он же еще и депутат.
            - Когда надо мной суд?
            - Пока рано об этом говорить: следствие только началось.
            - Вы можете помочь мне увидеться с Надей? Мне запретили с ней свидания и переписку – наверно, Протасевичев указ. Сволочи!
             - Ты ее любишь?
            - Очень.
            - Ты увидишься с ней, я обещаю. Я приложу все возможные усилия, чтобы организовать вам свидание.
            - Может, вы ей от меня письмо передадите, если я сейчас напишу, или не положено?
            - Отчего же? Пиши. Вот тебе бумага и ручка.
            Написав письмо, Олег сказал:
            - Только попросите у нее немедленного ответа, и чтобы она передала его вам.
            - Хорошо, в следующий раз принесу тебе ответ.
            - Александр Иванович, а вы не можете добиться для меня перевода в одиночку? Мне в общей камере нет жизни. Надо мной издеваются как над «петухом» и все такое… Или за этим тоже стоит  Протасевич и мой перевод зависит от его согласия?
            - Нет, не стоит он за этим. Я лично позабочусь о твоем переводе. Чтобы в течение ближайших двух дней тебя перевели,  я понял.
            К следующему вечеру Олега перевели в одиночную камеру.
 
2
            С того самого дня, как Олега арестовали, у Нади не ладилось на работе. У нее почти отпало всякое желание возиться с больным, начались ссоры с начальством и со старшим персоналом. Ей хотелось всем наперебой твердить, что обвиняемый Азаров не виновен и что она сама лично была тому свидетелем. Надя тоже терзалась в мыслях о том, почему ее никто не допросил.
            - Карелина, тебя вызывает заведующая отделением! – вошла в сестринскую старшая медсестра. – Просит подойти немедленно.
            Заведующая отделением Алла Васильевна Сокова была у себя в кабинете. Надя спросила разрешения войти.
            - Входи и присаживайся на диван, - небрежно бросила Сокова.
            Надя присела.
            - Рассказывай, что с тобой случилось? Почему ты стала так недобросовестно работать? Или ты забыла, что ты медсестра и что от тебя требуется?
            - Алла Васильевна, у меня горе, - тихо сказала Надя.
            - Что произошло?
            - Арестовали моего любимого человека. Его обвиняют в убийстве.
            - Ничего себе!
            - Он не виноват. Я лично тому свидетельница.
            - Каким образом так случилось?
            - Я была с Олегом, когда он шел на убийство, я шла следом за ним. Девушка уже была убита, когда Олег нашел ее. Не зная, что Лена уже мертва, Олег не смог ее зарезать.
- Ты говорила об этом следователю?
- Меня никто не спрашивает. Алла Васильевна, убитая приходится дочкой министра Протасевича.
- Да, я об этом слышала. Лично я уважаю Михаила Яковлевича и довольна его политикой. Не знаю, что из себя представляла его дочь, но сам он кажется человеком положительным. А откуда твой парень знает его?
- Они давно знакомы, об этом долго рассказывать.
- Хорошо, не будем. А твой Олег хотел убить ее, только честно?
- Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
- Понятно. Значит, хотел, - догадалась Сокова. – Ну что ж, все с тобой понятно. Однако это не повод забывать о работе, Надюша.
В кабинете заведующей Надю и нашел Зайцев.
- Мне нужна медсестра Надя Карелина, - сказал он Алле Васильевне.
- Надюша, можешь идти, - сказала Сокова.
            Надя поднялась с дивана.
            - Это я.
            - Надежда Николаевна, я адвокат Олега, Зайцев Александр Иванович. Можно вас на пару слов?
            - Как он? – Надя заломила пальцы.
            - Вас хочет видеть.
            - Я тоже хочу к нему сходить, но меня не пускают. Почему он мне на письма не отвечает?
            - Переписку ему запретили по личной указке Протасевича.
            - За что, скажите, Александр Иванович, за что этот человек так ненавидит Олега?
            - Спокойно, Надя, я принес тебе от Олега письмо. Он сказал мне дождаться ответа и принести ему, так что я буду ждать ответ.
            - Дайте скорее! – слезно запросила девушка. Зайцев подал ей конверт, который Надя схватила с жадностью обеими руками и поцеловала. И сказала грустно:
            - Я боюсь, Александр Иванович, что и вам министр запретит ходить к Олегу.
            - Этого не будет: Протасевич меня сам ему назначил. Такого адвоката сказал найти Олегу, который бы смог тягаться с его личным адвокатом.
            - Он – вас? Но ведь Протасевич презрел все права обвиняемого.
            - Олег отказался отвечать без защитника.
            - Расскажите мне, как он. Кроме того, что хочет видеть меня. Где он содержится?
            - Со вчерашнего дня в одиночке.  Олег сам туда попросился. В общей камере ему жизни нет.
            - Да, в изоляторе ему будет лучше. А то ведь его заклюют… Господи, сколько ж надо было иметь подлости, чтобы так парня подставить? – Надя завыла. – Ведь эта Ленка ему ж всю жизнь испортила, гадина! – Надя топнула ногой. – Почему, Александр Иванович? Почему это все происходит с ним и со мной? За что нам все это? 
3
            Олег одиноко лежал на нарах в одиночке и листал какую-то полезную книгу, которую ему накануне принес Зайцев. Александра Ивановича на входе не проверяли, а потому пронести что-либо ему было доступно. Так же легко он пронес и Надино письмо, но выхлопотать для своего подзащитного личное свидание с Надей ему удалось не сразу. Сначала свидание не разрешали без объяснения причин, потом говорили, что для свидания надо писать заявление, но когда стало очевидным, что Надю и Олега все равно подслушают – только после этого им было разрешено увидеться. Обе стороны за их свиданием видели след Протасевича.
            Услышав, что конвойный зазвенел ключами, Олег вздрогнул и поскорее убрал книгу подальше.
            - Азаров, на выход. К тебе пришли, - неласково сообщил конвойный. – Адвокат.
            Зайцев ожидал его в комнате для свиданий. Вместе с ним была Надя. Увидев любимую, подследственный замер. Их взгляды встретились.
            - Теперь я вас оставлю, - сказал Зайцев и постучался на выход.
            Едва оставшись наедине, Надя с Олегом бросились в объятья друг другу, крепко обнялись. Надя заплакала крупными слезами.
            - Олежка, родной, - плакала Надя, целуя ему все лицо. – Я  пришла.
            - Ничего не говори. Дай на тебя посмотреть. – Он оглядел это милое, любимое, родное личико, красные от слез глаза и опять крепко ее обнял. – Прости, Наденька, я не хотел этого. Прости, что видишь меня здесь
            - Прекрати. Ты же не виноват…
            - Но я здесь, это главное.
            - Как ты здесь?
            - В изоляторе гораздо лучше, меня никто не трогает. У меня нет будущего, Надя, Протасевич меня расстреляет, это ясно как день.
            - Александр Иванович обещал…
            - Александр Иванович бессилен против министра, который с самим президентом на «ты»!
            Они сели. Олег убрал руки под стол.
            - Олежек, я тебе пирожков принесла с вареньем, как ты любишь.
            - Спасибо. Я по ним очень соскучился. – Он укусил пирожок. – Знаешь, Надюша, о чем я сейчас подумал? А что, если мой адвокат – подставной? Почему нет? Зайцев ведь защищает меня – убийцу министерской дочки, почему бы этому министру не подсунуть мне шпиона?
            - В твоих словах есть логика, но все же я сомневаюсь в их правдивости. Однако подумай: если ты откажешься от защиты, другого адвоката тебе могут не дать. А тебя обвиняют в убийстве министерской дочки, и сам потерпевший требует для тебя расстрела.
            - Надя, ты понимаешь, в чем дело? Министр Протасевич был убежденным противником высшей меры наказания, а теперь, когда к нему пришла беда, для него этот вопрос стал спорным. Когда дело касается рядовых граждан, до них нет никому дела, никто не заинтересован в расстреле убийц их родных, а когда дело касается политических фигур, эти фигуры готовы переступить через свои же собственные законы, через демократию и совершить то, чего нет в законе и государстве.
            - Олежа, моя завотделением знает правду. Я стала плохо работать, она мне сделала выговор, и мне пришлось ей все рассказать. После этого Алла Васильевна пошла к Прохоренко, чтобы дать в твою пользу показания, но Прохоренко не стал ее слушать.
            -Естественно: за Прохоренко уже все давно решили, кого ему слушать, а кого нет. Кому больше поверят? Авторитетному и уважаемому министру или мне? Не дай бог кому-нибудь оказаться в моем положении! Иногда я вообще думаю: взять и покончить с этой жизнью раз и навсегда. Зачем жить, если чувствуешь себя обреченным?
            - Ты уже столько времени здесь отсидел, чего-то ведь ждал, на что-то надеялся… Я пришла не жалобы твои слушать, а видеть живой огонек в глазах. Знаешь, когда меня изнасиловал близкий мне человек – а для меня он был как отец – я тоже думала, что для меня жизнь кончена. Мне незачем было жить. Я почувствовала себя куклой, с которой поигрались и выбросили. Но, как видишь, я выжила, я здесь, перед тобой, и я нисколько не жалею, что живу. Мне тоже было трудно, мне и сейчас нелегко. Трудно, когда ты один на свете. Но я теперь не одна: у меня есть ты.
            - Что бы я без тебя делал? – Он еще крепче прижал Надю к себе.
 
4
            Суд над Олегом состоялся три месяца спустя после убийства Елены. Под занавес следствия Прохоренко не однажды предлагал Олегу оформить прошение о суде присяжных, при этом не разъяснив ему, какие могут быть последствия такого суда. Олег наотрез отказывался. В таком случае Протасевич брался сам организовать ему народный суд.
И организовал. Присяжные были отобраны с помощью анонимного тестирования, которое позволило определить отношение присяжного к самому Протасевичу как к личности. В случае если результаты тестов оказывались отрицательными, присяжный отсеивался и на его место приглашался другой.  Четырнадцать присяжных в составе двенадцати обязательных и двоих запасных явились на заседание без опозданий. Председательствующим судьей был Алексей Семенович Виноградов.
            На этот раз заседание было открытым, прессу в зал пропустили. Государственный обвинитель, прокурор Измайлов, огласил обвинительное заключение, после чего обвиняемому был задан вопрос, признает ли он себя виновным. Олег категорически ответил нет.
            - Хорошо, - согласился судья, - тогда я прошу вас дать показания по этому делу.
            - Я не убивал Лену, я уже нашел ее мертвой, когда пришел в дом Михаила Яковлевича. Подойдя к особняку ближе, я увидел, что дверь открыта.
            - И ты  вошел внутрь, негодяй; это вторжение! Кто тебе разрешал? – загремел на весь зал министр.
            - Я прошу тишины в зале, Михаил Яковлевич, - спокойно сказал Виноградов, постучав молоточком. – Подсудимый, а зачем вы шли домой к Михаилу Яковлевичу?
            - Мне нужно было поговорить с Леной.
            - О чем?
            - Этот вопрос личного характера,  я вправе на него не отвечать.
            - Вопросы обвинения, пожалуйста, - сказал судья.
            Поднялась грозная фигура Измайлова. Олег даже испугался: из-за погон на мундире ему казалось, что это не прокурор, а палач.
            - Подсудимый, вы шли на разговор с ножом, не так ли?
            - Протестую, ваша честь! - возразил Зайцев, - обвинитель задал наводящий вопрос.
            - Протест отклонен. Подсудимый, отвечайте на вопрос!
            - Да, с ножом. Я шел, чтобы убить, - честно сказал Олег. – Она мне всю жизнь испортила.
            Дальше слово предоставили патологоанатому, проводившему вскрытие трупа. Он огласил время наступления смерти потерпевшей, и оно не совпало с тем временем, в какое в особняке появился Олег. Тогда выступил Зайцев.
            - Ваша честь, результаты проведенной экспертизы противоречат показаниям потерпевшей стороны: как показывает заключение, Елена Михайловна была убита днем, в перерывах между тремя и пятью часами, а мой подзащитный появился в особняке гораздо позже, лишь к вечеру. Следовательно, если он даже и хотел совершить преступление, то не успел этого сделать, потому что кто-то это преступление совершил уже до него.
            - Протестую, ваша честь! – заявил адвокат потерпевшей стороны.
            - Протест откланяется, - возразил Виноградов. – Слово предоставляется отцу потерпевшей, Протасевичу Михаилу Яковлевичу.
            - Азаров убил Лену из мести. Однажды он изнасиловал мою дочь, за что и был осужден на четыре года. На зоне его «опустили», и вот теперь он решил разделаться с Леной за свой позор!
            - Извините, Михаил Яковлевич, а какие еще аргументы вы можете привести против моего клиента? – уточнил Зайцев. – На чем вы основываете свое обвинение?
            - Я действую согласно логике, уважаемый Александр Иванович! Мотив мести очевиден, - громко ответил Протасевич.
            - Хорошо, допустим. Но тогда позвольте спросить, товарищ министр, были ли у вашей дочки враги?
            - Какие враги? Лена была золотым ребёнком, чудесной девочкой и дочкой. Кому, кроме Азарова, ее надо было убивать?
            - Тогда, может быть, враги были у вас? Ведь ваш род деятельности позволяет их иметь.
            - Это провокация! – заорал Протасевич. – Политическая! Это заговор! Вы хотите опорочить мою репутацию перед всем правительством и страной! Я против! А вы… вы… - Протасевич захлебывался и тыкал пальцем на Зайцева, - вы вообще не достойны работать адвокатом. Как только я вернусь к работе, лично похлопочу о том, чтобы вас отстранили.
            - Михаил Яковлевич, - растерялся судья, - я еще дам вам слово…
            - Что мне до твоих «дам»! Я власть и публично заявляю, что свобода слова у нас теперь разрешена, поэтому я могу взять свое слово в любой момент. И я не успокоюсь, пока не выскажусь! – Протасевич задыхался.
            - Вы имеете что-нибудь возразить, господин министр?
            Протасевич стоял, точно взбешенный конь на дыбах, его даже трясло. Виноградов объявил перерыв.
5
            После обеда выступали свидетели. И первой была вызвана Кристина Севастьянова, некогда лучшая подруга убитой. Протасевич понадеялся, что Кристина точно не будет выступать против Лены, но он ошибся. Первый вопрос ей задал сам Виноградов.
            - Кристина Леонидовна, как давно вы знакомы с подсудимым Азаровым?
            - Где-то пять лет.
            - При каких обстоятельствах и где вы познакомились с Олегом Владимировичем?
            - Это произошло сентябрьским вечером первого года. Мы с Леной шли с дискотеки, когда Лена обо что-то зацепилась. Оказалось, это парень, которого сильно избили. Лена решила отвезти его к себе домой и выходить. Правда, я все же вызвала ему врачей.
            - Вопросы к свидетельнице, пожалуйста.
            - Свидетель, скажите, - спросил Измайлов, - как так получилось, что Азаров жил у Протасевичей?
            - В больнице оказалось, что Олег сирота, жить ему было негде. Лена же знала, что знаменитый отец ей ни в чем не откажет, и бесцеремонно поселила его в резиденции.
            - Это вранье! – возопил Протасевич. – Азаров не сирота, у него просто семья безнравственная! Мать – самоубийца, отец – алкоголик, он и сейчас живет. А Леночка, эта милая, безобидная девочка, подобрала это чудовище, когда он, аморальный тип, валялся на дороге в скотски пьяном состоянии. Может, он и был избит, но он еще был и пьян. С ним все ясно. И в знак благодарности Лене за все, что она ему сделала, этот подонок изнасиловал ее!
             - Господин министр, соблюдайте порядок в зале суда, - строго охладил Виноградов. – Слово подсудимому, пожалуйста.
            - Перед своим выходом из дома Нади Карелиной, где я жил в последнее время, я позвонил домой Протасевичам. Трубку сняла Лена… Это было около трех часов дня. Тогда я взял нож и такси. Но я Лену не убивал и вообще никогда ее не трогал. От своей половой связи с ней пять лет назад я не отказываюсь, но все было добровольно. Скорее, это Лена склонила меня вступить с ней в связь. А затем она хотела выйти за меня замуж, то есть женить меня насильно. Только я жениться не хотел, я вообще еще тогда не был готов к женитьбе, и она тогда меня оговорила.  Естественно, отец поверил ей, а не мне.
            - Заткните его! – нервно загремел на весь зал Протасевич. – Закройте ему рот и не давайте слова!
            - Почему же? – удивился Зайцев. – У нас ведь в стране свобода слова, не так ли, Михаил Яковлевич?
            - Я вас уволю, вы больше не будете судьей. А вы – адвокатом, - грозился Протасевич.
            Виноградов ощутил себя неловко: он верил, что Протасевич исполнит свою угрозу, а местом и работой он пока дорожил. Алексей Семенович замялся и объявил перерыв до завтра.
            Следующий день суда начался с того, что для показаний пригласили Надю.
            - Я познакомилась с Олегом в туберкулезной больнице, куда он поступил с туберкулезом легких в день своего освобождения из колонии. У него тяжелое легочное заболевание, которым Олег заболел еще в период отбытия наказания. Свою историю он рассказал мне вдруг, я его выслушала и многое поняла. Тюрьма унизила его, растоптала морально, поселила в нем чувство униженности и презрения, но не погубила все то чистое, доброе и человеческое, что в нем было изначально. Я не знаю, хотел ли Олег убивать Лену или нет, мне он однажды сказал, что был бы не против убить ее, но я ему запретила даже думать об этом. Его психологическая травма была очень сильна.
            Надю перебил прокурор:
            - Надежда Николаевна, вы ведь видели подсудимого в момент совершения убийства, расскажите об этом.
            - Я видела, что Олег не убивал ту девушку. Он даже не смог занести над ней нож.
            - То есть вы не отрицаете, что на месте убийства Протасевич вы его видели?
            - Я шла за ним следом, чтобы остановить. Но мне не пришлось этого делать, Олег не стал убийцей.
            - Надежда Николаевна, перед вами нож. Скажите, вы его узнаете?
            - Да. Это нож из моей кухни.
            - Этот нож был обнаружен на месте убийства Протасевич. А Азаров ведь жил у вас какое-то время, не так ли?
            - Да.
            - Надежда Николаевна, - спросил Зайцев, - вы можете доказать факт того, что Олег Азаров не убивал Лену Протасевич?
            - Я это подтверждаю. Я застала Олега с ножом, он стоял над кроватью, где лежала уже мертвая Лена. Но Олег этого не знал, однако тревожить ее тоже не стал и опустить нож в тело тоже не смог, это я видела собственными глазами. Он еще не знал, что Лена уже мёртвая. Тогда он в растерянности признался мне, что не смог убить, был даже расстроен этим. Но когда мы бросили нож на пол, он был чистый. И пол тоже был чистый.
            - Скажите, подсудимый, - продолжал прокурор, - как вы попали в особняк министра Протасевича?
            - Дверь уже была открыта, чему я и сам удивился.
            - Олег Владимирович, а скажите, кто еще, кроме вашей девушки, может подтвердить вашу невиновность?
            - Я могу это подтвердить, я! – В зал заседания, распихивая в разные стороны охрану, с громкими криками врывался человек замшелого вида, маленького роста, немолодых уже лет, грязный и оборванный, со спитым лицом – по всему видно, что гражданин был бомжем. Свои слова он крикнул громко, чтобы все слышали. – Парень, которого судят, не убивал Ленку Протасевич!
            - Вы кто такой? – нахмурился Протасевич, подойдя к нему ближе.
            - Кто я такой? – нахмурился в ответ тот. – Я твой бывший сосед, мы жили  в одном подъезде, пока ты не стал министром и не перебрался в Ново-Огарево. Гришей меня зовут, если помнишь, Гриша Постоялкин я. Это я убил твою дочку. И причин для этого у меня было две. Первая – это твоя политика, из-за которой я потерял возможность ловить рыбку, это твой мораторий на лов рыбы, пока у нее нерест. А я с таких вот лет любил ловить рыбку и до сих пор зарабатывал на ней, но ты мне все испортил. Я тебе и отомстил! А вторая причина – мой сын, который имел с твоей Ленкой порочную связь, и она потом сказала, что ждет ребенка от моего Степана. А я слышал историю про парня, который будто бы изнасиловал твою Ленку и его за это посадили, и не захотел я, чтоб и со Степкой моим такое было. Была твоя Ленка беременной или нет, но Степану ее ребенок был не нужен, так бы он ей и сказал, и что бы она сделала в ответ? Упекла бы на нары и его? Я не мог этого допустить и добрался до твоего особняка, позвонил в дверь. Лена была дома одна, меня узнала сразу и открыла легко. Я начал с ней ругаться, требовал сказать правду, беременная она или нет, она от меня удалялась, я за ней, потом она хотела вызвать охрану, чтобы меня увели, но в гостиной не работал телефон, и она поднялась к себе наверх. Я преследовал ее по пятам и в спальне схватил за шею и перерезал ей горло, а труп бросил на кровать. И красиво ее уложил. Вот так было дело, и камеры твои меня запечатлели, а парень этот если и был на месте, то уже после меня.
            - Ты все врешь! – бушевал Протасевич. – Лена не могла быть беременной! Она не такая!
            - Может, и не могла. Однако с ней не спал только ленивый и парень этот, подсудимый, ее не насиловал! Таких, как твоя Лена, не насилуют, они сами дают.
            Тогда судья обратился к судебному медику:
            - Скажите, вы проводили вскрытие; была ли потерпевшая беременной?
            - Нет, не была, - уверенно ответил эксперт.
            В зале все замерли. Михаил Яковлевич во все глаза глядел на этого странного человека, невесть откуда взявшегося, но действительно приходившемся ему когда-то соседом. Но откуда он мог знать, что именно в ночь убийства Лена была дома одна? И уж тем более интересно, как же Постоялкину стало известно о процессе, проходящем в здании Московского областного суда? Но министр не успел задать Постоялкину никакого вопроса – зал вдруг загудел и перебил его мысли, Виноградов сказал провести Постоялкина в зал. И спросил у него первым:
            - Гражданин Постоялкин, это правда, что вы только что сказали?
            - Чистая правда. Я убил Ленку Протасевич, зовите милицию – я явку с повинной напишу.
            - Он врет, - подал голос Протасевич. – Я его знать не знаю, впервые вижу. Тем более не помню среди своих бывших соседей. Его кто-то нанял! Вы только посмотрите на него: он же пьяница! Что ему стоило сунуть пару тысяч рублей на бутылку, чтобы он наговорил того, что несет?
            - Э, нет, - воспротивился Постоялкин, - я не продаюсь ни за «пузырь», ни за деньги! Я сам убил ее, чтобы она моего сына не подставила так же, как того парня.
            - Ваша честь, - заговорил, наконец, Зайцев, - я тоже впервые вижу этого человека, не знаю, кто он и откуда взялся, однако он главный свидетель оправдания, которому нельзя не поверить. – Александр Иванович был очень доволен, что произошла такая интересная история; он почувствовал, что процесс выигран.
            Судья объявил перерыв в заседании на неделю.
            Присяжные и свидетели начали расходиться, самыми последними зал покинули прокурор и Протасевич. Лишь один Постоялкин никуда не торопился. Он ждал, когда его арестуют, и готовился встретить это событие послушно.
 
6
Допрашивал Постоялкина тот же следователь Прохоренко.
- Григорий Петрович, скажите только честно: сколько Зайцев вам заплатил?
            - Нисколько, я уже это говорил и буду говорить дальше. Я сам пришел, потому что я и есть настоящий убийца.
            - Почему вы решились на такой шаг?
- На убийство?
- Нет, на явку с повинной.
            - Надоело жить так, как я живу. Я только пьянствую, браконьерствую, а скоро и без жилья останусь, потому что коммуналку мне не по силам оплачивать. Лучше пусть посадят – хоть крыша над головой будет. Почему вы во мне сомневаетесь?
            - Зачем вам все это надо, Григорий Петрович? Если вы будете трезвонить на все лады, что вы убийца, вас же посадят. Вы думаете, за решёткой так хорошо?
            Постоялкин посмотрел на Прохоренко странным взглядом.
            - А по-вашему, пусть лучше осудят невиновного? Вы этого хотите? Вам самому, небось, заплатили, а я человек хоть и простой, зато честный, взяток не беру и не продаюсь.
            Прохоренко опешил:
            - Вы что… что себе позволяете? Кто вы такой? Я сейчас отправлю вас…
            - Куда? Туда, где мне самое место? Как хотите, я к другому следователю пойду, где коррупции не будет.
            Прохоренко подавленно умолк. Он поверил Постоялкину, что тот действительно пойдет к другому следователю, и другой следователь, не купленный Протасевичем, доведет дело до конца. Все станет на свои места, невиновность Азарова будет доказана. Да к тому же Прохоренко рискует потерять свое рабочее место, причем с позором. И вряд ли где-нибудь найдет себе другое.
            Он крепко помялся и сдался.
            - Ладно, Григорий Петрович, я вас слушаю. Внимательно и до конца. Начните сначала: за что вы убили Лену Протасевич?
            - Я уже сказал: по двум причинам. Одна из них – это мой сын, а вторая – это мораторий на лов рыбы. Я только тем и жил, что ловил рыбу и продавал. Вот и во время моратория я ловил карасиков, а меня экологическая служба вместе с рыбоохраной взяла и штрафанула на приличную сумму, к тому же конфисковали все мои рыболовные снасти.
            - Но почему вы решили убить Лену? Вы иначе не могли отомстить министру?
            - Говорю же, это все из-за моего Степана! Протасевич сказала ему, что ждет ребенка, а нам этот ребенок был не нужен. И чтобы Степку тоже не арестовали, я решил от нее избавиться.
            - И что вы теперь предлагаете, что мне с вами делать?
            - Как это – что делать? Брать в кандалы! – уверенно настаивал Постоялкин.
            Прохоренко явно не хотел арестовывать Постоялкина и не скрывал, что вся эта болтовня ему надоела. Скорее бы уже ее закончить, а Постоялкина отпустить.
            - Григорий Петрович, зачем вы так наклепали на себя? Вы знаете, что я вам не верю и потому не хочу брать под арест?
            - Разрешите мне пойти к другому следователю?
            Прохоренко позвонил Протасевичу.
            - Михаил Яковлевич, здесь у меня Постоялкин с жиру бесится: он осуждает сам себя и собирается пойти к другому следователю, если я откажусь его выслушать. (Пауза). Есть, Михаил Яковлевич, я вас понял, попробую. – Прохоренко отодвинул телефон. – Григорий Петрович, Протасевич сейчас приедет, он просил придержать вас до его приезда.
            - И что тогда будет?
            - Тогда и узнаем. Давайте дождемся господина министра.
 
7
            - Добрый день, Дмитрий Алексеевич! – первым поздоровался политик.
            - А, Михаил Яковлевич, здравствуйте!
            - Где наш больной? Это вы, Григорий Петрович?
            - Я здоров, благодарю, - неприветливо отозвался тот, покосившись на Протасевича.
            - Что ж, я рад, если вы здоровы. Петрович, давай без подробностей, а скажи сразу: сколько ты хочешь?
            - За что?
            - За то, чтобы отказаться от своих показаний, сказанных в защиту Олега Азарова, и забрать их назад.
            - А зачем?
            - Ты давай, Петрович, ваньку не валяй, а назови цену своей свободы. Считай, что это мое тебе благодеяние – ведь мы же когда-то были соседями. Теперь я  человек государственный, демократ, так что благо населения для меня – моя прямая обязанность. Тем более я, как член правительства, обязан помочь нуждающемуся человеку, человеку простому, своему соседу. Соседи ведь люди свои, они бывают даже близкими.
            - Да, Яковлевич, не ожидал я от тебя такого, - презрительно сказал Постоялкин. – Не думал, что ты окажешься такой тварью. Чтобы создать выгоду себе, ты готов пойти на преступление, коррупционер. Теперь ты вспомнил, что я когда-то был твоим соседом, но именно тогда ты мне жалел на «пузырь» лишней копейки. Теперь ты государственное лицо, политик. Ты, часом, на президентский пост сейчас не претендуешь? Начинал ты с того, что вступил в партию – тогда еще ты жил со мной по соседству; и вот я однажды к тебе пришел за помощью – знаю, это тогда было в твоей власти. Ты обещал, но твои обещания так и остались словами. Удивительно, как только тебя любит народ. И за что?
            - Я заплачу тебе столько, что этими деньгами возмещу все твои убытки, - пораженно сказал министр, - тебе очень долго не придется искать деньги на водку.
            - Вот теперь я тебе верю. Но именно теперь твоих денег не возьму. Нет, Яковлевич, я больше не хочу жить как раньше, я убил твою дочь и согласен понести за это наказание. Я не боюсь ни приговора, ни срока, который мне отмерит суд.
            - Если ты окажешься в тюрьме, я лично буду контролировать твое там проживание. И создам тебе невыносимые условия. Помни, что у меня власть и имя. А ты – никто.
            - Я уже старый, так что бояться мне нечего. И те пятнадцать лет, которые мне дадут, могут оказаться для меня пожизненными.
            - Пятнадцать лет? – возмутился Протасевич. – А весь «вышак» не желаешь отхватить? По закону ты еще подлежишь смертной казни.
            - Которой у нас в России нет, - съязвил Постоялкин.
            - Не переживай: у кого нет, а у кого и будет. Ты меня еще не знаешь, - угрожающе предупредил Протасевич. – Неужели б тебе и в самом деле хотелось остаток жизни провести за решеткой?
            Постоялкин промолчал.
            - Вот скажи:? Какая тебе будет выгода, если посадят тебя, а не Азарова?
            - Так будет справедливо, - коротко ответил Григорий Петрович.
            - А тебе нужна справедливость? – насмешливо продолжал Протаевич.
            - Нужна. Я человек простой, но понял, что законы у нас не для всех одинаковы. Таких, как я, сажают запросто, таких, как ты, не посадят никогда. Я не понимаю, Михаил, неужели ты не хочешь, чтобы убийца твоей дочки было наказан? Ответь: ты хочешь этого или нет? Ведь тот парень, которого судят, он ее не убивал, потому что это сделал я. Я убил ее и не раскаиваюсь, тем более теперь, когда я узнал, что беременной она не была. А что она хотела в таком случае сделать со Степкой? Тебе повторить, как я ее убил?
            - Не надо. – Министр в задумчивости прошелся по кабинету Прохоренко.
            - Это все, что ты можешь сказать?
            - Все.
            - И тебе больше нечего добавить к сказанному?
            - Нет.
            - Дима, - тяжелым голосом произнес Протасевич, - я вижу, что он несговорчив. Мне он больше будет не нужен. Но он важный и опасный свидетель. Я не пожалею никаких денег, только заткни его. Убери. Закажи. Обещаю, что это убийство если и раскроют, оно останется безнаказанным. Именем власти я благословляю тебя на это, Дмитрий.
            Своими руками убирать Постоялкина Прохоренко не стал, а поручил это дело специальному человеку, которого нашёл среди своих подследственных. Обеспечил киллера оружием, дал денег из тех, что Протасевич заплатил. Киллер Постоялкина сначала выслеживал, потом выбрал удобный момент и застрелил его в безлюдном месте. Убийство начали расследовать, но зацепок никаких  у следствия не было. Жена и сын помочь следствию тоже ничем не могли. Вскоре убийство Постоялкина попало в разряд «глухарей».
8
- Что же теперь будет, Александр Иванович?
- Теперь дождемся нового суда и вынесем тебе оправдательный приговор.
- Я сомневаюсь: что-то этот невесть откуда взявшийся Постоялкин не внушает мне доверия.
- Думаешь, Протасевич и его купил?
- Вряд ли. Протасевичу надо, чтобы в этом деле обвинили именно меня, он в этом заинтересован. Вот ведь как (Олег горько усмехнулся). Пять лет назад мне Михаил Яковлевич казался совсем другим человеком. Он мне даже «вы» говорил. А теперь… Я его не узнаю.
- Теперь ты имеешь полное представление о наших министрах.
- Я бы никому не пожелал такого горя, которое пережил Протасевич. Все-таки это жестоко…
- На следующей неделе ожидается повторный суд – там и решится твоя судьба. Я думаю, теперь тебя оправдают. Да уж и смысла нет обвинять больше.
- Однажды Протасевич уже был уверен в моей виновности, хотя это было не так. Я боюсь.
- А ты сам подумай, кому бы ты поверил: своей дочке или чужому человеку?
- Бывшие соседи, из которых один – власть и деньги, а другой – нищий алкаш. О чем они могут договориться? Теперь Протасевич меня точно расстреляет. Один раз он уже едва не сделал это.
- Господи, как же с тобой трудно, - Зайцев глубоко-глубоко вздохнул. Казалось, в этом вздохе улетучилось все то, что давило ему на душу уже давно.
- Почему?
- Потому что ты пессимист! Зачем ты так с собой? Будь активней! Ты внушаешь себе, что все плохо, а ты внуши, что все хорошо. Есть свидетель, он называет себя убийцей, на суде уже начал давать показания  в твою пользу; чего тебе еще надо?
Между адвокатом и подзащитным продлилась пауза.
- Интересно, что там сейчас делают с Постоялкиным?
- Сейчас Прохоренко должен его допросить, потом все следственные действия, психиатрическая экспертиза, беседа с прокурором… Таким образом, Постоялкин подтвердит твою невиновность.
- Не доверяю я что-то этому Прохоренке… Помню, как он со мной обращался. Показания из меня выбивал чуть ли не силком, а все мои оправдания подчистую отметал, не хотел их даже слушать.
- Следователь Прохоренко вообще пользуется негативной репутацией. Ты уже не первый мой подзащитный, кто на него жалуется.
- Вот видите, Александр Иванович, он и раньше брал взятки!
- Ты думаешь, Протасевич ему дал «на лапу»?
- Я в этом просто уверен.
- А чем докажешь? Это всего лишь твои предположения.
- А я-то ему верил… Знаете, Протасевич ведь был мне другом… по крайней мере, так я считал.
Когда Зайцев уже собрался уходить, Олег остановил его.
- Александр Иванович, вы не знаете, как там Надя?
- Не знаю: после суда я ее не видел.
- Бедная Надя. Я ее люблю, но приношу ей одни только неприятности. Она их не заслужила. Вы узнайте, как она, и передайте мне на словах. Я ведь ее, наверно, уже не увижу. К подсудимому ее вряд ли пустят.
9
На новом заседании суда, которое состоялось через неделю, Протасевич и Прохоренко переглядывались и молчали, а Олег со своей скамьи подсудимых смог определить, что они смотрят друг на друга так, будто видятся впервые. Ни один жест на их лице и во взгляде не выражал того, что они на самом деле знакомы.
В девять часов утра, когда слушание уже должно было начаться, в зале началось странное и подозрительное оживление, будто что-то случилось. Судья Виноградов не торопился сесть на свое место.
- Александр Иванович, что случилось? – обеспокоенно спросил Олег у своего адвоката.
- Не знаю, но что-то мне подсказывает, что все опять против нас.
И вдруг секретарь суда сообщил:
- Уважаемые господа присутствующие в зале! Только что нам стало известно о внезапной смерти гражданина Постолякина Григория Петровича!
            - Я так и знал, что этим кончится, - дико завопил Олег. – Я чувствовал, что так будет! Это все они… министр и следователь! У них сговор! Они убили его! Ваша честь, господи, неужели вы не видите? Постоялкин был главным свидетелем в мою пользу, он им мешал! – Олег завыл и вцепился в прутья клетки так крепко, что аж кулаки покраснели.
            Заседание было отложено еще на время
            А потом начали с судебных прений. Первое слово было за обвинителем Измайловым.
            - Когда-то было время, преступники делились на уголовных и политических. Сегодня нет уже такого понятия как политический преступник, но, тем не менее, они имеют место быть. Один из них сейчас перед нами. Как по-вашему, товарищи присяжные, какого наказания заслуживает тот, кто опорочил честь и достоинство известной семьи, уважаемого человека, государственного лица? Знаю, что вы сами сторонники министра Протасевича, иначе вас бы просто не допустили на этот суд, а убийство Елены Михайловны Протасевич носит, несомненно, политический характер, мотивом для которого послужили неприязненные отношения между самой убитой, ее отцом и подсудимым Азаровым Олегом Владимировичем.
            Смерть Елены Протасевич – это не просто убийство, это мародерство. Однажды, около шести лет назад, Азаров изнасиловал Лену – так он отблагодарил девушку за то, что она нашла его на улице, когда он валялся на дороге пьяный до бессознательности, напившись по поводу самоубийства его матери, которая отравилась только потому, что ее муж был алкоголиком. Отсюда вывод: семья Азаровых – неблагополучная, в которой только самоубийцы, убийцы и пьяницы. Следовательно, подсудимый Азаров сам человек морально неустойчивый, невоспитанный, а потому склонный к совершению любого преступления. Мотивом же для этого преступления послужило, как я уже сказал, предыдущее преступление, совершенное им в отношении Лены Протасевич. Очевидно, что Азаров, находясь в изоляции от общества, еще заключенным вынашивал в себе план дальнейшей мести своей обидчице и осуществил этот план, выбрав подходящий момент. Азаров – злоумышленник, все рассчитавший заранее.
            Таким образом, господа присяжные заседатели, вы видите, до какой степени один человек может ненавидеть другого – вплоть до убийства.  Убийца не прав, и это неоспоримо. Личность его аморальная и общественно опасная. Он второй раз привлекается к уголовной ответственности за преступления, совершенные в отношении одного и того же лица.
            Мое мнение такое: подсудимый заслуживает самого сурового наказания. У меня все.
            Что интересно: на прошлом суде пять лет назад прокурор тоже назвал Олега политическим преступником!
            - Благодарю вас, Леонид Валерьевич, - сказал Виноградов и предоставил слово Зайцеву.
            Александр Иванович настроен был оптимичстично.
            - Уважаемые господа присяжные, ваша честь, кто может доказать, что подсудимый Азаров  убил дочь Протасевича? Сколько я мог слышать на протяжении всего разбирательства, здесь так и не была доказана его вина. На одних показаниях лично я основываться не могу, а то, что Олег Владимирович наговорил против себя, я волен расценивать как вынужденный акт во избежание угрозы со стороны Протасевича, ибо пять лет назад на процессе о мнимом изнасиловании улики были сфабрикованы, а сам процесс оплачен из бюджета Михаила Яковлевича.
            Здесь адвоката пытался перебить адвокат Протасевича, заявив, что бюджет Протасевича никого не касается, равно как и то, куда он расходует средства.
            - Позвольте, я продолжу, - сказал Зайцев. – Что же касается семьи Азаровых, то прокурор позволил тут себе некоторую гиперболичность. Мать Олега, как и он сам, равнодушны к алкоголю, а предположения моего оппонента о плохом воспитании Олега – всего лишь довод Леонида Валерьевича, куда интересней поговорить о воспитании Лены Протасевич. Ну, да не будем тревожить ее память, хотя сказать о ней можно было бы очень много.
            Обращаю ваше внимание, господа присяжные, на то, что изнасилования, на котором так настаивал обвинитель и потерпевшая сторона, в действительности не было. Протасевич сама спровоцировала Азарова на половой контакт с ней, чем потом очень ловко и воспользовалась. Но насильственного акта не было! А на Протасевичах свет клином не сошелся, жизнь продолжается, и Олег готов начать ее новую, с Надей Карелиной.
            Действия подсудимого, возможно, и были умышленными, но своего осуществления так и не нашли. То есть план убийства он в себе, может, и вынашивал, но совершить его оказался не способным. Ведь еще не зная того, что Лена уже убита до него, он не смог воткнуть в ее тело страшный нож. Знаете, что здесь победило? Человечность! Взяло верх все доброе, чистое, светлое, что есть в Олеге Азарове. Он стал жертвой интриг и сговора. Его вина лишь в том, что он имел неосторожность познакомиться с Протасевичами. А что до ненависти, то здесь еще спорный вопрос, кто кого ненавидит? Олег не скрывает, что имел замысел убийства, а вот Михаил Яковлевич не желает признаться, что беседовал с настоящим убийцей и на самом деле не верит в виновность Олега. Протасевич пользуется своим именем и должностью и ошибочно полагает, что ему все позволено. Это большое заблуждение.  Уж не думает ли Михаил Яковлевич, что после этого процесса, беспрецедентного и скандального, народ России будет к нему относиться по-прежнему? Ведь люди от нашей власти ждут еще и справедливого правосудия в том числе! Михаил Яковлевич заинтересован в осуждении Азарова, но все мы видели настоящего убийцу, который явил себя свидетелем оправдания, поэтому и умер так внезапно. И поэтому прошу товарищей присяжных признать подсудимого Азарова невиновным и оправдать в связи с непричастностью к совершению преступления. Спасибо за внимание, я закончил.
            От своего последнего слова подсудимый отказался, судья Виноградов напутствовал присяжных. Начался процесс их совещания.
            Он продлился пять часов. Результат был неожиданным для обеих сторон: по всем трем вопросам, ответы на которые должны дать присяжные, подсудимый был признан невиновным. Причем голоса присяжных не разделились ни в одном голосе: невиновным Олега признали все двенадцать единогласно. Олег был оправдан и немедленно освобожден из-под стражи в зале суда.
            - Этого не может быть, я не верю, нет! – бушевал Протасевич.
            Надя же была самой счастливой из присутствующих. Она крепко сжала руки Зайцева в своих и поцеловала их.
            - Спасибо вам большое, Александр Иванович! Если бы не вы – нам бы не победить!
            - Этого не может быть! – продолжал реветь Протасевич. – Это неправильно. Неправильный приговор, судьи – все! Все несправедливо! Он виновен! Он убийца! Леночка моя, дочечка, как же это так?
            - На чем основан этот приговор? – подал голос возмущения адвокат Протасевича.
            - Приговор основан на недоказанности вины подсудимого, - смело ответил Зайцев.
            - Я этого так не оставлю! В моих руках власть, я добьюсь реформ, я изменю законы, и все, что сейчас против меня, будет в мою пользу, иначе я не депутат!
            С этой угрозой Протасевич покинул зал заседания.
 
Часть четвертая
Компромат на министра
1
            Олег, полностью удовлетворенный и счастливый, переступил порог Надиной квартиры. Он больше не боялся Протасевича, хотя тот теперь и был его вечным врагом; он поверил в справедливость и единство закона. С провалом судебного процесса об убийстве министр водных ресурсов и депутат проиграл перед всей страной. Но теперь он получит славу политика, вокруг которого разгорится грандиозный скандал.
            - Надюша, вот я и дома! – вдохнул Олег запах полюбившейся квартиры. – Просто не верится, что я снова на свободе, что я дома!
            - Больше ты от меня никуда не уйдешь, - предупредила его Надя.
            - Обещаю, - твердо сказал он, проникновенно посмотрев ей в глаза. – Больше – никогда и больше никаких министерских дочек. Только я все-таки схожу на Ленину могилу, я хочу попрощаться с ней.
            - Конечно. Пойдем вместе. Я ее никогда не знала живой, так хоть посмотрю, как хоронят детей великих родителей.
            На Новодевичье кладбище они пошли завтра с утра. Могила Лены выделялась от остальных далеко: еще в начале кладбища был виден высокий толстый крест с красивым пышным венком. По бокам креста тоже стояли венки. На самой могиле лежала гора цветов, могила была бережно ухожена. А рядом соседствовала другая могила, такая же богатая, но не такая свежая, - могила жены Протасевича, Лениной мамы.
            Олег опустился возле могилы Лены на колени, положил свой букет и прочитал наизусть свое новое стихотворение, написанное как дань уважения памяти девушки. Называлось оно «Памяти Е.П.»
Она – дитя звезды, цветов и моря,
Ребенок солнца, света и луны.
Еще не знавшая ни капли горя
И видевшая радостные сны.
 
И так жила она без горя и печали,
Не зная слез, не повстречав беды.
Ее ветрами словно обвенчали
Морские волны, дикие цветы.
 
Ты знала многое и повстречала многих
Но лишь своей любви ты не нашла.
Встречая нищих, бедных и убогих,
Со знатью и богатством рядом шла.
            - Надо было бы, конечно, чтобы это стихотворение осталось здесь навсегда, чтобы все его видели и читали. Может быть, я еще что-нибудь сюда добавлю.
            - Неплохо бы на памятнике его высечь, только не нам памятник устанавливать, - поддержала Надя.
            Постояв еще недолго, они вернулись домой.
            - Надо бы нам ремонт в квартире сделать, а, Олежек? Как ты думаешь? Мы ведь начинаем новую жизнь…
            - Может, начнем с того, что уберем вот эту ширму? А потом, у меня есть к тебе предложение.
            - Какое?
            - Давай уже спать вместе, как положено, как муж и жена. Все равно ведь мы поженимся.
            - А твоя боязнь девушек?
            - Ну, тебя-то я точно не боюсь.
            Надя улыбнулась:
            - Боже мой, Олежа, как мне приятно видеть тебя таким радостным. Здорово осознавать, что все наши беды и печали уже в прошлом.
            - В настоящем по-прежнему остался Протасевич, - не согласился он.
            - А пусть остается, куда ж от него денешься? Думаю, он нам больше не препятствие: этот суд видела вся страна. Кстати, ты сегодня видел Ленину могилу – скажи, тебе стало легче?
            - Намного. Меня все отпустило. Я больше на нее не сержусь.
            - А чего ж на нее сердиться? На покойников не обижаются…
            Вот и вечер. Прошел первый день их новой жизни. Они не помнили, как это случилось. Сперва начались жаркие объятья, поцелуи, затем Олег медленно опустил Надю на ее мягкую кровать – ту самую, от запахов которой он однажды испытал блаженство. Девушка отдалась любимому целиком и с душой, она чувствовала только его. Забыв о прошлом, сейчас они принадлежали только себе двоим. И ничто не мешало им быть наедине.
2
            Утром Татьяна Ивановна подала Михаилу Яковлевичу завтрак. Домработница теперь была единственным собеседником осиротевшего министра и его опустевшего дома. Только с ней еще можно было о чем-то поговорить. Только благодаря ей Протасевич еще не одичал. Пока он пил чай, ему позвонил премьер-министр.
            - Михаил, - спросил председатель правительства, - ты когда думаешь выходить на работу?
            - Да, Сергей Андреевич, я помню, не беспокойся. Я уже собираюсь. Немного припозднюсь, но к полудню буду.
            - Держись, Мишка, мы все за тебя. Весь Белый дом.
            - Я знаю, Сергей спасибо. Я получал телеграммы. Меня не забыл Кабинет, не забыл Селезнев. Спасибо за поддержку.
            - Мы искренне сочувствуем, Яковлевич.
            - Я знаю. Увидимся в Кабинете. Вот и мой шофёр явился. Все, я выезжаю, ждите. – Протасевич вышел во двор, сел в лимузин и машина покатила в Белый дом.
            Кабинет министров встретил его тихо. С его появлением все министры встали и почтили память Лены минутой молчания, затем каждый министр пожал министру водных ресурсов руку. В этот день обновлённый Протасевич принял участие в заседании Кабинета.
            А после заседания правительства Протасевича вызвал к себе в Кремль президент страны, Владимир Николаевич Селезнев. Их встреча проходила конфиденциально, журналисты допущены не были, поэтому информация не просочилась ни в прессу, ни в светскую хронику вообще.
            Тон Селезнева не был суров, а к Протасевичу он обратился вдруг на «вы». Разговор их не был деловым.
            - Михаил Яковлевич, несмотря на все мое личное уважение к вам как к человеку и политику, я все же вынужден признаться: вы перегнули палку. Речь идет об Олеге Азарове. Вы понимаете, что я имею в виду?
            - Совершенно точно, Владимир Николаевич.
            - Злоупотреблять властью и служебными полномочиями, положением в обществе, Михаил Яковлевич, нельзя. В конце концов, мы ведь строим демократическое государство, а не тоталитарное.
            - Я знаю, что не прав, Владимир Николаевич, - отвел взгляд Протасевич.
            - Вчера вечером председатель правительства, исходя из ст.83 Конституции, предложил мне освободить вас от должности федерального министра,  и я не без оснований удовлетворил его предложение. Завтра я подпишу об этом указ. Я не могу согласиться, чтобы во главе министерства водных ресурсов стоял, извините за выражение, преступный элемент. Я передаю ваши полномочия министру экологии.
            - Вы наделяете Яковенко большими полномочиями?
            - Нет, это временная мера. Но я думаю, что водоёмы должны перейти в распоряжение Анатолия Петровича. Ведь, по сути дела, и загрязнение водоемов отходами промышленных производств и браконьерство есть чистой воды экологические проблемы. Не переживайте, вы остаетесь депутатом парламента, а через три года состоятся новые президентские выборы, и новый президент сможет снова назначить вас министром. Просто я не хочу, чтобы при моем президентстве вы продолжали оставаться министром. Я планирую провести реформу во власти, и хочу, чтобы ее ряды были чистыми. Судебный процесс показал, что вы опозорили нашу власть. И еще. Предоставьте в налоговую инспекцию декларацию о ваших доходах. Мне кажется, вы имеете много больше, чем зарплаты депутата и министра, у вас есть сторонние доходы.
3
            Тем временем в Парламенте назревал скандал, связанный напрямую с министром водных ресурсов. Депутат «Мандарина» Мельников, один из тайных недоброжелателей Протасевича, за время отсутствия Михаила Яковлевича нашел в его рабочем столе провокационные бумаги, из текста которых выходило, что министр водных ресурсов готовил госпереворот, то есть хотел добиться свержения Селезнева либо его отставки или же импичмента, что повлекло бы за собой досрочные президентские выборы, и Михаил Яковлевич бы баллотировался на это место. Мельников намеревался в самое ближайшее время, если, как он полагал, ничто иное Протасевича не коснется, предоставить эти бумаги Селезневу. Но сначала он решил похвалиться тем, что ему известно, перед самим Протасевичем.
            Депутат подошел к Михаилу Яковлевичу в Думе во время обеденного перерыва.
            - Уважаемый Михаил Яковлевич, это правда, что вы хотите свергнуть Селезнева и занять его место?
            Протасевич посмотрел на однопартийца с большим удивлением, но лицемерить не стал: слишком подозрительный вид имел Мельников.
            - С чего вы, дорогой Павел Сергеевич, это взяли?
            - Я нашел тому подтверждение в вашем столе.
            - А кто вам, простите, разрешил в нем рыться?
            - Я сам себе это позволил – на правах депутата, принимающего законы.
            - Каким образом вы подобрали ключ к замку от моего стола?
            - Вы, уходя на суд, забыли ящичек-то замкнуть. Полагали, видимо, что быстро вернётесь на рабочее место, ан не вышло.
            - Что ж, я не буду с вами спорить, тем более что спор может быть долгим. Лучше просто скажите: вы все узнали – и что же дальше?
            - Если вы предполагаете, что я собираюсь вас шантажировать, то вы ошибаетесь: я не желаю себе участи Григория Постоялкина.
            - Тогда чего же вы хотите?
            - У меня совсем другие мысли, уважаемый Михаил Яковлевич. Да, я ваш недоброжелатель, вам это известно, но я не преследую, однако, никакой цели. Я просто предоставлю эти бумаги лично Селезневу, а там он пускай сам решает.
            Протасевич отложил вилку, помедлил.
            - И когда же вы, позвольте спросить, намерены осуществить задуманное?
            - Чем скорее – тем лучше, пока вы и до меня не добрались. Я не желаю себе участи Постоялкина – кстати, что вы с ним сделали?
            - Ничего, - грубо ответил Протасевич. – Я его не трогал.
            - Ну, не вы, так кто-то другой от вашего имени. Но я хочу успокоить вас: замысел свергнуть Селезнева отойдет на второй план, а на первый план выйдет ваша репутация. Вас так любят, так уважают, Михаил Яковлевич, что нет никаких причин отдавать вас под суд. По крайней мере, не было. Даже этот судебный процесс, который граждане России наблюдали по телевидению, мало у кого изменил отношение к вам, я так думаю. Вы и здесь выиграли, хотя не хуже меня знаете, что не правы.
            - Ошибаетесь: процесс я проиграл, - возразил Протасевич.
            - Юридически. Авторитет же ваш и репутация не пострадали.
            - Но вам это, как видно, не нравится. Должен вас разочаровать: вы, уважаемый Павел Сергеевич, опоздали. Селезнев уже отстранил меня от должности федерального министра. Я больше не член правительства.
            - Что ж, это радует. Теперь вас не мешало бы исключить и из числа народных избранников.
            - За что вы меня так ненавидите, Павел Сергеевич?
            - Я вас не ненавижу: я вас просто перестал уважать. И мне не нравится, что на суде вы пытались повесить на Азарова убийство, которого он не совершал – кстати, вам это известно. Признаться, как отца я вас понимаю – у меня самого сын, но авторитет авторитетом, репутация репутацией, однако правда и справедливость важнее. Вы же государственное лицо, поймите, вы служите примером для общества и народа, так какой пример вы им подаёте? Вы знаете, что общество на вашей стороне, значит, хотите, чтобы и оно осуждало Азарова? Но за что? Вас интересовал убийца вашей дочери, так он был найден…
            - Для меня его показании были не убедительны, я ему не верил…
            - Тогда зачем же вы его убрали?
            - Послушайте, Мельников, вам не все ли равно?
            - Предположим, это действительно не мое дело, но есть ведь и органы, которые это может заинтересовать.
            - Например?
            - А вы не знаете?
            - Нет, не знаю, - соврал Протасевич.
            - И не догадываетесь?
            - Вы отнимаете у меня драгоценное время, Александр Сергеевич. Обеденный перерыв подходит к концу, а вы так и не дали мне пообедать. Где те бумаги?
            - Я спрятал их в надежном месте, не переживайте. Вам их не найти, а я без особой надобности туда не полезу.
4
            На закате весенней сессии Парламента на Охотный ряд поступило представление Генерального прокурора о лишении Протасевича депутатской неприкосновенности. Связано это было вот с чем. Был арестован убийца Постоялкина, но арестован не за это, а за другое преступление. Однажды на допросе он рассказал о том, что ему заказал Прохоренко, а Прохоренко, чтобы не отвечать за все одному, назвал Протасевича. Так в убийстве Постоялкина появились зацепки, а Генеральная прокуратура обратилась в Госдуму с просьбой лишить депутата Протасевича иммунитета. Впрочем, эта инициатива исходила не только от главной прокуратуры страны, а и сами депутаты давно вынесли рассмотрение этого вопроса на повестку дня.
            Абсолютное большинство голосов высказалось за лишение Протасевича неприкосновенности, остальные воздержались. Сторонников того, чтобы Протасевич оставался в рядах Думы, не нашлось.
            Дискуссия по этой теме была острой. Комиссия Госдумы по этике обвинила Протасевича в использовании депутатского мандата в личных целях, во вмешательстве в судебный процесс. Независимый депутат Дедулов заявил во весь голос, что провинившемуся следует запретить присутствовать на заседаниях. А активист от коммунистов Алехнович предложил ввести в отношении Протасевича штрафную санкцию, что уже равносильно клейму: на Западе такого депутата никто бы больше не выбрал, а в Великобритании за подобные дела у коллеги могут отобрать мандат.
            Наконец решение в пользу прокуратуры было принято: Протасевича лишили неприкосновенности, исключили из Парламента, и бывший политик оказался доступен для ареста. Против него сразу же были возбуждены уголовные дела по ряду статей Уголовного кодекса, в том числе и за сговор с целью убийства. Были также проверены источники доходов бывшего министра, и выяснилось, что Протасевич брал взятки в огромных суммах. Однако арестовывать его, странное дело, не спешили. Но работы Протасевич с треском лишился. И потому завтрашним утром, когда ему торопиться было некуда, кто-то постучал в его особняк. Гостя впустила Татьяна Ивановна.
            Это пришел Лосев, недавно явившийся с очередной ходки за хулиганку.
            - Здравствуйте, Михаил Яковлевич, - сказал он.
            Протасевич сразу узнал одного из друзей своей покойной дочки.
            - Здравствуй. Вот уж не ожидал. Ты ко мне, надо думать?
            - Теперь к кому ж еще? Я перетереть к вам пришел. Насчет Еленки.
            - Может быть, оставим ее в покое? Пусть она покоится с миром, что ли? – Протасевич явно не желал говорить о Лене.
            Лосев бесцеремонно прошел в гостиную и развалился на диване.
            - Скажите, Михаил Яковлевич, вы ведь не думаете на самом деле, что ваша Лена была ангелом, а на момент изнасилования – невинной барышней?
            - Я не понимаю, чего ты хочешь?
            - Ленка ваша была оторвой, каких еще по всей Москве поискать! Днем с огнем не сыщешь!
            - Мне все равно, кем она была, важно, что она была моей единственной дочкой. А ты следи за словами – о покойной выражаешься.
            - Я просто хочу вам разуть глаза: если вы при ее жизни не знали всей правды о ней, так узнайте хоть сейчас.
            - Я тебе уже сказал, что меня это мало интересует.
            - В натуре? А как же ваше доброе имя и репутация семьи? Лена их порочила -  есть люди, которые могут это подтвердить. Лена была потаскушкой и умела это тщательно скрывать. И в ее падении виноваты, как ни странно, вы сам. Ведь вы ее не воспитывали, ей всегда все позволялось, а в четырнадцать лет она впервые легла под мужика, и знаете, под какого? Под меня, хотя я к тому времени уже был сидельцем. А потом ела с вами за одним столом – с вами, ее чистоплотным и аристократичным отцом! А вот это уже куда интересней, чем ваша особа.
            - Пошел вон! – грубо сказал Протасевич.
            - Я-то пойду, но признайтесь, что я прав. Лена очень гордилась тем, что она дочь министра. Она знала, что ей все позволено и все сойдет с рук, что бы они ни сделала, все простится. Ленка ваша подставляла себя всем и в любом виде, предлагала любому, расплачивалась натурой, курила, пила и иногда упивалась как свинья. Она была отнюдь не образцом порядочности. Почему, вы думаете, она себе пластическую операцию сделала? Это не просто так, это для удобства, для разврата.
            - Уходи немедленно! – заревел Протасевич, прилагая к Лосеву уже силу, - иначе охрану позову!
            - Зови! – вызывающе ответил Лосев. – Я твоей братвы не боюсь; хуже, чем на зоне, мне уже нигде не будет, да и там не так и фигово. А еще признайте, что вам также известно, что никакой Азаров ее на самом деле не убивал. И вы раньше это знали, просто не хотели себе в том признаться. Может быть, вам и не было известно о распутстве вашей Лены, но вы знаете, что она отличалась особой беспечностью, так что вполне могла сама открыть дверь Постоялкину.
            Однако уходить навязавшийся гость не думал. Напротив, он подошел к видеомагнитофону Протасевича и вставил видеокассету.
            - А сейчас минуточку внимания, уважаемый Михаил Яковлевич. Сейчас будет фишка.
            На экране появилась комната Лены, интимная обстановка в ней и фигура самой Лены крупным планом. Она была раздета и с довольным лицом, а вокруг нее суетились здоровые мужики. Еще минута – и запись выдала порнографические сцены.
            Протасевич наблюдал за похождениями любимой дочурки затаив дыхание, и чувствовал, что ему становится дурно.
            - Вот так вот, Михаил Яковлевич, это не монтаж, - убедительно заверил Лосев. – У вас получается двойная жизнь: с одной стороны, вам удалось завоевать неподражаемый авторитет в гражданском обществе, вы имеете завидный рейтинг, но с другой стороны вы в собственном доме порождали разврат и моральное падение своей родной дочки. Знаете, когда снималось это видео? В то время, когда вы отсутствовали за границей. И вообще, как только вы находились в отъезде, ваш особняк превращался в сущий бордель.
            Михаил Яковлевич очень внимательно следил за тем, что происходит на экране, не слышал даже, как ушел Лосев, выполнив свою миссию; не отрывал глаз от экрана до тех пор, пока вдруг не схватился рукой за сердце и не свалился без сознания на пол. Прибежавшая Татьяна Ивановна вызвала «скорую», и экс-министра с сердечным приступом увезли в больницу.
 
5
            Арестовали его через месяц, когда он выписался, едва успев поправить здоровье и набраться сил. Тогда он явился в свое министерство очистить свой бывший министерский кабинет. Оттуда его и вывели под белы руки ребята из ФСБ. Просторный лимузин Протасевича сменился тесным и позорным воронком.
            В СИЗО-3 Лефортово для него уже была готова одиночка, отделанная, между прочим, под лоск: серые холодные стены по спецзаказу администрации выложили плиткой, умывальник сменили на новый и красивый, поставили мягкую кровать и телевизор. Когда за политиком аккуратно закрывали железную, тяжелую дверь одиночкой камеры, он потребовал своего личного адвоката. Ему пообещали доставить защитника.
            Адвокат Шерстнев посетил своего клиента уже в день ареста. Экс-министра вывели к нему в комнату для свиданий. Глаза у Михаила Яковлевича были низко опущены, руки заложены за спину. Взглянуть даже на адвоката, которому он так доверял и который был уже давно испытан долгими годами дружбы, горе-министр не отважился. Шерстнев поздоровался и первым пожал клиенту руку.
            - Подними глаза, не стесняйся! – бодро сказал Анатолий Генрихович. – У нас все получится, Мишка! Ты скажи мне, когда я тебя подводил?
            - Последний раз – на суде, - неприветливая ответил Протасевич. – Ты проиграл процесс, из-за этого я теперь здесь.
            - Последний раз был и первым же. Я вытащу тебя отсюда, я приложу все силы.
            - Как скоро оно будет?
            - Постараюсь, чтобы чем скорее – тем лучше. И пойми: здесь ты не из-за того, что нами был проигран процесс, а потому, что тебя предали твои политические соратники.
            - Это Мельников, скотина, - тихо сказал Протасевич. – Он нашел на меня компромат.
            - А ты не пробовал поискать себе политическое убежище?
            - Кто ж мне его теперь предоставит?
            - Да теперь уж никто, это понятно, а раньше?
            - А раньше – не сообразил.
            Шерстнев, наконец, сел.
            - Как тебе тут?
            - А как ты думаешь? Вечером погнали на поверку, а там – я не знал, куда мне деваться! Я стоял в ряду вместе со всеми, а когда назвали мою фамилию, все вылупили глаза. Самые активные издевательски свистели, но большинство просто обступило меня и ротозействовало. И разглядывали, точно не видели никогда. Как музейный экспонат. А кормят вообще не дай бог. Не представляю, как здесь можно выдержать? Ты мне скажи: что у тебя есть в мою защиту?
            - Есть некоторое факты, но они либо на бумаге, либо в моей голове. Надо сообразить улики, которые бы бесспорно тебя оправдывали. Только это мое дело, и ты мне его доверь.
            - Ты поторопись, Анатолий, я здесь не выдержу. Когда меня к тебе вели, я слышал крик: «Покажите мне министра! Я хочу увидеть политика за решеткой!»
            - Мишка, ты будешь свободен, или я не адвокат!
 
Эпилог
            Прошло десять дней, прежде чем адвокату Шерстневу удалось добиться освобождения Михаила Яковлевича Протасевича под залог. Тот сразу же вернулся в свою резиденцию, где ему пришлось встраиваться в непривычное для него русло повседневной жизни. Один, без жены и любимой дочери, без политической работы он все равно любил жизнь, все равно видел в ней интерес и обрел существенную цель. Михаил Яковлевич не считал себя отстранённым от должности, а твердо убедил себя, что он сам подал в отставку ввиду хотя бы того, что Госдума объявила Правительству вотум недоверия, что имело место на самом деле, пока он был поглощен в судебные тяжбы. Выйдя же «на пенсию», Протасевич решил заняться написанием документальных книг на тему внутренней и внешней политики России, в которых предполагал дать прогнозы политического будущего своей огромной страны. Одновременно он сам стал объектом журналистов и охотно давал им интервью о себе, высказав в одном из них свое желание стать также объектом и светской жизни, публично пообещав выдать свою полную биографию тому, кто возьмется за написание книги о нем.
            Между тем уголовные дела, заведённые в отношении Михаила Яковлевича, продолжали активно расследоваться и приносили неожиданные для следствия результаты. Но это, а также его положение лица, находящегося под следствием, ничуть не смущало Протасевича. Он знал, что ему маячит реальный срок, однако в тюрьме он не видел помех для своего творчества. Его дважды в день проверяли, он сам являлся на Лубянку отмечаться, телефонные разговоры его прослушивались, дела, шаги и круг общения контролировались.
 
            Дмитрий Алексеевич Прохоренко арестован был намного раньше Протасевича. Прохоренко не учел того, что, в отличие от депутата Протасевича, у него нет иммунитета, который избавляет от ответственности. Не так давно между ними состоялась очная ставка, на которой, однако, Протасевич отрицал свое знакомство с бывшим следователем, тот же, в свою очередь, знакомства с бывшим министром не отрицал. В своих показаниях Прохоренко открыто заявил, что получал от Протасевича взятки, рассказал, как тот распорядился убрать Постоялкина и как он, Прохоренко, в этом поучаствовал. Вскоре экс-следователя судили. Не за горами был суд и над Протасевичем…
            За это время Олег Азаров выпустил свой первый сборник стихов, разошедшийся, однако, не большим тиражом, но имевший большой успех и принесший автору скандальную славу. За происходившими судебными процессами, беспрецедентными в своей основе, парень следил с экрана телевизора. Он равнодушно щелкал пультом, когда вернулась Надя: не так давно они решили скрепить свои отношения узами брака и теперь потихоньку готовились к этому событию. Надя поставила на кухне сумку с продуктами и со счастливой улыбкой на лице зашла к своему жениху.
            - Наденька, - радостно сообщил он ей, - Протасевича уже судят! Надеюсь, теперь эта сволочь получит по заслугам!
            - Бог с ним, с Протасевичем этим, Олежка, - рассудительно сказала Надя. – Теперь он тебе уже ничего не сделает, теперь он просто обыкновенный человек.
            - Я хочу, чтобы его процесс разошелся по всему миру и вошел в историю. У меня есть право желать ему зла.
            - Олежа, зла пожелаешь потом, а пока я тебе что-то скажу… - Надя ощутимо волновалась.
            - Что такое? – напрягся он.
            - Олежка, у нас с тобой будет ребенок, ты понимаешь?
             Глаза Олега заблестели счастьем, он поднял Надю на руки.
            - Родная моя, спасибо! Я очень счастлив! Надюшка, я на самом деле счастлив! У меня просто нет слов сказать тебе спасибо и выразить свои чувства!
            - Теперь у нас будет настоящая семья! – подытожила Надя и крепко поцеловала любимого.
 
                                                                                               9 июля 2001 – 16 июня 2002; 2020
 

© Copyright: Соня Василевская, 2020

Регистрационный номер №0482887

от 2 ноября 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0482887 выдан для произведения: Часть первая
Дочь министра
1
Поздним сентябрьским вечером, прохладным и дождливым, Олег Азаров возвращался с кладбища, где сегодня нашла свой вечный покой его мать-самоубийца. Не выдержав бесконечных издевательств мужа-пьяницы, длившихся долгими годами, она выбрала для себя легкий, но отнюдь неверный, путь: проглотила транквилизаторы. Перед своим уходом она оставила единственному сыну записку, больше похожую на письмо, в которой подробно  изложила причину такого своего решения. Просила у сына прощения, писала, что очень его любит и умоляла не судить ее. Олег не осудил, ибо сам любил мать и хорошо понимал ее. Ведь и ему сейчас тоже некуда было идти, а возвращаться домой, где царил полный беспорядок в придачу с пьяным отцом, храпевшем на полу, ему не хотелось.
Выйдя за кладбищенские ворота, Олег вскоре очутился рядом с магазином. Оттуда вывалила троица изрядно хмельных ребят, у одного из них явственно звенели бутылки. Олегу стало до тошноты брыдко: на улице повторялось то же, что и дома, и здесь от пьянчуг покоя не было. Хуже всего, что они заметили Олега.
- Эй ты, фраер, тарочки не будет? – вдруг тормознул Олега бритоголовый парень.
- Не курю, - растерянно ответил Олег.
За что и получил кулаком в лицо. Первый удар сразу разбил ему нос, но Олег устоял; за первым ударом последовал второй, потом третий…  Олег не помнил, как оказался на земле недвижим и беззащитен, во власти шести мощных ног. Не знал, сколько продолжалось его избиение. Когда ему удалось открыть один глаз, он увидел, что на улице уже темно. Олег пробовал приподняться, но все тело страшно болело. Вставать сил не было, он опять рухнул на землю.
Но Олег находился в сознании, так что внезапно услышал над собой легкие шаги и весёлые девичьи голоса. Олег определил, что девушки приближаются. Вдруг об него кто-то споткнулся.
- Фу, черт, валяются тут всякие, - недовольно фыркнула девушка. – Пьянь какая-то.
- Ой, Ленка, глянь, он же в крови весь! – крикнула вторая.
- Кристина, он живой?
- Эй, парень, ты живой? – напрямую спросила Кристина.
- Живой, - разбитыми губами ответил Олег.
- В больницу его надо, - рассудила Кристина.
- Нет! – вдруг твердо ответила Лена. – Ни в какую больницу он не поедет. Я за него зацепилась, значит, я его и нашла, а раз так – он мой. Я сама буду его лечить.
- Ему нужен врач, его сильно покалечили, - возражала Кристина.
- Хорошо, хорошо, я вызову ему нашего семейного врача.
Лена Протасевич жила в резиденции Ново-Огарево, ибо была дочерью политика, министра водных ресурсов России, Протасевича Михаила Яковлевича. Протасевич Михаил Яковлевич начинал свою политическую карьеру депутатом Госдумы, но в двухтысячном году новый президент страны предложил ему возглавить федеральное министерство водных ресурсов. При этом место в парламенте за Михаилом Яковлевичем сохранилось, он стал сопредседателем фракции «Мандарин». Эта фракция представляла собой «правую» оппозицию.
Михаил Яковлевич Протасевич министром был всего полтора года, но обладал в стране большим авторитетом и весом. Его уважали в правительстве, уважал президент, ценили в Думе, любили в народе. Он вел правильную политику, и водные ресурсы страны всегда были в порядке. За последние месяцы его рейтинг еще больше вырос. Кроме того, это был человек высоких нравственных устоев. Однако в уме он вынашивал план свержения президента: он мечтал о том дне, когда президенту выйдет срок, и  в стране замаячат новые президентские выборы – тогда Протасевич готовился выдвинуть на роль первого лица государства свою кандидатуру. Жена Михаила Яковлевича была сенатором, состояла членом Совета Федерации, но накануне выборов в Думу, в декабре 99-го, она была ошибочно убита вместо мужа, тогда еще просто депутата. Бронированный лимузин Протасевича с женой проезжал тогда по Красной площади, но в приоткрытое окошко начали стрелять из соседней иномарки. Но вместо Протасевича на его месте сидела жена, и получилось, что она его прикрыла, приняв весь удар на себя. С того дня прошло уже около двух лет. Единственная дочь Лена раньше училась в обычной школе, а после смерти матери учебу решила забросить и никуда не поступать. Сейчас ей было двадцать лет и она представляет собой обыкновенную бездельницу и потаскушку. Страшная лентяйка и не умеющая делать ничего, она, тем не менее, любит разгульную жизнь, курит, пьет, горда и до ужаса заносчива; она умеет мстить и всегда оказывается в выигрыше за счет имени отца, его авторитета и влиятельных связей. Некрасива от природы, она была, однако, привлекательна, с рыжими кудрями и хитрыми зелеными глазами, розовощёкая, точно яблоко, она больше походила на разряженную избалованную куклу, чем на саму себя. С раннего детства ей дозволялось все то, что не запрещено, и всегда исполнялись все ее прихоти. Отсюда и Ленина жадность, невоспитанность и грубость, мнимое чувство вседозволенности и превосходства, ее распущенность. В свои двадцать лет она была уже изрядно потрепанной и опробованной со всех сторон, видавшей виды дамой, чей постельный опыт был достаточно велик. На день своего совершеннолетия она увеличила себе грудь – средства на пластическую операцию были ей подарены родителями. После смерти жены Протасевич стал еще больше нежить и баловать единственную дочь, хотя подчас и бывал с нею строг. Это она и тормознула заманчивую иномарку.
- До дома далеко, а на себе я его тащить не собираюсь, - пояснила она растерянной подруге. – Чувак, до Нова-Огарева девушек подбрось, - состроила она водителю глазки.
Шофер озвучил стоимость, но Лена пошла другим путем:
- Может, натурой возьмешь? – спросила она у водителя, хотя деньги у нее всегда водились: папочка-министр регулярно снабжал ее финансами на личные расходы.
Шофер окинул Лену взглядом. Выглядела она вполне себе сексуально.
- А ты не врешь? – спросил на всякий случай.
Машина подъехала к самой резиденции. Лена отдала Кристине ключи и отправила ее с раненым парнем домой, а сама осталась в машине для расчета. Кристина, достоверно зная, чем будет платить ее подружка, положила руку Олега себе на плечо и повела в особняк. Вела с трудом, потому что Олег оказался тяжелым. В машине тем временем происходила развратная возня…
Кристина опустила раненого на диван и вызвала врачей. Потом бережно утерла ему раны.
- Кто ты? – вдруг спросил Олег.
- Меня зовут Кристина. Тебя сильно избили,  я вызвала тебе врачей.
- Где я?
- Дома  у моей подруги. Ты лучше молчи. Тебя сильно били, ты весь  в ранах. Кто это был?
- Принеси воды, - сказал он.
Через полчаса явилась довольная Лена. Олега тем временем грузили на носилки.
- Я подобрала его на улице, я же с ним и в больницу поеду, - оттолкнула подругу Лена.
2
Когда Олег открыл глаза, то увидел, что находится в белой комнате, в которой очень пахло больницей, на кровати, с перевязанными руками. Слева от него за столиком  у окна сидела женщина в белом и что-то писала. Парень окликнул ее. Она обернулась.
- Очнулся наконец-то, горемыка! Как наше самочувствие?
- У меня все болит и бинты эти очень давят.
- Это потому, что тебя хорошо отделали. У тебя сломаны пальцы и ушибы различной степени тяжести. Кто тебя так?
- Не знаю. Они  у меня курить попросили, а я  не курю. С этого все и началось. Их трое было.
- В милицию надо бы сообщить, - посоветовала врач.
- Я не буду. Не хочу связываться.
- Назови мне свои имя и фамилию.
- Азаров Олег Владимирович.
- Год рожденья?
- 1978. Где я нахожусь?
- В отделении травматологии института Склифосовского. Тебя сюда две очаровательные девочки доставили. Адрес?
Олег назвал адрес по Варшавскому шоссе района Чертаново.
- Кто твои родственники?
- У меня их нет. Мать умерла позавчера.
После опроса Олега навестила Лена.
- Ты кто? – спросил он.
- Я Лена. Я нашла тебя на улице сильно избитого и привезла тебя сюда. Я споткнулась за тебя, когда ты валялся на грязной земле.
- Как тебе таксист? – спросил Олег.
Лена сделала большие глаза, удивилась:
- Почему ты спрашиваешь?
            - Извини, я все слышал, не сердись, - объяснил он. - Я просто хочу знать о тебе больше.
            - Зачем?
            - Да так… Интересно. У меня никогда не было девушки.
            - А-а, ты про это!.. Да козел он, этот чернявый. Горячий, но недолгий! Я и получше видела.
            - И много их у тебя было?
            - Твое какое дело? Много. Лежи и помалкивай.
- Ты сама-то кто, откуда?
- Министра Протасевича знаешь? Это мой отец. Я живу с ним в Ново-Огарево, по соседству с президентом Селезневым.
- Быть не может! – Олег подскочил на кровати. – Я много раз видел его по телевизору, очень уважаемый дядька. Ты – его дочка? А я тут с тобой… по- простому… Я же должен тебе «вы» говорить!
Лена засмеялась.
- Даже не думай, ты что? Ни в коем случае! И привыкай: жить ты будешь у меня, потому что ты мне понравился. А папа против не будет: он мне все разрешает.
- А мама?
- А мамы у меня нет. Она была сенатором, но ее по ошибке убили вместо папы накануне выборов в Думу в декабре 99-го.
У Олега даже голова закружилась: подумать только, он будет жить в доме самого Михаила Яковлевича Протасевича, самого министра водных ресурсов России. Такая возможность дается не каждому и не всегда. Однако домой, на Варшавское шоссе, он возвращаться не собирался, поэтому жить ему было негде, и резиденция министра все же лучше, чем улица.
3
 Прошло около месяца. Олег все еще продолжал лечение, но скоро готовился к выписке. Лена навещала его каждый день и однажды поняла, что хочет за него замуж. Это было против воли отца, так как министр подыскивал ей заморских женихов вроде шейхов или наследных принцев, рассматривались также олигархи, мультимиллиардеры  или на худой конец просто дворяне. Когда отец вернулся из очередной заграничной поездки, Лена выбежала ему навстречу.
- Папочка, привет, как я соскучилась! – повисла Лена у отца на шее.
- И  я по тебе очень скучал, - поцеловал ее отец. – Как ты тут без меня?
- Папа,  я должна тебе сказать… только ты не ругайся, хорошо? В общем, я решила выйти замуж. У меня и жених есть.
- Лена, у нас же с тобой был договор, что ты выйдешь замуж за иностранца. И хотя  я тебе ни в чем не отказываю, в данном случае  я готов подумать.
Лена подлизалась к отцу.
- Ну, папочка, пожалуйста. Я не хочу иностранца, меня и русский вполне устроит.
- Что за парень хоть?
- Я нашла его на улице. Он стал жертвой хулиганов. А я его отвезла в больницу и уже почти месяц лечу. Каждый день.
- Что он из себя представляет?
- Парень из обычной русской семьи, сирота, которому негде жить. Я хочу, чтобы он жил с нами как мой муж.
- И вы что же, день свадьбы назначили?
- Нет еще. Он пока не знает, что я за него замуж хочу.
Протасевич позвал домработницу и велел приготовить им с Леной обед. После чего девица упорхнула на танцы.
На танцы в клуб она явилась в сопровождении трех подруг. Впрочем, вряд ли эти девчата считали Ленку Протасевич своей подругой. Подругой ей была Кристина, а все остальные, скорее так, знакомые. Все они разбрелись по парам, Протасевич же взяла себе в пару Сашку Лосева – парня тридцати лет, ранее неоднократно судимого, а потому «с понятиями». В общей сложности он провел за решеткой половину своей недолгой жизни, а первое хищение совершил еще во втором классе. Он ходил такой синий от наколок, что лучше не раздевай. Лосев был тем первым счастливчиком, которому отдалась начинающая Лена шесть лет назад. Встретившись сейчас, их губы сплелись в крепком, но наигранном поцелуе.
Вдруг Лена вскочила на сцену к ди-джею и взяла микрофон
- Уважаемая публика, прошу внимания! Все вы знаете моего отца, известного министра Протасевича! Есть ли у вас какие-нибудь вопросы к моему драгоценному папочке? Спрашивайте – я ему передам, а на какие смогу, отвечу сама! Ну?
Публика молчала, приняв ее слова за шутку.
- Раз вопросов у вас нет, тогда смотрите! Эй, Лось, давай ко мне!
Нет, они все-таки казались очень разными, папа и дочка. Один – уважаемый чиновник, занимающий важный государственный пост, бесспорный авторитет, человек высоких моральных устоев; вторая – простая раздолбайка, гулящая, путающаяся с уголовниками. И как она танцует, господи! Вызвав Лосева на середину площадки, она то приседала, то выгибалась, то подвигалась к нему передом. А то и вовсе стала бесстыдно изображать половой акт. Лосев ответил ей тем же, и они оба стали нагло тереться друг о друга. Впрочем, Лена быстро закончила танец и упала на руки Лосеву. Парень ее подхватил, и они оба умчались из клуба.
Чуть позже Кристина со своим спутником тоже покинут клуб и на улице, в темноте за углом они увидят, как стоя совокуплялись две фигуры. По мелькавшим фрагментам одежды и волос барышни подружка узнает  Протасевич.
Утром Кристина еще спала, когда к ней пожаловала Лена. Кристина набросила халатик и подошла к дверям. Испуганно спросила, кто там.
- Это я, подружка! – крикнула радостная Протасевич – Открывай!
Кристина щелкнула замком. Лена затушила сигарету и проследовала за подругой.
- Что ты вчера унеслась так рано? Не понравилось разве?
- Я не одна ушла, а с Левой.
- Он мне потом сказал, что ты бросила его одного, а сама ушла. Нехорошо.
Кристина обратила внимание на то, что Лена в той же одежде, что и вчера.
- Ты что, не ночевала дома?
- Нет. – Лена раскинула руки. – Только не спрашивай, где я была.
- А что говорит твой уважаемый папочка по поводу твоих не ночеваний дома?
- Я совершеннолетняя, что он скажет? Он знает, что я курю и не ночую дома.
- Зачем ты пришла?
Лена удивилась.
- Как это – зачем? Я пришла к тебе в гости. Ты мне не рада?
- По правде сказать, Лена, я боюсь с тобой дружить. Меня наша дружба стала напрягать.
- Ну, как хочешь, - только и сказала в ответ Протасевич.
 
4
- Папочка, - Лена поцеловала отца в щеку, - я сегодня иду на день рожденья, так что рано меня не жди.
- Ты ночевать-то придешь?
- Обязательно, - заверила Лена.
Принесли ее в дупель пьяную среди ночи, она лежала на плече у Лосева. Отец уже спал и не видел этого безобразия.
Но утром Лена не вышла к завтраку: ей было очень плохо. Тогда отец сам поднялся к ней. Сначала долго смотрел с укоризной, а потом сказал:
- Чтоб это было  в последний раз.
Лена молчала.
- Почему ты молчишь, когда я  с тобой разговариваю? – повысил голос отец. 
- Обещаю, папочка, - нехотя ответила Лена.
- Зря  я все-таки позволил тебе не учиться. Так бы  у тебя было хоть какое-то занятие, а то сгуляешься вся да сопьешься. Ну, ничего, еще не поздно успеть в последний вагон. Поедешь в Лондон или в Америку.
- Не хочу я за границу, папа. Если учиться, то только в России.
- Что за глупости? Дочь министра должна учиться за границей.
- Папа, я не знаю английского языка, куда я поеду?
- Хорошо, убедила. Осень на дворе, приемные комиссии в МГУ или МГИМО еще должны работать. Попробуешь туда.
- Как скажешь, папа.
- Ты помнишь, какой день в следующую пятницу?
Лена напряглась:
- Мамин день рожденья!
- Вот именно, ей бы исполнилось сорок два года. Тебе бы об этом помнить, а не шататься по подворотням абы с кем.
- Я не в подворотне была, а в ресторане. И не абы с кем, а с друзьями.
- Ты мне не груби, не то получишь. Найди мне мамины  бусы. Они должны  у тебя быть, ведь после маминой смерти  я отдал тебе все ее украшения.
- Они где-то есть, я поищу. Только не сейчас, мне очень плохо.
- Мы с мамой не так тебя воспитывали. Ты должна быть порядочной девочкой, а ты как себя ведешь?
- Папа, я уже взрослая.
- Пока ты живешь  в моем доме, решать за тебя буду я. И контролировать твое поведение тоже я буду. Выйдешь замуж – пожалуйста, ни слова не скажу.
- Папа, а я собираюсь замуж.
- За кого? За того парня, который гол как сокол? Мне такой зять не нужен. Я  в конце месяца еду в Швейцарию с официальным визитом – попробую там присмотреть тебе жениха.
- Папа, а зачем тебе бусы?
- Хочу сделать из них окантовку маминого памятника. Я уже все решил и договорился с людьми.
В спальне Лены зазвонил телефон. Она сняла трубку.
- Да, Татьяна Ивановна? Переключите.
Звонил Лосев. Лена сперва слушала, потом сказала:
- Не, Саня, я завязываю. Я же замуж собираюсь, поэтому должна быть примерной женой. И не проси. Я поступаю на учебу. – Она положила трубку.
В течение трех недель Лена Протасевич стала студенткой  РУДН.
 
5
Олег в сопровождении Лены очень робко вошел в особняк Протасевича. Однако время для знакомства оказалось не совсем удачным: министр был не один, а вместе с президентом Владимиром Николаевичем Селезневым дружно пил чай за столиком в гостиной. Разговор у них был не политический. Но Лена не удивилась присутствию Селезнева: они жили по соседству и президент частенько бывал у них дома.
- Здравствуйте, Владимир Николаевич! – первой поздоровалась Лена.
- Привет, Леночка. Здравствуйте и вы, молодой человек!
- Здравствуйте, Владимир Николаевич! – растерянно произнес Олег: все же ему еще никогда не приходилось видеть перед собой живого президента страны, а тем более разговаривать с ним. Затем, так же растерянно, обратился к министру:
- Здравствуйте, Михаил Яковлевич!
- Добрый день, Олег! Прошу вас проходить, не стесняйтесь. – Протасевич встал с кресла, подошел к гостю и пожал ему руку. У Олега голова пошла кругом: еще месяц назад, когда умерла его мать, он и представить себе не мог, что скоро сам министр российской политики пожмет ему руку и приветливо пригласит в свой нескромный дом. И причем не абы какой министр, а федеральный. Олег даже в своем самом счастливом сне не мог мечтать об этом. А Михаил Яковлевич продолжил:
- Добро пожаловать остановиться у нас. Надеюсь, вам здесь будет уютно.
Про себя Олег подумал: «Да, Азаров, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях. И как же ты теперь собираешься общаться с этим дядькой? Да к нему и обратиться-то за чем-либо неудобно».
Позднее у Олега сложится о министре водных ресурсов такое впечатление: он не скуп, он хороший отец, любит свой народ и искренне старается для него. Но превыше всего он, конечно же, ставит свою любимую и единственную дочку, а также репутацию доброго имени своей семьи. О самой же Лене сделает вывод, что она гордится своим происхождением и тем более отцом.
Вскоре Селезнев покинул особняк министра. Тогда домработница Татьяна Ивановна принесла поднос с чаем и купленным караваем. Чаепитие происходило здесь же, в гостиной, за накрытым столом.
- Присаживайся, - сказала Лена Олегу и увлекла его за руку, усадила рядом с собой.
- Будем знакомы, молодой человек, - сказал Протасевич. – Вас ведь, кажется, Олегом зовут?
- Да.
-А меня зовите просто: дядя Миша. Расскажите о себе. Кто вы, откуда?
- Я сирота.
- Это прискорбно, - посочувствовал Протасевич. – Я по своей Лене вижу, что это очень печально. Ей не хватает мамы.
- В этом году я выучился на автослесаря. Но на досуге иногда пробую писать стихи, - признался Олег, при этом очень смутился, что даже покраснел. Лена брызнула смехом прямо в чашку.
- Стихи – это прекрасно, - неожиданно одобрил министр. – Поэзия – это божий дар, поэтом надо родиться, ведь писать стихи, я полагаю, нелегко.
- Да, трудновато, - согласился Олег.
- Да, это надо составить рифму и выстроить логическую взаимосвязь. Писать стихи – это целое искусство, к сожалению, я их писать не умею. Но я люблю стихи и всегда хотел, чтобы и Лена тоже стихи писала. Но ей этого не дано. Она даже читать стихи не хочет, а я ей не указ.
- Папа, не смеши меня! – давилась чаем та. – Поэзия – это самое нелепое, что только  может быть  в жизни!
- Дорогая Елена, вот здесь  я  с тобой не соглашусь. Поэзия – это песня души. Олег – так, кажется? Не можете ли вы мне что-нибудь прочитать?
Олег смутился еще больше, однако решил, что спорить с министром нельзя, и, волнуясь, сказал:
- Месяц назад у меня умерла мама, а это стихотворение  я посвятил ей. Правда, оно коротенькое,  я написал его в больнице… - А потом проговорил:
Милая моя, тебе нельзя солгать,
Нельзя тебя обидеть, предать, возненавидеть,
А только голосом твоим в ночи лишь можно наслаждаться
И господу молиться за тебя…
-…оно так и называется: «Маме».
- Потрясающе! – похвалил Протасевич. – Замечательные строки, мне очень понравились. Спасибо.
Лена покосилась на Олега и насмешливо отвела взгляд.
- Я свою маму никогда не забуду, - сказала только.
Близилась ночь. Хотя Лена и полагала жить с Олегом как со своим мужем, все-таки спальню ему выделили отдельную. Олегу было все равно, ведь он же не знал, что без него его женили, потому не имел вопросов. Татьяна Ивановна с Леной отвели его в спальню.
- Лена, - спросил Олег, поднимаясь наверх, - а почему твой отец мне все время выкает?
- А он со всеми так. Говорит, что это воспитанно и правильно.
- Странно: мне выкает, а с Селезневым на «ты».
Спальня, к удивлению Олега, была уставлена самой обычной мебелью, да и вообще все апартаменты особняка были близки к апартаментам россиянина среднего достатка. Все, что отличало этот особняк, - камин в гостиной. Все выглядело очень скромно. За день Лена успела ознакомить Олега со всем домом, поэтому к ночи он уже мог делать какие-то выводы.
- Вы постель сами соберете или вам помочь? – заученно спросила Татьяна Ивановна Олега.
-Нет; спасибо большое,  но я привык такие вещи делать сам.
- Тогда доброй вам ночи.
6
Утром Олега разбудил шум. Он прислушался. Из спальни Лены доносились крики. Протасевичи папа с дочкой ругались. Олегу стало интересно, и он навострил уши – благо, крики были разборчивые.
- Откуда это у тебя, Лена, откуда? – орал Протасевич, махая перед лицом дочки упаковкой презервативов.
- Папа, я уже взрослая, что хочу, то и делаю! – огрызалась Лена.
- А  я-то думал, моя дочь порядочная! А она мне всю репутацию портит!
- Папа, ты никогда не задавался вопросом, почему я не ночую дома, где  я бываю и с кем?
- Тебе не стыдно отцу такое говорить?
- Почему мне должно быть стыдно? Мне двадцать лет.
- Хоть пятьдесят! Я уже говорил тебе, что пока ты живешь  в моём доме, я буду следить за твоим поведением. Выброси это в мусорницу.
Протасевич оставался в спальне дочери и смотрел в выдвинутый ящик, где были найдены «контрацептивы». Внезапно он решил обыскать этот ящик. Михаил Яковлевич вывернул все его содержимое, на свет показалась пачка сигарет с ментолом.
- А это чье, тоже твое? – Лицо политика приобрело свирепый вид.
- Это Лева забыл, - проговорила Лена.
- Лева? Он курит сигареты с ментолом? Когда он мог их забыть? Что он вообще делал в твоей спальне? Ты сюда мужиков водишь? Ты совсем стыд потеряла?
- Но где же мне еще принимать гостей, которые ко мне приходят?
- Где принимать? У нас особняк большой, места достаточно. Почему ты всякую дрянь сразу ведешь к себе в спальню? Ну-ка, дыхни, - приказал министр.
Лена приблизилась к отцу и дыхнула. И сразу же получила по шее.
- Так я и думал. Сколько раз тебе говорить, чтоб я больше не видел тебя с сигаретой?
- А почему ты роешься в моих вещах? Кто тебе разрешил? – пошла в наступление Лена.
- Ты как со мной разговариваешь? Отец я тебе или кто?
Лена замолчала.
- Презервативы, сигареты – на кого ты похожа? В общем, доченька моя, ты меня разочаровала. Такого я от тебя никак не ожидал. Я вынужден принять меры. Я тебя накажу. Да-да, накажу. Ты терпеть не можешь политики, поэтому три ближайших дня я буду брать тебя с собой в министерство. Посидишь там со мной три дня без дела, а там посмотрим.
- А как же учеба?
- Наверстаешь. От трех дней с тобой ничего не случится. А летом, когда я буду в отпуске, я поеду отдыхать, но тебя с собой не возьму.
Завтра утром лимузин министра Протасевича остановился на Сущевском валу, где располагалось министерство водных ресурсов. Из машины показались министр и его дочь, они прошли в белое здание цилиндрической формы. Следом за ними – охранная свита министра.
Чуть позже Олег узнал, что министр Протасевич был до мозга костей  демократом, свято чтившим права человека и Конституцию, убежденным противником смертной казни и ярым сторонником  суда присяжных.
 
7
В комнате Олега горела настольная лампа, он сидел за столом и писал все новые и новые стихи. Рядом, справа, прямо на столе сидела Лена, свесив ноги вниз, и снимала косметику, маникюр. Олег не обращал на нее внимания и продолжал заниматься своим делом. Лена тоже втихаря занималась своим. Они почти молчали, перебросившись несколькими словами. Лена уже готова была ко сну, волосы были распущены. Вместо ночной сорочки она обычно носила пеньюар. Олег еще не раздевался.
Наконец он отодвинулся на стуле, чтобы встать.
- Лена, - предложил он, - хочешь, я тебе свои новые стихи почитаю?
Но она вместо ответа вскочила к нему на колени как наездница и развязала халатик. Олег невольно увидел ее обнаженную, ухоженную, большую грудь и опешил, быстро-быстро заморгал глазами:
- Лена, ты что, прекрати немедленно!
- Почему я должна прекращать? Ты живешь в моем доме, живешь со мной. А почему ты со мной живешь? Правильно: ты готовишься стать моим мужем. А раз так, чего мне стесняться? Нахрен мне твои дебильные стишки? Я хочу тебя, Олежек, пожалуйста, я тебе вся отдаюсь. – Объятья Лены плавно перешли в страстный шёпот.
- Лена, у меня раньше такого не случалось, и я не знаю, получится ли, - ужасно оробев, признался он. – Я еще никогда не пробовал.
- А ты попробуй, - не сдавалась похотливица. – Надо ж когда-то начинать, ну. Тем более что тебе двадцать три года, в наше время это непорядок. – Она совсем спустила халат, поцеловала Олега в губы и выпятила грудь. Обалдевший парень замялся, но она приложила его руки к своей груди и тяжело задышала. Олег скупо, но довольно улыбнулся: тело Лены вызвало  в нем интерес. Он резко отодвинул ее от своих колен и приблизил  к кровати. Крепко впился в губы ответным поцелуем, плавно опустил на кровать. Сам шустро разделся и прыгнул к ней.
В комнате продолжала тускло гореть лампа, на кровати происходила возня, на стене отражались тени. Никто и ничто не мешало этому, ничто и никто тут не был свидетелем…
Они проснулись вместе поздно утром. Олег первым открыл глаза: Лена, заложив руки под голову, лежала, отвернувшись к стене, и казалась спящей. Сам он прекрасно помнил, что произошло вчера, но он не испугался и не почувствовал отвращения, хотя перед ним была дочь самого министра России, с которой он ночевал в одной постели. Парень, приподнявшись на локте, с нежностью посмотрел на Лену и хотел было до нее дотронуться, как вдруг она резво вскочила сама.
- А говорил, не пробовал! Молодец, Олежка, я тебя хвалю! Спасибо!
Он густо покраснел и рванулся вставать на пол.
- Забудем об этом, Лена, не надо. Пожалуйста.
Лена взяла его за щеки и мягко похлопала:
- Ну что такое? Тебе стыдно? Напрасно: мне очень понравилось. Как такое можно забыть?
Олег дернулся:
- Не надо, Лена, перестань. Оставь меня в покое.
Она поднялась на кровати.
- Привыкай, - вдруг ошарашила она его. – Скоро мы  с тобой поженимся, так что придется работать каждую ночь.
Он вздрогнул как ошпаренный:
- Что ты сказала?
- Что ты слышал. Скоро я стану твоей женой. Но раз ты сам не делаешь мне предложения, мы с папой решили это за тебя. Ты же знаешь, что папа готов ради меня на все. Стоит мне только слово сказать – и я  получу все, что хочу.
Олег в страхе отскочил от кровати.
- Но я не хочу жениться, Лена. Ни на тебе, ни на ком-то еще. Мне только двадцать три года, я еще не готов. К тому же я  не люблю тебя, а жениться без любви не в моих правилах.
Лена закричала:
- Вот как? А то, что ты живешь у меня приживальцем и за удовольствие не платишь – это  в твоих правилах жить так? Нет, ты женишься на мне, хочешь ты того или нет. Ты меня не любишь, но я и не требую этого. Зато, может,  я тебя люблю.
Олег понял, что из этой классной резиденции все-таки придется делать ноги. Хоть куда, хоть под мост, но здесь жизнь кончилась и ее не будет. Но интересно, у нее с министерским папашей сговор и тот сам подложил дочь под Олега, или же то, что  у них было, вовсе никакой не сговор?
- Нет, - вдруг резко передумала Лена, - ты меня сначала заслужи! Ты меня недостоин! – Она стала сбрасывать его вещи со стола. – Ты не умеешь обращаться с девушкой, а потому ты свинья. Этого я тебе не прощу и так просто не оставлю.
Страшно психуя, она выбежала за дверь и полетела в комнату отца с криком:
- Папа, этот бомж меня изнасиловал!
Олег готов был искать в комнате пятый угол. Сейчас он понял, что это конец. Куда деваться? В окно? Было довольно высоко. И пока он думал, сам министр водных ресурсов ворвался в его комнату и скрутил ему руки за спиной.
- Я тебя, сволочь, расстреляю, - предупредительно прогудел политик. А Олег и не  сомневался, что слово свое он сдержит.
Тем временем Лена вызывала по телефону наряд милиции.
 
8
Пройти судмедэкспертизу Лена наотрез отказалась, а отца упросила оставить эту затею и не заставлять ее, так как ей очень бы не хотелось переживать случившееся заново. Тем дело и кончилось, а чтобы по ходу суда вопросов по экспертизе никаких не возникло, Протасевич «подогрел», кого надо, деньгами.
Олега арестовали.
Адвокат семьи министра, Шерстнев Анатолий Генрихович – человек сорока лет, адвокат Олега – на седьмом десятке. А противники попались по-настоящему сильные: у них деньги, у них власть, у них имя, репутация и признание всего русского народа. У них масса полномочий, у подсудимого с адвокатом – ничего. Нет даже свидетелей. Рассчитывать им не на что. Прессу в зал не допустили, сославшись на закрытый характер процесса.
По справедливости потерпевшим в этой истории был Олег Азаров, но шансы на победу  у него были ничтожно малы. Сам министр водных ресурсов страны злостно ополчился против Олега, стал ему тыкать, напрочь забыв о всяком былом уважении. Он оскорблял парня и требовал его расстрелять или же замуровать его в одиночку до конца дней. И еще грозился, что ни на какую милость «этот ублюдок» может не рассчитывать. Подсудимый Азаров и не сомневался, что свои угрозы министр Протасевич исполнит. Что же до прокурора, так тот в своих обвинениях вообще утверждал, что Азаров совершил преступление не только против половой свободы, а и против государства, раз потерпевшей оказалась дочка федерального министра. Все, что мог делать Олег, это чистосердечно каяться в том, что переспал с Леной, и искренне сожалеть, что вообще с ней познакомился и пришел жить к Протасевичам. Обошлось же все так, что в его пользу не обнаружилось ни одного смягчающего обстоятельства, а его адвокат оказался бессильным соперником в одиночной борьбе с министерским. Сама же Лена строила из себя оскорблённую и униженную, умоляла судей наказать ее обидчика. Она прямо на ходу придумала историю о том, как подверглась сексуальному насилию, как отбивалась от насильника, но все равно оказалась намного слабее его, а он, паскудник, грубо надругался над ней, когда они были одни в доме. Когда судья читал приговор, Олег закрыл уши  в ожидании  самого худшего, но по итогу вышло четыре года строгого режима без права на помилование или амнистию.
Слава богу, что хоть жив остался! Но, может, лучше бы в самом деле расстрел, а то ведь теперь место возле «параши» ему обеспечено. Однако умирать из-за этой министерской шалавы жалко как-то…
В течение десяти дней адвокат Олега пробовал подать кассационный протест в Верховный суд. Но утром  следующего дня по дороге на работу на него в подъезде дома напали неизвестные дюжие парни, которые избили пожилого человека и отобрали у него материалы, имеющие отношение к делу Азарова…
Олег содержался в СИЗО-3 Лефортово  ФСБ, где содержатся, как правило, обвиняемые в совершении преступлений против общественной безопасности, а также некоторые государственные преступники. В число последних вошел и Олег. А что самое ужасное, но чего следовало ожидать, там его «опустили»…
Спустя десять дней его приговор вступил в силу, и Олег в «столыпинском вагоне» был этапирован в уральский город Пермь, на зону «строгач». Вот и стал он простым ЗК, который в первый же день был определен в самую низшую, самую презираемую в ИК касту «обиженных»…
 
 
 
 
Часть вторая
Жертвы
1
Поезд «Пермь-Санкт-Петербург» подъехал к станции Москва. На перрон ступил симпатичный голубоглазый парень с взъерошенными, пшеничными волосами, роста выше среднего, лет примерно двадцати семи. Вид он имел больной, уставший и замученный, одет был небрежно, в руках держал какую-то скупую торбу. Шагал он подкошено. Он вяло пошлепал прочь от края платформы, но едва он ступил шаг, как у него резко закружилась голова, потемнело в глазах, и он упал прямо на асфальт.
В себя он пришел очень тихо и незаметно. Открыв глаза, увидел, что находится под белым потолком. А рядом с ним стояла фигура в белом и поправляла ему капельницу. Обведя глазами вокруг, понял, что находится в больнице.
- Вот ты, наконец, и очнулся, - сказала ему фигура в белом. Олег поднял на нее глаза и увидел, что девушка молода и красива, с каштановыми волосами и серо-голубыми глазами, с красивыми ножками под халатиком. А на бирке читалось: «Карелина Надежда Николаевна, медсестра I категории».
- Вас Надя зовут, - тихо сказал Олег и отвернулся. Медсестра ему понравилась, но после клеветы  Ленки Протасевич Олег Азаров стал бояться девушек, даже порядочных. Из-за наглой напраслины одной он возненавидел всех. Еще в колонии он ощутил к ним неприязнь и страх.
Взгляд Олега застрял на столике у окна, где лежали разные врачебные атрибуты. Надя присела рядом на стул и принялась заполнять на пациента медицинскую карту.
- Очень хорошо, что ты очнулся, - повторила она. – Быстренько назови мне свои имя, фамилию, отчество, год рождения и адрес.
Больной послушно и подробно все сказал, соврав, однако, что детдомовец. И спросил сам, что с ним.
- Ты находишься в тубдиспансере, Олег, у тебя острая форма туберкулеза. Болезнь серьезная, поэтому расскажи, с кем ты контактировал: эти люди должны быть проверены.
К большому удивлению Нади Олег заплакал. Тихо и робко, но отчаянно. Ему не хотелось, да и больно было, вспоминать, что он сидел четыре года за преступление, которого не совершал, за что и жил «петухом» возле «параши». С кем запрещено общаться, кого положено унижать, с кем не сидят за одним столом, зато бросают в миску окурки и плевки, что, в конце концов, у него погоняло Дунька…
Давно Олег не был на свободе, давно не смотрел телевизор. Не знает он, что делается в родной стране, кто сейчас президент. Но своих обидчиков он помнит очень хорошо. Что-то теперь с Протасевичем и где он, кто он теперь? Как Лена? Вышла ли замуж и за кого, за какого заморского принца? Помнит он их, хотя лучше бы не помнить и не знать. Ведь все четыре года Протасевич из Москвы лично контролировал, как отбывает свой срок заключённый Азаров. Михаил Яковлевич знал о каждом шаге Олега, о его поведении, работе, бытовых условиях. Оттого за все годы Олегу никогда не было никаких привилегий, ни поощрений, ни благодарности, тем более амнистии.
- Ты чего, господи? – Надя посмотрела на него испуганно.
- Я не могу сказать. Это для меня очень тяжело, но забыть этого нельзя. – Он заплакал сильнее, даже затрясся от слез.
- Ого… - Надя встала с места и подошла к нему, обняла, прижала к себе. – Что с тобой случилось?
- Никогда не спрашивай меня об этом, хорошо?
- Но мне нужно знать, с кем ты контактировал. Пойми: это необходимо. Тебя лечить придется долго.
- Меня самого, наверно, заразили, - сквозь слезы проговорил он.
- Кто?
- Общество, в котором   я находился. Я сидел в тюрьме, Надя, и имел контакты с заключенными.
- За что ты сидел?
- За то, чего не совершал. Меня подставили.
- Хорошо, если тебе не хочется вспоминать,  я не буду навязываться. Сам расскажешь, когда захочешь. А сейчас повернись, мне надо сделать тебе укол.
Укол оказался болезненным, Олег даже поморщился. Надя подала ему градусник.
- На, измерь температуру.
Олег лежал на боку и думал о том, что и с Протасевич он тоже познакомился в больнице. И это знакомство изменило его жизнь. Теперь вот он так же познакомился с Надей. Интересно, замужем ли она? Кольца, впрочем, не было.
- Вы замужем? – спросил Олег нечаянно.
- Нет. Я в разводе, - сразу же ответила Надя. – А тебе зачем?
Медсестра Карелина сама не меньше своего сложного пациента носила в душе собственное горе, причем оно было схожим с горем Олега, даже на характерах этих людей отразилось похожим образом. Просто каждый из них переживал свое горе по-своему.
2
Сейчас ей двадцать пять, а в пятнадцать ее изнасиловал отчим. Когда мать Нади привела его в дом, он уже имел двенадцать лет тюремного стажа и в тот год вернулся домой  после очередной отсидки. Мать Нади хотела к тому времени порвать с сожителем все связи, но еще не успела его выгнать, когда сожитель увидел в пятнадцатилетней Наде женщину – до такой степени он деградировал. Началось все с того, что отчим начал подозрительно смотреть на Надю, будто бы разглядывал ее или изучал. А однажды он очень странно обнял Надю: крепко и при этом целовал ей лицо и ласкал спину. Надя в тот момент похолодела, но похотливый зек вдруг начал цапать ее за все выпуклые места на теле. Надя рассказала об этом маме, но мама лишь предупредила сожителя.
Все произошло очень быстро, даже ненатурально. Семья Карелиных тогда жила в районе Митино. Квартира была двухкомнатная. Мать Нади работала, сама Надя училась в школе. Однажды она пришла домой, а отчим в одиночестве глушил водку. После попойки он обычно забуривался спать. Надя  надеялась, что и в этот раз будет так же, но она ошиблась. Отчим нутром почуял, что пришла падчерица, и вышел ей навстречу. Надя как раз снимала пальто. Отчим подлетел к ней и помог раздеться, затем обхватил за талию и поволок в спальню. Надя вырывалась и пыталась кричать, но отчим зажал ей широкой лапой рот, грубо бросил на кровать. Надя заплакала, но отчим ударил ее кулаком в живот, подмял под себя. Начал срывать одежду…
Девочку охватил леденящий кровь ужас. Изо всех своих детских сил она рванулась и выскользнула из рук отчима, бросилась к двери. Отчим настиг ее одним прыжком, сильно ударил, сгреб в охапку. Надя билась, плакала, умоляла. Отчим заламывал ей руки, тащил назад в комнату. В следующую минуту тело девочки судорожно задергалось под тяжелой тушей педофила…
Когда совершалось насилие, вернулась домой мать Нади. В спальне она увидела омерзительную картину. Надя была без сознания. Мать в ужасе выдернула из розетки настольную лампу и огрела сожителя по голове. От удара он отрубился, а мать тем временем вызвала милицию. Пока они ехали, насильник пришел в себя и понял, что сожительница стала ненужным свидетелем. Он схватил нож и без предисловий всадил ей в спину. Женщина ойкнула и тут же обмякла.
Деградировавший подонок не знал, что за ним уже едут.
Он получил двадцать пять лет особого режима, но через несколько лет был убит при невыясненных обстоятельствах.
Надя долго пролежала в больнице, где и поняла, что стала бояться мужчин. Вдруг заметила, что стала избегать их и замирает от одного только их вида. Но она была красива, и многие ребята искали случая познакомиться с ней. Одному это удалось, и в девятнадцать лет Надя Карелина вышла замуж. В двадцать один, правда, развелась, а в двадцать лет у нее случился выкидыш – сказались последствия изнасилования, Надя не смогла выносить ребенка. Сейчас она жила одна, мать погибла, отца нет, братьев-сестер тоже. Из всего наследства только квартира в Митино.
3
- Надя, ты не знаешь, кто у нас сейчас министр водных ресурсов?
- Не знаю, Олежка,  я политикой не интересуюсь.
- А президент у  нас кто?
            - Селезнев остался. Его в прошлом году переизбрали. А почему ты спрашиваешь?
            - Так, интересуюсь. Я ведь на зоне даже телевизор не смотрел, понятия не имею, кто страной руководит. А министром водных ресурсов четыре года назад был Протасевич Михаил Яковлевич. Это он меня посадил. А его дочка меня оговорила.
            - Ты лично знаком с самим министром? – Надя ахнула.
            - Эх, Наденька, лучше бы мне его не знать. Знаком на свою беду.
            - Ты спал с его дочкой?
            - Это была моя большая ошибка. Честное слово, если бы можно было что-то исправить и вернуть назад, я бы никогда такого не сделал.
            - Как это случилось?
            - Лена меня соблазнила, и я не сдержался. В итоге мне с горем пополам дали четыре года, которые я оттрубил до звонка, не подлежа никакой амнистии. Я сидел по самой позорной статье. Теперь ты понимаешь, почему  я никому о себе не рассказываю. Сидел  я очень плохо, меня самого там насиловали.
            - Но ведь ты же не насиловал эту Протасевич! Разве ж не проводили экспертизу, чтоб установить, был ли контакт насильственным или нет?
            - Нет, Надюша, никаких экспертиз не проводилось. Понимаешь, Протасевич так воспитана, что избалована и ей все дозволено. Она просто сказала, что я ее изнасиловал, и отец ей на слово поверил. А дальше все было очень просто. Уважаемый человек, министр, имя, всенародная любовь, наконец, деньги – все было против меня.
            - Почему Протасевич подставила тебя?
            - Она хотела, чтобы я  на ней женился, а я был не готов еще к  женитьбе. Да и на ней мне жениться не хотелось. Словом, я Ленке отказал, она обиделась и наказала меня. Ей-то ведь отказывать не принято.
            Надя склонилась над Олегом и нежно прижала его к себе.
            - Где ж ты раньше был, Олежек? Почему я тебя раньше не знала?
            Он вздрогнул от удивления:
            - Я тебя не понимаю, Надя. Ты это о чем?
            - Олежка, ты не представляешь, что ты для меня значишь! – Она вдруг заплакала. – Сама судьба послала тебя мне! Я как никто понимаю тебя, ведь я тоже была жертвой насилия.
            - Когда?
            - Десять лет назад. Меня изнасиловал отчим, а потом он убил мою маму, которая случайно нас застукала. Потом он сам сгинул в лагерях. Прошло уже много лет, моего обидчика нет  в живых, но эта рана во мне по-прежнему жива. Мне стало легче после того, как я вышла замуж, но до конца такое не забудется никогда.
            Олег сразу и не нашелся, что сказать. Надя плакала у него на плече. Он обнял ее и уставился в пространство. Душу охватило волнение. Он отнял Надю от своего плеча и посмотрел в ее заплаканное лицо, молча приложился своими губами к ее губам. Поцелуй получился не очень крепким, но тёплым и нежным. И от него обоим сразу полегчало. Олег как-то вдруг понял, что не боится Нади и может ей довериться. А Надя сознавала, что может его понять.
            - Надюш, а хочешь, я тебе стишок почитаю, который я посвятил тебе?
            - Мне? Посвятил мне? Ты никогда не говорил, что пишешь стихи…
 
 
Робка была ты и нежна,
Стройна, наивна и не смела,
Чиста была твоя душа,
Прекрасным было твое тело.
 
На сцене ты была звездою,
Не затухающей, живою,
И не надменною, а тою,
Что свою яркость набирала с высотою.
 
В глазах огромных, синих, как волна,
Застывшая слеза едва дрожала.
От счастья радостью твоя душа была полна,
И сладостным восторгом сердце наполнялось.
 
Но славы громкой не хотела ты
И свой талант дарила безвозмездно,
Была ты девой чистой красоты
И ангелом негаснущей надежды,
- проговорил Олег не торопливо.
             У Нади на глазах опять выступили слезы. Но теперь это были слезы радости.
            - Спасибо, Олежек, спасибо. Очень, очень красивые стихи. Ты настоящий поэт, знаешь ли ты это?
            - Нет, не знаю. Протасевич мои стихи не нравились, а вот министр отнесся к ним весьма положительно.
            - Да она просто дура, твоя Протасевич. Недобитая дура.
            - Хотел бы  я посмотреть ей в глаза, этой дуре. Как она там поживает, вот интересно.
4
            Этой ночью, когда Олег крепко спал, к нему в палату проникли двое неизвестных в черных масках-шапочках с прорезями для глаз. Они не слишком осторожничали, так как не боялись разбудить Олега, хотя нарочно этого тоже не делали. Они пробрались через приемный покой.
            Олег не шевелился. Неизвестные приблизились к нему и сначала вставили ему в рот кляп, а затем тихонько набросили на лицо спортивную футболку, которую плотно зажали за ушами. Олегу стало не хватать воздуха. Он задергался на кровати, замахал руками, но они были тут же связаны вдоль по телу. Олег пытался закричать, но это не получилось. Вдруг на коридоре послышались чьи-то шаги.
            Налетчики поспешили ретироваться. Один залез под кровать, второй сиганул в окно – прямо с третьего этажа. Но шаги прошли мимо. Сидевший под кроватью бандит высунулся, повертел головой, выполз назад, поднялся. Подошел к окну и окликнул товарища. Тот не отозвался. Тогда он тоже выпрыгнул следом.
             В связанном виде Олега и обнаружила санитарка. Назавтра о том, что случилось, знало все отделение.
            - Я догадываюсь, за что мне это, - сказал Олег Наде. – Их, однозначно, подослали. А вот кто – не знаю.
            - Думаешь, опять Протасевич?
            - Вряд ли. Наденька, дорогая, это же элементарно: я «петух», я «обиженный», я «дырявый», а ими остаются пожизненно. Преступный мир такого звания не прощает.
            - Завтра тебя переведут в общую палату, там ты будешь не один. Олежек, нам с тобой надо пройти курс реабилитации, вот что. Иначе мы никогда не справимся со своими переживаниями.
            - Хорошо, - не колеблясь, сразу же ответил он.
            - Только психологу надо рассказать все, как есть. От психологов ничего не скрывают.
            - Я понимаю. Скажи, Надя, какое сегодня число?
            - На дворе зима, а что?
            - В сентябре было четыре года, как умерла моя мама, а я даже не имел возможности  по ней поминки справить. Даже годовщину не делал.
            - Кстати, ты мне до сих пор так и не рассказал, кто твои родители.
            - Я стыжусь своей семьи, да и нечего мне о ней рассказать. Отец мой пьяница запойный, мать в могилу свел, а мать – самоубийца, не вынесла жизни с пьяницей. Она наглоталась таблеток, отравилась. Но я ее не сужу. Я даже истинной причины ее смерти никому не раскрыл, всем говорил, что она умерла от инсульта. Я был недалек от истины: мама страдала гипертонией. Самоубийство такое дело… не каждый поймет. Даже не знаю, что мне делать, когда придет время отсюда уходить. Домой я не пойду – там не квартира, а хлев. Да и не был я там больше четырех лет, понятия не имею, что там сейчас делается. Разве что бомжевать идти… А может, в петлю, вслед за мамой?
            - Ты даже думать об этом не смей!
            - Хочешь, я прочитаю тебе стихотворение, которое посвятил маминой памяти?
            - Вот это другое дело! Конечно! Мне так нравятся твои стихи.
            И Олег прочитал, будто ручеек:
Шли дни, недели, месяцы и годы,
            А новый день сулил все то же, что вчера.
А ты искала счастья и свободы,
Не замечая уходящие века.
 
Теряя веру в счастье и надежду,
Ты не ждала от жизни перемен.
Носила молча белую одежду,
Дарила все, ничто не брав взамен.
 
Тепло своей души дарила людям,
Надежду возвращала и мечты.
Ты говорила: «Все мы будем
Жить лучше за свои труды.
 
Все мы получим то, что заслужили,
За все поступки, мысли и слова.
Добро придет к нам, коль добром платили,
А зло воротится сполна».
 
Тебя превозносили и хвалили,
Считали мудрой, чуть ли не святой.
Но ведь никто не знал, какие силы
Тебе нужны, чтоб справиться с бедой.
 
Никто не знал, как много в сердце боли
Хранила мать с неведомых времен…
Надя с удовольствием поаплодировала. Олег усмехнулся кисло:
- Я сразу думал написать сонет, но потом расписался и получилось это. Мне лично кажется, здесь что-то не то. Чего-то не хватает или что-то лишнее.
- Отличное стихотворение, - настаивала Надя. – Я такого не напишу
.
5
 На следующее утро Олега перевели в новую палату. Там уже лежали трое парней и все – туберкулезники. Они быстро все перезнакомились и подружились. Олег попросил Надю принести ему что-нибудь почитать и ждал ее прихода.
Надя проявилась ближе к вечеру. Вошла, поздоровалась.
- Я принесла тебе журналы и газеты, отобрала что поинтересней. Как ты и просил. Вот, держи, - Надя достала из пакета прессу и фрукты. – Как твои дела?
- С твоим приходом стало лучше. Надя, когда меня выпишут?
- Выпишут тебя нескоро, месяца через два. И то ненадолго. Потом тебе снова придется сюда лечь. А потом – каждый год в течение семи лет ездить отдыхать в  санаторий, пока не вылечишься полностью. Я разговаривала с твоим лечащим врачом. Олежка, туберкулез – это очень серьезно, а у тебя он к тому же и запущен. Но шансы на полное излечение есть. А жить ты будешь  у  меня, я  все равно одна живу.
- Пойдем, выйдем, - сказал он.
В коридоре он спросил:
- Надя, ты веришь, что я не насиловал Протасевич?
- Верю, конечно. – Надя удивилась такому вопросу.
- А почему? Ты сказала очень уверенно, но ты же не можешь знать наверняка…
- Просто я верю тебе, вот и все. А почему ты спрашиваешь?
- Я сегодня сон плохой видел. Про Ленку. Она не дает мне покоя даже во сне. Сон опять всколыхнул мою душу, рана в которой понемногу начала заживать после встречи с тобой. С тобой мне тепло и хорошо, а вот она… с ней… Черт знает, может ее убить?
Надя вздрогнула:
- Ты с ума сошел? Тебе мало неприятностей с Протасевичами? Опять на свою голову приключений ищешь? Не смей, слышишь? – Надя закричала. – Выброси эти мысли из головы! Не смей даже думать! Ужас какой, совсем сдурел малец! Что было, то было, забудь сейчас же! У меня тоже  в душе рана,  я тоже пережила позор  и унижение…
            - Твой обидчик  в могиле давно, его нет на свете, понимаешь? А она…
- Мы сходим к психологу, Олежа, нам станет легче! – умоляла Надя.
            Он пребывал  в таком состоянии, что готов был послать куда подальше и ее и психолога, он точно не владел собой. Нервы парня были на пределе. Но Надя прикоснулась к нему, тронула за руку, нежно прижалась к ней. От тепла Надиной души Олегу стало спокойнее. Он глянул на нее.
            - Надя, я тебя люблю. Ты меня извини.
            - За что тебя извинять? – она будто не расслышала.
            - Я знаю, клятва Гиппократа запрещает, чтобы  между врачом и пациентом была любовь, но  я ничего не мог с собой поделать.
            - А кто сказал, что я клятву давала? – Надя широко улыбнулась. – Я медсестра, а не врач, а на медсестер эта клятва не распространяется. Да и не твой я лечащий врач. Нам можно любить друг друга. Тем более что ты мне тоже не безразличен.
            - Ты, наверно, меня просто жалеешь.
            - Я тебя жалею как всякого пациента, но это не такая жалость. Ты вернул меня к жизни, Олежек. С тобой она обрела смысл, а то ведь я жила просто потому, что я жила. Когда я тебя увидела, поняла, что ты не такой, как все, другой какой-то… Я полюбила тебя незаметно для самой себя. – Надя прикоснулась к его губам и крепко их поцеловала.
            - Господи, как же все-таки прекрасно любить! – воскликнул Олег, когда их губы снова разомкнулись. – Какое же это счастье – любовь! Любовь – это такое чувство… оно спасает, ради любви идешь на все. Когда любишь, хочется кричать от счастья!
            И никто в больнице не замечал той радости, тех огоньков счастья, которые вдруг зажглись в давно потухших и безрадостных глазах медсестры Карелиной. Никто не знал, что происходит между ней и пациентом Азаровым.
 
6
            Наконец Олега выписали. Надя привела его в  свой дом
            Квартира Нади была чистой и красивой, уютной – это Олег отметил сразу. Он давно отвык от квартир, давно в них не жил, а теперь будто глоток свежего воздуха вдохнул.
            - Располагайся, - спокойно сказала Надя. – Проходи, куда хочешь, ты  дома.
            - Значит, ты здесь живешь… Уютно и хорошо. Где я буду спать?
            - Ты пойдешь в зал, а я буду здесь.
            Еще в больнице Олег и Надя между собой договорились, что спать будут в разных комнатах. Они не могли преодолеть то отчуждение, которое стояло у них к противоположному полу. Олег и не настаивал. В конце концов, с девушкой он спал всего один раз, опыта у него не было.
            - Но поужинаем мы сегодня вместе.
            За ужином Надя ему сказала:
            - Завтра пойдем к психологу. Я договорилась, что мы пойдем к ней домой.
            - Ты хорошо готовишь, знаешь ты это? – быстро оценил Олег.
            - До тебя мне этого никто не говорил. Спасибо.
            Утром он нашел на столе записку.
            «Олежка, все хорошо, - писала Надя своим красивым почерком. – Не переживай, я ушла на работу. Вернусь часам к четырем, потом пойдем к психологу. С утра ты очень сладко спал,  я не стала тебя будить. Увидимся. Целую, Надя».
            Он подошел к Надиной кровати. Она была аккуратно застлана. Парень осторожно отвернул покрывало и поднес к носу. С наслаждением вдохнул устоявшийся запах девичьего тела и вдруг почувствовал от него полное удовлетворение. Он не хотел оторваться от покрывала, упал на кровать и стал топить свои  поцелуи в подушке. От одной только мысли, что здесь спала эта девушка, Олегу делалось хорошо и легко на душе.
            Надя вернулась в четыре часа. Подала ему запасной ключ от квартиры.
            - Иди, попробуй открыть дверь.
            Он попробовал. Получилось.
            - Завтра я работаю во вторую смену, так что с утра идем к психологу. И вот еще что, Олежек. Тебе надо будет сходить в магазин. Это рядом. Я тебе оставлю деньги, и ты завтра сходишь.
            Назавтра от психолога Надя поехала на работу, а Олег пошёл исполнять ее хозяйское поручение.
            Ему пришлось проходить мимо пивного отдела магазина. А там тусовалась парочка молодых людей сомнительной внешности, попивавших пиво. Едва Олег поравнялся с ними, как один сказал что-то вроде «Вот и он», и второй преградил ему путь.
            Они вдвоем схватили Олега под руки, накинули на голову мешок и засунули в машину вишневого цвета. Привезли его как будто в подвал, потому что там была прохладно, заклеили рот и скрутили «ласточкой». Олег слышал голоса и довольный хохот каких-то парней. Потом один сказал: «Вот она», а второй подхватил радостно: «Авдотья! Наконец-то, Дуняша! Девочка, где же ты пропадаешь?» - догадался, что с ним хотят сделать. Он пробовал закричать, но не смог. А тем временем с него стянули штаны. И через считанные секунды он почувствовал резкую, острую боль во всем теле.
            Насиловали его долго, по очереди. И не просто насиловали – изгалялись, сопровождая свои издевательства громким гоготом и присвистами. Олег уже начал терять сознание от боли и не чувствовал, как его положили на деревянный стол и вытянули вдоль… Парня пользовали как девку. Никто не вспугнул садистов.
            Лишь к вечеру издевательства прекратились. Стало вдруг тихо. Олег неподвижно лежал на столе, под ним бурело темное пятно. Его нашел жилец подъезда, который вышел в подвал за картошкой. Парень был как неживой. Выглядел бледно, ладони были прохладные. На раздражение не реагировал. Но сердце тихо билось. Ему срочно вызвали «скорую».
7
            Надя весь день не находила себе места от беспокойства. Лишь на следующее утро ей позвонили из института Склифосовского от имени Олега и сообщили, что со вчерашнего вечера он находится в Склифе и уже прооперирован в связи с изнасилованием. Надя поспешила в Склиф.
            После операции Олег лежал в реанимации, но пребывал в сознании и чувствовал себя удовлетворительно. Однако увидеться им не разрешили. Лишь после того как Олега перевели в палату, им было позволено свидание.
            - Олежек, что с тобой сделали? – Надя упала к нему на одеяло и громко заплакала.
            - Это они, Надюша, - слабым голосом сказал он.
            - Кто «они»?
            - Те, которые преследовали меня еще в диспансере. Я узнал хватку одного из них. Прости меня, Наденька.
            - За что?
            - За то, что приношу тебе одни только несчастья. Это все из-за того, что я «петух». Им я останусь на всю жизнь. Но ты не заслужила страдать со мной вместе.
            - Перестань. Я же тебя люблю…
            В этот раз Олег Азаров пролежал в больнице недолго, однако за это время больше никто его не тревожил и не искал: видимо, то, что с ним надо было сделать, уже сделали. Когда он выписывался, попросил Надю принести ему пива. Надя принесла и всю дорогу сопровождала его, а он шел и оглядывался по сторонам. И – странное дело: по дороге домой Олег вдруг встретил Кристину, давнюю подругу Лены Протасевич. Они очень удивились встрече друг с другом, но вместе с тем и обрадовались.
            - Здравствуй, Олег! Вот уж не ожидала тебя увидеть.
            - А ты думала, я все еще на зоне?
            - Нет,  я об этом и не вспоминаю. По правде сказать, я и не сразу-то узнала тогда, что тебя осудили.
            - Главное, ни за что, - сказал Олег. – Наденька, это подруга Лены. Ты иди домой, а мы с ней поболтаем немного.
            Надя не стала возражать и пошла в подъезд.
            - Я тебе верю, - продолжала Кристина. – Но я не думала, что Лена сможет оказаться способной на такое. Я от нее всякого ожидала, но чтоб такое…
            - Вы с ней давно дружите?
            - Да мы с ней уже почти не общаемся. Я свела общение с ней к минимуму. А дружили… да, довольно долго. Я еще ее мать хоронила.
            - Ты знаешь, как она?
            - Она тебя до сих пор  интересует? – Кристина поразилась.
            - Кристина, как девушка она меня не интересовала никогда. Но все-таки я ей кое-чем обязан; интересно, как у нее дела, как жизнь?
            - Ей не позавидуешь. Через полгода после тебя она вышла замуж за сына олигарха, но тот ее через год выгнал; больше замуж Лена не выходила, потому что наши простые женихи ей не подходят, ей нужен или мультимиллиардер, или заморский принц,  хотя бы дворянин – и тот сгодится. Из РУДН ее отчислили еще на первом курсе за неуспеваемость. Больше к учебе она не возвращалась. Живет она одиноко и уныло, даже прежних друзей не осталось.
            - Я помню тот вечер, когда вы с ней меня нашли и что тогда происходило. Как мы добирались до Нова-Огарева и чем она платила. Я был в плохом состоянии, но соображал.
            - Теперь ей не с кем так себя вести, от нее все отвернулись.  
            - А Протасевич все еще министр?
            - Да. В прошлом году были президентские выборы, Селезнева опять переизбрали, а он Протасевича переназначил. Можешь сегодня телевизор посмотреть: его в Думу пригласили для выступления. Может, тебя это заинтересует. А ты что здесь делаешь? С кем это я тебя видела?
             - Это моя девушка Надя. Она вернула меня к жизни. Она доказала, что есть еще положительные девушки и не все из них похожи на Протасевич. Надя меня понимает.
            - Что ж, я рада за вас, - сказала Кристина.
            - Спасибо. Но я вот что хотел у тебя спросить… ты очень не похожа на Лену, вы очень разные. Я очень удивлялся, что вы подруги. Как тебе удавалось с ней дружить?
            - Я потому и общаюсь с Леной теперь мало, потому что я боюсь с ней общаться. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.
            - Лена поломала мне жизнь. Мне порой хочется ее просто убить.
            - Ты теперь где живешь?
            - У Нади. Мы знакомы не очень давно, но нас судьба свела вместе.
            - Она здесь живет? Я тоже иду от подруги, которая здесь живет, так что еще, может, увидимся. Счастливо тебе, Олежек!
8
            - Что ты так долго? – спросила Надя, когда Олег переступил порог.
            - Болтали долго. Давно не виделись, так что темы нашлись.
            Олег включил телевизор, поискал каналы. И на одном из них услышал, что министр Протасевич на днях ввел трехмесячный мораторий на лов  рыбы в связи с ее нерестом. Что ему это давало, Олег не знал, но к сведению информацию принял.
            За ужином Олег был грустный и сам не свой.
            - Что случилось? – обеспокоенно спросила Надя.
            - Я убью ее, Надя, - твердо сказал Олег.
            - Кого ты убьёшь, ты что? – Надя испугалась.
            - Ленку-паразитку! Она заслужила это!
            - Ты что, ненормальный? Убьешь – тебя ж опять посадят, а там сам знаешь, что с тобой будет.
            - Нет, Надя, если я ее убью – меня расстреляют. Протасевич это сделает. А тем лучше! Все равно жить «петухом» я не в силах. Лучше уж умереть.
            - Разве ее смерть что-то исправит?
            - Может, от того, что я  ее накажу, мне станет легче. Наденька, ведь  я из-за нее отбыл уголовное наказание, отбыл за то, чего не совершал и в  помине. А меня за это сделали «петухом», я теперь боюсь пройти по улице один, чтобы не наткнуться на моих преследователей, не то заклюют. Я боюсь девушек, боюсь людей – я дичаю! А все она виновата!
            Надя понимала, что по-своему Олег прав, но нельзя допустить, чтобы он отважился на задуманный шаг и осуществил его. Надя обняла Олега.
            - Что мне с тобой делать? – спросила мягко.
            - Отпусти меня. Разреши… убить ее.
            - Ты хоть понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты просишь благословения на убийство. Как ты вообще осмелился просить это? Неужели ты думаешь,  я тебе позволю?
            И вдруг Надины объятья ослабли, она отстранила парня от себя и внимательно на него посмотрела.
            - Господи, да как же ты ее не насиловал, если готов убить?
            Азаров подскочил на месте и заблестел глазами:
            - Ах, так! Теперь ты мне уже не веришь! А может, ты всегда мне не верила? Но нет, не то, не то! Ты бы не жила со мной вместе, если бы не доверяла мне. – Он ходил из угла в угол, разражаясь и нервничая, не находя себе места. Сел на диван, опять встал, походил. Надя предложила ему валерьянки, но он лишь нагрубил ей  в ответ.
            Остаток дня они провели в угрюмом молчании. А Олег теперь стал внимательно следить за всеми политическими новостями: ему надо было поймать тот день, когда Лена останется дома одна. Надя же стала, в свою очередь, следить за Олегом.
9
Михаил Яковлевич Протасевич сидел за столом в гостиной, Татьяна Ивановна накрывала стол.
- Что моя дочь? – спросил министр.
- Сказала, что спустится.
И Лена спустилась. Но она была без настроения и какая-то неживая.
- Лена, тебе подавать? – спросила домработница.
            - Не надо, Татьяна Ивановна, я есть не хочу. У меня нет аппетита.
            - В чем дело? – спросил отец. – Что опять случилось?
            - Папа, мне так скучно в этом доме, мне так одиноко, - печально сказала Лена.
            - Мне министр авиации предлагает познакомить тебя с его сыном. Надо заняться этим вопросом, а то ты совсем зачахнешь.
            - Правда? – глаза Лены на секунду загорелись, но тут же опять потухли. – Это все не то. Министр – это не навсегда. Сегодня ты министр, а завтра подал в отставку…
            - Я не собираюсь подавать в отставку, - возразил Протасевич. – Вот что: я скоро лечу в Японию с визитом, ты полетишь со мной. Это возможно.
            Новости и сообщили, что министр Протасевич с дочкой отбыл в Японию. Олег на всякий случай позвонил в Ново-Огарево. К телефону подошла домработница и сказала, что Лены нет, она с отцом в Японии.
            Так прошло несколько месяцев. Олег продолжал следить за Протасевич, Надя продолжала следить за Олегом. И однажды удачный час настал. Олег твердо знал, что Лена Протасевич дома одна, взял нож и направился в Ново-Огарево.
            Надя была на кухне, но услышала шорох в прихожей. Она выглянула и увидела, что Олег куда-то собирается. На кухонном столе не было ножа. Надя похолодела. Олег ее не видел и молча открыл входную дверь. Надя в минуту оделась и выскочила следом за ним.
            Сначала он шел пешком, Надя преследовала его тенью и не успевала догонять. Потом Олег взял такси. Наде тоже пришлось брать попутку и ехать следом.
            Как Надя и полагала, такси с Олегом ехало в Ново-Огарево. Но до резиденции оно не доехало метров пятьсот: Олег сознательно остановил водителя, чтобы тот не видел, куда он идет, и оставшуюся часть дороги шел пешком. То же самое проделала и Надя, преследовавшая Олега по пятам. В резиденции Протасевича было темно. Больная Лена легла поспать. Злоумышленник проверил нож – держится прочно. Приблизился к дверям особняка. И вдруг увидел, что дверь в особняк неплотно закрыта. Олег очень удивился и потянул ручку.
            Точно не заперто. В особняке кругом стояли тишина и мрак, потому что время было вечернее. По памяти Азаров проследовал наверх к Лене и распахнул дверь ее комнаты. Темно. На ощупь он пошарил в поисках светильника, нашел и включил свет. Ленина постель стояла разобрана, а возле кровати – он не заметил – темнело страшное пятно, не похожее на тень от лампы. Убийца не смотрел под ноги, а просто достал нож и занес его над мирно спящей жертвой. Но опустить не смог. Не хватило духа. Вместо убийства ему наоборот захотелось еще раз взглянуть на свою обидчицу, на нее живую, чтобы и она тоже посмотрела ему в глаза. Интересно, есть ли у не совесть? Но, откинув одеяло, он к своему ужасу увидел, что Лена Протасевич, дочь министра Протасевича, лежит мертвая со вскрытым горлом и пугающе раскрытым ртом, вся окровавленная и на окровавленной простыне. Ее рыжие волосы, слипшиеся и красные от крови, были небрежно разбросаны по плечам и лицу. Олег в ужасе отступил.
            И резко обернулся на дверь. Там не дыша стояла Надя и смотрела на него большими глазами. Она догнала его на первом этаже, но кралась на цыпочках и видела все собственными глазами, начиная с того, как Олег занес над Леной нож и не смог опустить, видела, как он отвернул одеяло и нашел труп. Надя хотела что-то ему кричать, но не смогла, пораженная увиденным.
            - Надя, я не смог, понимаешь? – первое, что сказал Олег, точно и не удивившись Надиному присутствию. – Я трус и слабак. Но ведь я же хотел, хотел…
            Надя бросилась к нему и крепко его обняла. Он выронил нож с чистым лезвием на пол.
            - Кто это сделал, Олежка?
            - Понятия не имею. Но я нашел ее такую, веришь?
            - Верю. Я все видела.
            Он вынырнул из объятий девушки и подошел к телу поближе, склонился над ним. И заплакал как невеста по убитому жениху, отчаянно и слезами.
            - Пошли отсюда быстрей, - убедительно сказала Надя, тронув его за плечо.
            - Мне ее жалко, Наденька. Даже не знаю, почему. Только что ведь я сам хотел убить ее, а теперь искренне жалею, это странно.
            - Пошли, пошли, говорю. Быстрей, пока нас здесь никто не обнаружил.
            Из особняка они вышли обнявшись. А нож так и остался лежать на полу.
 
10
            Протасевич предположил, что Лену мог убить Олег Азаров – по причине мести. Министр его не обвинял, но предложил следствию свою версию, да и мотив у Олега был. Через  сутки за Олегом пришли.
            - Азаров Олег Владимирович, вы арестованы. Вы обвиняетесь в убийстве Елены Михайловны Протасевич. Ознакомьтесь, пожалуйста, с решением прокурора. Это ордер на ваш арест.
            Олег повел себя мужественно. Стойко выслушал предъявленное обвинение, спокойно выслушал постановление прокурора и покорно протянул руки для ареста. Он понимал, что сопротивляться бесполезно.
            Расследованием убийства министерской дочки занялась Генеральная прокуратура. Там Олега и встретил Михаил Яковлевич Протасевич.
            - Это ты ее убил, гаденыш, ты! Ты ей мстил… Я знаю о каждом твоем шаге. Теперь я  тебя точно расстреляю, подонка! – Протасевич готов был вцепиться Олегу в горло и уже рванулся с места, чтоб броситься на него, но политика вовремя удержали, а парня посадил перед следователем Прохоренко.
            - Фамилия, инициалы, - с явным отвращением спросил Прохоренко.
            - Без адвоката я не отвечаю, - возразил Олег, стараясь держаться.
            - Слышь ты, грамотный! – орал сзади Протасевич.
            - Я ведь арестован, не так ли? Мне предъявлено обвинение, а поэтому мне положен адвокат. Это ведь мое конституционное право, не так ли, Михаил Яковлевич? – грамотно, как и просил министр, сказал парень.
            - Эдик, найди ему адвоката, - вяло распорядился Прохоренко.
            - И получше – такого, чтобы смог с моим тягаться, - поддакнул Протасевич, - не то его смерть будет на твоей совести.
            - А когда-то вы, Михаил Яковлевич, обращались ко мне вежливо, на «вы», уважительно, и не смели тыкнуть. Вы были когда-то убежденным противником смертной казни, жили по Конституции, которой, как вам казалось, вы слепо подчиняетесь. Жили по законам вашей гнилой демократии, которую вы же сами развели в стране и считали правильным режимом.
            - Михаил Яковлевич, а как вы узнали, что это именно Азаров убил вашу дочь?
            - Это было нетрудно. Однажды он ее изнасиловал, и Лена написала заявление. Его осудили на четыре года, а вот теперь он вышел мстить. И мотив для убийства у него есть прямой. Я следил за его жизнью в тюрьме, потом следил на воле… Это он, и больше некому. А около пяти лет назад Лена нашла его на улице и привела к нам домой, так что он имеет доступ к моему дому, знает, когда я бываю дома, а когда – нет, и все такое прочее. А больше ни у кого нет причин для убийства моего солнышка, она никому ничего плохого не сделала, ее все любили. У Лены не было даже врагов.
            - Обвиняемый Азаров, вы все слышали. Можете вы что-нибудь возразить по этому поводу? – спросил Прохоренко.
            Олег ответил банально:
            - Я не виновен. Лены  Протасевич не убивал. Я ее уже нашел убитую.
            - Даже если ты не врешь, это не имеет никакого значения, - сказал министр. – Ты хотел ее убить и пришел в мой дом именно за этим.
            Здесь вошёл адвокат.
            - Адвокат Зайцев Александр Иванович, - представился он. – О, Михаилу Яковлевичу мое особое почтение. Здравствуйте, - Зайцев протянул министру руку. Тот ответил.
            - Очень рад с вами познакомиться, хотя и при таких скорбных обстоятельствах. Я сочувствую вашему горю, но не дадите ли автограф?
            Протасевич расписался.
            - Где обвиняемый? Вы? – обратился он к Олегу. – Меня зовут Александр Иванович, я буду защищать ваши интересы.
 
Часть третья
Суд
1
            - Плохи твои дела, парень, должен я  тебе сказать, положение твое очень не завидное, - сообщил Зайцев Олегу на свидании в Лефортово. – У Протасевича авторитет и большие связи, а конфликт у вас уже не первый раз. Однажды ты уже был судим за изнасилование Лены.
            - Я не насиловал ее, Александр Иванович,  я устал это повторять. Мне надоело оправдываться в том, чего я  не делал. Я просто переспал с Леной, а жениться не захотел, вот и стал насильником.
            - Однако судимость есть и это факт. Ты был преступник, она потерпевшая, вот что важно. Но теперь все обстоит куда хуже: теперь убийство. Михаил Яковлевич настаивает на расстреле.
            - Это я уже слышал.
            - В стране на высшую меру мораторий, но ты же понимаешь, что твой противник не абы кто.
            - Он может добиться расстрела?
            - Теоретически - может, а практически – не знаю.
            - В общем, мы проиграли, - печально заключил Олег. – Я приговорён. Обречён. Закон, как видно, не един для всех.
            - Видишь ли, я знакомился с твоим делом и должен сказать, что оно расследуется грамотно. Есть даже свидетель, который подтвердил, что подвёз тебя в Ново-Огарево и высадил, не доезжая особняка.
            - Я догадываюсь, кто это.
            - Кроме того, на месте убийства обнаружен нож  с твоими отпечатками…
            - Александр Иванович, а Надю не опрашивали?
            - Нет.
            - Интересно, почему? Не потому ли, что она мой свидетель оправдания, а таксист – обвинения?
            - Возможно, это не исключено. Однако Протасевич ножа не признал, значит, ты принес его с собой. А это уже твой злой умысел на убийство.
            - А что говорят эксперты? Ведь я же Нашел Ленку уже убитой, ее убили до меня и не моим ножом, должно же быть здесь расхождение.
            - Насчет этого не знаю, но обещаю узнать, - заверил Зайцев.
            - А Ленку уже похоронили?
            - Да. Рядом с мамой на Новодевичьем кладбище. Хоронили ее в свадебном платье; народа было столько, будто хоронили не ее, а ее отца.
            - Александр Иванович, скажите, в Ново-Огарево полно камер, неужели ни одна из них не засняла убийцу, который приходил в особняк передо мной?
            - Засняла, но Протасевич утверждает, что убийцей был именно ты, а не тот, кого камера поймала раньше.
            - Он хоть узнал того человека?
            - Об этом мне неизвестно. От допросов Протасевич уклоняется, ссылаясь на иммунитет, а иммунитет у него есть, ведь он же еще и депутат.
            - Когда надо мной суд?
            - Пока рано об этом говорить: следствие только началось.
            - Вы можете помочь мне увидеться с Надей? Мне запретили с ней свидания и переписку – наверно, Протасевичев указ. Сволочи!
             - Ты ее любишь?
            - Очень.
            - Ты увидишься с ней, я обещаю. Я приложу все возможные усилия, чтобы организовать вам свидание.
            - Может, вы ей от меня письмо передадите, если я сейчас напишу, или не положено?
            - Отчего же? Пиши. Вот тебе бумага и ручка.
            Написав письмо, Олег сказал:
            - Только попросите у нее немедленного ответа, и чтобы она передала его вам.
            - Хорошо, в следующий раз принесу тебе ответ.
            - Александр Иванович, а вы не можете добиться для меня перевода в одиночку? Мне в общей камере нет жизни. Надо мной издеваются как над «петухом» и все такое… Или за этим тоже стоит  Протасевич и мой перевод зависит от его согласия?
            - Нет, не стоит он за этим. Я лично позабочусь о твоем переводе. Чтобы в течение ближайших двух дней тебя перевели,  я понял.
            К следующему вечеру Олега перевели в одиночную камеру.
 
2
            С того самого дня, как Олега арестовали, у Нади не ладилось на работе. У нее почти отпало всякое желание возиться с больным, начались ссоры с начальством и со старшим персоналом. Ей хотелось всем наперебой твердить, что обвиняемый Азаров не виновен и что она сама лично была тому свидетелем. Надя тоже терзалась в мыслях о том, почему ее никто не допросил.
            - Карелина, тебя вызывает заведующая отделением! – вошла в сестринскую старшая медсестра. – Просит подойти немедленно.
            Заведующая отделением Алла Васильевна Сокова была у себя в кабинете. Надя спросила разрешения войти.
            - Входи и присаживайся на диван, - небрежно бросила Сокова.
            Надя присела.
            - Рассказывай, что с тобой случилось? Почему ты стала так недобросовестно работать? Или ты забыла, что ты медсестра и что от тебя требуется?
            - Алла Васильевна, у меня горе, - тихо сказала Надя.
            - Что произошло?
            - Арестовали моего любимого человека. Его обвиняют в убийстве.
            - Ничего себе!
            - Он не виноват. Я лично тому свидетельница.
            - Каким образом так случилось?
            - Я была с Олегом, когда он шел на убийство, я шла следом за ним. Девушка уже была убита, когда Олег нашел ее. Не зная, что Лена уже мертва, Олег не смог ее зарезать.
- Ты говорила об этом следователю?
- Меня никто не спрашивает. Алла Васильевна, убитая приходится дочкой министра Протасевича.
- Да, я об этом слышала. Лично я уважаю Михаила Яковлевича и довольна его политикой. Не знаю, что из себя представляла его дочь, но сам он кажется человеком положительным. А откуда твой парень знает его?
- Они давно знакомы, об этом долго рассказывать.
- Хорошо, не будем. А твой Олег хотел убить ее, только честно?
- Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
- Понятно. Значит, хотел, - догадалась Сокова. – Ну что ж, все с тобой понятно. Однако это не повод забывать о работе, Надюша.
В кабинете заведующей Надю и нашел Зайцев.
- Мне нужна медсестра Надя Карелина, - сказал он Алле Васильевне.
- Надюша, можешь идти, - сказала Сокова.
            Надя поднялась с дивана.
            - Это я.
            - Надежда Николаевна, я адвокат Олега, Зайцев Александр Иванович. Можно вас на пару слов?
            - Как он? – Надя заломила пальцы.
            - Вас хочет видеть.
            - Я тоже хочу к нему сходить, но меня не пускают. Почему он мне на письма не отвечает?
            - Переписку ему запретили по личной указке Протасевича.
            - За что, скажите, Александр Иванович, за что этот человек так ненавидит Олега?
            - Спокойно, Надя, я принес тебе от Олега письмо. Он сказал мне дождаться ответа и принести ему, так что я буду ждать ответ.
            - Дайте скорее! – слезно запросила девушка. Зайцев подал ей конверт, который Надя схватила с жадностью обеими руками и поцеловала. И сказала грустно:
            - Я боюсь, Александр Иванович, что и вам министр запретит ходить к Олегу.
            - Этого не будет: Протасевич меня сам ему назначил. Такого адвоката сказал найти Олегу, который бы смог тягаться с его личным адвокатом.
            - Он – вас? Но ведь Протасевич презрел все права обвиняемого.
            - Олег отказался отвечать без защитника.
            - Расскажите мне, как он. Кроме того, что хочет видеть меня. Где он содержится?
            - Со вчерашнего дня в одиночке.  Олег сам туда попросился. В общей камере ему жизни нет.
            - Да, в изоляторе ему будет лучше. А то ведь его заклюют… Господи, сколько ж надо было иметь подлости, чтобы так парня подставить? – Надя завыла. – Ведь эта Ленка ему ж всю жизнь испортила, гадина! – Надя топнула ногой. – Почему, Александр Иванович? Почему это все происходит с ним и со мной? За что нам все это? 
3
            Олег одиноко лежал на нарах в одиночке и листал какую-то полезную книгу, которую ему накануне принес Зайцев. Александра Ивановича на входе не проверяли, а потому пронести что-либо ему было доступно. Так же легко он пронес и Надино письмо, но выхлопотать для своего подзащитного личное свидание с Надей ему удалось не сразу. Сначала свидание не разрешали без объяснения причин, потом говорили, что для свидания надо писать заявление, но когда стало очевидным, что Надю и Олега все равно подслушают – только после этого им было разрешено увидеться. Обе стороны за их свиданием видели след Протасевича.
            Услышав, что конвойный зазвенел ключами, Олег вздрогнул и поскорее убрал книгу подальше.
            - Азаров, на выход. К тебе пришли, - неласково сообщил конвойный. – Адвокат.
            Зайцев ожидал его в комнате для свиданий. Вместе с ним была Надя. Увидев любимую, подследственный замер. Их взгляды встретились.
            - Теперь я вас оставлю, - сказал Зайцев и постучался на выход.
            Едва оставшись наедине, Надя с Олегом бросились в объятья друг другу, крепко обнялись. Надя заплакала крупными слезами.
            - Олежка, родной, - плакала Надя, целуя ему все лицо. – Я  пришла.
            - Ничего не говори. Дай на тебя посмотреть. – Он оглядел это милое, любимое, родное личико, красные от слез глаза и опять крепко ее обнял. – Прости, Наденька, я не хотел этого. Прости, что видишь меня здесь
            - Прекрати. Ты же не виноват…
            - Но я здесь, это главное.
            - Как ты здесь?
            - В изоляторе гораздо лучше, меня никто не трогает. У меня нет будущего, Надя, Протасевич меня расстреляет, это ясно как день.
            - Александр Иванович обещал…
            - Александр Иванович бессилен против министра, который с самим президентом на «ты»!
            Они сели. Олег убрал руки под стол.
            - Олежек, я тебе пирожков принесла с вареньем, как ты любишь.
            - Спасибо. Я по ним очень соскучился. – Он укусил пирожок. – Знаешь, Надюша, о чем я сейчас подумал? А что, если мой адвокат – подставной? Почему нет? Зайцев ведь защищает меня – убийцу министерской дочки, почему бы этому министру не подсунуть мне шпиона?
            - В твоих словах есть логика, но все же я сомневаюсь в их правдивости. Однако подумай: если ты откажешься от защиты, другого адвоката тебе могут не дать. А тебя обвиняют в убийстве министерской дочки, и сам потерпевший требует для тебя расстрела.
            - Надя, ты понимаешь, в чем дело? Министр Протасевич был убежденным противником высшей меры наказания, а теперь, когда к нему пришла беда, для него этот вопрос стал спорным. Когда дело касается рядовых граждан, до них нет никому дела, никто не заинтересован в расстреле убийц их родных, а когда дело касается политических фигур, эти фигуры готовы переступить через свои же собственные законы, через демократию и совершить то, чего нет в законе и государстве.
            - Олежа, моя завотделением знает правду. Я стала плохо работать, она мне сделала выговор, и мне пришлось ей все рассказать. После этого Алла Васильевна пошла к Прохоренко, чтобы дать в твою пользу показания, но Прохоренко не стал ее слушать.
            -Естественно: за Прохоренко уже все давно решили, кого ему слушать, а кого нет. Кому больше поверят? Авторитетному и уважаемому министру или мне? Не дай бог кому-нибудь оказаться в моем положении! Иногда я вообще думаю: взять и покончить с этой жизнью раз и навсегда. Зачем жить, если чувствуешь себя обреченным?
            - Ты уже столько времени здесь отсидел, чего-то ведь ждал, на что-то надеялся… Я пришла не жалобы твои слушать, а видеть живой огонек в глазах. Знаешь, когда меня изнасиловал близкий мне человек – а для меня он был как отец – я тоже думала, что для меня жизнь кончена. Мне незачем было жить. Я почувствовала себя куклой, с которой поигрались и выбросили. Но, как видишь, я выжила, я здесь, перед тобой, и я нисколько не жалею, что живу. Мне тоже было трудно, мне и сейчас нелегко. Трудно, когда ты один на свете. Но я теперь не одна: у меня есть ты.
            - Что бы я без тебя делал? – Он еще крепче прижал Надю к себе.
 
4
            Суд над Олегом состоялся три месяца спустя после убийства Елены. Под занавес следствия Прохоренко не однажды предлагал Олегу оформить прошение о суде присяжных, при этом не разъяснив ему, какие могут быть последствия такого суда. Олег наотрез отказывался. В таком случае Протасевич брался сам организовать ему народный суд.
И организовал. Присяжные были отобраны с помощью анонимного тестирования, которое позволило определить отношение присяжного к самому Протасевичу как к личности. В случае если результаты тестов оказывались отрицательными, присяжный отсеивался и на его место приглашался другой.  Четырнадцать присяжных в составе двенадцати обязательных и двоих запасных явились на заседание без опозданий. Председательствующим судьей был Алексей Семенович Виноградов.
            На этот раз заседание было открытым, прессу в зал пропустили. Государственный обвинитель, прокурор Измайлов, огласил обвинительное заключение, после чего обвиняемому был задан вопрос, признает ли он себя виновным. Олег категорически ответил нет.
            - Хорошо, - согласился судья, - тогда я прошу вас дать показания по этому делу.
            - Я не убивал Лену, я уже нашел ее мертвой, когда пришел в дом Михаила Яковлевича. Подойдя к особняку ближе, я увидел, что дверь открыта.
            - И ты  вошел внутрь, негодяй; это вторжение! Кто тебе разрешал? – загремел на весь зал министр.
            - Я прошу тишины в зале, Михаил Яковлевич, - спокойно сказал Виноградов, постучав молоточком. – Подсудимый, а зачем вы шли домой к Михаилу Яковлевичу?
            - Мне нужно было поговорить с Леной.
            - О чем?
            - Этот вопрос личного характера,  я вправе на него не отвечать.
            - Вопросы обвинения, пожалуйста, - сказал судья.
            Поднялась грозная фигура Измайлова. Олег даже испугался: из-за погон на мундире ему казалось, что это не прокурор, а палач.
            - Подсудимый, вы шли на разговор с ножом, не так ли?
            - Протестую, ваша честь! - возразил Зайцев, - обвинитель задал наводящий вопрос.
            - Протест отклонен. Подсудимый, отвечайте на вопрос!
            - Да, с ножом. Я шел, чтобы убить, - честно сказал Олег. – Она мне всю жизнь испортила.
            Дальше слово предоставили патологоанатому, проводившему вскрытие трупа. Он огласил время наступления смерти потерпевшей, и оно не совпало с тем временем, в какое в особняке появился Олег. Тогда выступил Зайцев.
            - Ваша честь, результаты проведенной экспертизы противоречат показаниям потерпевшей стороны: как показывает заключение, Елена Михайловна была убита днем, в перерывах между тремя и пятью часами, а мой подзащитный появился в особняке гораздо позже, лишь к вечеру. Следовательно, если он даже и хотел совершить преступление, то не успел этого сделать, потому что кто-то это преступление совершил уже до него.
            - Протестую, ваша честь! – заявил адвокат потерпевшей стороны.
            - Протест откланяется, - возразил Виноградов. – Слово предоставляется отцу потерпевшей, Протасевичу Михаилу Яковлевичу.
            - Азаров убил Лену из мести. Однажды он изнасиловал мою дочь, за что и был осужден на четыре года. На зоне его «опустили», и вот теперь он решил разделаться с Леной за свой позор!
            - Извините, Михаил Яковлевич, а какие еще аргументы вы можете привести против моего клиента? – уточнил Зайцев. – На чем вы основываете свое обвинение?
            - Я действую согласно логике, уважаемый Александр Иванович! Мотив мести очевиден, - громко ответил Протасевич.
            - Хорошо, допустим. Но тогда позвольте спросить, товарищ министр, были ли у вашей дочки враги?
            - Какие враги? Лена была золотым ребёнком, чудесной девочкой и дочкой. Кому, кроме Азарова, ее надо было убивать?
            - Тогда, может быть, враги были у вас? Ведь ваш род деятельности позволяет их иметь.
            - Это провокация! – заорал Протасевич. – Политическая! Это заговор! Вы хотите опорочить мою репутацию перед всем правительством и страной! Я против! А вы… вы… - Протасевич захлебывался и тыкал пальцем на Зайцева, - вы вообще не достойны работать адвокатом. Как только я вернусь к работе, лично похлопочу о том, чтобы вас отстранили.
            - Михаил Яковлевич, - растерялся судья, - я еще дам вам слово…
            - Что мне до твоих «дам»! Я власть и публично заявляю, что свобода слова у нас теперь разрешена, поэтому я могу взять свое слово в любой момент. И я не успокоюсь, пока не выскажусь! – Протасевич задыхался.
            - Вы имеете что-нибудь возразить, господин министр?
            Протасевич стоял, точно взбешенный конь на дыбах, его даже трясло. Виноградов объявил перерыв.
5
            После обеда выступали свидетели. И первой была вызвана Кристина Севастьянова, некогда лучшая подруга убитой. Протасевич понадеялся, что Кристина точно не будет выступать против Лены, но он ошибся. Первый вопрос ей задал сам Виноградов.
            - Кристина Леонидовна, как давно вы знакомы с подсудимым Азаровым?
            - Где-то пять лет.
            - При каких обстоятельствах и где вы познакомились с Олегом Владимировичем?
            - Это произошло сентябрьским вечером первого года. Мы с Леной шли с дискотеки, когда Лена обо что-то зацепилась. Оказалось, это парень, которого сильно избили. Лена решила отвезти его к себе домой и выходить. Правда, я все же вызвала ему врачей.
            - Вопросы к свидетельнице, пожалуйста.
            - Свидетель, скажите, - спросил Измайлов, - как так получилось, что Азаров жил у Протасевичей?
            - В больнице оказалось, что Олег сирота, жить ему было негде. Лена же знала, что знаменитый отец ей ни в чем не откажет, и бесцеремонно поселила его в резиденции.
            - Это вранье! – возопил Протасевич. – Азаров не сирота, у него просто семья безнравственная! Мать – самоубийца, отец – алкоголик, он и сейчас живет. А Леночка, эта милая, безобидная девочка, подобрала это чудовище, когда он, аморальный тип, валялся на дороге в скотски пьяном состоянии. Может, он и был избит, но он еще был и пьян. С ним все ясно. И в знак благодарности Лене за все, что она ему сделала, этот подонок изнасиловал ее!
             - Господин министр, соблюдайте порядок в зале суда, - строго охладил Виноградов. – Слово подсудимому, пожалуйста.
            - Перед своим выходом из дома Нади Карелиной, где я жил в последнее время, я позвонил домой Протасевичам. Трубку сняла Лена… Это было около трех часов дня. Тогда я взял нож и такси. Но я Лену не убивал и вообще никогда ее не трогал. От своей половой связи с ней пять лет назад я не отказываюсь, но все было добровольно. Скорее, это Лена склонила меня вступить с ней в связь. А затем она хотела выйти за меня замуж, то есть женить меня насильно. Только я жениться не хотел, я вообще еще тогда не был готов к женитьбе, и она тогда меня оговорила.  Естественно, отец поверил ей, а не мне.
            - Заткните его! – нервно загремел на весь зал Протасевич. – Закройте ему рот и не давайте слова!
            - Почему же? – удивился Зайцев. – У нас ведь в стране свобода слова, не так ли, Михаил Яковлевич?
            - Я вас уволю, вы больше не будете судьей. А вы – адвокатом, - грозился Протасевич.
            Виноградов ощутил себя неловко: он верил, что Протасевич исполнит свою угрозу, а местом и работой он пока дорожил. Алексей Семенович замялся и объявил перерыв до завтра.
            Следующий день суда начался с того, что для показаний пригласили Надю.
            - Я познакомилась с Олегом в туберкулезной больнице, куда он поступил с туберкулезом легких в день своего освобождения из колонии. У него тяжелое легочное заболевание, которым Олег заболел еще в период отбытия наказания. Свою историю он рассказал мне вдруг, я его выслушала и многое поняла. Тюрьма унизила его, растоптала морально, поселила в нем чувство униженности и презрения, но не погубила все то чистое, доброе и человеческое, что в нем было изначально. Я не знаю, хотел ли Олег убивать Лену или нет, мне он однажды сказал, что был бы не против убить ее, но я ему запретила даже думать об этом. Его психологическая травма была очень сильна.
            Надю перебил прокурор:
            - Надежда Николаевна, вы ведь видели подсудимого в момент совершения убийства, расскажите об этом.
            - Я видела, что Олег не убивал ту девушку. Он даже не смог занести над ней нож.
            - То есть вы не отрицаете, что на месте убийства Протасевич вы его видели?
            - Я шла за ним следом, чтобы остановить. Но мне не пришлось этого делать, Олег не стал убийцей.
            - Надежда Николаевна, перед вами нож. Скажите, вы его узнаете?
            - Да. Это нож из моей кухни.
            - Этот нож был обнаружен на месте убийства Протасевич. А Азаров ведь жил у вас какое-то время, не так ли?
            - Да.
            - Надежда Николаевна, - спросил Зайцев, - вы можете доказать факт того, что Олег Азаров не убивал Лену Протасевич?
            - Я это подтверждаю. Я застала Олега с ножом, он стоял над кроватью, где лежала уже мертвая Лена. Но Олег этого не знал, однако тревожить ее тоже не стал и опустить нож в тело тоже не смог, это я видела собственными глазами. Он еще не знал, что Лена уже мёртвая. Тогда он в растерянности признался мне, что не смог убить, был даже расстроен этим. Но когда мы бросили нож на пол, он был чистый. И пол тоже был чистый.
            - Скажите, подсудимый, - продолжал прокурор, - как вы попали в особняк министра Протасевича?
            - Дверь уже была открыта, чему я и сам удивился.
            - Олег Владимирович, а скажите, кто еще, кроме вашей девушки, может подтвердить вашу невиновность?
            - Я могу это подтвердить, я! – В зал заседания, распихивая в разные стороны охрану, с громкими криками врывался человек замшелого вида, маленького роста, немолодых уже лет, грязный и оборванный, со спитым лицом – по всему видно, что гражданин был бомжем. Свои слова он крикнул громко, чтобы все слышали. – Парень, которого судят, не убивал Ленку Протасевич!
            - Вы кто такой? – нахмурился Протасевич, подойдя к нему ближе.
            - Кто я такой? – нахмурился в ответ тот. – Я твой бывший сосед, мы жили  в одном подъезде, пока ты не стал министром и не перебрался в Ново-Огарево. Гришей меня зовут, если помнишь, Гриша Постоялкин я. Это я убил твою дочку. И причин для этого у меня было две. Первая – это твоя политика, из-за которой я потерял возможность ловить рыбку, это твой мораторий на лов рыбы, пока у нее нерест. А я с таких вот лет любил ловить рыбку и до сих пор зарабатывал на ней, но ты мне все испортил. Я тебе и отомстил! А вторая причина – мой сын, который имел с твоей Ленкой порочную связь, и она потом сказала, что ждет ребенка от моего Степана. А я слышал историю про парня, который будто бы изнасиловал твою Ленку и его за это посадили, и не захотел я, чтоб и со Степкой моим такое было. Была твоя Ленка беременной или нет, но Степану ее ребенок был не нужен, так бы он ей и сказал, и что бы она сделала в ответ? Упекла бы на нары и его? Я не мог этого допустить и добрался до твоего особняка, позвонил в дверь. Лена была дома одна, меня узнала сразу и открыла легко. Я начал с ней ругаться, требовал сказать правду, беременная она или нет, она от меня удалялась, я за ней, потом она хотела вызвать охрану, чтобы меня увели, но в гостиной не работал телефон, и она поднялась к себе наверх. Я преследовал ее по пятам и в спальне схватил за шею и перерезал ей горло, а труп бросил на кровать. И красиво ее уложил. Вот так было дело, и камеры твои меня запечатлели, а парень этот если и был на месте, то уже после меня.
            - Ты все врешь! – бушевал Протасевич. – Лена не могла быть беременной! Она не такая!
            - Может, и не могла. Однако с ней не спал только ленивый и парень этот, подсудимый, ее не насиловал! Таких, как твоя Лена, не насилуют, они сами дают.
            Тогда судья обратился к судебному медику:
            - Скажите, вы проводили вскрытие; была ли потерпевшая беременной?
            - Нет, не была, - уверенно ответил эксперт.
            В зале все замерли. Михаил Яковлевич во все глаза глядел на этого странного человека, невесть откуда взявшегося, но действительно приходившемся ему когда-то соседом. Но откуда он мог знать, что именно в ночь убийства Лена была дома одна? И уж тем более интересно, как же Постоялкину стало известно о процессе, проходящем в здании Московского областного суда? Но министр не успел задать Постоялкину никакого вопроса – зал вдруг загудел и перебил его мысли, Виноградов сказал провести Постоялкина в зал. И спросил у него первым:
            - Гражданин Постоялкин, это правда, что вы только что сказали?
            - Чистая правда. Я убил Ленку Протасевич, зовите милицию – я явку с повинной напишу.
            - Он врет, - подал голос Протасевич. – Я его знать не знаю, впервые вижу. Тем более не помню среди своих бывших соседей. Его кто-то нанял! Вы только посмотрите на него: он же пьяница! Что ему стоило сунуть пару тысяч рублей на бутылку, чтобы он наговорил того, что несет?
            - Э, нет, - воспротивился Постоялкин, - я не продаюсь ни за «пузырь», ни за деньги! Я сам убил ее, чтобы она моего сына не подставила так же, как того парня.
            - Ваша честь, - заговорил, наконец, Зайцев, - я тоже впервые вижу этого человека, не знаю, кто он и откуда взялся, однако он главный свидетель оправдания, которому нельзя не поверить. – Александр Иванович был очень доволен, что произошла такая интересная история; он почувствовал, что процесс выигран.
            Судья объявил перерыв в заседании на неделю.
            Присяжные и свидетели начали расходиться, самыми последними зал покинули прокурор и Протасевич. Лишь один Постоялкин никуда не торопился. Он ждал, когда его арестуют, и готовился встретить это событие послушно.
 
6
Допрашивал Постоялкина тот же следователь Прохоренко.
- Григорий Петрович, скажите только честно: сколько Зайцев вам заплатил?
            - Нисколько, я уже это говорил и буду говорить дальше. Я сам пришел, потому что я и есть настоящий убийца.
            - Почему вы решились на такой шаг?
- На убийство?
- Нет, на явку с повинной.
            - Надоело жить так, как я живу. Я только пьянствую, браконьерствую, а скоро и без жилья останусь, потому что коммуналку мне не по силам оплачивать. Лучше пусть посадят – хоть крыша над головой будет. Почему вы во мне сомневаетесь?
            - Зачем вам все это надо, Григорий Петрович? Если вы будете трезвонить на все лады, что вы убийца, вас же посадят. Вы думаете, за решёткой так хорошо?
            Постоялкин посмотрел на Прохоренко странным взглядом.
            - А по-вашему, пусть лучше осудят невиновного? Вы этого хотите? Вам самому, небось, заплатили, а я человек хоть и простой, зато честный, взяток не беру и не продаюсь.
            Прохоренко опешил:
            - Вы что… что себе позволяете? Кто вы такой? Я сейчас отправлю вас…
            - Куда? Туда, где мне самое место? Как хотите, я к другому следователю пойду, где коррупции не будет.
            Прохоренко подавленно умолк. Он поверил Постоялкину, что тот действительно пойдет к другому следователю, и другой следователь, не купленный Протасевичем, доведет дело до конца. Все станет на свои места, невиновность Азарова будет доказана. Да к тому же Прохоренко рискует потерять свое рабочее место, причем с позором. И вряд ли где-нибудь найдет себе другое.
            Он крепко помялся и сдался.
            - Ладно, Григорий Петрович, я вас слушаю. Внимательно и до конца. Начните сначала: за что вы убили Лену Протасевич?
            - Я уже сказал: по двум причинам. Одна из них – это мой сын, а вторая – это мораторий на лов рыбы. Я только тем и жил, что ловил рыбу и продавал. Вот и во время моратория я ловил карасиков, а меня экологическая служба вместе с рыбоохраной взяла и штрафанула на приличную сумму, к тому же конфисковали все мои рыболовные снасти.
            - Но почему вы решили убить Лену? Вы иначе не могли отомстить министру?
            - Говорю же, это все из-за моего Степана! Протасевич сказала ему, что ждет ребенка, а нам этот ребенок был не нужен. И чтобы Степку тоже не арестовали, я решил от нее избавиться.
            - И что вы теперь предлагаете, что мне с вами делать?
            - Как это – что делать? Брать в кандалы! – уверенно настаивал Постоялкин.
            Прохоренко явно не хотел арестовывать Постоялкина и не скрывал, что вся эта болтовня ему надоела. Скорее бы уже ее закончить, а Постоялкина отпустить.
            - Григорий Петрович, зачем вы так наклепали на себя? Вы знаете, что я вам не верю и потому не хочу брать под арест?
            - Разрешите мне пойти к другому следователю?
            Прохоренко позвонил Протасевичу.
            - Михаил Яковлевич, здесь у меня Постоялкин с жиру бесится: он осуждает сам себя и собирается пойти к другому следователю, если я откажусь его выслушать. (Пауза). Есть, Михаил Яковлевич, я вас понял, попробую. – Прохоренко отодвинул телефон. – Григорий Петрович, Протасевич сейчас приедет, он просил придержать вас до его приезда.
            - И что тогда будет?
            - Тогда и узнаем. Давайте дождемся господина министра.
 
7
            - Добрый день, Дмитрий Алексеевич! – первым поздоровался политик.
            - А, Михаил Яковлевич, здравствуйте!
            - Где наш больной? Это вы, Григорий Петрович?
            - Я здоров, благодарю, - неприветливо отозвался тот, покосившись на Протасевича.
            - Что ж, я рад, если вы здоровы. Петрович, давай без подробностей, а скажи сразу: сколько ты хочешь?
            - За что?
            - За то, чтобы отказаться от своих показаний, сказанных в защиту Олега Азарова, и забрать их назад.
            - А зачем?
            - Ты давай, Петрович, ваньку не валяй, а назови цену своей свободы. Считай, что это мое тебе благодеяние – ведь мы же когда-то были соседями. Теперь я  человек государственный, демократ, так что благо населения для меня – моя прямая обязанность. Тем более я, как член правительства, обязан помочь нуждающемуся человеку, человеку простому, своему соседу. Соседи ведь люди свои, они бывают даже близкими.
            - Да, Яковлевич, не ожидал я от тебя такого, - презрительно сказал Постоялкин. – Не думал, что ты окажешься такой тварью. Чтобы создать выгоду себе, ты готов пойти на преступление, коррупционер. Теперь ты вспомнил, что я когда-то был твоим соседом, но именно тогда ты мне жалел на «пузырь» лишней копейки. Теперь ты государственное лицо, политик. Ты, часом, на президентский пост сейчас не претендуешь? Начинал ты с того, что вступил в партию – тогда еще ты жил со мной по соседству; и вот я однажды к тебе пришел за помощью – знаю, это тогда было в твоей власти. Ты обещал, но твои обещания так и остались словами. Удивительно, как только тебя любит народ. И за что?
            - Я заплачу тебе столько, что этими деньгами возмещу все твои убытки, - пораженно сказал министр, - тебе очень долго не придется искать деньги на водку.
            - Вот теперь я тебе верю. Но именно теперь твоих денег не возьму. Нет, Яковлевич, я больше не хочу жить как раньше, я убил твою дочь и согласен понести за это наказание. Я не боюсь ни приговора, ни срока, который мне отмерит суд.
            - Если ты окажешься в тюрьме, я лично буду контролировать твое там проживание. И создам тебе невыносимые условия. Помни, что у меня власть и имя. А ты – никто.
            - Я уже старый, так что бояться мне нечего. И те пятнадцать лет, которые мне дадут, могут оказаться для меня пожизненными.
            - Пятнадцать лет? – возмутился Протасевич. – А весь «вышак» не желаешь отхватить? По закону ты еще подлежишь смертной казни.
            - Которой у нас в России нет, - съязвил Постоялкин.
            - Не переживай: у кого нет, а у кого и будет. Ты меня еще не знаешь, - угрожающе предупредил Протасевич. – Неужели б тебе и в самом деле хотелось остаток жизни провести за решеткой?
            Постоялкин промолчал.
            - Вот скажи:? Какая тебе будет выгода, если посадят тебя, а не Азарова?
            - Так будет справедливо, - коротко ответил Григорий Петрович.
            - А тебе нужна справедливость? – насмешливо продолжал Протаевич.
            - Нужна. Я человек простой, но понял, что законы у нас не для всех одинаковы. Таких, как я, сажают запросто, таких, как ты, не посадят никогда. Я не понимаю, Михаил, неужели ты не хочешь, чтобы убийца твоей дочки было наказан? Ответь: ты хочешь этого или нет? Ведь тот парень, которого судят, он ее не убивал, потому что это сделал я. Я убил ее и не раскаиваюсь, тем более теперь, когда я узнал, что беременной она не была. А что она хотела в таком случае сделать со Степкой? Тебе повторить, как я ее убил?
            - Не надо. – Министр в задумчивости прошелся по кабинету Прохоренко.
            - Это все, что ты можешь сказать?
            - Все.
            - И тебе больше нечего добавить к сказанному?
            - Нет.
            - Дима, - тяжелым голосом произнес Протасевич, - я вижу, что он несговорчив. Мне он больше будет не нужен. Но он важный и опасный свидетель. Я не пожалею никаких денег, только заткни его. Убери. Закажи. Обещаю, что это убийство если и раскроют, оно останется безнаказанным. Именем власти я благословляю тебя на это, Дмитрий.
            Своими руками убирать Постоялкина Прохоренко не стал, а поручил это дело специальному человеку, которого нашёл среди своих подследственных. Обеспечил киллера оружием, дал денег из тех, что Протасевич заплатил. Киллер Постоялкина сначала выслеживал, потом выбрал удобный момент и застрелил его в безлюдном месте. Убийство начали расследовать, но зацепок никаких  у следствия не было. Жена и сын помочь следствию тоже ничем не могли. Вскоре убийство Постоялкина попало в разряд «глухарей».
8
- Что же теперь будет, Александр Иванович?
- Теперь дождемся нового суда и вынесем тебе оправдательный приговор.
- Я сомневаюсь: что-то этот невесть откуда взявшийся Постоялкин не внушает мне доверия.
- Думаешь, Протасевич и его купил?
- Вряд ли. Протасевичу надо, чтобы в этом деле обвинили именно меня, он в этом заинтересован. Вот ведь как (Олег горько усмехнулся). Пять лет назад мне Михаил Яковлевич казался совсем другим человеком. Он мне даже «вы» говорил. А теперь… Я его не узнаю.
- Теперь ты имеешь полное представление о наших министрах.
- Я бы никому не пожелал такого горя, которое пережил Протасевич. Все-таки это жестоко…
- На следующей неделе ожидается повторный суд – там и решится твоя судьба. Я думаю, теперь тебя оправдают. Да уж и смысла нет обвинять больше.
- Однажды Протасевич уже был уверен в моей виновности, хотя это было не так. Я боюсь.
- А ты сам подумай, кому бы ты поверил: своей дочке или чужому человеку?
- Бывшие соседи, из которых один – власть и деньги, а другой – нищий алкаш. О чем они могут договориться? Теперь Протасевич меня точно расстреляет. Один раз он уже едва не сделал это.
- Господи, как же с тобой трудно, - Зайцев глубоко-глубоко вздохнул. Казалось, в этом вздохе улетучилось все то, что давило ему на душу уже давно.
- Почему?
- Потому что ты пессимист! Зачем ты так с собой? Будь активней! Ты внушаешь себе, что все плохо, а ты внуши, что все хорошо. Есть свидетель, он называет себя убийцей, на суде уже начал давать показания  в твою пользу; чего тебе еще надо?
Между адвокатом и подзащитным продлилась пауза.
- Интересно, что там сейчас делают с Постоялкиным?
- Сейчас Прохоренко должен его допросить, потом все следственные действия, психиатрическая экспертиза, беседа с прокурором… Таким образом, Постоялкин подтвердит твою невиновность.
- Не доверяю я что-то этому Прохоренке… Помню, как он со мной обращался. Показания из меня выбивал чуть ли не силком, а все мои оправдания подчистую отметал, не хотел их даже слушать.
- Следователь Прохоренко вообще пользуется негативной репутацией. Ты уже не первый мой подзащитный, кто на него жалуется.
- Вот видите, Александр Иванович, он и раньше брал взятки!
- Ты думаешь, Протасевич ему дал «на лапу»?
- Я в этом просто уверен.
- А чем докажешь? Это всего лишь твои предположения.
- А я-то ему верил… Знаете, Протасевич ведь был мне другом… по крайней мере, так я считал.
Когда Зайцев уже собрался уходить, Олег остановил его.
- Александр Иванович, вы не знаете, как там Надя?
- Не знаю: после суда я ее не видел.
- Бедная Надя. Я ее люблю, но приношу ей одни только неприятности. Она их не заслужила. Вы узнайте, как она, и передайте мне на словах. Я ведь ее, наверно, уже не увижу. К подсудимому ее вряд ли пустят.
9
На новом заседании суда, которое состоялось через неделю, Протасевич и Прохоренко переглядывались и молчали, а Олег со своей скамьи подсудимых смог определить, что они смотрят друг на друга так, будто видятся впервые. Ни один жест на их лице и во взгляде не выражал того, что они на самом деле знакомы.
В девять часов утра, когда слушание уже должно было начаться, в зале началось странное и подозрительное оживление, будто что-то случилось. Судья Виноградов не торопился сесть на свое место.
- Александр Иванович, что случилось? – обеспокоенно спросил Олег у своего адвоката.
- Не знаю, но что-то мне подсказывает, что все опять против нас.
И вдруг секретарь суда сообщил:
- Уважаемые господа присутствующие в зале! Только что нам стало известно о внезапной смерти гражданина Постолякина Григория Петровича!
            - Я так и знал, что этим кончится, - дико завопил Олег. – Я чувствовал, что так будет! Это все они… министр и следователь! У них сговор! Они убили его! Ваша честь, господи, неужели вы не видите? Постоялкин был главным свидетелем в мою пользу, он им мешал! – Олег завыл и вцепился в прутья клетки так крепко, что аж кулаки покраснели.
            Заседание было отложено еще на время
            А потом начали с судебных прений. Первое слово было за обвинителем Измайловым.
            - Когда-то было время, преступники делились на уголовных и политических. Сегодня нет уже такого понятия как политический преступник, но, тем не менее, они имеют место быть. Один из них сейчас перед нами. Как по-вашему, товарищи присяжные, какого наказания заслуживает тот, кто опорочил честь и достоинство известной семьи, уважаемого человека, государственного лица? Знаю, что вы сами сторонники министра Протасевича, иначе вас бы просто не допустили на этот суд, а убийство Елены Михайловны Протасевич носит, несомненно, политический характер, мотивом для которого послужили неприязненные отношения между самой убитой, ее отцом и подсудимым Азаровым Олегом Владимировичем.
            Смерть Елены Протасевич – это не просто убийство, это мародерство. Однажды, около шести лет назад, Азаров изнасиловал Лену – так он отблагодарил девушку за то, что она нашла его на улице, когда он валялся на дороге пьяный до бессознательности, напившись по поводу самоубийства его матери, которая отравилась только потому, что ее муж был алкоголиком. Отсюда вывод: семья Азаровых – неблагополучная, в которой только самоубийцы, убийцы и пьяницы. Следовательно, подсудимый Азаров сам человек морально неустойчивый, невоспитанный, а потому склонный к совершению любого преступления. Мотивом же для этого преступления послужило, как я уже сказал, предыдущее преступление, совершенное им в отношении Лены Протасевич. Очевидно, что Азаров, находясь в изоляции от общества, еще заключенным вынашивал в себе план дальнейшей мести своей обидчице и осуществил этот план, выбрав подходящий момент. Азаров – злоумышленник, все рассчитавший заранее.
            Таким образом, господа присяжные заседатели, вы видите, до какой степени один человек может ненавидеть другого – вплоть до убийства.  Убийца не прав, и это неоспоримо. Личность его аморальная и общественно опасная. Он второй раз привлекается к уголовной ответственности за преступления, совершенные в отношении одного и того же лица.
            Мое мнение такое: подсудимый заслуживает самого сурового наказания. У меня все.
            Что интересно: на прошлом суде пять лет назад прокурор тоже назвал Олега политическим преступником!
            - Благодарю вас, Леонид Валерьевич, - сказал Виноградов и предоставил слово Зайцеву.
            Александр Иванович настроен был оптимичстично.
            - Уважаемые господа присяжные, ваша честь, кто может доказать, что подсудимый Азаров  убил дочь Протасевича? Сколько я мог слышать на протяжении всего разбирательства, здесь так и не была доказана его вина. На одних показаниях лично я основываться не могу, а то, что Олег Владимирович наговорил против себя, я волен расценивать как вынужденный акт во избежание угрозы со стороны Протасевича, ибо пять лет назад на процессе о мнимом изнасиловании улики были сфабрикованы, а сам процесс оплачен из бюджета Михаила Яковлевича.
            Здесь адвоката пытался перебить адвокат Протасевича, заявив, что бюджет Протасевича никого не касается, равно как и то, куда он расходует средства.
            - Позвольте, я продолжу, - сказал Зайцев. – Что же касается семьи Азаровых, то прокурор позволил тут себе некоторую гиперболичность. Мать Олега, как и он сам, равнодушны к алкоголю, а предположения моего оппонента о плохом воспитании Олега – всего лишь довод Леонида Валерьевича, куда интересней поговорить о воспитании Лены Протасевич. Ну, да не будем тревожить ее память, хотя сказать о ней можно было бы очень много.
            Обращаю ваше внимание, господа присяжные, на то, что изнасилования, на котором так настаивал обвинитель и потерпевшая сторона, в действительности не было. Протасевич сама спровоцировала Азарова на половой контакт с ней, чем потом очень ловко и воспользовалась. Но насильственного акта не было! А на Протасевичах свет клином не сошелся, жизнь продолжается, и Олег готов начать ее новую, с Надей Карелиной.
            Действия подсудимого, возможно, и были умышленными, но своего осуществления так и не нашли. То есть план убийства он в себе, может, и вынашивал, но совершить его оказался не способным. Ведь еще не зная того, что Лена уже убита до него, он не смог воткнуть в ее тело страшный нож. Знаете, что здесь победило? Человечность! Взяло верх все доброе, чистое, светлое, что есть в Олеге Азарове. Он стал жертвой интриг и сговора. Его вина лишь в том, что он имел неосторожность познакомиться с Протасевичами. А что до ненависти, то здесь еще спорный вопрос, кто кого ненавидит? Олег не скрывает, что имел замысел убийства, а вот Михаил Яковлевич не желает признаться, что беседовал с настоящим убийцей и на самом деле не верит в виновность Олега. Протасевич пользуется своим именем и должностью и ошибочно полагает, что ему все позволено. Это большое заблуждение.  Уж не думает ли Михаил Яковлевич, что после этого процесса, беспрецедентного и скандального, народ России будет к нему относиться по-прежнему? Ведь люди от нашей власти ждут еще и справедливого правосудия в том числе! Михаил Яковлевич заинтересован в осуждении Азарова, но все мы видели настоящего убийцу, который явил себя свидетелем оправдания, поэтому и умер так внезапно. И поэтому прошу товарищей присяжных признать подсудимого Азарова невиновным и оправдать в связи с непричастностью к совершению преступления. Спасибо за внимание, я закончил.
            От своего последнего слова подсудимый отказался, судья Виноградов напутствовал присяжных. Начался процесс их совещания.
            Он продлился пять часов. Результат был неожиданным для обеих сторон: по всем трем вопросам, ответы на которые должны дать присяжные, подсудимый был признан невиновным. Причем голоса присяжных не разделились ни в одном голосе: невиновным Олега признали все двенадцать единогласно. Олег был оправдан и немедленно освобожден из-под стражи в зале суда.
            - Этого не может быть, я не верю, нет! – бушевал Протасевич.
            Надя же была самой счастливой из присутствующих. Она крепко сжала руки Зайцева в своих и поцеловала их.
            - Спасибо вам большое, Александр Иванович! Если бы не вы – нам бы не победить!
            - Этого не может быть! – продолжал реветь Протасевич. – Это неправильно. Неправильный приговор, судьи – все! Все несправедливо! Он виновен! Он убийца! Леночка моя, дочечка, как же это так?
            - На чем основан этот приговор? – подал голос возмущения адвокат Протасевича.
            - Приговор основан на недоказанности вины подсудимого, - смело ответил Зайцев.
            - Я этого так не оставлю! В моих руках власть, я добьюсь реформ, я изменю законы, и все, что сейчас против меня, будет в мою пользу, иначе я не депутат!
            С этой угрозой Протасевич покинул зал заседания.
 
Часть четвертая
Компромат на министра
1
            Олег, полностью удовлетворенный и счастливый, переступил порог Надиной квартиры. Он больше не боялся Протасевича, хотя тот теперь и был его вечным врагом; он поверил в справедливость и единство закона. С провалом судебного процесса об убийстве министр водных ресурсов и депутат проиграл перед всей страной. Но теперь он получит славу политика, вокруг которого разгорится грандиозный скандал.
            - Надюша, вот я и дома! – вдохнул Олег запах полюбившейся квартиры. – Просто не верится, что я снова на свободе, что я дома!
            - Больше ты от меня никуда не уйдешь, - предупредила его Надя.
            - Обещаю, - твердо сказал он, проникновенно посмотрев ей в глаза. – Больше – никогда и больше никаких министерских дочек. Только я все-таки схожу на Ленину могилу, я хочу попрощаться с ней.
            - Конечно. Пойдем вместе. Я ее никогда не знала живой, так хоть посмотрю, как хоронят детей великих родителей.
            На Новодевичье кладбище они пошли завтра с утра. Могила Лены выделялась от остальных далеко: еще в начале кладбища был виден высокий толстый крест с красивым пышным венком. По бокам креста тоже стояли венки. На самой могиле лежала гора цветов, могила была бережно ухожена. А рядом соседствовала другая могила, такая же богатая, но не такая свежая, - могила жены Протасевича, Лениной мамы.
            Олег опустился возле могилы Лены на колени, положил свой букет и прочитал наизусть свое новое стихотворение, написанное как дань уважения памяти девушки. Называлось оно «Памяти Е.П.»
Она – дитя звезды, цветов и моря,
Ребенок солнца, света и луны.
Еще не знавшая ни капли горя
И видевшая радостные сны.
 
И так жила она без горя и печали,
Не зная слез, не повстречав беды.
Ее ветрами словно обвенчали
Морские волны, дикие цветы.
 
Ты знала многое и повстречала многих
Но лишь своей любви ты не нашла.
Встречая нищих, бедных и убогих,
Со знатью и богатством рядом шла.
            - Надо было бы, конечно, чтобы это стихотворение осталось здесь навсегда, чтобы все его видели и читали. Может быть, я еще что-нибудь сюда добавлю.
            - Неплохо бы на памятнике его высечь, только не нам памятник устанавливать, - поддержала Надя.
            Постояв еще недолго, они вернулись домой.
            - Надо бы нам ремонт в квартире сделать, а, Олежек? Как ты думаешь? Мы ведь начинаем новую жизнь…
            - Может, начнем с того, что уберем вот эту ширму? А потом, у меня есть к тебе предложение.
            - Какое?
            - Давай уже спать вместе, как положено, как муж и жена. Все равно ведь мы поженимся.
            - А твоя боязнь девушек?
            - Ну, тебя-то я точно не боюсь.
            Надя улыбнулась:
            - Боже мой, Олежа, как мне приятно видеть тебя таким радостным. Здорово осознавать, что все наши беды и печали уже в прошлом.
            - В настоящем по-прежнему остался Протасевич, - не согласился он.
            - А пусть остается, куда ж от него денешься? Думаю, он нам больше не препятствие: этот суд видела вся страна. Кстати, ты сегодня видел Ленину могилу – скажи, тебе стало легче?
            - Намного. Меня все отпустило. Я больше на нее не сержусь.
            - А чего ж на нее сердиться? На покойников не обижаются…
            Вот и вечер. Прошел первый день их новой жизни. Они не помнили, как это случилось. Сперва начались жаркие объятья, поцелуи, затем Олег медленно опустил Надю на ее мягкую кровать – ту самую, от запахов которой он однажды испытал блаженство. Девушка отдалась любимому целиком и с душой, она чувствовала только его. Забыв о прошлом, сейчас они принадлежали только себе двоим. И ничто не мешало им быть наедине.
2
            Утром Татьяна Ивановна подала Михаилу Яковлевичу завтрак. Домработница теперь была единственным собеседником осиротевшего министра и его опустевшего дома. Только с ней еще можно было о чем-то поговорить. Только благодаря ей Протасевич еще не одичал. Пока он пил чай, ему позвонил премьер-министр.
            - Михаил, - спросил председатель правительства, - ты когда думаешь выходить на работу?
            - Да, Сергей Андреевич, я помню, не беспокойся. Я уже собираюсь. Немного припозднюсь, но к полудню буду.
            - Держись, Мишка, мы все за тебя. Весь Белый дом.
            - Я знаю, Сергей спасибо. Я получал телеграммы. Меня не забыл Кабинет, не забыл Селезнев. Спасибо за поддержку.
            - Мы искренне сочувствуем, Яковлевич.
            - Я знаю. Увидимся в Кабинете. Вот и мой шофёр явился. Все, я выезжаю, ждите. – Протасевич вышел во двор, сел в лимузин и машина покатила в Белый дом.
            Кабинет министров встретил его тихо. С его появлением все министры встали и почтили память Лены минутой молчания, затем каждый министр пожал министру водных ресурсов руку. В этот день обновлённый Протасевич принял участие в заседании Кабинета.
            А после заседания правительства Протасевича вызвал к себе в Кремль президент страны, Владимир Николаевич Селезнев. Их встреча проходила конфиденциально, журналисты допущены не были, поэтому информация не просочилась ни в прессу, ни в светскую хронику вообще.
            Тон Селезнева не был суров, а к Протасевичу он обратился вдруг на «вы». Разговор их не был деловым.
            - Михаил Яковлевич, несмотря на все мое личное уважение к вам как к человеку и политику, я все же вынужден признаться: вы перегнули палку. Речь идет об Олеге Азарове. Вы понимаете, что я имею в виду?
            - Совершенно точно, Владимир Николаевич.
            - Злоупотреблять властью и служебными полномочиями, положением в обществе, Михаил Яковлевич, нельзя. В конце концов, мы ведь строим демократическое государство, а не тоталитарное.
            - Я знаю, что не прав, Владимир Николаевич, - отвел взгляд Протасевич.
            - Вчера вечером председатель правительства, исходя из ст.83 Конституции, предложил мне освободить вас от должности федерального министра,  и я не без оснований удовлетворил его предложение. Завтра я подпишу об этом указ. Я не могу согласиться, чтобы во главе министерства водных ресурсов стоял, извините за выражение, преступный элемент. Я передаю ваши полномочия министру экологии.
            - Вы наделяете Яковенко большими полномочиями?
            - Нет, это временная мера. Но я думаю, что водоёмы должны перейти в распоряжение Анатолия Петровича. Ведь, по сути дела, и загрязнение водоемов отходами промышленных производств и браконьерство есть чистой воды экологические проблемы. Не переживайте, вы остаетесь депутатом парламента, а через три года состоятся новые президентские выборы, и новый президент сможет снова назначить вас министром. Просто я не хочу, чтобы при моем президентстве вы продолжали оставаться министром. Я планирую провести реформу во власти, и хочу, чтобы ее ряды были чистыми. Судебный процесс показал, что вы опозорили нашу власть. И еще. Предоставьте в налоговую инспекцию декларацию о ваших доходах. Мне кажется, вы имеете много больше, чем зарплаты депутата и министра, у вас есть сторонние доходы.
3
            Тем временем в Парламенте назревал скандал, связанный напрямую с министром водных ресурсов. Депутат «Мандарина» Мельников, один из тайных недоброжелателей Протасевича, за время отсутствия Михаила Яковлевича нашел в его рабочем столе провокационные бумаги, из текста которых выходило, что министр водных ресурсов готовил госпереворот, то есть хотел добиться свержения Селезнева либо его отставки или же импичмента, что повлекло бы за собой досрочные президентские выборы, и Михаил Яковлевич бы баллотировался на это место. Мельников намеревался в самое ближайшее время, если, как он полагал, ничто иное Протасевича не коснется, предоставить эти бумаги Селезневу. Но сначала он решил похвалиться тем, что ему известно, перед самим Протасевичем.
            Депутат подошел к Михаилу Яковлевичу в Думе во время обеденного перерыва.
            - Уважаемый Михаил Яковлевич, это правда, что вы хотите свергнуть Селезнева и занять его место?
            Протасевич посмотрел на однопартийца с большим удивлением, но лицемерить не стал: слишком подозрительный вид имел Мельников.
            - С чего вы, дорогой Павел Сергеевич, это взяли?
            - Я нашел тому подтверждение в вашем столе.
            - А кто вам, простите, разрешил в нем рыться?
            - Я сам себе это позволил – на правах депутата, принимающего законы.
            - Каким образом вы подобрали ключ к замку от моего стола?
            - Вы, уходя на суд, забыли ящичек-то замкнуть. Полагали, видимо, что быстро вернётесь на рабочее место, ан не вышло.
            - Что ж, я не буду с вами спорить, тем более что спор может быть долгим. Лучше просто скажите: вы все узнали – и что же дальше?
            - Если вы предполагаете, что я собираюсь вас шантажировать, то вы ошибаетесь: я не желаю себе участи Григория Постоялкина.
            - Тогда чего же вы хотите?
            - У меня совсем другие мысли, уважаемый Михаил Яковлевич. Да, я ваш недоброжелатель, вам это известно, но я не преследую, однако, никакой цели. Я просто предоставлю эти бумаги лично Селезневу, а там он пускай сам решает.
            Протасевич отложил вилку, помедлил.
            - И когда же вы, позвольте спросить, намерены осуществить задуманное?
            - Чем скорее – тем лучше, пока вы и до меня не добрались. Я не желаю себе участи Постоялкина – кстати, что вы с ним сделали?
            - Ничего, - грубо ответил Протасевич. – Я его не трогал.
            - Ну, не вы, так кто-то другой от вашего имени. Но я хочу успокоить вас: замысел свергнуть Селезнева отойдет на второй план, а на первый план выйдет ваша репутация. Вас так любят, так уважают, Михаил Яковлевич, что нет никаких причин отдавать вас под суд. По крайней мере, не было. Даже этот судебный процесс, который граждане России наблюдали по телевидению, мало у кого изменил отношение к вам, я так думаю. Вы и здесь выиграли, хотя не хуже меня знаете, что не правы.
            - Ошибаетесь: процесс я проиграл, - возразил Протасевич.
            - Юридически. Авторитет же ваш и репутация не пострадали.
            - Но вам это, как видно, не нравится. Должен вас разочаровать: вы, уважаемый Павел Сергеевич, опоздали. Селезнев уже отстранил меня от должности федерального министра. Я больше не член правительства.
            - Что ж, это радует. Теперь вас не мешало бы исключить и из числа народных избранников.
            - За что вы меня так ненавидите, Павел Сергеевич?
            - Я вас не ненавижу: я вас просто перестал уважать. И мне не нравится, что на суде вы пытались повесить на Азарова убийство, которого он не совершал – кстати, вам это известно. Признаться, как отца я вас понимаю – у меня самого сын, но авторитет авторитетом, репутация репутацией, однако правда и справедливость важнее. Вы же государственное лицо, поймите, вы служите примером для общества и народа, так какой пример вы им подаёте? Вы знаете, что общество на вашей стороне, значит, хотите, чтобы и оно осуждало Азарова? Но за что? Вас интересовал убийца вашей дочери, так он был найден…
            - Для меня его показании были не убедительны, я ему не верил…
            - Тогда зачем же вы его убрали?
            - Послушайте, Мельников, вам не все ли равно?
            - Предположим, это действительно не мое дело, но есть ведь и органы, которые это может заинтересовать.
            - Например?
            - А вы не знаете?
            - Нет, не знаю, - соврал Протасевич.
            - И не догадываетесь?
            - Вы отнимаете у меня драгоценное время, Александр Сергеевич. Обеденный перерыв подходит к концу, а вы так и не дали мне пообедать. Где те бумаги?
            - Я спрятал их в надежном месте, не переживайте. Вам их не найти, а я без особой надобности туда не полезу.
4
            На закате весенней сессии Парламента на Охотный ряд поступило представление Генерального прокурора о лишении Протасевича депутатской неприкосновенности. Связано это было вот с чем. Был арестован убийца Постоялкина, но арестован не за это, а за другое преступление. Однажды на допросе он рассказал о том, что ему заказал Прохоренко, а Прохоренко, чтобы не отвечать за все одному, назвал Протасевича. Так в убийстве Постоялкина появились зацепки, а Генеральная прокуратура обратилась в Госдуму с просьбой лишить депутата Протасевича иммунитета. Впрочем, эта инициатива исходила не только от главной прокуратуры страны, а и сами депутаты давно вынесли рассмотрение этого вопроса на повестку дня.
            Абсолютное большинство голосов высказалось за лишение Протасевича неприкосновенности, остальные воздержались. Сторонников того, чтобы Протасевич оставался в рядах Думы, не нашлось.
            Дискуссия по этой теме была острой. Комиссия Госдумы по этике обвинила Протасевича в использовании депутатского мандата в личных целях, во вмешательстве в судебный процесс. Независимый депутат Дедулов заявил во весь голос, что провинившемуся следует запретить присутствовать на заседаниях. А активист от коммунистов Алехнович предложил ввести в отношении Протасевича штрафную санкцию, что уже равносильно клейму: на Западе такого депутата никто бы больше не выбрал, а в Великобритании за подобные дела у коллеги могут отобрать мандат.
            Наконец решение в пользу прокуратуры было принято: Протасевича лишили неприкосновенности, исключили из Парламента, и бывший политик оказался доступен для ареста. Против него сразу же были возбуждены уголовные дела по ряду статей Уголовного кодекса, в том числе и за сговор с целью убийства. Были также проверены источники доходов бывшего министра, и выяснилось, что Протасевич брал взятки в огромных суммах. Однако арестовывать его, странное дело, не спешили. Но работы Протасевич с треском лишился. И потому завтрашним утром, когда ему торопиться было некуда, кто-то постучал в его особняк. Гостя впустила Татьяна Ивановна.
            Это пришел Лосев, недавно явившийся с очередной ходки за хулиганку.
            - Здравствуйте, Михаил Яковлевич, - сказал он.
            Протасевич сразу узнал одного из друзей своей покойной дочки.
            - Здравствуй. Вот уж не ожидал. Ты ко мне, надо думать?
            - Теперь к кому ж еще? Я перетереть к вам пришел. Насчет Еленки.
            - Может быть, оставим ее в покое? Пусть она покоится с миром, что ли? – Протасевич явно не желал говорить о Лене.
            Лосев бесцеремонно прошел в гостиную и развалился на диване.
            - Скажите, Михаил Яковлевич, вы ведь не думаете на самом деле, что ваша Лена была ангелом, а на момент изнасилования – невинной барышней?
            - Я не понимаю, чего ты хочешь?
            - Ленка ваша была оторвой, каких еще по всей Москве поискать! Днем с огнем не сыщешь!
            - Мне все равно, кем она была, важно, что она была моей единственной дочкой. А ты следи за словами – о покойной выражаешься.
            - Я просто хочу вам разуть глаза: если вы при ее жизни не знали всей правды о ней, так узнайте хоть сейчас.
            - Я тебе уже сказал, что меня это мало интересует.
            - В натуре? А как же ваше доброе имя и репутация семьи? Лена их порочила -  есть люди, которые могут это подтвердить. Лена была потаскушкой и умела это тщательно скрывать. И в ее падении виноваты, как ни странно, вы сам. Ведь вы ее не воспитывали, ей всегда все позволялось, а в четырнадцать лет она впервые легла под мужика, и знаете, под какого? Под меня, хотя я к тому времени уже был сидельцем. А потом ела с вами за одним столом – с вами, ее чистоплотным и аристократичным отцом! А вот это уже куда интересней, чем ваша особа.
            - Пошел вон! – грубо сказал Протасевич.
            - Я-то пойду, но признайтесь, что я прав. Лена очень гордилась тем, что она дочь министра. Она знала, что ей все позволено и все сойдет с рук, что бы они ни сделала, все простится. Ленка ваша подставляла себя всем и в любом виде, предлагала любому, расплачивалась натурой, курила, пила и иногда упивалась как свинья. Она была отнюдь не образцом порядочности. Почему, вы думаете, она себе пластическую операцию сделала? Это не просто так, это для удобства, для разврата.
            - Уходи немедленно! – заревел Протасевич, прилагая к Лосеву уже силу, - иначе охрану позову!
            - Зови! – вызывающе ответил Лосев. – Я твоей братвы не боюсь; хуже, чем на зоне, мне уже нигде не будет, да и там не так и фигово. А еще признайте, что вам также известно, что никакой Азаров ее на самом деле не убивал. И вы раньше это знали, просто не хотели себе в том признаться. Может быть, вам и не было известно о распутстве вашей Лены, но вы знаете, что она отличалась особой беспечностью, так что вполне могла сама открыть дверь Постоялкину.
            Однако уходить навязавшийся гость не думал. Напротив, он подошел к видеомагнитофону Протасевича и вставил видеокассету.
            - А сейчас минуточку внимания, уважаемый Михаил Яковлевич. Сейчас будет фишка.
            На экране появилась комната Лены, интимная обстановка в ней и фигура самой Лены крупным планом. Она была раздета и с довольным лицом, а вокруг нее суетились здоровые мужики. Еще минута – и запись выдала порнографические сцены.
            Протасевич наблюдал за похождениями любимой дочурки затаив дыхание, и чувствовал, что ему становится дурно.
            - Вот так вот, Михаил Яковлевич, это не монтаж, - убедительно заверил Лосев. – У вас получается двойная жизнь: с одной стороны, вам удалось завоевать неподражаемый авторитет в гражданском обществе, вы имеете завидный рейтинг, но с другой стороны вы в собственном доме порождали разврат и моральное падение своей родной дочки. Знаете, когда снималось это видео? В то время, когда вы отсутствовали за границей. И вообще, как только вы находились в отъезде, ваш особняк превращался в сущий бордель.
            Михаил Яковлевич очень внимательно следил за тем, что происходит на экране, не слышал даже, как ушел Лосев, выполнив свою миссию; не отрывал глаз от экрана до тех пор, пока вдруг не схватился рукой за сердце и не свалился без сознания на пол. Прибежавшая Татьяна Ивановна вызвала «скорую», и экс-министра с сердечным приступом увезли в больницу.
 
5
            Арестовали его через месяц, когда он выписался, едва успев поправить здоровье и набраться сил. Тогда он явился в свое министерство очистить свой бывший министерский кабинет. Оттуда его и вывели под белы руки ребята из ФСБ. Просторный лимузин Протасевича сменился тесным и позорным воронком.
            В СИЗО-3 Лефортово для него уже была готова одиночка, отделанная, между прочим, под лоск: серые холодные стены по спецзаказу администрации выложили плиткой, умывальник сменили на новый и красивый, поставили мягкую кровать и телевизор. Когда за политиком аккуратно закрывали железную, тяжелую дверь одиночкой камеры, он потребовал своего личного адвоката. Ему пообещали доставить защитника.
            Адвокат Шерстнев посетил своего клиента уже в день ареста. Экс-министра вывели к нему в комнату для свиданий. Глаза у Михаила Яковлевича были низко опущены, руки заложены за спину. Взглянуть даже на адвоката, которому он так доверял и который был уже давно испытан долгими годами дружбы, горе-министр не отважился. Шерстнев поздоровался и первым пожал клиенту руку.
            - Подними глаза, не стесняйся! – бодро сказал Анатолий Генрихович. – У нас все получится, Мишка! Ты скажи мне, когда я тебя подводил?
            - Последний раз – на суде, - неприветливая ответил Протасевич. – Ты проиграл процесс, из-за этого я теперь здесь.
            - Последний раз был и первым же. Я вытащу тебя отсюда, я приложу все силы.
            - Как скоро оно будет?
            - Постараюсь, чтобы чем скорее – тем лучше. И пойми: здесь ты не из-за того, что нами был проигран процесс, а потому, что тебя предали твои политические соратники.
            - Это Мельников, скотина, - тихо сказал Протасевич. – Он нашел на меня компромат.
            - А ты не пробовал поискать себе политическое убежище?
            - Кто ж мне его теперь предоставит?
            - Да теперь уж никто, это понятно, а раньше?
            - А раньше – не сообразил.
            Шерстнев, наконец, сел.
            - Как тебе тут?
            - А как ты думаешь? Вечером погнали на поверку, а там – я не знал, куда мне деваться! Я стоял в ряду вместе со всеми, а когда назвали мою фамилию, все вылупили глаза. Самые активные издевательски свистели, но большинство просто обступило меня и ротозействовало. И разглядывали, точно не видели никогда. Как музейный экспонат. А кормят вообще не дай бог. Не представляю, как здесь можно выдержать? Ты мне скажи: что у тебя есть в мою защиту?
            - Есть некоторое факты, но они либо на бумаге, либо в моей голове. Надо сообразить улики, которые бы бесспорно тебя оправдывали. Только это мое дело, и ты мне его доверь.
            - Ты поторопись, Анатолий, я здесь не выдержу. Когда меня к тебе вели, я слышал крик: «Покажите мне министра! Я хочу увидеть политика за решеткой!»
            - Мишка, ты будешь свободен, или я не адвокат!
 
Эпилог
            Прошло десять дней, прежде чем адвокату Шерстневу удалось добиться освобождения Михаила Яковлевича Протасевича под залог. Тот сразу же вернулся в свою резиденцию, где ему пришлось встраиваться в непривычное для него русло повседневной жизни. Один, без жены и любимой дочери, без политической работы он все равно любил жизнь, все равно видел в ней интерес и обрел существенную цель. Михаил Яковлевич не считал себя отстранённым от должности, а твердо убедил себя, что он сам подал в отставку ввиду хотя бы того, что Госдума объявила Правительству вотум недоверия, что имело место на самом деле, пока он был поглощен в судебные тяжбы. Выйдя же «на пенсию», Протасевич решил заняться написанием документальных книг на тему внутренней и внешней политики России, в которых предполагал дать прогнозы политического будущего своей огромной страны. Одновременно он сам стал объектом журналистов и охотно давал им интервью о себе, высказав в одном из них свое желание стать также объектом и светской жизни, публично пообещав выдать свою полную биографию тому, кто возьмется за написание книги о нем.
            Между тем уголовные дела, заведённые в отношении Михаила Яковлевича, продолжали активно расследоваться и приносили неожиданные для следствия результаты. Но это, а также его положение лица, находящегося под следствием, ничуть не смущало Протасевича. Он знал, что ему маячит реальный срок, однако в тюрьме он не видел помех для своего творчества. Его дважды в день проверяли, он сам являлся на Лубянку отмечаться, телефонные разговоры его прослушивались, дела, шаги и круг общения контролировались.
 
            Дмитрий Алексеевич Прохоренко арестован был намного раньше Протасевича. Прохоренко не учел того, что, в отличие от депутата Протасевича, у него нет иммунитета, который избавляет от ответственности. Не так давно между ними состоялась очная ставка, на которой, однако, Протасевич отрицал свое знакомство с бывшим следователем, тот же, в свою очередь, знакомства с бывшим министром не отрицал. В своих показаниях Прохоренко открыто заявил, что получал от Протасевича взятки, рассказал, как тот распорядился убрать Постоялкина и как он, Прохоренко, в этом поучаствовал. Вскоре экс-следователя судили. Не за горами был суд и над Протасевичем…
            За это время Олег Азаров выпустил свой первый сборник стихов, разошедшийся, однако, не большим тиражом, но имевший большой успех и принесший автору скандальную славу. За происходившими судебными процессами, беспрецедентными в своей основе, парень следил с экрана телевизора. Он равнодушно щелкал пультом, когда вернулась Надя: не так давно они решили скрепить свои отношения узами брака и теперь потихоньку готовились к этому событию. Надя поставила на кухне сумку с продуктами и со счастливой улыбкой на лице зашла к своему жениху.
            - Наденька, - радостно сообщил он ей, - Протасевича уже судят! Надеюсь, теперь эта сволочь получит по заслугам!
            - Бог с ним, с Протасевичем этим, Олежка, - рассудительно сказала Надя. – Теперь он тебе уже ничего не сделает, теперь он просто обыкновенный человек.
            - Я хочу, чтобы его процесс разошелся по всему миру и вошел в историю. У меня есть право желать ему зла.
            - Олежа, зла пожелаешь потом, а пока я тебе что-то скажу… - Надя ощутимо волновалась.
            - Что такое? – напрягся он.
            - Олежка, у нас с тобой будет ребенок, ты понимаешь?
             Глаза Олега заблестели счастьем, он поднял Надю на руки.
            - Родная моя, спасибо! Я очень счастлив! Надюшка, я на самом деле счастлив! У меня просто нет слов сказать тебе спасибо и выразить свои чувства!
            - Теперь у нас будет настоящая семья! – подытожила Надя и крепко поцеловала любимого.
 
                                                                                               9 июля 2001 – 16 июня 2002; 2020
 

 

Документально-художественная повесть "Ваххабит"

Криминальный роман "Двое"